А вот и вторая половинка сладкого рулета!
ДИКАЯ ОХОТА.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. КОНЕЦ ОХОТЫ. Part 2.
* * *
Восточный берег Солстхейма – как трибуны бойцовской арены. Медленно спускается к морю скалистыми уступами, сбегает широкими проходами оползней. Ели и сосны замерли внимательными зрителями, ниспадающие с уступов водопады ревут, как беснующаяся толпа. Не кровавый песок ристалища под ними – песок морской. Запах соли бодрит почище любых зазывал, рокот волн обещает славный бой. Извечный поединок между светом и тьмой – вот-вот начнётся он, там, на горизонте. Деревья и валуны укрыты заносами снега. Словно шарфы и накидки болельщиков, белоснежные, ибо все здесь, поголовно – за рассвет.
И рассвет ступает на арену решительным воином, готовым к бою на все сто! Линия горизонта – как стремительный росчерк клинка, вспарывающего покатый бок тьмы. Алая кровь растекается по волнам, пятнает сугробы. Ночь отступает, смертельно раненная, уползает на запад, в шорохе поблёскивающих в утреннем солнце волн – бессильное шипение её.
Холодный ветер налетает с моря, порывистый, как шквал аплодисментов. Ели радостно машут ветвями, снежная взвесь в воздухе подобна взвившимся флагам триумфаторов. Белый цвет приветствует победителя! Новый день пришёл на Солстхейм!
Три воина шествуют по снегу. Хрустит наст под тяжёлыми сапогами, шелестит в ветвях солёный ветер с моря, щиплет кожу лёгким морозцем. Воинам в радость то – бодрит, выдувает из голов остатки хмеля вчерашнего. А перед главной схваткой голова должна быть – яснее солнца в день безоблачный. Лицо у одного из трёх, впрочем – тоже что солнышко ясное. Улыбается, как кот, втихаря от хозяйки кувшин со сметаной слопавший.
—...да, это древние и славные обычаи, друг-сиродилец – доносит ветер обрывок разговора – потому никто и не мечтал намылить мне шею! Наоборот, я оказал им великую честь в ответ на гостеприимство! За всех троих, между прочим. В Тирск пришло новое семя, крепкое, здоровое. Теперь там родятся славные и сильные дети. Что ж плохого? Зря ты отказался.
— Ну уж нет! – проворчал в ответ Маркус (как вы догадались, эта тирада была обращена именно к нему) – Уиллриды своими потомками не разбрасываются направо и налево! Так что спасибо большое, что про другие обычаи этим... сородичам своим подсказал!
А то – хохотнул Ралоф – а ещё о том, что благородный господин с дальних краёв и предпочитает крепких юных мальчиков!
— Вот же ж падла!!! – с чувством выругался коловианец, сжимая кулаки, ривервудец отскочил, уворачиваясь от хорошей затрещины, завопил оправдываясь:
— Да пошутил я, пошутил! Клянусь Девятью!
Рокен слушал перепалку друзей вполуха, вспоминая на ходу сказанное Ниранией во дворце:
«— Лучше всего тут могли бы помочь и подсказать мои сородичи из Валенвуда – невесело усмехнулась тогда эльфийка – но сам понимаешь, делать они этого не станут. Тебе нужен народ, который, если можно так сказать, дышит с нами одним воздухом. Живёт охотой, чувствует землю, по которой ходит. Кто похож на бойчи, как родные братья их, но при том друзья и сородичи тебе.
— А разве такой народ существует? – удивился тогда Рокен. Ему почему-то сразу пришли на ум Изгои. (Которые ни сородичами, ни, тем паче, друзьями убийце их короля точно не были!)
— Существует – кудри босмерки взвились рыжим облаком от энергичного кивка – забавно, норд. Я живу здесь несколько лет, но точно знаю уже, что существует. Не так уж и далеко от вас это...»
Скаалы. Их маленькое селение уже выглядывало между заснеженных елей, спокойно и с дружелюбным интересом разглядывая ранних гостей.
Фрея, дочь шамана и новый шаман племени, сердечно приветствовала старого знакомого. Рокен переживал поначалу, что печаль из-за гибели отца ещё сильна в сердце девушки, но Фрея искренне радовалась гостям, выставила на стол лучшее, что имелось в её кладовой, внимательно слушала их рассказ о приключениях.
В процессе которого, впрочем, радости в её глазах заметно поубавилось. Усмехнулась лишь раз, покосившись на буквально пожиравшего взглядом её ладную фигуру Ралофа.
— Друг скалов – нарочито громко прошептала она Довакину – скажи своему товарищу, что от него ещё слишком пахнет другой женщиной, чтоб вот так пялиться на меня!
Ралоф буркнул что-то под нос и вернулся к тарелке и кружке, крайне смущённый.
— Первый Охотник избрал тебя Зайцем для травли своей – задумчиво изрекла девушка, дослушав гостей до конца – так вот чью злую волю чувствую я столько дней! Источник её совсем рядом, отсюда растекается она по всему острову.
Рокен был ни капли не удивлён услышанному. Предчувствие не подвело, они почти достигли цели.
— Мне нужно провести обряд у Камня-Хранителя – Фрея печально покачала головой – но там бродит зверь Хермы-Моры. То, что творится на Солстхейме, словно вытащило всякую нечисть со дна Мироздания. Ещё одного такого же наши охотники видели у руин храма...
— Тот уже отбродился – усмехнулся Маркус Уиллрид, которого мало радовала смена одного вида продирающе-кислого мёда на другой – пошли, разберёмся и с этой образиной!
Луркера подняли чувствительным уколом стрелы, окружили с четырёх сторон, завертели круговерть оружную...
Вонючая тварь из Апокрифа ревела, яростно махала когтистыми лапами, плевалась ядом...
...но против ТАКИХ противников продержалась недолго.
Фрея шагнула в бассейн вокруг камня, встала на колени, прямо в холодную воду, простёрла руки к светящемуся монолиту. Заговорила нараспев:
— Тёмный обряд творится множество дней, не прерываясь. Мост, тонкий как нить, протянулся между мирами. По нему приходит Великий Охотник! Рядом обряд, совсем рядом.
Глаза девушки закатились, она задышала часто, опёрлась на ладони, не обращая внимания на обжигающе-холодную воду бассейна святилища
— Рядом, совсем рядом – забормотала она – Фроссель, ледяные пещеры на острове! – и пала бы ниц, в ледяную влагу, если бы Рокен не подхватил её.
Довакин бережно нёс девушку на руках, Фрея вздохнула, приходя в себя. И ещё раз, с затаённоё печалью, когда Друг Скаалов осторожно опустил её на землю.
Двое шли по мосту, за которым начинался уже подъём к деревеньке скаалов. Поскрипывали доски под ногами, гулко рокотал водопад, низвергаясь с уступа. Холодные брызги висели в воздухе, жгучие, как слёзы прощания.
— Я сочла бы за высшую честь отправится с тобой на эту битву – девушка-шаман вновь попыталась вернуться к прерванному ранее разговору. Рокен, провожавший Фрею, лишь покачал головой в ответ.
— Нет. Это не твоя битва. Прости, но я вновь прошу тебя вернуться к своему народу.
Двое развернулись на середине моста, и каждый пошёл своим путём. Фрея покидала наш рассказ, а Драконорождённого ждали ледяные лабиринты Фросселя...
* * *
В месте, указанном Фреей, их действительно поджидала вместительная рыбацкая лодка.
А за узким проливом «поджидал» тёмный зев пещеры. Услужливо распахнутый, как воротца охотничьей ловушки. Трое спрыгнули на берег и шагнули под каменную арку. Словно из дня – в ночь. Не замечая, как стремительно темнеют небеса за спиной...
Пещеры Фросселя кишели риклингами, как гниющий труп – червями. Маленькие карлики, злобные, мерзкие, мертвенно-синюшные, набрасывались на пришлецов из каждой щели.
Выскакивали из куч мусора, вездесущего в их вонючих жилищах, из-под бочек, перевёрнутых сундуков, плетёных корзин.
Яростно верещали, размахивая грубо сработанными копьецами. «Не бойся стрел – бойся копья» – мелькнуло в голове у Драконорождённого.
Злобные уродцы не считались ни с чем, казалось, совершенно не боялись умереть. Даже сражённые насмерть, охваченные пламенем – сверлили врагов бешенными, яростными взглядами.
Гибли едва ли не десятками, но продолжали бросаться в бой. Словно заманивая чужаков – всё дальше и глубже, в бесконечный лабиринт ледяных пещер.
В воздухе всё сильнее ощущалась присутствующая здесь чья-то недобрая воля. Словно бы источник её был совсем рядом, за углом. Злом уже буквально смердело. К звукам жарких схваток добавился ещё один – монотонный, многоголосый, сводящий с ума своей механической, бесстрастной повторяемостью. Плохо различимое, нарастающее постепенно:
— Ирр-сии, ирр-сии, ирр-сии!
Интерлюдия финальная. Солстхейм.
Снегопад простёр свой плащ над островом! Мертвенно-бледные тучи заволокли ясное с утра небо. Мертвенно-бледные снежинки укрывали мир холодным саваном. Мертвенно-бледный призрак мчался над землёй, спеша на Зов.
За толщей ледяной стены, совсем недалеко от наших героев, множество дней творили обряд маленькие злобные дикари. Кто сподвиг их на то, что за команды услышали шаманы карликового племени – не суть важно уже.
День за днём распевали они у странного, нелепого святилища, доводя себя до изнеможения, умирая прямо на холодном снегу (тут же заменяемые другими). День и ночь, вздевая вверх свои крохотные ручонки, взывая к звероподобному Принцу Дэйдра:
— ХИРР-СИНН! ХИРР-СИНН! ХИРР-СИНН!
И он пришёл!
Князь Охоты материализовался прямо на облучке смешной и нелепой телеги. Но кому бы сейчас стало смешно?! Сжимая копьё, Принц Дэйдра медленно оглядел впавших от его появления в экстатический раж карликов.
Призрачные тролли топтались за спиной полуобнажённого исполина (как прав оказался ящер Обливон, говоря о том, что Хирсину куда проще навербовать свиту прямо здесь!)
Повелитель зверей и зверолюдов взревел, сотрясая ледяные своды пещер:
— ВРЕМЯ ПРИЗВАТЬ СВОРУ! – и поднёс к губам призрачный рог.
«ХАР-Р-Р-Р-Р!!!» – раскатилось по всем закоулкам могильно-холодного Фросселя.
Рёв этот расколол на миг завесу между мирами. Свора Дикой Охоты пришла в Мундус!
Кого только не было в призрачной мешанине! Зверолюди и люди-звери, огромные насекомые, гигантские жуки, яростные псы. Исполинские пауки и исполины-тролли.
Первым делом всё это адское сборище набросилось на раболепно ползающих по снегу риклингов – такова была «благодарность» Хирсина призвавшим его!
В считанные мгновения чудовища разорвали верещащих от ужаса карликов на кровавые куски и жадно пожрали их. Хирсин взбежал на уступ, потрясая копьём.
— ИДИТЕ И ВОЗЬМИТЕ ИХ!!! – проревел он беснующейся у ног своре.
* * *
Яростный рёв налетел из-за угла, буквально сшибая с ног. Следом за ним – яростные раскаты рога. И мир вокруг словно вскипел – многорукой, многоногой призрачной «пеной». Всё изменилось в мгновение ока. Теперь они не прокладывали путь по трупам отчаянно бросающихся на них карликов – отчаянно отступали, бешено сражаясь за каждый миг собственных жизней.
На место одной сражённой призрачной твари, кажется, приходили две новых – просачивались прямо сквозь ледяные стены!
Довакин тратил драгоценную Силу, отшвыривая голодную свору бесплотных убийц мощью Ту’умов, даря друзьям драгоценные мгновения передышки...
...но даже драконьи Крики не способны были надолго задержать тварей Охоты. Воины отступали, шаг за шагом – теснимые в самые мрачные и холодные глубины адского муравейника Фросселя. Места, видимо, уготовленного стать им ледяной гробницей. Запоздало пришла в голову мысль о том, что охота, в принципе, бывает разной. Например, когда жертву загоняют в заранее приготовленную ловушку...
Спина к спине, отчаянно отбиваясь от беснующейся вокруг призрачной своры...
...и – отступая, отступая, отступая.
Не заметили, как очутились в глухом тупике. Ощетинились оружием, отбрасывая какую-то многоногую тварь с бритвенно-острыми жвалами. Опустились обессилено на мертвенно-холодный лёд. Ралоф застонал, потирая бок – призрачный кулак тролля ударил туда вполне осязаемо, подобно огромному молоту.
Совсем рядом, за поворотом – ярилась Свора Охоты, готовясь к последнему броску. Вокруг – гладкие, ледяные стены, по которым не взойти, не имея крыльев. Впереди – смерть. Коленопреклонённый Маркус неожиданно усмехнулся, ткнул несильно кулаком в плечо:
— Попёрлись страху навстречу три дуболома, а, друг-Волк?! Вот жёны ругаться будут! Представляю, КАК меня Иона станет костерить за упрямство мальчишеское!
— Что делать-то будем, Волк? – уже серьёзно спросил он – Девяти молиться? Что там тебе все эти умники говорили – Арания, Нирания, Фрея? Обливион, который тоже теперь скажет много чего лестного о глупо погибших потомках знатных родов.
Умники? Глупо? Ну конечно же! Какой ты молодец всё-таки, друг-Уиллрид!
Рокен буквально таки услышал хриплый, надтреснутый голос старого Галмара:
«— В общем, и сделать ты должен что-то такое… неправильное! Что другому и в голову бы за пять жизней не пришло!»
Драконорождённый поднялся со льда, медленно распрямляясь. Закричал в ледяной полумрак:
— Эй, Хирсин! Слышишь меня?! Я объявляю охоту! На тебя!!!
Мёртвая тишина ответом. Даже сводящий с ума перелай гончих вдруг стих – как ножом обрезали. Жуткий глас ответом, раскатами грома, откуда-то из леденящей тьмы:
— А есть чем, Драконорождённый?!
— Есть!!! – звонко выкрикнули откуда-то сверху.
* * *
Все трое удивлённо вскинули головы. Гибкая фигурка в изящных доспехах стояла прямо над ними, на ледяном уступе.
— Лови! – воскликнула неведомая воительница. Прямо перед Драконорождённым шлёпнулся колчан со стрелами. Да какими!
Как из расплавленного золота откованные, ярко горящие в сумраке пещеры, будто не остывшие ещё. Довакин осторожно прикоснулся к тулу, схватил, торопливо наложил стрелу на тетиву. Спасительница тем временем отважно прыгнула следом за стрелами...
...жестом остановила Маркуса и с новыми силами ринувшегося следом за сородичем Ралофа:
— Подождите! Сейчас будет ТАКОЕ!
Свора Охоты качнулась вперёд, золотая стрела сорвалась с тетивы
ВСПЫШКА! Словно бы раскат небесного грома сотряс мрачные своды пещеры!
Солнечное пламя – лучами во все тёмные углы! Клочья призрачной плоти – во все стороны! Ещё стрела!
— Что мы стоим?! – завопил позабывший о боли Ралоф – В бой!!!
Трое ворвались в клокочущее месиво чудовищ. Яро кромсая холодную плоть тварей, приходя на помощь друг другу.
Рокен выцеливал крупных чудовищ, стараясь не задеть друзей. Аккуратно, расчетливо. На смену поднимавшемуся уже из глубин страху пришла холодная ярость.
Где ты, тварь, обозвавшая меня зайцем?! Довакин выдохнул яростно, призывая Драконий Аспект.
Свора качнулась прочь, словно испугавшись неистовой мощи Ту’ума. В ледяной гробнице вновь повисла могильная тишина. «Ток-ток, ток-ток». Что это? Кровь колотится в разгорячённых висках?
Нет. Шаги. Медленные, размеренные. Нарастающие, как рокот приближающегося цунами. Эхом отражающиеся от гладких ледяных стен. «Ток-ток, ток-ток». Как будто поступь гигантских копыт. Твари Охоты прянули в разные стороны, торопливо втянулись в стены, прямо в утоптанный снег. «ТОК-ТОК, ТОК-ТОК!»
Князь охоты выходил из длинного тоннеля, Копьё Горькой Милости угрожающе покачивалось в его призрачной руке.
Смертоносное Копьё, значит? А у меня – Лук Ауриэля, тварь! Держи! ВСПЫШКА!!!
Громогласный рёв сотряс своды Фросселя. Великое удивление слышалось в нём. И... боль?! Норд медленно пошёл вперёд, наложив новую стрелу на тетиву. Эхо отражало тяжёлые шаги его кованых сапог: «Ток-ток, ток-ток, ток-ток!»
— Твои стрелы жалят меня – возмущённо взревел Принц Дэйдра. Уставился куда-то в пространство и зарычал яростно:
— ТЫ?! Ты не имела право вмешиваться!
Холодный, бесстрастный голос звонким серебром раскатился под ледяным потолком:
— Имела! Жертва принесена и плата принята. И... ты знаешь, ГДЕ ты сжульничал, Великий Охотничек! – На последних словах к холоду бесстрастности явственно примешалась едкая струйка злорадства.
Хирсин перевёл яростный взгляд на Довакина. Бог-зверь и Человек-дракон замерли напротив друг друга.
— Ты думаешь... ты можешь убить меня вот ЭТИМ? – рыкнул он.
Драконорождённый чуть повёл головой в жесте отрицания.
— Нет. Но я сейчас выстрелю ещё раз. И ещё. Боль – это язык, который хорошо понимают... животные!
Князь Охоты утробно зарычал. Рокен чуть сильнее натянул тетиву, до боли в судорожно сжатых пальцах. Чуть шагнул к врагу. Бесплотный образ Хирсина зашипел, как придавившая хвост камнем змея.
Кажется, призрак Бога Охоты стал меньше, съёжился. Человек же, из плоти и крови, напротив – словно бы вырос за краткий миг, навис угрожающе над великим Хирсином.
Принц Дэйдра медленно убрал оружие за спину. То же самое, миг спустя, сделал и Довакин.
— Я прекращаю охоту – торжественно отчеканил Князь Зверолюдов – потому что... дичи больше нет. Она перестала быть таковой!
Рокен улыбнулся чуть, кивнул, принимая сказанное. Ответил эхом – чётко, торжественно:
— Я прекращаю охоту. Потому что достиг цели её, взял добычу, которую желал... свою жизнь!
Теперь, в свою очередь, кивнул Хирсин. Посмотрел Драконорождённому глаза в глаза, усмехнулся ледяной улыбкой:
Не обольщайся, это не последняя наша встреча, последыш Меридии!
Не удержался таки могучий принц Дэйдра, ткнул призрачным пальцем, как спорщик на рыбном рынке:
— Хотя мало интереса охотиться на того, кто и так с головы до пят силками опутан!
Сказал – и исчез в яркой вспышке. Совсем.
Рокен окликнул воительницу, так своевременно спасшую их чудесными стрелами.
— Мьол?! О, Мьол, ведь это же ты?! Сними шлем! – и шагнул порывисто. Обнять, расцеловать скорее.
— Постой – супруга выставила руки, отстраняясь – постой, милое солнце моё. Выслушай сначала твою бедную Львицу.
Последняя интерлюдия. Гора Килкрит.
Мьол не сказала тогда мужу всей правды. В сторону Солитьюда поехала она, но не в саму столицу.
Не было уверенности, что придёт на помощь Мара. Особенно после того, как побывали они на одном маняще чудесном острове. Куда пригласила их не кто иная, как...
...Принцесса Дэйдра Меридия!
Львица постояла у святилища, тихо призывая крылатую деву ответить, но статуя оставалась холодна и безмолвна. Собрав волю в кулак, девушка спустилась к входу в храм и прошла тёмными коридорами его.
Вот и святилище. Мьол пала на колени, умоляюще простёрла руки к пьедесталу.
— Светлейшая Меридия, взываю к тебе...
—
Я слышу тебя. Я знаю тебя. Я знаю, зачем ты здесь – холодное серебро нечеловечески прекрасного голоса.
— И ты... поможешь мне?
—
Не всё так просто, дитя. Даже Принцы и Принцессы не могут так запросто нарушить правила Большой Игры.
Львица обречённо уткнулась лбом в холодный пол.
—
Но я могу помочь твоему супругу. Один лишь вопрос: готова ли ты на жертву ради этого?
Львица подняла взгляд к мерцающему в луче кристаллу и сказала тихо, но твёрдо:
— На любую, Светлейшая!
—
Хорошо. Я дам тебе дар, который поможет Рокену бороться с Хирсином. Но... взамен должна буду отнять другой свой дар. Тот, что ты получила под Рифтеном, от Скульптора лиц.
Мьол задумалась на краткий миг. Вот как...
Нет, она в любом случае примет эти условия. Она спасёт жизнь мужа! Даже если придётся потерять его. Лишь бы он был жив!
— Я согласна!
—
Возьми! – на ступени у алтаря появились сверкающие золотом стрелы –
смертным бы помнить покрепче, что не зря меня звали когда-то Дочерью Солнца...
Мьол Львица шагала к выходу, чувствуя, как меняется её лицо. Обратно к тому – старому, изуродованному шрамами. Слёзы жгли щёки, словно из глаз стекала горячая кислота.
—
Загляни в сундук у двери – раздалось из-за спины –
эти доспехи тебе пригодятся.
* * *
— Поделом мне! – Львица удручённо смотрела на снежный пол пещеры – то-то в Рифтене смеялись небось, за спиной. Совсем, мол, старушка-Мьол от любви разум потеряла! В воронёную кольчужку рядится тонкую, да в плащи с перьями. Захотела корова в конюшни царские...
Жена Довакина всхлипнула, сделала полшага назад:
— Зачем я тебе теперь, ТАКАЯ? Спасибо за всё, Волк и... отпусти меня. Будь счастлив. Я не переживу, если однажды увижу в твоих глазах... Что ты пересиливаешь себя, живя со стареющим страшилищем!
Рокен решительно шагнул вперёд.
— Сними шлем – настойчиво повторил он – сними, глупая! Разве не была ты такой, когда я принёс тебе Лютый из руин?! Когда повёл тебя за руку к алтарю Мары? Ещё раньше, когда... полюбил тебя. Одна против всего этого гадкого, гнилого города! Сияющая, как солнце. Я видел этот свет и мне неважно было, как выглядишь ты! Он и сейчас с тобой, этот свет, его не скрыть никакой маской! Сними шлем, я тебе говорю!
Мьол подчинилась, медленно стягивая крылатый образ птицы с головы. Золото волос по плечам, золото лучистых глаз, золото того самого света который, кажется, увидел бы сейчас любой, а не только влюблённый в неё Довакин! Рокен ахнул, замерев в восхищении.
Львица торопливо посмотрелась в полированную гладь перчатки, тоже обмерла, недоумевая.
— Да, я была такой раньше, но... в самом начале странствий, разве что.
Знакомый голос зазвенел под сводами, мягким, тёплым серебром:
—
Что для бессмертных Дэйдра десять-пятнадцать лет. Я могла и чуть... ошибиться!
— И золото глаз, вместо дарованной тогда синевы – задумчиво прошептала девушка – и тату в пол-лица, о пусть будет она, в память маленькой наивной Мьол о суровом Драгонстаре...
И долго ещё терпеливо ждали Маркус и Ралоф, пока Рокен нежно целовал свою супругу, отчитывая при этом суровую воительницу, словно несмышлёную девчонку: «Глупая, глупая, глупая!»
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -ЭПИЛОГ
Неспешно вернулись в Воронью Скалу, выгадали так, чтоб поутру. Что недовольство местных, что благодарность их жаркая – как-то хотелось обойтись без всего этого, после всего пережитого.
Но от одного старого знакомца, поджидавшего их в порту, не смогли б увести никакие хитрости мира!
— Слава живым победителям! – иронично ощерился Квестор – старый глупый ящер тут мотается через половину Тамриэля, слепнет над старыми книгами, а его находки, я смотрю, не ценнее шкуры дохлой собаки!
Четверо «живых победителей» замерли, смущённые, как пойманные на шалости школяры.
Не на черепахе низкобортной обратно поплывём, кстати – продолжал скалиться «старый ящер» – я прям с Уинстада «Исграмора» вам пригнал. Вояки твои (кивок в сторону Рокена) та-ак усердствовали, к плаванью готовя. С Йордис во главе! Испытали в дальнем переходе кораблик, кстати, хоть за то положен мешочек монет в награду старой рептилии? – съехидничал господин имперский квестор.
Радостное настроение, царившее в каждом уголке корабля, не разделял, кажется, только один въедливый старый ящер. Перехватил Рокена раз, на палубе, побеседовали чуть
— Я ничего не перепутал, мальчик мой? – поинтересовался Обливион, недовольно ёжась под холодным дождём – Арания вместе с сундуком, а значит и с посохом, отбыла на остров Азуры? Вот поставлю свой клинок против ломаного септима, что очень скоро эта штука окажется в скользких лапках Н’Гасты! Понимаешь хоть это?
Где там! «Разберёмся, чего!» – отмахнулся счастливый Рокен и умчался к своей ненаглядной. Общество друг друга им явно было интереснее всех проблем мира.
Даже погода не мешала, коли супруге Довакина вздумается на палубу подняться – рявкнет благоверный «Чистое небо» – и любуйся просторами морскими сколько влезет. Под этим самым чистым небом.
В кают-компании вообще дружба народов расцветала вовсю. Обильно поливаемая литрами хмельного.
— А х-хочешь, норд, я у твоей сестрёнки горы леса з-закажу?! У нас там своя лесопилка есть, на озере, но оттуда ж налог Лайла получает, ик! А пусть обломится, дурр-ра старая!
— А пус-сть твои патрули сколько хотя ходят, сиродилец! И в таверну заходят, чего! Всё деревне денюжка! Ик! И ты заходи!
— Не-ет, ривервудец! Это ты заходи! У меня замок – закачаешь-шься! Во, как палуба щас! Такой даже у короля не каждого сыщешь!
Ночь, яркие луны, чистое небо (влюблённые вечером на палубу выходили же!)
Тихий плеск волн за боротом. Тихий ветерок в парусах. Молчаливый капитан у штурвала. Молчаливый ящер поблизости.
— Дрянь, скотина, стерва пернатая – тихо бормочет под нос печальный Квестор – ошиблась она на пятнадцать лет, как же! Ах-ах, да, я плохая, вторгалась сюда когда-то. Ох-ох, ошиблась я, на тебе, Львица, молодость с красотой. Привязала ж к себе обоих крепче канатов, зараза хитроумная! – но в голосе ящера всё же есть толика восхищения.
Особенно коли вспомнить, как Меридия и Хирсину нос натянула. Не только из-за жертвенности Мьол она вмешаться смогла. Сжульничали тогда Валенвуд с Саммерстетом. Велик слишком соблазн был – Довакина извести. Да и Хирсин того же возжелал, видимо.
Формально-то не Рокена меч того босмера-разбойника сразил. Лютый его жизнь оборвал – вот что, наверное, Меридии лазейку дало в первую голову.
— Ладно, как семейку благородную от этой хитрой твари подальше увести – придумаю. Чай не восемь лет на свете живу – восемь веков все.
Тут, как назло, два хмельных осла в трюме отчего-то решили, что умеют петь и играть на инструментах!
Солировал Ралоф! Немилосердно фальшивя, он ревел во всю глотку:
О Маркусе храбром послушайте сказ,
Как он нас от Зла вековечного спас!
Злодей Маннимарко из тьмы вековой
Пришёл за героя горячей душой...
Как только рыбы кверху брюхом не всплывали от такого пения?! Чертыхнувшись, Обливион спустился в тепло слабо освещённой фонарём каюты.
К счастью для ушей Квестора, один из парочки сошёл в Данстаре – Маркус Уиллрид заторопился домой
Слишком уж затянулось его «поеду разберусь, что там за офицер наши патрули прогонять пытается»
Уиллрид-младший благополучно миновал все перекрёстки и развилки и вскоре копыта его коня застучали по булыжникам во дворе Соколиного гнезда.
Радостную встречу с супругой и обстоятельный разговор их оставляю на совести соавтора.
Могучий «Исграмор», заложив дугу мимо поля айсбергов, подходил к утреннему Уинстаду. Сир тэйрн с супругой созерцали это зрелище там, где привыкли находиться почти всё плавание – на носу быстроходного фрегата.
Рокен Довакин, благополучно решив проблему Дикой Охоты, возвращался домой.
Постскриптум
Поместье Уинстад, какое-то время спустя.
Отважный Ралоф, весело смеясь какой-то шутке охранника, шагнул в главный зал и... замер, уставившись на хлопочущую там по хозяйству управительницу.
— Прославленная Йордис, Дева меча? – пробормотал он, чувствуя, как предательски охрип зычный голос
— Знаменитый Ралоф, герой войны? – тихо ответила та, старательно отводя взгляд.
Смущённый Ралоф тихо шагнул в комнатку за камином, где отдыхали владельцы поместья.
— Рокен, дружище, можно я... возьму лодку – осторожно спросил он – мне в Солитьюд срочно понадобилось.
— Зачем же лодка? – широко улыбнулся Рокен – сейчас «Медведь» туда пойдёт! За крупами, зерном, провиантом прочим. Айда на борт и все дела!
Ривервудец смущённо посмотрел в пол, переминаясь с ноги на ногу. Мьол тихо наслаждалась ситуацией.
— Да мне... не совсем в Солитьюд – наконец, сознался он – мне рядышком. На гору Килкрит залезть хочу. Говорят... Только не смейся, Волк! Говорят, что там растут какие-то цветы, особенные!
THE END