Подробно изучив книгу Алексея Исаева "Георгий Жуков. Последний довод короля", написал следующую заметку по главе "Степной "Верден", о мистификации Исаевым образа "Заслуженного Геракла Советского Союза" Г. К. Жукова:
Достижение со знаком минус. Георгий Жуков и наступления Сталинградского фронта в сентябре – октябре 1942 г. (по материалам книги А. Исаева «Георгий Жуков. Последний довод короля»)
Его судьба — это воплощенный в жизнь древний миф о Геракле. <…> Жуков заставил перейти к обороне «критского быка» — 6-ю армию Паулюса под Сталинградом в сентябре 1942 г.
Под Сталинградом полководец выступил в традиционном для него амплуа спасителя от поражения
А. В. Исаев
Прежде всего, Алексей Валерьевич элегантно перекладывает ответственность за провальные контрудары в рамках «активной стратегии» на бессловесную местность:
«В этой безжизненной степи не было ориентиров, за которые мог уцепиться взгляд, что постоянно порождало потерю ориентировки наступающими войсками» (1).
Как известно, плохому танцору люстра мешает, а генералу – рельеф. Между тем XIV танковый корпус Вермахта явно не страдал от «потери ориентировки наступающими войсками», а танкодоступная степная местность не благоприятствовала бы последующей обороне от наступающих советских танков, разумеется, при прочих равных. Затем сюда же приплетается элемент обреченности, но одновременно и эпичности:
«Удаленным от цивилизации пространствам суждено было стать ареной «Вердена» нового времени – позиционной «мясорубки» с применением танков, реактивной артиллерии и авиации» (2).
И, наконец, в героический эпос плавно въезжает фигура Заслуженного Геракла Советского Союза Г. К. Жукова, по совместительству «кризис-менеджера» Красной Армии, как претенциозно называет его А. Исаев. Опыт укладывания трупов перед немецкими позициями (очередной подвиг Геракла?), приобретенный Георгием Константиновичем под Ржевом, был теперь востребован на юге. Последовавшее затем очередное поражение в наступательных действиях представляется как бесспорный успех Жукова (спаситель!), пусть и в стратегическом смысле:
«Г. К. Жуков участвовал именно в этой части сражения за Сталинград, незаслуженно забытой в хрущевскую и брежневскую эпоху» (3), – напоминает А. Исаев.
Конечно, непозволительно замалчивать исторические события, но коль скоро это происходит, то, очевидно, не без причины. Советская историография, по понятным соображениям, «незаслуженно забыла» очередной провал наступательной стратегии. В этом смысле искусственная привязка имени Жукова к наступлению в рамках операции «Уран» (успешное контрнаступление зимы 1942/43 г., закончившееся капитуляцией группировки Паулюса) вполне объяснима, не расписывать же его «деятельность» под Сталинградом в сентябре – октябре 1942 г., не говоря уже о Ржевском выступе. Но А. Исаев не согласен с замалчиванием славного прошлого:
«Отодвинув на второй план важные события на северном фронте обороны города, мы неизбежно сдвигаем в тень роль Жукова» (4), – сокрушается Алексей Валерьевич и цитирует бывшего командующего 1-й Гвардейской армией К. С. Москаленко, который также когда-то был не согласен с принижением своей роли (а тем самым – и своего положения в военной иерархии) и поместившего в своей книге пасквиль, обращенный в ЦК:
«Эти важные обстоятельства («огромное значение» контрударов. – А. Н.) , к сожалению, ускользнули от внимания авторов ряда исследований, посвященных битве под Сталинградом. В результате осталась по существу нераскрытой одна из блестящих страниц эпопеи города на Волге – удар левого крыла Сталинградского фронта в первой половине октября 1942 г. Более того, в некоторых публикациях бросается в глаза стремление оценить результаты этого удара, исходя из вышеупомянутой идеи выхода 4-й танковой, 24-й, 1-й гвардейской армий на рубеж оз. Песчаное – Мариновка – Новый путь – Верхне-Царицынский. Так поступили, например, составители уже упоминавшейся книги «Великая победа на Волге». Как и следовало ожидать, это привело их к глубоко ошибочному заключению о том, что наступление названных армий успеха не имело» (5).
Москаленко, непосредственный участник поражения, в котором его армия, игравшая главную роль, понесла тяжелые потери при мизерном результате, конечно, не мог согласиться с более объективной оценкой своих «достижений». Дело в том, что «сталинский порядок» вполне устраивал большинство советских полководцев: удобно, когда все решения принимались после одобрения вождя, а значит, он нес, пусть далеко и не всегда, единоличную ответственность. А раз все решения были гениальными, то вождь (и великие полководцы, как его воспитанники) не мог ошибаться по определению. Однако нелепые претензии великого полководца не нашли понимания у постсталинской партийной верхушки:
«Но даже всесильный маршал Москаленко, заместитель министра обороны СССР, не мог переломить тенденцию примитивизации истории сражения, в котором он принимал непосредственное участие» (6).
Ну что же, займемся этим мы, притом, что реабилитатор Жукова А. Исаев сам же и поможет нам восполнить пробел.
А. Исаев правильно указывает на важное значение контрудара 3 сентября, пусть и нанесенного с ходу – в нем участвовали лишь три успевшие выгрузиться стрелковые дивизии и 7-й танковый корпус:
«Непосредственное воздействие и угроза такого воздействия на XIVтанковый корпус предотвратили отсечение войск двух армий (62-й и 64-й. – А. Н.) от внутреннего обвода укреплений Сталинграда и их окружение к западу от города. Также было предотвращено взятие Сталинграда с ходу (силами 16-й танковой дивизии XIV ТК. – А. Н.)» (7).
Однако дальнейшие удары 4 – 5 сентября к северу от Сталинграда не увенчались успехом и не отвлекли на это направление ни одной дивизии из числа наступающих на город. Известно, что XIV немецкий танковый корпус не принимал участие в боях на подступах к городу, а его 16-я ТД отметилась только локальными позиционными действиями вроде перестрелок и разведпоисков на фронте Опытное поле – Рынок. Одновременно с отражением советских атак с севера части Паулюса наступали на ближних подступах к городу силами LI армейского и XXXXVIII танкового корпусов. Вообще же, 16-я ТД не принимала участие ни в обороне с севера, ни в наступлении на Сталинград, так что сковывать ее не было нужды.
Итоги наступления советских войск подведены Жуковым и секретарем ЦК ВКП (б) Г. М. Маленковым, направленным под Сталинград в качестве «смотрящего»:
«<…>
3. <…> Такое вступление в бой армий по частям и без средств усиления не дало нам возможности прорвать оборону противника и соединиться со сталинградцами, но зато наш быстрый удар заставил противника повернуть от Сталинграда его главные силы (здесь и далее выделено мною. – А. Н.) против нашей группировки, чем облегчилось положение Сталинграда, который без этого удара был бы взят противником.
<…>
4. Сегодняшний день наши наступающие части, так же, как и в предыдущие дни, продвинулись незначительно и имеют большие потери от огня и авиации противника, но мы не считаем возможным останавливать наступление, так как это развяжет руки противнику для действий против Сталинграда.
Мы считаем обязательным для себя даже в тяжелых условиях продолжать наступление, перемалывая противника, который не меньше нас несет потерь. <…>
5. Боем установлено, что против северной группы в первой линии действуют шесть дивизий: три пехотные, две мотодивизии и одна танковая.
Во второй линии против северной группы сосредоточено в резерве не менее двух пехотных дивизий и до 150-200 танков.
Жуков
Маленков
12.9.1942.» (8).
Этот дичайший оправдательный доклад генерала армии и номенклатурщика, пытающихся избежать ответственности за поражение, А. Исаев цитирует как доказательство… успеха (!!!) советских войск по оказанию помощи защитникам Сталинграда. Далее он делает следующий вывод:
«Как мы видим, Георгий Константинович указал на объективный результат его ударов – «облегчилось положение Сталинграда, который без этого удара был бы взят противником». Прорыв на соединение с 62-й армией был программой максимум, программой минимум было навязать Паулюсу сражение с поворотом основных сил его армии на север» (9).
Если задачи не выполнены, продвижение вперед – незначительно, потери – тяжелые, то все это можно попытаться оправдать такими же тяжелыми потерями противника и крушением его замыслов. Заметно, что оба докладчика стремятся реабилитировать себя в глазах Сталина в дальнейшем, «перемалывая противника», а на самом деле продолжая перемалывать свои войска, надеясь, что победителей не осудят. Ну и, конечно, в ходу самое главное оправдание – наличие превосходящих сил противника в количестве аж 8 дивизий. О каких «фальсификаторах», очерняющих, «переписывающих» историю, можно говорить, если и через 70 лет после тех событий столь бездарно оправдываются бездарные же действия в годы войны?!
Самое интересное, что А. Исаев знает, сколько немецких дивизий держали фронт против ударов с севера и что происходило в то время непосредственно под Сталинградом. Но на чем же основывается такая уверенность? Дело в том, что даже схемы, которые приводит сам уважаемый автор, его же и опровергают. Диспозиция была такова: против тринадцати свежих, укомплектованных стрелковых дивизий и одного танкового корпуса 24-й, 1-й Гвардейской и 66-й армий, усиленных артиллерией РГК, действовали две измотанные моторизованные немецкие дивизии XIV танкового корпуса, а также одна приданная корпусу пехотная дивизия. Несмотря на то, что советские части подходили по частям и неорганизованно вступали в бой, состояние их оппонентов по ту сторону фронта было не блестящим, не говоря уже о численном соотношении 4 : 1 не в пользу Вермахта. Единственная дивизия, переброшенная 5 сентября под Сталинград – 389-я пехотная из резерва Группы Армий «Б», и участвовала она в наступлении на город, а не в отражении советских атак севернее Сталинграда. Основной удар 1-я Гвардейская армия Москаленко наносила шестью стрелковыми дивизиями, усиленными артиллерией РГК и 7-м танковым корпусом П. А. Ротмистрова (который почти через год навеки «прославит» себя под Прохоровкой) по немецкой 60-й моторизованной дивизии при соотношении сил 7 : 1 не в пользу Вермахта.
Напомним, что 3-5 сентября состоялся контрудар с севера, а 3-13 сентября немцы проводили наступление на город. Активность или бездействие войск XIV танкового корпуса не имело в данном случае никакого значения, т. к. его (и VII армейского) участие в уличных боях и не предполагалось. Свою задачу – держать участок фронта от Бородино до Ерзовки на севере корпус блестяще выполнил. Алексей Валерьевич же переворачивает все с ног на голову:
«Остановка наступления (советского. – А. Н.) северо-западнее Сталинграда грозила страшной катастрофой. Даже получив короткую передышку (?! – А. Н.) после первых ударов в начале сентября 1942 г., немецкое командование спланировало 13 сентября 1942 г. штурм города» (10).
Удары немцев на подступах к Сталинграду, ничем не прерываемые, действительно, завершились 13-го числа. И что же? В тот же день «критский бык» вновь, не обращая внимание на не шибко умелого тореадора, бодал зрителей – немецкое наступление на город возобновилось и длилось вплоть до 26 сентября (первый штурм). Печальный итог заключался в том, что теперь во втором, октябрьском, штурме могла принять участие и 16-я ТД. Это объясняется, естественно, не мифическим «сковыванием» дивизии ранее, а сокращением линии фронта соединения, что в последствии позволило ему выделить силы для удара в районе Рынка. Заклинания советских историков и А. Исаева не произвели на немецкую дивизию абсолютно никакого впечатления.
В ход идет и шахматная терминология:
«Цугцванг (вынужденная последовательность ходов), в который попала армия Паулюса, был навязан немцам советским командованием» (?! – А. Н.) (11).
Алексей Валерьевич, желая оправдать Жукова, манипулируя путанными толкованиями советских времен, не только еще больше подставляет своего кумира, но и запутывается сам. На с.330 он пишет, что «<…> программой минимум было навязать Паулюсу сражение с поворотом основных сил его армии на север», а уже на следующей мы читаем:
«Паулюс мог надеяться только на успешное отражение наступлений 1-й гвардейской армии, 24-й и 66-й армий, а в идеальном случае – [на] прекращение этого наступления. Это позволило бы высвободить силы на удары по прижатой к Волге 62-й армии» (12).
Впрочем, никакого противоречия (для А. Исаева) и нет, т. к. он пытается создать впечатление сковывания основных сил 6-й армии активными действиями советских войск. Остается добавить, что если бы основные силы Паулюса и впрямь оперировали на севере, то было бы еще хуже: «критский бык» при подобной диспозиции не ограничился бы просто отражением ударов Жукова, а забодал бы незадачливого тореадора насмерть.
Второе наступление Сталинградского фронта (15-30 сентября) также окончилось поражением. Геракл Красной Армии в качестве последнего довода кремлевского короля так и не совершил подвига. А. Исаев старается убедить читателей, что вина тому – объективные трудности (все же рекомендуем читателям вновь обратить внимание на схему!):
«Второе наступление Сталинградского фронта было подготовлено гораздо лучше, но и противник усилился. С запада постепенно подходили пехотные соединения вермахта, занимавшие оборону плечом к плечу с XIV танковым корпусом северо-западнее Сталинграда. Сражение постепенно переходило к классической схеме позиционной «мясорубки», когда обе стороны бросают в бой на узком участке фронта значительные силы» (13).
Немецкие войска действительно были усилены одной пехотной дивизией из резерва – 113-й, которая, к тому же, прибыла в разгар боев. Но бросим взгляд на советскую группировку. Сам же Алексей Валерьевич весьма подробно описывает мощь наступающих:
«К началу операции 1-я гв. армия имела в своем составе девять стрелковых дивизий, три танковых корпуса (4-й, 7-й и 16-й), три танковые бригады, десять артиллерийских полков усиления, восемь полков РС, в том числе один тяжелый М-30. <…> Всего в составе Сталинградского фронта на 13 сентября 1942 г. насчитывалось 404 танка, в том числе 52 КВ, 149 Т-34, 44 Т-70, 158 Т-60 и Т-26.
Ударная группировка была достаточно многочисленной. В составе 1-й гв. армии насчитывалось 123822 человека. Наносившая удар смежным с 1-й гв. армией флангом 24-я армия насчитывала на 10 сентября 54500 человек. <…>Наступление Сталинградского фронта было обильно поддержано техникой. В составе 1-й гв. армии было 611 орудий и 1956 минометов. На направлении главного удара армии на один километр фронта приходилось 71 орудие, 194 миномета и 63 танка» (14).
Забегая вперед, добавим, что подобная концентрация огневых и ударных средств сравнима лишь с плотностями, достигавшимися в Висло-Одерской и Берлинской операциях 1945 г., за исключением числа танков – в войсках Москаленко в сентябре 1942 г. их было даже в 1,5 раза больше.
Однако техника не воюет сама по себе, воюют люди. А вот люди воевать и не умели, и не хотели. Советские солдаты знали, что из «мясорубки», организованной не немцами, а собственным незадачливым начальством, многие из них не вернутся. Всплеск подобных настроений не укрылся от бдительного ока Особых отделов, и был зафиксирован в ныне опубликованных документах. А. Исаев знает об этих документах и читал их, однако, упоминая, что накануне наступления к противнику перебежала группа бойцов 173-й стрелковой дивизии, дает этому факту своеобразное объяснение:
«Моральное состояние советских войск вследствие длительного отступления было ниже, чем на Западном фронте» (15).
Не говоря уже о том, что подавленное моральное состояние красноармейцев Западного и Калининского фронтов, перемалывающихся в наступательной ржевской «мясорубке», также зафиксировано особистами, изданы и воспоминания ветеранов боев. Изданы воспоминания ходивших в атаки на Невском «пятачке» и Синявинских высотах под Ленинградом. Читал ли их «независимый» историк-любитель?! Моральное состояние бойцов 24-й, 1-й гв. и 66-й армий, конечно же, было подавленным вовсе не по причине длительных отступлений, которые были прерогативой 62-й и 64-й армий на сталинградском направлении, а из-за длительных кровопролитных наступлений.
Однако перейдем к описанию боевых действий. А. Исаев пишет:
«Сказать, что на направлении главного удара фронта, в полосе 1-й гв. армии, события развивались драматично (не для немцев, как вроде бы следовало ожидать. – А. Н.) – значит не сказать ничего. <…> Уже в первые часы наступления (!!! – А. Н.) 7-й танковый корпус потерял почти все танки, оставшиеся после первого наступления в начале сентября и восстановленные в промежутке между боями» (13 сентября 7-й танковый насчитывал 70 машин. П. А. Ротмистров, «Мастер вождения танковых войск», как величала генерала «Красная звезда», фактически угробил свой корпус. – А. Н.) (16).
Но Алексей Валерьевич призывает нас смотреть на вещи с оптимизмом:
«Но не следует думать, что для немцев оборонительные бои были непринужденной охотой на «красных» (17).
Казалось бы, немецкие источники и впрямь располагают к оптимизму. Далее следует рассказ «о судьбе таких же (?! – А. Н.)новичков, как и их противники по другую сторону фронта из советских дивизий резервных армий» (18) полковника Генерального штаба Г. Динглера, приведенный в мемуарах генерала Ф. фон Меллентина:
«Я не преувеличиваю, утверждая, что во время этих атак мы не раз оказывались в безнадежном положении. Тех пополнений в живой силе и технике, которые мы получали из Германии, было совершенно недостаточно.
Необстрелянные солдаты не приносили в этих тяжелых боях никакой пользы (никакой по немецким понятиям. Советский и немецкий новобранец – не одно и то же. – А. Н.). Потери, которые они несли с первого же дня пребывания на передовой, были огромны (все относительно и одной риторикой, без сравнения потерь сторон, здесь не обойтись, чего не желают понимать «патриоты». – А. Н.). Мы не могли постепенно «акклиматизировать» этих людей, направив их на спокойные участки, потому что в то время таких участков не было. Невозможно было также и отозвать с фронта ветеранов, чтобы организовать должную подготовку новичков» (19).
Честный историк, помимо сказанного в комментариях к цитате, учел бы состояние и численность противостоящих друг другу войск: девять советских стрелковых дивизий, три танковые бригады, три танковых корпуса, восемнадцать артиллерийских и минометных полков РГК атаковали две вконец ослабленные (не забудем советское наступление 3-5 сентября) немецкие моторизованные дивизии и две (одна из них подошла в разгар боев) пехотные дивизии. Причем основной удар пришелся, как и ранее, на одну-единственную 60-ю моторизованную. Известно, что немецкие части, в отличие от советских, на протяжении всей Восточной кампании гораздо реже и не всегда в достаточном объеме получали пополнения, поэтому дополнительные неизбежные потери в ходе нового советского наступления расценивались немцами как тяжелые. Это и имел ввиду Динглер, просто указанные нюансы немецким бойцам или читателям понятны без пояснений в силу знания реалий Восточного фронта и отличных от Красной Армии методов ведения боевых действий.
Честный историк также назвал бы поражения – два тяжелых поражения подряд! – поражениями, а не пытался бы заниматься сомнительным неосоветским мифотворчеством, согласно которому любые потери оправдываются результатом. В действительности даже такие «позиционные Вердены» в данном случае не принесли абсолютно никаких результатов, если не считать за «результат» огромные потери:
«С 15 по 30 сентября 1942 г. 1-я гв. армия потеряла 10376 человек убитыми, 32615 человек ранеными и 7661 человек пропавшими без вести. Судя по оперативным сводкам противника, последний пункт в большинстве случаев означал плен – немцами утверждается, что в ходе отражения советского наступления было захвачено много пленных (!!! – А. Н.). Фактически армия Москаленко была ополовинена в ходе второго наступления. В некоторых соединениях это произошло уже в первые дни операции (!!! – А. Н.). Так, 316-я стрелковая дивизия за два дня потеряла убитыми и ранеными 5073 человека, 292-я стрелковая – 5038 человек (1611 убитыми и 3427 ранеными). Соседняя 24-я армия Д. Т. Козлова в период с 10 по 20 сентября 1942 г. потеряла 17439 человек (3645 убитыми, 902 пропавшими без вести и 12868 ранеными и заболевшими» (20).
Если кто не понял, это цитата из книги самого же А. Исаева! Уместно ли ссылаться на Динглера, если ясно видно, что отражение наступлений, особенно второго, является величайшим военным достижением подчиненных «папы Хубе», как с уважением называли командира XIV танкового корпуса генерал-лейтенанта Ганса - Валентина Хубе немецкие солдаты. Малочисленные, измотанные немецкие дивизии, по числу людей в семь раз уступающие двум советским армиям, не только отбили все атаки, преподали двукратный урок – а тому что в лоб, что по лбу – «Мастеру вождения танковых войск», но и захватили несколько тысяч пленных! Как бы хорошо не были организованы немецкие контратаки, очевидно, что значительное число из 7661 «пленного» - это перебежчики. Несчастные не желали служить «пушечным мясом» для «Георгия-Победоносца» Жукова.
Закономерное истощение и так на начало сентября ослабленных дивизий XIV танкового корпуса двумя безуспешными наступлениями (третье в октябре-ноябре вынужден был проводить К. К. Рокоссовский) А. Исаев записывает в актив Жукову и Москаленко:
«Одним из важных эффектов организованных Жуковым наступлений между Доном и Волгой в сентябре и октябре 1942 г. было воздействие на механизированные соединения противника, которые в противном случае могли стать средством парирования ударов «Урана» (кодовое наименование операции по окружению группировки Паулюса. – А. Н.) (21).
Далее приводятся статистические выкладки, из которых следует, что, в частности, 16-я ТД корпуса на 18 ноября насчитывала 31 танк (на 1 июля их было 100) (22). И так достаточно несильная 16-я танковая, за май-сентябрь прошедшая путь от Харькова до Волги, в октябре-ноябре, несмотря на пополнения, дополнительно истощила свои силы в тяжелых боях на улицах Сталинграда. В который раз напомним, что дивизия в боях севернее Сталинграда не участвовала! Несогласные с этим вновь могут обратиться к схемам.
Главный итог деятельности «кризис-менеджера» проявился, по мнению А. Исаева, в долгосрочной перспективе:
«Резюмируя все вышесказанное, можно сделать вывод, что координировавшиеся Жуковым действия Сталинградского и Донского фронтов создали обстановку (?! – А. Н.), сделавшую возможным (так в тексте. – А. Н.) проведение операции «Уран». Немецкие соединения на сталинградском направлении сконцентрировались в районе Сталинграда. На многие километры вокруг простиралась заснеженная степь, оборонительные позиции в которой занимали союзники Германии» (22).
Однако остается неясным, причем же здесь жуковские удары против XIV танкового и VIII армейского корпусов, если концентрация немецких соединений в районе города проводилась с целью додавить 62-ю и 64-ю армии на его улицах. Кроме того, защитник Жукова вновь заговаривается, ведь ранее он считал заслугой своего героя «притягивание» немецких дивизий из-под Сталинграда на северный участок фронта. Теперь же Алексей Валерьевич признает, что этого Жуков не добился, и основная масса немецких дивизий концентрировалась непосредственно в городе. Но «резюмируя все вышесказанное», Жуков, считает А. Исаев, все равно всегда прав (интересно, что столь категорично не оценивает «маршала Победы» и сам М. А. Гареев).
На самом деле условия для успешного проведения операции на окружение создали координировавшиеся безумным Гитлером действия Группы Армий «Б».
Возможно, Алексей Валерьевич чувствует шаткость своей позиции, и потому желает ввести провальные контрудары Сталинградского и Донского фронтов в контекст реалий Второй Мировой войны, т. к. сама технология проведения операций и на Восточном, и на Западном фронте в обе Мировые войны схожа. В подтверждение дается пример – наступление союзных армий с Нормандского плацдарма вглубь Франции летом 1944 года (операция «Кобра»):
«Англо-американские войска в июне-августе 1944 г. в несколько уменьшенном масштабе повторили форму операций советских войск под Сталинградом. Они также перешли от сковывания немцев в жестоком позиционном сражении до их окружения» (23).
Общий вывод автора также своеобразен:
«Позиционные «мясорубки» на определенном этапе являются неизбежностью. От них не застрахован никто. Ни впечатляющая воздушная мощь, ни сотни танков, ни тяжелая артиллерия до корабельных орудий включительно (ни тактическое ядерное, ни высокоточное оружие, ни атомная бомба, – продолжим мы список… – А. Н.) не дают гарантий от необходимости оплачивать тяжелыми потерями каждый метр продвижения вперед без видимых перспектив взлома обороны противника» (24).
Думается, что читатель простит, если мы не будем разбирать неправомерность подобных утверждений. Пониманию сути второго из них поможет известная басня Крылова про ворону и яблоки.
Но в чем же заключается альтернатива описанным действиям? Советские дивизии, направленные непосредственно в Сталинград, точно так же расходовались в контрударах на перешедших к обороне на подступах к городу, а затем и в городских руинах, немцев, причем подчас в первые же дни боев. Следовало поставить их в оборону, организовать действия авиации и массирование огня артиллерии с правого берега Волги. Ненужные контратаки, помимо уменьшения боевой мощи сталинградских сидельцев, как раз не позволяли вести эффективный обстрел противника, т. к. линия фронта менялась в ту и другую сторону, затруднялось целеуказание. Наряду с крепкой обороной на улицах, великолепный эффект дало бы хорошо подготовленное наступление гвардейцев Москаленко. Должной организации этого удара ничто не мешало.
Конец
Примечания к тексту имеются и могут быть предоставлены.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь - карта 1
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь - карта 2
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь - карта 3