Некоторые города становились самостоятельными. Таким городом на юге была Астапа. И Ливий (XXVIII, 22, 2), и Аппиан (Hisp. 33) говорят, что этот город до конца стоял на стороне карфагенян, когда почти все окружающие перешли на римскую сторону. Астапийцы же предпочли все сами погибнуть и уничтожить все свое имущество, но не сдаться на милость завоевателя. Едва ли Астапу можно считать подлинным полисом41, но ее самостоятельность несомненна. Судя по описанию Ливия, все вопросы в Астапе решали сами граждане; в городе имелась площадь, на которую жители перед решающей схваткой собрали свое имущество, жен и детей.
На территории бастетанов подобной общиной мог быть Оронгис. Из Ливия (XXVIII, 3,2-13) известно, что в распоряжении города находилась территория, на которой располагались земля и рудники. Эти владения и были основой богатства города, который Ливий называет богатейшим. Здесь, как и в Астапе, существовала площадь, где, по-видимому, тоже собирались граждане. С другой стороны, Ливий отмечает, что Оронгис относился к области месессов, которые, в свою очередь, являлись частью племени бастетанов. Описывая Испанию гораздо более позднего времени, Плиний (III, 4,9) упоминает город Ментесу Бастетанов. Возможно, что в конце III в. до н. э. Оронгис входил в сферу влияния Ментесы (или Месесы) либо даже ей подчинялся. Но когда Сципион штурмовал Оронгис, ни Ментеса, ни другие бастетанские общины на помощь ему не пришли. Объясняется ли это конкретными военными обстоятельствами или слабостью связей между бастетанскими общинами, сказать пока невозможно.
Самостоятельную и весьма активную роль играл оретанский Кастулон, как показывает его поведение во время II Пунической войны, когда он переходил от карфагенян к римлянам и обратно (Liv. XXIV, 41, 7; XXVI, 26, 6; XXVIII, 19, 1—2; Арр. Hisp. 16). Ливий называет этот город сильным и знаменитым (valida ас nobilis). Недаром Ганнибал, желая укрепить свои связи с иберами, взял себе жену из Кастулона (Liv. XXIV, 41,7). Основой богатства города были земледелие, скотоводство и металлургия42. Базой кастулонской металлургии являлись богатые серебряные и свинцовые рудники окрестностей (Strabo III, 2,10-11), подобные руднику Бебелон, который, перейдя во владения Ганнибала, давал тому 300 фунтов серебра ежедневно (Plin. XXXIII, 97)43. Ремесленные мастерские располагались в особом квартале города44, что может свидетельствовать об их выделении в особую социальную группу. Вел этот город и активную внешнюю торговлю45. Его основными контрагентами до прихода римлян были, вероятнее всего, карфагеняне, через которых до кастулонской знати доходили и греческие изделия, в том числе обильная эллинская керамика46. Незадолго до римского завоевания Кастулон начал чеканить собственные монеты47.
Выделяются и другие бастетанские города, как Басти и Тутуги. Под их властью находились относительно обширные территории с более мелкими поселениями. В их экономике некоторую роль играла добыча металлов, но в еще большей степени земледелие и разведение овец и коз, а с другой стороны, контроль над торговыми путями, по которым товары внутренних районов полуострова доставлялись в порты побережья48.
В Восточной Испании самостоятельным городом был Сагунт. Это был довольно развитый центр, который еще до 219 г. до н. э. чеканил собственную монету с иберской легендой49. Он, вероятно, активно торговал с греками и, может быть, италиками. В письме, написанном неким эмпоритом в VI или V в. до н. э., упоминается город Сайганте, и, вероятнее всего, речь идет о Сагунте50. Иногда предполагают, что упомянутый Геркатеем город Иберии Сикана — тот же Сагунт51. Если это так, то ясно, что Сагунт существовал, по крайней мере, в VI в. до н. э. и уже интересовал греков, в том числе эмпоритов, установивших с ним связи. Ливий (XXI, 7, 3) среди богатств Сагунта называет и плоды земли, что свидетельствует о существовании сельскохозяйственной округи. Об обильной земле Сагунта говорит и Полибий (III, 17). Этот город настолько выделялся среди соседей, что античные авторы считали его греческой колонией (Strabo III, 4, 6; Арр. Hisp. 6). По Ливию (XXI, 7, 3), в основании Сагунта еще участвовали и италики из Ардеи. Ливий же называет Сагунт самым богатым городом к югу от Ибера и противопоставляет сагунтинцев испанцам. Однако сейчас можно утверждать его местное происхождение52.
Рассказ Ливия (XXI, 7—15) об осаде и взятии Сагунта Ганнибалом в 219 г. до н. э. позволяет представить в общих чертах управление городом. Во главе общины стоял претор, как его называет на римский манер Ливий. К «претору» пришел с предложением позорного мира некий Алорк. Но принять решение, от которого зависели жизнь и смерть города, «претор» в одиночку не мог. Он созвал сенат, который и принял окончательное решение в присутствии народа. Ливий говорит о populi cocilium; следовательно, речь идет не о неорганизованной толпе случайно собравшихся горожан, а о каком-то виде народного собрания. Народ выступает, таким образом, как важная, но в то же время пассивная инстанция, ибо окончательно решает вопрос все же «сенат», т. е. аристократический совет. Это очень напоминает Спарту времен Тиртея (fr. 3). Если верить Диону Кассию (Zon. VIII, 21), совет собирался не на площади, а в акрополе. А это еще резче ограничивало роль народа.
Такие города, как Сагунт или Астапа, видимо, представляли собой города-государства, состоящие из собственно города и некоторой округи. В рамках этой округи в ряде случаев имелись другие города, которые были меньшего размера и явно подчинялись более крупным центрам53. Такие политические единицы можно сравнить с «номовыми государствами» Древнего Востока54. Однако таких городов-государств было немного. Может быть, на юго-востоке Пиренейского полуострова их было больше, на востоке же Сагунт представляется исключением из общего правила55. Характерно, что Ливий (XXI, 5), говоря о войнах Ганнибала в Испании, упоминает отдельные племена (олькадов, вакцеев, карпетанов) и сагунтинцев. Сагунт, следовательно, стоит в одном ряду с племенами. Ясно, что в большинстве случаев именно племя выступает основной единицей в жизни иберов.