4. 1. 2. Грамота 1134 г.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Приведем текст грамоты: "У име отца и сына [и святого духа]: аз, Иванко Ростиславовичь от стола Галичского, кнезь Берладськы сведчую купцем [месии]бриським да не платет мыт у граде нашем [у Ма]лом у Галичи на изклад, разве у Берлади и у Текучом и о[уч]радох наших. А на исъвоз розьным товаром тутошным и угръськым и руськым и чес[кым], а то да платет николи жь разве у Малом у Галичи. А кажить воевода. А на том обет. [В лето] от рождества Христова, тисещу и стъ и тридесять и четире лет месяца мае 20 день." (ПРП 1953: II, 26).
Из современных исследователей поддельной грамоту считают Н.Ф.Котляр, О.А.Купчинский, В.Спиней, В.Б.Перхавко (Котляр 1985: 101; ДПИ 1991: 66; Перхавко 1996: 72-73; Коновалова, Перхавко 2000: 75-78; Spinei 1994: 78-79). Подлинным документом грамоту Берладника признали И.А. Линниченко, Д.И. Иловайский, П.В. Голубовский, Н. Дашкевич, М.С. Грушевский, П. Мутафчиев, В.Т. Пашуто, В.В. Мавродин, М.В. Левченко, А.А. Зимин, А.Н. Насонов, и др. исследователи (Протоколы 1897: 103; Голубовский 1884: 207; Дашкевич 1904: 366-381; Пашуто 1950: 169-171; Левченко 1956: 437-438; ПРП 1953: II,26-31; Насонов 1951: 143; Соболевский 1897: 173; Коновалова 1991: 47).
Большинство из этих исследователей оговорилось, что необходимо пока воздержаться от полного решения вопроса о подложности грамоты (Дашкевич 1904: 381; Насонов 1951: 143). У А.А. Зимина сомнение вызывает не подлинность грамоты, а ее дата. Он полагает, что следует читать вместо "тридесять" - "четыредесять", то есть датировать 1144 г., то есть временем, когда впервые упомянут в летописи Иван Ростиславович (ПРП 1953: II,31). Заметим, в списке исследователей, сторонников подлинности Грамоты, практически не видим ныне действующих исследователей.
Румынская историография и ранее, и теперь подлинность грамоты практически единодушно отвергает (Богдан 1897: 163-164; Мохов 1964: 82-83; Panaitescu 1932: 46-50; Boldur 1988: 225-232; Cihodaru 1963: 238-242; Onciul 1968: 684-685; Giurescu 1967: 25-27).
Следует обратить внимание на следующий момент. Исследователи, которые считают грамоту поддельной, продолжают и в новейших исследованиях это доказывать (Котляр 1985: 101; Перхавко 1996: 72-73; Коновалова, Перхавко 2000: 75-78). Исследователи, которые придерживались мнения об аутентичности грамоты, ссылались на нее, как на подлинный документ, как бы не замечая всего того, что наработала в плане аргументов фальсифицированности противоположная сторона. Последним, кто пытался аргументировать подлинность грамоты, был еще Н. Дашкевич (Дашкевич 1904).
Происхождение грамоты Берладника весьма загадочно, как говорил А.И. Соболевский, «происхождение этого документа покрыто сказочным туманом» (1897: 173-174). Она была опубликована известным румынским писателем Б.П. Хаждеу. Он рассказывает, что она была доставлена его отцу в 1848 г. русским офицером Викентием Рольским. Документ, по словам Б. Хаждеу, был написан на пергаменте, полууставом, выцветшими чернилами. Отец Б.П. Хаждеу сделал копию с оригинала рукописи, но сам оригинал вскоре утерял. В 1860 г. в ясском журнале "Instructiunea publica, revista septemanara din Moldova" Б.П. Хаждеу публикует впервые эту грамоту. Но вскоре после публикации исчезает и выполненная отцом Б.П. Хаждеу копия, по которой и была осуществлена публикация. После опубликования грамоты в 1860 г. она вызвала подозрение исследователей в ее поддельности ввиду некоторых характерных несоответствий для документов ХII в. В 1869 г. в бухарестской газете "Тrajanu" (No 50) Б.П. Хаждеу повторно издает грамоту, но с изменениями тех характерных ошибок текста, которые выдавали его более позднее происхождение. Такое "исправление" как раз и натолкнуло исследователей на мысль, что Б.П. Хаждеу знал, что грамота поддельная (Соболевский 1897: 173; Мохов 1964: 83; Котляр 1985: 99-100).
В отличие от А.И. Соболевского, одного из "главных разоблачителей" подложности грамоты, заявившего, что "кто именно был виновником подлога, мы не будем разыскивать" (Соболевский 1897: 174), румынские исследователи после опубликования грамоты выдвинули именно против Б. Хаждеу обвинение в фальсификации этого документа. Его цель, по мнению И.И. Богдана, "могла быть следующая: указать уже в ХII веке зародыш румынского государства, хотя бы ценою зависимости от России" (Богдан 1897: 164). П. Панаитеску назвал "фальсификацию" Б.П. Хаждеу "патриотической" (Panaitescu 1932).
Тот факт, что патриотически настроенному румынскому писателю не было выгодно указывать на существование государства, которое не могло восприниматься в ХII в. как "зародыш румынского" из-за явно славянского (если не русского) происхождения берладников и русского происхождения Ивана Ростиславича, отмечал еще Д.И. Иловайский в 1890 г. (Протоколы 1897: 103). Б.П. Хаждеу был блестяще образован, его исторические хроники ("Иоанн-воевода Лютый") могут рассматриваться, как источниковедческий научный труд Он не мог допустить многие из тех ошибок, которые ставятся ему в вину. *ПРИМ.1
Наиболее веские доводы сторонников подложности грамоты высказаны А.И. Соболевским, И.И. Богданом и П. Панаитеску. Рассмотрим их.
А.И. Соболевский отметил следующие моменты: "Пестрая смесь южнорусских и болгарских лингвистических элементов, чего неизвестно ни в одной древнерусской грамоте"; "ряд грамматических неправильностей (ошибок), подобные которым совсем чужды как русским так и болгарским памятникам XII в."; "орфографические и лингвистические особенности" характерные для молдавских документов ХIV-XV вв; в молдавских документах ХIV-XV вв. "летоисчисление иногда ведется по западнорусскому обычаю от Р.Хр."; "с исторической точки зрения сомнение возбуждается уже тем, что Берладник называет себя "князем от стола Галичского" (Соболевский 1897: 173-174; Протоколы 1897: 103).
И.И. Богдан указал на более убедительные, как он считает, чем высказанные А.И. Соболевским, признаки подложности грамоты. Таковыми признаками, по И.И. Богдану, являются следующие:
Формы прилагательных: Угрьскый, берладьськый, месембрисьскый могли возникнуть только в голове фальсификатора, подделывающегося под древнерусский язык без достаточного знания его истории: источником ошибки послужила древнерусская форма слова русьскый при более новых руськый, рускый, русскый...";
Грамота Ивана Берладника находится в противоречии с дипломатическими формулами ХП в. и "состоит в зависимости от молдавских и галицких дипломатических формул ХIV-XV века";
содержание грамоты не сходится с известиями русских летописей об Иване Берладнике. Выражение "князь Берладский от стола Галицкого" "неясное само по себе и не находящее объяснение в дипломатических нормах", толкуется исследователями "в смысле происхождения и в смысле зависимости. Но по происхождению Иван Ростиславич не имел никаких прав на Галич, а в зависимости от него не мог состоять, потому что: 1)он был непримиримым врагом галицких князей, сначала Владимирка, потом Ярослава Осмомысла и уж конечно, не мог получить от них удела "Берладского"; 2)в 1134 г. соединенное Червонно-русское княжество еще не существовало: оно создалось только в 1144 г." (Богдан 1897: 163-164).
Источником подделки И.И. Богдан считает отрывок русской летописи под 1149 г., называющий Ивана Ростиславича Берладским князем. Грамота 1134 г. - торговая, она "позволяла заключать о государственной связи придунайской страны с Галичиной и о существовании княжества Берладского уже в ХII в." (Богдан 1897: 164).
Очень важным нам представляется следующее замечание И.И. Богдана, как специалиста и по русским летописям (долгое время работавшего с ними в Петрограде) и по средневековой молдославянской литературе. И.И. Богдан говорит, что "Соболевский, доказывающий подложность грамоты на основании ее поздней графики и средне-болгарских особенностей языка, немыслимых для русской грамоты ХII века, упустил из вида другое, столь же возможное, объяснение отмеченных им явлений: грамота (ныне утраченная) могла быть списком, сделанным в Молдавии в XIV-XV столетии с недошедшей русской грамоты ХII века. Как известно, в ХIV-XVII веках в румынских господарствах в церковном употреблении был старо-славянский язык в среднеболгарской его редакции". Более убедительными признаками подложности, по его мнению, как раз и являются те, которые мы перечислили выше (Богдан 1897: 163).
В румынской литературе наиболее веские доводы за подложность грамоты выглядят следующим образом: летоисчисление от Р.Х., тогда как в галицких документах таковое появляется только в ХIV в.; города Месембрия и Малый Галич в ХII в. не существовали; начальная фраза "У име отца и сына..", такой оборот появляется с ХIV в.; до 1144 г. Иван Ростиславич правил в Звенигороде, его деятельность в Подунавье и Галиче по летописям началась только после 1144 г.; характерные ошибки в написании слов, о которых говорил И.И. Богдан и А.И. Соболевский (см.Мохов 1964: 83).
В.Б. Перхавко в качестве источников фальсификата рассматривает летописную речь Святослава 969 г. о торговом значении Переяславца на Дунае, известный отрывок из сочинения Константина Багрянородного «Об управлении империи, описывающий торговые экспедиции русов, уставную грамоту молдавского господаря Александра Доброго львовским и подольским купцам от 8 октября 1407 г., в которой упоминается о взимании мыта в г. Берладе, и "ряд других более поздних источников" (Перхавко 1996: 74; Коновалова, Перхавко 2000: 78).
Итак, мнения исследователей об аутентичности грамоты Берладника полярны: часть из них считает, что она является подлинным документом ХII в., их оппоненты утверждают обратное.
Существует в историографии и третья точка зрения на эту проблему, не получившая развития, высказанная Д.И. Иловайским во время обсуждения доклада А.И. Соболевского на VIII Археологическом съезде. "Что касается языка (грамоты), то вопрос: какую историю прошла грамота, пока дошла до нас? Очень может быть, что она несколько раз переписывалась, искажалась и подвергалась различным влияниям. Если бы мы имели дело с подлинником, тогда мы судили бы по языку и орфографии" (Протоколы 1897: 103).
Теоретическую возможность, что к Б.П. Хаждеу попал список, сделанный в Молдавии в XIV-XV вв. с недошедшей русской грамоты ХII в., как мы видели, допускал и И.И. Богдан. А.И. Соболевский, полемизируя с Д.И. Иловайским, сослался на утверждение издателя, что рукопись - подлинник (Протоколы 1897: 103). Однако этому аргументу Соболевского нельзя придавать очень серьезное значение: пергамент с текстом грамоты выглядел в глазах Б. Хаждеу достаточно и настолько древним, что он вряд ли бы визуально отличил подлинник ХIV в. от подлинника ХII в. При переписывании грамоты 1134 г. в последующих столетиях в нее, конечно, помимо особенностей графики могли быть внесены и чисто редакторские изменения, что не является чем-то необычным с точки зрения исторической практики. Полагаю, что само переписывание грамоты могло быть вызвано к жизни ситуацией, вследствие которой молдавские господари и выдавали торговые грамоты купцам.
Здесь же выскажу мнение о вероятности, с нашей и зрения, и четвертой версии происхождения грамоты. Да, она действительно могла быть сфальсифицирована, но сфальсифицирована в XIV-XV вв.(!) На это как раз указывают те особенности языка, орфографии и «несоответствия историческим реалиям ХII в.», которые отмечаются исследователями. Какова цель подобной фальсификации? Она достаточно очевидна: показать, что некоторые города еще "с древних времен" обладали определенными торговыми привилегиями и потому вполне имеют право на продолжение выгодной для них традиции. На то, что грамота была сфальсифицирована именно в указанное время, указывает и плохое знание ее изготовителем летописных данных, известных именно нам, о деятельности Ивана Берладника и ее хронологии, и «незнание» древнерусского языка и нелепое искусственное словообразование.
Однако не следует забывать, что даже изготовленная в XIV или XV в. грамота является историческим источником, способным отразить определенные исторические реалии предшествующего времени. Для ее фабрикации в любом случае были использованы подлинные документы или реально существовавшие исторические знания, историческая информация об Иване Берладнике и Берлади. Еще И.А. Линниченко отмечал, что с исторической точки зрения в содержании грамоты нет ничего сомнительного: говорится о льготах, которые дает князь купцам в разных городах (Протоколы 1897: 103). О Берлади и берладниках нам многократно говорят русские летописи. И так ли очевидно то несоответствие грамоты историческим реалиям, о котором любят говорить авторы, отвергающие ее подлинность? Действительно ли так "обстоятельно доказано И.И. Богданом, А.И. Соболевским, П.П. Панаитеску ее несоответствие историческим реалиям ХII в."(цитирую Перхавко 1996: 72), как представляется некоторым исследователям?
Что касается лингвистического анализа, то как мы отмечали, орфографические и лингвистические особенности грамоты свидетельствуют, что дошедший вариант, скоре всего, был написан, или являлся списком XIV или XV в. Присутствие болгарских лингвистических элементов в грамоте вполне естественно, учитывая локализацию Берлади на юге Запрутской Молдовы. *ПРИМ.2
О времени написания (или переписки) дошедшего до Б. Хаждеу варианта Грамоты Берладника - предположительно XIV-XV вв. говорит и отмеченная И. Богданом зависимость текста грамоты от молдавских и галицких дипломатических формул этого времени. Но обратимся к анализу указанного "несоответствия историческим реалиям".
С исторической точки зрения исследователей смущает выражение "князь Берладский от стола Галицкого". "По своему происхождению Иван Ростиславич не имел никаких прав на Галич". Так считает И. Богдан. Но так не считал сам Иван Берладник, посвятивший столько лет борьбе за галицкий престол. Так не считали галичане, приглашавшие неоднократно (как минимум три раза, согласно летописям) Берладника княжить в Галич. Видимо так же не считали великий князь Всеволод Ольгович, его брат новгород-северский Святослав Ольгович, да и остальные братья - сюзерены - смоленский Ростислав Мстиславич, Юрий Долгорукий и черниговский, а затем киевский князь Изяслав Давыдович.
Возможно, разгадка момента - почему Иван Ростиславич называет себя князем от стола Галицкого - кроется в той запутанной ситуации, которая сложилась в ходе объединения Галицкой земли Владимирко Володаревичем в 20-40 гг. XII в. При ее анализе надо иметь в виду, что, согласно правилам русского феодального престолонаследия, освободившийся после смерти того или иного князя престол переходил к его следующему по старшинству брату, а не сыну.
В 1124 г. умер перемышльский князь Володарь Ростиславич. Перед смертью он завещал Перемышль со всей землей старшему сыну Ростиславу - отцу Ивана Берладника. Видимо опасаясь, что его младший сын Владимирко Володаревич восстанет против брата, Володарь в 1124 г. выделил в составе Перемышльского княжества Звенигородское удельное княжество, которое и было отдано Владимирко Володаревичу.
Далее, дошедшие до нас летописи до 1140 г. молчат о том, как развивались события в будущей Галицкой земле, но польский хронист Ян Длугош и "История" В.Н. Татищева сообщают, что Владимирко Володаревич, вскоре после смерти отца (1126/1127) попытался отнять у Ростислава Володаревича Перемышль. Эта попытка окончилась неудачей. Владимирко бежит с семейством в Венгрию, Ростислав неудачно осаждает Звенигород, а попытки Мономаховичей помирить братьев также неудачны. Когда умер Ростислав неизвестно, как неизвестны и обстоятельства его смерти (Котляр 1985: 78-79).
Под 1140 г. (первое упоминание Галича) Ипатьевская летопись "связывает" Володимерко Володаревича с Галичем: когда киевский князь Всеволод Ольгович пошел на Волынь, он "Ивана Василковича и Володаревича из Галичя Володимерка, на Вячеслава (и) на Изяслава на Мьстиславича посла" (ПСРЛ 1962: II,218; Котляр 1985: 80). "Однако не следует буквально верить этому сообщению", - пишет Н.В. Котляр, - в Галиче тогда княжил Иван Василькович" и ссылается на известие этой же летописи под 1141 г. (Котляр 1985: 80). Действительно, летопись под этим годом сообщает, что в Галиче умер князь Иван Василькович, и его волость принял и стал княжить в Галиче Владимирко Володаревич.
Однако такое расхождение информации одной и той же летописи в высшей степени интересно в плане рассматриваемого нами вопроса о грамоте Берладника. В Галиче правит Иван Василькович, а летопись говорит, что из Галича и Иван Василькович и Владимирко Володаревич, который, как мы увидим ниже, в это время княжил в Перемышле.
Это напоминает ситуацию с Иваном Берладником, который, будучи князем Звенигородским (в 1144 г.) в грамоте (в 1134 г.) называет себя князем берладским от стола Галичского. Так, может быть, перефразируя Н.Ф.Котляра "не следует буквально верить" и сообщению грамоты 1134 г. о том, что Иван Ростиславич от стола Галичского. Не могла ли "странная" зависимость Владимирко Володаревича, сидевшего в Перемышле, от Галича в 1140 г. быть "одной природы" со столь же "странной" зависимостью Ивана Ростиславича, представленного как князь Берладский, от того же Галича в 1134 г.? Не будем пока задумываться над этим вопросом и пойдем дальше.
Владимирко Володаревич с конца 20-х гг. правил в Перемышле. Об этом "постфактум", как считает Н.Ф. Котляр, свидетельствует летописное известие 1144 г. о пребывании в Звенигороде Ивана Ростиславича (Котляр 1985: 81). Поскольку умерший Иван Василькович, помимо Галича, владел и всей Теребовольской волостью, доставшейся ему после смерти его брата Григория (Ростислава) Васильковича, то в результате вокняжения Володимерка Володаревича в Галиче в 1141 г. он завладел практически всей территорией формирующейся Галицкой земли. Почти всей, поскольку после этих событий он не владеет... Звенигородским удельным княжеством. На этот момент следует обратить внимание.
Сообщения Длугоша и Татищева говорят о том, что после событий 1126-1127 г., после неудачной попытки Владимирко Володаревича овладеть Перемышлем - княжеством своего старшего брата Ростислава Володаревича, Владимирко бежит в Венгрию, а Ростислав неудачно пытается овладеть Звенигородом. После этого нам известны только уже рассматривавшиеся сообщения летописей 1140 и 1141 г. Каким образом убежавший Володимерко Володаревич стал перемышльским князем в конце 20-х г. (так считает Н.Ф. Котляр), видимо, после смерти Ростислава Володаревича? Обстоятельства смерти нам неизвестны. Каким образом в 1144 г. Звенигородское удельное княжество - бывшее княжество Володимерка (не ликвидированное Ростиславом Володаревичем в ходе событий 1126-1127 гг.?) оказывается во владении сына Ростислава и племянника Володимерка - Ивана Ростиславича? Источники нам не дают ответа на эти чрезвычайно важные вопросы. И не связаны ли ответы на них со "странным" упоминанием Владимирко Володаревичем - союзника киевского князя Всеволода Ольговича в походе на Волынь - в связи с Галичем, в котором "сидит" Иван Василькович, также союзник киевского князя в этом походе?
Мы можем только попытаться реконструировать ситуацию, возникшую между 1127 и 1144 г. После смерти Ростислава Володаревича предположительно в конце 20-х гг. (причастен ли был к ней Володимерко Володаревич?) его младший брат Володимерко Володаревич мог законно «сесть» в Перемышле только в результате согласия на это Васильковичей, владевших Теребовлем, и великого киевского князя Всеволода Ольговича, союзниками которого последние выступают. Условием вокняжения Владимерко в Перемышле могло быть предоставление Звенигородского удельного княжества, бывшего княжества самого Володимерка, во владение сыну покойного Ростислава Володаревича Ивану Ростиславичу. Помимо Звенигородского княжества, Ивану Ростиславичу могли быть предоставлены какие-либо и придунайские владения перемышльского и теребовльского княжеств (земли Берлади). К 1140 г. Галич является резиденцией Ивана Васильковича, мощным административным центром, уже "обогнавшим" Теребовль. И Владимерко Володаревич (сообщение летописи 1140 г.), и Иван Ростиславич (если достоверны известия грамоты Берладника, включая условия ее возможной переписки в XIV-XV вв.) в 30 - самом начале 40-х гг. формально или реально зависели от стола в Галиче, что и отразилось в сообщении летописи 1140 г. и грамоты Берладника 1134 г.
Не исключено, что Ивану Ростиславичу было пожаловано Звенигородское княжество после 1134 г. (так как в грамоте нет ни слова о Звенигороде) и даже после 1141 г., когда Владимерко Володаревич занял Галич после смерти Ивана Васильковича. Возможно, что в этом случае, условием вокняжения перемышльского князя в Галиче и было выделение Ивану Ростиславичу Звенигорода. Звенигород по своему положению потенциального центра мог конкурировать с Галичем (Котляр 1985: 78), и это обстоятельство учитывал в своей политике великий киевский князь Всеволод Ольгович.
Когда Владимерко Володаревич "сел" в Галиче, объединив земли и Перемышльской, и Теребовольской волостей, он не мог не видеть в Иване Ростиславиче своего врага и особенно врага своего сына Ярослава. Совершенно прав Н.Ф. Котляр, когда пишет: не следует забывать о том, что в сравнении с Ярославом Владимировичем Иван Ростиславич имел преимущественные права на галицкий стол (которому принадлежали бывшие перемышльские земли), ведь он был сыном старшего из Володаревичей, Ростислава (Котляр 1985: 104). Конфликт между Владимерко Володаревичем и Иваном Ростиславичем, которого, как потенциального претендента на галицкий стол, поддерживали и великий киевский князь Всеволод Ольгович, и его сюзерены, был действительно неминуем. События 1144 г. и выразились в попытке Ивана Ростиславича "почти законно" сесть в Галиче.
Не вдаваясь более в анализ системы престолонаследия в Древней Руси вообще и прав Ивана Ростиславича на галицкий стол в частности, заметим: Иван Берладник считал себя вправе занять галицкий стол и хотя бы по этой причине мог издавать документы, называя себя и удельным галицким князем и даже галицким князем.
Любопытно, что галицкие бояре в 1189 г., спустя столько лет после смерти Ивана Ростиславича в Солуни в 1162 г., вспомнили про его сына Ростислава Берладничича, служившего в это время смоленскому князю Давыду Ростиславичу, и тоже пригласили в Галич княжить. Таким образом, не только сам Берладник, но и его род имел на это право, исходя из определенной логики галичан и всех выше перечисленных лиц.
Но продолжим рассмотрение аргументов исследователей, считающих грамоту подложной. И. Богдан, доказывая подложность грамоты, логически некорректен. Он изначально признает фальсифицированность грамоты, а уж затем, исходя из этой посылки, доказывает ее подложность. И. Богдан говорит, что Иван не мог получить от галицких князей удела "Берладского", так как "он был их непримиримым врагом". Отношения между Иваном и его дядей Владимиром Володаревичем, согласно летописям, испортились после событий 1144 г., и если исходить не из изначального условия подложности грамоты, а ее аутентичности или достоверности сведений, которые послужили источниками для ее фабрикации, то вполне логично предположить, что в 1134 г. отношения между Иваном и Владимерко Володаревичем формально были настолько мирными, что последний мог бы отдать в удел звенигородскому князю прилегающий к низовьям Дуная район. Я упомянул о Владимерке Володаревиче в этом моменте чисто условно, чтобы показать, насколько формально некорректен И. Богдан. На самом деле он не прав и по сути. До 1141 г., как мы видели, в Галиче "сидел" Иван Василькович, после смерти которого в нем стал княжить Владимирко Володаревич.
Далее, И. Богдан утверждает, что Иван Берладник не мог "состоять в зависимости" от галицкого князя, поскольку "в 1134 г. соединенное Червонно-русское княжество еще не существовало: оно создалось только в 1144 г." Рассмотрим и это суждение.
1144 г. - это, конечно же, не год создания Галицкого княжества. В 1144 г. Владимерко Володаревич захватил звенигородские земли вошедшего с ним в конфликт Ивана Ростиславича. То есть после этого все волости Галицкой земли оказались в одних руках - Владимерко Володаревича. Н.Ф. Котляр доказал, что будущая Галицкая земля развивалась из территории, в основном, двух волостей - Перемышльской и Теребовльской (Котляр 1985: 76-81). И если исходить из формального признака - объединения Перемышльской и Теребовльской волостей, то это произошло в 1141 г., а не в 1144.
Но Галич в летописях впервые упомянут в 1140 г. и не просто как обычный город, а как резиденция князя Ивана Васильковича, которому еще до 1140 года достался теребовльский стол после смерти его старшего брата Григория (Ростислава) Васильковича. Мы не знаем, когда это событие произошло, но это и неважно. В любом случае, Иван Василькович не перешел в Теребовль, а сидел в Галиче. Значит, это был уже крупный административно-политический центр, превосходивший старый - Теребоволь. В 1141 г. и Владимерко Володаревич не остался в своей резиденции в Перемышле, а "сел" в Галиче.
Василько Ростиславич умер в 1125 г. Его сыновья: старший - Григорий (Ростислав) и младший Иван (Игорь) - оба княжили в отцовском домене, в Теребовльской волости. Как считает Н.Ф. Котляр, Григорий был, по-видимому, старшим среди них, поскольку сидел в Теребовле, а Ивану достался новый стол - в Галиче (Котляр 1985: 79). Летописи молчат о событиях в Перемышльской, Теребовльской и Звенигородской землях с 1125 по 1140 годы. Поэтому, мы не знаем, когда умер Григорий Василькович и Иван Василькович стал полновластным хозяином Теребовольской волости, оставаясь при этом "сидеть" в Галиче. Даже если в 1134 г. Григорий был еще жив, все равно в это время в Галиче стол уже существовал, так как в нем сидел младший Василькович - Иван.
Поэтому, несмотря на то, что Галич в летописях впервые упомянут в 1140 г., я не вижу формальных препятствий для того, чтобы Иван Ростиславич в грамоте 1134 г. мог называть себя князем от стола Галицкого. Если же в 1134 г. Григория уже не было в живых, а это, учитывая свидетельства 1140 г., вероятно, то галицкий стол представлял собой главный (а не уездный) политический центр Теребовольской земли. Вполне возможно, что княжество уже и называлось Галицким, ведь с 1125 по 1140 гг. летописи никак его не называют, а с 1140 г. для Теребовольской волости и с 1141 гг. для объединенных Владимерко Володаревичем Перемышльской и Теребовльской земель центром неизменно называется Галич.
Вот как сообщает о событиях 1141 г. летопись: "Сего же лета преставися у Галичи Василкович Иван, и прия волость его Володимерко Володаревич; седе во обою волостью, княжа в Галичи" (ПСРЛ II,221; Котляр 1985: 80). Как мы видим, Теребовль не упоминается вообще. Речь идет о волости, в которую входила Теребовльская земля, и центром которой был Галич. Но тогда меняется весь контекст критики сведений грамоты 1134 г. Иван Ростиславич мог быть уже в этом году князем от стола галицкого, но галицкий стол в это время был административно - политическим центром "бывшей" Теребовльской земли, а не объединенной галицкой (теребовльская + перемышльская) земли, как это понимают И. Богдан и его последователи. Поэтому, вопрос о взаимоотношениях Ивана Ростиславича и Владимерко Володаревича относительно 1134 г. сам собой отпадает.
Каким образом Иван Ростиславич, сын бывшего перемышльского князя Ростислава Володаревича, в 1134 г. мог бы считать себя князем, зависимым от стола Галицкого, на этот вопрос мы ответили выше, когда говорил, каким образом он смог стать звенигородским князем, а его дядя Владимерко Володаревич - перемышльским, а затем и галицким.
Таким образом, если исходить из всего вышеизложенного, а также если считать достоверными сведения грамоты 1134 г. (или списка с этой грамоты, сделанного в XIV-XV вв.), то налицо наиболее раннее упоминание Галича. На 6 лет раньше, чем летопись, упоминает Галич грамота Берладника. В 1140 г. Галич - это не просто большой город, это резиденция князя Теребовольской земли. Само же упоминание грамотой 1134 г. Галича под этим годом, более ранним, но столь близким к первой летописной дате, может быть косвенным аргументом в пользу ее достоверности или, по крайней мере, достоверности сведений, которые в ней сообщаются.
Тем более, логически некорректным выглядит утверждение И. Богдана: раз грамота датирована 1134 г., то есть ранее, чем упомянуто Галицкое княжество, значит, Иван Ростиславович не мог состоять в зависимости от Галича, как это, по его мнению, вытекает из смысла текста грамоты. А это, по И. Богдану, означает в свою очередь, что "содержание грамоты не сходится с довольно многочисленными известиями русской летописи об Иване Берладнике". Но ведь это последнее утверждение как раз и является, по И. Богдану, признаком подложности грамоты с исторической точки зрения. Он в достоверность грамоты изначально не верит, поэтому признак, свидетельствующий о подложности грамоты, «доказывается» им при помощи факта ее подложности. Налицо явная нелогичность аргументации.
Между тем, этот момент в аргументации И. Богдана особенно популярен в румынской историографии. До 1144 г., утверждают исследователи, Иван Ростиславич правил в Звенигороде, его деятельность в Подунавье и Галиче, судя по летописям, началась только после 1144 г. (Мохов 1964: 83). В такой ситуации стоит задуматься: а не производится ли насилие над источником? Разве упоминание летописи о правлении Берладника в Звенигороде (в 1144 г.! Когда же он там стал править, летопись не сообщает) исключает возможность его более раннего или одновременного владения землями Берлади или просто пребывания там? Разве летопись, повествуя об эпизоде 1144 г., говорит о том, что Иван Ростиславич первый раз оказался на Дунае? Как раз наоборот, контекст двух упоминаний летописью дунайских эпизодов жизни Берладника свидетельствует скорее, что в 1144 г. он на Дунае был не в первый раз. Рассмотрим и этот момент.
Иван Ростиславич после поражения под стенами Галича в 1144 г. бежит сначала на Дунай, а потом степью в Киев. Возникает вопрос: почему не сразу в Киев, где ему было гарантировано покровительство могущественного великого князя Всеволода Ольговича? Видимо, потому, что Берладник мог рассчитывать или укрыться в Берлади, или собрать там военные силы для продолжения борьбы с Владимиром Володаревичем. И то и другое требовало наличия на Дунае преданного ему воинского контингента, который смог бы выступить в его защиту. Того самого контингента, который не покинул его, как половцы, во время осады Ушицы, того самого контингента, с помощью которого он грабил купеческие корабли и галицких рыболовов. Ивана Ростиславича должны были знать на Дунае, чтобы он мог рассчитывать на поддержку местного населения.
Любопытно, что когда коалиция враждебных Берладнику сил во главе с Ярославом Галицким потребовала от великого князя Изяслава Давыдовича выдать его им, Иван Ростиславич, несмотря на то, что киевский князь отказался это сделать, все-таки бежит на Дунай в Берладь. И это после "первого" его опыта 1144 г. И как факт, берладники его поддержали. Все это не может не наводить на предположение, что Иван Ростиславич в 1144 г. был не в первый раз на Дунае. Поэтому, нельзя утверждать, что "деятельность Ивана Берладника в Подунавье по летописям началась только после 1144 г." Исходя из анализа летописных данных, это можно только предполагать, поскольку, как показано выше, вероятны и другие аргументированные варианты решения этого вопроса.
Рассмотрим и другие доводы сторонников идеи подложности грамоты. Все исследователи отмечают такой момент, как летоисчисление в грамоте, которое указано от Рождества Христова, в то время, как в галицких и молдавских документах таковое появляется в ХIV в. Возможны два варианта решения этого вопроса.
Первый: в грамоте, изданной в 1134 г., действительно указан год от Рождества Христова. Как видно из текста грамоты, города в Берладской земле были активно посещаемы купцами из Руси, Венгрии и Чехии. Но именно в последних двух странах в это время было принято такое летоисчисление. Например, им пользуется Козьма Пражский - хронист второй половины ХI- начала ХII в. (Козьма Пражский 1962). Если грамота Берладника реально существовала в 1134 году, то она адресовалась лицам не для «внутреннего» пользования, а для иноземных купцов.
Второй: в первоначальном тексте грамоты было указано традиционное для южнорусских и болгарских документов того времени летоисчисление, но переписчик более позднего времени с целью сделать текст грамоты, который имел практическое, жизненно важное для его времени значение, более понятным современникам, перевел его на понятное всем летоисчисление от Р.Х. Возможно, при этом пересчете была допущена переписчиком ошибка. На эту мысль наталкивает «круглое» число "десять" разницы дат 1134 и 1144 гг. Последняя, как указывает летопись, связана с приходом Ивана Ростиславича на Дунай.
Рассмотрим еще один довод противников аутентичности грамоты 1134 г.: города Месемврия и Малый Галич в ХII в. не существовали. Но разве это можно утверждать? Малый Галич исследователи часто связывают с современным румынским Галацем на Дунае. Но, кроме грамоты Берладника, нет данных о существовании в ХII в. Галича на Дунае, - полагают исследователи. Так ли это? А. Петрушевич еще в 1865 г. отождествил город Галисийа сочинения арабского географа ал-Идриси (1154 г.) с Галичем на Дунае (Петрушевич 1865: 37-38). Большинство авторов отождествляют упомянутое ал-Идриси название с Галичем на Днестре. Но что показательно, мнение А. Петрушевича не нашло поддержки в историографии не в силу аргументации исследователей в пользу Галича на Днестре, а из-за сомнений в подлинности грамоты Берладника (Коновалова 1991: 47). Исследователи отказываются от подтверждения достоверности сведений грамоты Берладника независимыми сведениями ал-Идриси из-за сомнений в подлинности грамоты. Опять мы видим все тот же заколдованный круг.
Востоковеды считают, что название Галисийа в передаче ал-Идриси соответствует названию западноевропейских источников, а не выводится непосредственно из славянского "Галич" (Коновалова 1991: 47). Естественным выглядит предположение, что этим источником для ал-Идриси была информация тех самых купцов, сопровождавших венгерские и чешские товары по грамоте Берладника. Правобережье Нижнего Дуная и придунайские земли, судя по всему, были знакомы ал-Идриси лучше, чем отдаленные от Дуная земли Поднестровья (Коновалова 1991; Овчиннiков 1994).
Как показали работы Б.А. Рыбакова и других авторов, следовать за картой в интерпретации сообщения ал-Идриси о Галисийа невозможно, не приходя в противоречие с его текстом. Это, по мнению И.Г. Коноваловой, является косвенным свидетельством того, что город Галисийа стоял не на Днестре. Характер информации ал-Идриси об этом городе, показывает, что он являлся русским, "причем пограничным населенным пунктом" (Коновалова 1991: 51; Рыбаков 1952: 14-32). Отметим, что город Галич, бывший во времена ал-Идриси административно-политическим центром большого сильного княжества, никак не ассоциируется с "пограничным населенным пунктом".
Больше не настаивая на отождествлении города Галисийа ал-Идриси с Малым Галичом (Галацем?), хочу высказать следующее соображение. Нелогичным выглядит предположение, что вблизи места возле последнего крутого поворота Дуная к Черному морю, вблизи места, где в реку Сирет вливаются крупные притоки, где сам Сирет и Прут вливаются в Дунай (рис.23), не было города, о названии которого может напоминать название современного города Галац. Рядом (совр. г.Мэчин вблизи Галаца), но на правом берегу Дуная локализуется знаменитый Дичин (Коновалова 1991: 44-46).
Еще более странным выглядит суждение о том, что в ХII в. не существовало города Месемврии (совр. Несебыр) - важнейшего торгового центра, согласно Константину Багрянородному, конечного пункта торговых экспедиций русичей, совершающих плавание по пути "из варяг в греки" (Константин Багрянородный 1991: 51). И позднее упоминается город Месемврия в византийских источниках, например, в связи с богомилами в 1079 г. (Цанкова-Петкова 1980: 64).
В новейшем исследовании В.Б. Перхавко ссылается на отсутствие в древнерусских и иностранных источниках в XII-XIII вв., а также в «Списке русских городов дальних и ближних» конца XIV в. упоминаний о городах Берладе, Малом Галиче и Текуче (Коновалова, Перхавко 2000: 76). Но в «Списке» отсутствуют и крупнейшие города уже не XII, а ХIV в., открытые археологами в Молдавии, - Старый Орхей и у с. Костешты, но в их существовании вряд ли можно усомниться. Тезис -отсутствие упоминаний в древнерусских источниках, например, Берлади как города - сложно подтвердить. Ведь исследователи не пытаются строго определиться по поводу Смоленска в летописном известии 1174 года: Смоленск как город, как центр княжества, как административно-политическая единица (княжество), историческо-географическая область. И упоминание Берлади в этом же летописном известии вовсе не отрицает, а, скорее, предполагает существование города Берладь. Независимо, был ли это только город или город - центр какой-то одноименной области. Принципиален другой вопрос, где та летописная Берладь находилась и связана ли она с современным Бырладом? Что же касается иностранных источников, напомним сюжет о Галисийа ал-Идриси. В.Б. Перхавко приводит в качестве доказательств отсутствия в XII в. указанных в грамоте городов, отсутствие археологических находок, но к этому принципиальному моменту мы вновь обратимся позже.
Источником подделки грамоты И. Богдан считает отрывок летописи, называющей Ивана Ростиславича под 1149 г. берладским князем (НПЛ 1950: 28). Часть исследователей на основании этого выражения полагает, что можно говорить о Берладском княжестве, часть, как мы видели, это отрицает. В.Б. Перхавко считает, что этому упоминанию нет смысла придавать какого-либо значения, поскольку летопись только один раз его так называет, "да и то, скорее, иронически" (Перхавко 1996: 72; Коновалова, Перхавко 2000: 79).
Следует обратить внимание, что летописи очень разнообразно называют Берладника: Иван, Иван Ростиславич, Берладник, Иван Ростиславич "рекшему Берладнику". Наиболее употребительны первые две формы. Поэтому, нет никаких оснований, считать, что выражение "берладский князь" было случайным из-за его единичности. Еще меньше оснований считать, что летопись назвала Берладника таким прозвищем иронически. *ПРИМ.3
В качестве источников фальсификации грамоты Берладника В.Б. Перхавко предлагает рассматривать летописную речь Святослава 969 г. о значении Переяславца на Дунае и грамоту молдавского господаря Александра Доброго львовским купцам 1407 (1408) г., в которой г. Бырлад впервые упомянут вообще и как место сбора пошлин в частности (ПВЛ 1950: I,48; ИСв: I,42; Перхавко 1996: 74). С В.Б. Перхавко можно согласиться, но с одной оговоркой: источником фальсификации, если она имела место, могли быть не только упомянутые документы, но и сам факт оживленных торговых отношений на Нижнем Дунае в эпоху, близкую по времени к периоду Александра Доброго.
В плане предложенного источника фальсификации речь Святослава могла бы фигурировать, если бы фальсификация имела место не ранее середины ХIХ в. Но и в этом случае вызывает сомнение несоответствие по "национальному" облику товаров, указанных в двух документах. Что заменило греческие товары из речи Святослава в грамоте Берладника? Ведь Берладское княжество рассматривается сторонниками аутентичности грамоты как русское, а некоторыми как галицкое удельное княжество. К этому моменту стоит вернуться чуть позже, при рассмотрении проблемы локализации летописной Берлади.
Подведем итоги. Летописные сообщения о Берлади, берладниках и Иване Ростиславиче достаточно определенные и ясные, не вызывают особых споров исследователей. Совсем другое отношение к такому источнику, как Грамота Берладника 1134 г.
Предлагаемое исследование показало, что вопрос о подложности грамоты нельзя считать решенным, как это представляется в работах последних десятилетий. Разбор аргументов сторонников подложности грамоты, свидетельствующих о "несоответствии грамоты историческим реалиям", показал, что мнение, будто оно "обстоятельно доказано" И. Богданом, А.И. Соболевским, П. Панаитеску и другими исследователями, не соответствует действительности.
Лингво-филологические доказательства, представленные еще в XIX веке А.И. Соболевским, свидетельствуют только о том, что текст написан в XIV-XV вв. в орфографических и лингвистических традициях молдавских и болгарских документов этого времени. А это сразу ставит вопрос о переписывании грамоты (возможно, многократном) в последующие после ХII в. эпохи. Необходимость ее переписки в "молдавское" время могла быть вызвана стремлением "продолжить традицию" торговых льгот для некоторых городов. Для того, чтобы ее сделать ясной и понятной современникам, и были внесены те орфографические и редакторские изменения, которые служат свидетельством подложности грамоты у некоторых исследователей.
Конечно, нельзя исключить возможности, что грамота была сфальсифицирована в это же время для того, чтобы показать упомянутую предшествующую традицию. Но тогда при ее фальсификации в XIV-XV вв. были использованы достоверные письменные источники или реальные исторические сведения устной традиции, восходящие к предшествующему времени.
Таким образом, в вопросе о подлинности грамоты, возможны три варианта решения: 1) к Б. Хаждеу попал подлинник грамоты; 2) к Б. Хаждеу попал не оригинал грамоты, а список с нее, сделанный в XIV-XV вв.; 3) к Б. Хаждеу попал фальсификат, изготовленный в XIV-XV вв., но при фабрикации которого были использованы достоверные исторические источники и сведения. Полагаем, что нет оснований, считать, что фальсификат был сделан самим Б. Хаждеу или в близкое к нему время. Из трех вышеупомянутых вариантов решения о происхождении грамоты наиболее вероятен второй, хотя совсем исключить остальные два представляется неправомерным. Новые дополнительные доказательства в пользу достоверности сведений, сообщаемых грамотой Берладника, я представлю в следующем разделе, посвященном обсуждению локализации и статусу Берлади.