Следует подчеркнуть, что шлем представляет огромный интерес с точки зрения
материала: железо в этот период еще не вытесняет бронзу в производстве защитного
вооружения, а находки железных шлемов крайне редки. Свидетельства нарративных
источников показывают, что в конце IV–III в. до н. э. защитное вооружение из железа
являлось скорее роскошью и было принадлежностью монархов и высокопоставленных
военачальников. Плутарх, упоминая железный шлем Александра (Plut. Alex. 32) и до-
спехи Деметрия Полиоркета и Алкима Эпирского (Plut. Demetr. 21), оба раза сообщает
имена мастеров-оружейников – Теофила и киприота Зоила, – что само по себе приме-
чательно. Самая древняя находка железных шлема и панциря раннего эллинистическо-
го периода происходит из царского захоронения.
Материал шлема и пышная декорация предполагают, таким образом, высокий со-
циальный статус владельца. Жиль прямо высказался о керченском шлеме, что он, веро-
ятно, был привезен или изготовлен на месте приезжим греческим мастером (voyageur)
«для какого-нибудь вождя, возможно для боспорского царя». В связи с этим, навер-
ное, можно упомянуть отмеченный еще В. В. Латышевым факт существования на пан-
тикапейском некрополе особого участка для захоронения стратегов. Он локализуется
близ шоссе на Новый карантин, то есть приблизительно в том же районе, где была
открыта гробница 1834 г. Правда, он фиксируется надписью I в., но нельзя исключить возможность,
что здесь и в более раннее время погребали высокопоставленных граждан
Пантикапея, занимавших видные посты в воинской иерархии.
Выше уже было отмечено, что Ю. А. Виноградов интерпретировал погребение
у Карантинного шоссе как наемническое. Интересные наблюдения Юрия Алексеевича,
касающиеся специфики наемнической субкультуры146, базируются на сопоставлении
инвентаря керченской гробницы и захоронения у д. Продроми, содержащего почти
идентичные элементы паноплии (схожие шлемы, махайра). Единственный аспект, в ко-
тором я никак не могу согласиться с предложенной интерпретацией, касается обнару-
женного в могиле бронзового щита (к сожалению, не сохранившегося). Виноградов,
опираясь на расчеты размеров щита, приведенные В. Д. Блаватским (0,51 × 0,27 м),
предположил, что это вотивный щит кельтского типа147. Но вычисления Блаватского
нельзя признать верными. Судя по обоим натурным изображениям, этот щит никоим
образом не может быть связан с кельтским («галатским») щитом θÒρε^ς, получившим
почти повсеместное распространение в эллинистический период. Безусловно, сам
факт помещения щита в могилу свидетельствует о специфике обряда, отличного от
греческого, однако оснований связывать данное погребение с кельтской обрядовой
практикой, на мой взгляд, недостаточно, а параллель с кельтскими ритуальными щита-
ми представляется не вполне корректной. На акварельных рисунках, сопровожда вших
рапорт Ашика, показан скорее гоплитский щит, а впечатление, что его форма овальная,
возможно, есть следствие перспективного искажения (ил. 1, б). Максимальный диаметр
может быть приблизительно вычислен на основании рисунка, показывающего фраг-
ментированный щит и лежащую на нем махайру (ил. 1, а), поскольку длина последней
известна (735 мм); ошибка в расчетах Блаватского составляет, таким образом, более чет-
верти метра (для большего из приведенных им размеров). И по материалу, и по облику,
и по конструкции, насколько можно судить по акварелям Стефанского, этот щит отли-
чен от кельтского овального щита: он не имел умбона и вертикального ребра, а если
верно сообщение об остатках ременных петель на внутренней стороне, то и устройство
его рукояти было совершенно иным.
Тем не менее погребение у Карантинного шоссе действительно могло принадле-
жать воину-наемнику. Присутствие в составе погребального инвентаря роскошно де-
корированного шлема, сопоставимого с лучшими образцами защитного вооружения
из богатых захоронений, противоречит такому предположению только на первый
взгляд. Исследователи отмечают уже для предшествующего периода неоднородность
состава наемников, среди которых выделяется состоятельная прослойка. К тому
же военачальники, в том числе и знаменитые кондотьеры IV в. до н. э., стремились
обеспечить воинов хорошим вооружением. Агесилай в Азии, потративший более
4 талантов, «достиг этим того, что в погоне за наградами все приобрели себе оружие,
стоящее во много раз больше этой суммы» (Xen. Hell. IV. 2. 7). Оружие прекрасной
работы, богато украшенное, вручаемое в качестве награды149, становится в професси-
ональной воинской среде предметом гордости и престижа. Известно, насколько боль-
шое значение придавал блестящему вооружению своего войска Александр Великий.
Античная традиция недвусмысленно свидетельствует о том, что забота эллинистиче-
ских монархов о блеске вооружения распространялась не только на представителей
воинской элиты (Polyaen. IV. 16; Pol. V. 60). Вопрос о статусе погребенного в захо-
ронении у Карантинного шоссе остается открытым, но не исключено, что он мог занимать высокое положение в воинской иерархии Пантикапея. Это тем более веро-
ятно, что командиры наемников при определенных обстоятельствах могли получать
права гражданства150
