Глава 22
Отголоски старинного восстания болгарского населения южных областей государства, давным-давно, казалось бы, замиренного, внезапно донеслись до сербского короля. С того времени, как было покончено с бунтом царя Калояна, прошло уже много лет, и все эти годы ничто не напоминало о нем. Сербские правители не делали различий между своими сербскими и болгарскими подданными, старались по мере возможностей заботиться и о тех и о других в равной мере.
И вот до королевского двора в Расе донесся слух, которому сначала не поверили, уж слишком неправдоподобным он казался – на юге королевства объявился мятежник Децемий, человек неизвестного происхождения. Провозгласив себя потомком погибшего много лет назад царя Калояна, теперь он во всеуслышание заявлял о стремлении восстановить независимую Болгарскую державу. Децемий напропалую похвалялся знатностью и величием своего рода. Громкими обещаниями ему удалось привлечь на свою сторону несколько тысяч сторонников, и, прельщенные его словами, местные болгары продолжали собираться под его подлое знамя. Мало того, он же давал слово, что сразу после взятия Адрианополя отправится и в Белград, чтобы воздать за смерть своего предка самому королю Душану.
Не давая числу мятежников еще больше увеличиться и распространиться на большую площадь, королевские войска без долгих отлагательств сразились с ними. Узнав о гнусной похвальбе Децемия, даже престарелый король Душан, вспомнив молодые годы, счел нужным тронуться на бой с мятежником. Никакие уговоры близких людей не могли остановить яростного порыва короля лично покарать Децемия и его банду за эту небывалую дерзновенность.
Летом того же 1280 года в сражении под Адрианополем королевские войска одним ударом покончили с мятежом, полностью рассеяв скопища мятежников. После недолгого боя, перед страшным натиском опытных бойцов короля люди Децемия не смогли устоять.
Ужас, смятение и бегство овладели ими. Также участвовавший в сражении наследник короля Дражен очень хотел захватить мятежника живым, но, к сожалению, сделать этого не удалось – после боя труп Децемия был обнаружен на поле.
Со дня битвы с мятежными смутьянами при Адрианополе прошло не больше месяца, как к Дунаю подошли намного более опасные враги, а именно новые полки поляков числом около двух тысяч человек. Постоянные неудачи в войне не могли сломить поляков, поставивших себе цель во что бы то ни стало прорваться на сербский берег. Обстановка на этот раз складывалась настолько напряженной, что сербский воевода Драгослав счел необходимым спешно запросить помощи в Вене и Эстергоме.
На подход подкреплений не понадобилось много времени, так как они почти полностью состояли из конницы, и быстро достигли места предстоящего сражения. Сразу после этого, не давая врагу времени тоже собрать воедино свои силы, сербы первыми обрушились на польские отряды торуньского герцога Цырыла из Хелма и шляхтича Альбина.
Грандиозное сражение, разыгравшееся августовским днем 1179 года, закончилось убедительной победой сербов. Командующий поляками герцог Цырыл, с немалым трудом собрав вокруг себя часть беглецов, отступил с остатками сильно потрепанного войска.
Тем временем далеко на востоке, после победы над иерусалимским королем, приведя в Дамаске в порядок свои силы, воевода Душан Воиславич уже начинал готовиться к походу на столицу крестоносцев – твердыню Керак. Ее потеря стала бы наичувствительнейшим ударом по военной мощи Иерусалимского королевства – кроме того, что Керак служил основным местом сбора и обучения его войск, он прикрывал путь во владения крестоносцев в Аравии. В крепости хранилась казна Иерусалимского королевства, и располагался королевский двор.
Будучи весьма сведущим в искусстве осады воином, Душан задолго начал подготовку к походу. Эти предосторожности имели под собой веские основания – о неприступности крепости не зря ходили легенды. Лучшие лазутчики были отосланы разведать силы врага. По их донесениям крепость была превосходно укреплена и имела большой гарнизон. Разосланные во все окрестности, наблюдательные люди сербского воеводы также сообщили Душану, что еще и восточнее Дамаска ими были замечены средние по численности отряды врага.
Как человек рассудительный и благоразумный, Душан справедливо заключил, что не имеет смысла двигаться на Керак, оставляя за своей спиной значительные вражеские силы.
Готовясь к решающему удару, он счел необходимым отправить с попутным ветром небольшой корабль к Дерне, где еще продолжал оставаться со своими силами полководец Ясмин Брезанчич. Присутствие его бойцов, закаленных в дальнем походе и в бесчисленных стычках с хладнокровными германцами и пылкими арабами, такими же искусными воинами, не было бы лишним. Явилась помощь и от местных жителей и бедуинов. Эти кочевники охотно примкнули к сербам, потому как тоже ненавидели крестоносцев. Их отличная легкая конница, привычная к раскаленному песку и испепеляющему солнцу, еще больше усилила сербскую армию.
Поскольку крестоносцы не стали уклоняться от сражения, оно состоялось довольно скоро. Сербам даже не пришлось навязывать битву врагам; напротив, те сами смело пошли в атаку первыми, как только получили сведения о приближении сербов. Юный и горячий, 21-летний рыцарь Гарри Уэнт, командующий крестоносцами, был уверен в своей победе.
- Это сборище грубых славянских дикарей, а не воинов, - смеясь, говорил он своим приближенным. – Их предыдущие победы говорят только об одном - пока они не сталкивались с настоящим противником. Но теперь-то у них будет такая возможность, и они испробуют остроту наших мечей!
Военачальник Уэнт уповал на преимущество своей тяжелой пехоты. Орденские рыцари были превосходно вооружены и обучены, беспрекословно подчинялись своим начальникам. Облаченные в прочные толстые кольчуги, с крепкими щитами, вооруженные тяжелыми мечами и мощными секирами, эти воины представляли собой грозную силу.
Войска сошлись в пустынной, безлесной и песчаной местности. Наличие многочисленной легкой конницы опять сыграло на руку сербам, после чего Душан мог смело начинать поход на Керак.
К осени 1279 года мирные отношения Сербии с Венецией вновь повисли на волоске. Уже несколько раз остававшиеся в живых исключительно благодаря милосердию сербских королей, венецианские вельможи не желали смириться с тем, что соседняя держава отбила у нее монополию на торговлю с востоком и завоевала могущество в регионе. А то, что в последние годы Сербия приобрела значительный вес в Средиземноморье, и вовсе вызывало черную зависть у напыщенной венецианской знати.
Внешне сохраняя добрососедские отношения, венецианцы вновь готовились к войне. Вскоре они отправили сразу три сильные армии по проторенной за долгие годы дороге, на восток. Несколько лет перемирия не прошли даром – войска венецианцев имели в воем составе много тяжелой пехоты и стрелков. Лучшие военачальники республики – Марино Дзордзи и Николо Честини - возглавили их. Управление еще одним войском было поручено опытному военачальнику Джеминиано, приобретшему солидный боевой опыт в войнах под чужими знаменами.
Все же, подозрительные маневры венецианцев не остались незамеченными от сербских шпионов, не оставлявших без присмотра своего беспокойного соседа. Уж слишком хорошо сербы знали Венецию, чтобы беззаботно относиться к ней! Сколько раз уже бывало, что разбитая Венеция, умоляя о милости и пощаде, спустя небольшое время снова поднимала меч на великодушного победителя! А тем более, границу с Венецией неусыпно охранял сам немногословный и твердый Трпимир, лучший воевода сербов.
Поэтому, изучив полученную и взвесив все донесения от лазутчиков о странных перемещениях венецианских сил, командующий сербскими войсками в приграничье Трпимир, которому все это показалось весьма подозрительным, тоже распорядился на всякий случай усилить свою армию свежими бойцами, недавно набранными в ближайших городах. Такая предосторожность не могла быть излишней.
Чутье не подвело многоопытного Трпимира: прошло совсем немного времени, как отправленные им гонцы покинули его лагерь, как венецианцы перешли в наступление. На этот раз враги действовали с предельной быстротой и дерзостью. Не останавливаясь и почти не трогая села на своем пути, совершив стремительный рывок, передовые отряды войска Марино Дзордзи внезапно появились под стенами форта, прикрывающего королевскую дорогу на Загреб.
Несмотря на то, что враг опять напал без объявления войны, сербы, зная коварство венецианцев, оказались вполне готовы и своевременно успели захлопнуть ворота. Маски были сброшены! Стоя на башне своей крепости и вглядываясь в снующих за ее стенами многочисленных врагов, Трпимир был спокоен и безмятежен. Он успел своевременно сообщить об опасности и знал, что помощи ждать недолго. Нужно было только упорно оборонять стены и продержаться до ее прибытия.
Неожиданное нападение не помогло венецианцам с налета овладеть бастионом Трпимира. Первый штурм был отбит и враги с позором откатились от стен форта, оставив груды убитых и раненых. А вскоре военачальник сербов уже держал в руках долгожданное письмо от своего старшего сына Стаменко, которое смог с опасностью для жизни доставить ему через венецианскую блокаду сербский лазутчик.
С отрадой прочитав написанное рукой сына письмо, Трпимир еще раз обратился с речью к своим подчиненным, упомянув об уже отправленной помощи, и постаравшись внушить им стойкость и уверенность в благополучном исходе.
Потянулись напряженные дни осады. Довольно скоро сербы привыкли к этому и почти не чувствовали себя осажденными. Венецианцы еще не раз приближались к стенам, беспокоя его защитников неожиданными нападениями и отыскивая слабые места в обороне, но на решительный штурм больше не решались. Их военачальник Марино Дзордзи был уверен, что осажденные не выдержат голода и вынуждены будут сдаться.
Спустя несколько недель подкрепления, отправленные из Рагузы и Загреба, начали спешно прибывать в район боевых действий. Вскоре дозорные Трпимира с высоких сторожевых башен крепости заметили заранее сообщенные Стаменко в письме огненные сигналы, означавшие скорое приближение сербских отрядов.
- Час пробил. Наконец-то! – выслушав эту новость, только и проронил суровый Трпимир.
Без суеты облачившись в надежные доспехи и привычным движением вскинув на руку круглый щит конника, Трпимир своим не терпящим возражений отрывистым голосом отдал сотникам распоряжения - выводить бойцов из крепости и выстраивать их в боевую линию.
Венецианские дозоры вовремя сумели заметить колонны врага, подступавшего к их порядкам с фронта и с фланга. Известием о подходе к врагу большого подкрепления, венецианский военачальник оказался совершенно ошеломлен. Теперь-то он осмыслил, что удобное для взятия крепости время было потрачено им впустую. Нападать стоило раньше, теперь же возможно было только попытаться срочно отступить. Надежды на приближение других венецианских армий не было никакой – еще не так давно он сам, в полной уверенности, что вскоре возьмет крепость измором, отправил Честини и Джеминиано приказы идти грабить поселения сербов на севере. Теперь же его самонадеянность обернулась против него, и он клял себя за то недальновидное решение.
Венецианцы торопливо пытались выйти из-под удара сербских отрядов, неумолимо охватывавших их в клещи. Их движение уже было сильно замедлено из-за непрекращающегося обстрела сербских конников, засыпающих колонны врага тучами стрел. Неся большие потери, венецианцы остановились, готовясь дорого продать свою жизнь. Убитые и раненые тем временем валились десятками, щиты и доспехи не спасали от ударов стрел, пущенных из мощных луков умелыми руками.
Военачальник Дзордзи с отрядом личной гвардии, надеясь на качество великолепной брони своих рыцарей, попытался отразить зарвавшихся стрелков. Он бросился на правый фланг, где сербы с успехом осыпали венецианцев в неприкрытый щитом правый бок. Однако успешно оттеснив в сторону докучливых легких всадников, его конница столкнулась с вдвое превышающей по численности его отряд конницей Трпимира Неманьича.
Возглавлявший свой отряд неистовый Трпимир, одной рукой с легкостью орудующий громадной булавой, которую даже самые сильные воины могли поднять только двумя руками, сразу заметил в толпе рыцарей своего недруга. Повергая наземь встречных врагов, старый полководец, перекрывая гул битвы, ликующе заревел громовым голосом:
- Дзордзи! Я долго ждал нашей встречи, пока, исполняя приказ своего короля, был вынужден мириться с твоей жалкой осадой! Теперь же, подлый предатель, сразись со мной, если еще не дрожишь от страха!
Военачальник Марино, сцепив зубы, отвечал ему только глухими проклятиями. Под градом ужасающих ударов щит его давно разлетелся в щепки, и он, видя взлетающую над головой булаву, с ужасом думал, что вот-вот настанет его последний миг.
За считанные минуты сократившись вдвое, отряд синьора Марино, больше не слушая охрипшего голоса своего начальника, счел за благо пришпорить лошадей и спасаться бегством. Все понятия о рыцарском долге и чести разом вылетели из обезумевших от страха голов гордых рыцарей. В полном отчаянии синьор Дзордзи повернул жеребца и тоже устремился за ними, спасая свою жизнь.
- Трус, куда же ты удираешь? – как разъяренный тур, ревел вслед Марино Дзордзи буйный Трпимир, хмельной от крови и боевого возбуждения. – Все равно тебе не уйти от моей руки! Ты всю свою жизнь был подлецом, а не рыцарем, так теперь хотя бы умри достойно!
Но синьор Марино, слыша за своей спиной грозный рев своего врага, и не подумал остановиться. Напротив, нещадно терзая шпорами бока своего благородного скакуна, он еще быстрее рванулся вперед. Двое или трое телохранителей последовали за ним.
В то же время венецианская пехота, теснимая с двух сторон, тоже перестала оказывать сопротивление бешеному напору вооруженных тяжелыми алебардами сербских войников и копейщиков. Рядовые пехотинцы и наемники и так давно уже держались из последних сил, а услышав о бегстве предводителя, они тем более не стремились любой ценой пасть на этом поле во славу чьих-то интересов.
Сербы недолго преследовали немногочисленных бегущих врагов, полагая, что полученный кровавый урок и так запомнится им надолго. Поэтому пленных на этот раз оказалось немного – всего лишь несколько десятков.
Вскоре отец и сын обнялись – Трпимир и Стаменко, благополучно уцелевшие в бою, поздравили друг друга с убедительной победой. Оба они не щадили себя и их доспехи были покрыты следами от многочисленных ударов, но крепкая сталь выдержала, не позволив вражеским лезвиям коснуться тел доблестных сербских воителей.
Убитый стыдом, горем и бесчестьем, Марино Дзордзи поздней ночью трусливо пробрался в ближайшую к месту боя деревню, где собрал, сколько смог, оставшихся в живых. Сердце его было разбито, а в душе воцарилось беспокойство и уныние: его род в этом сражении тоже понес тяжелые утраты; он потерял много своих близких друзей и родственников, которым еще недавно так красочно описывал и обещал золотые горы и груды сербской добычи. Расположение духа его упало настолько, что пришлось даже обратиться к помощи особого слуги-утешителя, который, как мог, старался помочь своему хозяину пережить эту катастрофу.
После того, как поляки потерпели очередное поражение под стенами форта, их остатки спешно отступили на свой берег. Спеша исправить неудачно складывающуюся ситуацию, польские воеводы с лихорадочной поспешностью формировали новые части, забирая в войско всех мужчин, способных носить оружие. Король Польши был вынужден широко растворить королевские арсеналы и свою казну, отослав доверенных людей с большими суммами денег в соседние земли. Соблазненные щедрыми посулами, многие предводители наемных дружин со своими удалыми бандами откликнулись на зов польского короля. Такими деятельными мерами очень скоро Польше удалось не только восстановить численность своей армии, но даже и увеличить ее. Общее руководство польскими войсками взял на себя Цырыл из Хелма, которому король решил предоставить возможность реабилитироваться за прошлые ошибки; другие отряды возглавили бывалые знатные рыцари Мирон, Богдан и Филип.
Тем временем на своем берегу Дуная сербы тоже готовились к предстоящим сражениям. И на этот раз следующий шаг должен был быть как раз за ними. Они слишком долго терпели постоянные нападения на свои земли, но теперь и чаша их терпения переполнилась.
Понимая, что за свои землю поляки будут драться с большим ожесточением, сербские воеводы с особым тщанием собирали войско. Многие отряды, измотанные боями минувших дней, получили отдых. Взамен им из Эстергома, Вены и Белграда подходили все новые. Силы собирались огромные – такого количества вооруженных бойцов давно не выставляла сербская земля.
Только когда все отряды собрались, сербские воеводы Владимир Дамьянович, Раде Боранияшевич и Драгослав Неманьич устроили им смотр на широком поле и остались довольны как выучкой, так и вооружением своих бойцов. Все воины были отлично вооружены и горели желанием выполнить любой приказ своего военачальника.
Чуть придя в себя после разгрома, синьор Дзордзи вернулся в Венецию, где немедленно отправился на прием к дожу Филиппо и Высшему Совету Республики. На этот раз в его речи звучали совсем другие ноты, нежели те, с которыми он когда-то покидал Венецию во главе блестящих панцирных отрядов. Стараясь приуменьшить свою личную вину в понесенном поражении, Дзордзи попытался сделать это за счет преувеличения мощи сербской армии, против которой не устоял бы любой другой военачальник:
- Да, мы разбиты! Наше войско уничтожено! Но что мы могли поделать? Как можно противостоять тысячам их лучников, когда они одновременно спускают тетиву? Сербские же стрелы пробивают любой доспех. Довольно спорить и искать, кто же виноват в этом поражении! Нужно торопиться, на любых условиях просить мира, пока сербы сами не перешли нашу границу. Иначе Республике грозит неминуемая гибель! - в полной безнадежности взывал синьор Марино к членам Совета, а они, тоже подавленные последними новостями, пребывали в угрюмом безмолвии.
Никто из присутствующих не захотел напомнить о том, что сербы разгромили только армию самого Дзордзи, а войска Честини и Джеминиано все еще остались нетронутыми. Все понимали, что случись им встать на пути сербов, их постигла бы та же печальная участь. Кроме того, велика была вероятность, что именно пожелавшего продолжать войну и назначили бы командующим армией, отправляемой на новое сражение с непобедимыми – да, сейчас казалось, что это именно так! - сербами
Вместе с тем, венецианцы и сейчас лелеяли надежду на милость, помня все великодушие сербских королей, уже неоднократно миловавших своих извечных неприятелей. Так что Совет согласился с неутешительной картиной, изображенной побежденным полководцем, и единогласно принял решение: как можно скорее отправить посла к сербскому королю и молить о пощаде. Добиваться перемирия было поручено наиболее опытному дипломату Джорджио Бьякки. Он был спешно снабжен большим количеством даров и отправлен в Рас с клятвенными заверениями теперь-то уж точно вечно жить в мире и согласии. Сам дож Филиппо провел со своим придворным тайную беседу с глазу на глаз в личном кабинете.
Синьору Бьякки, не слишком радостно отправившемуся исполнять казавшееся ему безнадежным поручение, неожиданно улыбнулась удача. Его аудиенция с королем Душаном состоялась как раз после того, как король получил и прочитал приятные новости от Михаэла Букораца, своего посланника на Востоке, так что теперь пребывал в самом благодушном настроении.
Как писал королю Букорац, ему удалось встретиться с шахом хорезмийцев Баширом, с которым и прошли взаимовыгодные переговоры. Хорезмийцы, давно уже согнанные со своим исконных земель монгольскими кочевниками, в последние годы не имели своих городов и вынуждены были постоянно перемещаться с места на место, воюя с местными племенами и неуклонно сокращаясь в численности. Ни на одном месте надолго закрепиться им никак не удавалось.
Поэтому, имея вразумительные указания от короля, его посланник Михаэл Букорац как раз и предложил шаху Хорезма вести свой народ в Сирию, чтобы основать новое государство в Дамаске. Король Сербии был согласен передать этот древний город Хорезму - своему новому союзнику.
Правитель Сербского королевства давно уже принял решение, что его стране незачем удерживать приобретенные земли в Палестине и Сирии. Вместе с тем просто так покинуть города, за которые пришлось заплатить кровью немалого числа доблестных сербских воинов, было бы, по крайней мере, неразумно. Вне всяких сомнений, в ближайшем же времени оставленные области и города вновь попали бы под власть турецкого султана или иерусалимского короля, усиливать которых король Душан не имел ни малейшего желания. Отдавая же Дамаск хорезмийцам, Сербия приобретала нового, всем обязанного ей союзника, который должен был бы служить заслоном Византии от Иерусалимского Королевства.
Так что после разговора с Бьякки, король Душан и на этот раз согласился пожалеть венецианцев, но, разумеется, не даром! Извечные враги опять обязались выплачивать большую дань, чтобы рассчитаться за нанесенную обиду и разоренные сербские поселки. У синьора Бьякки даже в мыслях не было что-либо возражать на это: отправляя его к королю Душану, дож Филиппо позволил ему соглашаться с любыми условиями мира. Кроме того, король Сербии решил, что изъявившие теперь полную покорность враги еще могут оказать ему полезными в дальнейшем.
- Сколько лет уже мы живем бок о бок с вашим народом, и что видели от него? Одни только ложь, коварство и клятвопреступления. За все это время узнали мы только одного честного и порядочного человека – синьора Туско Де Венацца, - заметил на прощание король Душан посланнику. – Запомните, что на этот раз мы щадим вас только ради него, так как не хотим лишать этого достойного рыцаря его родины.
Так сербам опять удалось одним решительным сражением сбить спесь с венецианцев и обезопасить свои западные границы. Но по-прежнему непростым оставалось положение на восточных границах королевства, где и сербы и поляки усиленно готовились к возобновлению боевых действий.
Несмотря на то, что подготовка к походу на Краков не останавливалась ни на день, находилось время и для красочных, шумных празднеств, которыми всегда так славилась гостеприимная сербская столица. В июле 1280 года свое совершеннолетие отметил Славолюб, сын Станко Лжеца.
Славолюб вырос разумным и миролюбивым юношей, но красотой лица при этом судьбой был явно обделен. Из-за этого один из иноземных посланников, не слишком здравомыслящий насмешник, не постыдился зло высмеять облик Славолюба. К сожалению, при дворе короля нашлись люди, которые, вместо того, чтобы поставить недостойного наглеца на место, сами подхватили его грубую шутку, а в итоге кличка Урод так и пристала к сыну Станко навсегда. Не желая и дальше служить мишенью для едких насмешек, Славолюб был вынужден отправиться к своему отцу, в последние годы правившему рядом городов Азии, освобожденных от турецких войск.
Через несколько месяцев после встречи с выросшим и возмужавшим сыном, сам отец Славолюба, грозный Станко, скончался от старости зимой 1280 года. Пока он был жив, турки боялись его и не рисковали нападать на земли, что находились под его защитой. Но как только их шпионы сообщили о том, что прославленного воителя больше нет в живых, турки приободрились.
Рассчитывая, что со смертью Станко им нетрудно будет отбить обратно утраченные владения, турецкая армия под началом полководца Сезера осадила Гераклею. Замысел турок неожиданной атакой овладеть городом успехом не увенчался - на помощь из находящегося невдалеке Синопа вовремя подоспело войско его наместника Векослава Злоязычного. Не выдержав одновременной атаки с двух сторон, турки бежали.
Через год усиленной подготовки, почувствовав себя в полной боевой готовности, объединенные сербские войска, имея под своим началом нескольких опытных воевод, двинулись к Кракову. После нескольких дней пути дорогу им преградило такое же сильное и многочисленное войско поляков. В нескольких переходах от Кракова состоялось великое сражение, в котором с каждой стороны участвовали тысячи воинов.
Дух сербов горел, и они сражались без страха. Несмотря на упорное сопротивление, польские войска оказались не в состоянии сдержать мощный натиск сербов. Очень скоро они были окружены, стиснуты с обоих флангов и разгромлены. Более полутора тысяч погибших, сотни пленных – таков был итог этой битвы для поляков.
Тем временем, далеко от тех мест, в Палестине, полководец Душан Воиславич продолжал неуклонно двигаться к Кераку. После долгого перехода по пустыне ему попытался воспрепятствовать военачальник крестоносцев по имени Уолтер.
Когда впереди показались вражеские знамена, Душан Воиславич намеренно приказал торопливо отступить, чтобы соблазнить командира крестоносцев устремиться вперед. У Душана были свои причины на это поспешное отступление: он знал, что войска его соотечественника Ясмина Брезанчича, который некоторое время назад высадился в Палестине, тоже приспевают к месту будущей битвы. Притворно отступая, Душан собирался завлечь в ловушку легковерного крестоносца.
Хитрость Душана удалась вполне. Не рассмотрев опасности, Уолтер был вынужден сражаться сразу с обеими сербскими армиями, против которых шансов у него не было. Его люди были перебиты почти полностью, сбежать удалось мало кому – сербские мечи находили их повсюду. Потери сербов были втрое меньше. Выжившие, сея панику, смогли отступить под защиту величественных стен Керака, где влились в его гарнизон, под начало рыцаря Жервасио. Самому Уолтеру тоже посчастливилось уйти живым, но из-за своей чудовищной ошибки, стоившей жизни сотням людей, он потерял у воинов всякое уважение.
Вместе с тем враги не давали сербам долго наслаждаться миром и в Малой Азии. Осенью 1281 года к Изнику подступило турецкое войско амира Люфти, плотным кольцом охватив город со всех сторон.