Laszlo
Спасибо, перечитываю все, что на русском.
Особенно понравилось, как Лиолио, сын Камеамеи, восстал против старой религии и традиционных табу, представляю себе это:
Цитата
13-го апреля 1819 года, гениальный правитель [Камеамеа I], державший в своих железных руках объединенное, умиротворенное государство, смертельно заболел. Жрецы, колдуны, заклинатели собрались со всех островов, пели гимны, творили молитвы, приносили жертвы и, наконец, предложили прибегнуть к крайнему средству — к человеческому жертвоприношению, но король наотрез отказал дать свое согласие на это. 8-го мая Камеамеа умер.
Тело государя было сожжено, и на престол вступил Рио-Рио, известный в истории под именем Камеамеа II. Коцебу, видевший Рио-Рио в 1816 году, говорит, что это — толстый урод, физический и нравственный, и ничего больше. Он не вмешивался ни во что и на аудиенциях храпел где-нибудь на полу, как животное. Насколько отец был велик и умен, настолько сын казался вялым и ничтожным. Но... наружность обманчива, и Рио-Рио доказал это еще один лишний раз. Не долго царствовал этот толстяк, — всего пять лет, и немного он сделал; но тем не менее он вписал свое имя крупным шрифтом на страницы истории родной страны. В его царствование было уничтожено идолопоклонство и нанесен смертный удар святости табу.
Государь и его советники решили освободить народ от табу и, прежде всего, избавить от его гнета женщин. Женщины, по старым обычаям, не только не имели права есть вместе с мужчинами, но им было запрещено употребление в пищу и некоторых фруктов. Нарушение табу наказывалось в этих случаях смертью. Уничтожение этого страшного обычая было обставлено чрезвычайно торжественно, и главным героем торжества явился сам король. Вот как это произошло: в один из очень больших праздников толпа народа собралась около дворца, в ожидании царского угощения. На разостланных на земле рогожках были расставлены блюда: по одной стороне для мужчин, по другой для женщин. Когда все собрались, вышел король, взял несколько кушаний, предназначенных для мужчин, перешел на дамскую половину и стал угощать дам запретными блюдами. Трудно представить себе ужас, охвативший суеверную толпу. “Табу, табу, табу!” — раздалось со всех сторон, но король и его придворные преспокойно продолжали есть в обществе дам, угощая и их недозволенными кушаньями. Народ бросился в храмы, привел оттуда жрецов и с гневом стал указывать им на нарушение обычаев отцов. Жрецы, заранее приготовленные к этой комедии, начали кричать: “Да, да, вот ужасное беззаконие, явное нарушение табу! Да, что же, однако, делают наши боги? Отчего они не мстят? Как могут они допускать такое преступление, да еще в виду всего народа? Так, видно, они бессильные, ложные боги! Уничтожить их! Освободиться от них! Пойдемте, гавайцы, расплатимся с ними!” И старший жрец собственными руками зажег главный храм. Весть об этом событии быстро разнеслась по всему архипелагу. Возникли кое-где попытки восстаний за поруганную старую веру, но они были быстро подавлены.