В 1999 г. на Рюриковом городище под Новгородом была найдена печать неизвестного ранее типа. Аверс: изображение композиции «Благовещение»; реверс: шестистрочная (?) надпись «+Сп(а)си / Г(оспод)и кнъ/з# Иве/ра Всево/ло - - - / …» (рис.1). Эта печать издавалась В.Л.Яниным уже трижды и, судя по комментариям, сопровождающим воспроизведения, является существенным аргументом в новой версии решения проблемы формирования Новгородской государственности (далее — «новая версия»). На мой взгляд, комментарии, сопровождающие печать Ивера Всеволодича, не являются ни аргументом в пользу «новой версии», ни собственно сфрагистическим исследованием. Принципиальное несогласие с вынесенной на обсуждение системой построения исторических реконструкций и заставило меня выступить с предлагаемыми комментариями.
Система обоснования «новой версии»
Коротко система обоснования «новой версии» может быть сведена к ряду последовательно сформулированных гипотез, которые я излагаю ниже в виде цитат из последней по времени публикации печати Ивера Всеволодича . Исходной посылкой рассуждений В.Л.Янина является необходимость объяснить противоречие, помещенное в Новгородской Первой летописи под 6633/1125 г.: «В то же лето посадиша на столе Всеволода новгородци» (с.445). Внук Владимира Мономаха и старший сын Мстислава Великого, кн.Всеволод Мстиславич был посажен на новгородский стол в 1117 г., а сведений о потере им стола в итервале между 1117 и 1125 гг. в летописях нет, так что факт повторного вокняжения действительно требует своего объяснения.
Цепочка рассуждений сводится к следующим пунктам:
1. «Изображение Благовещения хорошо известно в новгородской сфрагистике по печатям Всеволода Мстиславича, которого в крещении звали Гавриилом (а архангел Гавриил — участник благовещенской композиции) . Принадлежность Всеволоду имени Гавриил уже вскоре после его кончины становится фактом агиографии» (с.449-450).
2. «Князь Ивор Всеволодович в источниках неизвестен, но сам тип буллы с русской благо пожелательной надписью существует лишь во времена Владимира Мономаха и его ближайших наследников (не позднее второй четверти XII в.)» (с.450).
3 . «Поскольку другого князя с крестильным именем Гавриил в указанное время не было, атрибуция рассматриваемой печати может быть решена только одним способом: Ивором звали сына Всеволода-Гавриила Мстиславича» (с.450).
4. «Возможно ли такое решение?», — задается вопросом В.Л.Янин (с.450). Вслед за цитированными летописными сообщениями о женитьбе Всеволода Мстиславича (под 6631 г.), о существовании у Всеволода сына, крещеного Иваном (под 6635 г.) и о смерти Ивана Всеволодича (под 6636 г.), исследователь отмечает: «Летопись называет его (Ивана Всеволодича — С.Б.) крестильным именем, но ведь у него было и мирское имя. Приведенное сфрагистическое свидетельство дает возможность догадаться, что он именовался Ивором» (с.450).
5. «Если это так, то не имеем ли мы в статье 6633 г. в Новгородской летописи искажения первоначального текста «В то же лето посадиша на столе Всеволодовича новгородци», а «Всеволодович» в результате искажения превратился во «Всеволода»? Именования только по отчеству не чужды летописи» (с.450-451).
6. Далее излагается новая версия событий 1125-1127 гг.: Всеволод, получив известие о смерти Мономаха, отправляется в Киев, оставив вместо себя «младенца Ивора-Иоанна (по изображению Благовещения на его печати, он представляет личность Всеволода-Гавриила). В отсутствии Всеволода новгородцы провозглашают Ивора своим князем. Возвратившись в Новгород, Всеволод застает эту изменившуюся ситуацию и снова спешит в Киев. Только по урегулировании конфликта и признании каких-то новых условий взаимоотношения с Новгородом Всеволод в конце февраля 1127 г. возвращает себе новгородский стол и сооружает храм во имя небесного патрона своего сына» (с.451).
7. «Такое решение проясняет атрибуцию значительной группы новгородских княжеских печатей с изображением на одной стороне св.Иоанна Предтечи, а на другой — Благовещения» (c.451). Отказавшись от своего первоначального предположения о принадлежности печати № 138 Корпуса сыну Всеволода-Гавриила Мстиславича Владимиру Всеволодичу, занимавшему новгородский стол короткий срок — не более полутора месяцев и не менее четырех дней — В.Л.Янин атрибуирует эти печати Ивору Всеволодичу, подчеркивая: «…его пребывание на новгородском столе продолжалось около полутора лет — с 1125 г. до конца февраля 1127 г., а это не противоречит заметному обилию его печатей. Надо полагать, что сначала он (вернее — распоряжавшиеся им новгородские бояре) очень недолго пользовался буллотирием с благопожелательной надписью, а затем по избранию его на стол, все остальное время — буллотириями с изображениями св.иоанна и Благовещения» (с.451-452).
8. «Изложенные наблюдения оказались небезинтересны в контексте важных открытий археологического сезона 1998 г.» (с.452), — предваряет В.Л.Янин рассказ об исследованиях значительной по размерам усадьбы второй — третьей четвертей XII в. на Троицком раскопе (усадьба «Е»): в центре усадьбы были открыты остатки настила с навесом , и здесь же были найдены берестяные грамоты, «повествующие о разного рода судебных конфликтах. Адресатами многих грамот названы Петрок (идентифицируемый с боярином Петром Михалковичем) и Якша (идентифицируемый с посадником Якуном Мирославичем). В некоторых документах наряду с указанными лицами адресатом выступает князь» (с.452)
9. «Единственным судебным органом в XII в., как известно, был «сместной» (совместный) суд князя и посадника, регулированный формулой докончаний Новгорода с князьями… Состав адресатов берестяных грамот, найденных на усадьбе «Е», демонстрирует их соответствие формуле более поздних докончаний и, следовательно, действенность этой формулы уже во второй четверти XII в…. Настил в центре усадьбы «Е», как это очевидно, служил для производства на нем судебных разбирательств между тяжущимися сторонами» (с.452-453).
10. «Дендрохронологический анализ остатков настила… обнаружил, что он был сооружен в 1126 г., а в дальнейшем неоднократно ремонтировался, в том числе в 1132 и 1146 гг. Чтио касается более раннего, нежели 1126 г. времени, то, как показали раскопки 1999 г., на протяжении XI — первой четверти XII в, усадьба «Е», имея и тогда административное назначение, служила местопребыванием функционально иного общественного органа. На ней собирались и контролировались доходы, поступавшие от сборщиков государственных податей, а также вир и продаж. Преемственность между двумя институтами власти очевидна» (с.453). Далее В.Л.Янин ссылается на находки деревянных замков-бирок и тексты берестяных грамот XI — начала XII вв., подчеркивая: «Организация фиска предусматривала совместные действия князя и новгородского боярства, благодаря чему бояре сами собирали государственные доходы, действуя от княжеского имени, т.е. контролировали бюджет. Организация сместного суда базировалась на тех же принципах участия бояр в судопроизводстве, предоставлявшего боярскому посаднику право контроля за судебными решениями» (с.453).
11. «Возникновение смесного суда в 1126 г. раскрывает пружину политических действий 1125-1126 гг., — полагает В.Л.Янин, — … в отсутствие Всеволода Мстиславича, новгородское боярство формирует этот суд, в котором княжеская сторона представлена младенцем, а в дальнейшем вынуждает Всеволода принять новую институцию власти в обмен на возвращение ему новгородского княжеского стола» (с.453-454).
12. «Если до 1125 г. княжеские и посадничьи буллы не имеют типических отличий, будучи оформлены благопожелательной надписью и изображением святого патрона их владельца, то, как кажется, последней в Новгороде княжеской печатью такого типа оказывается печать Ивора Всеволодовича» (с.454).
13. «С организацией смесного суда возникает новый тип княжеской печати: на нем помещаются изображения святых, тезоименитых владельцу печати и его отцу, обозначая тем самым его крестильные имя и отчество» (с.454).
14. «До конца княжения Всеволода сосуществуют посадничья булла с благопожелательной надписью и княжеская булла с изображением двух святых. По-видимому, решение об обязательном утверждении грамот княжеской печатью относится к моменту вокняжения Святослава Ольговича в 1136 г., когда прекращается серия новгородских посадничьих булл» (с.454).
15. «Печатей Всеволода Мстиславича с благопожелательной формулой в природе не существует, тогда как его булл с изображением Благовещения и св.Феодора (т.е. передающих крестильное имя Гавриил Федорович) к сегодняшнему дню зафиксирован 71 экземпляр (они происходят от 7 пар матриц). Прежде казалось очевидным, что их употребление начинается в 1117 г. С находкой печати Ивора Всеволодовича выясняется, что тип княжеской печати с изображением двух святых формируется впервые в 1125-1126 гг., и первыми образцами такого типа были печати с изображением св.Иоанна Предтечи и Благовещения» (с.454).
16. «Однако существует заметный разряд печатей «княжеского» типа (с благопожелательной надписью), которые в эпоху Всеволода Мстиславича принадлежали новгородским посадникам» (далее со ссылкой на Корпус и дополнения к нему перечислены печати с изображениями святых, тезоименитых владельцу и благопожелательной формулой — С.Б.). «Коль скоро от периода с 117 до 1126 гг. нет печатей князя Всеволода, но имеются печати посадников, надо полагать, что до организации смесного суда контроль над судопроизводством был сосредоточен в руках посадников, о чем косвенно свидетельствует легенда о посаднике Добрыне (он умер 6 декабря 1117 г., спустя десять месяцев после вокняжения Всеволода Мстиславича) » (с.454-455).
17. «Почему эпоха посадничьего «единовластия» завершилась в 1126 г. созданием сместного суда, т.е. компромиссом с князем, тогда как, приняв на стол князя-младенца, бояре должны были торжествовать очередной успех в своем продиводействии князю? Ответ на этот вопрос предельно прост: с 1120 по 1125 гг. в Новгороде посадничал не новгородский боярин, а киевлянин » (с.455).
18. «Почему в начале 1127 г. новгородцы вернули стол Всеволоду Мстиславичу? Здесь ответ не так очевиден. Возможно, однако, предположить, что именно тогда, в обмен на восстановление княжеских прав Всеволода Мстислав Владимирович передал в качестве домена новгородского князя значительный массив земель из состава своего Смоленского княжества» (с.455).
Комментарии к сфрагистическим аргументам
«новой версии»
У меня нет сомнений в справедливости исходной посылки рассуждений В.Л.Янина. Внук Владимира Мономаха и старший сын Мстислава Великого, кн.Всеволод Мстиславич был посажен на новгородский стол в 1117 г., а сведений о потере им стола в интервале между 1117 и 1125 гг. в летописях нет, так что факт повторного вокняжения действительно требует своего объяснения. Таким образом, исходную посылку рассуждений брать под сомнение не приходится.
Оставляю в стороне исторические (оценка информативных возможностей летописных статей) археологические (атрибуция настила на усадьбе «Е» как места проведения судебных разбирательств) и лингвистические аргументы (достоверность отождествления лиц, упомянутых в берестяных грамотах с усадьбы «Е» с реальными лицами, известными летописанию: Петрок = Петр Михалкович, Якша = Якун Мирославич). Таким образом, я не беру под сомнение пункты 5, 8, 9, 10 и 17.
Одиннадцать пунктов в той или иной мере опираются на истолкование сфрагистических находок. «В той или иной мере» я говорю не случайно: часть гипотез (пункты 1, 2, 7, 15, 16) — исходные, другие же (пункты 3, 4, 6, 12, 13, 14) являются вторичными по отношению к первым. Таким образом, обсуждать следует именно первые, и если они окажутся недоказанными или же неверными, то вторые снимутся сами собой.
Две оставшиеся гипотезы (пункты 11 и 18) опираются, по сути дела, на всю совокупность рассуждений, то есть — являются гипотезами третьего порядка. Их доказанность целиком и полностью зависит от доказанности остальных гипотез.
Из одиннадцати пунктов цепочки, так или иначе связанных со сфрагистическими наблюдениями, сравнительно обоснованным можно считать пункты 2 и 13. Действительно (пункт 2) печати с кириллическими благопожелательными надписями и изображениями святых появляются в конце XI в. и исчезают из употребления не позднее середины XII в.; эта датировка была установлена еще Н.П.Лихачевым . Разумеется, уточнение хронологических рамок бытования печатей с кириллическими благопожелательными надписями вполне возможно и даже вероятно, однако не в столь жесткой формулировке: «Сам тип буллы с русской благопожелательной надписью существует лишь во времена Владимира Мономаха и его ближайших наследников (не позднее второй четверти XII в.)» (с.450). Что касается пункта 13, то новый разряд древнерусской княжеской печати (буллы с изображениями святых на обеих сторонах), как это установил Н.П.Лихачев, действительно датируется XII-XIII вв. И хотя хронологическую приуроченность отдельных булл удается сузить до четверти столетия, узкие даты большинства печатей опираются исключительно на общеисторические соображения и на гипотетичнеские персонификации.
Остальные девять гипотез опираются на два допуска в истолковании памятников сфрагистики. Допуск 1 — княжеские и посадничьи печати на раннем этапе не имели типических отличий (пункты 12, 14, 16). Допуск 2 — в качестве сфрагистического символа изображение композиции Благовещения равнозначно изображению архангела Гавриила и должно быть истолковано как символическое обозначение имени «Гавриил» или отчества «Гавриилович» (гипотезы 1, 3, 4, 6, 7, 15). И с одним, и с другим допусками я решительно не согласен.
О допуске 1
Прежде всего о том, могли ли пользоваться представители различных институтов власти идентично оформленными буллами. При безусловном прокламативном характере, печать является, прежде всего, скрепой письменного документа, так что основной функцией ее было свидетельствование достоверности информации, содержавшейся в тексте документа. Следовательно, печать, гарантировавшая подлинность документа, должна была легко и однозначно чи¬тать¬ся современниками. Если булла скрепляла юридический документ, то по ней можно было определить полномочность держателя буллотирия утвердить данный документ. Если же речь шла о переписке, то печать, прежде всего, подтверждала происхождение послания, и по ней, следовательно, можно было определить, действительно ли данное послание исходит именно от того лица, на которое содержится указание в тексте. Иными словами, изобразительные символы и их комбинации на печатях следует рассматривать как своего рода язык — знаковую систему, чтение которой не должно было составлять труда для посвященных лиц. За одними и теми же изобразительными символами на печатях должна была быть, таким образом, скрыта однородная информация, а сфра¬гистические регалии, оформленные путем комбинации одинаковых символов, не могли использоваться различными властными структурами — в противном случае терялась возможность однозначного “прочтения” комбинации символов, составляющих сфрагистический тип. Таким образом, одинаково оформленные печати, принципиально не могли принадлежать представителям различных и, тем более, противостоящих друг другу институтов власти.
Сказанное является общим местом, однако есть основания конкретизировать данные соображения применительно именно к печатям с благопожелательной формулой легенды. Принадлежность большинства булл этого разряда князьям сомнений не вызывает, поскольку она была обоснована (как и для печатей с греческой благопожелательной легендой) еще Н.П.Лихачевым . Основанием же для гипотезы о принадлежности ряда печатей с формулой «Господи, помози…» новгородским посадникам послужило, во-первых, обнаружение этих печатей в Новгороде (опирающееся, в свою очередь, на гипотезу об утверждении документов в самом Новгороде), и, во-вторых, совпадение нескольких изображений святых на печатях с именами новгородских посадников первой трети XII в. Однако «совпадающие» имена принадлежат к обычным крестильным именам на Руси (Дмитрий, Константин, Борис, Даниил, Петр, Иоанн), а большинство находок из Новгорода происходит с Рюрикова городища, то есть — связано с документами, отложившимися в городищенском архиве, так что новгородское происхождение этих документов ничем не доказано. Поэтому разделение однородного сфрагистического разряда между двумя противостоящими институтами власти только на том основании, что для одних булл удалось подобрать удовлетворительные персонификации, а для других — не удалось, представляется, по меньшей мере, искусственным.
Есть и еще одно соображение, не позволяющее принять предлагаемое В.Л.Яниным разделение однородного сфрагистического разряда между князьями и посадниками. Для печатей с греческими благопожелательными формулами, предшествующих по времени печатям с кириллическими благопожелательными формулами и безусловно близкородственными последним, установлено принципиальное различие между печатями суверенов (князей) и лиц, выступающих представителеми суверенов: на печатях первых помещалось изображение тезоименитого святого, в то время как на печатях вторых помещалось изображение святого, тезоименитого не владельцу печати, а его сюзерену. Помещение на печати княжеского представителя, каким по В.Л.Янину, был посадник Борис (с.455), тезоименитого святого ставит посадника на один уровень властных полномочий с самим князем, что сомнительно.
Таким образом, печати с кириллическими благопожелательными надписями и изображением святого, тезоименитого владельцу буллы, принадлежали князьям, а те из булл, которые пока остаются неперсонифицированными, принадлежали князьям рубежа XI-XII вв. и первой трети XII в., известным в письменных источниках только под своими мирскими именами. Следовательно, пункты 12, 14 и 16 из системы рассуждений должны быть исключены. Таким образом, мы вынуждены исключить из аргументации одну из первичных гипотез (пункт 16).
О допуске 2
Сомнителен и второй допуск — о равнозначности смыслового значения изображения композиции Благовещения изображению архангела Гавриила. Рассматривая печати с изображением Благовещения на одной стороне и святого (св.Федора или св.Иоанна Предтечи) на другой, В.Л.Янин относит эти буллы к обширной группе печатей с изображением святых на обеих сторонах . Принадлежность последних древнерусским князьям сомнений не вызывает: она доказана Н.П.Лихачевым , убедительно продемонстрировавшим, что на печати были помещены изображения святых, тезоименитых самому владельцу буллы и его отцу, то есть — крестильные имя и отчество князя. Мнение Н.П.Лихачева в настоящее время признано всеми исследователями, так что в этом отношении пункт 13 в системе аргументации В.Л.Янина безупречен. Однако отнесение печатей с изображением на одной из сторон композиции, а на другой стороне святого к разряду печатей, несущих на обеих сторонах изображения святых вызывает недоумение. Разумеется, изображение композиции на тему церковного праздника не принадлежит к числу распространенных изобразительных символов в русской сфрагистике, однако он встречается на русских средневековых печатях достаточно регулярно: в домонгольское время известны печати с изображениями композиции «Преображение Господне», «Богоявление», «Успение Богородицы», а в XIV-XV вв. встречены также изображения «Троицы Ветхозаветной» (традиционно истолковываются как изобразительный символ псковского Троицкого собора ) и «Благовещения», причем в последнем случае принадлежность печати Благовещенскому монастырю следует из формулы легенды. Правда, печать с изображением Богоявления В.Л.Янин также относит к разряду булл, несущих изображения святых на обеих сторонах (хотелось бы знать, какое именно имя или же отчество могло символизировать изображение этой композиции), а печать с изображением «Успения» исследователь, фактически отказался комментировать , однако изображение композиции «Преображение Господне» исследователь совершенно справедливо истолковывает в качестве изобразительного символа полоцкого Спасо-Пеображенского монастыря .
Но, коль скоро уже в нескольких случаях многофигурная композиция на тему церковного праздника может быть уверенно прочтена в качестве изобразительного символа храма или обители соответствующего посвящения, истолкование композиции «Благовещение» в качестве символической передачи имени «Гавриил» (почему не имени «Мария», которая, пользуясь терминологией В.Л.Янина, также «участник благовещенской композиции» ) оказывается, по меньшей мере, странным: за одними и теми же изобразительными символами на печатях не может быть скрыта разнородная информация, в противном случае исключается возможность однозначного “прочтения” сфрагистического типа, и тогда скрепа докумнента теряет смысл, поскольку не позволит проверить достоверность утвержденного документа. Кстати говоря, Н.П.Лихачева, специально подчеркивал: «Изображение архангела Гавриила не может заменять изображение Благовещения».
Таким образом, гипотеза о тождестве изображения композиции изображению святого оказывается сфрагистически некорректной и, во всяком случае, нуждается в новом обосновании, до появления которого пункты 1, 3, 4, 6, 7, 15 из рассматриваемой системы построений следует исключить. Таким образом, мы вынуждены исключить из аргументации еще три первичные гипотезы (пункты 1, 7, 15).
Вместо заключения
Попробую подвести некоторые итоги. Исключив из системы построения четыре из пяти первичных гипотез, опирающихся на сфрагистические памятники (при том, что гипотеза пункта 2 сохранена в варианте, обоснованном Н.П.Лихачевым, то есть — без учета хронологических уточнений В.Л.Янина), мы вынуждены, таким образом, взять под сомнение и большинство вторичных по отношению к этим гипотезам рассуждений. Следовательно, в «сухом остатке» остается сравнительно немногое. Действительно, на Рюриковом городише под Новгородом была найдена печать неизвестного ранее типа, принадлежавшая князю Иверу Всеволодичу, выступавшему в своей деятельности представителем Благовещенского храма или обители. Датировка буллы рубежом XI-XII или первой третью XII в. весьма вероятна, однако уверенно отождествить владельца печати с одним из русских князей, упомянутых в летописях, затруднительно, поскольку большинство из них по своим крестильным именам не известны. Судя по отчеству Ивера (Всеволодич) нельзя исключать того, что булла принадлежала одному из сыновей Всеволода-Гавриила Мстиславича, однако в конце XI — первой половине XII вв. на Руси были и другие князья, носившие имя Всеволод, так что печать Ивера Всеволодича могла принадлежать сыновьям любого из них.
Памятники сфрагистики — вообще чрезвычайнео «опасный» источник. В первом приближении кажется, что вся заключенная в актовой печати информация лежит на поверхности, и использование этой информации требует от исследователя лишь общеисторической эрудиции. Этот этап «потребительского использования источника» проходят большинство исследователей, обращающихся к актовым печатям (не избежал его в свое время и автор доклада). На самом деле, актовые печати, как и любой другой вид источников, требуют детального источниковедческого исследования, включающего, как минимум, классификацию и систематизацию артефактов. Классификация предполагает выявление элементов, использовавшихся при оформлении печати, установления иерархии этих символов и определение смыслового значения символов в “языке печати”. Задачей систематизации является выявление комбинаций известных элементов и проведение процедуры “чтения печати”. Только детальная классификация и аргументированная систематизация печатей дают возможность выявить правила оформления сфрагистического типа, дешифровать символику элементов, составляющих сфрагистический тип, и выявить скрытую за печатями систему отношений между институтами власти, сфрагистическими регалиями которых яв¬лялись печати. Пренебрежение источниковедческим этапом в изучении актовых печатей чревато ошибками уже на стадии предварительной группировки булл, когда закладывается фундамент для выявления исторической информативности сфрагистических памятников.
Безусловно, факты, приведенные в статье В.Л.Янина, сами по себе чрезвычайно интересны. Я даже не исключаю того, что исследователь верно угадал истоки самого процесса возникновения смесного суда в Новгороде. Однако система доказательств представляет собой классический пример «цепочки наведений». Это определение, неоднократно употреблявшееся Н.П.Лихачевым, обозначает систему доказательств, при котором каждая новая гипотеза опирается на сумму предыдущих гипотез, причем последние рассматриваются уже в качестве установленных фактов. Полагаю, «цепочка наведений» — это не самый надежный из существующих принципов научной аргументации. И, в любом случае, прежде чем мы начинаем создавать историческую реконструкцию необходимо проведение детального источниковедческого исследования привлекаемых источников. К сожалению, в комментариях В.Л.Янина к печати Ивера Всеволодича источниковедение привлеченных памятников сфрагистики должным образом не проведено, как не было оно проведено и в более ранних работах, на которые неоднократно ссылается исследователь. Пренебрежение к источниковедению, фактически, свело на нет все усилия по созданию интереснейшей исторической модели.
).
