obergefreiter
Извините, это чушь. У итальянцев был прокол на уровне высшего командования, при адекватном же руководстве они дрались не хуже остальных.
Сказочки не надо только писать, итальянцы не смогли справиться даже с греками, итальянская армия была очень плохо оснащена, а уж про боевой дух войск дуче, говорить вообще не приходится
obergefreiter
"С легкостью отбросил" -- так описывается тяжелейшее даже по воспоминаниям немцев трехнедельное встречное сражение. Я в восторге.
Рад за вас, по факту немцы уступающими силами без особых потерь со своей стороны отбросили британцев
obergefreiter
"Бездарное" командование в Африке было очень быстро сменено адекватным (хотя на самом деле большинство командующих в Африке поплатились за продолбы верховного командования).
Да когда Черчилль поставил во главе британских войск Александера то есть в 42 году, до этого Уэйвелл и Окинлек терпели серьезные поражения
obergefreiter
Кризиса в Африке не было -- наступление Роммеля вело в тупик. А вот кризис снабжения у самого Роммеля -- был.
По оценке самих британцев очень даже был:
Посол СССР в Англии И.М. Майский вспоминает свой разговор с Черчиллем о втором фронте, который плавно перешел к ближневосточной нефти: «Другая беседа с Черчиллем о втором фронте, крепко засевшая у меня в памяти, происходила летом 1942 года уже в то время, когда большое германское наступление, которого мы ожидали во время мартовского разговора, развернулось в полной мере. Я задал премьеру вопрос: «Почему вы считаете, что Египет легче всего защищать от немцев в Египте? Вполне возможно защищать его под Парижем. Все зависит от стратегического расчета и количества силы, приложенной к пункту удара».
Черчилль вскипел и стал с горячностью доказывать, что я ошибаюсь. Чем больше он говорил, тем яснее становилось, что на всех его рассуждениях лежит яркий отпечаток горячей империалистической эмоции, сродни той эмоции, которая вдохновляла Киплинга.
Черчилль не просто считал Египет важным звеном в системе имперской обороны, он был явно влюблен в Египет, в Аравию, в северный берег Африки, во все то, что составляло тогда средиземноморский и ближневосточный театр военных действий. Здесь были его сердце и ум, и имена Тобрука или Эль-Аламейна говорили ему гораздо больше, чем имена Гавра или Лилля. Потому что там была нефть»