ПОТОМСТВО НАРИМУНТА ГЕДИМИНОВИЧА
I. Глеб Наримунтович. МГ, 1931, №2
Из всех Наримунтовичей князь Глеб первым появляется на исторической арене. Звался ли он Наримунтом по отцу, или это также было его княжеским литовским именем, до сих пор точно не установлено. Известно лишь, что потомки Наримунта писались как «Наримунтовичи» (с этим прозванием встречаем в старинных актах Юрия и Патрикия), так и «Наримунты». Так, например, некий Наримунт гибнет 2 февраля 1348 года в битве с крестоносцами на р. Страве(1); в 1355 году упоминается уже другой Наримунт, Василий Михайлович, князь пинский, пан мстиславский(2); наконец, Наримунт, князь пинский и, по сведениям Длугоша, «смотритель градов королевских», погибает в 1390 году под Вильно от рук Витовта(3). Таким образом, также и Глеб мог писаться «Наримунтом» по своему отцу Наримунту-Давиду.
Впервые о нем упоминается в событиях 1333 г.
В этом году Новгород находился в весьма обостренных отношениях с Великим князем московским Иваном Даниловичем Калитой, который затребовал от горожан оплаты татарского «выхода», о чем последние, очевидно, и слышать не хотели. Тогда Иван Калита обратился к хану с жалобой на своенравных новгородцев, те, в свою очередь, попросили помощь у литовцев. Тогда же горожане вспомнили о знаменитых победах князя Давида, и то, что они его в свое время даже «провозглашали королем». А времена эти были не такие уж давние. Едва десять лет прошло после побед Давида, и всего семь с момента его смерти, или с той минуты, в которую, как мы установили в предыдущей статье, отношения с Литвой претерпели изменения, что, в данном случае, несущественно. Вспомнили новгородцы также и о том, что Давид-Наримунт оставил подраставших сыновей, и послали за ними в Литву. И «вложи Богъ въ сердце князю Литовскому Наримонту нареченному въ крещенiи Гл?бу, сыну великого князя Литовского Гедимана и присла в Новъгородъ»(4) — так описывает это событие Новгородская летопись по списку, опубликованному в третьем томе Полного Собрания Русских Летописей, откуда и возникло предание, что это именно Наримунт-Давид-Глеб, сын Гедимина, которого уже семь лет, как не было в живых, выехал в Новгород. Карамзин, использовавший другой список Новгородской летописи, цитирует это место в источнике по-другому: «въ семъ же лете вложи Богъ въ сердце К. Наримонту, въ крещении Гл?бу и присла въ Новгородъ».
Несомненно, это и есть первая редакция. Тот, кто писал эти слова, знал, кем был Наримунт Глеб, также знал он и то, что в Новгороде личность этого князя была хорошо известна, и потому летописец не стал приводить дальнейших разъяснений. В то время, как переписчик уже считал себя обязанным информировать читателя о подробностях, причем сам, по-видимому, знал об этом князе немного, вот и написал о нем так, как вычитал в русских родословных, где «Наримунт», правда совсем не тот, выступает как сын Гедимина.
Еще большую путаницу внесла Воскресенская летопись своим известием, которое было опровергнуто уже Карамзиным(5), о неких «тяготах», совершенных по приказу Гедимина над новгородским владыкой еще в 1331 году, и о вымогательстве у новгородцев подобным образом обязательств принять Наримунта на княжение. В целом это известие, несомненно позднего происхождения, основанное на предположении, что уже Гедимин обладал решающим влиянием в Киеве, не заслуживает доверия. Тщетными выглядят попытки защитить данную версию Стадницким, от внимания которого ускользнул факт наличия конфликта Новгорода с Иваном Калитой(6), вполне достаточный для объяснения данного случая(7). В любом случае, в это время Гедимин был занят «на другом фронте», и кажется очень сомнительным, чтобы он занимался еще и новгородскими делами(8).
Насколько можно судить по сведениям источников, события происходили в следующей последовательности. Новгородцы, притесняемые Иваном Калитой, вспомнили о сыне Давида и отправили к нему послов, Юрия и Александра(9). Послы должны были передать молодому князю совершенно конкретные предложения, так как в Софийском Временнике приезд Глеба Наримунта в Новгород описан следующим образом: «приеха в Ногород на пригороды, что ему ркли (обещали) в Литве (послы), и целова крест к Новгороду»(10). Согласно Воскресенской летописи этими пригородами были Ладога, Орехов, Корельский Городок, земля Корельская и половина Копорья, которые были ему отданы «в отчину и дедину для себя и детям»(11). Из этого следует, что Глеб Наримунт прибыл не на княжение Новгородское, а лишь на княжение «на волостех»(пригородах). Наримунт приехал уже в октябре, дабы «поклониться Святой Софии»(12), из чего можем сделать вывод, что он на тот момент уже был крещен по восточному (православному) обряду, как, впрочем, и другие сыновья Наримунта. Как можно судить по дальнейшим известиям, Иван Калита, по-видимому, смирился со свершившимся фактом, и уже в следующем году посетил Новгород, где был тепло встречен горожанами. Следствием этой договоренности был союз «Вольного Города» с Великим князем, заключенный в 1335 году, и направленный, в первую очередь, против Пскова, принявшего на княжение врага Ивана, князя Александра Михайловича Тверского(13).
Подобный поступок Ивана можно объяснить лишь узами близкого кровного родства, связывавшего его с Наримунтом.
Об этом последнем следующее упоминание находим под 1338 годом. В этом году он находился в Литве, а на волостях новгородских держал своих наместников, причем в Орехове сидел его явно малолетний сын Александр. Когда в 1338 году новгородцы, под угрозой шведского вторжения, посылали Наримунту гонца за гонцом, чтобы приехал их защитить, тот не только не появился сам, но даже сына вывел из Орехова, оставив на волостях только наместников(14). И это последнее упоминание о Наримунте в источниках.
Существует, правда, предположение, что он погиб в битве на реке Страва 2 февраля 1348 года, но данное мнение аргументированно опровергнуто еще Стадницким(15). В действительности это известие должно быть отнесено к одному из его братьев, Дмитрию или Михаилу, так как сам он точно был жив еще в августе того же года, когда после взятия Орехова шведами его наместник был освобожден из плена по приказу короля Магнуса(16).
Данилевич предполагает, что после смерти Воина, князя Полоцкого, Глеб Наримунтович недолго княжил в Полоцке(17). При этом он опирается на соглашение Полоцка с немцами 1342 года, при котором сохранилась печать Глеба Наримунта(18). Вариант вполне возможный, так как надежных доказательств княжения Андрея Ольгердовича в Полоцке до 1350 года мы не имеем(19).
Во всяком случае, отнюдь не к Глебу Наримунту относится известие о бегстве к хану после свержения Явнута, о татарском плене и выкупе из него с помощью Великого князя московского, также, как не относится все вышесказанное и к его отцу. История эта, в которую не верили ни Стадницкий, ни Вольфф, возникла на основе аналогичного случая, имевшего место в 1349 году с сыновьями Корьята Гедиминовича, Семеном Свислочским и Айкшой, основателем Айшишек(20) (совр.Эйшишкес). По правде говоря, Вольфф и сам повторяет данную ошибку, когда высказывает предположение, что Семен Наримунтович, известный по родословным, но чье существование не подтверждается историческими источниками, и, который, по всей видимости, никогда не существовал,- это и есть князь Семен Свислочский из 1349 года(21). Это известие о Наримунте, читаемое в Новгородской летописи(22), само по себе неточное и тенденциозное, дало начало в XVI веке хождению другой байки, также придуманной русскими летописцами, о якобы пленении Витеня Батыем(23). П.Ходынский показал безосновательность этой истории(24).
Об Александре Глебовиче после упоминания под 1338 годом более ничего не известно. Вслед за Оскольским Стадницкий выводил от него князей Ружинских(25), которым Вольфф, в свою очередь, в этом происхождении отказывал(26).
Нам же кажется весьма вероятным, что от Александра Глебовича могли бы происходить князья Копорские, коль скоро Копорье относилось к одной из тех волостей, которые Новгород дал в «отчину и дедину» Глебу Наримунтовичу, и с уверенностью можем судить, что по крайней мере, на одной из этих волостей он долгое время держал своих наместников (см. выше).
Эти князья, о которых других сведений не сохранилось, выступили в канун Рождества 1385 года плечом к плечу с князьями Патрикием Наримунтовичем и Романом Юрьевичем (сыном Юрия Наримунтовича) на защиту Новгорода от войск Вел. Князя московского Дмитрия Ивановича(27).
Теми же самыми князьями могли быть и Даниил и Юрий Александровичи, известные по событиям истории Пскова и Новгорода в период 1404-1410 гг. Псковская летопись сообщает, что в 1404 году князь Данило Александрович строил в Пскове каменную стену от Пскова до Бродов(28). Тот же «князь псковский» Данило Александрович в 1406 году возглавлял поход псковичей против Полоцка(29), а в октябре 1407 года — псковский поход в Ливонию(30). В том же самом году, или в начале следующего, когда в Псков выехал князь Константин Белозерский, князь Данило Александрович вместе с братом Юрием удалились в Новгород, уступая княжение новоприбывшему, и получили от новгородцев порховскую волость(31), которой до 1399 года владел князь Роман Юрьевич Наримунтович. В конце концов, князь Белозерский не оправдал ожидания псковичей и вскоре отъехал из города, а псковичи в том же 1408 году вернули себе на стол князя Данилу Александровича(32), который княжил у них до самой своей смерти. Скончался он в Пскове 4 апреля 1411 года, и был похоронен в церкви Святой Троицы(33).
Несомненно, сыном Даниила Александровича являлся князь Владимир Даниилович, в 1424 году отъехавший в Литву, где он и пребывал около 10 лет(34). Весьма вероятно, что того же самого князя Владимира мы видим среди приближенных Свидригайло в 1432 году(35). Как зять князя Александра Федоровича Ростовского, после выезда последнего из Пскова в Москву в 1434 году, был приглашен псковичами из Литвы на княжение, оставленное его тестем(36). Княжил в Пскове примерно лет пять, а в 1439 году оказался неугоден псковичам после приезда к ним из Твери князя Александра Ивановича, внука Андрея Ольгердовича, которого псковичи и посадили на княжение(37). Дальнейшая судьба князя Владимира Даниловича нам неизвестна, и коль скоро больше о нем не слышно в Литве, можно предположить, что князь Владимир предпочел искать счастья на Руси Московской, где, возможно, и обнаружатся его следы.
1) Stadnicki, Synowie Ged., c. 18.
2) Wolff, R?d Ged., c.20.
3) См. Stadnicki, Synowie Ged., c. 19 и прим. 17.
4) ПСРЛ, т. III, 77.
5) Карамзин, т. IV, прим. 294.
6) Там же.
7) Stadnicki, Synowie Ged., I. прим.5.
8) Halecki, Dzieje Unji I, 49.
9) Там же, I, 28.
10) Новгородская летопись у Карамзина, т. IV, прим. 293.
11) Карамзин, т. IV, 203; Stadnicki, Synowie Ged., I, прим.7.
12) Там же, прим. 5.
13) Карамзин, т. IV, 208.
14) Там же, 209.
15) Софийский Временник, Stadnicki, Synowie Ged., I, прим. 16.
16) Stryjkowski, кн. XIII, c. 455; D?ugosz кн. IX; Stadnicki, Synowie Ged., I, c. 18.
17) Карамзин, т. IV, прим. 342, выписка из Псковской летописи, где сообщается: «наместника Наримантова и всех городчан отпусти». Магнус взял Орехов на праздник Св.Спаса.
18) Danilewicz, 158.
19) Рус.-Лив. Акты, №74, с.74.
20) См. Stadnicki, Bracia (статья «Андрей Ольгердович»).
21) Вернемся к этой истории в статье о Корьяте.
22) Wolff, R?d Ged., c.25.
23) ПСРЛ, т. III, 84.
24) То же, т. XVII, 20
25) Chodynicki: Ze studj?w nad dziejopisarstwem rusko-litewskiem, 12-13.
26) Synowie Ged., I, c. 20.
27) Wolff, Kniaziowie, (статья Ружинские).
28) Из Ростовской летописи, Карамзин, т. V, прим. 107.
29) Там же, прим. 254, с.507. Карамзин выдвигает необоснованное предположение, о том,что князь Данило мог быть из князей Ростовских. Вслед за ним эту версию повторяет Экземплярский в размещенном в своей работе списке князей Псковских. Данное предположение не выдерживает критики.
30) Там же, прим. 197.
31) Там же, прим. 254, с.509, также см. прим. 202.
32) Там же.
33) Там же.
34) Там же, прим. 386, с.569.
35) Monum. Medii aevi, VI, c. 204.
36) Карамзин, ук. соч.
37) Там же, с.571.
В то же время простое решение проблемы почему-то все время ускользает от внимания историков. А именно: выехавший в 1408 году на Москву Патрикий - не Гедиминович, а его тезка-Рюрикович, брат Александра Звенигородского (как прямо и показано в сборнике Дионисия), а погибший на Ворскле Федор Патрикеевич - это его сын. И все становится на свои места. Чуть позже постараюсь написать подробнее. А то с временем напряг. 
). Однако, на мой взгляд, считать статью совсем уж фейковой не стоит, так как она содержит ряд ценных наблюдений и гипотез. Так, весьма привлекательна версия автора о происхождении князей Копорских от Александра Наримантовича, принятая в современной польской историографии (см. напр. у Теньговского). 
