Рансимен Стивен
СИЦИЛИЙСКАЯ ВЕЧЕРНЯ:
ИСТОРИЯ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ В ХIII ВЕКЕ
Сицилийскую Вечерню можно назвать «итальянской Варфоломеевской ночью». В 1282 г. восставшие жители си¬цилийского города Палермо полностью вырезали ненавист¬ных правителей-французов, захвативших их остров двенад¬цатью годами ранее. Это кровавое событие всколыхнуло всю Западную Европу и привело к безжалостной войне, в кото¬рую были втянуты Франция, испанское королевство Арагон, Италия. Раскрывая истинные причины Сицилийской Вечер¬ни, автор книги С. Рансимен показывает, что на самом деле она была лишь звеном в долгой подспудной борьбе за власть и влияние, которую вели между собой самые могуществен¬ные государства того времени.
Книга изобилует яркими и интересными подробностями о средневековой политике, войне и жизни человека в XIII в. Для широкого круга читателей.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие
Пролог. Сицилия
Глава I. Смерть антихриста
Глава II. Наследство Гогенштауфенов
Глава III. На другой стороне Адриатики
Глава IV. В поисках короля: Эдмунд Английский
Глава V. В поисках короля: Карл Анжуйский
Глава VI. Вторжение Карла Анжуйского
Глава VII. Конрадин
Глава VIII. Король Карл Сицилийский
Глава IX. Средиземноморская империя
Глава X. Папа Григорий X
Глава XI. Взлет Карла Анжуйского
Глава XII. Великий заговор
Глава XIII. Вечерня
Глава XIV. Поединок королей
Глава XV. Смерть короля Карла
Глава XVI. Вечерня и судьба Сицилии
Глава XVII. Вечерня и судьба Европы
Примечания
Библиография
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Спойлер (раскрыть)
Вниманию читателя представляется книга англий¬ского историка С. Рансимена, которая посвящена круп¬ному событию средневековой европейской истории XIII в. — восстанию в 1282 г. жителей Сицилии против власти правивших ими французов, известному под на¬званием «Сицилийская Вечерня».
Сицилийская Вечерня имеет долгую предысторию. В XIII в. вся Италия стала ареной борьбы за власть между папством и германскими императорами. Своего апогея эта борьба достигла в правление императора и короля сицилийского Фридриха II (1220-1250) из ди¬настии Гогенштауфенов, сосредоточившего в своих ру¬ках власть над Германией, Северной и Южной Италией. В каждом городе и области за влияние боролись сто¬ронники императора (гибеллины) и приверженцы пап¬ства (гвельфы). После смерти Фридриха папство заду¬мало уничтожить его наследников и призвало на по¬мощь представителя французского королевского дома Карла, графа Анжуйского. В 1266 г. Карлу удалось по¬бедить Гогенштауфенов — последний принц из этой ди¬настии погиб на эшафоте; Карл же стал королем сици¬лийским. Человек властолюбивый и амбициозный, он задумал создать средиземноморскую империю, подчи¬нив себе Иерусалимское королевство и Византию. Но планы рухнули, столкнувшись с мятежом жителей Си-цилии, недовольных деспотичным правлением короля-француза и его присных. События, связанные с Сици¬лийской Вечерней, привели к крупномасштабной войне между европейскими державами и установили расклад сил на долгое время вперед.
С. Рансимен — автор книг, давно получивших репу¬тацию классических: «Истории крестовых походов», «Падение Константинополя в 1453 г.», «Византийская цивилизация», «История Первого Болгарского царства». Он задумал «Сицилийскую Вечерню» как своего рода связующее звено между историей различных государств средиземноморского бассейна. Рансимен только отча¬сти уделяет внимание самой Вечерне — его интересует история всего Средиземноморья. Можно сказать, что автор написал историю международных отношений в Европе XIII в. Автор одно за другим рассматривает события, происходившие в Франции, Германии, Англии, Италии и Испании. На страницах книги можно встре¬тить известнейших персонажей средневековой Евро¬пы — германских императоров Фридриха II Гогенштауфена, Рудольфа Габсбурга, византийского императора Мануила Палеолога, королей Людовика Святого и Кар¬ла Анжуйского.
Книгам С. Рансимена присущи образность повество¬вания, подробное и красочное изложение деталей, что делает их доступными широкому кругу читателей. Не является исключением и «Сицилийская Вечерня», на¬писанная так, чтобы передать весь накал страстей, тра¬гичность и величие происходивших событий.
Карачинский А. Ю.
Сицилийская Вечерня имеет долгую предысторию. В XIII в. вся Италия стала ареной борьбы за власть между папством и германскими императорами. Своего апогея эта борьба достигла в правление императора и короля сицилийского Фридриха II (1220-1250) из ди¬настии Гогенштауфенов, сосредоточившего в своих ру¬ках власть над Германией, Северной и Южной Италией. В каждом городе и области за влияние боролись сто¬ронники императора (гибеллины) и приверженцы пап¬ства (гвельфы). После смерти Фридриха папство заду¬мало уничтожить его наследников и призвало на по¬мощь представителя французского королевского дома Карла, графа Анжуйского. В 1266 г. Карлу удалось по¬бедить Гогенштауфенов — последний принц из этой ди¬настии погиб на эшафоте; Карл же стал королем сици¬лийским. Человек властолюбивый и амбициозный, он задумал создать средиземноморскую империю, подчи¬нив себе Иерусалимское королевство и Византию. Но планы рухнули, столкнувшись с мятежом жителей Си-цилии, недовольных деспотичным правлением короля-француза и его присных. События, связанные с Сици¬лийской Вечерней, привели к крупномасштабной войне между европейскими державами и установили расклад сил на долгое время вперед.
С. Рансимен — автор книг, давно получивших репу¬тацию классических: «Истории крестовых походов», «Падение Константинополя в 1453 г.», «Византийская цивилизация», «История Первого Болгарского царства». Он задумал «Сицилийскую Вечерню» как своего рода связующее звено между историей различных государств средиземноморского бассейна. Рансимен только отча¬сти уделяет внимание самой Вечерне — его интересует история всего Средиземноморья. Можно сказать, что автор написал историю международных отношений в Европе XIII в. Автор одно за другим рассматривает события, происходившие в Франции, Германии, Англии, Италии и Испании. На страницах книги можно встре¬тить известнейших персонажей средневековой Евро¬пы — германских императоров Фридриха II Гогенштауфена, Рудольфа Габсбурга, византийского императора Мануила Палеолога, королей Людовика Святого и Кар¬ла Анжуйского.
Книгам С. Рансимена присущи образность повество¬вания, подробное и красочное изложение деталей, что делает их доступными широкому кругу читателей. Не является исключением и «Сицилийская Вечерня», на¬писанная так, чтобы передать весь накал страстей, тра¬гичность и величие происходивших событий.
Карачинский А. Ю.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Спойлер (раскрыть)
О Сицилийской Вечерне редко вспоминают в наши дни. Обычного образованного человека это словосоче¬тание разве что наводит на мысль об одной из малоиз¬вестных опер Верди. В прошлом веке и ранее дела об¬стояли иначе. История Сицилийской Вечерни вдохнов¬ляла поэтов и драматургов; о ней было написано множество исторических трудов, что помогло Сицилии приобщиться к итальянскому Возрождению (Risorgimento). Не стоит рассчитывать, что любой сегодня оси¬лит поэтические трагедии Казимира Делавиня или мис¬сис Фелиции Геманс; но хочется надеяться, что никому не придет в голову изучать историю по либретто, на¬писанному Скрибом для Верди. Это была неудачная работа. Либретто было заказано для гала-представле¬ния в Париже, но оскорбило Верди и итальянцев, по¬скольку традиционный герой Вечерни, Джованни да Прочида, был выставлен коварным и беспринципным интриганом; сицилийцев — поскольку их выписали од¬новременно жестокими и трусливыми; австрийцев — поскольку описывалось восстание итальянцев против власти захватчиков; и французов — поскольку кульми¬нацией пьесы было заслуженное избиение их соотече¬ственников.
«История Сицилийской Вечерни» («Storia della Guerra del Vespro Sciciliano»), написанная Амари и впервые опубликованная в 1842 г., до сих пор остается прият¬ным и познавательным чтением. Амари был тонким и эрудированным историком, который скрупулезно выискивал любые свидетельства, какие можно было найти, и собрал их в связное повествование. Но Амари был еще и политиком. Рассказав об успешном восстании против Анжуйской династии, он хотел воодушевить си¬цилийцев, чтобы они восстали против Бурбонов. Все его научные изыскания вели, и небезуспешно, единственно к этой цели. Но он был намеренно предубеж¬ден, что сузило его кругозор. Так что Амари оставил место для рассмотрения этой истории в более широком европейском контексте.
На самом деле история избиения французов в Па¬лермо 30 марта 1282 г., традиционно известная как Си¬цилийская Вечерня, важна не тем, что это отдельная драма о заговорщиках и головорезах, и не тем, что это просто отдельный эпизод в эпической трагедии о Си¬цилии и ее угнетателях. Эта резня была одним из тех исторических событий, что меняют судьбы наций и институтов мирового масштаба. Чтобы понять важность этого события, мы должны увидеть его в международ¬ном контексте, поэтому в своей книге я постарался рассказать всю историю Средиземноморья второй по¬ловины XIII в., центральным событием которой стала Вечерня. Это монументальное полотно, оно простира¬ется от Англии до Палестины, от Константинополя до Туниса. Композиция многофигурная, но исторические полотна всегда изобилуют персонажами, а читателям, которые боятся толпы, лучше держаться асфальтиро¬ванных дорожек художественной прозы. В этой книге множество тем сходятся в одной точке. Это история о великом правителе, которого погубило собственное высокомерие. Это история о великом заговоре, спле¬тенном в Барселоне и Византии. Это история о храб¬ром и скрытном народе Сицилии, восставшем против чужеземного господства. Это история о медленном са-моубийстве величайшей концепции средневековья — всемирной папской монархии.
Существует множество источников, на которые мож¬но опираться в истории Вечерни. Этот период изоби¬лует хронистами и историками различной степени до-стоверности. Архивы правительств, игравших роль в этой истории, уже все по большей части изучены, а их постановления опубликованы; хотя, возможно, еще многое можно было бы отыскать в беспорядочных архивах королей Арагонских и кое-что — в утрачен-ных в ходе последней войны архивах неаполитанских династий Гогенштауфенов и Анжуйцев. Я также глу¬боко обязан работам многих современных историков. В частности, я должен упомянуть недавно опублико¬ванный труд Э. Леонара об Анжуйской династии в Не¬аполе, пусть вынужденно краткий, но бесценный с точ¬ки зрения учености и здравого смысла. Современному историку уже нечего добавить к великолепной книге Э. Джордана об Италии накануне вторжения Анжуй¬цев, опубликованной в 1909 г., а его более поздняя работа (1939 г.) по истории Германии и Италии XII и XIII вв. еще более замечательна той краткой яснос¬тью, с какой в ней представлена важнейшая информа¬ция. К сожалению, эта работа заканчивается 1273 г. Короткая книга Картельери о Педро Арагонском и Вечерне четко определяет природу Великого Загово¬ра, хотя, возможно, автор преуменьшает причастность Византии. Его работа была подтверждена исследова-ниями мадемуазель Вьеружовски. Среди итальянских историков и поныне бесценная история Амари была дополнена такими историками, как Каруччи, Понтьери и Монти, и сицилийскими соавторами Либертини и Паладино. Моя признательность будет также очевид¬на в моих комментариях, в которых я, по возможно¬сти, ссылался только на современные работы, в тех случаях, когда современные историки, сделав за меня большую часть работы, сами указали все свои ис¬точники.
Я постарался побывать в тех местах, где произошли важнейшие события этой истории, и теперь хотел бы поблагодарить моих друзей в Италии и на Сицилии, которые очень помогли мне в моих путешествиях. Я также хотел бы поблагодарить служащих Cambridge Univercity Press за учтивость и доброту.
Стивен Рансимен
Лондон
1957 г.
«История Сицилийской Вечерни» («Storia della Guerra del Vespro Sciciliano»), написанная Амари и впервые опубликованная в 1842 г., до сих пор остается прият¬ным и познавательным чтением. Амари был тонким и эрудированным историком, который скрупулезно выискивал любые свидетельства, какие можно было найти, и собрал их в связное повествование. Но Амари был еще и политиком. Рассказав об успешном восстании против Анжуйской династии, он хотел воодушевить си¬цилийцев, чтобы они восстали против Бурбонов. Все его научные изыскания вели, и небезуспешно, единственно к этой цели. Но он был намеренно предубеж¬ден, что сузило его кругозор. Так что Амари оставил место для рассмотрения этой истории в более широком европейском контексте.
На самом деле история избиения французов в Па¬лермо 30 марта 1282 г., традиционно известная как Си¬цилийская Вечерня, важна не тем, что это отдельная драма о заговорщиках и головорезах, и не тем, что это просто отдельный эпизод в эпической трагедии о Си¬цилии и ее угнетателях. Эта резня была одним из тех исторических событий, что меняют судьбы наций и институтов мирового масштаба. Чтобы понять важность этого события, мы должны увидеть его в международ¬ном контексте, поэтому в своей книге я постарался рассказать всю историю Средиземноморья второй по¬ловины XIII в., центральным событием которой стала Вечерня. Это монументальное полотно, оно простира¬ется от Англии до Палестины, от Константинополя до Туниса. Композиция многофигурная, но исторические полотна всегда изобилуют персонажами, а читателям, которые боятся толпы, лучше держаться асфальтиро¬ванных дорожек художественной прозы. В этой книге множество тем сходятся в одной точке. Это история о великом правителе, которого погубило собственное высокомерие. Это история о великом заговоре, спле¬тенном в Барселоне и Византии. Это история о храб¬ром и скрытном народе Сицилии, восставшем против чужеземного господства. Это история о медленном са-моубийстве величайшей концепции средневековья — всемирной папской монархии.
Существует множество источников, на которые мож¬но опираться в истории Вечерни. Этот период изоби¬лует хронистами и историками различной степени до-стоверности. Архивы правительств, игравших роль в этой истории, уже все по большей части изучены, а их постановления опубликованы; хотя, возможно, еще многое можно было бы отыскать в беспорядочных архивах королей Арагонских и кое-что — в утрачен-ных в ходе последней войны архивах неаполитанских династий Гогенштауфенов и Анжуйцев. Я также глу¬боко обязан работам многих современных историков. В частности, я должен упомянуть недавно опублико¬ванный труд Э. Леонара об Анжуйской династии в Не¬аполе, пусть вынужденно краткий, но бесценный с точ¬ки зрения учености и здравого смысла. Современному историку уже нечего добавить к великолепной книге Э. Джордана об Италии накануне вторжения Анжуй¬цев, опубликованной в 1909 г., а его более поздняя работа (1939 г.) по истории Германии и Италии XII и XIII вв. еще более замечательна той краткой яснос¬тью, с какой в ней представлена важнейшая информа¬ция. К сожалению, эта работа заканчивается 1273 г. Короткая книга Картельери о Педро Арагонском и Вечерне четко определяет природу Великого Загово¬ра, хотя, возможно, автор преуменьшает причастность Византии. Его работа была подтверждена исследова-ниями мадемуазель Вьеружовски. Среди итальянских историков и поныне бесценная история Амари была дополнена такими историками, как Каруччи, Понтьери и Монти, и сицилийскими соавторами Либертини и Паладино. Моя признательность будет также очевид¬на в моих комментариях, в которых я, по возможно¬сти, ссылался только на современные работы, в тех случаях, когда современные историки, сделав за меня большую часть работы, сами указали все свои ис¬точники.
Я постарался побывать в тех местах, где произошли важнейшие события этой истории, и теперь хотел бы поблагодарить моих друзей в Италии и на Сицилии, которые очень помогли мне в моих путешествиях. Я также хотел бы поблагодарить служащих Cambridge Univercity Press за учтивость и доброту.
Стивен Рансимен
Лондон
1957 г.
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Пролог СИЦИЛИЯ
Спойлер (раскрыть)
Остров Сицилия по форме напоминает треугольник; он расположен в середине Средиземного моря, разде¬ляя его надвое и почти образуя перешеек, соединяю¬щий Италию с Африкой. Мало найдется островов, бо¬лее обласканных природой. Климат там мягок, а ланд¬шафт, с его непроходимыми горами и лучезарными долинами и равнинами, прекрасен. Даже частые земле¬трясения и постоянная угроза извержения Этны, пусть и свидетельствуя о капризах природы, как бы в каче¬стве компенсации обогатили почву на острове. Чело¬век же был не столь предупредителен. Географическое положение сделало остров неизменным полем битвы между Европой и Африкой, к тому же любой, кто хо¬тел контролировать Средиземноморье, должен был за¬получить этот остров. История Сицилии — это исто¬рия вторжений, войн и восстаний.1
Кто такие сицилийцы (Siculi), давшие свое имя ост¬рову, и действительно ли они пришли из Италии и вытеснили коренных островитян сиканов (Sicani) — это предмет для спора историков, изучающих древнюю историю. История Сицилии начинается с того момен¬та, когда Siculi сами осознали, что их землю завоевы¬вают и колонизируют два великих народа античности, знакомые с искусством мореплавания, — финикийцы и греки. Греки пришли примерно в 700 г. до н. э. и осно¬вали города на побережьях восточной части острова.
К тому времени финикийцы уже осели на Сицилии, они приплыли из своих колоний в Африке и заняли запад¬ную часть. Между этими двумя народами велись вой¬ны, в которых преимущество было на стороне греков. Но финикийцы с великой африканской империей Кар¬фаген за спиной все равно оставались реальной угро¬зой для греков. В свободное от войны с финикийцами время греческие города-государства обращались к сво¬ему обычному времяпрепровождению: мелким междо¬усобным войнам и бунтам. Главным греческим городом были Сиракузы, прославившиеся тем, что его жители отразили нападение афинян; время от времени кто-нибудь из правителей Сиракуз, какой-нибудь Диони¬сий, укреплял свою власть настолько, что на несколько лет его правления устанавливались мир и порядок. Не¬смотря на некоторые трудности, это было счастливое время. Греки начали выращивать оливки и виноград. На огромной центральной равнине, с лугов которой Аид, бог подземного мира, похитил дочь богини плодородия, колосились нивы. На склонах гор паслись тучные стада. Беззаботная жизнь крестьян увековечена в идиллиях Феокрита. Однако уже тогда человек посягнул на богат¬ства острова. Города, как греческие, так и финикийские, нуждались в кораблях для войны и торговли; и лесные деревья стали падать под топорами судостроителей. А по¬ка Коридон развлекался в тени с Амариллисой, их козы пожирали побеги, которые могли бы возродить леса. Начались эрозия и высыхание. Почва была смыта со склонов гор, и славные ручейки, орошавшие долины, стали превращаться внизу в речушки, чьи русла напол¬нялись зимой, но оставались голыми и сухими под лет¬ним солнцем.
Идиллия продолжалась недолго; из-за своего геогра¬фического положения Сицилия была вовлечена в вели¬кие войны между Римом и Карфагеном. К 200 г. до н. э. весь остров оказался под римским господством. Рим¬ляне обходились с островом довольно мягко: им было необходимо зерно, которое выращивали на острове, чтобы прокормить их огромную столицу. Случались и плохие времена. Островитяне страдали от поборов про-претора Верреса, которого обличал Цицерон; их также затронула война, развязанная Секстой Помпеем про¬тив центрального правительства в Риме. Еще до этого земли были опустошены восстаниями рабов, преиму¬щественно бывших военнопленных, которых римляне поселили на острове вскоре после пленения. Но рим¬ские писатели мало что сообщают о Сицилии. Мы мо¬жем заключить, что их молчание — свидетельство ти¬хого процветания. Остров по существу стал греческим. Его жители, будь они по происхождению греки, фини¬кийцы или Siculi, говорили по-гречески, хотя римские чиновники использовали также и латынь, а официаль¬ные документы составлялись на обоих языках. В то же время было представлено некоторое количество коло¬нистов из Италии, говоривших на латыни.
Упадок Римской империи и ее угасание на западе принесли новые несчастья на остров. Шторм в Мессинском проливе спас остров от вторжения Алариха и вестготов, но вскоре после этого Сицилия была атако¬вана и на некоторое время захвачена вандалами, при¬шедшими из Карфагена. Остров вновь был присоеди¬нен к Италии при Одоакре и после него при остготском короле Теодорихе Великом, причем оба они заботливо относились к Сицилии, поскольку вандалы перекрыли экспорт зерна из Африки и вся Италия зависела от хлеба, выращенного на сицилийских полях. Но, невзи¬рая на то, что оба этих правителя были достаточно осторожны, старались не злить сицилийцев и не пус-кать готских и других варварских поселенцев на ост¬ров, их правление было непопулярным. Когда импе¬ратор Юстиниан прислал армию из Константинополя, чтобы присоединить Сицилию к Византийской импе¬рии, прежде чем двинуться на отвоевывание Италии у остготов, его войска повсюду на острове встретили радушный прием, и остготские гарнизоны отступили без боя. До окончания войны в Италии остготы совершали набеги на остров, но, в отличие от самой Италии, он избежал опустошения.2
Последовал короткий период затишья, во время ко¬торого, правда, судя ко всему, на острове появились малярийные комары, неся с собой страшную болезнь, и в низко расположенных районах население стало со¬кращаться. В середине VII в. несчастья продолжились. Мусульмане завоевали Сирию и Египет, а поскольку они планировали расширять свою империю на запад, Си¬цилия была их очевидной целью. Их первый набег на остров датируется 652г., но только после того, как они завоевали противоположное побережье Африки в на¬чале VIII в., натиск стал по-настоящему серьезным. Между тем был такой момент, когда казалось, что Си¬цилия может стать центром возрожденной Европы. Им¬ператор Констант, отчаявшись удержать восток против исламского нашествия, планировал перенести столи¬цу из Константинополя обратно в Старый Рим. Когда оказалось, что его идея невыполнима, он обосновался в Сиракузах. Но его чиновники были напуганы тем, что он решил оставить Константинополь, и в один день 668 г., когда император принимал ванну, один из при¬дворных убил его ударом мыльницы по голове. Пос¬ле смерти Константина правительство вернулось в Босфор.3
В течение VIII в. византийские императоры смогли удерживать власть над Сицилией. Произошло, правда, несколько локальных конфликтов из-за недовольства островитян иконоборческой политикой императоров Исаврийской династии. Но в то же время греческая составляющая на острове усилилась. Не предпринима¬лось никаких попыток навязать иконоборчество на острове; многие иконопоклонники с востока нашли там убежище; к тому же императоры в свете их конфликта с Римской церковью, а также из соображений административного удобства перевели провинцию из подчине¬ния Римской епархии, к которой Сицилия принадле¬жала прежде, в Константинопольскую. В IX в. мусуль¬манские вторжения из Африки приняли серьезный обо¬рот. Поводом было восстание одного из местных правителей, Евфимия, который провозгласил себя им-ператором и призвал на помощь арабов. Захватчики высадились на острове в 827 г. Евфимий был вскоре убит, но арабы не ушли. В 831 г. они взяли Панорм, или Палермо, который переименовали в аль-Мадинах и сделали его своим опорным центром. Они продвига¬лись медленно, если не считать западную часть остро¬ва, древнюю финикийскую территорию, где греческое влияние было самым слабым. Но в 842 г. они взяли Мессину, а в 857 или 858 г. — Кефаледий. Двумя года¬ми позже захватчики укрепились в центральной части острова, взяв штурмом с помощью предателя почти неприступную крепость Генна, или Кастроджованни. Императоры сделали все возможное, чтобы спасти ос¬тров, но византийский флот, который пришел в упадок при Исаврийской династии, лишь недавно начал воз¬рождаться. Византийцы сумели спасли Южную Италию, куда арабы тоже вторглись, но когда византийская сто¬лица Сицилии, Сиракузы, пала в 878 г., они ушли с острова. Таормина продержалась до 902 г., а несколько деревень на склонах Этны — чуть дольше, но к концу IX в. остров был под прочным арабским контролем.4
Арабы внесли оживление в сицилийский уклад. Они привезли лимон и апельсин, хлопок и сахарный трост¬ник; правда, они быстро довершили начатое сицилий¬скими козами, расточительно вырубая леса. Арабы были прекрасными торговцами; в период их правления Па¬лермо превратился в международный рынок, где куп¬цам из христианских городов Италии были так же рады, как мусульманским купцам из Африки и с Востока. Многие поселенцы, арабы и африканцы, пришли вслед за своими армиями на остров, особенно на восточную его часть; но христиан это очень мало обеспокоило. И в самом деле, с финансовой точки зрения их жизнь стала, возможно, даже лучше, чем при византийском правлении, поскольку налоги были не слишком высо¬кие, и крестьянам не приходилось оставлять свои поля ради службы в армии. Правда, шли многочисленные мелкие войны. Вначале арабские эмиры сохраняли вер¬ность африканским Аглабидам???, но когда Аглабидов сменили неортодоксальные Фатимиды??? и Зириды, си¬цилийские правители провозгласили независимость и стали сражаться между собой и против африканцев, пытавшихся снова подчинить их. В начале XI в. визан¬тийцы попытались отвоевать остров и даже преуспели в этом на какое-то время, но им пришлось отвлечься на нормандцев, вторгшихся в византийскую Италию.5 В 1060 г. нормандцы решили завоевать Сицилию. Они уже захватили большую часть Южной Италии и поняли, что для того, чтобы создать сильное королев¬ство, им необходимо также установить контроль над Сицилией. Но в то время как завоевания в Италии совершались группой баронов под предводительством Роберта Готвильского по прозвищу Гвискард и его со¬юзников из числа лангобардской аристократии, завое¬ванием Сицилии занимались лишь Роберт Гвискард и его младший брат Рожер. Это оказалось долгим делом, поскольку у Готвилей было мало своих войск, и Гвискарду приходилось отвлекаться на проблемы на мате¬рике, а у Рожера, который и сделал большую часть работы, под началом часто оставалось не больше ста рыцарей. Но появление нормандцев приветствовалось христианским населением, а их успеху способствовал разлад в среде мусульман. Трое эмиров — эмиры Тра-пани, Палермо и Джирдженти, — поделившие между собой контроль на острове, завидовали друг другу. Союз с Ибн ад-Тимнахом, эмиром Палермо, позволил нор¬маннам получить плацдарм на острове. Они захватили Мессину в 1061 г. Первая их попытка взять Палермо в 1064г., вскоре после смерти Ибн ад-Тимнаха, потерпе¬ла неудачу, но в 1068г. они разбили армию, послан¬ную Зиридами из Африки для освобождения острова, после чего нормандцы стали медленно, но верно про¬двигаться дальше. После взятия Сиракуз в 1085 г. и Бутеры с Ното в 1088 и 1091 гг. завоевание острова было успешно завершено. Пока Роберт Гвискард был еще жив, он провозгласил совместное владение остро¬вом. Он заявил о своих правах сюзерена по отноше¬нию к брату, но Рожер удержал за собой титул графа Сицилийского и контроль над островом и над Калаб¬рией. После смерти Гвискарда в 1085 г. его наследники были слишком слабы, чтобы отстаивать свои права, и граф Рожер стал править как независимый государь под верховным сюзеренитетом Папы Римского, который на¬делил нормандских правителей полномочиями завоевы¬вать земли в Средиземноморье.
Рожер умер в 1101 г., и после него правил его вось¬милетний сын, Симон, под регентством вдовствующей графини Аделаиды Савойской. Симон умер через два года, и после него правил его брат Рожер II, которому к тому времени тоже исполнилось как раз восемь лет. Аделаида правила как регентша до 1112г., когда Рожеру исполнилось семнадцать, а она сама была вовлечена в пагубный для нее брак с разведенным королем Иеру¬салимским Балдуином I.
Рожер II унаследовал все могущество и все амбиции своей семьи. Он был намерен сделать Сицилию силой международного значения, господствующей в Средизем¬номорье. Его попытки установить контроль над аква¬торией Средиземного моря, завоевав побережья Туниса напротив Сицилии, оказались неудачными, но он до¬стиг своей цели, завладев Мальтой и создав мощный флот. В 1127г. правитель нормандской Италии Виль-гельм I, герцог Апулийский, внук Гвискарда, умер. Не¬смотря на противостояние папству и законные права князя Антиохийского, другого внука Гвискарда, Рожер завладел итальянским наследством. В 1130 г. он полу¬чил титул короля Сицилии и в Рождество того же года был коронован в кафедральном соборе Палермо. За время своего последующего двадцатичетырехлетнего правления Рожер сделал свое королевство серьезной силой в европейской политике. Он постоянно ссорился с Папой и с германским императором, которым не нравилось усиление его власти. Рожер провел несколь¬ко удачных атак на византийские территории, держал мусульман Туниса в постоянном страхе. В то же время он строго и рассудительно управлял своими владения-ми и старательно поощрял развитие торговли.
Его сын Вильгельм I, правивший в 1154—1166 гг., продолжил политику отца, хотя был более постоянен в своей поддержке папства, которому угрожал император Фридрих Барбаросса. Вильгельм I из-за своей жестоко¬сти и непопулярности своих советников получил про¬звание «Злой», и в его владениях, как на Сицилии, так и на материке, произошло несколько бунтов. Но спра¬ведливость и законность его правления не вызывали сомнений. Правление его сына Вильгельма II, пережив¬шего трудное время до своего совершеннолетия, оказа¬лось более спокойным; его удостоили прозвания «Доб-рый», Данте же отвел ему место в Раю после смерти. Но в основном он придерживался курса, выбранного его отцом и дедом. Вильгельм II умер в 1189 г.
Правление трех этих нормандских королей приня¬то считать золотым веком в истории Сицилии. Около столетия остров был центром сильного и процветаю¬щего королевства, короли предпочитали его своим вла¬дениям на материке. Палермо был их столицей и их любимой резиденцией. И в самом деле, и Вильгельм I, и Вильгельм II нечасто покидали это место, где они вели жизнь, больше напоминавшую жизнь арабских султанов, чем жизнь средневековых христианских пра¬вителей, сознательно копируя в своих придворных це¬ремониалах иератический стиль Византии. Их система правления основывалась на феодальных связях, что было необходимо для их территории на материке, где, в силу обстоятельств завоевания, находилось несколь¬ко крупных бароний, которые непрочно держались под властью короны, и королям приходилось постоянно прилагать усилия, чтобы их власть признавали. На Сицилии же, где графу Рожеру в его завоеваниях по¬могала лишь незначительная часть знати, было пожа¬ловано мало феодов, и все они были небольшие по размеру. Этот правитель оставил большую часть ост¬рова в своем королевском владении. При византийцах и при мусульманах города являлись практически не¬зависимыми государствами со своим правительством. Когда король забрал себе большую часть острова, фе¬одализация на Сицилии едва стронулась с места, но в будущем это должно было привести к лишениям и беспорядкам. Реальная власть над островом, а по мере возможности и материком, была сосредоточена в ко¬ролевской курии, которая представляла собой любо¬пытную комбинацию феодальной, византийской и мусульманской систем правления. Титулы были в боль¬шинстве своем арабские или греческие. Управление провинциями осуществлялось не местной знатью, а чиновниками, назначенными курией. За редким исклю¬чением, никому из вассалов не было позволено вер¬шить суд, хотя они и пользовались всеми другими феодальными правами. Городами управляли люди, назначенные королем.
В королевстве говорили на нескольких языках. На материке, за исключением Калабрии, в общее употреб¬ление вошел один из диалектов итальянского, а на острове большая часть населения говорила по-гречески; были также большие колонии мусульман, говоривших по-арабски, и несколько еврейских поселений. Двор говорил на нормандско-французском наречии, и росло число чиновников и приезжих с материка, говоривших на французском и итальянском. Законы и указы выхо¬дили на латыни, греческом и арабском. У мусульман были свои суды, где судили по законам Корана, визан¬тийское право было сохранено для греков. Мусульма¬нам разрешалось свободно молиться в мечетях. Были попытки насадить католицизм среди греков, но от них вскоре отказались: богослужения продолжали идти в соответствии с греческим каноном, но греческое духо¬венство должно было признать верховную власть Ка¬толической церкви. Поскольку новый правящий класс исповедовал католическое христианство, на Сицилии наблюдается постепенный сдвиг в сторону католицизма, что нашло свое отражение в разговорном языке. Короли жестко контролировали церковь в своем государстве. Папство даровало им право быть постоянными папски¬ми легатами; они заявляли, что «коронованы самим Господом», и сомневаться в их законах и решениях считалось святотатством. Но Папа объявил себя вер-ховным владыкой королевства, и был признан таковым.
Основной отличительной чертой нормандского правления было успешное привнесение гармонии в различные сферы жизни на Сицилии. Все заговоры и восстания были результатом деятельности чужеземной аристократии. Простой сицилиец с благодарностью относился к власти, которая хотя и была суровой и про¬являла, быть может, чрезмерную опеку, но зато обес¬печила ему справедливое правосудие и процветание, какого не знали его предки. Короли поддерживали тор¬говлю и ремесла. Они создали и субсидировали большой торговый флот. Во время похода на Грецию Рожер II захватил в плен искусных ткачей шелка для развития зарождавшихся на острове шелковых мастерских. Ока¬зывалось покровительство художникам различных стран и направлений. Великие храмы нормандской Сицилии служат идеальной иллюстрацией развивавшейся циви¬лизации: нормандские зодчие использовали искусство греческих и мусульманских каменщиков и византий¬ские строительные приспособления, арабских декора¬торов и византийских мастеров мозаики; все это вмес¬те объединилось в гармоничный и уникальный стиль. При дворе арабские портные вышили для короля хри-стианские тексты арабскими буквами на парадной ман¬тии. Придворные посты занимали люди разного проис¬хождения: адмирал Георгий Антиохийский, урожденный грек, епископ Сиракуз Ричард Палмер, англичанин, или ставший епископом Агридженто венгерский еретик. На арабских путешественников (таких, как Ибн Джубайр) глубокое впечатление производило процветание мусульманских областей, подчиненных королю. Ибн Джубайр обратил особое внимание на госпитали и бо¬гадельни, содержавшиеся на средства и мусульман и христиан; он также с интересом отмечал, что христи¬анские женщины на острове подражали мусульманкам: они надевали чадры и абы, выходя из дома, и никогда не вмешивались в разговор.6
Таким образом, на Сицилии к концу XII в. населе¬ние состояло из традиционно враждебных групп, но тем не менее мирно сосуществовавших и двигавшихся уже в направлении подлинного национального самосо¬знания. Нормандским королям, как бы спесивы и не¬разборчивы в средствах они ни были, следует воздать должное за это невероятное достижение. Но золотой век был недолог. Королевская семья начала редеть. Когда в 1189 г. Вильгельм II умер, наследовать ему должна была сводная сестра его отца (посмертная дочь Рожера II) Констанция. Четырьмя годами ранее, в возрасте тридцати одного года, Констанция вышла замуж за старшего сына германского императора Фридриха Барбароссы, Генриха Гогенштауфена, который был младше ее на одиннадцать лет. Генрих и Констанция заявили свои претензии на трон; право Констанции унаследовать корону было утверждено парламентом Сицилийского королевства во время ее помолвки. Но ни на Сицилии, ни на материке никому не нравилась перспектива восшествия на престол германского коро¬ля. В результате интриг корона перешла к Танкреду, графу Лечче, незаконнорожденному внуку Рожера II. Генрих Гогенштауфен был слишком занят в Германии, исполняя обязанности регента, в то время как его отец отправился в Третий крестовый поход (в котором, кста¬ти, и погиб годом позже), и не мог пойти на юг защи¬щать право своей жены на Сицилийское наследство.
Правление Танкреда было неспокойным. Знать его недолюбливала, мусульмане бунтовали против него. Танкред заключил в тюрьму вдову своего предшествен¬ника, Иоанну Английскую, и прибытие ее брата, Ри¬чарда Львиное Сердце, отправившегося в крестовый поход и по пути заглянувшего на Сицилию, поставило Танкреда в еще более затруднительное положение, ко¬торое ничуть не улучшилось с одновременным прибы-тием французского короля. Танкреду удалось в конеч¬ном счете заручиться дружбой Ричарда, обещавшего ему союз против Генриха и Констанции, но это принесло сицилийскому государю мало пользы, поскольку оскор¬било французского короля, а английская армия отпра¬вилась дальше в крестовый поход. В 1191 г. Генрих вошел в Италию, был коронован в Риме и стал импе¬ратором. Он двинулся на юг, дошел до Неаполя и Салерно, где оставил императрицу Констанцию. Затем ему пришлось отступить, и Констанция попала в руки к Танкреду, но по приказу Папы ее вскоре отпустили. Император не смог возобновить военные действия до 1194г. В начале 1194г. Танкред умер, оставив престол своему малолетнему сыну Вильгельму III при регент¬стве своей вдовы, королевы Сибиллы. Когда Генрих, к тому времени уже упрочивший свою власть в Герма¬нии, появился на юге Италии во главе огромной ар¬мии, сопротивление было бесполезно. Сибилла сдалась на условиях, которые не были выполнены. Она сама оказалась в заточении, многие из ее соратников под¬верглись жестокой расправе, а малолетний король ка¬нул в неизвестность.7
Генрих был возведен на сицилийский престол, коро¬нация прошла в Палермо на Рождество 1194 г. Кон¬станция не присутствовала на церемонии, она содержа¬лась под охраной в маленьком апулийском городке Еси в ожидании рождения ребенка. Поскольку ей было уже сорок лет и на протяжении девяти лет супружества у нее не было детей, были приняты меры, чтобы исклю¬чить все сомнения в подлинности ее материнства. Не менее девятнадцати кардиналов и епископов собрались в шатре на рыночной площади Еси, где 26 декабря Кон¬станция родила сына, которого нарекли Фридрихом.8
Генрих был суровым правителем, и вскоре его воз¬ненавидели на Сицилии даже больше, чем на материке. Это был умный, но холодный человек, чьи честолюби¬вые устремления подчинить своей самодержавной вла¬сти всю территорию Германии и Италии от Северного моря до Африканского пролива и сделать их наслед¬ственными владениями его семьи почти увенчались успехом. Но сицилийцы, которыми до недавнего вре¬мени правили местные государи, соблюдавшие интере¬сы островного населения, не имели ни малейшего жела¬ния плестись в хвосте этого имперского обоза. Генрих надеялся задобрить сицилийцев, назначив императри¬цу родом с Сицилии регентшей на острове и принадле¬жащей острову территории на материке; но при этом Констанцию он рассматривал лишь как свое орудие. В действительности правил германский сенешаль, Мар-квард фон Аннвейлер, и его власть была подкреплена германскими войсками. Констанция напрасно протес¬товала. В 1197 г., когда Генрих вновь приехал на Сици¬лию, имел место заговор с целью убить его, и, судя по всему, Констанция и Еапа были к нему причастны. Генриха вовремя предупредили, и в результате он стал править куда более сурово, чем прежде. Все вздохнули с облегчением, когда несколько месяцев спустя, 28 сен¬тября 1197г., император умер в Мессине от внезапного приступа дизентерии.9
Смерть Генриха не принесла мир на остров. Вдов¬ствующая императрица взяла бразды правления в свои руки, прогнав германцев и окружив себя местными сановниками. Но ее власть была непрочной. К счас¬тью, она нашла деятельного друга и наставника в лице Иннокентия III, нового Папы, избранного в январе 1198г. Сама императрица была уже слаба здоровьем и тревожилась за будущее своего сына. Она составила за¬вещание, согласно которому после ее смерти королев¬ством должен был править Государственный совет, но сын Констанции попадал под опеку Папы. Фридрих в возрасте трех с половиной лет был официально коро¬нован в Палермо в мае 1198г. Через шесть месяцев Констанция умерла.10
Детские годы Фридриха вплоть до его совершенно¬летия были беспокойными и несчастливыми как для королевства, так и для короля. Иннокентий, будучи сюзереном королевства и опекуном юного короля, тщет¬но пытался контролировать правительство. Плелись бесконечные интриги и шли мелкие войны между Валь¬тером Палеарским (канцлером и главой Государствен¬ного совета), бывшим сенешалем Марквардом и еще одним германем, Дипольдом фон Фобургом, которому Генрих даровал власть над Салерно. Одна из дочерей Танкреда сбежала из плена, и ее муж Готье де Бриенн получил от Папы обширные владения в Апулии и стал военачальником понтифика Папы в королевстве, не оставив, правда, при этом претензий своей супруги на престол. Пизанцы и генуэзцы бились друг с другом на побережьях, в особенности — в районе Сиракуз, каковые и были заняты последними. К счастью для коро¬левства, Марквард умер в 1201 г. в результате неудач¬ной операции по удалению камня, а Готье де Бриенн — от ран в 1205 г. Вальтер Палеарский и Дипольд подчи¬нились Папе, который прислал своего племянника, Герарда, кардинала церкви Св. Адриана, в качестве пап¬ского легата для надзора за сицилийским правитель¬ством. Следующие два года протекли более спокойно, не считая кровавого бунта мусульман и постоянных грабежей, учиняемых германскими авантюристами.11
В декабре 1208 г. Фридриху исполнилось четырна¬дцать и его несовершеннолетие закончилось. Он при¬нял власть в разоренном королевстве. Коронных земель почти не осталось — Папа роздал большую часть по¬местий; различные сеньоры заняли земли, с которых их нельзя было согнать. Только благодаря подношени¬ям от крупных городов Фридрих получил достаточно денег, чтобы начать править. Папа, получавший по за-вещанию Констанции ежегодно более тысячи унций золота в награду за опекунство над королем, а также возмещение всех расходов на защиту королевства, за¬явил, что потратил еще 12 800 унций золота на под¬держание порядка на острове. Фридрих начал царство¬вать с этим долгом на шее.
При Фридрихе остров возвратил себе часть былого величия. Фридрих любил Сицилию больше, чем все остальные свои владения. Он вырос во дворце в Па¬лермо, окруженном прекрасными садами, и всю жизнь повторял, что только там чувствовал себя дома. Там располагался его двор, там родились его дети, но сам Фридрих редко там появлялся. У него было слишком много дел. Со временем он навещал остров все реже и реже, предпочитая свободное время проводить на от¬дыхе в одном из своих замков или охотничьих доми¬ков на материке в Апулии. Фридрих обеспечил Сицилии справедливое и упорядоченное правление: он ре¬формировал законы таким образом, чтобы искоренить коррупцию как в общественных, так и в частных де¬лах, выгнал генуэзцев, которые эксплуатировали ост¬ров из своей колонии в Сиракузах. Но Фридриху при¬шлось применять силу, чтобы добиться желаемого. Он был непопулярным правителем. Сицилийцы помнили, что он сын жестокого германца — Генриха VI. Они видели, что его честолюбивые планы простираются на Северную Италию и дальше за Альпы. И император¬ская коронация Фридриха в 1220 г. не вызвала у них энтузиазма. Хоть Фридрих и оставил свою жену Кон¬станцию Арагонскую регентшей на Сицилии, она не снискала преданности своих подданных. В 1212 г. на¬чался страшный голод. Сарацины на острове под пред¬водительством разбойника Морабита подняли восста¬ние, и прошло десять лет, прежде чем оно было подав¬лено, а Морабит повешен в Палермо. Тогда всех мусульман выслали на материк, в северную Апулию. Только после этих кампаний, проведенных в 1222 и 1223 гг., знать, поднимавшая локальные бунты, была сломлена, а ее земли конфискованы в пользу короны.
Фридрих был деятельным, но жестоким королем. Реформа законодательства, которую он провел, была справедливой, но он насаждал новые законы силой. Кроме того, для успешного ведения войн людей при¬зывали в армию, и чтобы содержать армию, были под¬няты налоги. После наведения порядка деспотизм Фридриха был направлен в мирное русло: он поддер¬живал торговлю и производство, так же как и его нор¬мандские предки, основывал новые города и привлекал иммигрантов, которые могли оказаться полезными, ус¬тановил твердую монету и снизил пошлины на ввоз товаров. Убедившись, что все его подданные обеспече¬ны справедливым судопроизводством, Фридрих дал им возможность получать образование в новом универси¬тете, который основал в Неаполе. Правление Фридриха принесло на остров мир и процветание, несмотря на высокие налоги и утечку мужского населения. Но си¬цилийцы понимали, что все уже иначе, чем во времена нормандских государей, при которых Сицилия находи¬лась в сердце независимого королевства. Тогда провин¬ции на материке управлялись из Палермо, и норманд¬ские короли, несмотря на все свои амбиции, остались по существу королями Сицилии. Теперь же король Сицилии был также и императором и правителем Се¬верной Италии. Даже в самом Сицилийском королев¬стве Фридрих не оказывал предпочтения острову перед материком. Он пытался привнести равенство в отноше¬ния двух этих территорий, и к тому же военные нужды действительно заставили его сосредоточить внимание больше на материке, чем на острове. Непрерывные распри Фридриха с Папой смущали набожных жителей острова, особенно если учесть, что он, в отличие от нор¬мандских королей, так и не добился от папства статуса легата и официального контроля над сицилийской Цер-ковью. Население острова так и осталось преимуще¬ственно греческим, хотя число католиков резко увели¬чивалось, и выкресты из ислама, которые остались на Сицилии, когда всех мусульман выслали, похоже, ассо¬циировали себя с ними. Но, несмотря на разношерст¬ность сицилийцев, их национальное самосознание становилось все сильней, основываясь на затаенном не¬годовании. Сицилия после короткого периода незави-симости оказалась затянутой в трясину европейской политики. Пока был жив блистательный император, все могло быть хорошо, поскольку он был добрым прави¬телем и все знали, что сердце его принадлежит Сици¬лии (даже если некоторые его действия говорят об обратном). Однако невозможно было предсказать, как обернутся дела при менее могущественном государе, если горделивые сицилийцы не получат должного ува-жения и внимания, которые считали своим несомнен¬ным правом.12
--------------------------------------------
1 * Династия арабских эмиров (800-909 гг.), правившая на тер¬ритории Туниса и Алжира, столицей эмирата был город Кайру-ван. Аглабиды являлись вассалами Аббасидов (см. далее). В 909 г. Аглабидов свергли Фатимиды. — Примеч. пер.
2 ** Династия халифов-исмаилитов (909-1171 гг.). В результате восстания в 909 г. Аглабиды были свергнуты и к власти пришел Убейдаллах, глава секты шиитов, выдававший себя за потомка Фатимы, дочери Мухаммеда, — так был основан шиитский хали¬фат Фатимидов. Столицей Фатимидского халифата стал город Махдия. — Примеч. пер.
Кто такие сицилийцы (Siculi), давшие свое имя ост¬рову, и действительно ли они пришли из Италии и вытеснили коренных островитян сиканов (Sicani) — это предмет для спора историков, изучающих древнюю историю. История Сицилии начинается с того момен¬та, когда Siculi сами осознали, что их землю завоевы¬вают и колонизируют два великих народа античности, знакомые с искусством мореплавания, — финикийцы и греки. Греки пришли примерно в 700 г. до н. э. и осно¬вали города на побережьях восточной части острова.
К тому времени финикийцы уже осели на Сицилии, они приплыли из своих колоний в Африке и заняли запад¬ную часть. Между этими двумя народами велись вой¬ны, в которых преимущество было на стороне греков. Но финикийцы с великой африканской империей Кар¬фаген за спиной все равно оставались реальной угро¬зой для греков. В свободное от войны с финикийцами время греческие города-государства обращались к сво¬ему обычному времяпрепровождению: мелким междо¬усобным войнам и бунтам. Главным греческим городом были Сиракузы, прославившиеся тем, что его жители отразили нападение афинян; время от времени кто-нибудь из правителей Сиракуз, какой-нибудь Диони¬сий, укреплял свою власть настолько, что на несколько лет его правления устанавливались мир и порядок. Не¬смотря на некоторые трудности, это было счастливое время. Греки начали выращивать оливки и виноград. На огромной центральной равнине, с лугов которой Аид, бог подземного мира, похитил дочь богини плодородия, колосились нивы. На склонах гор паслись тучные стада. Беззаботная жизнь крестьян увековечена в идиллиях Феокрита. Однако уже тогда человек посягнул на богат¬ства острова. Города, как греческие, так и финикийские, нуждались в кораблях для войны и торговли; и лесные деревья стали падать под топорами судостроителей. А по¬ка Коридон развлекался в тени с Амариллисой, их козы пожирали побеги, которые могли бы возродить леса. Начались эрозия и высыхание. Почва была смыта со склонов гор, и славные ручейки, орошавшие долины, стали превращаться внизу в речушки, чьи русла напол¬нялись зимой, но оставались голыми и сухими под лет¬ним солнцем.
Идиллия продолжалась недолго; из-за своего геогра¬фического положения Сицилия была вовлечена в вели¬кие войны между Римом и Карфагеном. К 200 г. до н. э. весь остров оказался под римским господством. Рим¬ляне обходились с островом довольно мягко: им было необходимо зерно, которое выращивали на острове, чтобы прокормить их огромную столицу. Случались и плохие времена. Островитяне страдали от поборов про-претора Верреса, которого обличал Цицерон; их также затронула война, развязанная Секстой Помпеем про¬тив центрального правительства в Риме. Еще до этого земли были опустошены восстаниями рабов, преиму¬щественно бывших военнопленных, которых римляне поселили на острове вскоре после пленения. Но рим¬ские писатели мало что сообщают о Сицилии. Мы мо¬жем заключить, что их молчание — свидетельство ти¬хого процветания. Остров по существу стал греческим. Его жители, будь они по происхождению греки, фини¬кийцы или Siculi, говорили по-гречески, хотя римские чиновники использовали также и латынь, а официаль¬ные документы составлялись на обоих языках. В то же время было представлено некоторое количество коло¬нистов из Италии, говоривших на латыни.
Упадок Римской империи и ее угасание на западе принесли новые несчастья на остров. Шторм в Мессинском проливе спас остров от вторжения Алариха и вестготов, но вскоре после этого Сицилия была атако¬вана и на некоторое время захвачена вандалами, при¬шедшими из Карфагена. Остров вновь был присоеди¬нен к Италии при Одоакре и после него при остготском короле Теодорихе Великом, причем оба они заботливо относились к Сицилии, поскольку вандалы перекрыли экспорт зерна из Африки и вся Италия зависела от хлеба, выращенного на сицилийских полях. Но, невзи¬рая на то, что оба этих правителя были достаточно осторожны, старались не злить сицилийцев и не пус-кать готских и других варварских поселенцев на ост¬ров, их правление было непопулярным. Когда импе¬ратор Юстиниан прислал армию из Константинополя, чтобы присоединить Сицилию к Византийской импе¬рии, прежде чем двинуться на отвоевывание Италии у остготов, его войска повсюду на острове встретили радушный прием, и остготские гарнизоны отступили без боя. До окончания войны в Италии остготы совершали набеги на остров, но, в отличие от самой Италии, он избежал опустошения.2
Последовал короткий период затишья, во время ко¬торого, правда, судя ко всему, на острове появились малярийные комары, неся с собой страшную болезнь, и в низко расположенных районах население стало со¬кращаться. В середине VII в. несчастья продолжились. Мусульмане завоевали Сирию и Египет, а поскольку они планировали расширять свою империю на запад, Си¬цилия была их очевидной целью. Их первый набег на остров датируется 652г., но только после того, как они завоевали противоположное побережье Африки в на¬чале VIII в., натиск стал по-настоящему серьезным. Между тем был такой момент, когда казалось, что Си¬цилия может стать центром возрожденной Европы. Им¬ператор Констант, отчаявшись удержать восток против исламского нашествия, планировал перенести столи¬цу из Константинополя обратно в Старый Рим. Когда оказалось, что его идея невыполнима, он обосновался в Сиракузах. Но его чиновники были напуганы тем, что он решил оставить Константинополь, и в один день 668 г., когда император принимал ванну, один из при¬дворных убил его ударом мыльницы по голове. Пос¬ле смерти Константина правительство вернулось в Босфор.3
В течение VIII в. византийские императоры смогли удерживать власть над Сицилией. Произошло, правда, несколько локальных конфликтов из-за недовольства островитян иконоборческой политикой императоров Исаврийской династии. Но в то же время греческая составляющая на острове усилилась. Не предпринима¬лось никаких попыток навязать иконоборчество на острове; многие иконопоклонники с востока нашли там убежище; к тому же императоры в свете их конфликта с Римской церковью, а также из соображений административного удобства перевели провинцию из подчине¬ния Римской епархии, к которой Сицилия принадле¬жала прежде, в Константинопольскую. В IX в. мусуль¬манские вторжения из Африки приняли серьезный обо¬рот. Поводом было восстание одного из местных правителей, Евфимия, который провозгласил себя им-ператором и призвал на помощь арабов. Захватчики высадились на острове в 827 г. Евфимий был вскоре убит, но арабы не ушли. В 831 г. они взяли Панорм, или Палермо, который переименовали в аль-Мадинах и сделали его своим опорным центром. Они продвига¬лись медленно, если не считать западную часть остро¬ва, древнюю финикийскую территорию, где греческое влияние было самым слабым. Но в 842 г. они взяли Мессину, а в 857 или 858 г. — Кефаледий. Двумя года¬ми позже захватчики укрепились в центральной части острова, взяв штурмом с помощью предателя почти неприступную крепость Генна, или Кастроджованни. Императоры сделали все возможное, чтобы спасти ос¬тров, но византийский флот, который пришел в упадок при Исаврийской династии, лишь недавно начал воз¬рождаться. Византийцы сумели спасли Южную Италию, куда арабы тоже вторглись, но когда византийская сто¬лица Сицилии, Сиракузы, пала в 878 г., они ушли с острова. Таормина продержалась до 902 г., а несколько деревень на склонах Этны — чуть дольше, но к концу IX в. остров был под прочным арабским контролем.4
Арабы внесли оживление в сицилийский уклад. Они привезли лимон и апельсин, хлопок и сахарный трост¬ник; правда, они быстро довершили начатое сицилий¬скими козами, расточительно вырубая леса. Арабы были прекрасными торговцами; в период их правления Па¬лермо превратился в международный рынок, где куп¬цам из христианских городов Италии были так же рады, как мусульманским купцам из Африки и с Востока. Многие поселенцы, арабы и африканцы, пришли вслед за своими армиями на остров, особенно на восточную его часть; но христиан это очень мало обеспокоило. И в самом деле, с финансовой точки зрения их жизнь стала, возможно, даже лучше, чем при византийском правлении, поскольку налоги были не слишком высо¬кие, и крестьянам не приходилось оставлять свои поля ради службы в армии. Правда, шли многочисленные мелкие войны. Вначале арабские эмиры сохраняли вер¬ность африканским Аглабидам???, но когда Аглабидов сменили неортодоксальные Фатимиды??? и Зириды, си¬цилийские правители провозгласили независимость и стали сражаться между собой и против африканцев, пытавшихся снова подчинить их. В начале XI в. визан¬тийцы попытались отвоевать остров и даже преуспели в этом на какое-то время, но им пришлось отвлечься на нормандцев, вторгшихся в византийскую Италию.5 В 1060 г. нормандцы решили завоевать Сицилию. Они уже захватили большую часть Южной Италии и поняли, что для того, чтобы создать сильное королев¬ство, им необходимо также установить контроль над Сицилией. Но в то время как завоевания в Италии совершались группой баронов под предводительством Роберта Готвильского по прозвищу Гвискард и его со¬юзников из числа лангобардской аристократии, завое¬ванием Сицилии занимались лишь Роберт Гвискард и его младший брат Рожер. Это оказалось долгим делом, поскольку у Готвилей было мало своих войск, и Гвискарду приходилось отвлекаться на проблемы на мате¬рике, а у Рожера, который и сделал большую часть работы, под началом часто оставалось не больше ста рыцарей. Но появление нормандцев приветствовалось христианским населением, а их успеху способствовал разлад в среде мусульман. Трое эмиров — эмиры Тра-пани, Палермо и Джирдженти, — поделившие между собой контроль на острове, завидовали друг другу. Союз с Ибн ад-Тимнахом, эмиром Палермо, позволил нор¬маннам получить плацдарм на острове. Они захватили Мессину в 1061 г. Первая их попытка взять Палермо в 1064г., вскоре после смерти Ибн ад-Тимнаха, потерпе¬ла неудачу, но в 1068г. они разбили армию, послан¬ную Зиридами из Африки для освобождения острова, после чего нормандцы стали медленно, но верно про¬двигаться дальше. После взятия Сиракуз в 1085 г. и Бутеры с Ното в 1088 и 1091 гг. завоевание острова было успешно завершено. Пока Роберт Гвискард был еще жив, он провозгласил совместное владение остро¬вом. Он заявил о своих правах сюзерена по отноше¬нию к брату, но Рожер удержал за собой титул графа Сицилийского и контроль над островом и над Калаб¬рией. После смерти Гвискарда в 1085 г. его наследники были слишком слабы, чтобы отстаивать свои права, и граф Рожер стал править как независимый государь под верховным сюзеренитетом Папы Римского, который на¬делил нормандских правителей полномочиями завоевы¬вать земли в Средиземноморье.
Рожер умер в 1101 г., и после него правил его вось¬милетний сын, Симон, под регентством вдовствующей графини Аделаиды Савойской. Симон умер через два года, и после него правил его брат Рожер II, которому к тому времени тоже исполнилось как раз восемь лет. Аделаида правила как регентша до 1112г., когда Рожеру исполнилось семнадцать, а она сама была вовлечена в пагубный для нее брак с разведенным королем Иеру¬салимским Балдуином I.
Рожер II унаследовал все могущество и все амбиции своей семьи. Он был намерен сделать Сицилию силой международного значения, господствующей в Средизем¬номорье. Его попытки установить контроль над аква¬торией Средиземного моря, завоевав побережья Туниса напротив Сицилии, оказались неудачными, но он до¬стиг своей цели, завладев Мальтой и создав мощный флот. В 1127г. правитель нормандской Италии Виль-гельм I, герцог Апулийский, внук Гвискарда, умер. Не¬смотря на противостояние папству и законные права князя Антиохийского, другого внука Гвискарда, Рожер завладел итальянским наследством. В 1130 г. он полу¬чил титул короля Сицилии и в Рождество того же года был коронован в кафедральном соборе Палермо. За время своего последующего двадцатичетырехлетнего правления Рожер сделал свое королевство серьезной силой в европейской политике. Он постоянно ссорился с Папой и с германским императором, которым не нравилось усиление его власти. Рожер провел несколь¬ко удачных атак на византийские территории, держал мусульман Туниса в постоянном страхе. В то же время он строго и рассудительно управлял своими владения-ми и старательно поощрял развитие торговли.
Его сын Вильгельм I, правивший в 1154—1166 гг., продолжил политику отца, хотя был более постоянен в своей поддержке папства, которому угрожал император Фридрих Барбаросса. Вильгельм I из-за своей жестоко¬сти и непопулярности своих советников получил про¬звание «Злой», и в его владениях, как на Сицилии, так и на материке, произошло несколько бунтов. Но спра¬ведливость и законность его правления не вызывали сомнений. Правление его сына Вильгельма II, пережив¬шего трудное время до своего совершеннолетия, оказа¬лось более спокойным; его удостоили прозвания «Доб-рый», Данте же отвел ему место в Раю после смерти. Но в основном он придерживался курса, выбранного его отцом и дедом. Вильгельм II умер в 1189 г.
Правление трех этих нормандских королей приня¬то считать золотым веком в истории Сицилии. Около столетия остров был центром сильного и процветаю¬щего королевства, короли предпочитали его своим вла¬дениям на материке. Палермо был их столицей и их любимой резиденцией. И в самом деле, и Вильгельм I, и Вильгельм II нечасто покидали это место, где они вели жизнь, больше напоминавшую жизнь арабских султанов, чем жизнь средневековых христианских пра¬вителей, сознательно копируя в своих придворных це¬ремониалах иератический стиль Византии. Их система правления основывалась на феодальных связях, что было необходимо для их территории на материке, где, в силу обстоятельств завоевания, находилось несколь¬ко крупных бароний, которые непрочно держались под властью короны, и королям приходилось постоянно прилагать усилия, чтобы их власть признавали. На Сицилии же, где графу Рожеру в его завоеваниях по¬могала лишь незначительная часть знати, было пожа¬ловано мало феодов, и все они были небольшие по размеру. Этот правитель оставил большую часть ост¬рова в своем королевском владении. При византийцах и при мусульманах города являлись практически не¬зависимыми государствами со своим правительством. Когда король забрал себе большую часть острова, фе¬одализация на Сицилии едва стронулась с места, но в будущем это должно было привести к лишениям и беспорядкам. Реальная власть над островом, а по мере возможности и материком, была сосредоточена в ко¬ролевской курии, которая представляла собой любо¬пытную комбинацию феодальной, византийской и мусульманской систем правления. Титулы были в боль¬шинстве своем арабские или греческие. Управление провинциями осуществлялось не местной знатью, а чиновниками, назначенными курией. За редким исклю¬чением, никому из вассалов не было позволено вер¬шить суд, хотя они и пользовались всеми другими феодальными правами. Городами управляли люди, назначенные королем.
В королевстве говорили на нескольких языках. На материке, за исключением Калабрии, в общее употреб¬ление вошел один из диалектов итальянского, а на острове большая часть населения говорила по-гречески; были также большие колонии мусульман, говоривших по-арабски, и несколько еврейских поселений. Двор говорил на нормандско-французском наречии, и росло число чиновников и приезжих с материка, говоривших на французском и итальянском. Законы и указы выхо¬дили на латыни, греческом и арабском. У мусульман были свои суды, где судили по законам Корана, визан¬тийское право было сохранено для греков. Мусульма¬нам разрешалось свободно молиться в мечетях. Были попытки насадить католицизм среди греков, но от них вскоре отказались: богослужения продолжали идти в соответствии с греческим каноном, но греческое духо¬венство должно было признать верховную власть Ка¬толической церкви. Поскольку новый правящий класс исповедовал католическое христианство, на Сицилии наблюдается постепенный сдвиг в сторону католицизма, что нашло свое отражение в разговорном языке. Короли жестко контролировали церковь в своем государстве. Папство даровало им право быть постоянными папски¬ми легатами; они заявляли, что «коронованы самим Господом», и сомневаться в их законах и решениях считалось святотатством. Но Папа объявил себя вер-ховным владыкой королевства, и был признан таковым.
Основной отличительной чертой нормандского правления было успешное привнесение гармонии в различные сферы жизни на Сицилии. Все заговоры и восстания были результатом деятельности чужеземной аристократии. Простой сицилиец с благодарностью относился к власти, которая хотя и была суровой и про¬являла, быть может, чрезмерную опеку, но зато обес¬печила ему справедливое правосудие и процветание, какого не знали его предки. Короли поддерживали тор¬говлю и ремесла. Они создали и субсидировали большой торговый флот. Во время похода на Грецию Рожер II захватил в плен искусных ткачей шелка для развития зарождавшихся на острове шелковых мастерских. Ока¬зывалось покровительство художникам различных стран и направлений. Великие храмы нормандской Сицилии служат идеальной иллюстрацией развивавшейся циви¬лизации: нормандские зодчие использовали искусство греческих и мусульманских каменщиков и византий¬ские строительные приспособления, арабских декора¬торов и византийских мастеров мозаики; все это вмес¬те объединилось в гармоничный и уникальный стиль. При дворе арабские портные вышили для короля хри-стианские тексты арабскими буквами на парадной ман¬тии. Придворные посты занимали люди разного проис¬хождения: адмирал Георгий Антиохийский, урожденный грек, епископ Сиракуз Ричард Палмер, англичанин, или ставший епископом Агридженто венгерский еретик. На арабских путешественников (таких, как Ибн Джубайр) глубокое впечатление производило процветание мусульманских областей, подчиненных королю. Ибн Джубайр обратил особое внимание на госпитали и бо¬гадельни, содержавшиеся на средства и мусульман и христиан; он также с интересом отмечал, что христи¬анские женщины на острове подражали мусульманкам: они надевали чадры и абы, выходя из дома, и никогда не вмешивались в разговор.6
Таким образом, на Сицилии к концу XII в. населе¬ние состояло из традиционно враждебных групп, но тем не менее мирно сосуществовавших и двигавшихся уже в направлении подлинного национального самосо¬знания. Нормандским королям, как бы спесивы и не¬разборчивы в средствах они ни были, следует воздать должное за это невероятное достижение. Но золотой век был недолог. Королевская семья начала редеть. Когда в 1189 г. Вильгельм II умер, наследовать ему должна была сводная сестра его отца (посмертная дочь Рожера II) Констанция. Четырьмя годами ранее, в возрасте тридцати одного года, Констанция вышла замуж за старшего сына германского императора Фридриха Барбароссы, Генриха Гогенштауфена, который был младше ее на одиннадцать лет. Генрих и Констанция заявили свои претензии на трон; право Констанции унаследовать корону было утверждено парламентом Сицилийского королевства во время ее помолвки. Но ни на Сицилии, ни на материке никому не нравилась перспектива восшествия на престол германского коро¬ля. В результате интриг корона перешла к Танкреду, графу Лечче, незаконнорожденному внуку Рожера II. Генрих Гогенштауфен был слишком занят в Германии, исполняя обязанности регента, в то время как его отец отправился в Третий крестовый поход (в котором, кста¬ти, и погиб годом позже), и не мог пойти на юг защи¬щать право своей жены на Сицилийское наследство.
Правление Танкреда было неспокойным. Знать его недолюбливала, мусульмане бунтовали против него. Танкред заключил в тюрьму вдову своего предшествен¬ника, Иоанну Английскую, и прибытие ее брата, Ри¬чарда Львиное Сердце, отправившегося в крестовый поход и по пути заглянувшего на Сицилию, поставило Танкреда в еще более затруднительное положение, ко¬торое ничуть не улучшилось с одновременным прибы-тием французского короля. Танкреду удалось в конеч¬ном счете заручиться дружбой Ричарда, обещавшего ему союз против Генриха и Констанции, но это принесло сицилийскому государю мало пользы, поскольку оскор¬било французского короля, а английская армия отпра¬вилась дальше в крестовый поход. В 1191 г. Генрих вошел в Италию, был коронован в Риме и стал импе¬ратором. Он двинулся на юг, дошел до Неаполя и Салерно, где оставил императрицу Констанцию. Затем ему пришлось отступить, и Констанция попала в руки к Танкреду, но по приказу Папы ее вскоре отпустили. Император не смог возобновить военные действия до 1194г. В начале 1194г. Танкред умер, оставив престол своему малолетнему сыну Вильгельму III при регент¬стве своей вдовы, королевы Сибиллы. Когда Генрих, к тому времени уже упрочивший свою власть в Герма¬нии, появился на юге Италии во главе огромной ар¬мии, сопротивление было бесполезно. Сибилла сдалась на условиях, которые не были выполнены. Она сама оказалась в заточении, многие из ее соратников под¬верглись жестокой расправе, а малолетний король ка¬нул в неизвестность.7
Генрих был возведен на сицилийский престол, коро¬нация прошла в Палермо на Рождество 1194 г. Кон¬станция не присутствовала на церемонии, она содержа¬лась под охраной в маленьком апулийском городке Еси в ожидании рождения ребенка. Поскольку ей было уже сорок лет и на протяжении девяти лет супружества у нее не было детей, были приняты меры, чтобы исклю¬чить все сомнения в подлинности ее материнства. Не менее девятнадцати кардиналов и епископов собрались в шатре на рыночной площади Еси, где 26 декабря Кон¬станция родила сына, которого нарекли Фридрихом.8
Генрих был суровым правителем, и вскоре его воз¬ненавидели на Сицилии даже больше, чем на материке. Это был умный, но холодный человек, чьи честолюби¬вые устремления подчинить своей самодержавной вла¬сти всю территорию Германии и Италии от Северного моря до Африканского пролива и сделать их наслед¬ственными владениями его семьи почти увенчались успехом. Но сицилийцы, которыми до недавнего вре¬мени правили местные государи, соблюдавшие интере¬сы островного населения, не имели ни малейшего жела¬ния плестись в хвосте этого имперского обоза. Генрих надеялся задобрить сицилийцев, назначив императри¬цу родом с Сицилии регентшей на острове и принадле¬жащей острову территории на материке; но при этом Констанцию он рассматривал лишь как свое орудие. В действительности правил германский сенешаль, Мар-квард фон Аннвейлер, и его власть была подкреплена германскими войсками. Констанция напрасно протес¬товала. В 1197 г., когда Генрих вновь приехал на Сици¬лию, имел место заговор с целью убить его, и, судя по всему, Констанция и Еапа были к нему причастны. Генриха вовремя предупредили, и в результате он стал править куда более сурово, чем прежде. Все вздохнули с облегчением, когда несколько месяцев спустя, 28 сен¬тября 1197г., император умер в Мессине от внезапного приступа дизентерии.9
Смерть Генриха не принесла мир на остров. Вдов¬ствующая императрица взяла бразды правления в свои руки, прогнав германцев и окружив себя местными сановниками. Но ее власть была непрочной. К счас¬тью, она нашла деятельного друга и наставника в лице Иннокентия III, нового Папы, избранного в январе 1198г. Сама императрица была уже слаба здоровьем и тревожилась за будущее своего сына. Она составила за¬вещание, согласно которому после ее смерти королев¬ством должен был править Государственный совет, но сын Констанции попадал под опеку Папы. Фридрих в возрасте трех с половиной лет был официально коро¬нован в Палермо в мае 1198г. Через шесть месяцев Констанция умерла.10
Детские годы Фридриха вплоть до его совершенно¬летия были беспокойными и несчастливыми как для королевства, так и для короля. Иннокентий, будучи сюзереном королевства и опекуном юного короля, тщет¬но пытался контролировать правительство. Плелись бесконечные интриги и шли мелкие войны между Валь¬тером Палеарским (канцлером и главой Государствен¬ного совета), бывшим сенешалем Марквардом и еще одним германем, Дипольдом фон Фобургом, которому Генрих даровал власть над Салерно. Одна из дочерей Танкреда сбежала из плена, и ее муж Готье де Бриенн получил от Папы обширные владения в Апулии и стал военачальником понтифика Папы в королевстве, не оставив, правда, при этом претензий своей супруги на престол. Пизанцы и генуэзцы бились друг с другом на побережьях, в особенности — в районе Сиракуз, каковые и были заняты последними. К счастью для коро¬левства, Марквард умер в 1201 г. в результате неудач¬ной операции по удалению камня, а Готье де Бриенн — от ран в 1205 г. Вальтер Палеарский и Дипольд подчи¬нились Папе, который прислал своего племянника, Герарда, кардинала церкви Св. Адриана, в качестве пап¬ского легата для надзора за сицилийским правитель¬ством. Следующие два года протекли более спокойно, не считая кровавого бунта мусульман и постоянных грабежей, учиняемых германскими авантюристами.11
В декабре 1208 г. Фридриху исполнилось четырна¬дцать и его несовершеннолетие закончилось. Он при¬нял власть в разоренном королевстве. Коронных земель почти не осталось — Папа роздал большую часть по¬местий; различные сеньоры заняли земли, с которых их нельзя было согнать. Только благодаря подношени¬ям от крупных городов Фридрих получил достаточно денег, чтобы начать править. Папа, получавший по за-вещанию Констанции ежегодно более тысячи унций золота в награду за опекунство над королем, а также возмещение всех расходов на защиту королевства, за¬явил, что потратил еще 12 800 унций золота на под¬держание порядка на острове. Фридрих начал царство¬вать с этим долгом на шее.
При Фридрихе остров возвратил себе часть былого величия. Фридрих любил Сицилию больше, чем все остальные свои владения. Он вырос во дворце в Па¬лермо, окруженном прекрасными садами, и всю жизнь повторял, что только там чувствовал себя дома. Там располагался его двор, там родились его дети, но сам Фридрих редко там появлялся. У него было слишком много дел. Со временем он навещал остров все реже и реже, предпочитая свободное время проводить на от¬дыхе в одном из своих замков или охотничьих доми¬ков на материке в Апулии. Фридрих обеспечил Сицилии справедливое и упорядоченное правление: он ре¬формировал законы таким образом, чтобы искоренить коррупцию как в общественных, так и в частных де¬лах, выгнал генуэзцев, которые эксплуатировали ост¬ров из своей колонии в Сиракузах. Но Фридриху при¬шлось применять силу, чтобы добиться желаемого. Он был непопулярным правителем. Сицилийцы помнили, что он сын жестокого германца — Генриха VI. Они видели, что его честолюбивые планы простираются на Северную Италию и дальше за Альпы. И император¬ская коронация Фридриха в 1220 г. не вызвала у них энтузиазма. Хоть Фридрих и оставил свою жену Кон¬станцию Арагонскую регентшей на Сицилии, она не снискала преданности своих подданных. В 1212 г. на¬чался страшный голод. Сарацины на острове под пред¬водительством разбойника Морабита подняли восста¬ние, и прошло десять лет, прежде чем оно было подав¬лено, а Морабит повешен в Палермо. Тогда всех мусульман выслали на материк, в северную Апулию. Только после этих кампаний, проведенных в 1222 и 1223 гг., знать, поднимавшая локальные бунты, была сломлена, а ее земли конфискованы в пользу короны.
Фридрих был деятельным, но жестоким королем. Реформа законодательства, которую он провел, была справедливой, но он насаждал новые законы силой. Кроме того, для успешного ведения войн людей при¬зывали в армию, и чтобы содержать армию, были под¬няты налоги. После наведения порядка деспотизм Фридриха был направлен в мирное русло: он поддер¬живал торговлю и производство, так же как и его нор¬мандские предки, основывал новые города и привлекал иммигрантов, которые могли оказаться полезными, ус¬тановил твердую монету и снизил пошлины на ввоз товаров. Убедившись, что все его подданные обеспече¬ны справедливым судопроизводством, Фридрих дал им возможность получать образование в новом универси¬тете, который основал в Неаполе. Правление Фридриха принесло на остров мир и процветание, несмотря на высокие налоги и утечку мужского населения. Но си¬цилийцы понимали, что все уже иначе, чем во времена нормандских государей, при которых Сицилия находи¬лась в сердце независимого королевства. Тогда провин¬ции на материке управлялись из Палермо, и норманд¬ские короли, несмотря на все свои амбиции, остались по существу королями Сицилии. Теперь же король Сицилии был также и императором и правителем Се¬верной Италии. Даже в самом Сицилийском королев¬стве Фридрих не оказывал предпочтения острову перед материком. Он пытался привнести равенство в отноше¬ния двух этих территорий, и к тому же военные нужды действительно заставили его сосредоточить внимание больше на материке, чем на острове. Непрерывные распри Фридриха с Папой смущали набожных жителей острова, особенно если учесть, что он, в отличие от нор¬мандских королей, так и не добился от папства статуса легата и официального контроля над сицилийской Цер-ковью. Население острова так и осталось преимуще¬ственно греческим, хотя число католиков резко увели¬чивалось, и выкресты из ислама, которые остались на Сицилии, когда всех мусульман выслали, похоже, ассо¬циировали себя с ними. Но, несмотря на разношерст¬ность сицилийцев, их национальное самосознание становилось все сильней, основываясь на затаенном не¬годовании. Сицилия после короткого периода незави-симости оказалась затянутой в трясину европейской политики. Пока был жив блистательный император, все могло быть хорошо, поскольку он был добрым прави¬телем и все знали, что сердце его принадлежит Сици¬лии (даже если некоторые его действия говорят об обратном). Однако невозможно было предсказать, как обернутся дела при менее могущественном государе, если горделивые сицилийцы не получат должного ува-жения и внимания, которые считали своим несомнен¬ным правом.12
--------------------------------------------
1 * Династия арабских эмиров (800-909 гг.), правившая на тер¬ритории Туниса и Алжира, столицей эмирата был город Кайру-ван. Аглабиды являлись вассалами Аббасидов (см. далее). В 909 г. Аглабидов свергли Фатимиды. — Примеч. пер.
2 ** Династия халифов-исмаилитов (909-1171 гг.). В результате восстания в 909 г. Аглабиды были свергнуты и к власти пришел Убейдаллах, глава секты шиитов, выдававший себя за потомка Фатимы, дочери Мухаммеда, — так был основан шиитский хали¬фат Фатимидов. Столицей Фатимидского халифата стал город Махдия. — Примеч. пер.
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Глава I СМЕРТЬ АНТИХРИСТА
Спойлер (раскрыть)
В январе, в самом начале 1251 г., в Лион, где Папа Иннокентий IV жил в изгнании, прибыл посланник. Он ехал так быстро, как только позволяла зимняя непого¬да, чтобы принести важную весть: три недели назад в декабре 1250г. император Фридрих II умер от скоро¬течной лихорадки в замке Фиорентино в Южной Ита¬лии. Взволнованному Папе казалось, что теперь все беды Церкви закончились: антихрист погиб, «род га¬дюк» потерял своего предводителя. «Да возрадуются небеса, — тут же написал он к верующим на Сици¬лии, — да наполнится весельем земля, ибо с падением тирана Господь Всемогущий сменил бури и грозы, ко¬торые посылал на ваши головы, на ласковый ветерок и питающий влагой дождь». Радость Иннокентия разде¬лили его друзья и сторонники по всей Европе. Им ка¬залось, пришло время, пока вражеские силы оплакива-ют своего вождя, нанести удар и уничтожить их. В по¬слании, адресованном народу Милана, папский легат Григорий Монтелонгийский призывал к насилию с мстительным ликованием, имевшим мало общего с хри¬стианским милосердием.
Легко понять радость Папы, поскольку папству за всю его долгую историю никто не оказывал сопротив¬ления столь грозного, как Фридрих II Гогенштауфен. Он был императором и одновременно главой самой могущественной семьи в Германии. От матери он получил в наследство Сицилийское королевство с принад¬лежавшими ему землями Италии, простиравшимися от оконечности полуострова до самых предместий Рима. Его дед Фридрих I Барбаросса снискал больше блеска и славы, чем любой другой император со времен Карла Великого. Отец Фридриха II, Генрих VI, был даже бо¬лее могущественным и жестоким государем. Проживи он дольше, он мог бы сделать императорский трон на¬следственным достоянием династии Гогенштауфенов. Папство боролось с обоими императорами, поскольку их концепция императорской власти противоречила папской концепции мировой теократии во главе с пре¬емником Св. Петра. С Барбароссой папство заключило перемирие. Генрих VI, получив благодаря своей женить¬бе на Констанции Сицилийское королевство, что суще¬ственно увеличило его возможности, казалось, был бли¬зок к победе, но внезапно умер. Его сын Фридрих был еще мальчиком, слишком юным, чтобы воссесть на им¬ператорский трон, за который бились разные претен¬денты, погружая империю в хаос. Папство восторже¬ствовало при блистательном Иннокентии III, но он, как бы ни была велика его власть, боялся распада импе¬рии. Вдова Генриха Констанция Сицилийская умерла вскоре после своего мужа, и когда она, чтобы обеспе¬чить безопасность своему сыну, оставила его на попе¬чительство Папы, Иннокентий совершил серьезную ошибку. Положившись на благодарность мальчика, он заявил его права на имперское наследство. Фридрих II стал королем Германии в 1215 г., когда ему был двад¬цать один год, а тремя годами позже он стал импера¬тором.
Папа Иннокентий умер в 1216г., так и не узнав, какие беды принесет церкви его подопечный. Преем¬ник Иннокентия, Гонорий III, который был наставни¬ком Фридриха, вскоре обнаружил, что на молодого императора религиозное воспитание оказало мало вли¬яния и что тот не чувствует себя связанным чувством благодарности по отношению к папству. Фридрих обе¬щал, что в обмен на императорскую корону он уступит сицилийский престол своему несовершеннолетнему сыну, а сам отправится в крестовый поход. Но став им¬ператором, не выказывал ни малейшего желания вы¬полнить первое обещание и не слишком торопился выполнять второе. Гонорий был добросердечным чело¬веком и не хотел думать плохо о своем бывшем воспи¬таннике. Он, хоть и не без укоризны, позволил Фрид¬риху действовать на свое усмотрение. Но Гонорий умер в 1227 г., а его преемник, Григорий IX, уже не был склонен к компромиссам. Он не любил Фридриха и не доверял ему. Григорий выразил протест против удер¬жания Сицилии за императором, предал Фридриха ана¬феме за то, что он не отправился в крестовый поход, и снова предал анафеме, когда тот все-таки отправился в Святую Землю. Успех Фридриха в Святой Земле, где он вернул Иерусалим христианам, был небескорыстным, поскольку он женился на наследнице Иерусалимского королевства; впрочем, и сами победы Фридриха были ненадежны, как ясно видела знать Иерусалимского ко¬ролевства. Он умело воспользовался временной слабо¬стью мусульман, чтобы достигнуть соглашения, кото¬рое легко могло быть нарушено, как только мусульмане восстановят свои силы. Но возвращение Иерусалима обеспечило ему уважение в Европе, и когда Фридрих, вернувшись, обнаружил, что на его итальянские земли вторглись папские войска, всеобщие симпатии были на его стороне. Нападение Папы на земли крестоносца, воевавшего в Святой Земле, взбудоражило обществен¬ное мнение христианского мира. Даже Людовик Свя¬той, король Франции, был потрясен. И когда Папа вскоре стал проповедовать Священную войну против императора, сама эта идея стала казаться нелепой. Но Папа был непреклонен. Жестокое противостояние дли¬лось весь период его понтификата и было продолжено его преемниками.
С материальной точки зрения Папа не мог соперни¬чать с империей. Папство зависело от добровольных пожертвований верующих. Преимущество Папы заклю¬чалось в обширной, хорошо построенной церковной организации, главой которой он являлся, но он не мог рассчитывать ни на покорность всех своих епископов, ни на регулярное поступление причитающихся ему де¬сятин и налогов. У него не было своей армии, если не считать рекрутов, набиравшихся в папском государстве. Он мог бы воззвать к сочувствию итальянских гвель¬фов, но те были повсюду слишком заняты борьбой с гибеллинами, чтобы чем-то еще помочь Папе. Даже его собственная Римская епархия часто изменяла ему. Рим¬лянам нравилось править самостоятельно и назначать своих чиновников и сенаторов. Многие Папы были вынуждены половину своего понтификата провести в изгнании.
Преимущество было в основном на стороне импера¬тора, но его власть на самом деле никогда не была такой могущественной, какой казалась. У него не было того контроля над Германией или над Северной Ита¬лией, какой был у его деда. За годы, прошедшие после смерти Генриха VI, князья Германии и власти итальян¬ских городов приобрели такую независимость, какую Барбаросса никогда бы не потерпел. В Германии, что¬бы получить поддержку местных князей, Фридрих II был вынужден подкупить их, дав им большие полно¬мочия. В Италии он мог положиться скорее на арис¬тократов, симпатизирующих империи, чем на собствен¬ных императорских чиновников. Во время его правле¬ния в большинстве итальянских городов возникла императорская партия, обычно называемая партией гибеллинов — в честь родового замка Гогенштауфенов в Вайблингене, в противовес папистский партии, обыч¬но называемой партией гвельфов — в честь династии Вельфов Саксонских, — которую Папы поддерживали в борьбе против Гогенштауфенов. К тому времени Папа стал всего лишь главой партии итальянских гвельфов так же, как император стал всего лишь главой партии гибеллинов. Для императора, в значительно большей степени, чем для Папы, это означало отказ от власти. У Фридриха никогда не было большой армии. Герман¬ские князья неохотно давали ему войска, и он не мог позволить себе отстаивать там свои интересы. Италь¬янские гибеллины думали только о борьбе с местными гвельфами. Фридрих всецело зависел от войск, собран¬ных в его собственном королевстве на юге Италии. Армия Фридриха никогда не насчитывала больше пят¬надцати тысяч людей, из которых лишь немногие были хорошо подготовленными воинами. Народное ополче¬ние какого-нибудь маленького итальянского городка могло сопротивляться ему, укрывшись за городскими стенами, долгие месяцы. Он мог быть императором и королем Германии, Бургундии, Сицилии и Иерусалима, но за его громкими титулами было слишком мало ре¬альной власти, чтобы удержать эти земли за собой.
Однако в этом противостоянии дело было не столько в материальном и численном превосходстве, сколько в престиже и общественном мнении. На стороне Фрид¬риха II было очарование, все еще связанное со слово¬сочетанием «Римская империя». Человек средневеко¬вья, уставший от свалившихся на него бед, оглядывал¬ся назад в надежде вернуть времена великого мирового господства Древнего Рима, чьи правители построили дороги, которыми в то время еще продолжали пользо¬ваться, и канализацию и акведуки, которые потихонь¬ку приходили в негодность; человек средневековья меч¬тал об императоре, который вернет утраченное вели¬чие. Карлу Великому это почти удалось, а позднее — Фридриху Барбароссе. Фридрих II унаследовал вместе с титулом уважение и надежду людей, все еще предан¬ных имперской идее. Он сам прекрасно это осознавал. Его целью было сделать свою номинальную власть реальной, стать Цезарем, наследником Константина и Юстиниана, а не только Карла Великого. Выросший в Сицилии, где его нормандские предки создавали свой двор, в подражание византийскому, он жаждал того могущества, каким обладали византийские императоры, которые, подобно наместникам Бога на земле, хоть и почтительно относились к церкви, но на самом деле обладали высшей теократической властью. Император¬ская корона никогда прежде не украшала столь умную голову. С точки зрения интеллекта Фридрих был в числе самых выдающихся людей своего времени. Он был талантливым лингвистом, свободно владевшим французским, германским и итальянским, латынью, греческим и арабским. Он хорошо знал право, медици¬ну и естественную историю, интересовался философи¬ей. Хоть внешне он и не представлял интереса — низ¬корослый и склонный к полноте, рыжеволосый, крас¬нолицый, близорукий, он при желании мог кого угодно очаровать своим умом. Казалось, его способности дол¬жны были бы ему помочь в достижении поставленной цели, но получилось, что он стал жертвой собственно¬го ума. Император, которого люди хотели видеть, дол¬жен был быть традиционной, патриархальной фигурой, вроде Барбароссы и Карла Великого, а не человеком, нетерпимым к условностям феодального мира. Фрид¬рих презирал глупцов и высмеивал нравоучительное благочестие. Ему нравилось ошарашивать людей сме¬лостью своего мышления. Он не принимал во внима¬ние чужие слабости, а его вера в свое высокое пред¬назначение привела его к тому, что он отбросил поня¬тия чести, которых принято было придерживаться в его время. Он потакал своим слабостям и был довольно жестоким человеком. В своем пресловутом гареме в Палермо он держал в заточении, с высокомерным пре¬небрежением, несчастных юных княгинь, на которых по очереди женился. Для своих законных сыновей, которые придерживались более традиционных взглядов, Фридрих был суровым и невнимательным отцом. У него были преданные поклонники, но очень мало друзей. Мир в основном относился к Фридриху с подозрением. Других монархов, которые были готовы поддержать его против папства, император оттолкнул своим амораль¬ным поведением и богохульством. Для своих врагов, напуганных его необычным умом и бесстрашием, Фрид¬рих был воплощением антихриста.13
Никто из Пап, боровшихся с Фридрихом, не был так умен, как он. Гонорий III был добродушным, но беспо¬мощным человеком. Григорий IX и Иннокентий IV были людьми суровыми и волевыми, оба — неутоми¬мые слуги Церкви, но ни один из них не обладал ши¬ротой или оригинальностью мышления. Папство, одна¬ко, меньше зависело от личных качеств своего вождя, чем империя. В империи была заключена смутная нос¬тальгическая идея, которую можно было реализовать только при мудром, уважаемом и сильном императоре. Устройство империи было довольно расплывчатым и бесформенным. Папство же опиралось на поколения церковных юристов и мыслителей. Оно было тщатель¬но организовано, чтобы оказывать влияние на весь христианский мир. Его права и претензии были четко сформулированы. Фридрих мог сколь угодно справед¬ливо сомневаться в подлинности «Константинова дара», но в тот век слепой веры немногие разделяли его со¬мнения. Папа, как наследник Св. Петра, мог утверж¬дать, что его должность была учреждена Христом и что она возносит его, пусть даже простого смертного, над грешным человечеством. У сана же императора, несмот¬ря на весь блеск, не было божественного происхожде¬ния. Коронация могла поставить его выше других лю¬дей, но он оставался грешным человеком, и именно Папе надлежало проводить коронацию. Благодаря сво¬ей отлаженной структуре и религиозному престижу папство было сильнее империи; но у него была воз¬можность проиграть. Церкви плохо служили ее слуги. Поступало все больше жалоб на приверженность духовенства земным благам и на его алчность, праздность и потакание собственным слабостям. Религия все еще процветала среди мирян, но духовенство больше не служило образцом для подражания. Святые все еще встречались, но их редко можно было найти на епис¬копской кафедре. Напротив, святыми становились про¬стые люди, вроде Франциска Ассизского, на чью дея-тельность власти смотрели с некоторым подозрением. И хотя Папы сами демонстрировали благочестие, кото¬рое вызывало уважение, их дело было осквернено сред¬ствами, которые они использовали. Поскольку власть папства держалась скорее на духовном превосходстве, чем на материальном, понтифики не устояли перед соблазном и использовали духовное оружие излишне расточительно. Папа Григорий VII унизил короля Гер¬мании в Каноссе, отлучив от церкви, но на самом деле подчиниться Генриха IV вынудили дипломатические соображения. Даже Папа Иннокентий III своими успе-хами во многом обязан своему политическому чутью. Анафема, которая не предусматривает никакого физи¬ческого воздействия, может быть эффективной, только когда моральная сторона вопроса была абсолютна яс¬ной. То же можно сказать и о Священной войне. В этом случае обещания духовного вознаграждения недостаточ¬но, пока дело не станет по-настоящему привлекатель¬ным с моральной точки зрения. Или же требовался материальный стимул. Урбан II организовал Первый крестовый поход в атмосфере подлинного религиозно¬го энтузиазма, но многие крестоносцы шли также в надежде получить часть пресловутых богатств Востока. Крестоносцы, которых Иннокентий III отправил вое¬вать с альбигойскими еретиками, были суровыми, чес-толюбивыми людьми, откровенно стремящимися к лич¬ной выгоде; Иннокентий, несмотря на весь свой автори¬тет, не смог помешать рыцарям Четвертого крестового похода нарушить его приказ; крестоносцы нашли более выгодную цель, чем безнадежное дело защиты христи-ан в Палестине. Когда Григорий IX и Иннокентий IV призывали к Священной войне против императора, людей останавливали не только моральные соображе¬ния, они просто не видели в этой войне никакой для себя выгоды. Было похоже, что папство использует Священную войну просто ради своих политических це¬лей, и это были цели, достижения которых не желали многие добрые христиане.
Не следует судить пап слишком строго. Они ясно видели — чтобы достичь идеальной теократии Григо¬рия VII???, которая на самом деле отнюдь не являлась идеальной, такие противники, как Фридрих II, должны быть побеждены любой ценой. Но в действительности им не было нужды так стараться. Империя уже проиг¬рала битву, разрыв между идеалом и реальностью был значительнее, чем в случае с папством, и она еще мень¬ше была готова выдержать долгую борьбу. Блестящие личные качества Фридриха II дали империи последнюю пугающую видимость величия, но он ничего не мог сде¬лать, чтобы спасти ее. Настоящую угрозу для Пап пред¬ставляло совсем не то, чего они боялись: опасно было не то, что империя может восторжествовать, а то, что, разгромив империю, папство таким образом может со¬вершить самоубийство.
Мудрый наблюдатель мог уже видеть, что время прежней многонациональной империи прошло. Стрем¬ление человечества к миру и покою, которые может обеспечить одно всемирное государство, не угасло, и никогда не угаснет. Но трудности на пути к достиже¬нию единства теперь были очевидны. Национальные нужды и традиции различались все сильнее, плохо раз¬витые коммуникации создавали слишком много барье-ров. Стали возникать исходя из географической целе¬сообразности новые небольшие унии. Император, не¬смотря на свой вселенский титул, в действительности был лишь королем земель Центральной Европы, при¬чем королем, чья власть зиждилась на привнесенной идее, в отличие от его собратьев во Франции и в Ан¬глии, чья власть глубоко укоренилась в реальности. В следующем столетии у империи нашлись красноре-чивые адвокаты, но они защищали уже проигранное дело. Будущее было за национальными королевствами. Не только Западная империя переживала упадок. По всему миру гибли империи раннего средневековья. За¬конный наследник Рима, Византия, где сохранялись римское право, греческий язык и культура и Православ¬ная церковь, связавшая людей различных националь¬ностей в единое государство с городом, который Кон¬стантин сделал столицей, в течение девяти веков оста¬валась подлинным наднациональным христианским государством. Но бесконечные нападения врагов на всех фронтах сократили территорию этого государства, а социальные и экономические проблемы истощили его силы. Турки вторглись в Малую Азию, нормандцы из Северной Италии и с Сицилии представляли постоян¬ную угрозу для европейских провинций империи. Сла¬вянский национализм привел к восстанию на Балканах. В 1204г. сам Константинополь — момент особенной слабости — пал под натиском союзников венецианцев и рыцарей, связанных обетом пойти в Четвертый кресто¬вый поход. Латинская империя, основанная крестонос¬цами, была империей лишь номинально. Империя в изгнании, основанная византийцами в Никее, была ско¬рее не империей, а королевством, где греки и другие православные могли найти убежище и вынашивать план мести. Восточная Европа больше не была единой, а сам Константинополь, до недавнего времени казавшийся незыблемой столицей великой империи, стал лишь иг-рушкой в международной политике.14
В мусульманской мире халифат Аббасидов???, давний враг Византии, тоже клонился к закату. Власть хали¬фов, подорванная наемниками — тюрками, уже давно была чисто номинальной, и хотя в XIII в. последний из них, аль-Мустасим, успел насладиться несколькими годами независимости, он вскоре, в 1258 г., погиб вме¬сте с полумиллионом своих подданных во время резни, устроенной монголами при разграблении Багдада. Из враждебных династий, претендовавших на халифат, династия испанских Омейядов??? угасла не один век на¬зад, а последний фатимидский халиф Египта был свер¬гнут в 1171 г. Саладином. Саладину и его династии Эйюбидов почти удалось объединить мусульман, но, несмотря на все свои блестящие успехи, они были про¬сто семьей курдских авантюристов и не могли похвас¬таться престижной биографией. В 1250 г., в год смерти Фридриха II, египетский султан из династии Эйюбидов был убит, и власть над Египтом попала в руки военной клики, военачальников — мамлюков турецкого проис¬хождения. Из множества мелких государств, на которые теперь распался мусульманский мир, мамлюкский султанат Египта был самым деятельным и честолюби-вым.15
Даже в Восточной Азии шел тот же процесс. В Ки¬тае блестящая империя Сунь, давно миновавшая пору своего расцвета, искалеченная, ковыляла к своему окон-чательному закату в 1279 г. Южнее Китая империя кхмеров, объединившая Индокитай под властью монар¬хов Ангкора, близилась к распаду, ей оставалось лишь несколько десятилетий. Во всем мире только одна ве¬ликая империя, казалось, процветала, и она была та¬кой необычной и пугающей, что не подпадала ни под одну известную категорию. Монгольская империя пре¬восходила своими размерами и жестокостью своих во¬инов, все известные миру империи, и все же даже она вскоре ощутила веяния того времени. В то же столе¬тие, когда умер ее основатель, Чингисхан, каждая ветвь его династии приняла религию и культуру того народа, которым правила, и великий хан в Каракоруме уже не был их повелителем.16
При таком положении дел во всем мире люди вско¬ре могли бы задаваться вопросом: сможет ли папство стать великой вселенской теократией, о которой мечта¬ли Григорий VII и Иннокентий III? Папы подорвали власть Гогенштауфенов, чей последний великий прави¬тель был мертв. Но теперь, когда империя Гогеншта¬уфенов сломлена, что они воздвигнут на ее месте? Слишком занятые империей, не забросили ли они за¬падные королевства? Смогут ли понтифики сами создать в Италии, от контроля над которой зависит их власть, эффективное правительство, или им придется прибег¬нуть к помощи посредников, которые в результате мо¬гут нанести еще больший ущерб их делу?
-------------------------------------------
3 * Григорий VII — Папа Римский в 1073-1085 гг. Предпринял ряд реформ, направленных на освобождение Церкви от засилья мирян и повышение чистоты нравов духовного сословия (декре¬ты против женатых священников, продажи церковных должнос¬тей и т. д.). Боролся за установление религиозного и политиче¬ского владычества папства над христианским миром, отстаивал право Пап низлагать королей и императоров. Проводя реформы, вступил в острый конфликт с германским императором Генри¬хом VII, известный как «Борьба за инвеституру» (право назна¬чать на церковные посты). — Примеч. ред.
4 * Аббасиды — династия арабских халифов, правивших в 750-1258 гг. Потомки Аббаса - дяди пророка Мухаммеда. Первый халиф династии - Абу-л-Аббас (750-754). В 945 г. столица Ха¬лифата, Багдад, была захвачена Бундами, и Аббасиды были ли¬шены светской власти, сохранив за собой лишь власть духовную, около 1132г. Аббасиды вернули себе политическую власть, но лишь на части прежней своей территории. — Примеч. пер.
5 ** Омейяды — династия арабских халифов, правивших в 661-750 гг. После того как династия Омейядов была свергнута Аббасидами в 750 г., один из уцелевших Омейядов — Абд-ар-Рахман, или Абдаррахман I, бежал в Испанию и основал там Кордовский эмират, затем превратившийся в халифат.
Легко понять радость Папы, поскольку папству за всю его долгую историю никто не оказывал сопротив¬ления столь грозного, как Фридрих II Гогенштауфен. Он был императором и одновременно главой самой могущественной семьи в Германии. От матери он получил в наследство Сицилийское королевство с принад¬лежавшими ему землями Италии, простиравшимися от оконечности полуострова до самых предместий Рима. Его дед Фридрих I Барбаросса снискал больше блеска и славы, чем любой другой император со времен Карла Великого. Отец Фридриха II, Генрих VI, был даже бо¬лее могущественным и жестоким государем. Проживи он дольше, он мог бы сделать императорский трон на¬следственным достоянием династии Гогенштауфенов. Папство боролось с обоими императорами, поскольку их концепция императорской власти противоречила папской концепции мировой теократии во главе с пре¬емником Св. Петра. С Барбароссой папство заключило перемирие. Генрих VI, получив благодаря своей женить¬бе на Констанции Сицилийское королевство, что суще¬ственно увеличило его возможности, казалось, был бли¬зок к победе, но внезапно умер. Его сын Фридрих был еще мальчиком, слишком юным, чтобы воссесть на им¬ператорский трон, за который бились разные претен¬денты, погружая империю в хаос. Папство восторже¬ствовало при блистательном Иннокентии III, но он, как бы ни была велика его власть, боялся распада импе¬рии. Вдова Генриха Констанция Сицилийская умерла вскоре после своего мужа, и когда она, чтобы обеспе¬чить безопасность своему сыну, оставила его на попе¬чительство Папы, Иннокентий совершил серьезную ошибку. Положившись на благодарность мальчика, он заявил его права на имперское наследство. Фридрих II стал королем Германии в 1215 г., когда ему был двад¬цать один год, а тремя годами позже он стал импера¬тором.
Папа Иннокентий умер в 1216г., так и не узнав, какие беды принесет церкви его подопечный. Преем¬ник Иннокентия, Гонорий III, который был наставни¬ком Фридриха, вскоре обнаружил, что на молодого императора религиозное воспитание оказало мало вли¬яния и что тот не чувствует себя связанным чувством благодарности по отношению к папству. Фридрих обе¬щал, что в обмен на императорскую корону он уступит сицилийский престол своему несовершеннолетнему сыну, а сам отправится в крестовый поход. Но став им¬ператором, не выказывал ни малейшего желания вы¬полнить первое обещание и не слишком торопился выполнять второе. Гонорий был добросердечным чело¬веком и не хотел думать плохо о своем бывшем воспи¬таннике. Он, хоть и не без укоризны, позволил Фрид¬риху действовать на свое усмотрение. Но Гонорий умер в 1227 г., а его преемник, Григорий IX, уже не был склонен к компромиссам. Он не любил Фридриха и не доверял ему. Григорий выразил протест против удер¬жания Сицилии за императором, предал Фридриха ана¬феме за то, что он не отправился в крестовый поход, и снова предал анафеме, когда тот все-таки отправился в Святую Землю. Успех Фридриха в Святой Земле, где он вернул Иерусалим христианам, был небескорыстным, поскольку он женился на наследнице Иерусалимского королевства; впрочем, и сами победы Фридриха были ненадежны, как ясно видела знать Иерусалимского ко¬ролевства. Он умело воспользовался временной слабо¬стью мусульман, чтобы достигнуть соглашения, кото¬рое легко могло быть нарушено, как только мусульмане восстановят свои силы. Но возвращение Иерусалима обеспечило ему уважение в Европе, и когда Фридрих, вернувшись, обнаружил, что на его итальянские земли вторглись папские войска, всеобщие симпатии были на его стороне. Нападение Папы на земли крестоносца, воевавшего в Святой Земле, взбудоражило обществен¬ное мнение христианского мира. Даже Людовик Свя¬той, король Франции, был потрясен. И когда Папа вскоре стал проповедовать Священную войну против императора, сама эта идея стала казаться нелепой. Но Папа был непреклонен. Жестокое противостояние дли¬лось весь период его понтификата и было продолжено его преемниками.
С материальной точки зрения Папа не мог соперни¬чать с империей. Папство зависело от добровольных пожертвований верующих. Преимущество Папы заклю¬чалось в обширной, хорошо построенной церковной организации, главой которой он являлся, но он не мог рассчитывать ни на покорность всех своих епископов, ни на регулярное поступление причитающихся ему де¬сятин и налогов. У него не было своей армии, если не считать рекрутов, набиравшихся в папском государстве. Он мог бы воззвать к сочувствию итальянских гвель¬фов, но те были повсюду слишком заняты борьбой с гибеллинами, чтобы чем-то еще помочь Папе. Даже его собственная Римская епархия часто изменяла ему. Рим¬лянам нравилось править самостоятельно и назначать своих чиновников и сенаторов. Многие Папы были вынуждены половину своего понтификата провести в изгнании.
Преимущество было в основном на стороне импера¬тора, но его власть на самом деле никогда не была такой могущественной, какой казалась. У него не было того контроля над Германией или над Северной Ита¬лией, какой был у его деда. За годы, прошедшие после смерти Генриха VI, князья Германии и власти итальян¬ских городов приобрели такую независимость, какую Барбаросса никогда бы не потерпел. В Германии, что¬бы получить поддержку местных князей, Фридрих II был вынужден подкупить их, дав им большие полно¬мочия. В Италии он мог положиться скорее на арис¬тократов, симпатизирующих империи, чем на собствен¬ных императорских чиновников. Во время его правле¬ния в большинстве итальянских городов возникла императорская партия, обычно называемая партией гибеллинов — в честь родового замка Гогенштауфенов в Вайблингене, в противовес папистский партии, обыч¬но называемой партией гвельфов — в честь династии Вельфов Саксонских, — которую Папы поддерживали в борьбе против Гогенштауфенов. К тому времени Папа стал всего лишь главой партии итальянских гвельфов так же, как император стал всего лишь главой партии гибеллинов. Для императора, в значительно большей степени, чем для Папы, это означало отказ от власти. У Фридриха никогда не было большой армии. Герман¬ские князья неохотно давали ему войска, и он не мог позволить себе отстаивать там свои интересы. Италь¬янские гибеллины думали только о борьбе с местными гвельфами. Фридрих всецело зависел от войск, собран¬ных в его собственном королевстве на юге Италии. Армия Фридриха никогда не насчитывала больше пят¬надцати тысяч людей, из которых лишь немногие были хорошо подготовленными воинами. Народное ополче¬ние какого-нибудь маленького итальянского городка могло сопротивляться ему, укрывшись за городскими стенами, долгие месяцы. Он мог быть императором и королем Германии, Бургундии, Сицилии и Иерусалима, но за его громкими титулами было слишком мало ре¬альной власти, чтобы удержать эти земли за собой.
Однако в этом противостоянии дело было не столько в материальном и численном превосходстве, сколько в престиже и общественном мнении. На стороне Фрид¬риха II было очарование, все еще связанное со слово¬сочетанием «Римская империя». Человек средневеко¬вья, уставший от свалившихся на него бед, оглядывал¬ся назад в надежде вернуть времена великого мирового господства Древнего Рима, чьи правители построили дороги, которыми в то время еще продолжали пользо¬ваться, и канализацию и акведуки, которые потихонь¬ку приходили в негодность; человек средневековья меч¬тал об императоре, который вернет утраченное вели¬чие. Карлу Великому это почти удалось, а позднее — Фридриху Барбароссе. Фридрих II унаследовал вместе с титулом уважение и надежду людей, все еще предан¬ных имперской идее. Он сам прекрасно это осознавал. Его целью было сделать свою номинальную власть реальной, стать Цезарем, наследником Константина и Юстиниана, а не только Карла Великого. Выросший в Сицилии, где его нормандские предки создавали свой двор, в подражание византийскому, он жаждал того могущества, каким обладали византийские императоры, которые, подобно наместникам Бога на земле, хоть и почтительно относились к церкви, но на самом деле обладали высшей теократической властью. Император¬ская корона никогда прежде не украшала столь умную голову. С точки зрения интеллекта Фридрих был в числе самых выдающихся людей своего времени. Он был талантливым лингвистом, свободно владевшим французским, германским и итальянским, латынью, греческим и арабским. Он хорошо знал право, медици¬ну и естественную историю, интересовался философи¬ей. Хоть внешне он и не представлял интереса — низ¬корослый и склонный к полноте, рыжеволосый, крас¬нолицый, близорукий, он при желании мог кого угодно очаровать своим умом. Казалось, его способности дол¬жны были бы ему помочь в достижении поставленной цели, но получилось, что он стал жертвой собственно¬го ума. Император, которого люди хотели видеть, дол¬жен был быть традиционной, патриархальной фигурой, вроде Барбароссы и Карла Великого, а не человеком, нетерпимым к условностям феодального мира. Фрид¬рих презирал глупцов и высмеивал нравоучительное благочестие. Ему нравилось ошарашивать людей сме¬лостью своего мышления. Он не принимал во внима¬ние чужие слабости, а его вера в свое высокое пред¬назначение привела его к тому, что он отбросил поня¬тия чести, которых принято было придерживаться в его время. Он потакал своим слабостям и был довольно жестоким человеком. В своем пресловутом гареме в Палермо он держал в заточении, с высокомерным пре¬небрежением, несчастных юных княгинь, на которых по очереди женился. Для своих законных сыновей, которые придерживались более традиционных взглядов, Фридрих был суровым и невнимательным отцом. У него были преданные поклонники, но очень мало друзей. Мир в основном относился к Фридриху с подозрением. Других монархов, которые были готовы поддержать его против папства, император оттолкнул своим амораль¬ным поведением и богохульством. Для своих врагов, напуганных его необычным умом и бесстрашием, Фрид¬рих был воплощением антихриста.13
Никто из Пап, боровшихся с Фридрихом, не был так умен, как он. Гонорий III был добродушным, но беспо¬мощным человеком. Григорий IX и Иннокентий IV были людьми суровыми и волевыми, оба — неутоми¬мые слуги Церкви, но ни один из них не обладал ши¬ротой или оригинальностью мышления. Папство, одна¬ко, меньше зависело от личных качеств своего вождя, чем империя. В империи была заключена смутная нос¬тальгическая идея, которую можно было реализовать только при мудром, уважаемом и сильном императоре. Устройство империи было довольно расплывчатым и бесформенным. Папство же опиралось на поколения церковных юристов и мыслителей. Оно было тщатель¬но организовано, чтобы оказывать влияние на весь христианский мир. Его права и претензии были четко сформулированы. Фридрих мог сколь угодно справед¬ливо сомневаться в подлинности «Константинова дара», но в тот век слепой веры немногие разделяли его со¬мнения. Папа, как наследник Св. Петра, мог утверж¬дать, что его должность была учреждена Христом и что она возносит его, пусть даже простого смертного, над грешным человечеством. У сана же императора, несмот¬ря на весь блеск, не было божественного происхожде¬ния. Коронация могла поставить его выше других лю¬дей, но он оставался грешным человеком, и именно Папе надлежало проводить коронацию. Благодаря сво¬ей отлаженной структуре и религиозному престижу папство было сильнее империи; но у него была воз¬можность проиграть. Церкви плохо служили ее слуги. Поступало все больше жалоб на приверженность духовенства земным благам и на его алчность, праздность и потакание собственным слабостям. Религия все еще процветала среди мирян, но духовенство больше не служило образцом для подражания. Святые все еще встречались, но их редко можно было найти на епис¬копской кафедре. Напротив, святыми становились про¬стые люди, вроде Франциска Ассизского, на чью дея-тельность власти смотрели с некоторым подозрением. И хотя Папы сами демонстрировали благочестие, кото¬рое вызывало уважение, их дело было осквернено сред¬ствами, которые они использовали. Поскольку власть папства держалась скорее на духовном превосходстве, чем на материальном, понтифики не устояли перед соблазном и использовали духовное оружие излишне расточительно. Папа Григорий VII унизил короля Гер¬мании в Каноссе, отлучив от церкви, но на самом деле подчиниться Генриха IV вынудили дипломатические соображения. Даже Папа Иннокентий III своими успе-хами во многом обязан своему политическому чутью. Анафема, которая не предусматривает никакого физи¬ческого воздействия, может быть эффективной, только когда моральная сторона вопроса была абсолютна яс¬ной. То же можно сказать и о Священной войне. В этом случае обещания духовного вознаграждения недостаточ¬но, пока дело не станет по-настоящему привлекатель¬ным с моральной точки зрения. Или же требовался материальный стимул. Урбан II организовал Первый крестовый поход в атмосфере подлинного религиозно¬го энтузиазма, но многие крестоносцы шли также в надежде получить часть пресловутых богатств Востока. Крестоносцы, которых Иннокентий III отправил вое¬вать с альбигойскими еретиками, были суровыми, чес-толюбивыми людьми, откровенно стремящимися к лич¬ной выгоде; Иннокентий, несмотря на весь свой автори¬тет, не смог помешать рыцарям Четвертого крестового похода нарушить его приказ; крестоносцы нашли более выгодную цель, чем безнадежное дело защиты христи-ан в Палестине. Когда Григорий IX и Иннокентий IV призывали к Священной войне против императора, людей останавливали не только моральные соображе¬ния, они просто не видели в этой войне никакой для себя выгоды. Было похоже, что папство использует Священную войну просто ради своих политических це¬лей, и это были цели, достижения которых не желали многие добрые христиане.
Не следует судить пап слишком строго. Они ясно видели — чтобы достичь идеальной теократии Григо¬рия VII???, которая на самом деле отнюдь не являлась идеальной, такие противники, как Фридрих II, должны быть побеждены любой ценой. Но в действительности им не было нужды так стараться. Империя уже проиг¬рала битву, разрыв между идеалом и реальностью был значительнее, чем в случае с папством, и она еще мень¬ше была готова выдержать долгую борьбу. Блестящие личные качества Фридриха II дали империи последнюю пугающую видимость величия, но он ничего не мог сде¬лать, чтобы спасти ее. Настоящую угрозу для Пап пред¬ставляло совсем не то, чего они боялись: опасно было не то, что империя может восторжествовать, а то, что, разгромив империю, папство таким образом может со¬вершить самоубийство.
Мудрый наблюдатель мог уже видеть, что время прежней многонациональной империи прошло. Стрем¬ление человечества к миру и покою, которые может обеспечить одно всемирное государство, не угасло, и никогда не угаснет. Но трудности на пути к достиже¬нию единства теперь были очевидны. Национальные нужды и традиции различались все сильнее, плохо раз¬витые коммуникации создавали слишком много барье-ров. Стали возникать исходя из географической целе¬сообразности новые небольшие унии. Император, не¬смотря на свой вселенский титул, в действительности был лишь королем земель Центральной Европы, при¬чем королем, чья власть зиждилась на привнесенной идее, в отличие от его собратьев во Франции и в Ан¬глии, чья власть глубоко укоренилась в реальности. В следующем столетии у империи нашлись красноре-чивые адвокаты, но они защищали уже проигранное дело. Будущее было за национальными королевствами. Не только Западная империя переживала упадок. По всему миру гибли империи раннего средневековья. За¬конный наследник Рима, Византия, где сохранялись римское право, греческий язык и культура и Православ¬ная церковь, связавшая людей различных националь¬ностей в единое государство с городом, который Кон¬стантин сделал столицей, в течение девяти веков оста¬валась подлинным наднациональным христианским государством. Но бесконечные нападения врагов на всех фронтах сократили территорию этого государства, а социальные и экономические проблемы истощили его силы. Турки вторглись в Малую Азию, нормандцы из Северной Италии и с Сицилии представляли постоян¬ную угрозу для европейских провинций империи. Сла¬вянский национализм привел к восстанию на Балканах. В 1204г. сам Константинополь — момент особенной слабости — пал под натиском союзников венецианцев и рыцарей, связанных обетом пойти в Четвертый кресто¬вый поход. Латинская империя, основанная крестонос¬цами, была империей лишь номинально. Империя в изгнании, основанная византийцами в Никее, была ско¬рее не империей, а королевством, где греки и другие православные могли найти убежище и вынашивать план мести. Восточная Европа больше не была единой, а сам Константинополь, до недавнего времени казавшийся незыблемой столицей великой империи, стал лишь иг-рушкой в международной политике.14
В мусульманской мире халифат Аббасидов???, давний враг Византии, тоже клонился к закату. Власть хали¬фов, подорванная наемниками — тюрками, уже давно была чисто номинальной, и хотя в XIII в. последний из них, аль-Мустасим, успел насладиться несколькими годами независимости, он вскоре, в 1258 г., погиб вме¬сте с полумиллионом своих подданных во время резни, устроенной монголами при разграблении Багдада. Из враждебных династий, претендовавших на халифат, династия испанских Омейядов??? угасла не один век на¬зад, а последний фатимидский халиф Египта был свер¬гнут в 1171 г. Саладином. Саладину и его династии Эйюбидов почти удалось объединить мусульман, но, несмотря на все свои блестящие успехи, они были про¬сто семьей курдских авантюристов и не могли похвас¬таться престижной биографией. В 1250 г., в год смерти Фридриха II, египетский султан из династии Эйюбидов был убит, и власть над Египтом попала в руки военной клики, военачальников — мамлюков турецкого проис¬хождения. Из множества мелких государств, на которые теперь распался мусульманский мир, мамлюкский султанат Египта был самым деятельным и честолюби-вым.15
Даже в Восточной Азии шел тот же процесс. В Ки¬тае блестящая империя Сунь, давно миновавшая пору своего расцвета, искалеченная, ковыляла к своему окон-чательному закату в 1279 г. Южнее Китая империя кхмеров, объединившая Индокитай под властью монар¬хов Ангкора, близилась к распаду, ей оставалось лишь несколько десятилетий. Во всем мире только одна ве¬ликая империя, казалось, процветала, и она была та¬кой необычной и пугающей, что не подпадала ни под одну известную категорию. Монгольская империя пре¬восходила своими размерами и жестокостью своих во¬инов, все известные миру империи, и все же даже она вскоре ощутила веяния того времени. В то же столе¬тие, когда умер ее основатель, Чингисхан, каждая ветвь его династии приняла религию и культуру того народа, которым правила, и великий хан в Каракоруме уже не был их повелителем.16
При таком положении дел во всем мире люди вско¬ре могли бы задаваться вопросом: сможет ли папство стать великой вселенской теократией, о которой мечта¬ли Григорий VII и Иннокентий III? Папы подорвали власть Гогенштауфенов, чей последний великий прави¬тель был мертв. Но теперь, когда империя Гогеншта¬уфенов сломлена, что они воздвигнут на ее месте? Слишком занятые империей, не забросили ли они за¬падные королевства? Смогут ли понтифики сами создать в Италии, от контроля над которой зависит их власть, эффективное правительство, или им придется прибег¬нуть к помощи посредников, которые в результате мо¬гут нанести еще больший ущерб их делу?
-------------------------------------------
3 * Григорий VII — Папа Римский в 1073-1085 гг. Предпринял ряд реформ, направленных на освобождение Церкви от засилья мирян и повышение чистоты нравов духовного сословия (декре¬ты против женатых священников, продажи церковных должнос¬тей и т. д.). Боролся за установление религиозного и политиче¬ского владычества папства над христианским миром, отстаивал право Пап низлагать королей и императоров. Проводя реформы, вступил в острый конфликт с германским императором Генри¬хом VII, известный как «Борьба за инвеституру» (право назна¬чать на церковные посты). — Примеч. ред.
4 * Аббасиды — династия арабских халифов, правивших в 750-1258 гг. Потомки Аббаса - дяди пророка Мухаммеда. Первый халиф династии - Абу-л-Аббас (750-754). В 945 г. столица Ха¬лифата, Багдад, была захвачена Бундами, и Аббасиды были ли¬шены светской власти, сохранив за собой лишь власть духовную, около 1132г. Аббасиды вернули себе политическую власть, но лишь на части прежней своей территории. — Примеч. пер.
5 ** Омейяды — династия арабских халифов, правивших в 661-750 гг. После того как династия Омейядов была свергнута Аббасидами в 750 г., один из уцелевших Омейядов — Абд-ар-Рахман, или Абдаррахман I, бежал в Испанию и основал там Кордовский эмират, затем превратившийся в халифат.
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Глава II НАСЛЕДСТВО ГОГЕНШТАУФЕНОВ
Спойлер (раскрыть)
Император Фридрих был женат трижды. Его пер¬вую жену, Констанцию Арагонскую, выбрал для него Папа Иннокентий III. Намного старше Фридриха, Кон-станция была вдовой короля Венгрии. Констанция умерла в 1222 г., оставив одного сына, Генриха, кото¬рого еще ребенком сделали Римским королем и прави¬телем Германии. Но Генрих не любил своего отца и не одобрял его политику. После множества интриг и ссор его лишили власти в 1234 г., и он неожиданно погиб, упав с лошади в 1242 г. От его брака с Маргаритой Ав¬стрийской родились двое сыновей, Генрих, вроде бы признанный Фридрихом II на какое-то время наслед¬ником Сицилийского королевства, но умерший, по-ви¬димому, раньше своего деда, и Фридрих, который про¬жил ненамного дольше. Второй брак Фридриха был заключен с наследницей Иерусалимского престола Иоландой (или Изабеллой) де Бриенн. Она умерла при родах в 1228 г., оставив после себя сына, Конрада, ко¬торый, будучи семи дней от роду, стал законным коро¬лем Иерусалимским. В 1234 г. Фридрих женился в тре¬тий раз — на Изабелле Английской, сестре короля Ген¬риха III. Она также умерла раньше своего мужа и оставила одного сына, названного Генрихом. У Фрид¬риха было несколько незаконных детей. Наиболее при¬влекательным из них был сын уроженки Кремоны, мальчик по имени Энцио, который получил титул короля Сардинии. Всего за несколько месяцев до смерти Фридриха Энцио был захвачен в плен во время битвы с болонцами и провел остаток своей жизни пленником. Любимчиками Фридриха были двое его детей от Бьян-ки да Ланца из рода графов Лоретских. Дочь Бьянки Констанция еще ребенком — к ужасу Папы — была выдана замуж за императора-схизматика Никеи, немо¬лодого уже человека, который унизил свою невесту, открыто предпочтя ей одну из ее фрейлин. Сын Бьян¬ки, Манфред, претендовавший на признание его закон¬ным сыном, был к моменту смерти отца красивым во¬семнадцатилетним юношей. Еще один внебрачный сын императора, Фридрих Антиохийский, рожденный во время крестового похода императора, теперь был им¬ператорским наместником в Северной Италии.17
В своем завещании император оставил Сицилийское королевство старшему из своих законных сыновей, Конраду, которому оно и полагалось по праву наследо¬вания. Конрад уже был избран Римским королем и наследником императорского титула. Младшему сыну, Генриху, должно было достаться либо Бургундское ко¬ролевство, либо Иерусалимское. Это был бесполезный подарок — король Бургундии, доставшейся Гогенштауфенам от жены Фридриха I, обладал лишь титулом, дающим некие смутные феодальные права, передавать же по наследству Иерусалим мог только Конрад, а не Фридрих, и рьяно следящие за исполнением законов заморские бароны Иерусалимского королевства никог¬да бы не допустили, чтобы трон без их согласия был передан правителю, в чьих жилах не течет кровь их государей. Если бы Конрад умер бездетным, Генрих должен был унаследовать германские и сицилийские земли, принадлежавшие их семье. Из незаконных де¬тей императора ни Энцио, в своем заточении, ни Фрид¬рих Антиохийский не были упомянуты в завещании, но Манфред получал большой удел в Северной Италии в качестве князя Тарентского; он также был назначен бальо — или наместником — всей Италии до тех пор, пока Конрад не придет и не примет правление; он так¬же должен был унаследовать Сицилийское королев¬ство — или просто королевство (Regnum), как теперь называли его итальянские хронисты — в случае, если прервется род законных наследников.18
Желание императора в основном осуществилось. В далеком Иерусалиме его смерть ничего не изменила. Местные бароны, которые сопротивлялись его попыт¬кам править ими, по-прежнему признавали Конрада своим законным королем, и в его отсутствие они дове¬рили правление следующему после него совершеннолет¬нему наследнику — королю Генриху I Кипрскому, хотя в реальности Иерусалимским королевством правил французский король Людовик Святой, который все еще оставался в Святой Земле после своего прискорбно закончившегося египетского крестового похода.19 В Ев¬ропе же торжество Папы Иннокентия IV по поводу смерти антихриста оказалось преждевременным. Кон¬рад, который в то время был в Германии, смог восста¬новить там надлежащий порядок, чтобы наконец пе¬рейти Альпы в южном направлении в январе 1251 г. Антикороль???, Вильгельм Голландский, которого Папа назначил на эту роль тремя годами ранее, был оттес¬нен в свои владения в низовьях Рейна. Зигфрид, архи¬епископ Майнцкий, умер в 1249 г., а его преемник, ар¬хиепископ Кристиан, имел миролюбивый нрав, что Папе казалось совершенно неподобающим для иерар¬ха. Его и в самом деле сместили по указу Папы позже, в 1251 г. В то время страной управлял регент Конрада, его тесть, герцог Оттон Баварский. В 1252 г. власть Конрада оказалась под угрозой, когда ландтаг во Франк¬фурте при подстрекательстве Конрада, архиепископа Кельнского, назначил Вильгельма Голландского Римским королем, но к началу 1254г. Вильгельм рассорился со всеми тремя избравшими его архиепископами: Майнским, Кельнским и Трирским, и папские начинания снова сошли на нет.20
В Италии дела Папы обстояли не лучше. Он вер¬нулся туда в апреле 1251 г., через несколько месяцев после прибытия Конрада, и обосновался в Перудже. Но и он, и Конрад обнаружили, что северо-итальянские города слишком заняты своими внутренними конфлик¬тами между гвельфами и гибеллинами для того, чтобы принять участие в более масштабном конфликте между папством и Гогенштауфенами. Ни одна из сторон не могла выработать скоординированную политику. Сам Конрад провел лето на Истрии и в северной Ломбар¬дии, питая все большие сомнения относительно оказа¬ния помощи Гогенштауфенам дядей его сводного брата Манфреда, Манфредом Ланца, и его родней. На юге Сицилийского королевства верность Конраду хранил Пьетро Руффо, который был наставником Генриха, внука покойного императора. На материке юный Манфред, будучи бальо, проявил недюжинную энергию, подавляя восстание знати и городов, разразившееся весной 1251 г. в Терра ди Лаворо, расположенной на древней территории Кампании. К осени мятеж был жестоко подавлен, хотя города Неаполь и Капуа все еще сопротивлялись. Но энергия Манфреда была от¬части продиктована корыстными соображениями, что беспокоило Конрада. Манфред пытался установить кон¬троль над Сицилией, отправив другого своего дядю, Гальвано Ланца, на замену Пьетро Руффо, чья предан¬ность законному правителю Гогенштауфену была неко¬лебима, и главные советники Конрада, сенешаль Бертольд Гогенбург, командовавший германскими войсками в Италии, и камергер Иоанн Мавританский, командо¬вавший сарацинскими отрядами покойного императора и охранявший его казну, оба не доверяли Ланца. Бер-тольд помогал Манфреду подавлять восстание в Терра ди Лаворо и даже участвовал вместе с ним в неудав¬шихся переговорах с Папой, предпринятых без ведома Конрада. Но потом он приехал к Конраду в Истрию, и сведения, которые он сообщил, привели короля в ярость.21
В январе 1252 г. Конрад пересек Адриатическое море и высадился в Сипонто в северной Апулии, возле Фоджи, где были сосредоточены сарацинские войска во главе с Иоанном Мавританским. Манфред подчинился Конраду, но был лишен части своего удела, а передача им земель в дар своим дядьям Ланца была признана недействительной. Пьетро Руффо был утвержден в дол¬жности наместника на Сицилии и в Калабрии. Конрад до конца года разбирался с восстанием в Терра ди Лаворо, вспыхнувшем снова, и вполне успешно, хотя Капуа и Неаполь наконец покорились только к следу¬ющему году. Одновременно он начал переговоры с Папой. Теперь у него было устойчивое положение, в то время как Папу Иннокентия все еще сдерживали в Северной Италии. Рим, недавно оставшись без прави¬теля из-за вражды между партиями аристократов, пре¬вратился в народную коммуну по северо-итальянскому образцу и избрал в качестве своего подеста (Podesta)???, или сенатора, болонского юриста сочувствующего Гогенштауфенам, Бранкалеоне ди Андало, который полу¬чил почти самодержавные полномочия и правил спра¬ведливо, но строго. В ломбардских городах гибеллины брали верх над гвельфами, и хотя в Тоскане гвельфы смогли добиться успехов, у них не было никакой воз¬можности оказать Папе реальную помощь.22
Иннокентий был непреклонен. Он не надеялся, что сможет вытеснить Конрада из Южной Италии, но был решительно против объединения Сицилийского коро¬левства и Германии. Конрад, нуждавшийся в папской поддержке, или, по крайней мере, в папском нейтрали¬тете на тот случай, если ему удастся установить конт¬роль над Германией, был готов на любые уступки, кро¬ме этой. Переговоры были обречены на провал. Какое-то время Папа думал решить проблему, передав Сицилийскую корону сводному брату Конрада, Генри¬ху, женив его на одной из своих племянниц, и Генрих, похоже, с интересом отнесся к этому предложению. Но из этого плана ничего не вышло. Конрад и его сторон¬ники никогда бы не допустили такой интриги. Когда Генрих умер в возрасте восемнадцати лет в декабре 1253 г., распространился слух, поддерживаемый Папой, о том, что он отравлен своим братом. Сенатор Бранка¬леоне пытался помешать окончательному разрыву меж¬ду Иннокентием и Конрадом, но в январе 1254 г. Кон¬рад публично обвинил Папу в узурпации и ереси, а в феврале Иннокентий ответил Конраду анафемой.23
Война была неизбежна, и Конрад занимал на более выгодную позицию. Попытка Папы призвать к новому крестовому походу против Гогенштауфенов была вос¬принята резко отрицательно. Во Франции королева-регентша Бланка пригрозила конфисковать земли у любого, кто откликнется на воззвание Папы. В Герма¬нии над папскими агентами открыто смеялись.24 Ар¬мия Конрада была в хорошем состоянии. Его казна была полна, благодаря налогам, которые он собирал в своих итальянских владениях. Казалось, что Конрад добьется большего успеха, чем отец, в деле искорене¬ния влияния Папы в Италии, и он уже планировал двинуться в северном направлении, чтобы восстановить порядок в Германии. Сейчас мы можем сомневаться, действительно ли он мог повернуть время вспять и восстановить империю Гогенштауфенов. Ему так и не представилась такая возможность. В апреле 1254г. у Конрада, находившегося в своем лагере в Лавелло на границе Апулии, началась лихорадка. Ему было всего двадцать шесть лет, но здоровье его было совершенно подорвано. Он мужественно, но тщетно боролся за жизнь. 21 мая Конрад умер в окружении своих сара¬цинских воинов.25
И Папа Иннокентий снова мог ликовать по поводу бедствий, постигших «род гадюк», и с большими осно¬ваниями, чем по поводу смерти Фридриха четыре года назад. Теперь в живых оставался только один закон¬ный наследный принц из ненавистной ему семьи, двух¬летний сын Конрада, Конрад II по прозванию Конрадин, живший в Южной Германии со своей матерью, Елизаветой Баварской. Король Конрад на смертном одре понимал, как мало шансов у мальчика. Он не рассчитывал на то, что его сын унаследует германский трон, но, по крайней мере, Конрадин был законным королем Сицилии и Иерусалима. Юристы Святой Зем¬ли признали за ним титул Иерусалимского короля. Так что до конца жизни Конрадина управление Иерусали¬мом осуществлялось от его имени. Но было очевидно, что он никогда в Святую Землю не приедет еще и по¬тому, что не захочет рисковать таким образом поте¬рять европейское наследство. В Сицилийском королев¬стве дела обстояли иначе. Умирающий король назна¬чил там своим бальо Бертольда Гогенбурга, которому доверял, оставив при этом Пьетро Руффо по-прежнему управлять Сицилией и Калабрией под началом Бертоль¬да. Потом он, в отчаянной попытке воззвать к рыцар¬ским чувствам Папы, рекомендовал своего сына на его попечение.26
Папу это совершенно не тронуло, да и подданные королевства не ощущали особой заинтересованности в судьбе ребенка, которого никогда не видели. Зато не¬которые из них сосредоточили свои надежды на блис¬тательном Манфреде, а другие тешили себя предложе¬нием Папы, объединить города и их предместья в сво¬бодные коммуны под властью Церкви. Иннокентий, вначале намеревавшийся предложить сицилийскую ко-рону какому-нибудь иностранному правителю, теперь, когда его противники оказались разделенными, решил, что может сам захватить власть над королевством. Ба¬льо Бертольд оказался перед дилеммой. Он мог рас¬считывать на Пьетро Руффо, но тот столкнулся с дви¬жением в защиту коммун на острове и не мог прислать ему подкрепление. Бертольд мог также рассчитывать и на Иоанна Мавританского, но Иоанн утратил контроль над сарацинскими полками, которых переманивали друзья Манфреда. Большинство других сторонников Гогенштауфенов тоже начали переходить на сторону Манфреда. Папа Иннокентий поспешил на юг в Ана-ньи. В отчаянии Бертольд послал туда Манфреда для переговоров с Папой. Иннокентий согласился с тем, что права Конрадина следует принять во внимание, когда тот достигнет совершеннолетия, но пока что папство должно владеть королевством. Бертольд был готов со¬гласиться, поскольку не видел иных способов обезопа¬сить будущее Конрадина. Но Бертольд не сумел увлечь за собой своих сторонников, и у него не хватало денег, чтобы платить своим войскам. Он оставил пост бальо, и Манфред занял его место.27
Однако у Манфреда оказалось ничуть не больше влияния, чем у Бертольда. В сентябре 1254 г. Папа переместился к границам королевства в Сан Джермано. Три недели спустя Манфред принял условия, предло¬женные Иннокентием. Королевство должно было пе¬рейти под контроль папства, а решение по поводу бу¬дущих прав Конрадина оставалось в силе. Манфред получал обратно полный удел в Таренто, а его дядья — земли, конфискованные Конрадом. Манфред также ста¬новился наместником в провинциях на материке, за исключением Терра ди Лаворо.28
Ни Иннокентий, ни Манфред не собирались мирить¬ся с этим соглашением. Сначала они сохраняли види¬мость дружеских отношений. Когда Папа пересекал реку Гарильяно 11 октября, Манфред встретил его и шел рядом, ведя под уздцы его лошадь. Но тем временем племянник Папы, кардинал Гульельмо деи Фиески, вел папскую армию на юг и требовал от населения присяги на верность, что было прямым пренебрежением права¬ми Конрадина. Сам же Папа, чтобы заручиться поддерж¬кой Пьетро Руффо, предложил ему пост наместника на Сицилии и в Калабрии, хотя последняя географически принадлежала к области наместничества Манфреда. Затем Манфред, прибыв вместе с Папой в Теано, обна¬ружил, что его земли в Монте Гаргано заняты назна-ченцем Папы, Борелло Англонским. Манфред выехал, чтобы посоветоваться с Бертольдом, который двигался из Апулии. Но по пути Манфред попал в засаду Борел¬ло, который пытался его убить, но сам погиб во вре¬мя схватки. Бертольд проехал мимо и прибыл в ставку Папы в Капую 19 октября. Манфред отправился в Лучеру, где Иоанн Мавританский со своими сарацин¬скими воинами охранял королевскую казну. Кардинал Гульельмо с папской армией следовал за ним по пятам, тоже стремясь в Лучеру и к казне. Манфред прибыл туда первым 2 ноября и узнал, что Иоанн уехал, чтобы подчиниться Папе.29
Теперь Манфред был убежден, что Папа намерен его уничтожить. Используя все свое красноречие и обая¬ние, он убедил сарацин в Лучере передать ему казну и присоединиться к его армии, чтобы поднять восстание. Когда стало известно о действиях Манфреда, сторон¬ники Гогенштауфенов по всей Апулии начали стекаться к нему со всех сторон, в их числе была большая часть германских войск Бертольда, недовольных пренебрежи¬тельным отношением кардинала к правам Конрадина. Бертольд все еще склонялся к переговорам, но 2 де¬кабря Манфред собрал достаточно большую армию, чтобы атаковать те германские войска, которые не за¬хотели перейти на его сторону, и разбил их армию во главе с братом Бертольда, Оттоном, возле Фоджи. Бе¬жавшие с поля битвы примкнули к армии кардинала, стоявшей у Трои, и посеяли панику. Папские солдаты были наемниками, и им задерживали жалованье, по¬скольку кардинал рассчитывал захватить казну в Лучере; услышав о победе Манфреда, они тут же разбежались, а кардинал умчался сквозь зимнюю вьюгу в Ариано. Вся Апулия покорилась власти Манфреда без боя.30
Папа Иннокентий был в Неаполе. Он слегка захво¬рал, пока был в Теано, и его болезнь продолжала про¬грессировать еще две недели, которые он провел в Капуе. Папа чувствовал себя еще достаточно хорошо для того, чтобы организовать торжественный въезд в Неаполь 27 октября, но там он слег. Новости об успехе Манфреда были для него чудовищным ударом. 7 де¬кабря Папа Иннокентий умер, осознавая крах всех сво¬их начинаний. Он сломил власть Гогенштауфенов, раз¬рушил унию Германии и Италии, не оставив ни малей¬шей надежды на ее возрождение. Но он оставил в руках представителя ненавистного рода прочную власть в Италии. Учитывая дальнейшее развитие, Папа сделал только хуже. Немногие Папы были столь постоянны, столь неутомимы и столь отважны в сражении за дело папства, но и немногие были столь неразборчивы в средствах, столь вероломны и столь настойчивы в го¬товности использовать духовное оружие в суетных мирских целях. Иннокентий усмирял светских правите¬лей, но его методы не делали чести ни ему, ни церкви, главой которой он являлся. Он был твердым и бес¬страшным защитником папства, но папство заслужива¬ло более благородного защитника.31
Кардиналы, собравшиеся на конклаве после смерти Иннокентия, знали о его ошибках и о грозящих им опасностях. Они выбрали Папой прелата, известного своей мягкостью и набожностью. Но Ринальдо Конти, кардинал-епископ Остии, который взошел на папский престол через пять дней под именем Александра IV, не мог в одночасье отказаться от политики Иннокентия, и у него не была выработана своя политика взамен пре¬жней. Он позволил советникам Иннокентия направлять его, хотя кардиналы-племянники покойного Папы ут¬ратили свое влияние, и политикой папства теперь ру¬ководил коварный и честолюбивый флорентиец, кар¬динал Октавиан дельи Убальдини.32
Новый Папа продолжал искать иностранного прин¬ца, чтобы передать ему власть над Сицилийским коро¬левством. Но первоочередной задачей было уничтоже¬ние Манфреда. Александр IV сумел заручиться поддерж¬кой городских коммун Сицилии и Южной Италии, пообещав, что, находясь под его сюзеренитетом, они сохранят свободу; однако это заверение полностью противоречило обещаниям кандидатам на сицилийский трон. Манфред обнаружил, что апулийские города не хотят ему подчиняться. Южнее Пьетро Руффо плани¬ровал превратить свое наместничество на Сицилии и в Калабрии в наследственное княжество со столицей в Мессине, но он находился между двумя огнями. Ман¬фред с помощью искусных дипломатических интриг вытеснил его из Калабрии, а сицилийские города тем временем провозгласили себя объединенной республи¬кой под эгидой Папы. Манфред послал известие в Гер¬манию к баварскому двору и, публично объявив, что считает Конрадина своим королем, убедил герцога Людвига, дядю и опекуна Конрадина, признать его ре¬гентом. Бертольд Гогенберг все еще оставался при пап¬ском дворе. В мае 1255 г. он присоединился к кардина¬лу Октавиану в походе против Манфреда. Как обычно, папская армия состояла из ненадежных наемников, и Бертольд, обнаружив, что теперь Манфред защищает интересы Конрадина, решился на предательство. Он передал Манфреду сведения обо всех передвижениях кардинала и не выполнил возложенную на него обя¬занность по поиску продовольствия для армии. В ре-зультате Манфред сумел взять в кольцо папские войска на все лето, пока те не оказались под угрозой голод¬ной смерти. В сентябре Октавиан капитулировал и под¬писал мирный договор. Конрадин был признан королем, а Манфред регентом, но Терра ди Лаворо и Си-цилия отходили папству. Изгнанники с обеих сторон, включая Бертольда и его братьев, возвращались на свои земли. Октавиан со своей истощенной армией отступил в Ананьи, где жил Папа. Александр спешно отказался от договора, но вред уже был принесен.33
Манфред теперь господствовал в Южной Италии. На следующий год он завоевал Терра ди Лаворо, жители которой устали от войны и потеряли надежду на пап¬ство. Затем, устроив убийство находившегося в изгна¬нии Пьетро Руффо и ослепив Бертольда и его братьев, он отправил своего дядю, Манфреда Ланца, отвоевы¬вать Сицилию у коммун. Сицилийская знать была не¬довольна существующей системой городских коммун, и большинство сицилийцев надеялось, что при местном правителе, не связанном с Германией, вернется золотое время нормандских королей. В 1257 г. Манфред полно¬стью контролировал остров. Пришло время отбросить притворную верность мальчишке из Германии. На юге поползли слухи о смерти Конрадина в Баварии; неиз¬вестно, сам ли Манфред распространил этот слух, но он извлек из него выгоду. 10 августа 1258 г. Манфред был коронован сицилийской короной епископом Агрид¬женто в кафедральном соборе Палермо, а аристократы острова и посланцы с материка приветствовали его и оказывали ему почести.34
Манфреду теперь было двадцать шесть лет. Он был ярким и талантливым человеком. Он уже успел про¬явить свою неразборчивость в средствах, вероломство и жестокость, но его обаяние заставляло забыть о недостатках. Манфред унаследовал отцовскую любовь к познанию и интерес к наукам, и он обладал тем же даром очаровывать собеседника, но без неудобной склонности к нарушению условностей. Вдобавок он был необычайно хорош собой. Тем не менее Манфред не был таким великим человеком, как его родитель. Не¬смотря на всю энергию, проявленную им на войне и дипломатическом поприще, ему была присуща опреде¬ленная леность в повседневных заботах управления. Он с готовностью позволял своим друзьям и, в особенно¬сти, своим родственникам из рода Ланца выполнять его обязанности и вскоре обнаружил, что те ведут его по пути, которого мудрее было бы избежать. Если бы Манфред удовольствовался судьбой своих нормандских предков и правил на Сицилии, удерживая под властью южную часть материка, действуя во имя процветания своих подданных, он смог бы основать династию, ко¬торой суждена была бы долгая жизнь. Папство смири¬лось бы с его существованием и оставило бы Манфреда в покое. Но Ланца пришли с севера Италии и полу¬чили во владение земли в Ломбардии. Они побуждали Манфреда стать королем не только Сицилии, но и всей Италии, и сам он, зная, что в его жилах течет кровь Гогенштауфенов, не забывал, что его отец был импера¬тором.35
Правление Манфреда в южном королевстве было достойным. Он хотя и отобрал муниципальные воль¬ности у городов, но зато обеспечил им справедливую власть; возродил Неаполитанский университет и вер¬нул ему денежное содержание; основал новые города, как, например, Манфредония под Монте Гаргано. Но для самих сицилийцев он принес лишь разочарование. После коронации Манфред редко бывал на острове, предпочитая жить в Неаполе или в Лучере в окруже¬нии своих сарацинских солдат. Остров снова начал превращаться в придаток к материку, политика уводи¬ла Манфреда все дальше на север, а с Сицилии утекали деньги и люди на военные нужды. Поэтому сицилий¬ский сепаратизм, который всегда был на поверхности, снова дал о себе знать.36
Манфреду было бы трудно обуздать свои амбиции, в то время как папство не могло смириться с его успе¬хом и втягивало его в дальнейшую борьбу. Несмотря на свою добродушную слабость, Папа обладал немалым преимуществом. Ему незачем было волноваться по поводу Германии — судьба маленького Конрадина не беспокоила никого, кроме его баварских родственни¬ков. Вильгельм Голландский, антикороль, выбранный Папой Иннокентием IV, был признан по всей стране — во многом благодаря тому, что его считали недостаточ¬но умелым правителем, а следовательно, неспособным вмешиваться в дела местных князей. После смерти Вильгельма Голландского в январе 1256 г. электоры??? Германии решили, что им больше всего подойдет ино¬странный правитель, не имеющий своих земель в Гер¬мании, но зато богатый. Кандидатов было двое: Ри¬чард, граф Корнуэльский, брат короля Генриха III Ан¬глийского, и Альфонс X, король Кастильский. Альфонса поддерживали король Франции, Людовик Святой, чей авторитет обеспечивал ему немалый перевес, и папский двор, который в то время уже вел переговоры с Англи¬ей о Сицилии, решил, что для английской королевской семьи одного лишнего трона будет достаточно и что Альфонс будет лучшей гарантией против возрождения Гогенштауфенов, поскольку по материнской линии ко¬роль Кастилии притязал на Швабское герцогство Го¬генштауфенов. Из семи германских князей — электоров четверо выбрали Ричарда в январе 1257г., и чет¬веро — Альфонса в апреле: один из электоров — король Чехии — со временем изменил свою позицию. Ричард, однако, сумел закрепить выбор своей кандидатуры, короновавшись в Ахене в мае, прежде чем Альфонс успел ступить на германскую землю, весной 1258 г. Ричард прибыл в Германию. Но положение Ричарда было шатким. Так что он стремился завоевать распо-ложение Папы.37
В Италии, невзирая на колоссальные долги, Папа убедил гвельфских банкиров во Флоренции предоставить ему займ и таким образом получил полную под¬держку этого могущественного сообщества. Будучи рим¬лянином по происхождению, Александр больше подхо¬дил римлянам, чем прежде — Иннокентий, и в ноябре 1255 г. они выгнали сенатора Бранкалеоне и впустили в город Папу. Многие из сторонников Гогенштауфенов охладели к Манфреду из-за захвата им сицилийского трона и сомневались в его заверениях, что права Кон-радина будут признаны, когда тот достигнет совершен¬нолетия после того, как слух о смерти Конрадина ока¬зался ложным. Опекун Конрадина, Людвиг Баварский, поддержал Ричарда Корнуэльского и был готов даже примкнуть к Папе.38
Манфреда это не испугало. Весной 1257 г. новый переворот в Риме вновь вернул к власти Бранкалеоне, который вступил в союз с Манфредом. Бранкалеоне был убит на следующий год, и Рим постепенно, шаг за шагом, снова перешел на сторону папства. Но Манфред тем временем опустошил большую часть папских земель. В Тоскане он получил поддержку Сиены, а из-за интриг кардинала Октавиана, который мнил себя посредником между гибеллинами и папством и пытал¬ся заставить своих флорентийских собратьев разделить его взгляды, Флоренция была ослаблена. В итоге в сентябре 1260 г. флорентийцы были разбиты во время кровавой битвы при Монтаперти — жуткой бойни, окрасившей воды реки Арбии в красный цвет. Победа дала Манфреду власть над Центральной Италией, ко¬торой он с тех пор правил через наместников, словно уже был императором. На севере он опирался на само¬го могущественного и деятельного деспота в Ломбар¬дии, маркграфа Уберто Паллавичини, правившего от имени Манфреда, а также на союз с генуэзцами. Один за другим города гвельфов покорялись сицилийскому королю. Свергнув и убив в 1259 г. веронского тирана, гибеллина Эццелино, рассорившегося со всеми своими соседями, Паллавичини сумел, благодаря энергии и такту, сохранить мир в Ломбардии. Манфред тем вре¬менем занял Сардинию, пренебрегши правами на ее корону своего плененного брата Энцио. К 1261 г. вся Италия была под властью Манфреда, и Папа остался изолирован, охваченный бессильным гневом, не имея ничего, кроме шаткой власти над Римом.39
Амбиции Манфреда все росли. Он не оставлял мыс¬ли об империи и рассчитывал, что когда-нибудь смо¬жет добиться власти над Германией. А между тем он мог бы действовать и в другом направлении и стать предводителем католического христианства.
-------------------------------------------
Кордовские Омейяды правили в Испании в 756-1031 гг. С 1031 г. начались междоусоб¬ные войны, приведшие к распаду Кордовского халифата на мно¬жество эмиратов и княжеств. — Примеч. пер.
6 * Антикороль — король, избранный частью германской знати в противес царствующему монарху. — Примеч. ред.
7 * В итальянских городах-коммунах ХП-ХVI вв. — глава ис¬полнительной и судебной власти. — Примеч. пер.
8 * Электоры — германские князья, выбиравшие короля Герма¬нии. — Примеч. ред.
В своем завещании император оставил Сицилийское королевство старшему из своих законных сыновей, Конраду, которому оно и полагалось по праву наследо¬вания. Конрад уже был избран Римским королем и наследником императорского титула. Младшему сыну, Генриху, должно было достаться либо Бургундское ко¬ролевство, либо Иерусалимское. Это был бесполезный подарок — король Бургундии, доставшейся Гогенштауфенам от жены Фридриха I, обладал лишь титулом, дающим некие смутные феодальные права, передавать же по наследству Иерусалим мог только Конрад, а не Фридрих, и рьяно следящие за исполнением законов заморские бароны Иерусалимского королевства никог¬да бы не допустили, чтобы трон без их согласия был передан правителю, в чьих жилах не течет кровь их государей. Если бы Конрад умер бездетным, Генрих должен был унаследовать германские и сицилийские земли, принадлежавшие их семье. Из незаконных де¬тей императора ни Энцио, в своем заточении, ни Фрид¬рих Антиохийский не были упомянуты в завещании, но Манфред получал большой удел в Северной Италии в качестве князя Тарентского; он также был назначен бальо — или наместником — всей Италии до тех пор, пока Конрад не придет и не примет правление; он так¬же должен был унаследовать Сицилийское королев¬ство — или просто королевство (Regnum), как теперь называли его итальянские хронисты — в случае, если прервется род законных наследников.18
Желание императора в основном осуществилось. В далеком Иерусалиме его смерть ничего не изменила. Местные бароны, которые сопротивлялись его попыт¬кам править ими, по-прежнему признавали Конрада своим законным королем, и в его отсутствие они дове¬рили правление следующему после него совершеннолет¬нему наследнику — королю Генриху I Кипрскому, хотя в реальности Иерусалимским королевством правил французский король Людовик Святой, который все еще оставался в Святой Земле после своего прискорбно закончившегося египетского крестового похода.19 В Ев¬ропе же торжество Папы Иннокентия IV по поводу смерти антихриста оказалось преждевременным. Кон¬рад, который в то время был в Германии, смог восста¬новить там надлежащий порядок, чтобы наконец пе¬рейти Альпы в южном направлении в январе 1251 г. Антикороль???, Вильгельм Голландский, которого Папа назначил на эту роль тремя годами ранее, был оттес¬нен в свои владения в низовьях Рейна. Зигфрид, архи¬епископ Майнцкий, умер в 1249 г., а его преемник, ар¬хиепископ Кристиан, имел миролюбивый нрав, что Папе казалось совершенно неподобающим для иерар¬ха. Его и в самом деле сместили по указу Папы позже, в 1251 г. В то время страной управлял регент Конрада, его тесть, герцог Оттон Баварский. В 1252 г. власть Конрада оказалась под угрозой, когда ландтаг во Франк¬фурте при подстрекательстве Конрада, архиепископа Кельнского, назначил Вильгельма Голландского Римским королем, но к началу 1254г. Вильгельм рассорился со всеми тремя избравшими его архиепископами: Майнским, Кельнским и Трирским, и папские начинания снова сошли на нет.20
В Италии дела Папы обстояли не лучше. Он вер¬нулся туда в апреле 1251 г., через несколько месяцев после прибытия Конрада, и обосновался в Перудже. Но и он, и Конрад обнаружили, что северо-итальянские города слишком заняты своими внутренними конфлик¬тами между гвельфами и гибеллинами для того, чтобы принять участие в более масштабном конфликте между папством и Гогенштауфенами. Ни одна из сторон не могла выработать скоординированную политику. Сам Конрад провел лето на Истрии и в северной Ломбар¬дии, питая все большие сомнения относительно оказа¬ния помощи Гогенштауфенам дядей его сводного брата Манфреда, Манфредом Ланца, и его родней. На юге Сицилийского королевства верность Конраду хранил Пьетро Руффо, который был наставником Генриха, внука покойного императора. На материке юный Манфред, будучи бальо, проявил недюжинную энергию, подавляя восстание знати и городов, разразившееся весной 1251 г. в Терра ди Лаворо, расположенной на древней территории Кампании. К осени мятеж был жестоко подавлен, хотя города Неаполь и Капуа все еще сопротивлялись. Но энергия Манфреда была от¬части продиктована корыстными соображениями, что беспокоило Конрада. Манфред пытался установить кон¬троль над Сицилией, отправив другого своего дядю, Гальвано Ланца, на замену Пьетро Руффо, чья предан¬ность законному правителю Гогенштауфену была неко¬лебима, и главные советники Конрада, сенешаль Бертольд Гогенбург, командовавший германскими войсками в Италии, и камергер Иоанн Мавританский, командо¬вавший сарацинскими отрядами покойного императора и охранявший его казну, оба не доверяли Ланца. Бер-тольд помогал Манфреду подавлять восстание в Терра ди Лаворо и даже участвовал вместе с ним в неудав¬шихся переговорах с Папой, предпринятых без ведома Конрада. Но потом он приехал к Конраду в Истрию, и сведения, которые он сообщил, привели короля в ярость.21
В январе 1252 г. Конрад пересек Адриатическое море и высадился в Сипонто в северной Апулии, возле Фоджи, где были сосредоточены сарацинские войска во главе с Иоанном Мавританским. Манфред подчинился Конраду, но был лишен части своего удела, а передача им земель в дар своим дядьям Ланца была признана недействительной. Пьетро Руффо был утвержден в дол¬жности наместника на Сицилии и в Калабрии. Конрад до конца года разбирался с восстанием в Терра ди Лаворо, вспыхнувшем снова, и вполне успешно, хотя Капуа и Неаполь наконец покорились только к следу¬ющему году. Одновременно он начал переговоры с Папой. Теперь у него было устойчивое положение, в то время как Папу Иннокентия все еще сдерживали в Северной Италии. Рим, недавно оставшись без прави¬теля из-за вражды между партиями аристократов, пре¬вратился в народную коммуну по северо-итальянскому образцу и избрал в качестве своего подеста (Podesta)???, или сенатора, болонского юриста сочувствующего Гогенштауфенам, Бранкалеоне ди Андало, который полу¬чил почти самодержавные полномочия и правил спра¬ведливо, но строго. В ломбардских городах гибеллины брали верх над гвельфами, и хотя в Тоскане гвельфы смогли добиться успехов, у них не было никакой воз¬можности оказать Папе реальную помощь.22
Иннокентий был непреклонен. Он не надеялся, что сможет вытеснить Конрада из Южной Италии, но был решительно против объединения Сицилийского коро¬левства и Германии. Конрад, нуждавшийся в папской поддержке, или, по крайней мере, в папском нейтрали¬тете на тот случай, если ему удастся установить конт¬роль над Германией, был готов на любые уступки, кро¬ме этой. Переговоры были обречены на провал. Какое-то время Папа думал решить проблему, передав Сицилийскую корону сводному брату Конрада, Генри¬ху, женив его на одной из своих племянниц, и Генрих, похоже, с интересом отнесся к этому предложению. Но из этого плана ничего не вышло. Конрад и его сторон¬ники никогда бы не допустили такой интриги. Когда Генрих умер в возрасте восемнадцати лет в декабре 1253 г., распространился слух, поддерживаемый Папой, о том, что он отравлен своим братом. Сенатор Бранка¬леоне пытался помешать окончательному разрыву меж¬ду Иннокентием и Конрадом, но в январе 1254 г. Кон¬рад публично обвинил Папу в узурпации и ереси, а в феврале Иннокентий ответил Конраду анафемой.23
Война была неизбежна, и Конрад занимал на более выгодную позицию. Попытка Папы призвать к новому крестовому походу против Гогенштауфенов была вос¬принята резко отрицательно. Во Франции королева-регентша Бланка пригрозила конфисковать земли у любого, кто откликнется на воззвание Папы. В Герма¬нии над папскими агентами открыто смеялись.24 Ар¬мия Конрада была в хорошем состоянии. Его казна была полна, благодаря налогам, которые он собирал в своих итальянских владениях. Казалось, что Конрад добьется большего успеха, чем отец, в деле искорене¬ния влияния Папы в Италии, и он уже планировал двинуться в северном направлении, чтобы восстановить порядок в Германии. Сейчас мы можем сомневаться, действительно ли он мог повернуть время вспять и восстановить империю Гогенштауфенов. Ему так и не представилась такая возможность. В апреле 1254г. у Конрада, находившегося в своем лагере в Лавелло на границе Апулии, началась лихорадка. Ему было всего двадцать шесть лет, но здоровье его было совершенно подорвано. Он мужественно, но тщетно боролся за жизнь. 21 мая Конрад умер в окружении своих сара¬цинских воинов.25
И Папа Иннокентий снова мог ликовать по поводу бедствий, постигших «род гадюк», и с большими осно¬ваниями, чем по поводу смерти Фридриха четыре года назад. Теперь в живых оставался только один закон¬ный наследный принц из ненавистной ему семьи, двух¬летний сын Конрада, Конрад II по прозванию Конрадин, живший в Южной Германии со своей матерью, Елизаветой Баварской. Король Конрад на смертном одре понимал, как мало шансов у мальчика. Он не рассчитывал на то, что его сын унаследует германский трон, но, по крайней мере, Конрадин был законным королем Сицилии и Иерусалима. Юристы Святой Зем¬ли признали за ним титул Иерусалимского короля. Так что до конца жизни Конрадина управление Иерусали¬мом осуществлялось от его имени. Но было очевидно, что он никогда в Святую Землю не приедет еще и по¬тому, что не захочет рисковать таким образом поте¬рять европейское наследство. В Сицилийском королев¬стве дела обстояли иначе. Умирающий король назна¬чил там своим бальо Бертольда Гогенбурга, которому доверял, оставив при этом Пьетро Руффо по-прежнему управлять Сицилией и Калабрией под началом Бертоль¬да. Потом он, в отчаянной попытке воззвать к рыцар¬ским чувствам Папы, рекомендовал своего сына на его попечение.26
Папу это совершенно не тронуло, да и подданные королевства не ощущали особой заинтересованности в судьбе ребенка, которого никогда не видели. Зато не¬которые из них сосредоточили свои надежды на блис¬тательном Манфреде, а другие тешили себя предложе¬нием Папы, объединить города и их предместья в сво¬бодные коммуны под властью Церкви. Иннокентий, вначале намеревавшийся предложить сицилийскую ко-рону какому-нибудь иностранному правителю, теперь, когда его противники оказались разделенными, решил, что может сам захватить власть над королевством. Ба¬льо Бертольд оказался перед дилеммой. Он мог рас¬считывать на Пьетро Руффо, но тот столкнулся с дви¬жением в защиту коммун на острове и не мог прислать ему подкрепление. Бертольд мог также рассчитывать и на Иоанна Мавританского, но Иоанн утратил контроль над сарацинскими полками, которых переманивали друзья Манфреда. Большинство других сторонников Гогенштауфенов тоже начали переходить на сторону Манфреда. Папа Иннокентий поспешил на юг в Ана-ньи. В отчаянии Бертольд послал туда Манфреда для переговоров с Папой. Иннокентий согласился с тем, что права Конрадина следует принять во внимание, когда тот достигнет совершеннолетия, но пока что папство должно владеть королевством. Бертольд был готов со¬гласиться, поскольку не видел иных способов обезопа¬сить будущее Конрадина. Но Бертольд не сумел увлечь за собой своих сторонников, и у него не хватало денег, чтобы платить своим войскам. Он оставил пост бальо, и Манфред занял его место.27
Однако у Манфреда оказалось ничуть не больше влияния, чем у Бертольда. В сентябре 1254 г. Папа переместился к границам королевства в Сан Джермано. Три недели спустя Манфред принял условия, предло¬женные Иннокентием. Королевство должно было пе¬рейти под контроль папства, а решение по поводу бу¬дущих прав Конрадина оставалось в силе. Манфред получал обратно полный удел в Таренто, а его дядья — земли, конфискованные Конрадом. Манфред также ста¬новился наместником в провинциях на материке, за исключением Терра ди Лаворо.28
Ни Иннокентий, ни Манфред не собирались мирить¬ся с этим соглашением. Сначала они сохраняли види¬мость дружеских отношений. Когда Папа пересекал реку Гарильяно 11 октября, Манфред встретил его и шел рядом, ведя под уздцы его лошадь. Но тем временем племянник Папы, кардинал Гульельмо деи Фиески, вел папскую армию на юг и требовал от населения присяги на верность, что было прямым пренебрежением права¬ми Конрадина. Сам же Папа, чтобы заручиться поддерж¬кой Пьетро Руффо, предложил ему пост наместника на Сицилии и в Калабрии, хотя последняя географически принадлежала к области наместничества Манфреда. Затем Манфред, прибыв вместе с Папой в Теано, обна¬ружил, что его земли в Монте Гаргано заняты назна-ченцем Папы, Борелло Англонским. Манфред выехал, чтобы посоветоваться с Бертольдом, который двигался из Апулии. Но по пути Манфред попал в засаду Борел¬ло, который пытался его убить, но сам погиб во вре¬мя схватки. Бертольд проехал мимо и прибыл в ставку Папы в Капую 19 октября. Манфред отправился в Лучеру, где Иоанн Мавританский со своими сарацин¬скими воинами охранял королевскую казну. Кардинал Гульельмо с папской армией следовал за ним по пятам, тоже стремясь в Лучеру и к казне. Манфред прибыл туда первым 2 ноября и узнал, что Иоанн уехал, чтобы подчиниться Папе.29
Теперь Манфред был убежден, что Папа намерен его уничтожить. Используя все свое красноречие и обая¬ние, он убедил сарацин в Лучере передать ему казну и присоединиться к его армии, чтобы поднять восстание. Когда стало известно о действиях Манфреда, сторон¬ники Гогенштауфенов по всей Апулии начали стекаться к нему со всех сторон, в их числе была большая часть германских войск Бертольда, недовольных пренебрежи¬тельным отношением кардинала к правам Конрадина. Бертольд все еще склонялся к переговорам, но 2 де¬кабря Манфред собрал достаточно большую армию, чтобы атаковать те германские войска, которые не за¬хотели перейти на его сторону, и разбил их армию во главе с братом Бертольда, Оттоном, возле Фоджи. Бе¬жавшие с поля битвы примкнули к армии кардинала, стоявшей у Трои, и посеяли панику. Папские солдаты были наемниками, и им задерживали жалованье, по¬скольку кардинал рассчитывал захватить казну в Лучере; услышав о победе Манфреда, они тут же разбежались, а кардинал умчался сквозь зимнюю вьюгу в Ариано. Вся Апулия покорилась власти Манфреда без боя.30
Папа Иннокентий был в Неаполе. Он слегка захво¬рал, пока был в Теано, и его болезнь продолжала про¬грессировать еще две недели, которые он провел в Капуе. Папа чувствовал себя еще достаточно хорошо для того, чтобы организовать торжественный въезд в Неаполь 27 октября, но там он слег. Новости об успехе Манфреда были для него чудовищным ударом. 7 де¬кабря Папа Иннокентий умер, осознавая крах всех сво¬их начинаний. Он сломил власть Гогенштауфенов, раз¬рушил унию Германии и Италии, не оставив ни малей¬шей надежды на ее возрождение. Но он оставил в руках представителя ненавистного рода прочную власть в Италии. Учитывая дальнейшее развитие, Папа сделал только хуже. Немногие Папы были столь постоянны, столь неутомимы и столь отважны в сражении за дело папства, но и немногие были столь неразборчивы в средствах, столь вероломны и столь настойчивы в го¬товности использовать духовное оружие в суетных мирских целях. Иннокентий усмирял светских правите¬лей, но его методы не делали чести ни ему, ни церкви, главой которой он являлся. Он был твердым и бес¬страшным защитником папства, но папство заслужива¬ло более благородного защитника.31
Кардиналы, собравшиеся на конклаве после смерти Иннокентия, знали о его ошибках и о грозящих им опасностях. Они выбрали Папой прелата, известного своей мягкостью и набожностью. Но Ринальдо Конти, кардинал-епископ Остии, который взошел на папский престол через пять дней под именем Александра IV, не мог в одночасье отказаться от политики Иннокентия, и у него не была выработана своя политика взамен пре¬жней. Он позволил советникам Иннокентия направлять его, хотя кардиналы-племянники покойного Папы ут¬ратили свое влияние, и политикой папства теперь ру¬ководил коварный и честолюбивый флорентиец, кар¬динал Октавиан дельи Убальдини.32
Новый Папа продолжал искать иностранного прин¬ца, чтобы передать ему власть над Сицилийским коро¬левством. Но первоочередной задачей было уничтоже¬ние Манфреда. Александр IV сумел заручиться поддерж¬кой городских коммун Сицилии и Южной Италии, пообещав, что, находясь под его сюзеренитетом, они сохранят свободу; однако это заверение полностью противоречило обещаниям кандидатам на сицилийский трон. Манфред обнаружил, что апулийские города не хотят ему подчиняться. Южнее Пьетро Руффо плани¬ровал превратить свое наместничество на Сицилии и в Калабрии в наследственное княжество со столицей в Мессине, но он находился между двумя огнями. Ман¬фред с помощью искусных дипломатических интриг вытеснил его из Калабрии, а сицилийские города тем временем провозгласили себя объединенной республи¬кой под эгидой Папы. Манфред послал известие в Гер¬манию к баварскому двору и, публично объявив, что считает Конрадина своим королем, убедил герцога Людвига, дядю и опекуна Конрадина, признать его ре¬гентом. Бертольд Гогенберг все еще оставался при пап¬ском дворе. В мае 1255 г. он присоединился к кардина¬лу Октавиану в походе против Манфреда. Как обычно, папская армия состояла из ненадежных наемников, и Бертольд, обнаружив, что теперь Манфред защищает интересы Конрадина, решился на предательство. Он передал Манфреду сведения обо всех передвижениях кардинала и не выполнил возложенную на него обя¬занность по поиску продовольствия для армии. В ре-зультате Манфред сумел взять в кольцо папские войска на все лето, пока те не оказались под угрозой голод¬ной смерти. В сентябре Октавиан капитулировал и под¬писал мирный договор. Конрадин был признан королем, а Манфред регентом, но Терра ди Лаворо и Си-цилия отходили папству. Изгнанники с обеих сторон, включая Бертольда и его братьев, возвращались на свои земли. Октавиан со своей истощенной армией отступил в Ананьи, где жил Папа. Александр спешно отказался от договора, но вред уже был принесен.33
Манфред теперь господствовал в Южной Италии. На следующий год он завоевал Терра ди Лаворо, жители которой устали от войны и потеряли надежду на пап¬ство. Затем, устроив убийство находившегося в изгна¬нии Пьетро Руффо и ослепив Бертольда и его братьев, он отправил своего дядю, Манфреда Ланца, отвоевы¬вать Сицилию у коммун. Сицилийская знать была не¬довольна существующей системой городских коммун, и большинство сицилийцев надеялось, что при местном правителе, не связанном с Германией, вернется золотое время нормандских королей. В 1257 г. Манфред полно¬стью контролировал остров. Пришло время отбросить притворную верность мальчишке из Германии. На юге поползли слухи о смерти Конрадина в Баварии; неиз¬вестно, сам ли Манфред распространил этот слух, но он извлек из него выгоду. 10 августа 1258 г. Манфред был коронован сицилийской короной епископом Агрид¬женто в кафедральном соборе Палермо, а аристократы острова и посланцы с материка приветствовали его и оказывали ему почести.34
Манфреду теперь было двадцать шесть лет. Он был ярким и талантливым человеком. Он уже успел про¬явить свою неразборчивость в средствах, вероломство и жестокость, но его обаяние заставляло забыть о недостатках. Манфред унаследовал отцовскую любовь к познанию и интерес к наукам, и он обладал тем же даром очаровывать собеседника, но без неудобной склонности к нарушению условностей. Вдобавок он был необычайно хорош собой. Тем не менее Манфред не был таким великим человеком, как его родитель. Не¬смотря на всю энергию, проявленную им на войне и дипломатическом поприще, ему была присуща опреде¬ленная леность в повседневных заботах управления. Он с готовностью позволял своим друзьям и, в особенно¬сти, своим родственникам из рода Ланца выполнять его обязанности и вскоре обнаружил, что те ведут его по пути, которого мудрее было бы избежать. Если бы Манфред удовольствовался судьбой своих нормандских предков и правил на Сицилии, удерживая под властью южную часть материка, действуя во имя процветания своих подданных, он смог бы основать династию, ко¬торой суждена была бы долгая жизнь. Папство смири¬лось бы с его существованием и оставило бы Манфреда в покое. Но Ланца пришли с севера Италии и полу¬чили во владение земли в Ломбардии. Они побуждали Манфреда стать королем не только Сицилии, но и всей Италии, и сам он, зная, что в его жилах течет кровь Гогенштауфенов, не забывал, что его отец был импера¬тором.35
Правление Манфреда в южном королевстве было достойным. Он хотя и отобрал муниципальные воль¬ности у городов, но зато обеспечил им справедливую власть; возродил Неаполитанский университет и вер¬нул ему денежное содержание; основал новые города, как, например, Манфредония под Монте Гаргано. Но для самих сицилийцев он принес лишь разочарование. После коронации Манфред редко бывал на острове, предпочитая жить в Неаполе или в Лучере в окруже¬нии своих сарацинских солдат. Остров снова начал превращаться в придаток к материку, политика уводи¬ла Манфреда все дальше на север, а с Сицилии утекали деньги и люди на военные нужды. Поэтому сицилий¬ский сепаратизм, который всегда был на поверхности, снова дал о себе знать.36
Манфреду было бы трудно обуздать свои амбиции, в то время как папство не могло смириться с его успе¬хом и втягивало его в дальнейшую борьбу. Несмотря на свою добродушную слабость, Папа обладал немалым преимуществом. Ему незачем было волноваться по поводу Германии — судьба маленького Конрадина не беспокоила никого, кроме его баварских родственни¬ков. Вильгельм Голландский, антикороль, выбранный Папой Иннокентием IV, был признан по всей стране — во многом благодаря тому, что его считали недостаточ¬но умелым правителем, а следовательно, неспособным вмешиваться в дела местных князей. После смерти Вильгельма Голландского в январе 1256 г. электоры??? Германии решили, что им больше всего подойдет ино¬странный правитель, не имеющий своих земель в Гер¬мании, но зато богатый. Кандидатов было двое: Ри¬чард, граф Корнуэльский, брат короля Генриха III Ан¬глийского, и Альфонс X, король Кастильский. Альфонса поддерживали король Франции, Людовик Святой, чей авторитет обеспечивал ему немалый перевес, и папский двор, который в то время уже вел переговоры с Англи¬ей о Сицилии, решил, что для английской королевской семьи одного лишнего трона будет достаточно и что Альфонс будет лучшей гарантией против возрождения Гогенштауфенов, поскольку по материнской линии ко¬роль Кастилии притязал на Швабское герцогство Го¬генштауфенов. Из семи германских князей — электоров четверо выбрали Ричарда в январе 1257г., и чет¬веро — Альфонса в апреле: один из электоров — король Чехии — со временем изменил свою позицию. Ричард, однако, сумел закрепить выбор своей кандидатуры, короновавшись в Ахене в мае, прежде чем Альфонс успел ступить на германскую землю, весной 1258 г. Ричард прибыл в Германию. Но положение Ричарда было шатким. Так что он стремился завоевать распо-ложение Папы.37
В Италии, невзирая на колоссальные долги, Папа убедил гвельфских банкиров во Флоренции предоставить ему займ и таким образом получил полную под¬держку этого могущественного сообщества. Будучи рим¬лянином по происхождению, Александр больше подхо¬дил римлянам, чем прежде — Иннокентий, и в ноябре 1255 г. они выгнали сенатора Бранкалеоне и впустили в город Папу. Многие из сторонников Гогенштауфенов охладели к Манфреду из-за захвата им сицилийского трона и сомневались в его заверениях, что права Кон-радина будут признаны, когда тот достигнет совершен¬нолетия после того, как слух о смерти Конрадина ока¬зался ложным. Опекун Конрадина, Людвиг Баварский, поддержал Ричарда Корнуэльского и был готов даже примкнуть к Папе.38
Манфреда это не испугало. Весной 1257 г. новый переворот в Риме вновь вернул к власти Бранкалеоне, который вступил в союз с Манфредом. Бранкалеоне был убит на следующий год, и Рим постепенно, шаг за шагом, снова перешел на сторону папства. Но Манфред тем временем опустошил большую часть папских земель. В Тоскане он получил поддержку Сиены, а из-за интриг кардинала Октавиана, который мнил себя посредником между гибеллинами и папством и пытал¬ся заставить своих флорентийских собратьев разделить его взгляды, Флоренция была ослаблена. В итоге в сентябре 1260 г. флорентийцы были разбиты во время кровавой битвы при Монтаперти — жуткой бойни, окрасившей воды реки Арбии в красный цвет. Победа дала Манфреду власть над Центральной Италией, ко¬торой он с тех пор правил через наместников, словно уже был императором. На севере он опирался на само¬го могущественного и деятельного деспота в Ломбар¬дии, маркграфа Уберто Паллавичини, правившего от имени Манфреда, а также на союз с генуэзцами. Один за другим города гвельфов покорялись сицилийскому королю. Свергнув и убив в 1259 г. веронского тирана, гибеллина Эццелино, рассорившегося со всеми своими соседями, Паллавичини сумел, благодаря энергии и такту, сохранить мир в Ломбардии. Манфред тем вре¬менем занял Сардинию, пренебрегши правами на ее корону своего плененного брата Энцио. К 1261 г. вся Италия была под властью Манфреда, и Папа остался изолирован, охваченный бессильным гневом, не имея ничего, кроме шаткой власти над Римом.39
Амбиции Манфреда все росли. Он не оставлял мыс¬ли об империи и рассчитывал, что когда-нибудь смо¬жет добиться власти над Германией. А между тем он мог бы действовать и в другом направлении и стать предводителем католического христианства.
-------------------------------------------
Кордовские Омейяды правили в Испании в 756-1031 гг. С 1031 г. начались междоусоб¬ные войны, приведшие к распаду Кордовского халифата на мно¬жество эмиратов и княжеств. — Примеч. пер.
6 * Антикороль — король, избранный частью германской знати в противес царствующему монарху. — Примеч. ред.
7 * В итальянских городах-коммунах ХП-ХVI вв. — глава ис¬полнительной и судебной власти. — Примеч. пер.
8 * Электоры — германские князья, выбиравшие короля Герма¬нии. — Примеч. ред.
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Глава III НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ АДРИАТИКИ
Спойлер (раскрыть)
Кто бы ни правил Южной Италией и Сицилией, ему следовало принимать во внимание не только полуост¬ров, но также и соседние страны, отделенные узкой полосой морей. Нормандские короли стремились уста¬новить контроль над Тунисом в Африке, но они еще больше хотели распространить свою власть за Адриа¬тическое море на Балканы и на принадлежащие Визан¬тии полуостров и острова. Фридрих II был слишком занят своими делами в Центральной Европе для того, чтобы продолжать их политику. Его целью было со¬хранить союзников за морем, с тем чтобы его враги-паписты не создавали ему там проблем. Манфред, уп¬рочив свою власть в Италии, вернулся к нормандским традициям. У него не было никаких видов на Африку, поскольку эмиры из династии Хафсидов в Тунисе были к нему сильно расположены. Но бывшие земли Визан¬тии на Балканах открывали широкий простор для его амбиций.
Четвертый крестовый поход 1204 г. разрушил Визан¬тийскую империю, но так и не создал на ее месте ста¬бильного государства. Латинская империя, основанная в Константинополе, империя Романии, быстро пришла в упадок. Уже через пятьдесят лет после ее основания она состояла лишь из самого Константинополя, третью которого уже владели венецианцы, и ближних его пред¬местий. Латинский император Константинополя Балдуин II объездил всю Западную Европу в поисках покро¬вителя, который помог бы ему удержаться на шатком троне. Он уже отдал лучшие реликвии из старой ви¬зантийской сокровищницы Людовику Святому, чтобы добыть немного денег. Он оплачивал расходы своего двора, продавая свинец с крыши дворца итальянским купцам, и заграничные поездки, оставляя своего сына и наследника в залог венецианцам. Только вмешатель¬ство какого-нибудь союзника могло удержать империю от падения в ближайшие годы.40
Византийские греки уже оправились от потрясения, вызванного падением Константинополя. Появились три новых греческих государства. На востоке бывшей Ви-зантийской империи одна из ветвей великой династии Комнинов обосновалась в Трапезунде. Но правитель Трапезунда, хотя он называл себя императором и Ве¬ликим Комнином и обладал большим состояниям бла¬годаря своим серебряным рудникам и географическому положению своей столицы, расположенной в конце торгового пути из монгольской Азии, мог только но¬минально провозгласить себя наследником прежней вселенской империи, его власть была слишком локаль¬ной и не распространялась за пределы узкой полоски черноморского побережья Анатолии.41 В Эпире, на за¬паде, было основано княжество одной из ветвей импе¬раторской династии Ангелов. В 1224г. деспот Эпирс-кий отобрал Фессалоники у итальянской династии, обосновавшейся там после Четвертого крестового по¬хода, и присвоил себе титул императора.42 Но отвое¬вать им Константинополь мешало самое сильное из новых греческих государств, Никейская империя, воз¬никшая стараниями Феодора Ласкаря, зятя одного из последних византийских императоров, Алексея III Ан¬гела. Феодор собрал вокруг себя самых выдающихся беглецов из Константинополя, включая патриарха Пра¬вославной церкви, чье присутствие придавало его дво¬ру законность. Феодор к моменту своей смерти в 1222 г. вернул все земли, перешедшие когда-то к франкам в Азии. Его зять и преемник Иоанн Ватац оказался че¬ловеком еще более могущественным, он отнял у латин¬ского императора все его земли, кроме Константинопо¬ля и предместий, и остановил продвижение враждебной империи Ангелов, взяв Фессалоники в 1246 г. К тому же он провел реформу правления в своих собственных владениях и оттеснил анатолийских турков к заливу. К моменту смерти Иоанна Ватаца в 1254 г. его владе¬ния простирались от самого сердца Малой Азии до Фес¬салии. Казалось очевидным, что Никейская империя скоро поглотит Константинополь.43
Ангелы были усмирены, но не сломлены. Незакон¬норожденный принц из их династии, Михаил II, все еще правил в качестве деспота Эпирского землями, прости-равшимися между Албанскими горами и Коринфским заливом, и был готов искать друзей среди франков, которые могли помочь ему усмирить никейцев. У него был большой выбор союзников. На юге Эпира и Фес¬салии было несколько мелких греческих, французских и итальянских сеньорий, кроме того — герцогство Афинское под управлением бургундцев из рода Ла-Рош со столицей в Фивах. Весь Пелопоннес был под влас¬тью князя Ахейского, Гильома Виллардуэна, приняв¬шего власть после смерти своего брата Жоффруа II в 1246 г. При Виллардуэнах Пелопоннес достиг большего процветания, чем когда-либо, и Гильом, который ро¬дился здесь же и для которого греческий язык был родным, мог надеяться создать единое греко-франкское государство, которое простиралось бы за пределы Пе¬лопоннеса в Северную Грецию, а может быть, даже до Фессалоники. Против самого Гильома его греческие подданные ничего не имели, но многие из его франк¬ских баронов не отличались особой терпимостью, и их католические иерархи постоянно досаждали Православ¬ной церкви. Поэтому греки жаждали воссоединения с возрожденной православной империей Константинополя, которая вернула бы им их гордость, пусть даже ударив по карману, и князь Гильом с тревогой следил за ростом Никейской империи. Латинский император Константинополя был его номинальным сюзереном и находился у него на содержании, Жоффруа II уста¬новил ему ежегодную ренту, равную приблизительно 10 000 ливров. Но есть основания полагать, что у Гиль¬ома был наготове какой-то план по захвату власти в Латинской империи. Он всегда был готов присоединить¬ся к любому союзу против никейцев.44
Манфреду, наблюдавшему за развитием событий из-за Адриатического моря, эта сложная ситуация пред¬ставлялась многообещающей. Его отец Фридрих II все¬гда был в хороших отношениях с Никейским импера¬тором Иоанном Ватацем, с которым их сближала общая вражда с папством. Манфред же планировал вести бо¬лее продуманную политику. Латинская империя была очень дорога Папе. Иннокентий III не одобрял Четвер¬тый крестовый поход, но был доволен его итогом. Рим долго еще пребывал в ярости из-за отказа Константи¬нопольской патриархии признать его главенство. Пос¬ле 1204 г. непокорного греческого Патриарха сменил зависимый католический, и благодарный Папа взял Латинскую империю под свое покровительство. Теперь же, если не принять срочных мер, у власти в Констан¬тинополе вскоре снова оказались бы греки; причем, что еще хуже, в патриарший город вернулись бы патриар¬хи — схизматики, на которых франки не смогли бы повлиять. По прошествии некоторого времени папство объявило крестовый поход против греков, но без осо¬бого успеха. Для многих западноевропейских христиан Священная война против своих собратьев по вере, пусть и схизматиков, казалась такой же неуместной, как та¬кая же Священная война против Гогенштауфенов. Ин¬нокентий IV был в ярости, когда в 1240 г. Ричард Корнуэльский отказался отменить запланированный им крестовый поход против мусульман в Палестине и передать деньги, собранные им для этого похода, на за¬щиту Константинополя.45 И теперь Манфред решил, присоединившись к союзу против Никеи, стать защит¬ником католицизма; тогда папство уже едва ли смогло продолжать нападать на государя, который оказал ре¬шающую поддержку в столь важном для Церкви деле. Возможно также, что Манфредом двигали личные чув¬ства. Его сестра Констанция в 1244 г. была выдана за¬муж за пожилого императора Иоанна Ватаца и терпела унижения при никейском дворе. Но Манфред, хотя несколько лет спустя все же добился ее возвращения в Италию, обычно был не очень чувствителен к несчас¬тьям своих родственников. Для него гораздо больший интерес представляло то, что в награду за союз против никейцев он мог получить плацдарм за Адриатическим морем.46
Коалиция против Никеи была создана Михаилом Эпирским. Ему подвернулся удобный случай после смер¬ти Иоанна Ватаца. Сын Иоанна, Феодор II, хоть и был самым образованным правителем своего времени, от¬личался упрямством и недальновидностью. Он оттолк¬нул от себя Церковь своим догматизмом, а аристокра¬тия — своей тиранией. Сначала Михаил действовал осторожно. Он согласился с тем, что следует заклю¬чить брак между его сыном и наследником Никифором и дочерью Феодора Марией, и нехотя позволил этому браку состояться. Но когда Феодор оказался втянут в войну с болгарами, Михаил начал потихонь¬ку вторгаться на его земли. Феодор, однако, заклю¬чил с болгарами выгодный мирный договор и пору¬чил своему самому сильному военачальнику, Михаилу Палеологу, захват Эпира. Никейские войска прошли через север страны и захватили крупный морской порт Дураццо. Михаил Эпирский начал утрачивать свою решимость, когда Феодор внезапно отозвал Палеолога в Никею, лишил его своей милости и умер несколь¬ко месяцев спустя в августе 1258 г., оставив престол шестилетнему мальчику, своему сыну, Иоанну IV Ласкарю Ватацу.47
Когда на Никейский трон взошел ребенок, у Миха¬ила Эпирского оказались развязаны руки. У него были две красивые дочери. Одну из них, Анну, Михаил отдал в жены дважды вдовцу, но так и оставшемуся бездетным, Гильому Ахейскому, дав за ней в качестве приданого часть областей Фессалии, отобранных у ни¬кейцев. Вторую дочь, Елену, он предложил в жены Манфреду; вместе с женой-красавицей сицилийский король получил приданое, состоявшее из острова Корфу и го¬родов Бутринто, Авлона и Субото на материке. Манф¬ред, чья первая жена, Беатриса Савойская, умерла за год или за два до того, оставив после себя только дочь, с радостью принял соблазнительное предложение. Он уже занял несколько важных плацдармов на Эпирском побережье, и брак узаконил бы его положение, В нача¬ле 1259 г. Елена прибыла в Трани и там вышла замуж за Манфреда. Обе дочери Михаила были счастливы в браке, но ни один из его зятьев не имел искреннего желания помочь ему в его деле. Они присоединились к Михаилу, чтобы помешать никейцам захватить Латин¬скую империю и за его счет расширить свои владения. Сам Михаил считал, что, если его союзники помогут ему сокрушить никейцев, это будет стоить тех не¬удобств, которые принесет ему отказ от западных зе¬мель, поскольку сфера его интересов будет сосредото¬чена на востоке, где он намеревался завладеть Констан¬тинополем.48
Оставалось совсем немного до того, чтобы союзни¬ки начали действовать. Малолетнему никейскому им¬ператору был нужен регент. У него не было никаких близких родственников, кроме сестры, которая была едва старше его. Его мать умерла, а его отец был един¬ственным ребенком в семье. В империи был один че¬ловек, несомненно достойный править. Это был Миха¬ил Палеолог, самый успешный военачальник последних лет. И отец и мать Михаила принадлежали к великому роду Палеологов. Его отец вел свой род от свояченицы Алексея I Комнина, а бабушка его матери была стар¬шей дочерью Алексея III Ангела. Жена Михаила Палеолога, Ирена Дукена, была внучатой племянницей Иоанна III Ватаца, но сам Михаил не питал теплых чувств к семье Ватацев. Император Феодор не доверял честолюбивому полководцу и однажды уже заставил искать убежища при турецком дворе. Впоследствии, когда Палеолог был восстановлен в прежней должно¬сти и одержал немало побед над Михаилом Эпирским в 1258 г., Феодор отозвал его с театра военных дей¬ствий и лишил своего расположения. Так что, когда патриарх Арсений, действуя в интересах государства, убедил знать и народ империи доверить регентство Михаилу Палеологу, присвоив ему сначала титул Вели¬кого дуки, а затем и деспота, Михаил решительно на¬стоял на том, чтобы разделить титул императора со своим малолетним подопечным. Когда пришло время коронации, он был настолько уверен в поддержке ар¬мии и многочисленных врагов покойного императора, что заставил сопротивляющегося патриарха короновать его первым. Патриарх потребовал с него обещание пе¬редать власть мальчику через двенадцать лет, когда тому исполнится восемнадцать. Михаил согласился, но позаботился о том, чтобы задолго до того времени Иоанн оказался неспособным принять бразды правления. Ребенка держали в заточении в темноте, и в 1262г., в возрасте десяти лет, мальчик был лишен зрения.49
Неразборчивость в средствах на пути к трону, жес¬токость и вероломство по отношению к своему юному соправителю навсегда запятнали репутацию Михаила Палеолога. И все же, получив верховную власть, он оказался справедливым и сильным монархом, требова¬тельным к себе и великодушным к своим недругам, и прежде всего — преданным империи. Латиняне вскоре поняли, что в его лице столкнулись с непримиримым врагом, а Михаил Эпирский был сильно обеспокоен. Первым делом деспот Эпирский вторгся в Македонию, где был хорошо принят греческим населением, кото¬рое, казалось, предпочитало эпирское правление никейскому. Затем, боясь, что Михаил Палеолог нанесет от¬ветный удар, он призвал на помощь своих зятьев. Михаил Палеолог не хотел ввязываться в столь труд¬ную затею вскоре после своего сомнительного с мо¬ральной точки зрения восшествия на престол. Он знал, что не сможет достичь мира с Михаилом Эпирским, но попробовал лишить его союзников. В Ахейю был от¬правлен посол, уполномоченный в случае необходимо¬сти предложить князю небольшие территориальные уступки, но Гильом, рассчитывавший получить больше земель с помощью войны, ответил посольству оскорб¬лениями. К Манфреду император отправил одного из своих самых доверенных посланников, Никифора Алиатта. Манфреду напомнили о давнем союзе его отца с Никеей и предложили вернуть ему его сестру, вдовству¬ющую императрицу. Однако Манфред, который также надеялся извлечь большую выгоду из войны, просто заключил посла в тюрьму, где тот провел два года. Одновременно император Никеи написал Папе, наме¬кая, что будет работать над объединением христиан¬ских церквей, если Рим остановит войну. Папа Алек¬сандр, пребывавший в замешательстве, не ответил ему.50 Неудача, которую император Михаил потерпел в попытке расстроить союз своих врагов, не повергла его в чрезмерное отчаяние. Когда латинский император Балдуин, который не без причины был обеспокоен амбициями Гильома Ахейского и, возможно, считал Михаила опаснее, чем тот был на самом деле, написал в Никею с предложением мира в обмен на территори¬альные уступки, его посла встретили насмешками. Тем временем брат Михаила, севастократор Иоанн Палео¬лог, был отправлен на запад с такой большой армией, какую только ему могли выделить. Она состояла не только из греческого ополчения, но также из славян¬ских и турецких верховых наемников и, возможно, не¬скольких наемных рыцарей с запада. Весной 1259 г. армия севастократора быстро пересекла Македонию. Она догнала военные силы деспота Эпирского возле Кастории и разбила их. Деспот Михаил, застигнутый врасплох, отступил в Эпир в ожидании своих союзни¬ков, а севастократор занял Охрид и близлежащие кре¬пости.
Союзники поспешили на помощь деспоту. Из Ита¬лии Манфред прислал четыреста отлично вооруженных всадников, набранных из германских войск, вместе с каким-то количеством сицилийских пехотинцев. Они высадились в Авлоне и присоединились к эпирской армии в Арте. Гильом Ахейский собрал гораздо боль¬шую армию, объявив феодальный призыв во всем сво¬ем княжестве. Он лично возглавил армию, переправил¬ся через Коринфский залив, высадился в Навпактосе и присоединился к своим союзникам на пути в Арту. Объединенная армия двинулась в Талассин, район Фес¬салии, где жили валахи. Там к деспоту присоединился его внебрачный сын Иоанн, женатый на дочери вождя валахов, и привел с собой всех валахских воинов, кого смог собрать. К Гильому на помощь пришли отряды различных франкских сеньоров из Северной Греции и войска из Афинского герцогства, которое он подчинил за год до описываемых событий. Затем союзники по¬вернули на север, уверенные в победе. Они уже начали понимать, что вскоре будут оспаривать друг у друга завоеванные земли, но в обстановке взаимной добро-желательности решили бросить жребий.
Враждующие армии встретились на равнине Пелагонии, у деревни Ворилла Лонгос, неподалеку от горо¬да Монастир. Через эту равнину проходила Виз Игна¬тия, большая дорога из Константинополя и Фессалоники в Дураццо; Иоанн Палеолог ждал там, чтобы иметь возможность связаться и со своим братом, императором, и с востоком. Он получил указания избежать прямого столкновения с вражеской армией, которая численностью превосходила его войско, и попытаться дипломатическими средствами расстроить союз. Ему это удалось. Что произошло на самом деле, остается неяс¬ным, разные хроники дают разные версии. По какой-то причине, когда битва была уже неизбежной, возник¬ла ссора между эпирскими войсками и армией Гильома Ахейского. У Палеолога, несомненно, были шпионы в эпирском лагере, готовые воспользоваться любой ссорой в неприятельской армии. Если верить слухам, незакон¬ный сын деспота Иоанн был недоволен ухаживаниями одного из ахейских сеньоров за его прекрасной валахской супругой и не получил никаких извинений от князя Гильома. Эпирцы и так уже нервничали из-за амбиций Гильома, и разъяренный незаконный сын дес¬пота без труда убедил своего отца и брата порвать с латинцами. Похоже, что Иоанн Палеолог подкупил эпирских военачальников и, возможно, отправил по¬слание с обещанием не преследовать эпирцев, если те отступят. Кроме того, в стычках, которые уже случа¬лись, франкская конница сильно проигрывала по срав¬нению с легковооруженными никейскими всадниками. За ночь деспот с семьей и теми войсками, которые мог собрать, выскользнул из союзного лагеря и бежал в сторону Эпира, а когда рассвело, остатки эпирской армии разбежались. Воины Гильома и Манфреда, про¬снувшись, обнаружили, что греческие союзники исчез¬ли. Иоанн Палеолог напал прежде, чем ахейцы и си-цилийцы успели подготовиться к бою. Не попытав¬шись оказать сопротивление, они стремительно бежали с поля битвы. Многие из них были убиты, но намно¬го больше — попали в плен, в том числе — большин¬ство франкских сеньоров. Сам Гильом был найден не¬сколькими днями позже, когда прятался в стогу сена. Он был переодет, но его узнали по необычайно высту¬пающим зубам.51
Битва в Пелагонии была решающим событием в истории Ближнего Востока. Она сделала неотвратимым отвоевание Константинополя византийцами и гибель Латинской империи, показав при этом, что победите¬лем будет император Никеи, а не деспот Эпира. И она положила начало возвращению Греции византийцам. Латинский император Балдуин, хотя и относился к князю Гильому почти с таким же подозрением, как и к Палеологу, понимал, что теперь император Михаил представляет для него значительно большую опасность. Балдуин тут же сделал отчаянную попытку обратиться за помощью к Папе и вскоре решил, что наиболее ве¬роятный его светский покровитель — король Манфред. Но Папа и Манфред были слишком заняты своими ссорами друг с другом. Ни один из них не ответил на его просьбу. Лучшее, что Балдуин мог сделать после того, как Михаилу едва не удалось убедить франкского предателя открыть городские ворота, было заключение годового перемирия с Никеей в августе 1260 г., пере¬мирия, которое каждая из сторон готова была нару¬шить при первом удобном случае. В начале 1261 г. император Михаил заключил договор с генуэзцами в Нимфее, дающий им привилегии на всех землях его империи, если они помогут ему отвоевать Константи¬нополь. Венеция была главной опорой Латинской им¬перии, венецианцы и генуэзцы недавно славно повоева¬ли друг с другом в сирийских водах, и победу одержали генуэзцы. А потому Генуя была готова прислушаться к уговорам византийского императора. В июле 1261 г. Михаил послал одного из своих военачальников, Алек¬сея Стратегопула, с небольшой армией уладить спор¬ные вопросы на болгарской границе и велел ему, про¬езжая Фракию, устроить демонстрацию сил у стен Кон¬стантинополя. Когда Стратегопул приблизился к городу, его встретил глава живших в предместьях сельских жителей, известных как «добровольцы», поскольку они по собственному желанию служили то греческому, то латинскому императорам. Этот человек рассказал Стратегопулу, что большая часть латинского гарнизона от¬правилась вместе с большей частью венецианских ко¬раблей на захват греческого острова в Черном море под названием Дафнузия, расположенного в сотне миль от города. Он предложил провести никейские войска в город через найденный им подземный ход. В ночь на 24 июля несколько отборных бойцов прокрались внутрь, сопровождаемые «добровольцами». Они одоле¬ли дозорных на стенах и открыли ворота перед арми¬ей, ждавшей снаружи. Ранним утром 25-го Алексей Стратегопул въехал в город по улицам, полным греков, славящих императора Михаила. Латинский император Балдуин проснулся и обнаружил, что город попал в руки врага. Он надеялся удержать Влахернский дворец и сумел отправить сообщение венецианским кораблям, возвращавшимся после неудачного штурма Дафнузии. Венецианцы приплыли к Золотому Рогу днем. Но гре¬ки подожгли причалы, на которые те собирались выса-диться. Среди пламени, в общей сумятице, атака вене¬цианцев была отбита. Балдуин и его свита бежали из Влахерна в Большой дворец и едва успели выйти в море на веслах и присоединиться к союзникам прежде, чем те прекратили атаковать. Венецианцы вместе со спас¬шимися франками и их императором уплыли на запад. Латинская империя Романьи пришла к своему концу.
Император Михаил расположился в деревне Метео¬ры, возле Тиатиры, приблизительно в двухстах милях к югу. Его сестра, Евлогия, находилась вместе с ним. Один из ее камергеров был как раз на византийском побережье, рядом с Константинополем, когда узнал новость о взятии Константинополя. Он поскакал во весь опор и доложил своей госпоже о случившемся на сле¬дующее утро. Император спал, когда сестра вошла к нему крича, что Константинополь теперь принадлежит ему. Едва проснувшись, он не мог поверить, и ей при¬шлось трясти его и повторять, что Господь дал ему Константинополь, пока он не понял, что произошло. Тогда Михаил Палеолог приготовился к поездке в свою но¬вую столицу. На полпути, в Ахиросе, ему вручили зна-ки императорской власти, ранее принадлежавшие Балдуину. 4 августа Михаил пересек Мраморное море и торжественно въехал через Золотые Ворота, проехав по старой дороге для императорских шествий через весь город к собору Премудрости Господней, где и возбла¬годарил Бога. Через несколько дней он был торжествен¬но коронован патриархом в этом же соборе, который был традиционным местом коронации византийских императоров.52
Став владыкой Константинополя, Михаил Палеолог, называвший себя «вторым Константином», стремился укрепить свою власть над Грецией. Он все еще удержи¬вал у себя в плену князя Ахейского и других сеньоров, которых пленил в битве при Пелагонии. Осенью 1261 г. он предложил отпустить Гильома Ахейского и его со-ратников в обмен на уступку трех больших крепостей на юго-востоке Пелопоннеса. Это были Монемвасия, расположенная на огромной скале, выступающей в море, с живописной бухтой у подножья — франки за¬хватили всего пятнадцать лет назад; Мани, расположен¬ная в горах за мысом Матапан; и Мистра, расположен¬ная высоко в горах Тайгет, возвышающихся над Спар¬той и долиной реки Эврот. Гильом согласился, но условия должны были подтвердить другие правители франкской Греции. Ги, герцог Афинский, как старший из оставшихся в Греции сеньоров, созвал совет в Ник¬ли, позже известный как «Женский совет», поскольку главную роль на нем играли жены пленных сеньоров. Герцог Ги считал условия слишком опасными. Но кня¬гиня Ахейская придерживалась иного мнения. Хоть она и была гречанкой, никто не мог заподозрить ее в изме¬не, поскольку, будучи дочерью Михаила Эпирского, она ненавидела никейцев, захвативших Константинополь. Княгиня не доверяла Ги и хотела, чтобы муж вернулся домой; другие женщины с ней согласились. Предложе¬ние императора было принято. Князь Гильом вернулся в свои земли, получив византийский титул и покляв¬шись не поднимать оружие против императора, а три ключевые крепости были переданы византийским войскам.33
Это был пик успеха Михаила Палеолога в Греции. Гильом вскоре был освобожден от своей клятвы Папой и благополучно отразил попытки византийцев расши¬рить подвластные им земли. Не принял он также мир¬ное предложение императора, в соответствии с кото¬рым наследник Михаила Андроник должен был же¬ниться на старшей дочери князя и его наследнице. Прошли десятилетия, прежде чем византийцы смогли извлечь реальную пользу из своих крепостей на Пе¬лопоннесе. Не большего успеха добился Михаил Па¬леолог в своих последующих нападениях на Эпир. Алексей Стратегопул, завоеватель Константинополя, был отправлен захватить Эпир осенью 1261 г. но по¬пал там в окружение и был взят в плен с большей частью своих людей. Деспот Михаил правил своими землями до самой смерти, последовавшей десятью го¬дами позже.54
Поражение в Пелагонии повредило престижу коро¬ля Манфреда и лишило его нескольких умелых вои¬нов; подобно всем католическим государям того време¬ни, он был потрясен завоеванием Константинополя греками. Но на самом деле это не повлияло на его политическую линию. Ведь он отправил своему тестю довольно скудную помощь (в сравнении с территори¬ей, которую получил в качестве приданого своей жены), и его потери были несерьезными. Кроме того, пораже¬ние ставило деспота Эпира в большую зависимость от его могущественного зятя, особенно учитывая, что его второй зять, Гильом Ахейский, вернувшись из плена, не был готов простить эпирцев за ту роль, которую они сыграли в Пелагонии. К концу 1259 г. войска Манфреда и его чиновники полностью контролировали Корфу и противолежащие крепости на материке, вклю¬чая Дураццо, что вроде бы изначально не входило в приданое королевы Елены.55 Кроме того, взятие Кон¬стантинополя греками Манфред мог обратить себе на пользу. Папство было глубоко потрясено гибелью Ла¬тинской империи. Казалось, вряд ли Папа предпримет решительные действия против государя, который, каза¬лось, может отомстить за потерю Константинополя. Манфред поспешил выступить как защитник свергну¬того Латинского императора. Балдуин II во время сво¬его бегства из захваченной столицы по пути остано-вился в Греции, чтобы принять бессмысленные почести от немногих оставшихся там франкских сеньоров, ко¬торые собрались, чтобы приветствовать его в Кадме, в Фивах и в афинском Акрополе. Затем он поплыл в Италию и высадился в Апулии. Манфред лично встре¬тил Балдуина и принял его со всеми почестями, осы¬пав подарками и пообещав любую посильную помощь в возвращении его на престол. Он рассказал своему гостю о своих трениях с Папой и попросил о посред¬ничестве. Манфред сказал, что готов сам атаковать Константинополь, оплатить все расходы для этого по¬хода, а потом, если потребуется, отправиться в Святую Землю, если только Папа дарует ему свою благосклон¬ность и мир или даже просто перемирие. На Балдуина произвела сильное впечатление искренность Манфреда, а также его богатство. Он пообещал сделать все что в его силах, чтобы помирить Манфреда с папством. Покинув двор Манфреда, Балдуин поехал к Папе в Витербо и передал ему послание сицилийского короля. Папа отказался на него отвечать. Тогда Балдуин отпра¬вился во Францию к королю Людовику Святому, но тот был также не в восторге от Манфреда, которого считал узурпатором и врагом Церкви.56
То был обескураживающий ответ, но бывший импе¬ратор Константинополя на протяжении многих лет оставался верен своей дружбе с Манфредом, отчасти про¬сто потому, что сицилийский король действительно был ему искренне симпатичен, отчасти потому, что никто больше не мог оказать ему реальную помощь; Манф¬ред же решил, поскольку дела в Италии дали ему пере¬дышку, отправиться в поход на Константинополь. Он был уверен, что Рим не станет более враждовать с ним после того, как он окажет такую благородную услугу католикам. Тут Манфред жестоко ошибался в отноше¬нии папства.
Четвертый крестовый поход 1204 г. разрушил Визан¬тийскую империю, но так и не создал на ее месте ста¬бильного государства. Латинская империя, основанная в Константинополе, империя Романии, быстро пришла в упадок. Уже через пятьдесят лет после ее основания она состояла лишь из самого Константинополя, третью которого уже владели венецианцы, и ближних его пред¬местий. Латинский император Константинополя Балдуин II объездил всю Западную Европу в поисках покро¬вителя, который помог бы ему удержаться на шатком троне. Он уже отдал лучшие реликвии из старой ви¬зантийской сокровищницы Людовику Святому, чтобы добыть немного денег. Он оплачивал расходы своего двора, продавая свинец с крыши дворца итальянским купцам, и заграничные поездки, оставляя своего сына и наследника в залог венецианцам. Только вмешатель¬ство какого-нибудь союзника могло удержать империю от падения в ближайшие годы.40
Византийские греки уже оправились от потрясения, вызванного падением Константинополя. Появились три новых греческих государства. На востоке бывшей Ви-зантийской империи одна из ветвей великой династии Комнинов обосновалась в Трапезунде. Но правитель Трапезунда, хотя он называл себя императором и Ве¬ликим Комнином и обладал большим состояниям бла¬годаря своим серебряным рудникам и географическому положению своей столицы, расположенной в конце торгового пути из монгольской Азии, мог только но¬минально провозгласить себя наследником прежней вселенской империи, его власть была слишком локаль¬ной и не распространялась за пределы узкой полоски черноморского побережья Анатолии.41 В Эпире, на за¬паде, было основано княжество одной из ветвей импе¬раторской династии Ангелов. В 1224г. деспот Эпирс-кий отобрал Фессалоники у итальянской династии, обосновавшейся там после Четвертого крестового по¬хода, и присвоил себе титул императора.42 Но отвое¬вать им Константинополь мешало самое сильное из новых греческих государств, Никейская империя, воз¬никшая стараниями Феодора Ласкаря, зятя одного из последних византийских императоров, Алексея III Ан¬гела. Феодор собрал вокруг себя самых выдающихся беглецов из Константинополя, включая патриарха Пра¬вославной церкви, чье присутствие придавало его дво¬ру законность. Феодор к моменту своей смерти в 1222 г. вернул все земли, перешедшие когда-то к франкам в Азии. Его зять и преемник Иоанн Ватац оказался че¬ловеком еще более могущественным, он отнял у латин¬ского императора все его земли, кроме Константинопо¬ля и предместий, и остановил продвижение враждебной империи Ангелов, взяв Фессалоники в 1246 г. К тому же он провел реформу правления в своих собственных владениях и оттеснил анатолийских турков к заливу. К моменту смерти Иоанна Ватаца в 1254 г. его владе¬ния простирались от самого сердца Малой Азии до Фес¬салии. Казалось очевидным, что Никейская империя скоро поглотит Константинополь.43
Ангелы были усмирены, но не сломлены. Незакон¬норожденный принц из их династии, Михаил II, все еще правил в качестве деспота Эпирского землями, прости-равшимися между Албанскими горами и Коринфским заливом, и был готов искать друзей среди франков, которые могли помочь ему усмирить никейцев. У него был большой выбор союзников. На юге Эпира и Фес¬салии было несколько мелких греческих, французских и итальянских сеньорий, кроме того — герцогство Афинское под управлением бургундцев из рода Ла-Рош со столицей в Фивах. Весь Пелопоннес был под влас¬тью князя Ахейского, Гильома Виллардуэна, приняв¬шего власть после смерти своего брата Жоффруа II в 1246 г. При Виллардуэнах Пелопоннес достиг большего процветания, чем когда-либо, и Гильом, который ро¬дился здесь же и для которого греческий язык был родным, мог надеяться создать единое греко-франкское государство, которое простиралось бы за пределы Пе¬лопоннеса в Северную Грецию, а может быть, даже до Фессалоники. Против самого Гильома его греческие подданные ничего не имели, но многие из его франк¬ских баронов не отличались особой терпимостью, и их католические иерархи постоянно досаждали Православ¬ной церкви. Поэтому греки жаждали воссоединения с возрожденной православной империей Константинополя, которая вернула бы им их гордость, пусть даже ударив по карману, и князь Гильом с тревогой следил за ростом Никейской империи. Латинский император Константинополя был его номинальным сюзереном и находился у него на содержании, Жоффруа II уста¬новил ему ежегодную ренту, равную приблизительно 10 000 ливров. Но есть основания полагать, что у Гиль¬ома был наготове какой-то план по захвату власти в Латинской империи. Он всегда был готов присоединить¬ся к любому союзу против никейцев.44
Манфреду, наблюдавшему за развитием событий из-за Адриатического моря, эта сложная ситуация пред¬ставлялась многообещающей. Его отец Фридрих II все¬гда был в хороших отношениях с Никейским импера¬тором Иоанном Ватацем, с которым их сближала общая вражда с папством. Манфред же планировал вести бо¬лее продуманную политику. Латинская империя была очень дорога Папе. Иннокентий III не одобрял Четвер¬тый крестовый поход, но был доволен его итогом. Рим долго еще пребывал в ярости из-за отказа Константи¬нопольской патриархии признать его главенство. Пос¬ле 1204 г. непокорного греческого Патриарха сменил зависимый католический, и благодарный Папа взял Латинскую империю под свое покровительство. Теперь же, если не принять срочных мер, у власти в Констан¬тинополе вскоре снова оказались бы греки; причем, что еще хуже, в патриарший город вернулись бы патриар¬хи — схизматики, на которых франки не смогли бы повлиять. По прошествии некоторого времени папство объявило крестовый поход против греков, но без осо¬бого успеха. Для многих западноевропейских христиан Священная война против своих собратьев по вере, пусть и схизматиков, казалась такой же неуместной, как та¬кая же Священная война против Гогенштауфенов. Ин¬нокентий IV был в ярости, когда в 1240 г. Ричард Корнуэльский отказался отменить запланированный им крестовый поход против мусульман в Палестине и передать деньги, собранные им для этого похода, на за¬щиту Константинополя.45 И теперь Манфред решил, присоединившись к союзу против Никеи, стать защит¬ником католицизма; тогда папство уже едва ли смогло продолжать нападать на государя, который оказал ре¬шающую поддержку в столь важном для Церкви деле. Возможно также, что Манфредом двигали личные чув¬ства. Его сестра Констанция в 1244 г. была выдана за¬муж за пожилого императора Иоанна Ватаца и терпела унижения при никейском дворе. Но Манфред, хотя несколько лет спустя все же добился ее возвращения в Италию, обычно был не очень чувствителен к несчас¬тьям своих родственников. Для него гораздо больший интерес представляло то, что в награду за союз против никейцев он мог получить плацдарм за Адриатическим морем.46
Коалиция против Никеи была создана Михаилом Эпирским. Ему подвернулся удобный случай после смер¬ти Иоанна Ватаца. Сын Иоанна, Феодор II, хоть и был самым образованным правителем своего времени, от¬личался упрямством и недальновидностью. Он оттолк¬нул от себя Церковь своим догматизмом, а аристокра¬тия — своей тиранией. Сначала Михаил действовал осторожно. Он согласился с тем, что следует заклю¬чить брак между его сыном и наследником Никифором и дочерью Феодора Марией, и нехотя позволил этому браку состояться. Но когда Феодор оказался втянут в войну с болгарами, Михаил начал потихонь¬ку вторгаться на его земли. Феодор, однако, заклю¬чил с болгарами выгодный мирный договор и пору¬чил своему самому сильному военачальнику, Михаилу Палеологу, захват Эпира. Никейские войска прошли через север страны и захватили крупный морской порт Дураццо. Михаил Эпирский начал утрачивать свою решимость, когда Феодор внезапно отозвал Палеолога в Никею, лишил его своей милости и умер несколь¬ко месяцев спустя в августе 1258 г., оставив престол шестилетнему мальчику, своему сыну, Иоанну IV Ласкарю Ватацу.47
Когда на Никейский трон взошел ребенок, у Миха¬ила Эпирского оказались развязаны руки. У него были две красивые дочери. Одну из них, Анну, Михаил отдал в жены дважды вдовцу, но так и оставшемуся бездетным, Гильому Ахейскому, дав за ней в качестве приданого часть областей Фессалии, отобранных у ни¬кейцев. Вторую дочь, Елену, он предложил в жены Манфреду; вместе с женой-красавицей сицилийский король получил приданое, состоявшее из острова Корфу и го¬родов Бутринто, Авлона и Субото на материке. Манф¬ред, чья первая жена, Беатриса Савойская, умерла за год или за два до того, оставив после себя только дочь, с радостью принял соблазнительное предложение. Он уже занял несколько важных плацдармов на Эпирском побережье, и брак узаконил бы его положение, В нача¬ле 1259 г. Елена прибыла в Трани и там вышла замуж за Манфреда. Обе дочери Михаила были счастливы в браке, но ни один из его зятьев не имел искреннего желания помочь ему в его деле. Они присоединились к Михаилу, чтобы помешать никейцам захватить Латин¬скую империю и за его счет расширить свои владения. Сам Михаил считал, что, если его союзники помогут ему сокрушить никейцев, это будет стоить тех не¬удобств, которые принесет ему отказ от западных зе¬мель, поскольку сфера его интересов будет сосредото¬чена на востоке, где он намеревался завладеть Констан¬тинополем.48
Оставалось совсем немного до того, чтобы союзни¬ки начали действовать. Малолетнему никейскому им¬ператору был нужен регент. У него не было никаких близких родственников, кроме сестры, которая была едва старше его. Его мать умерла, а его отец был един¬ственным ребенком в семье. В империи был один че¬ловек, несомненно достойный править. Это был Миха¬ил Палеолог, самый успешный военачальник последних лет. И отец и мать Михаила принадлежали к великому роду Палеологов. Его отец вел свой род от свояченицы Алексея I Комнина, а бабушка его матери была стар¬шей дочерью Алексея III Ангела. Жена Михаила Палеолога, Ирена Дукена, была внучатой племянницей Иоанна III Ватаца, но сам Михаил не питал теплых чувств к семье Ватацев. Император Феодор не доверял честолюбивому полководцу и однажды уже заставил искать убежища при турецком дворе. Впоследствии, когда Палеолог был восстановлен в прежней должно¬сти и одержал немало побед над Михаилом Эпирским в 1258 г., Феодор отозвал его с театра военных дей¬ствий и лишил своего расположения. Так что, когда патриарх Арсений, действуя в интересах государства, убедил знать и народ империи доверить регентство Михаилу Палеологу, присвоив ему сначала титул Вели¬кого дуки, а затем и деспота, Михаил решительно на¬стоял на том, чтобы разделить титул императора со своим малолетним подопечным. Когда пришло время коронации, он был настолько уверен в поддержке ар¬мии и многочисленных врагов покойного императора, что заставил сопротивляющегося патриарха короновать его первым. Патриарх потребовал с него обещание пе¬редать власть мальчику через двенадцать лет, когда тому исполнится восемнадцать. Михаил согласился, но позаботился о том, чтобы задолго до того времени Иоанн оказался неспособным принять бразды правления. Ребенка держали в заточении в темноте, и в 1262г., в возрасте десяти лет, мальчик был лишен зрения.49
Неразборчивость в средствах на пути к трону, жес¬токость и вероломство по отношению к своему юному соправителю навсегда запятнали репутацию Михаила Палеолога. И все же, получив верховную власть, он оказался справедливым и сильным монархом, требова¬тельным к себе и великодушным к своим недругам, и прежде всего — преданным империи. Латиняне вскоре поняли, что в его лице столкнулись с непримиримым врагом, а Михаил Эпирский был сильно обеспокоен. Первым делом деспот Эпирский вторгся в Македонию, где был хорошо принят греческим населением, кото¬рое, казалось, предпочитало эпирское правление никейскому. Затем, боясь, что Михаил Палеолог нанесет от¬ветный удар, он призвал на помощь своих зятьев. Михаил Палеолог не хотел ввязываться в столь труд¬ную затею вскоре после своего сомнительного с мо¬ральной точки зрения восшествия на престол. Он знал, что не сможет достичь мира с Михаилом Эпирским, но попробовал лишить его союзников. В Ахейю был от¬правлен посол, уполномоченный в случае необходимо¬сти предложить князю небольшие территориальные уступки, но Гильом, рассчитывавший получить больше земель с помощью войны, ответил посольству оскорб¬лениями. К Манфреду император отправил одного из своих самых доверенных посланников, Никифора Алиатта. Манфреду напомнили о давнем союзе его отца с Никеей и предложили вернуть ему его сестру, вдовству¬ющую императрицу. Однако Манфред, который также надеялся извлечь большую выгоду из войны, просто заключил посла в тюрьму, где тот провел два года. Одновременно император Никеи написал Папе, наме¬кая, что будет работать над объединением христиан¬ских церквей, если Рим остановит войну. Папа Алек¬сандр, пребывавший в замешательстве, не ответил ему.50 Неудача, которую император Михаил потерпел в попытке расстроить союз своих врагов, не повергла его в чрезмерное отчаяние. Когда латинский император Балдуин, который не без причины был обеспокоен амбициями Гильома Ахейского и, возможно, считал Михаила опаснее, чем тот был на самом деле, написал в Никею с предложением мира в обмен на территори¬альные уступки, его посла встретили насмешками. Тем временем брат Михаила, севастократор Иоанн Палео¬лог, был отправлен на запад с такой большой армией, какую только ему могли выделить. Она состояла не только из греческого ополчения, но также из славян¬ских и турецких верховых наемников и, возможно, не¬скольких наемных рыцарей с запада. Весной 1259 г. армия севастократора быстро пересекла Македонию. Она догнала военные силы деспота Эпирского возле Кастории и разбила их. Деспот Михаил, застигнутый врасплох, отступил в Эпир в ожидании своих союзни¬ков, а севастократор занял Охрид и близлежащие кре¬пости.
Союзники поспешили на помощь деспоту. Из Ита¬лии Манфред прислал четыреста отлично вооруженных всадников, набранных из германских войск, вместе с каким-то количеством сицилийских пехотинцев. Они высадились в Авлоне и присоединились к эпирской армии в Арте. Гильом Ахейский собрал гораздо боль¬шую армию, объявив феодальный призыв во всем сво¬ем княжестве. Он лично возглавил армию, переправил¬ся через Коринфский залив, высадился в Навпактосе и присоединился к своим союзникам на пути в Арту. Объединенная армия двинулась в Талассин, район Фес¬салии, где жили валахи. Там к деспоту присоединился его внебрачный сын Иоанн, женатый на дочери вождя валахов, и привел с собой всех валахских воинов, кого смог собрать. К Гильому на помощь пришли отряды различных франкских сеньоров из Северной Греции и войска из Афинского герцогства, которое он подчинил за год до описываемых событий. Затем союзники по¬вернули на север, уверенные в победе. Они уже начали понимать, что вскоре будут оспаривать друг у друга завоеванные земли, но в обстановке взаимной добро-желательности решили бросить жребий.
Враждующие армии встретились на равнине Пелагонии, у деревни Ворилла Лонгос, неподалеку от горо¬да Монастир. Через эту равнину проходила Виз Игна¬тия, большая дорога из Константинополя и Фессалоники в Дураццо; Иоанн Палеолог ждал там, чтобы иметь возможность связаться и со своим братом, императором, и с востоком. Он получил указания избежать прямого столкновения с вражеской армией, которая численностью превосходила его войско, и попытаться дипломатическими средствами расстроить союз. Ему это удалось. Что произошло на самом деле, остается неяс¬ным, разные хроники дают разные версии. По какой-то причине, когда битва была уже неизбежной, возник¬ла ссора между эпирскими войсками и армией Гильома Ахейского. У Палеолога, несомненно, были шпионы в эпирском лагере, готовые воспользоваться любой ссорой в неприятельской армии. Если верить слухам, незакон¬ный сын деспота Иоанн был недоволен ухаживаниями одного из ахейских сеньоров за его прекрасной валахской супругой и не получил никаких извинений от князя Гильома. Эпирцы и так уже нервничали из-за амбиций Гильома, и разъяренный незаконный сын дес¬пота без труда убедил своего отца и брата порвать с латинцами. Похоже, что Иоанн Палеолог подкупил эпирских военачальников и, возможно, отправил по¬слание с обещанием не преследовать эпирцев, если те отступят. Кроме того, в стычках, которые уже случа¬лись, франкская конница сильно проигрывала по срав¬нению с легковооруженными никейскими всадниками. За ночь деспот с семьей и теми войсками, которые мог собрать, выскользнул из союзного лагеря и бежал в сторону Эпира, а когда рассвело, остатки эпирской армии разбежались. Воины Гильома и Манфреда, про¬снувшись, обнаружили, что греческие союзники исчез¬ли. Иоанн Палеолог напал прежде, чем ахейцы и си-цилийцы успели подготовиться к бою. Не попытав¬шись оказать сопротивление, они стремительно бежали с поля битвы. Многие из них были убиты, но намно¬го больше — попали в плен, в том числе — большин¬ство франкских сеньоров. Сам Гильом был найден не¬сколькими днями позже, когда прятался в стогу сена. Он был переодет, но его узнали по необычайно высту¬пающим зубам.51
Битва в Пелагонии была решающим событием в истории Ближнего Востока. Она сделала неотвратимым отвоевание Константинополя византийцами и гибель Латинской империи, показав при этом, что победите¬лем будет император Никеи, а не деспот Эпира. И она положила начало возвращению Греции византийцам. Латинский император Балдуин, хотя и относился к князю Гильому почти с таким же подозрением, как и к Палеологу, понимал, что теперь император Михаил представляет для него значительно большую опасность. Балдуин тут же сделал отчаянную попытку обратиться за помощью к Папе и вскоре решил, что наиболее ве¬роятный его светский покровитель — король Манфред. Но Папа и Манфред были слишком заняты своими ссорами друг с другом. Ни один из них не ответил на его просьбу. Лучшее, что Балдуин мог сделать после того, как Михаилу едва не удалось убедить франкского предателя открыть городские ворота, было заключение годового перемирия с Никеей в августе 1260 г., пере¬мирия, которое каждая из сторон готова была нару¬шить при первом удобном случае. В начале 1261 г. император Михаил заключил договор с генуэзцами в Нимфее, дающий им привилегии на всех землях его империи, если они помогут ему отвоевать Константи¬нополь. Венеция была главной опорой Латинской им¬перии, венецианцы и генуэзцы недавно славно повоева¬ли друг с другом в сирийских водах, и победу одержали генуэзцы. А потому Генуя была готова прислушаться к уговорам византийского императора. В июле 1261 г. Михаил послал одного из своих военачальников, Алек¬сея Стратегопула, с небольшой армией уладить спор¬ные вопросы на болгарской границе и велел ему, про¬езжая Фракию, устроить демонстрацию сил у стен Кон¬стантинополя. Когда Стратегопул приблизился к городу, его встретил глава живших в предместьях сельских жителей, известных как «добровольцы», поскольку они по собственному желанию служили то греческому, то латинскому императорам. Этот человек рассказал Стратегопулу, что большая часть латинского гарнизона от¬правилась вместе с большей частью венецианских ко¬раблей на захват греческого острова в Черном море под названием Дафнузия, расположенного в сотне миль от города. Он предложил провести никейские войска в город через найденный им подземный ход. В ночь на 24 июля несколько отборных бойцов прокрались внутрь, сопровождаемые «добровольцами». Они одоле¬ли дозорных на стенах и открыли ворота перед арми¬ей, ждавшей снаружи. Ранним утром 25-го Алексей Стратегопул въехал в город по улицам, полным греков, славящих императора Михаила. Латинский император Балдуин проснулся и обнаружил, что город попал в руки врага. Он надеялся удержать Влахернский дворец и сумел отправить сообщение венецианским кораблям, возвращавшимся после неудачного штурма Дафнузии. Венецианцы приплыли к Золотому Рогу днем. Но гре¬ки подожгли причалы, на которые те собирались выса-диться. Среди пламени, в общей сумятице, атака вене¬цианцев была отбита. Балдуин и его свита бежали из Влахерна в Большой дворец и едва успели выйти в море на веслах и присоединиться к союзникам прежде, чем те прекратили атаковать. Венецианцы вместе со спас¬шимися франками и их императором уплыли на запад. Латинская империя Романьи пришла к своему концу.
Император Михаил расположился в деревне Метео¬ры, возле Тиатиры, приблизительно в двухстах милях к югу. Его сестра, Евлогия, находилась вместе с ним. Один из ее камергеров был как раз на византийском побережье, рядом с Константинополем, когда узнал новость о взятии Константинополя. Он поскакал во весь опор и доложил своей госпоже о случившемся на сле¬дующее утро. Император спал, когда сестра вошла к нему крича, что Константинополь теперь принадлежит ему. Едва проснувшись, он не мог поверить, и ей при¬шлось трясти его и повторять, что Господь дал ему Константинополь, пока он не понял, что произошло. Тогда Михаил Палеолог приготовился к поездке в свою но¬вую столицу. На полпути, в Ахиросе, ему вручили зна-ки императорской власти, ранее принадлежавшие Балдуину. 4 августа Михаил пересек Мраморное море и торжественно въехал через Золотые Ворота, проехав по старой дороге для императорских шествий через весь город к собору Премудрости Господней, где и возбла¬годарил Бога. Через несколько дней он был торжествен¬но коронован патриархом в этом же соборе, который был традиционным местом коронации византийских императоров.52
Став владыкой Константинополя, Михаил Палеолог, называвший себя «вторым Константином», стремился укрепить свою власть над Грецией. Он все еще удержи¬вал у себя в плену князя Ахейского и других сеньоров, которых пленил в битве при Пелагонии. Осенью 1261 г. он предложил отпустить Гильома Ахейского и его со-ратников в обмен на уступку трех больших крепостей на юго-востоке Пелопоннеса. Это были Монемвасия, расположенная на огромной скале, выступающей в море, с живописной бухтой у подножья — франки за¬хватили всего пятнадцать лет назад; Мани, расположен¬ная в горах за мысом Матапан; и Мистра, расположен¬ная высоко в горах Тайгет, возвышающихся над Спар¬той и долиной реки Эврот. Гильом согласился, но условия должны были подтвердить другие правители франкской Греции. Ги, герцог Афинский, как старший из оставшихся в Греции сеньоров, созвал совет в Ник¬ли, позже известный как «Женский совет», поскольку главную роль на нем играли жены пленных сеньоров. Герцог Ги считал условия слишком опасными. Но кня¬гиня Ахейская придерживалась иного мнения. Хоть она и была гречанкой, никто не мог заподозрить ее в изме¬не, поскольку, будучи дочерью Михаила Эпирского, она ненавидела никейцев, захвативших Константинополь. Княгиня не доверяла Ги и хотела, чтобы муж вернулся домой; другие женщины с ней согласились. Предложе¬ние императора было принято. Князь Гильом вернулся в свои земли, получив византийский титул и покляв¬шись не поднимать оружие против императора, а три ключевые крепости были переданы византийским войскам.33
Это был пик успеха Михаила Палеолога в Греции. Гильом вскоре был освобожден от своей клятвы Папой и благополучно отразил попытки византийцев расши¬рить подвластные им земли. Не принял он также мир¬ное предложение императора, в соответствии с кото¬рым наследник Михаила Андроник должен был же¬ниться на старшей дочери князя и его наследнице. Прошли десятилетия, прежде чем византийцы смогли извлечь реальную пользу из своих крепостей на Пе¬лопоннесе. Не большего успеха добился Михаил Па¬леолог в своих последующих нападениях на Эпир. Алексей Стратегопул, завоеватель Константинополя, был отправлен захватить Эпир осенью 1261 г. но по¬пал там в окружение и был взят в плен с большей частью своих людей. Деспот Михаил правил своими землями до самой смерти, последовавшей десятью го¬дами позже.54
Поражение в Пелагонии повредило престижу коро¬ля Манфреда и лишило его нескольких умелых вои¬нов; подобно всем католическим государям того време¬ни, он был потрясен завоеванием Константинополя греками. Но на самом деле это не повлияло на его политическую линию. Ведь он отправил своему тестю довольно скудную помощь (в сравнении с территори¬ей, которую получил в качестве приданого своей жены), и его потери были несерьезными. Кроме того, пораже¬ние ставило деспота Эпира в большую зависимость от его могущественного зятя, особенно учитывая, что его второй зять, Гильом Ахейский, вернувшись из плена, не был готов простить эпирцев за ту роль, которую они сыграли в Пелагонии. К концу 1259 г. войска Манфреда и его чиновники полностью контролировали Корфу и противолежащие крепости на материке, вклю¬чая Дураццо, что вроде бы изначально не входило в приданое королевы Елены.55 Кроме того, взятие Кон¬стантинополя греками Манфред мог обратить себе на пользу. Папство было глубоко потрясено гибелью Ла¬тинской империи. Казалось, вряд ли Папа предпримет решительные действия против государя, который, каза¬лось, может отомстить за потерю Константинополя. Манфред поспешил выступить как защитник свергну¬того Латинского императора. Балдуин II во время сво¬его бегства из захваченной столицы по пути остано-вился в Греции, чтобы принять бессмысленные почести от немногих оставшихся там франкских сеньоров, ко¬торые собрались, чтобы приветствовать его в Кадме, в Фивах и в афинском Акрополе. Затем он поплыл в Италию и высадился в Апулии. Манфред лично встре¬тил Балдуина и принял его со всеми почестями, осы¬пав подарками и пообещав любую посильную помощь в возвращении его на престол. Он рассказал своему гостю о своих трениях с Папой и попросил о посред¬ничестве. Манфред сказал, что готов сам атаковать Константинополь, оплатить все расходы для этого по¬хода, а потом, если потребуется, отправиться в Святую Землю, если только Папа дарует ему свою благосклон¬ность и мир или даже просто перемирие. На Балдуина произвела сильное впечатление искренность Манфреда, а также его богатство. Он пообещал сделать все что в его силах, чтобы помирить Манфреда с папством. Покинув двор Манфреда, Балдуин поехал к Папе в Витербо и передал ему послание сицилийского короля. Папа отказался на него отвечать. Тогда Балдуин отпра¬вился во Францию к королю Людовику Святому, но тот был также не в восторге от Манфреда, которого считал узурпатором и врагом Церкви.56
То был обескураживающий ответ, но бывший импе¬ратор Константинополя на протяжении многих лет оставался верен своей дружбе с Манфредом, отчасти про¬сто потому, что сицилийский король действительно был ему искренне симпатичен, отчасти потому, что никто больше не мог оказать ему реальную помощь; Манф¬ред же решил, поскольку дела в Италии дали ему пере¬дышку, отправиться в поход на Константинополь. Он был уверен, что Рим не станет более враждовать с ним после того, как он окажет такую благородную услугу католикам. Тут Манфред жестоко ошибался в отноше¬нии папства.
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Глава IVВ ПОИСКАХ КОРОЛЯ: ЭДМУНД АНГЛИЙСКИЙ
Спойлер (раскрыть)
Будь жив Папа Александр IV, когда пал Константи¬нополь, просьбу императора Балдуина о мире между Манфредом и папством, быть может, не оставили бы без внимания. Александр был добродушным человеком, не приемлющим крайние меры. Он пытался сохранить за собой свободу действий в сицилийском вопросе, но не имел ни малейшего представления о том, что делать с этой свободой. В Риме Александр перестал чувство¬вать себя в безопасности, ему пришлось стать свидете¬лем того, как Манфред приобретает все больше власти над большей частью Италии и становится чуть ли не национальным героем на полуострове. Александр IV отлучил Манфреда от церкви и, хотя его беспокоила судьба Латинской империи Константинополя, отказал¬ся благословить латино-эпирский союз, потерпевший поражение в Пелагонии. Но все эти действия Алексан¬дра ни к чему не привели. Впрочем, будучи человеком нерешительным, он, возможно, прислушался бы к просьбе императора Балдуина. Кардинал Октавиан, которым Александр восхищался и у которого часто спрашивал совета (хотя и не доверял ему полностью), был за мир с Гогенштауфенами и поддержал бы Балду¬ина. Но Папе Александру IV не пришлось принимать столь важное решение. Он умер в Витербо 25 мая 1261 г. Александр, с присущей ему нерешительностью, не назначил ни одного кардинала. На момент его кон¬чины в коллегию кардиналов входили всего восемь че¬ловек. Они поспешили собраться, чтобы выбрать пре¬емника, но никак не могли прийти к согласию. После трех месяцев пререканий кандидат, который набрал бы необходимые две трети голосов, так и не был найден. Тем не менее очень важно было найти Папу, посколь¬ку на тот момент Церковь отчаянно нуждалась в руко¬водящей руке. Наконец кто-то вспомнил о патриархе Иерусалимском. На момент смерти Александра он как раз был в Италии, улаживая кое-какие дела при пап¬ском дворе, и поразил всех своей честностью и энер-гичностью. Его кандидатура была выдвинута, и уже го¬товясь к возвращению в Святую Землю, 29 августа он с некоторым удивлением узнал, что единогласно избран на пост Папы. Шестью днями позже он был возведен на папский престол под именем Урбан IV.57
Папа Урбан сильно отличался от своего предшествен¬ника. В миру этого уроженца Франции звали Жак Панталеон, отцом его был сапожник из Труа. У нового Па¬пы за плечами было более шестидесяти лет жизни и большой опыт управления делами Церкви. Получив блестящее образование в школе при кафедральном со¬боре Труа, а затем в Парижском университете, Урбан провел молодые годы во Франции и попал в поле зре-ния Папы Иннокентия IV на Лионском Соборе в 1247 г. Иннокентий назначил его легатом для миссионерской работы в Балтии и для дальнейшей политической ра¬боты в Германии в поддержку кандидатуры Вильгель¬ма Голландского. В 1255 г. Урбан был выбран патриар¬хом Иерусалимским. Прошло несколько лет, прежде чем он смог отправиться в Палестину, где оказался свиде¬телем немыслимой ситуации: аристократы Святой Зем¬ли перессорились между собой и с королевой-регент¬шей Плезанцией, венецианцы и генуэзцы открыто вое¬вали друг с другом на побережье, а военно-монашеские ордена не признавали никакой власти. Будущий Папа предпринял решительные действия, поддержав регент¬шу против аристократов и венецианцев против генуэз¬цев; и в Рим он приехал в 1261 г., чтобы заручиться поддержкой папства в усмирении рыцарей ордена гос¬питальеров. Урбан IV совершенно очевидно был чело-веком дела, который смог бы вывести папство из со¬стояния летаргии.58
Оставив, хоть и неохотно, проблемы Святой Земли неразрешенными, Папа моментально сосредоточился на действиях против Манфреда в Италии. Манфред был в зените власти. Он господствовал над всей Италией. Брак с Еленой Эпирской обеспечил ему плацдарм на Балка¬нах. В 1258 г. он заключил новый альянс, еще более досадный для папства, когда обручил свою дочь Кон¬станцию, единственного ребенка от своего первого бра¬ка, с инфантом Педро, сыном и наследником короля Хайме (Якова) Арагонского. У арагонцев был лучший флот в западном Средиземноморье; их поддержка в сочетании с собственной морской мощью давала Манфреду господство на море. Но Манфред был склонен к праздности. Все шло, как ему казалось, настолько хо¬рошо, что он не стал утруждаться, чтобы, воспользо¬вавшись вакантностью папского престола, укрепить свои позиции; он также не предпринял ничего, чтобы обезо¬пасить себя от действий нового Папы. Вместо этого Манфред охотился в лесах Базиликаты. Он рассчиты¬вал, что его друг император Балдуин защитит его инте¬ресы в Римской курии и во Франции.59
Манфред недооценивал способности нового Папы и его ненависть к Гогенштауфенам. Урбан IV первым де¬лом назначил четырнадцать новых кардиналов — не¬сколько из них были французами, как и он сам, — чтобы обеспечить себе поддержку коллегии.60 Затем он приступил к восстановлению контроля над папским наследством. В этом Урбан не вполне преуспел. Ему не удалось вытеснить семью Вико, друзей Манфреда, с их земель в Бьеде и Чивитавеккье; не удалось ему также укрепить свою власть над Римом настолько, чтобы обосноваться там, так что он предпочитал жить в Ви-тербо и Орвьето. Но Урбану удалось вернуть некото¬рые владения, отчужденные при его предшественнике, и значительно усилить свою власть в Лации и Марке. В Тоскане Урбан упрочил связи с флорентийскими и сиенскими банкирами, тем самым поставив в затруд-нительное положение правителей-гибеллинов в обоих городах; и он сумел вывести Пизу из-под контроля гибеллинов. Урбан не сокрушил власть Манфреда в провинции, но ослабил ее. Двигаясь далее на север, папство вернуло влияние в Ломбардии, когда Урбан назначил энергичного епископа, Отто Висконти, в клю¬чевую епархию этого региона — Миланское епископ¬ство. А предводителю гвельфов, Аццо д'Эсте, который был в немилости при Александре IV из-за заигрыва¬ния с Паллавичини и гибеллинами, было вновь даро¬вана папская милость, и его внук и наследник, Обиццо, был вскоре назначен главой возрожденной лиги гвельфов. В Тоскане же помощники Манфреда хоть и не были низложены, но власть их была несколько ослаблена.61
Однако подлинным решением проблемы было ли¬шить самого Манфреда основных источников его могу¬щества — Южной Италии и Сицилии. Любое недоволь¬ство раздувалось папскими агентами, которые имели некоторый успех на самой Сицилии. Островитяне ра¬зочаровались в Манфреде, который редко приезжал к ним, предпочитая держать свое правительство и про¬водить свой досуг на континенте. В 1261 г. на Сицилии через несколько месяцев после убийства наместника Манфреда, его кузена Фридриха Малетты, человек по имени Джованни ди Коклерия объявил себя Фридри¬хом II, восставшим из мертвых, и собрал вокруг себя сторонников. Новому наместнику Риккардо Филанджиери пришлось постараться, чтобы подавить мятеж.62 Это недовольство было на руку Папе, чей план заключался в том, чтобы посадить на сицилийский трон своего кандидата.
Папа считал, что король Сицилии был его вассалом. Именно Папа пожаловал земли Южной Италии и Си¬цилии нормандским захватчикам в XI в. Рожер II, ко¬нечно, присвоил себе корону без благословения Папы, но понтифик в конце концов признал законность его титула. В глазах Рима Фридрих II был законным на¬следником сицилийского престола только потому, что Папа признал его таковым; и в 1245 г. Папа Иннокен¬тий IV чувствовал себя в своем праве, когда формаль¬но отрешил Фридриха от власти. Но провозгласить его низложение было проще, чем привести в исполнение. Пришлось бы даровать корону правителю, достаточно сильному для того, чтобы сместить Фридриха. Инно¬кентий сначала обратился к французскому двору. Но Людовик Святой, хотя и не одобрял действия Фридри¬ха, считал его законным монархом, смещать которого Папа не имел никакого права. Английский двор, к ко¬торому обратились во вторую очередь, оказался более сговорчивым. Король Генрих III был человеком тще¬славным, и его привлекала возможность посадить на трон еще кого-нибудь из своей семьи. Но очевидным кандидатом был его брат Ричард, граф Корнуэльский, который знал Фридриха и хорошо к нему относился. Фридрих был его шурином, и Ричард заезжал к нему в гости на Сицилию по дороге из Святой Земли. Так что, пока Фридрих был жив, у Папы не было возможности найти кандидата, горящего желанием свергнуть импе¬ратора. После смерти Иннокентий сделал еще одну попытку. Обдумав возможную кандидатуру младшего сына Фридриха, Генриха, 3 августа 1252 г. он написал английскому королю письмо, в котором просил убедить Ричарда взойти на сицилийский престол, перешедший к папству после смерти Гогенштауфена. Но Иннокентий, похоже, не очень рассчитывал на успех, поскольку дву¬мя днями позже он написал такое же письмо королю Людовику, предлагая трон младшему брату Людовика, Карлу, графу Анжуйскому. Сам Людовик все еще нахо¬дился в Святой Земле после плачевно закончившегося Египетского крестового похода, поэтому вместе с этим письмом Папа направил послание к старшему после Людовика брату, Альфонсу, графу Пуатье, как к стар¬шему принцу во Франции, с просьбой употребить свое влияние на Карла. Эти письма были доверены папско¬му нотарию Альберту Пармскому, который должен был доставить сперва английское письмо, а уже в случае неблагоприятного ответа — письма французскому двору.
Ричард Корнуэльский сразу отклонил предложение. Он сказал, что это все равно что предложить человеку луну при условии, что тот сковырнет ее с неба. Карл, казалось, пребывал в нерешительности; впрочем, он мог ждать указаний от короля Людовика. Людовику эта идея не нравилась, поскольку он считал сына Фридри¬ха, Конрада, полноправным королем Сицилии, а его мать, королева Франции Бланка, имевшая огромное влияние на своих сыновей, была глубоко шокирована попыткой Папы раздуть из его ссоры с Гогенштауфенами Священную войну. Так что Карл тоже отказался.63
Смерть Конрада и узурпация власти Манфредом изменили ситуацию. Король Людовик не любил Манфреда, считая его нечестивым захватчиком, но был убеж¬ден, что трон по праву принадлежит юному Конрадину. Генрих Английский не испытывал подобных коле¬баний. Ричард был еще менее заинтересован в деле, чем раньше, поскольку теперь стремился стать императо¬ром и вкладывал всю свою энергию и деньги в Герма-нию. Но у Генриха III был младший сын, Эдмунд, ко¬торого Генрих тоже хотел бы видеть королем. Мысль о том, чтобы предложить кандидатуру Эдмунда, казалось, пришла Генриху в голову еще тогда, когда Ричард от¬клонил предложение, а Конрад был еще жив; но Аль¬берт Пармский между тем уже отправился к француз¬скому двору, и только к следующей осени Карл Анжуйский, получив к тому времени жесткие указания от короля Людовика, ответил Папе четким отказом. Ген¬рих III же был озабочен правами своего племянника, Генриха Гогенштауфена, к которому питал некоторую привязанность. Но Карл в конце концов отвел свою кандидатуру 30 октября 1253 г., а молодой принц Ген-рих умер шестью неделями позже. В самом конце года Папа уполномочил Альберта Пармского вновь обра¬титься к английскому двору. В феврале 1254г. Генрих сообщил Иннокентию, что хочет предложить кандида¬туру Эдмунда. В марте Альберт Пармский составил с ним проект договора, который Папа должен был ут¬вердить. 14 мая Иннокентий написал ряд писем, в ко¬торых называл Эдмунда «королем Сицилийским», но предлагал внести некоторые изменения в договор. Прежде чем эти письма были доставлены, пришло из¬вестие о том, что 11 мая король Конрад умер; и Аль¬берт Пармский, сомневавшийся в целесообразности английской кандидатуры, решил придержать письма до тех пор, пока не сможет узнать решение Папы.64
Дальновидность Альберта подтвердилась. Иннокен¬тий не хотел сразу же посягать на права малолетнего Конрадина; он также полагал, что есть вероятность договориться с Манфредом, который теперь контроли¬ровал юг королевства. Последовала краткая передыш¬ка, когда Иннокентий пришел к соглашению с Манф¬редом осенью 1254 г. Но стороны не доверяли друг другу. Манфред приветствовал Папу в королевстве, соб-ственноручно «ведя лошадь под уздцы», когда тот пе¬ресекал реку Гарильяно, но медовый месяц закончился через восемь дней, и Манфред бежал в Лучеру. Инно¬кентий возобновил переговоры с Англией, но уже не столь категорично, как прежде. Он согласился признать Эдмунда королем Сицилийским, но добавил двусмыс¬ленный пункт относительно прав Конрадина.65
Ситуация все еще оставалась неясной, когда в де¬кабре 1254 г. Иннокентий умер. Король Генрих III Английский снова увлекся сицилийским проектом. Много лет назад он дал обет предпринять крестовый поход и теперь постоянно облагал своих подданных налогами на военные нужды. Но на самом деле он не очень рвал¬ся отправиться на Восток; к тому же с его стороны было бы недальновидно покидать свое довольно беспокой¬ное королевство. Набожность и семейные чаяния Ген¬риха были бы удовлетворены в гораздо большей степе¬ни, если бы он употребил свои деньги на Священную войну за интересы Церкви, наградой в которой был бы престол для его сына. Имелись ли у Эдмунда, которому в ту пору было всего восемь лет, какие-то сообра¬жения на этот счет, остается неясным. Ясно было, од¬нако, что подданные Генриха не разделяли его энтузи¬азм. Они были возмущены навязанными им налогами; но будь эти деньги действительно направлены на осво¬бождение христиан в Святой Земле и на войну с языч-никами, англичане, пожалуй, отдали бы их без сожале¬ний. В Священной войне против Гогенштауфенов не было той притягательности. Было неясно, с какой ста¬ти английские деньги должны быть отданы на войну в Италии ради удовлетворения личных амбиций короля. «Сицилийская проблема», как называли ее англичане, грозила пошатнуть власть английской монархии.66
Король Генрих не обращал внимания на ропот сво¬их подданных. Он уже заключил соглашение с королем Альфонсом Кастильским, который был его соперником в Гаскони и имел притязания на наследство Гогеншта¬уфенов по материнской линии. Старший сын Генриха Эдуард был обручен со сводной сестрой Альфонса, Элеонорой. Между Англией и Францией велась долгая война, которая была теперь прервана перемирием, до-стигнутым благодаря посредничеству Папы и желанию Людовика Святого жить в мире со своими соседями. В декабре 1254 г. Генрих прибыл в Париж с визи¬том, взяв с собой свою жену, Элеонору Прованскую, которая приходилась сестрой французской королеве Маргарите. К королевам присоединились их мать, вдовствующая графиня Прованская, и две их сестры, Санча, графиня Корнуэльская, и Беатриса, графиня Анжуйская, мужья которых по очереди отказались от сицилийской короны. Это было счастливое семейное торжество, омраченное лишь легкой завистью сестер. Маргарита, Элеонора, Санча и их мать выказали неко¬торую холодность по отношению к Беатрисе, которая, будучи хоть и младшей сестрой, получила от покойно¬го графа все провансальское наследство, так что вдов¬ствующая графиня и ее старшие дочери считали себя несправедливо обделенными. Но короли были очарова¬ны друг другом. Король Генрих, будучи поклонником искусств, выражал свое восхищение новыми постройка¬ми в Париже, Людовик же согласился не препятство¬вать выдвижению кандидатуры Эдмунда на сицилий¬ский трон.67
Кандидатура была утверждена новым Папой Алек¬сандром IV. Иннокентий IV мог бы усомниться в ра¬зумности возведения девятилетнего мальчика на сици¬лийский престол и усмотреть дипломатическую выгоду в соблюдении прав Конрадина. Александр был не столь дальновиден. Он был уверен, что английский король богат, и радовался, что тот сможет оплатить расходы на неизбежную войну против Манфреда. Генрих все еще был связан обетом — ему надлежало отправиться в крестовый поход в Святую Землю, и выступить он дол¬жен был в середине лета 1256 г. По просьбе Генриха Папа теперь изменил условия обета. Теперь Генрих должен был послать войска в Италию до Михайлова дня 1256г. и отдать в папскую казну 135541 марок. Осенью 1255 г. епископ Болонский прибыл из Италии, чтобы властью Папы передать Эдмунду королевские полномочия. Вместе с епископом прибыл папский нун¬ций, Ростан Массой, он должен был проследить, чтобы деньги, обещанные Генрихом, были собраны и отправ¬лены Папе. В октябре Эдмунд был торжественно провозглашен сицилийским королем. Тогда же король Ген¬рих дал клятву выполнить требования Папы под стра¬хом отлучения от церкви.
Ослепленный гордыней, Генрих III не отдавал себе отчета в том, что за обещания он дает. Сумма, которую требовал Папа, была за пределами возможного для Англии. Фактически он принял на себя долги папства, не задумавшись о том, где добыть эти деньги. Его под¬данные были не настолько слепы. Светские аристокра¬ты отказали ему в поддержке, и тут Генрих ничего не мог поделать. Духовенство занимало более слабую по-зицию. Епископ Херефорда, посол Генриха при пап¬ском дворе, уже заложил собственность некоторых ан¬глийских монастырей, как гарантию займов, получен¬ных у итальянских банкиров именем Папы. Чтобы выкупить заложенную собственность, следовало взимать налог со всего церковного имущества в размере одной десятой в течение трех лет или пяти лет, если трех окажется недостаточно. Налог должны были собирать папские чиновники под руководством Ростана Массона; любому капитулу или монастырю, отказавшемуся платить, грозили интердикт и анафема. Гул протеста услышал даже витавший в облаках король, а Ростан начал понимать, что таких денег просто нет в наличии. Гигантские суммы были отправлены в Италию, но долг, казалось, оставался все таким же огромным. Михайлов день 1256 г. прошел, а большая часть обещанного дара так и не была выплачена. Ростан отправился к папско¬му двору и вернулся в марте 1257 г. в сопровождении архиепископа Мессинского с требованием новых нало¬гов. Генрих принял представителей торжественно, вме¬сте с Эдмундом, к тому времени уже двенадцатилет¬ним, который на приеме был одет в апулийскую ман¬тию. Сицилийскому архиепископу был, возможно, приятен тактичный наряд его потенциального короля; но ему никак не мог понравиться настрой английских аристократов, собравшихся, чтобы встретить его. Не-смотря на пламенную проповедь, которую архиепископ прочел английским епископам, напоминая им о долге перед их юным принцем и его новым королем, те не¬хотя предложили ему 52 000 фунтов взамен новых на¬логов, которые требовал Папа, заявив при этом, что должно быть получено также согласие низшего клира, который упорно не желал давать согласие. Светская знать вновь наотрез отказалась помогать Генриху III и легату.
Даже король Генрих понял, что зашел слишком да¬леко. В апреле он приостановил все выплаты папским агентам, заявив, что еще не решил окончательно, про¬должать ли сицилийское дело. В конце июня он назна¬чил послов и, наделив неограниченными полномочия¬ми, направил их в Париж, чтобы заключить постоян¬ный мир с королем Людовиком, а оттуда в Италию — чтобы изложить альтернативные предложения Папе. Генрих полагал, что имеет право рассчитывать на смяг¬чение условий, поскольку Папа не сделал ничего, что¬бы предотвратить укрепление власти Манфреда в Ита¬лии, и теперь воевать с ним будет более сложно. В свете вышеизложенного Генрих спрашивал Папу, не будет ли более разумным решением заключить мир с Манфре-дом на основе раздела Сицилийского королевства; или же понтифик возмется самостоятельно оплатить поло-вину военных расходов в обмен на половину королев¬ства. Если же эти условия окажутся неприемлемыми, Генрих был готов отозвать кандидатуру Эдмунда при условии, что будет освобожден от всех обязательств, и тогда Папа сможет заняться поисками нового кан¬дидата. Поскольку послы задержались в Париже, эти предложения были доставлены в Рим Ростаном Массоном, который полностью разделял мнение английс¬кой стороны и, возможно, даже сам составил письма к Папе.68
Папа Александр был в ярости. С упрямством слабо¬го человека он решительно не хотел уступать Генриху. Из-за успеха Манфреда (виноват в котором он во мно¬гом был сам) Александру тем более не хотелось выпус¬кать англичан из своих тисков. Ростан впал в неми¬лость; ему было позволено вернуться в Англию, но ответ Папа передал через нового легата, нотария Арло-та. Александр сделал одну маленькую уступку: Генриху разрешалось не выплачивать остаток обещанных денег, что составляло значительно больше половины изна¬чально указанной суммы, до лета 1258г.; между тем английские послы должны были выступить гарантами по займам на покрытие части долга. Генриху же далее было приказано заключить мир с Францией и прибыть на Сицилию не менее чем с 8500 вооруженными людь¬ми к 1 марта 1259 г. Архиепископы и епископы долж¬ны были отвечать за сбор денег в каждой епархии, а Генрих должен был собрать налог с мирян. В случае невыполнения этих условий Генрих будет предан ана¬феме, а на страну наложен интердикт.
В апреле 1258 г. Генрих созвал светскую и церков¬ную знать и сообщил ей об условиях, выдвинутых Папой. Реакция последовала весьма резкая. Через не¬сколько дней представители высшей светской знати собрались вместе и поклялись поддерживать друг дру¬га. Потом они подъехали в полном вооружении к ко¬ролевскому дворцу в Вестминстере и, оставив мечи у порога, ворвались к королю. Осознав собственное бес-силие, вместе со своим наследником, принцем Эдуар¬дом, король поклялся на Евангелии последовать совету своих баронов. Те со своей стороны пообещали помочь ему с сицилийской проблемой, если Папа смягчит ус¬ловия, а король — проведет конституционные рефор¬мы. В мае в Оксфорде надлежало созвать парламент для обсуждения реформ.69
Сицилийское дело теперь вылилось в более широ¬кий спор между монархией и аристократией Англии. Генрих III все еще питал определенные надежды. Более того, через три года он все еще считал, что, если бы не вмешательство знати в 1258 г., он мог бы прийти к реальному соглашению с Папой. Послы Генриха, пре¬успевшие во Франции с мирным договором, который был утвержден на следующий год, добились внесения в договор условия, согласно которому король Людовик обещал оплачивать содержание 500 рыцарей в течение двух лет, чтобы поддержать Генриха III в сицилийской войне. Английские бароны написали Папе, предлагая содействие в этом вопросе, но при этом дали понять, что они не в восторге, отметив, что с ними не посове¬товались, и намекнули, что сомневаются в выполнимо¬сти задачи. Фактически всем стало понятно, даже Папе, что от Англии уже нечего ждать. Александр непло¬хо нагрел руки на этой истории: получил от Англии 60 000 марок, и это ничего ему не стоило. Сразу при¬няв решение, 18 декабря 1258 г. он издал буллу, отме¬няющую пожалование Сицилийского королевства прин¬цу Эдмунду.70
Долгое заигрывание с Англией никак не помогло в решении проблемы сицилийской короны. Папа полу¬чил некоторое количество наличных денег, но Манфред тем временем укрепил свое положение в Италии. Вся эта история важна, главным образом, из-за влия¬ния, которое она оказала на внутренние дела Англии, ибо она привела к «войне баронов», спорам вокруг конституции и событиям, омрачившим последние годы правления короля Генриха. Сейчас кажется нелепым, что королю Генриху вообще могла придти в голову мысль посадить сына на итальянский трон. Ни сам Генрих, ни его страна не могли позволить себе этот грандиозный проект; и Папа должен был гораздо рань¬ше понять, что зря теряет время. Но немногие средне¬вековые монархи задумывались о финансовых вопро¬сах. Да и брат Генриха Ричард, который считался од¬ним из мудрейших людей своего времени, полагал, что достаточно богат, чтобы затеять еще более честолюби¬вый проект — сделаться императором, и ему это почти удалось. Если бы подданные Генриха оказались более сговорчивыми и оплатили бы войска для похода, а Папа был бы не так ненасытен в своих требованиях, Эдмунд мог бы стать королем Сицилии. Манфред не был непо¬бедим, как показали последующие события; а в 1256 г. он был слабее, чем в 1266 г. Французская армия, побе¬дившая его чуть позже, хотя и имела преимущество в лице компетентных полководцев, была не особенно многочисленна; да и потратили на нее гораздо мень¬шую сумму, чем сумма, обещанная Генрихом Папе. И в самом деле, будь Генрих и Папа Александр умнее и пользуйся они большим уважением у своих подданных, они могли бы достигнуть своей цели; а для Сицилии, возможно, было бы лучше зависеть от далекой Анг¬лии, чем от Франции. Принц Эдмунд впоследствии стал умным и великодушным правителем, почитаемым сво¬ими вассалами. Он мог бы стать хорошим королем и основать династию, искренне преданную интересам сицилийцев. Но ему, без сомнения, повезло, что его освободили от хитросплетений средиземноморской по¬литики, и Эдмунд был гораздо счастливее в роли графа Ланкастера, чем мог бы стать в роли короля Сицилий¬ского.
Отказ от английского проекта позволил Папе занять¬ся поисками нового кандидата. Но Александр, как все¬гда, колебался, и смерть забрала его прежде, чем он успел принять решение. Преемник Александра, Урбан IV, имел более четкую программу.
Папа Урбан сильно отличался от своего предшествен¬ника. В миру этого уроженца Франции звали Жак Панталеон, отцом его был сапожник из Труа. У нового Па¬пы за плечами было более шестидесяти лет жизни и большой опыт управления делами Церкви. Получив блестящее образование в школе при кафедральном со¬боре Труа, а затем в Парижском университете, Урбан провел молодые годы во Франции и попал в поле зре-ния Папы Иннокентия IV на Лионском Соборе в 1247 г. Иннокентий назначил его легатом для миссионерской работы в Балтии и для дальнейшей политической ра¬боты в Германии в поддержку кандидатуры Вильгель¬ма Голландского. В 1255 г. Урбан был выбран патриар¬хом Иерусалимским. Прошло несколько лет, прежде чем он смог отправиться в Палестину, где оказался свиде¬телем немыслимой ситуации: аристократы Святой Зем¬ли перессорились между собой и с королевой-регент¬шей Плезанцией, венецианцы и генуэзцы открыто вое¬вали друг с другом на побережье, а военно-монашеские ордена не признавали никакой власти. Будущий Папа предпринял решительные действия, поддержав регент¬шу против аристократов и венецианцев против генуэз¬цев; и в Рим он приехал в 1261 г., чтобы заручиться поддержкой папства в усмирении рыцарей ордена гос¬питальеров. Урбан IV совершенно очевидно был чело-веком дела, который смог бы вывести папство из со¬стояния летаргии.58
Оставив, хоть и неохотно, проблемы Святой Земли неразрешенными, Папа моментально сосредоточился на действиях против Манфреда в Италии. Манфред был в зените власти. Он господствовал над всей Италией. Брак с Еленой Эпирской обеспечил ему плацдарм на Балка¬нах. В 1258 г. он заключил новый альянс, еще более досадный для папства, когда обручил свою дочь Кон¬станцию, единственного ребенка от своего первого бра¬ка, с инфантом Педро, сыном и наследником короля Хайме (Якова) Арагонского. У арагонцев был лучший флот в западном Средиземноморье; их поддержка в сочетании с собственной морской мощью давала Манфреду господство на море. Но Манфред был склонен к праздности. Все шло, как ему казалось, настолько хо¬рошо, что он не стал утруждаться, чтобы, воспользо¬вавшись вакантностью папского престола, укрепить свои позиции; он также не предпринял ничего, чтобы обезо¬пасить себя от действий нового Папы. Вместо этого Манфред охотился в лесах Базиликаты. Он рассчиты¬вал, что его друг император Балдуин защитит его инте¬ресы в Римской курии и во Франции.59
Манфред недооценивал способности нового Папы и его ненависть к Гогенштауфенам. Урбан IV первым де¬лом назначил четырнадцать новых кардиналов — не¬сколько из них были французами, как и он сам, — чтобы обеспечить себе поддержку коллегии.60 Затем он приступил к восстановлению контроля над папским наследством. В этом Урбан не вполне преуспел. Ему не удалось вытеснить семью Вико, друзей Манфреда, с их земель в Бьеде и Чивитавеккье; не удалось ему также укрепить свою власть над Римом настолько, чтобы обосноваться там, так что он предпочитал жить в Ви-тербо и Орвьето. Но Урбану удалось вернуть некото¬рые владения, отчужденные при его предшественнике, и значительно усилить свою власть в Лации и Марке. В Тоскане Урбан упрочил связи с флорентийскими и сиенскими банкирами, тем самым поставив в затруд-нительное положение правителей-гибеллинов в обоих городах; и он сумел вывести Пизу из-под контроля гибеллинов. Урбан не сокрушил власть Манфреда в провинции, но ослабил ее. Двигаясь далее на север, папство вернуло влияние в Ломбардии, когда Урбан назначил энергичного епископа, Отто Висконти, в клю¬чевую епархию этого региона — Миланское епископ¬ство. А предводителю гвельфов, Аццо д'Эсте, который был в немилости при Александре IV из-за заигрыва¬ния с Паллавичини и гибеллинами, было вновь даро¬вана папская милость, и его внук и наследник, Обиццо, был вскоре назначен главой возрожденной лиги гвельфов. В Тоскане же помощники Манфреда хоть и не были низложены, но власть их была несколько ослаблена.61
Однако подлинным решением проблемы было ли¬шить самого Манфреда основных источников его могу¬щества — Южной Италии и Сицилии. Любое недоволь¬ство раздувалось папскими агентами, которые имели некоторый успех на самой Сицилии. Островитяне ра¬зочаровались в Манфреде, который редко приезжал к ним, предпочитая держать свое правительство и про¬водить свой досуг на континенте. В 1261 г. на Сицилии через несколько месяцев после убийства наместника Манфреда, его кузена Фридриха Малетты, человек по имени Джованни ди Коклерия объявил себя Фридри¬хом II, восставшим из мертвых, и собрал вокруг себя сторонников. Новому наместнику Риккардо Филанджиери пришлось постараться, чтобы подавить мятеж.62 Это недовольство было на руку Папе, чей план заключался в том, чтобы посадить на сицилийский трон своего кандидата.
Папа считал, что король Сицилии был его вассалом. Именно Папа пожаловал земли Южной Италии и Си¬цилии нормандским захватчикам в XI в. Рожер II, ко¬нечно, присвоил себе корону без благословения Папы, но понтифик в конце концов признал законность его титула. В глазах Рима Фридрих II был законным на¬следником сицилийского престола только потому, что Папа признал его таковым; и в 1245 г. Папа Иннокен¬тий IV чувствовал себя в своем праве, когда формаль¬но отрешил Фридриха от власти. Но провозгласить его низложение было проще, чем привести в исполнение. Пришлось бы даровать корону правителю, достаточно сильному для того, чтобы сместить Фридриха. Инно¬кентий сначала обратился к французскому двору. Но Людовик Святой, хотя и не одобрял действия Фридри¬ха, считал его законным монархом, смещать которого Папа не имел никакого права. Английский двор, к ко¬торому обратились во вторую очередь, оказался более сговорчивым. Король Генрих III был человеком тще¬славным, и его привлекала возможность посадить на трон еще кого-нибудь из своей семьи. Но очевидным кандидатом был его брат Ричард, граф Корнуэльский, который знал Фридриха и хорошо к нему относился. Фридрих был его шурином, и Ричард заезжал к нему в гости на Сицилию по дороге из Святой Земли. Так что, пока Фридрих был жив, у Папы не было возможности найти кандидата, горящего желанием свергнуть импе¬ратора. После смерти Иннокентий сделал еще одну попытку. Обдумав возможную кандидатуру младшего сына Фридриха, Генриха, 3 августа 1252 г. он написал английскому королю письмо, в котором просил убедить Ричарда взойти на сицилийский престол, перешедший к папству после смерти Гогенштауфена. Но Иннокентий, похоже, не очень рассчитывал на успех, поскольку дву¬мя днями позже он написал такое же письмо королю Людовику, предлагая трон младшему брату Людовика, Карлу, графу Анжуйскому. Сам Людовик все еще нахо¬дился в Святой Земле после плачевно закончившегося Египетского крестового похода, поэтому вместе с этим письмом Папа направил послание к старшему после Людовика брату, Альфонсу, графу Пуатье, как к стар¬шему принцу во Франции, с просьбой употребить свое влияние на Карла. Эти письма были доверены папско¬му нотарию Альберту Пармскому, который должен был доставить сперва английское письмо, а уже в случае неблагоприятного ответа — письма французскому двору.
Ричард Корнуэльский сразу отклонил предложение. Он сказал, что это все равно что предложить человеку луну при условии, что тот сковырнет ее с неба. Карл, казалось, пребывал в нерешительности; впрочем, он мог ждать указаний от короля Людовика. Людовику эта идея не нравилась, поскольку он считал сына Фридри¬ха, Конрада, полноправным королем Сицилии, а его мать, королева Франции Бланка, имевшая огромное влияние на своих сыновей, была глубоко шокирована попыткой Папы раздуть из его ссоры с Гогенштауфенами Священную войну. Так что Карл тоже отказался.63
Смерть Конрада и узурпация власти Манфредом изменили ситуацию. Король Людовик не любил Манфреда, считая его нечестивым захватчиком, но был убеж¬ден, что трон по праву принадлежит юному Конрадину. Генрих Английский не испытывал подобных коле¬баний. Ричард был еще менее заинтересован в деле, чем раньше, поскольку теперь стремился стать императо¬ром и вкладывал всю свою энергию и деньги в Герма-нию. Но у Генриха III был младший сын, Эдмунд, ко¬торого Генрих тоже хотел бы видеть королем. Мысль о том, чтобы предложить кандидатуру Эдмунда, казалось, пришла Генриху в голову еще тогда, когда Ричард от¬клонил предложение, а Конрад был еще жив; но Аль¬берт Пармский между тем уже отправился к француз¬скому двору, и только к следующей осени Карл Анжуйский, получив к тому времени жесткие указания от короля Людовика, ответил Папе четким отказом. Ген¬рих III же был озабочен правами своего племянника, Генриха Гогенштауфена, к которому питал некоторую привязанность. Но Карл в конце концов отвел свою кандидатуру 30 октября 1253 г., а молодой принц Ген-рих умер шестью неделями позже. В самом конце года Папа уполномочил Альберта Пармского вновь обра¬титься к английскому двору. В феврале 1254г. Генрих сообщил Иннокентию, что хочет предложить кандида¬туру Эдмунда. В марте Альберт Пармский составил с ним проект договора, который Папа должен был ут¬вердить. 14 мая Иннокентий написал ряд писем, в ко¬торых называл Эдмунда «королем Сицилийским», но предлагал внести некоторые изменения в договор. Прежде чем эти письма были доставлены, пришло из¬вестие о том, что 11 мая король Конрад умер; и Аль¬берт Пармский, сомневавшийся в целесообразности английской кандидатуры, решил придержать письма до тех пор, пока не сможет узнать решение Папы.64
Дальновидность Альберта подтвердилась. Иннокен¬тий не хотел сразу же посягать на права малолетнего Конрадина; он также полагал, что есть вероятность договориться с Манфредом, который теперь контроли¬ровал юг королевства. Последовала краткая передыш¬ка, когда Иннокентий пришел к соглашению с Манф¬редом осенью 1254 г. Но стороны не доверяли друг другу. Манфред приветствовал Папу в королевстве, соб-ственноручно «ведя лошадь под уздцы», когда тот пе¬ресекал реку Гарильяно, но медовый месяц закончился через восемь дней, и Манфред бежал в Лучеру. Инно¬кентий возобновил переговоры с Англией, но уже не столь категорично, как прежде. Он согласился признать Эдмунда королем Сицилийским, но добавил двусмыс¬ленный пункт относительно прав Конрадина.65
Ситуация все еще оставалась неясной, когда в де¬кабре 1254 г. Иннокентий умер. Король Генрих III Английский снова увлекся сицилийским проектом. Много лет назад он дал обет предпринять крестовый поход и теперь постоянно облагал своих подданных налогами на военные нужды. Но на самом деле он не очень рвал¬ся отправиться на Восток; к тому же с его стороны было бы недальновидно покидать свое довольно беспокой¬ное королевство. Набожность и семейные чаяния Ген¬риха были бы удовлетворены в гораздо большей степе¬ни, если бы он употребил свои деньги на Священную войну за интересы Церкви, наградой в которой был бы престол для его сына. Имелись ли у Эдмунда, которому в ту пору было всего восемь лет, какие-то сообра¬жения на этот счет, остается неясным. Ясно было, од¬нако, что подданные Генриха не разделяли его энтузи¬азм. Они были возмущены навязанными им налогами; но будь эти деньги действительно направлены на осво¬бождение христиан в Святой Земле и на войну с языч-никами, англичане, пожалуй, отдали бы их без сожале¬ний. В Священной войне против Гогенштауфенов не было той притягательности. Было неясно, с какой ста¬ти английские деньги должны быть отданы на войну в Италии ради удовлетворения личных амбиций короля. «Сицилийская проблема», как называли ее англичане, грозила пошатнуть власть английской монархии.66
Король Генрих не обращал внимания на ропот сво¬их подданных. Он уже заключил соглашение с королем Альфонсом Кастильским, который был его соперником в Гаскони и имел притязания на наследство Гогеншта¬уфенов по материнской линии. Старший сын Генриха Эдуард был обручен со сводной сестрой Альфонса, Элеонорой. Между Англией и Францией велась долгая война, которая была теперь прервана перемирием, до-стигнутым благодаря посредничеству Папы и желанию Людовика Святого жить в мире со своими соседями. В декабре 1254 г. Генрих прибыл в Париж с визи¬том, взяв с собой свою жену, Элеонору Прованскую, которая приходилась сестрой французской королеве Маргарите. К королевам присоединились их мать, вдовствующая графиня Прованская, и две их сестры, Санча, графиня Корнуэльская, и Беатриса, графиня Анжуйская, мужья которых по очереди отказались от сицилийской короны. Это было счастливое семейное торжество, омраченное лишь легкой завистью сестер. Маргарита, Элеонора, Санча и их мать выказали неко¬торую холодность по отношению к Беатрисе, которая, будучи хоть и младшей сестрой, получила от покойно¬го графа все провансальское наследство, так что вдов¬ствующая графиня и ее старшие дочери считали себя несправедливо обделенными. Но короли были очарова¬ны друг другом. Король Генрих, будучи поклонником искусств, выражал свое восхищение новыми постройка¬ми в Париже, Людовик же согласился не препятство¬вать выдвижению кандидатуры Эдмунда на сицилий¬ский трон.67
Кандидатура была утверждена новым Папой Алек¬сандром IV. Иннокентий IV мог бы усомниться в ра¬зумности возведения девятилетнего мальчика на сици¬лийский престол и усмотреть дипломатическую выгоду в соблюдении прав Конрадина. Александр был не столь дальновиден. Он был уверен, что английский король богат, и радовался, что тот сможет оплатить расходы на неизбежную войну против Манфреда. Генрих все еще был связан обетом — ему надлежало отправиться в крестовый поход в Святую Землю, и выступить он дол¬жен был в середине лета 1256 г. По просьбе Генриха Папа теперь изменил условия обета. Теперь Генрих должен был послать войска в Италию до Михайлова дня 1256г. и отдать в папскую казну 135541 марок. Осенью 1255 г. епископ Болонский прибыл из Италии, чтобы властью Папы передать Эдмунду королевские полномочия. Вместе с епископом прибыл папский нун¬ций, Ростан Массой, он должен был проследить, чтобы деньги, обещанные Генрихом, были собраны и отправ¬лены Папе. В октябре Эдмунд был торжественно провозглашен сицилийским королем. Тогда же король Ген¬рих дал клятву выполнить требования Папы под стра¬хом отлучения от церкви.
Ослепленный гордыней, Генрих III не отдавал себе отчета в том, что за обещания он дает. Сумма, которую требовал Папа, была за пределами возможного для Англии. Фактически он принял на себя долги папства, не задумавшись о том, где добыть эти деньги. Его под¬данные были не настолько слепы. Светские аристокра¬ты отказали ему в поддержке, и тут Генрих ничего не мог поделать. Духовенство занимало более слабую по-зицию. Епископ Херефорда, посол Генриха при пап¬ском дворе, уже заложил собственность некоторых ан¬глийских монастырей, как гарантию займов, получен¬ных у итальянских банкиров именем Папы. Чтобы выкупить заложенную собственность, следовало взимать налог со всего церковного имущества в размере одной десятой в течение трех лет или пяти лет, если трех окажется недостаточно. Налог должны были собирать папские чиновники под руководством Ростана Массона; любому капитулу или монастырю, отказавшемуся платить, грозили интердикт и анафема. Гул протеста услышал даже витавший в облаках король, а Ростан начал понимать, что таких денег просто нет в наличии. Гигантские суммы были отправлены в Италию, но долг, казалось, оставался все таким же огромным. Михайлов день 1256 г. прошел, а большая часть обещанного дара так и не была выплачена. Ростан отправился к папско¬му двору и вернулся в марте 1257 г. в сопровождении архиепископа Мессинского с требованием новых нало¬гов. Генрих принял представителей торжественно, вме¬сте с Эдмундом, к тому времени уже двенадцатилет¬ним, который на приеме был одет в апулийскую ман¬тию. Сицилийскому архиепископу был, возможно, приятен тактичный наряд его потенциального короля; но ему никак не мог понравиться настрой английских аристократов, собравшихся, чтобы встретить его. Не-смотря на пламенную проповедь, которую архиепископ прочел английским епископам, напоминая им о долге перед их юным принцем и его новым королем, те не¬хотя предложили ему 52 000 фунтов взамен новых на¬логов, которые требовал Папа, заявив при этом, что должно быть получено также согласие низшего клира, который упорно не желал давать согласие. Светская знать вновь наотрез отказалась помогать Генриху III и легату.
Даже король Генрих понял, что зашел слишком да¬леко. В апреле он приостановил все выплаты папским агентам, заявив, что еще не решил окончательно, про¬должать ли сицилийское дело. В конце июня он назна¬чил послов и, наделив неограниченными полномочия¬ми, направил их в Париж, чтобы заключить постоян¬ный мир с королем Людовиком, а оттуда в Италию — чтобы изложить альтернативные предложения Папе. Генрих полагал, что имеет право рассчитывать на смяг¬чение условий, поскольку Папа не сделал ничего, что¬бы предотвратить укрепление власти Манфреда в Ита¬лии, и теперь воевать с ним будет более сложно. В свете вышеизложенного Генрих спрашивал Папу, не будет ли более разумным решением заключить мир с Манфре-дом на основе раздела Сицилийского королевства; или же понтифик возмется самостоятельно оплатить поло-вину военных расходов в обмен на половину королев¬ства. Если же эти условия окажутся неприемлемыми, Генрих был готов отозвать кандидатуру Эдмунда при условии, что будет освобожден от всех обязательств, и тогда Папа сможет заняться поисками нового кан¬дидата. Поскольку послы задержались в Париже, эти предложения были доставлены в Рим Ростаном Массоном, который полностью разделял мнение английс¬кой стороны и, возможно, даже сам составил письма к Папе.68
Папа Александр был в ярости. С упрямством слабо¬го человека он решительно не хотел уступать Генриху. Из-за успеха Манфреда (виноват в котором он во мно¬гом был сам) Александру тем более не хотелось выпус¬кать англичан из своих тисков. Ростан впал в неми¬лость; ему было позволено вернуться в Англию, но ответ Папа передал через нового легата, нотария Арло-та. Александр сделал одну маленькую уступку: Генриху разрешалось не выплачивать остаток обещанных денег, что составляло значительно больше половины изна¬чально указанной суммы, до лета 1258г.; между тем английские послы должны были выступить гарантами по займам на покрытие части долга. Генриху же далее было приказано заключить мир с Францией и прибыть на Сицилию не менее чем с 8500 вооруженными людь¬ми к 1 марта 1259 г. Архиепископы и епископы долж¬ны были отвечать за сбор денег в каждой епархии, а Генрих должен был собрать налог с мирян. В случае невыполнения этих условий Генрих будет предан ана¬феме, а на страну наложен интердикт.
В апреле 1258 г. Генрих созвал светскую и церков¬ную знать и сообщил ей об условиях, выдвинутых Папой. Реакция последовала весьма резкая. Через не¬сколько дней представители высшей светской знати собрались вместе и поклялись поддерживать друг дру¬га. Потом они подъехали в полном вооружении к ко¬ролевскому дворцу в Вестминстере и, оставив мечи у порога, ворвались к королю. Осознав собственное бес-силие, вместе со своим наследником, принцем Эдуар¬дом, король поклялся на Евангелии последовать совету своих баронов. Те со своей стороны пообещали помочь ему с сицилийской проблемой, если Папа смягчит ус¬ловия, а король — проведет конституционные рефор¬мы. В мае в Оксфорде надлежало созвать парламент для обсуждения реформ.69
Сицилийское дело теперь вылилось в более широ¬кий спор между монархией и аристократией Англии. Генрих III все еще питал определенные надежды. Более того, через три года он все еще считал, что, если бы не вмешательство знати в 1258 г., он мог бы прийти к реальному соглашению с Папой. Послы Генриха, пре¬успевшие во Франции с мирным договором, который был утвержден на следующий год, добились внесения в договор условия, согласно которому король Людовик обещал оплачивать содержание 500 рыцарей в течение двух лет, чтобы поддержать Генриха III в сицилийской войне. Английские бароны написали Папе, предлагая содействие в этом вопросе, но при этом дали понять, что они не в восторге, отметив, что с ними не посове¬товались, и намекнули, что сомневаются в выполнимо¬сти задачи. Фактически всем стало понятно, даже Папе, что от Англии уже нечего ждать. Александр непло¬хо нагрел руки на этой истории: получил от Англии 60 000 марок, и это ничего ему не стоило. Сразу при¬няв решение, 18 декабря 1258 г. он издал буллу, отме¬няющую пожалование Сицилийского королевства прин¬цу Эдмунду.70
Долгое заигрывание с Англией никак не помогло в решении проблемы сицилийской короны. Папа полу¬чил некоторое количество наличных денег, но Манфред тем временем укрепил свое положение в Италии. Вся эта история важна, главным образом, из-за влия¬ния, которое она оказала на внутренние дела Англии, ибо она привела к «войне баронов», спорам вокруг конституции и событиям, омрачившим последние годы правления короля Генриха. Сейчас кажется нелепым, что королю Генриху вообще могла придти в голову мысль посадить сына на итальянский трон. Ни сам Генрих, ни его страна не могли позволить себе этот грандиозный проект; и Папа должен был гораздо рань¬ше понять, что зря теряет время. Но немногие средне¬вековые монархи задумывались о финансовых вопро¬сах. Да и брат Генриха Ричард, который считался од¬ним из мудрейших людей своего времени, полагал, что достаточно богат, чтобы затеять еще более честолюби¬вый проект — сделаться императором, и ему это почти удалось. Если бы подданные Генриха оказались более сговорчивыми и оплатили бы войска для похода, а Папа был бы не так ненасытен в своих требованиях, Эдмунд мог бы стать королем Сицилии. Манфред не был непо¬бедим, как показали последующие события; а в 1256 г. он был слабее, чем в 1266 г. Французская армия, побе¬дившая его чуть позже, хотя и имела преимущество в лице компетентных полководцев, была не особенно многочисленна; да и потратили на нее гораздо мень¬шую сумму, чем сумма, обещанная Генрихом Папе. И в самом деле, будь Генрих и Папа Александр умнее и пользуйся они большим уважением у своих подданных, они могли бы достигнуть своей цели; а для Сицилии, возможно, было бы лучше зависеть от далекой Анг¬лии, чем от Франции. Принц Эдмунд впоследствии стал умным и великодушным правителем, почитаемым сво¬ими вассалами. Он мог бы стать хорошим королем и основать династию, искренне преданную интересам сицилийцев. Но ему, без сомнения, повезло, что его освободили от хитросплетений средиземноморской по¬литики, и Эдмунд был гораздо счастливее в роли графа Ланкастера, чем мог бы стать в роли короля Сицилий¬ского.
Отказ от английского проекта позволил Папе занять¬ся поисками нового кандидата. Но Александр, как все¬гда, колебался, и смерть забрала его прежде, чем он успел принять решение. Преемник Александра, Урбан IV, имел более четкую программу.