Се же дивно, о коль страшно, братие! поидоша дети на отци, а отци на дети, а братиа на братию, и раб на господина. И ста князь великий Юрий с братом Ярославом на реце Гзе, а Мстислав и два Володимера с Новогородци у Юриева, а князь Константин не реце Липице; и узреша полк стоящ, и послаша к великому князю Юрию Илариона сотского, глаголюще: «кланяем ти ся, с тобою нам обиды нет, но с Ярославом, а с тобою один есмь человек». А ко Ярославу послаша: «пусти мужи мои, новогородские и новоторжци, и что еси заишол волости новогородские и Волок, отдай назад, а мир возьми с нами, а крови не проливай, а крест к нам целуй». Он же отвеша: «мира не хощу, а то все у мене мужей не отдам, а далече есте шли, и вышли яко рыба на сухо». И сказа Ларион тую речь Мстиславу и новогородцем, и послаша второе, глаголюще: «мы не кровопролития ради приидохом, но управитися межи себе, едино бо есме племя; а старейшинство дати Костантину, а вам Суздальская земля». Они же реша: «взем нас, всю землю взми». Тако начаста ся радити к боеви; ста князь Великий Юрий с братиею на горе Авдове, а Константин с прочими князи против на горе Юриеве, под нею же поток Тунег. И посласта к Юрию трете, глаголюще: «или мир взми или отступи, и мы к тебе идем; или мы отступим к Липице, и вы к нам пойдите». Они же глаголаху: «ни мы отступим, ни к вам не идем; перешедше землю, сеа ли тверди не можете перейти». Стояше бо в тверди, учинивше плетень с колием, а межи полкома бяше дебрь болотная, и нелзе к ним дебрею прейти. Князь же великий Юрий пиаше всю тую нощь с братией и з боляры, надеяше бо ся на твердь и на множество вой, бе бо их бес числа, яко бы мнети десять суждалтин на единого новогородца.
Пиющим же им, рече некто от первых бояр, Творимир, великому князю Юрию: «господине княже, добро бы створити мир, а крови непроливати, а старейинство бы дати Костантину, аще бо и мало их, но суть храбры от наших смолняне; а Мстиславу и сам веси яко в всей братии дасть ему Бог храбрость, бе бо Мстислав легок и храбер». Князь же великий всмиася тому и рече: «яко по своей воле велит ми ся стола отца отступити? А кто внииде в Суждальскую землю ратию, а здрав из неа изыде? Се же глаголю, аще кто имет на бою человека жива, то сам будет убит, кроме точию на погоне, или кто прибегнет в наш полк, а о князех мы размыслим; а то вы есть товар пришел в рукы». Рече инь некто князю: «прав еси, княже, право их нарежем седлы». И повеле князь первого советовавшего о миру, яко переветника, изврещи вон, а с тем же последним начаша веселитися и пити.
Князь же Мстислав нача потвержати полки свои, глаголя: «братие, шли есмо далеко, а ныне приспе время; не обратите очию своею, не позрите на товар, но пристойте к боеви». Хоте же Костантин пойти к Володимерю на Ярослава, и рече Мстислав: «брате Костантине, како мы пойдем мимо Юриев, а они вдарят у тыл и смутят ны?» В то же время прииде Володимер с псковичи из Ростова, и рече Мстислав новгородцам: «како хощете битися, на конех ли, или пеши?» И реша новогородцы: «не хзотим, княже, измрети на конех, но якоже отци наши билися на Колакши пеше, тако и мы хощем», князь же Мстислав рад бысть тому. Новгородци же сошедше с коней, и порти сметавше, и сапози сметавше, боси потекоша. И рече Мстислав: «гора нам не поможет, ни победит нас». И послаша наперед пеший, а сами за ними поидоша на конех, пришедши же к дебри сташа, и кликнуша с ону страну дебри, и врегоша в Мстиславли кии, а Мстиславли с сеа стороны врегоша к ним топори, и тако побегоша на них новгородци и смолняне черес дебр, и вышедше начаша сечи Ярославли полки, и бысть сеча зла. Князь же Мстислав виде своих секущихся, поиде по них борзо, глаголя: «кто сих не жалует?» и переиха на ону страну, и начать сещи, такоже и вси вой его по нем переихаша. Смолняне же обратишася на товары и не крепко биахуся, Мстислав же име в руце топор с паворозом, и тем сечаше их; и прииха сквозь полки Ярославли трижды. И тако Божиею помощию и святыя Софиа одоле Мстислав, победи Ярослава и братию его; Ярослав же вдав плещи побеже. Князь великий же Юрий стоа прямо Костантину, виде Ярославль полк побегше, и тей вдасть плещи, побеже к Володимерю; они же без милости изсекоши их уганяючи, и не погнашася за великим князем к Володимерю, аще бы погнаша, утонили бы Володимер. Бысть же сиа победа в четверг второй недели по пасце, месяца априля 21, на память святаго мученика Иануария и дружины его. О многыа победы, братие! Кто не всплачется слышав сию горкую победу над своею братиею, вытие прободенных и глас протинаемых, и ещё живых сущих и кричащих от болезни? многое бо множество избитих, яко ни ум человеческий не может смыслити; не токмо на боищи костры мертвых, но и по многым местам лежаше трупие, овии мертви: а друзии еще дышуще, много же от них и переимани и повязани, плачущеся горьким плачем, видяще своих мёртвых не погребенных. Князь же Костантин повеле погребати их и имати телеса, и хто хотяше где погребсти. У князя же Костантина тогда бяше в полку два человека храбрых, Олешка Попович и человек его Тороп, и Тимоня Золотой Пояс. Избытих же полка великого князя Юрия 9000 и 200 и 30 и 3 человеки; а у князя Мстислава в полку избитих 4 человека новгородци, а пятое смолнянин. Се же избиени новогородци: на первом сступе убиша Димитра Плесковитина, Онтона котелника, Иванка Поповича, терского данника.
Князь великий же Юрий прибеже в Володимер в едином сорочке и подклад выврег на пятом кони, а четыре одушив; бе бо телом толст и стяжек. Володимерци же, видевше князя единаго бежаща, взрадовашася, глаголюще: «наши одолели», мнеша бо князя гонца с вестию бежаща в град. Князь же прибег нача ездити к вечеру по граду, повеле крепити город и утвердите повелеваше осаду, хотяше бо в граде затворитися. Володимерци же слышавше вскричаша, глаголюще: «с ким, княже, затворимся? Братия наша вся избыта, а инии испереимани». Бе вышли вси володимерци на бой, и до купца и до пашенного человека, а толико осташася церковнии людие, игумени с черньцы, и попы и диаконы, и кто церкви служит, и слепии и хромии.
Бысть же плач неутешим в Володимере и в Суждале, плачуще старии немощей детей своих, а жены мужей своих, а малии отцев своих и братии; не бе бо такого двора, идеже бы кричания и вопля не было, и странно бе видети человекы изопухша от слез. Рече же к ним князь великий Юрий: «толко, братие, стойте, а то ведаю все аз; а не выдайте мя братие, абы есмы вышел по своей воле».
Ярослав же прибеже к Переяславлю на четвертом кони, а трех удушив, и ни тут остася своего зла; но что ни есть тут гостя новогородского повеле всех новогородцов вметати в погребы, а иныа в избе затвори в полтораста человек, а смолнян двадесять и пять, и ту издыхоша во множестве.
Князи же победив, Константин и Мстислав и два Володимера, с полкы поидоша по Юрии к Володимерю. Тогда же в неделю рано приидоша князи к Володимерю, князь же Юрий посла к ним пути прося с молбою; они же сташа под городом. И тоя нощи загореся в городе князя великого двор; и хотеша новогородци полести к граду, и не да им Мстислав. И бысть заутра, выела князь великий Юрий к ним: «не дейте мене днесь, а заутра пойду из града». И наутрие изыде к ним с поклоном, и рече Мстиславу: «тебе, брате, живот дати, и хлеба накормити; а аз в всем виноват». И даша ему Городец Радилов, и тако сбрався в судех с княгинею и з детьми, и владыка Симон с ним, глаголя: «суди, Боже, брату моему Ярославу, яко сего мя доводе».
Князь Мстислав с новогородци посадиша Костантина в Володимери, на столе отни и дедне; князь великий же Костантин одары великыми дары и честию чествова князи и новогородец бес числа; приводе же володимерци к кресту, к целованию, и тех остаток одари и пожалова. А потом поидоша к Переславлю, и пришедшем им нача Ярослав молитися о миру и вышед удари челом брату старейшему Костантину, глаголя: «накорми мя, брате, хлебом, а во твоей есми воле; а не выдаймя тестю моему». Князь великий же Костантин управи Ярослава с Мстиславом, и мир взем целоваша крест; а Мстислав взя дочерь свою, а Ярославлю княгиню, и что живых новогородцев пойма, и поиде к Новогороду, и что было с Ярославом в полку, то приидоша вси здоровы в Новгород; а князь великий Костантин к Володимеру на свой стол, а Володимер к Смоленску, а другый Володимер к Киеву».
Повесть о битве на Липице. О побоище новгородцев с Ярославом, (помещена в Летописном своде 1448 года, основана на новгородских летописях).
«В лето 6724 (1216) 1 марта во вторник пошёл Мстислав с новгородцами на своего зятя Ярослава, а в четверг побежали к Ярославу клятвопреступники Владимир Завидович, Гаврила Игоревич, Юрий Олексинич, Гаврилец Милятич с женами и детьми. Новгородцы же пошли через Селигер и пришли на верховья Волги, а Святослав осадил Ржевку, город Мстислава, с 10000 войска. Мстислав же с Владимиром Псковским быстро пришли с пятьюстами человек — всего столько было воинов, и пришли спешно, а те убежали прочь. А Ярун засел в городе с сотней воинов и отбился от них, и Мстислав взял Зубцов и вышел на реку Вазузу. И пришёл Владимир Рюрикович со смольнянами.
Послали в Торжок к Ярославу предложить мир, а сами стали на Холохне. Ярослав же дал ответ: «Мира не хочу, пришли, так идите; нынче на сто наших будет один'ваш!» И сказали, посоветовавшись между собой, князья: «Ты, Ярослав, с силою, а мы с крестом!»
Воины Ярослава построили укрепление и поставили засеки на путях от Новгорода и на реке Тверце. И сказали новгородцы князьям: «Пойдём к Торжку». И князья сказали: «Если пойдём к Торжку, то опустошим Новгородскую волость».
И так пошли к Твери, и начали захватывать села и жечь, а об Ярославе не было вести — в Торжке ли он или в Твери. А Ярослав, услышав, что занимают сёла, поехал из Торжка в Тверь, забрав с собой старейших мужей новгородских и младших на выбор, а новоторжцев взял всех. И послал сто избранных мужей в сторожевой отряд; они же, отъехав 15 вёрст от города, стали; а тут уже стояли наши князья, расположив полки и ожидая великого сражения. И послали Яруна с младшими людьми, и напал на него сторожевой отряд Ярослава, и помог Бог Яруну, он захватил 33 воина Ярослава, 7 убили, а иные бежали в Тверь. Это была первая победа над ними — в день Благовещения святой Богородицы, на пятой неделе поста.
И пришла к ним весть, что Ярослав в Твери, и стали они без опасения ездить за припасами. И оттуда послали Яволода, боярина Владимира, к Константину Всеволодовичу в Ростов, а Владимира Псковского с псковичами и смольнянами послали на рубеж проводить его. А сами с новгородцами пошли по Волге, воюя, и пожгли поселения на Шоше и Дубне. А Владимир с псковичами и смольнянами взял город Коснятин и пожёг его и всё Поволжье. И встретил их, наших князей, воевода Еремей, посланный из Ростова князем Константином, и сказал: «Константин вам говорит с поклоном: я рад услышать о вашем походе; вот вам от меня на помощь 500 мужей ратников; пришлите ко мне со всеми делами моего шурина Всеволода».
Тогда они снарядили Всеволода с дружиной и отправили к Константину, а сами пошли по Волге вниз; и тогда бросили обозы, сели на коней и пошли в Переяславль, воюя. Когда же они были у Городища на реке Саре у церкви святой Марины на Пасху 9 апреля, тут приехал к ним князь Константин с ростовцами. И обрадовались встрече, и целовали крест, и отрядили Владимира Псковского с дружиной в Ростов, а сами, придя на Фоминой неделе с полками, стали напротив Переяславля. И выехав из войска под город, захватили человека и узнали, что Ярослава нет в городе, он уже ушёл к брату Юрию с полками, взяв всех подвластных ему, с новгородцами и новоторжцами.
Княжение Юрия Всеволодовича в Суздале. А Юрий со Святославом и с Владимиром уже вышел из города Владимира со всей братьей. И были полки у них очень сильны: муромцы, бродники, городчане и вся сила Суздальской земли, из сел погнали даже пеших. О, страшное чудо и дивное, братия! Пошли сыновья на отцов, а отцы на детей, брат на брата, рабы на господ, а господа на рабов. И стали Ярослав и Юрий с братией на реке Кзе. А Мстислав и Владимир с новгородцами поставили свои полки близ Юрьева и там стояли. А Константин со своими полками стоял далее, на реке Липице. И увидели стоящие полки Ярослава и Юрия, и послали сотского Лариона к Юрию: «Кланяемся тебе, от тебя нам нет обиды; обида нам от Ярослава!» Юрий ответил: «Мы заодно с братом Ярославом».
И послали к Ярославу, говоря: «Отпусти мужей новгородских и новоторжских, верни захваченные волости новгородские, Волок верни. А с нами возьми мир, целуй нам крест, а крови не проливай».
Ярослав ответил: «Мира не хочу, мужи ваши у меня, издалека вы пришли, а вышли как рыба на сушу». И передал Ларион эту речь князьям и новгородцам.
И снова послали к обоим князьям с последней речью: «Братья, Юрий и Ярослав, мы пришли не кровь проливать — не дай Бог сотворить такое! Договоримся, ведь мы же родичи; дадим старейшинство Константину — посадите его во Владимир, а вам вся Суздальская земля».
Юрий же сказал: «Скажи брату Мстиславу и Владимиру: пришли уже, так куда вам уходить? А брату Константину говорим так: пересиль нас, тогда вся земля твоя будет».
И так Юрий с Ярославом вознеслись славой, видя у себя силу великую, не приняли мира и начали пировать в шатре со своими боярами.
И сказал Творимир-боярин: «Князья Юрий и Ярослав и вся меньшая братия, которая в вашей воле! Если бы по моей мысли, лучше бы вам взять мир и дать старейшинство Константину. Хоть и видим, что рядом с нашими полками их мало, Ростиславова племени, да князья их мудры, достойны и храбры, а мужи их, новгородцы и смольняне, дерзки в бою. А Мстислава Мстиславича из этого рода вы сами знаете — дана ему от Бога храбрость больше всех. Подумайте, господа».
Не люба была эта речь Юрию и Ярославу. И кто-то из бояр Юрьевых сказал:
«Князья Юрий и Ярослав, не было того ни при прадедах, ни при дедах, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь пришёл с войной в сильную Суздальскую землю и вышел цел. Хоть бы и вся Русская земля пошла на нас — и Галичская, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская, — но никто против нашей силы не устоит. А эти полки — право, седлами их закидаем».
И люба была эта речь Юрию и Ярославу, и созвали бояр и главных своих людей, и начали говорить: «Вот добро само пошло нам в руки: вам будут кони, оружие, платье, а человека кто возьмёт живого, тот сам будет убит: даже если в золотом будет оплечье — убей его, а мы вдвое наградим. Да не оставим ни одного в живых. Если кто и убежит из боя не убитый, а мы его захватим, прикажем одних повесить, а других распять. А о князьях, когда будут в наших руках, потом решим». И, отпустив людей, пошли в шатёр с братьею, и стали делить города, и сказал Юрий: «Мне, брат Ярослав, Владимирская земля и Ростовская, а тебе Новгород; а Смоленск брату нашему Святославу, а Киев дадим черниговским князьям, а Галич — нам же».
И целовали крест между собой, и написали грамоты, чтоб от этого не отступаться. Эти грамоты взяли смольняне в стане Ярослава после победы и отдали своим князьям. Юрий же и Ярослав, разделив города всей Русской земли, в надежде на свою большую силу, стали звать на бой к Липицам.
Мстислав же и Владимир позвали Константина и долго с ним советовались, взяли у него крестное целованье, что не изменит, и выступили. И той же ночью объявили тревогу, всю ночь стояли со щитами и перекликались во всех полках. И когда вострубили в полках Константина, и Юрий и Ярослав услышали, хотели даже побежать, но потом успокоились. Наутро же пришли князья к Липицам, куда их вызывали на бой, а суздальцы за эту ночь отбежали за лесистый пригорок. Есть там гора, зовется Авдова, там Юрий и Ярослав поставили свои полки, а Мстислав, Владимир, Константин и Всеволод поставили свои полки на другой горе, которая зовётся Юрьева гора, а между двумя горами ручей, имя ему Тунег. И послали Мстислав и Владимир трех мужей к Юрию, предлагая мир: «Если же не, дашь мира, то отступите далее на ровное место, а мы перейдем на ваш стан, или же мы отступим к Липицам, а вы займите наш стан». Юрий же сказал: «Ни мира не приму, ни отступлю. Пришли через всю землю — так разве этой заросли не перейдёте?»
Он надеялся на укрепление, ибо они оплели это место плетнем и наставили колья, и стояли там, говоря: «Могут напасть на нас ночью». Узнали об этом Мстислав и Владимир и послали биться молодых людей, и те бились весь день до вечера, но бились не усердно, ибо была буря в тот день, иочень холодно. А утром решили перейти к Владимиру, не завязывая стычек с их полками, и начали собираться в станах. Те же увидели с горы и стали спускаться, говоря: «Вот они и бегут». Но эти их отбили назад. Тут подошёл Владимир Псковский из Ростова, и стали совещаться, И сказал Константин: «Братья Мстислав и Владимир, если пойдём на виду у них, то они ударят нам в тыл, а кроме того, мои люди не дерзки в боя и разбредутся по городам».
И сказал Мстислав: «Владимир и Константин, гора нам не поможет, и не гора нас победит. Надеясь на крест и на правду, пойдёмте на них».
И начали устанавливать полки. Владимир же Смоленский поставил свой полк с края, далее стал Мстислав и Всеволод с новгородцами, и Владимир с псковичами, далее Константин с ростовцами. Ярослав же стал со своими полками, и с муромцами, и с городчанами, и с бродниками против Владимира и смольнян. А Юрий стал против Мстислава и новгородцев со всеми силами Суздальской земли, а его меньшая братия — против Константина.
Начали Мстислав с Владимиром воодушевлять новгородцев и смольнян, говоря: «Братья, мы вступили в эту сильную землю, станем же твердо, надеясь на Бога, не озираясь назад; побежав, не уйдёшь. Забудем, братья, дома, жен и детей, а уж коли умирать — то, кто хочет, пеший, кто хочет — на конях».
Новгородцы же сказали: «Не хотим погибать на конях, но, как отцы наши на Колокше, будем сражаться пешими». Мстислав был этому рад. Новгородцы же, сойдя с коней, и сбросив одежду и обувь, выскочили босыми. А молодые смольняне тоже спешились и пошли босыми, обвив себе ноги.
А вслед за ними Владимир отрядил Ивора Михайловича с полком, а сами князья поехали за ними на конях. И когда полк Ивора был в зарослях, споткнулся под Ивором конь, а пешие воины, не ожидая Ивора, ударили на пеших воинов Ярослава, и, воскричав, они подняли кии, а те — топоры, они ринулись, а те побежали, и начали их бить, и подсекли стяг Ярослава. И приспел Ивор со смольнянами, и пробились к другому стягу, а князья ещё не доехали. И, узнав это, Мстислав сказал:
«Не дай Бог, Владимир, выдать добрых людей».
И ударили на них сквозь свои пешие полки Мстислав своим полком, а Владимир своим, а Всеволод Мстиславич с дружиной, а Владимир с псковичами, подошёл и Константин с ростовцами. Мстислав же проехал трижды через полки Юрия и Ярослава, посекая людей — был у него топор, прикреплённый петлёй к руке, им он и сёк. Так сражался и Владимир. Шёл великий бой, досеклися и до обоза. Юрий же и Ярослав, увидев, что их косят, как колосья на ниве, обратились в бегство с меньшею братьею и муромскими князьями. Мстислав же сказал:
«Братья новгородцы, не обращайтесь к добыче, продолжайте бой, если они вернутся, то сомнут нас».
Новгородцы же не ради добычи бились, а смольняне бросились на добычу и обдирали мёртвых, а о бое не думали. Побеждены же были сильные суздальские полки 21 апреля в четверг, на вторую неделю после Пасхи.
О велик, братия, промысел Божий. На том побоище убили из новгородцев в схватке только Дмитра-псковитина, Антона-котельника, Ивана Прибышинича-ткача, и в отряде Иванка Поповича, терского данника, а в смоленском полку был убит один Григор Водмол, знатный муж. А все остальные были сохранены силою честного креста и правдой.
О, многих победили, братья, бесчисленное число, ибо убитых воинов Юрия и Ярослава не может вообразить человеческий ум, а пленников во всех новгородских и смоленских станах оказалось шестьдесят мужей. Если бы предвидели это Юрий и Ярослав, то пошли бы на мир: ибо слава и хвала их погибли и сильные полки стали не во что.
Было ведь у Юрия 17 стягов, а труб 40, столько же и бубнов, а у Ярослава 13 стягов, а труб и бубнов 60. Говорили многие люди про Ярослава так: «Из-за тебя сотворилось нам много зла. О твоём клятвопреступлении сказано было: «Придите, птицы небесные, напейтесь крови человеческой, наешьтесь мяса человеческого». Ибо не 10 человек было убито, не 100, а тысячи и тысячи, а всех убитых 9233 человека. Можно было слышать крики живых, раненных не до смерти, и вой проколотых в городе Юрьеве и около Юрьева. Погребать мертвых было некому, а многие, бежавшие к реке, утонули, а другие раненые умерли в пути, а оставшиеся в живых побежали кто к Владимиру, а иные к Переяславлю, а иные в Юрьев.
Князь же Юрий стоял напротив Константина и увидел побежавший полк Ярослава, и он тогда прискакал во Владимир к полудню на четвёртом коне, загнав трёх коней, в одной сорочке, даже подседельник потерял. А началось сражение в обеденное время. Во Владимире же остался небоеспособный народ: попы, чернецы, женщины, дети, и, увидев всадника, обрадовались, думали, что это послы от князя, а им ведь говорили: «Наши одолеют». И вот Юрий прискакал один и стал ездить вокруг города, говоря: «Укрепляйте город». Они же, услышав, пришли в смятение, и был вместо веселия плач. К вечеру же прибежали сюда люди: кто ранен, кто раздет, то же продолжалось и ночью. А утром, созвав людей, Юрий сказал: «Братья владимирцы, затворимся в городе, авось отобьёмся от них».
А люди говорят: «Князь Юрий, с кем затворимся. Братия наша избита, иные взяты в плен, а остальные прибежали без оружия. С чем станем обороняться?»
Юрий же сказал: «Все понимаю, но не выдавайте меня ни брату Константину, ни Владимиру, ни Мстиславу, чтобы я мог выйти из города по своей воле». Они ему это обещали.
Ярослав тоже прискакал один в Переяславль, на пятом коне, четырёх загнав, и затворился в городе, И не довольно было ему прежнего злодейства, не насытился крови человеческой, избив множество людей в Новгороде, Торжке и на Волоке, но и теперь, уже бежав, он велел захватить новгородцев и смольнян, которые пришли по торговым делам в его землю, и всех новгородцев заточить в погреба, а других в гридницу, где они задохлись от скопления множества людей, а иных 150 человек велел загнать в тесную избу и удушил их там, а отдельно заточили 15 человек смольнян — эти остались в живых.
Князья же из Ростиславова племени, милостивые и добрые к христианам, весь день оставались на месте боя. Если бы погнались за ними, то Юрию и Ярославу не уйти бы было и город Владимир бы захватили. Но они осторожно подошли к Владимиру, и, объехав его, остановились в воскресенье до обеда, и решали, откуда взять город. И в ту же ночь загорелся в городе княжий двор, и новгородцы хотели вторгнуться в город, но Мстислав не позволил им этого, а во вторник в два часа загорелся весь город и горел до рассвета. Смольняне же просили: «Разреши нам сейчас взять город». Но Владимир не пустил их. И обратился Юрий с поклоном к князьям: «Не трогайте меня сегодня, а завтра я выеду из города». Утром же рано выехал Юрий с двумя братьями, и поклонился князьям, и сказал Мстиславу и Владимиру: «Братья, кланяюсь вам и бью челом: дайте мне жить и накормите хлебом. А Константин, мой брат, в вашей воле».
И дал им многие дары, они же даровали ему мир. Мстислав же и Владимир рассудили их: Константиу дали Владимир, а Юрию — Городец Радилов. И так, поспешно забравшись в ладьи, владыка, княгини и все люди отправились вниз по реке. Сам же Юрий вошёл в церковь святой Богородицы, поклонился гробу своего отца и, плача, сказал: «Суди Бог брата моего Ярослава — он довёл меня до этого».
И так пошёл из Владимира с малой дружиной в Городец. Из Владимира же все горожане вышли с крестами навстречу Константину. Князья же совместно с новгородцами посадили Константина во Владимире на отчем столе. Князь же Константин одарил в тот день многими дарами князей, новгородцев и смольнян, а владимирцы целовали крест.
А Ярослав, всё ещё пребывая в злобе, и дыша гневом, и не покоряясь, затворился в Переяславле и надеялся там остаться. Князья же, посоветовавшись с новгородцами, подошли к Переяславлю в пятницу третьей недели по Пасхе. Услышав это, Ярослав пришёл в смятение, стал посылать людей, умоляя о мире. И во вторник четвертой недели выехал сам Ярослав из города, ударил челом брату Константину и сказал: Господин, я в твоей воле, не выдавай меня ни тестю моему Мстиславу, ни Владимиру, а сам, брат, накорми меня хлебом».
Константин же рассудил Мстислава с Ярославом, зятем его, и не доходя до Переяславля, они заключили мир. А в среду, в Преполовение, вошли в Переяславль, и тут Ярослав одарил князей и новгородцев великими дарами. А Мстислав, не входя в город, принял дары, послал в город и забрал свою дочь, жену Ярослава, и всех новгородцев, оставшихся в живых, и тех, кто был в войске Ярослава, и расположил свой стан за городом. Ярослав же много раз обращался с мольбой к Мстиславу, прося вернуть ему его княгиню, говоря: «Чего не бывает между князьями? А меня по справедливости крест наказал».
Но Мстислав не пустил к нему своей дочери. И, простояв всю ночь, князья разошлись в разные стороны: Константин к Владимиру, а Мстислав в Новгороду, Владимир к Смоленску, а другой Владимир к Пскову, победив сильные полки и добыв себе часть и славу».
После победы над войском Ярослава и Юрия Всеволодовича в битве при Липице на реке Кезе (приток Мологи) осенью 1216 года тесть Мстислав отобрал дочь у Ярослава, но позже вернул. В 1219 году у них родился первый сын Фёдор — «Того же 6727 лета родися Ярославу сын и нарекоа имя ему Феодор». 13 мая 1221 года появился на свет второй сын Александр, будущий Невский — «съи бе князь Александр родися от отца милостилюбца и мужелюбца, паче же и кротка, князя великого Ярослава и от матере Феодосии». Позже родились Андрей, Михаил Храбрый (Хоробрит), Даниил, Ярослав-Афанасий, Василий, Константин, Мария.
В 1219 году после смерти Константина Всеволодовича великим владимирским князем снова стал его брат Юрий. Через год, в 1220 году переяславские полки князя Ярослава участвовали в общем походе русских войск на булгар, захвативших в 1218 году город Устюг на реке Сухоне — северо-восточные земли Ростовского княжества. Булгарские отряды двинулись дальше вглубь русских земель по реке Унже. Город Унжу им захватить не удалось, русские войска отбили и Устюг.
В 1223 году князь Ярослав снова в Новгороде. В книге «Древнерусские княжеские уставы XI—XV века», вышедшей в Москве в 1976 году, опубликован единственный сохранившийся документ того времени — »Устав князя Ярослава о порядке надзора за благоустройством новгородских улиц («о мостех»), датируемый исследователями 20—30-ми годами XIII века, когда в Новгороде княжил Ярослав Всеволодович:
«А се устав Ярославль о мостех, о сменником поплата. В Людин конец черес греблю до Добрыни улицы в городные ворота до Пискупли улицы, с пруссы до Бориса и Глеба мостити. А тигожанам до коломлан, а коломланам до Нередичского мосту, нередичанам до вережан, а вережанам до пидблан, а пидбланам до Чюдинцеве улице, а Чюдинцеве улице с загородци до городних ворот, а владыце сквозь городные ворота с изгои, а с другими до Острой городни.
Давыжа ста, Слепцева ста, Бовыкова ста, Олексина ста, Ратиборова ста, Кондратова ста, Сидорова ста, Гаврилова ста, княжа ста, Ржевская, Бежицкая, Водская, Обонезьская, Лузьская, Лопьская, Волховская, Яжелбичская двои рили.
До торгу, софьяном до тысяцкого, тысяцкому до вощник, от вощник посаднику до великого ряду, от великого ряду князю до Немецкого вымола, немцем до Ивана вымола, гтом до Гелардов вымола до заднего, от Гелартова вымола огнищаном до Будатина вымола, ильинцам до Матфеева вымола, а михаиловцем до Бардов улки, а видковцем до Климатиных сеней».
В 1223 году Ярослав с новгородцами и псковичами ходил в поход под Ревель, который тогда принадлежал датчанам, выгнавшим со всей округи новгородских сборщиков дани.
В 1217 году объединенное новгородско-эстонское войско совершило удачный поход в Южную Эстонию. Генрих Латвийский в «Хронике Ливонии» писал: «В 1217 году новгородцы собрали большое русское войско, с ним же был и король псковский Владимир со своими горожанами, и послали звать по всей Эстонии, чтобы шли эсты осаждать тевтонов». В 1218 году новгородско-псковское войско дошло до замка Венден и осадило резиденцию магистра Ливонского ордена. Почти тогда же, в 1219 году датскими войсками была захвачена Северная Эстония и на месте селения эстов Линданисе был основан «Датский город» — «Таани линн» — Ревель, впоследствии ставший Таллинном, и приказом епископа Рижского основано Эстляндское епископство. В 1221 году объединенное русское войско владимирского князя Юрия Всеволодовича из Новгорода ходило осаждать орденскую крепость Венден. В походе участвовало и 600 литовцев, которые после окончания похода ещё целый месяц оставались в Пскове.
В 1222 году эсты, которым помогали отряды новгородцев и псковичей, уничтожили гарнизоны крестоносцев в Эзеле, Феллине и Оденпе. Однако уже через год, год первой битвы войска русских князей с татаро-монголами на Калке, крестоносцы разбили войско эстов на реке Имере и вернули все города. На помощь эстам двинулось русское войско во главе с новгородским князем Ярославом Всеволодовичем, которое дошло до Ревеля и «повоевало всю землю Чюдскую».
Генрих Латвийский писал: «И послал король суздальский своего брата, а с ним много войска в помощь новгородцам; и шли с ним новгородцы и король Псковский со своими горожанами, а было всего в войске около 20000 человек». В Юрьеве и Оденпе были оставлены русские гарнизоны. Однако в 1224 году ливонскими рыцарями был взят город Юрьев-Дерпт, основанный в 1030 году Ярославом Мудрым в чудской земле, и в виде отдельного государства было образовано Дерптское епископство. Эсты были полностью разгромлены, а русские практически были вытеснены из Эстонии. Орденско-псковская граница стала проходить всего в 30 километрах от Пскова. Первое военное столкновение с новым врагом Руси — крестоносцами — состоялось в 1212 году — объединённое пятнадцатитысячное новгородско-полоцкое войско во главе с тогдашним новгородским князем Мстиславом Удалым совершило первый поход на опорные базы ордена крестоносцев в Ливонии. Немцы заключили сепаратный мир с Полоцким княжеством, и новгородцы, оставшись одни, вынуждены были пойти на перемирие с орденом.
Главную силу западного войска составляли рыцари — всадники, закованные в защитные металлические доспехи. Внешними знаками, говорившими о принадлежности к рыцарскому сословию, были собственный герб, рыцарский пояс и позолоченные шпоры. Рыцари получали от своего сюзерена земельный надел во временное или пожизненное пользование и по его вызову участвовали во всех походах и войнах, в которых принимал участие их господин. Рыцари были обязаны нести военную службу, выступая на коне и в полном вооружении под командованием своего сюзерена до шестидесятилетнего возраста.
Основным оружием рыцаря были колющий и рубящий тяжёлый обоюдоострый меч и длинное копьё. В бою также использовались боевые топоры, окованные железом палицы, булавы с острыми металлическими шипами — «моргенштерн», кинжалы. Луки и арбалеты — луки-самострелы — рыцари почти не использовали, считая их ниже собственного достоинства. Рыцарь был защищен шлемом с забралом, кольчужной рубахой или кафтаном, тяжелым панцырем, закрывавшим корпус, металлическими поножами, налокотниками, перчатками и щитом. Без помощи слуг рыцарь не мог ни одеть, ни снять своего защитного снаряжения и сброшенный с коня не мог самостоятельно подняться с земли. Лошади рыцарей также имели защитное снаряжение, закрывавшее голову, грудь и другие жизненно важные части тела. Рыцарская пехота обычно не имела необходимого снаряжения и состояла из тех, кто не имел средств явиться на коне, а также из рабов и крепостных. Обычно пехотинец был вооружен копьем, луком или топором.
Рыцарь с сопровождавшими его оруженосцами, лучниками и слугами составлял «копьё» — самую малую часть рыцарского войска. Несколько «копий» вассалов одного сеньора — от 20 до 50 — составляли «знамя». Несколько знамён составляли рыцарское войско, в котором обычно было 800—1000 рыцарей. Подобный состав рыцарского войска не давал возможности, эффективного управления сражением.
В сражениях рыцари использовали боевой порядок «частокол», выстраиваясь на расстоянии в пять и более метров друг от друга в одну линию, чтобы иметь место для поединка. Рыцарей окружали оруженосцы, конные и пешие лучники, пажи и слуги, само сражение неизбежно распадалось на ряд поединков.
Основной целью рыцаря было выбить своего противника из седла и захватить его в плен, чтобы овладеть его лошадью и дорогостояшими доспехами для последующего выкупа. Как правило, сражение заканчивалось захватом и грабежом вражеского лагеря — тяжёлая рыцарская конница не могла вести длительный бой и долго преследовать противника.
Для повышения дисциплины и боеспособности рыцарского войска во время крестовых походов появились духовные рыцарские ордена, члены которых давали клятву беспрекословно выполнять все приказы начальников ордена.
Орденские жители жили в принадлежавших ордену замках, получали от ордена вооружение, оруженосцев, слуг, снаряжение, лошадей и все необходимое для жизни. Орденские рыцари использовали новый вид боевого строя — выстраивались усеченным клином — «железной свиньей» — во главе которой стояли отборные воины, и тяжелой массой наносили мощный удар по центру вражеского войска. За рыцарями шла пехота, прикрывавшаяся с флангов двумя-тремя шеренгами тяжеловооружённых воинов. После прорыва вражеского фронта пехота довершала разгром опрокинутого строя противника. Управление войском осуществлялось с помощью знамён. По уставу ордена — «Привычкам дня» — рыцари не имели права без приказа вступать в бой и выходить из боя. Недостаток рыцарского клина — «свиньи» — узкий фронт при большой глубине строя — часто использовался в бою русскими князьями. Если строй противника выдерживал первый удар, то рыцарский клин мог быть сжат с флангов и окружён. Рыцарям клина было трудно развернуться для боя из-за тесноты, а при отступлении они сталкивались с собственными кнехтами. Боевым кличем крестоносцев было «Бери, грабь, бей!». Автор «Ливонской хроники» Генрих Латвийский писал об одном из орденских походов: «Мы разделили своё войско по всем дорогам, деревням и областям, и стали всё сжигать и опустошать. Мужского пола всех убили, женщин и детей брали в плен, угоняли много скота и коней. И возвратилось войско с большой добычей, ведя с собой бесчисленное множество быков и овец».
Устав Тевтонского или Немецкого ордена, созданного для охраны поломников и лечения раненых в Палестине, — «Ордена Дома святой Марии Тевтонской» — был утверждён Папой Римским в 1199 году. Орден составляли немецкие рыцари, их символами стали белый плащ и чёрный крест. Однако почти сразу орденские рыцари начали войны и захват восточных территорий. Завоеванные земли становились собственностью ордена. Захват прибалтийских земель немцами начался со второй половины XII века. В 1186 году при впадении в реку Даугаву реки Огры на месте ливского селения Юксикюла было образовано Икскюльское епископство в Руси во главе с викарием архиепископа Бременского епископом Мейнгардом. В 1198 году ливонским епископом был назначен Альберт фон Буксгевден, который при поддержке папы, германского и датского королей с большим наёмным войском вступил на землю ливов. В 1200 году в устье Двины рыцарями был основан город Рига, в который из Икскюля перенесли епископскую резиденцию, и в течение последующих двадцати лет, почти постоянно воюя с Полоцким княжеством, немцы покорили почти всю Прибалтику, земли которой были разделены между епископом, орденом и крупными немецкими феодалами. Ученик и современник епископа Альберта немецкий священник Генрих Латвийский в своей «Хроники Ливонии» писал:
«В год господен 1198 достопочтенный Альберт, каноник бременский, был посвящен в епископы. В следующее за посвящением лето он отправился в Готландию и там набрал до пятисот человек для крестового похода в Ливонию.
Во второй год епископства Альберт, вместе с графом Конрадом Дортмунским, Гербертом Ибургским и многими пилигриммами, пошёл в Ливонию, имея с собой 23 корабля. Зная злобу ливов и видя, что без помощи пилигриммов он ничего не добьётся с этими людьми, епископ послал в Рим брата Теодориха из Торейды за грамотой на крестовый поход. Теодорих изложил святейшему Иннокентию порученное ему дело, и вышеуказанная грамота милостиво была ему вручена.
На третий год своего посвящения епископ, оставив заложников в Тевтонии, возвратился в Ливонию с пилигриммами, каких сумел собрать, и в то же лето построен был город Рига на обширном поле, при котором можно было устроить и корабельную гавань».
В 1207 году рижский епископ Альберт стал князем Священной Римской империи, принеся присягу императору Филиппу Швабскому, однако римский папа Иннокентий III сделал рижского епископа независимым от императора, подчинив его напрямую себе, а позднее следующий римский папа присвоил Альберту сан архиепископа, что значительно повысило его политическое влияние и возможности.
В 1202 году с целью захвата остальных прибалтийских земель по благословению римского папы и уставу военно-монашеского ордена тамплиеров-храмовников (первоначальное жилище орденской братии в Иерусалиме в замке, построенном на фундаменте Соломонова храма), в виде государственного образования был создан еще один немецкий рыцарский орден меченосцев-крестоносцев. Члены ордена имели отличительный знак — красный крест и меч на белом плаще. Изображение меча на плащах и гербе и дало название — орден меченосцев».
Ливонским орден стал по имени завоеванных рыцарями ливов, живших в бассейне Западной Двины. Ливонский орден — («братья воинства христова») состоял из духовенства — «братьев-священников», воинов — «братьев-рыцарей» и оруженосцев и ремесленников — «служащих-братьев». Вступающий в орден по уставу давал четыре обета — обет безусловного послушания орденскому начальству, обет целомудрия, обет бедности и обет посвящения всей своей жизни «борьбе с неверными и язычниками». Орденские братья были обязаны ежедневно присутствовать на богослужениях, имели общие стол и жилище в орденских замках. Орденские братья одевались в простую черную или коричневую одежду из грубой ткани, были обязаны коротко стричься и носить короткую бороду. Запрещались любые развлечения, включая охоту. Братьями-священниками могли стать только давшие орденские обеты лица духовного звания, даже не дворянского звания. Они одевались в узкий белый кафтан с красным крестом на груди и без нашитого меча. Братья-священники всегда ходили в походы вместе с братьями-рыцарями — ни один орденский брат не мог исповедаться и получить отпущение грехов ни у кого другого, кроме орденского брата-священника. Братьями-рыцарями могли стать только лица дворянского, рыцарского рода, клятвенно удостоверявшие до приема, что они дворяне или рыцари, а также когда, где и как они или их предки получили эти звания. Будущие братья-рыцари должны были быть рождены в законном браке, неженаты, не принадлежать ни к какому другому ордену, не заражены никакими болезнями и никому ничего не обещать до вступления в орден. Сам орден никого не возводил в звание рыцаря. Вступающий воин произносил клятву, четыре обета и торжественно принимался в орден. На него возлагали рыцарский плащ, перепоясывали рыцарским мечом и вручали полное вооружние — меч, щит, копьё и палицу. Орден также назначал своему рыцарю оруженосца для прислуги и давал три лошади. Само оружие вручалось без всяких украшений, но очень высокого качества. Брат-рыцарь одевался в длинный белый кафтан и белый плащ, на левой стороне которого на уровне груди был нашит красный крест и под ним красный меч. Братья-служащие (стрелки, арбалетчики, кузнецы, повара, слуги) были только простого сословия, перед вступлением в орден обязаны были удостоверить, что они никому не принадлежали в качестве раба и также давали клятвы и обеты.
Орден возглавлял Великий Магистр, который командовал войском, для ведения орденских дел был наделён неограниченной властью, лишь только в некоторых случаях подчиняясь Совету общего собрания-капитула братьев-рыцарей. Вторым в иерархии был капеллан — орденский канцлер и хранитель печати. Высокое положение занимали казначей и драпир, ведавший орденским вооружением и снаряжением. Управлением и судом в завоёванных землях Эстонии и Латвии ведали провинциальные орденские магистры-командоры, фогты и попечители-начальники замков. Все рыцари, жившие в одном орденском замке, составляли конвент во главе с попечителем. Частные и генеральные собрания братьев конвента назывались капитулами.
Ленными властителями ордена меченосцев были епископы, дававшие ордену земли во владение на праве епископского вассала. Епископ принимал присягу в верности и послушании орденского магистра, как ленном, так и каноническом. Орден подлежал епископскому суду и находился в его духовной и светской юрисдикции. На эстонских и латвийских землях было создано орденское рыцарское государство — Ливония — сразу же ставшее угрожать Новгороду.
Известный русский историк В.Т.Пашуто так писал о натиске крестоносцев на Прибалтику:
«Положение Эстонии (в 1223 году — А. А.) заметно ухудшилось и тогда от имени её нобилей на Русь были отправлены в качестве послов старейшины эстонской земли Саккалы «с деньгами и многими дарами», чтобы «попытаться, не удасться ли призвать королей русских на помощь против тевтонов и всех латинян». Миссия удалась. Князь Юрий Всеволодович отправил осенью 1223 года в Прибалтику двадцатитысячное суздальско-новгородско-псковское войско во главе с Ярославом Всеволодовичем. Эсты в Тарту встретили русских как освободителей, поднесли князю «большие дары», передали ему пленных рыцарей и захваченное оружие. В Тарту и Отепяа были поставлены гарнизоны.
Это войско дошло до датского Ревеля, но не смогло его взять. Борьба с крестоносцами требовала больших сил. В следующем году Юрьев-Дерпт-Тарту был взят крестоносцами. Эстонско-русский гарнизон пал в геройской обороне. Это был тяжёлый удар по эстонско-русским силам. Международные документы не оставляют сомнений в усиленном нажиме держав-агрессоров на Русь. Политика шантажа и раскола оказывала влияние и на боярских правителей Новгорода и Пскова, готовых ставить свои торговые интересы и пошатнувшиеся сборы прибалтийских даней выше общерусских политических целей.
Владимире-суздальские князья имели представление о международном аспекте происходившей в Прибалтике борьбы. Достаточно сказать, что, продолжая соперничество за гегемонию на Руси, князь Ярослав Всеволодович в 1206 году пытался занять галицкий стол по соглашению с Венгрией, достался же Галич его смоленскому сопернику Мстиславу Удалому, которого в Новгороде посещало посольство союзного краковского князя. Вот почему после успешных походов на Литву и в Финляндию, правивший в Новгороде Ярослав Всеволодович привёл свои полки и предложил боярскому совету поход на Ригу. Но дело осложнилось тем, что псковское боярство заключило с Ригой особый мирный договор около 1228 года. Воспользовавшись отказом псковских бояр, и Новгород уклонился от похода. Не добившись цели, князь увел полки.
Известно, что в 1227 году князь Ярослав Всеволодович с новгородским войском привёл большой полон из Южной Финляндии (Еми); в том же году он распорядился ввести христианство в Карелии. Папство относило и Финляндию и Карелию к сфере интересов крестоносцев. Папа Иннокентий III направил сюда англичанина доминиканца Томаса в качестве нового епископа финнов, его поддержал Гонорий III, требуя торговой блокады врагов веры, то есть карел и русских. Поход Ярослава Всеволодовича в 1227 году вызвал жалобу Томаса, и в 1229 году папа Григорий IX призвал основные торговые центры Прибалтики Линчепинг, Висби, Ригу, Динамюнде и Любек под угрозой отлучения не продавать язычникам и союзным им русским, как это делается и относительно арабов, оружия, лошадей, суда, продукты. Папа ещё в 1232 году распорядился, чтобы немецкий Орден защитил Томаса от нападений (?! — А.А.) Руси».
Русский историк И.П. Шаскольский в своей книге «Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII—XIII веках, вышедшей в Ленинграде в 1978 году, писал:
«Ярослав был вторым сыном Всеволода Большое Гнездо и после смерти отца стал удельным князем в Переяславле-Залесском. Но сидевшему в Новгороде князю Всеволоду Юрьевичу, сыну великого князя Юрия и племяннику Ярослава, было всего 11 лет, и Ярослав был в трудный момент (1223 год) вызван в Новгород, где фактически возглавил внешнюю политику. Позднее, с 1225 года, Ярослав становится уже и де-юре новгородским князем вместо Всеволода. Фигура Ярослава, как, пожалуй, первого выдающегося руководителя новгородской внешней политики незаслуженно забыта нашими историками. Его обычно никак не выделяют из длинной вереницы часто сменявшихся новгородских князей.
В конце 1222 года на острове Сарема вспыхнуло восстание эстов, вскоре охватившее всю страну. Восставшие пригласили на помощь румсские войска из Новгорода и Пскова.
В ходе последующих событий во главе новгородской внешней политики впервые выступает Ярослав Всеволодович (отец Александра Невского), с именем которого мы столкнемся и при изучении борьбы против шведской экспансии. Одно только перечисление военно-политических мероприятий по борьбе с немцами, проведенных Ярославом, характеризует его как выдающегося руководителя внешней политики Новгородской Руси, как организатора активной обороны против немецкого наступления. И мы считаем нужным хоть вкратце показать роль Ярослава в борьбе с немецкой агрессией, ибо после этого нам более понятна будет его роль в борьбе со шведами.
В 1223 году Ярослав решил воспользоваться эстонским восстанием, чтобы попытаться восстановить новгородское влияние в Прибалтике. С двадцатитысячным войском Ярослав двинулся через Эстонию на Ригу. Но в середине похода ему пришлось изменить маршрут и вместо удара на Ригу заняться осадой неприступного ревельского замка. Реальных результатов Ярослав добиться не смог, поход кончился неудачей.
Ярослав продолжал борьбу и дальше: скорее всего именно ему принадлежит идея посылки в Юрьев князя Вячко с русской дружиной. Подавление эстонского восстания немцами и взятие Юрьева в 1224 году завершали немецкое завоевание Прибалтики и явились крупным поражением Новгородского государства. Граница, установившаяся по миру 1224 года по Чудскому озеру и реке Нарове, превратила немецкий рыцарский орден в непосредственного соседа коренных новгородских земель.
Русская государственность не сразу примирилась с утратой своих владений в Прибалтике. В 1228 году Ярослав сделал попытку организовать новый поход на Ригу, но правящая верхушка Новгорода и Пскова выступила против князя, не желая нарушать уже налаживающиеся торговые связи с рижскими немцами. В 1234 году Ярослав добился все же организации успешного похода в Ливонию, но изменить границы в пользу Новгорода он уже был не в силах.
Завоевание Прибалтики немцами, захват северной Эстонии (до Наровы) датчанами создали постоянную угрозу вражеского нападения на западных рубежах Новгородского государства южнее Финского залива. Частые нападения и непрерывные мелкие столкновения на ливонской границе с начала второй четверти XIII века и почти вплоть до самого конца существования Новгородского государства отвлекали и внимание, и силы новгородцев от решения других внешнеполитических задач.
Немецко-датское завоевание Прибалтики явилось наиболее крупным фактором, осложнившим новгородскую политику в районе Финского залива. В XIII веке больше, чем в XII веке, сказывался и другой фактор — феодальные междоусобицы на Руси, постоянно отвлекавшие внимание новгородцев от активной борьбы на Западе. Новгород не мог последовательно проводить свою линию ни в Эстонии, ни в Финляндии, ибо его военные силы через каждые несколько лет должны были участвовать в очередной междукняжеской войне.
Ареной борьбы Руси и Швеции в 20—30-е годы XIII века явилась центральная Финляндия, земля еми (Тавастланд).
В конце второго десятилетия XIII века папе и скандинавским прелатам, наконец, удалось подыскать подходящего человека на пост епископа Финляндии. Это был англичанин Томас, бывший каноник Упсальского собора. Томас сразу проявил себя на посту епископа как способный организатор и крупный политический деятель. С приходом Томаса к власти шведское владычество в юго-западной Финляндии впервые становится прочным. Одновременно с религиозной пропагандой шведские миссионеры постарались подчинить своему политическому влиянию и настроить против русских правящую верхушку еми-тавастов; в результате в середине 20-х годов XIII века происходит временное отпадение значительной части земли еми от Новгорода.
Возглавлявший новгородскую внешнюю политику князь Ярослав Всеволодович хорошо понимал, какую опасность представляет отпадение еми на этот раз, когда за ее спиной стоят шведы. Решено было прибегнуть к самым крутым и решительным мерам, чтобы восстановить зависимость отпавших областей от Новгорода.
Князь Ярослав сам встал во главе похода и двинулся в землю еми.
Перейдя по льду Финский залив, Ярослав со своей дружиной прошёл через всю землю еми, дошёл до самых отдалённых местностей (вероятно, на западе и северо-западе), ещё не видавших русских воинов. Новгородцы предали суровому наказанию непокорные области. Судя по летописи, Ярославом было захвачено много пленных.
Сопротивление еми было подавлено, очевидно, без большого труда, поскольку летописи ничего не сообщают об этом. Подобный факт не может быть объясним слабостью еми-тавастов по сравнению с войсками Русского феодального государства. Мы увидим впоследствии, какой страшной силой представлялись тавасты в 1237 году папе Григорию XI. Нам кажется, что быстрый и легкий успех Ярослава в 1227 году можно объяснить тем, что католицизм не проник ещё глубоко в народные массы, а затронул лишь господствующую верхушку еми.
Судя по рассказам летописей, поход Ярослава в 1227 году кончился полным успехом. Но в тех же летописях под следующим, 1228 годом зафиксированы события, которые приводят нас к совершенно другому выводу. В 1228 году большой отряд еми (2 тысячи воинов) нападает на русские приладожские села. Правда, нападение кончилось неудачей, было отражено ладожанами, карелами и ижорой. Но самый факт нападения, притом такого крупного отряда, говорит о многом.
Очевидно, Ярослав, добившись в 1227 году большого стратегического успеха, не смог всеже восстановить политическую зависимость земли еми от Новгорода. Возможно, что для виду, чтобы избавиться от русских войск, племенная знать многих областей страны изъявила покорность Ярославу. Но, как только новгородские войска ушли из Финляндии, большая часть областей снова отпала и выслала большой военный отряд в набег на русские сёла, чтобы отомстить за поход 1227 года.
Ярослав, очевидно, сам понимал непрочность дос" тигнутого им в 1227 году успеха и неизбежность возвращения еми под влияние шведов, поэтому он счёл необходимым принять чрезвычайные меры для закрепления за Русью западных областей Карелии, прилегающих к земле еми, чтобы обеспечить эти области от проникновения шведского влияния.
Такой чрезвычайной мерой явилось массовое крещение. В первый и единственный раз новгородцам пришлось прибегнуть к единовременному крещению населения зависимой территории. Слова летописи «Ярослав Всеволодич, послав, крести множество корел, мало не все люди», разумеется, нельзя понимать как крещение всего племени. Ведь крещение всего племени вовсе не было необходимо. Карелы северного Приладожья и Беломорья, недоступные для шведского влияния, не требовали такого родозакрепления за Новгородом. Нуждались в нем лишь основные карельские земли на Карельском перешейке и к западу от него, которые могли стать в близком будущем ареной борьбы; к тому же именно через эту территорию проходили русские войска во время походов в Финляндию, отсюда же рекрутировались вспомогательные отряды для этих походов.
У нас есть все основания думать, что Ярослав в результате крещения западных карел действительно добился на долгие годы (до последней трети XIII века) закрепления западнокарельской территории в составе Новгородского государства, В ходе последующих событий вплоть до конца 60-х годов карелы неоднократно выступают как новгородские подданные, участвуя в борьбе против шведов и немцев вместе с новгородцами».
Тогда же, после похода, «поиде князь Ярослав с княгинею и с детми Переяславю».
Ненадолго.