Избрание Стефана Блуаского.Генрих I умер, не оставив завещания. Его дочь, «императрица» Матильда, была не по сердцу нормандским баронам вследствие своего брака с главой анжуйского дома, исконного врага Нормандии. Поэтому они охотно поверили сомнительному показанию коннетабля Гуго Биго, будто Генрих на смертном одре лишил наследства свою дочь и назначил своим преемником Стефана из блуа-шампанского дома, графа Мортэня и Булони, бывшего по матери Адели внуком Вильгельма Завоевателя и по жене Матильде — племянником Генриха I. Вопреки своему клятвенному обещанию признать права императрицы, Стефан поспешил прибыть в Англию еще прежде, чем покойный король был похоронен. Бароны, собравшись в Лондоне, единогласно избрали его королем и кентерберийский архиепископ после некоторого сопротивления согласился короновать его (22 декабря). Наконец, и папа утвердил избрание.
Стефан сделал то же, что Генрих I: на съезде в Оксфорде он издал новую хартию, в которой обещал духовенству свободу канонических выборов, баронам — смягчение законов относительно королевских лесов и охоты, народу — отмену датской подати. Возможно, что он говорил искренно, но вскоре события заставили его нарушить свои обещания.
Гражданская война: Стефан и Матильда. Действительно, его скорее терпели, чем признавали. Издержав сбережения своего дяди, он принужден был вступить одновременно в войну и с внутренними, и с внешними врагами. Сначала в Англию вторгся шотландский король; он был остановлен баронами и ополчением Йорка под предводительством Готье Эспека, старика исполинского роста с громовым голосом, и архиепископа Торстина, который велел носить себя на носилках по рядам войска, чтобы воодушевить англичан к битве. Сражение произошло при Каутон-Муре (1138) и закончилось блестящей победой англичан; оно получило название Битва знамен. Но в эту самую минуту взялся за оружие граф Глостерский Роберт, побочный сын Генриха I. В 1135 г. он признал Стефана, в 1138-м он вместе со знатнейшими из нормандских баронов признал права своей сестры Матильды. Это было сигналом к междоусобной войне, которая затем 15 лет свирепствует в стране. Стефан был не лишен способностей, необходимых для борьбы. Он был храбр, великодушен, любезен и доступен жалости; он старался сохранить администрацию в том виде, как ее организовал его предшественник. При ближайшем рассмотрении его политика оказывается не настолько сознательно вредной, как это утверждали; но он вынужден был жить изо дня в день, прибегать к крайним средствам и политическим злоупотреблениям. Чтобы наполнить свою казну, он подделывал монету; чтобы иметь возможность вести войну, он нанимал брабантских наемников. Он дорого покупал ненадежные услуги, вроде услуг Жофруа Мандевиля, графа Эссексского, который долго с успехом играл роль изменника, но позже был вероломно схвачен и принужден вернуть награбленное. Окруженный врагами Стефан опасался измены даже со стороны своих преданнейших слуг. Рожер Салисберийский, организатор центрального управления при Генрихе I, более кого-либо другого содействовал возведению Стефана на престол; но у него были обширные поместья, он настроил сильных крепостей и наполнил администрацию своими ставленниками. Стефан велел арестовать его в 1139 г. вместе с его сыном Рожером, канцлером Англии, и его двумя племянниками: Нигелем, епископом Элийским и казначеем, и Александром, епископом Линкольнским. Эта жестокость восстановила против него все духовенство; даже его брат Генрих Винчестерский, папский легат, стал на сторону его врагов. Наконец прибыла Матильда; Англия сразу разделилась на две половины: западные графства, где господствовал Роберт Глостерский, признали императрицу; Стефан держался еще только в восточных графствах. Их силы были почти равны, и борьба не привела ни к какому окончательному результату. В 1141 г. Стефан был взят в плен в битве при Линкольне, и Матильда была избрана королевой в Винчестере; но на помощь свергнутому королю пришли подкрепления, и Матильда должна была поспешно бежать; она спаслась благодаря преданности графа-маршала Иоанна. Роберт Глостерский также попал в плен, но был освобожден в обмен на Стефана. В 1147 г. он умер, и Матильда, лишившись этого драгоценного союзника, удалилась на континент.
Гражданская война довершает слияние рас.Стефан сделался владыкой разоренной страны. Повсюду возникли грозные замки; сеньоры и брабантские наемники сделались разбойниками на больших дорогах; они жгли города, хватали крестьян и пытали их, чтобы заставить отдать деньги. Тысячи людей погибали от голода и нужды. «Сама земля, — восклицает последний редактор Саксонской летописи, — отказывалась производить; Христос и святые спали». Хуже всего было то, что лица, из-за которых шла борьба, не заслуживали такого доверия; если Стефан был неискусным тираном, то и Матильда не обнаружила ни большей мягкости, ни большего искусства. Она, может быть еще больше своего соперника, уронила королевский авторитет, который, между тем, один только мог обеспечить политическое и духовное единство страны. Однако из этого ада вышло нечто хорошее: оба противника одинаково искали поддержки в английской нации; в каждом лагере были и нормандцы, и саксы; им делали одинаковые обещания, они получали одинаковые награды. В этой гражданской войне, строго говоря, и произошло окончательное слияние победителей с побежденными.
Стефан восторжествовал на минуту вследствие общей усталости; вскоре против него выступил опасный противник — Генрих Плантагенет.
Генрих Плантагенетродился в 1133 г. в Мансе; он был сыном императрицы Матильды и Готфрида Красивого, прозванного Плантагенетом за свою любовь к охоте среди колючих кустарников (рlanta geneta). Он унаследовал от матери пламенное властолюбие, от отца — любовь к науке и спорам, изумительную память, пылкий темперамент и очаровательные манеры. Он воспитывался сначала в Руане, «в доме своего деда Роллона», затем в церковном и ученом городе Анжере. Девяти лет он был отвезен к своей матери в Англию и жил в Бристоле у своего дяди Роберта среди тревог междоусобной войны. В 1149 г. он поехал в Карлайл навестить своего дядю Давида, короля Шотландии, и получить от него рыцарскую шпагу; с этих пор он выступает претендентом на английскую корону. В 1151 г. он получил в лен от матери Нормандское герцогство; вскоре умер его отец, оставив ему Анжу, Турэнь и Мен. Затем он женился на Элеоноре Аквитанской, разведенной жене Людовика VII, которая принесла ему в приданое Аквитанское герцогство (1152). Теперь он был самым могущественным феодалом Франции; его владения простирались беспрерывно от берегов Брели до подножия Пиренеев и охватывали нижнее течение трех больших рек: Сены, Луары и Гаронны. В июне 1153 г. он высадился в Англии. Одержанная им победа дала ему возможность пройти до Уоллингфорда; бароны обеих армий заставили своих вождей пойти на переговоры. Преждевременная смерть Евстахия, старшего сына Стефана, облегчила заключение мира, который окончательно был подтвержден клятвами в Вестминстере: Стефан признал Генриха своим приемным сыном и наследником, а Генрих признал за детьми Стефана права на континентальное наследие их отца. Спустя шесть месяцев Стефан умер (25 октября), и Генрих был коронован в Винчестере (19 декабря 1154 г.)
Генрих II. Новому королю был 21 год от роду. Он был высокого роста, широкоплеч, имел шею быка, крепкие руки и большие костлявые кисти, рыжие, коротко остриженные волосы, грубый и резкий голос; его светлые глаза, очень приятные, когда он был спокоен, расширялись в минуту гнева и метали молнии, заставляя трепетать самых смелых людей. Он умерен в пище, обладал чутким сном и одевался небрежно, предпочитая короткий анжуйский плащ длинной одежде нормандцев; доступный во всякое время, он любил людей за услуги, которые они оказали ему или которые он мог ожидать от них; суровый в отношении к своим солдатам, которых он щадил так же мало, как самого себя, он скорбел об убитых, потому что не любил потерь. Нужна была его неутомимая энергия, его гибкий и быстрый ум, чтобы управлять столь обширным государством, состоявшим из самых разнообразных народностей, которые говорили на различных языках и искони соперничали между собой, — государством, окруженным завистливыми соседями; нужна была его страстная ненависть к беспорядку, чтобы Англия могла выйти из хаоса.
С первых шагов своего правления он окружил себя превосходными советниками, которых взял из всех лагерей: Ричардом де Люси, служившим Стефану, архиепископом Тибо, врагом Стефана, элийским епископом Нигелем, который был низложен в 1140 г. С Генрихом Винчестерским, братом Стефана, который, образумившись под конец жизни, интересовался только своими художественными коллекциями, он заключил дружбу, и несмотря на некоторые недоразумения, умел поддержать ее до конца. При своем короновании он возобновил те церемонии, которые были соблюдены при венчании его деда Генриха I; он даже три раза появлялся в королевской короне на торжественных съездах — в 1157 г. в Сент-Эдмонде и Линкольне, и в 1158 г. в Ворчестере; он делал это не из тщеславия, а из политических соображений, так как блеск королевской власти привлекал к нему новых приверженцев. По примеру своих предшественников он издал «хартию вольностей», но очень короткую, точно не хотел принимать на себя слишком определенных обязательств; затем он немедленно принялся за трудное дело внутреннего преобразования, которое он тщетно предлагал Стефану произвести совместно. Шахматная палата снова начала регулярно функционировать. Иностранные наемники были отпущены, многочисленные укрепленные замки, которые знать беззаконно возвела в предшествующее царствование, были разрушены. Большинство графов, возведенных в это звание Стефаном и Матильдой, были лишены своего титула, и возвращены отчужденные от домена земли. Его двоюродный брат, юный шотландский король Малькольм IV, принес ему клятву феодальной верности в Честере (июнь 1157 г.); Нортумберленд и Кумберленд вернулись под власть английского короля. В еле дующем году он предпринял поход в Уэльс: под предлогом желания уладить спор между Оуэном Гуинетом и его братом Кэдуолэдером он вторгся в Северную Англию; если ему и не удалось удержаться здесь, то он по крайней мере упрочил мир на этой границе.
Генрих II и его анжуйская держава.Генрих II был еще более анжуйским князем, чем английским королем. Высчитано, что из 35 лет своего царствования он провел в Англии только 13 и лишь три раза оставался там сряду два года. Все остальное время он посвящал своим французским владениям; с 1158 по 1163 г. он оставался в них беспрерывно. По своему двойному званию герцога Аквитании и Нормандии, он нес на себе разнородные и плохо определенные феодальные обязательства. Будучи, в качестве анжуйского графа, сенешалем Франции, он принадлежал к числу высших сановников того самого государя, который был его главным противником; со своей стороны, он владел более или менее законными сюзеренными правами над Бретонским графством, зависевшим от Нормандии, над Берри, Овернью и Тулузой, действительными или мнимыми феодами Аквитании. Вне Франции он находился в родстве с Фульком, анжуйским королем Иерусалима, которому приходился внуком, и с нор мандским королем Сицилии, и не щадил усилий, чтобы приобрести их поддержку. С другой стороны, у него не было недостатка и во врагах; ему приходилось бороться с детьми Стефана, которые заявляли притязания на Мортэнское графство, со своим собственным братом Жофруа, который требовал Анжу, и с французским королем Людовиком VII, который не дал ему взять Тулузу (1159). Искусно уладив свои континентальные дела, Генрих II вернулся в свое королевство; здесь ждало его опасное столкновение.
Во время его отсутствия Англией мудро управляли Ричард де Люси и Роберт, граф Лейстера, высшие судьи королевства. Королевские доходы, упавшие с 60 тысяч до 20 тысяч ливров, снова возросли. К старым налогам прибавился новый — щитовая подать или денежный выкуп за военную службу, которой повинен был каждый свободный землевладелец, получавший не менее 20 ливров годового дохода; именно этот налог дал возможность Генриху II покрыть цержки войны с Тулузой. Общественный мир охранялся бдительной администрацией, душой которой был канцлер Бекет.
Фома Бекетродился в Лондоне в 1117 г. Сын Гильберта Бекета из Руана и Матильды из Кана (один летописец называет ее Розой), он был чистый нормандец по происхождению, и только позднее возникла легенда, будто в его жилах текла наполовину сарацинская кровь. Сначала он воспитывался по-дворянски в доме Ричарда де Лэгля в Певенси, но когда его отец, богатый купец в Сити, потерял свое состояние, Фома сделался клириком и вступил в канцелярию своего родственника Осберна Huti-Deneiers, затем в канцелярию канцлера и кентерберийского архиепископа Тибо. Ему было тогда 22 года; он был худ и бледен, с черными волосами, длинным носом и строгими чертами лица; его скромные манеры и обаятельная речь могли ввести в заблуждение относительно настоящих свойств его натуры: это был чрезвычайно страстный человек. Что бы он ни делал, он весь отдавался своему делу; он служил нескольким господам, но каждый раз лишь одному: сначала архиепископу, потом королю и, наконец, Богу.
Тибо привлекал к себе все, что было лучшего в духовенстве; его секретарем был знаменитый Иоанн Салисберийский, будущий епископ Шартрский и биограф Фомы Бекета; он ввел в Англии изучение канонического права и поручил преподавание его в Оксфорде Вакарию, древнейшему из известных нам профессоров знаменитого университета. Молодой клирик отдался этой науке со всей страстностью своей натуры; он отправился даже в Болонью слушать Грациана, который в то время издавал свой «Декрет». Фома усвоил только политическую часть этого учения, потому что он никогда не был ни глубоким канонистом, ни искусным писателем; он вооружился для деятельности. По окончании курса он стал одним из любимцев архиепископа; в 1152 г. он был послан и Рим просить папу, чтобы тот помешал Стефану коронован, своего сына Евстахия; он исполнил это поручение с успехом, и этим, с одной стороны, обеспечил корону за Генрихом Плантагенетом, с другой — подготовил свое собственное возвышение. Он был назначен кентерберийским архидьяконом и беверлейским прево; по вступлении на престол Генри ха II он стал канцлером Англии. В этой видной должности он отличился как судья, финансист и дипломат, защищая права короля даже против церкви: когда Генрих II обложил щитовой податью земли духовенства (1158), архиепископ Тибо протестовал против этой меры, но канцлер одобрил ее. Осыпанный королевскими милостями, Бекет стал высокомерен и горд, «свиреп, как волк, поймавший ягненка»; он жил в роскоши, окруженный блестящей свитой рыцарей, которых содержал при себе на доходы со своих многочисленных бенефиций. Он любил охоту и войну; один из его биографов, поэт Готье, не раз видел его в Нормандии «скачущим против французов». Итак, Фома Бекет был именно таким министром, каких искал Генрих II; поэтому король пожелал поставить его во главе духовенства, то есть того сословия, которое снабжало администрацию наиболее образованными и наиболее честными чиновниками — притом чиновниками наименее опасными, потому что они не могли ни носить оружия, ни делать свои должности наследственными. Он надеялся найти в нем второго Ланфранка. Но времена изменились. Среди наиболее строгих членов духовенства возобладало мнение, что церковь, чтобы жить благопристойно, должна воздерживаться от светских дел и не поставлять более государству министров и судей. Фома познакомился с этими взглядами еще у своих учителей в Болонье и Кентербери; до сих пор он обращал на них мало внимания, потому что его связывали с духовенством только его обширные поместья; но пост примаса, предложенный ему Генрихом, налагал на него другие обязанности. Он предвидел, что его дружба с королем кончится здесь. «Кентерберийский архиепископ, — говорит он, — должен грешить или перед Богом, или перед королем». Генрих II отказывался верить этому; несмотря на советы своей матери, на протесты вельмож и жалобы церкви, он заставил избирателей избрать своего кандидата. Фома, который ранее принял лишь малое посвящение, был поставлен в священники 2 июня 1162 г., на другой день посвящен в архиепископы, а два месяца спустя облачен паллией. Видя, с каким упорством король настаивал на избрании своего министра и как быстро Бекет согласился принять это избрание, кто мог бы поверить, что между ними тотчас же вспыхнет непримиримая вражда?
Бекет сразу изменил свой образ жизни; роскошь была изгнана из его дома; он оделся в платье монахов своего ордена и подавал им пример строгой жизни; он окружил себя духовными, которые прославились своей ученостью, особенно в области права, и все свое время посвящал наукам, молитве и благочестивым делам. Мало того, он оставил пост канцлера, позаботившись, однако, получить от юстициария квитанцию в принятии всех сумм, которые находились в его зуках во время его службы (без сомнения, в Англии существовал такой обычай); но Генрих II не для того осыпал почестями своего слугу, чтобы потерять его, и он принял его прошение об отставке, как личное оскорбление. Еще более обострились отношения, когда на торжественном съезде в Удстоке (1 июля 1163 г.) примас отказался утвердить сбор датской подати с церковных земель; это был первый случай со времени завоевания, когда королю отказывали в подати. Неизвестно, как поступил Генрих II, но с этих пор более не было речи о датской подати.
Бекет и Кларендонские постановления.Три месяца спустя, в Вестминстере (1 октября), король жаловался на снисходительность церковных судов, на их вымогательства, и указывал на то, что они облегчают уголовным преступникам возможность уклоняться от наказания. Действительно, достаточно было называться клириком, и можно было не принимать даже малого посвящения, чтобы быть изъятым из ведения светского суда. Генрих потребовал, чтобы клирики, виновные в воровстве или убийстве и наказанные по законам своего сословия, передавались затем в руки светских судей и наказывались согласно с обычаями королевства. Фома не согласился. «Было бы несправедливо, — говорил он не без основания, — подвергать человека двойному наказанию за один и тот же проступок». Король тщетно ссылался на обычное право королевства; закон церкви имел в глазах примаса больше силы, чем светский закон, и Фома соглашался признавать последний лишь постольку, поскольку он не идет вразрез с первым. Спор был неразрешим. Обычаи королевства не были еще ни записаны, ни точно определены; будь они установлены, церковь не покорилась бы им добровольно, потому что она апеллировала к справедливости против права; притом, не следует забывать, что церковное судопроизводство было в то время менее обременительно и церковные наказания — менее жестоки, чем светские. Таким образом, защищая привилегии своего сословия, Бекет, может быть сам того не сознавая, отстаивал интересы человеческого достоинства против Генриха II, который, ссылаясь на пример своего деда, выражал намерение править деспотически. Король внезапно прекратил совещание и в бешенстве покинул Лондон, сопровождаемый дрожащей толпой прелатов, боявшихся потерять свои кафедры. Фома остался почти один при своем мнении.
Вскоре после Рождества двор собрался в Кларендоне, уединенной деревушке, где находился охотничий замок короля. Здесь, введенный в обман епископами, напуганный перспективой смерти, которой грозили ему, Фома уступил: он обещал соблюдать «обычаи королевства». Советники короля (Фома утверждал позднее, что это были только юсти-циарий Ричард де Люси и один французский легист Жоселен де Байлейль) тотчас удалились в соседнюю комнату, чтобы изложить письменно текст этих обычаев. Так явились «шестнадцать кларендонских статей», которые, по словам этой конституции, были утверждены епископами и вельможами королевства (30 января 1164 г.). Они постановляли, что духовные лица, обвиненные в каком-либо проступке, должны быть судимы как королевским судом, так и церковным; если они уличены или сознаются в своем проступке, церковь более не защищает их (статья 3). В церковных делах апелляция идет от архидьякона к епископу, от последнего — к архиепископу, но не далее (статья 8). Архиепископы и епископы, как все прямые вассалы короля, обязаны повиноваться королевским чиновникам, исполнять все обязанности, лежащие на их феодах, присутствовать при судоговорении королевского суда, кроме тех случаев, когда имеются в виду смертная казнь или изувечение (статья 11); они не имеют права покидать королевство без согласия короля и без присяги, что не сделают ничего, что могло бы повредить королю или королевству (статья 4). Остальные статьи касаются права короля на доходы с вакантных кафедр, права опеки и назначения на церковные должности, отлучений, судопроизводства и т. д.
Если таковы были обычаи королевства во времена Генриха I, что не вполне достоверно, то эти статьи определяли феодальные и политические обязанности духовенства с такой точностью, которая несомненно была стеснительна в настоящем и опасна для будущего. Как во времена Вильгельма Завоевателя, английская церковь оставалась вполне подвластной государству; но со времени Григория VII католическая идея сделала большие успехи. Церковь безусловно приняла теорию всемирной монархии, где папа неограниченно господствует над душами всех христиан и управляет ими через посредство духовенства. Смела ли светская власть пытаться ограничить пределы божественной власти? Фома, к которому вернулась его уверенность, не пробовал даже спорить. Убежденный в том, что соглашение с Генрихом II невозможно, он отказался приложить свою печать к акту, оставил двор и удалился в Винчестер, где в одежде кающегося ждал, чтобы папа отпустил ему грех, который он совершил, забыв на минуту свою обязанность.
Бегство Бекета.Генрих ii поклялся отомстить. Когда Бекет отказался явиться на суд, чтобы защищаться против обвинения, которое предъявил против него Иоанн Маршал, король собрал свой двор в Нортхемптоне для суда над прелатом, виновным в нарушении вассальной обязанности (7 октября). Бароны, высшие чины королевства и епископы, которые принуждены были явиться в силу Кларендонских постановлений, собрались в верхнем зале замка; менее знатные бароны и королевские чиновники, которые также были приглашены, заседали внизу в большой комнате, которую согревала большая жаровня, стоявшая посередине. Совещания продолжались долго, наконец Генрих Винчестерский, насилуя свою совесть, объявил Бекета виновным в неповиновении королевскому приказу. Архиепископ был присужден к штрафу; затем, вопреки расписке, которую он взял при вы— ходе в отставку, от него потребовали точный отчет относительно некоторых сумм, принятых или израсходованных им в его бытность канцлером. Фома предложил уплатить 2 тысячи марок; король не согласился: он хотел доконать своего противника, добиться его низложения; говорили даже, что он замышлял умертвить примаса и разорить его сторонников. Четыре дня прошли в таком смятении, затем Фома, презрев советы тех, которые склоняли его к уступкам, запретил епископам участвовать в этом судилище и объявил, что будет апеллировать против него в Рим; это было двойное нарушение Кларендонских постановлений. Наконец, облачившись в свою первосвященническую одежду, с посохом в руке, он отправился на заседание суда; его вернейшие слуги покинули его, но за ним следовала огромная толпа, сопровождая его своими криками. Епископы не смели ослушаться ни короля, ни архиепископа; они вышли из этого затруднения, попросив у короля разрешения апеллировать к папе против наложенного на них Бекетом запрещения заседать вместе с баронами, и отошли в сторону. Суд был пополнен чиновниками и второстепенными баронами; он признал архиепископа виновным в измене; но в ту минуту, когда графы Лейстерский и Корну-эльский начали читать приговор, Бекет встал и заговорил, торжественно провозглашая независимость духовенства: «Как золото дороже свинца, так духовная власть выше светской». Затем, запретив графам читать приговор, он удалился из замка. В следующую ночь он бежал под прикрытием страшной грозы, переодетым высадился на фламандском берегу и отправился во Францию к папе.
Добровольное изгнание Фомы Бекета было скорее личным ударом для Генриха II, чем поражением его политики. Внутри государства он продолжал свои преобразования. По возвращении из новой неудачной экспедиции против Уэльса (1165) он издал «Кларендонское уложение» — род уголовного кодекса в 22 параграфах, которое устанавливало меры против еретиков, учредил большие следственные жюри в графствах и сотнях для привлечения к суду воров, убийц и их сообщников и расширял власть шерифов в области полиции и круговой поруки в ущерб феодальным юрисдикциям и иммунитетам (1166). В том же году он взял субсидию на брак своей старшей дочери Матильды с саксонским герцогом Генрихом Львом. Этот брак сблизил его с Фридрихом Барбароссой, но, несмотря на настояние императора, он не согласился принять участие в его борьбе с папой Александром III; со своей стороны, Александр в собственных интересах должен был щадить главу могущественной анжуйской державы, и поэтому слабо поддерживал дело Фомы Бекета. Примас, подстрекаемый к сопротивлению теми немногими друзьями, которые последовали за ним в изгнание, возбужденный постом, самоистязаниями и лихорадочным изучением богословских сочинений, ожесточенный преследованиями, которым Генрих II подвергал даже членов своей семьи, почти один продолжал борьбу. Он отказывался признавать епископов, которые были избраны после его отъезда; он отлучил от церкви главных советников Генриха II. Когда король, попирая права кентерберийского архиепископа, заставил Йоркского архиепископа короновать своего старшего сына Генриха Куртман-теля (14 июня 1170 г.), Бекет вырвал у папы обещание послать легатов в Англию, чтобы наложить на нее интердикт. В то же время Людовик VII, раздраженный тем, что его дочь Маргарита не была коронована вместе с ее мужем, наследным принцем, взялся за оружие. Чтобы отклонить грозу, Генрих II явился в Нормандию, в Фретевале он примирился с Людовиком VII (20 июля), а затем и с примасом (22 июля). Он обещал не требовать больше от Бекета соблюдения «обычаев королевства», обещал принять его под свое покровительство, вернуть ему все его имущество, сызнова короновать молодого Генриха, и на этот раз уже с женой. Король и прелат при расставании дали друг другу лобзание мира, но в душе ни один из них не отрекся ни от своей злобы, ни от своих замыслов.
Убийство Фомы Бекета.Бекет считал себя обреченным на мученичество и действовал так, как будто хотел его вызвать. Еще прежде, чем покинуть материк, он отлучил лондонского и салисберийского епископов, сместил епископа Дургэмского и архиепископа Йоркского; затем, не обращая внимания на дошедшие до него зловещие слухи относительно замыслов его врагов, он высадился в Кенте, где народ встретил его с энтузиазмом; в Кентербери монахи приняли его, как «ангела Божьего». Между тем отлученные епископы бежали в Нормандию к Генриху П. Они изобразили ему смуту, происходящую в Англии, и сообщили, что Бекет готовится снять корону с головы молодого короля. Эти рассказы, как ни были они преувеличены или ложны, привели Генриха II в ярость. «Как! — воскликнул он, — среди всех этих трусов, которых я кормлю, нет ни одного, кто отомстил бы за меня этому жалкому клирику?» Но, решившись не выходить из пределов законности, он созвал совет, который признал Бе-кета виновным и осудил его на смертную казнь. В ту самую минуту он узнал, что примас убит в Кентербери у подножия лестницы, ведущей на хоры собора (29 декабря), и что убийцами были люди, принадлежавшие к его дому. Это известие повергло его в отчаяние. Ужас перед злодеянием, совершенным как бы по его приказу, и перед роковыми последствиями, которые он уже предвидел, всецело овладел его душой; в течение пяти недель он нигде не показывался. Папа, подстрекаемый французским королем, графами Блуаским и Шампанским и архиепископом Сансским, выразил намерение отлучить Генриха и наложить интердикт на королевство. Послы Генриха II с большим трудом добились отсрочки; Генрих, так сказать, освятил ее, предприняв поход против ирландцев, имевший почти исключительно религиозный характер. Это дало ему возможность следующей весной предупредить приезд папских легатов, которых он предпочел встретить вне Англии, в Авранше. Здесь он поклялся, что не желал смерти архиепископа, он обещал вернуть кентерберийской кафедре все конфискованное имущество, послать денег тамплиерам для защиты Гроба Господня и самому отправиться в крестовый поход; шестнадцать кларендонских статей были отменены, и молодой Генрих снова коронован, на этот раз вместе с женой (1171).
Потрясение анжуйской державы.Велико было унижение Генриха II. Оно вернуло ему симпатии духовенства, которое, впрочем, Бекет скорее насиловал, чем направлял в своей борьбе против королевского деспотизма; тем не менее, это унижение сильно потрясло его. Без сомнения, с виду он был так же могуществен, как и раньше: вне Англии ему только что удалось путем брака обеспечить за своим сыном Жофруа Бретань (1171); он заключил договоры с графом Мориенским, с графом Тулузским и с арагонским королем. Но в тот момент само существование обширной анжуйской державы подверглось страшной опасности. Она держалась только потому, что ее поддерживала сильная рука единого вождя; теперь в королевской семье начались раздоры. Несмотря на то, что брак Генриха II с Элеонорой Аквитанской был очень плодовит (в течение 15 лет родилось восемь детей), между ними никогда не было сердечного согласия; жена была непокорна, муж — неверен. Дурной муж, Генрих II имел дурных сыновей; притом он так же мало ожидал неблагодарности с их стороны, как раньше со стороны Бекета. Он любил их, но ради самого себя, и по мере того, как они подрастали, он делал их орудиями своей политики. Он не удовольствовался коронованием старшего сына, чтобы обеспечить мирный переход власти: желая облегчить себе бремя правления, он при жизни разделил свою монархию. Генрих получил отцовское наследие: Англию, Нормандию, Анжу, Мен и Турэнь; второй сын, Ричард, — материнское: Аквитанию и Пуату. В действительности же он только раздражил их алчность, не удовлетворив их честолюбия, потому что он предоставил им лишь тень власти. Это ясно обнаружилось, когда он захотел женить своего младшего сына Иоанна на наследнице графа Мориен-ского; так как он раздал все свои владения старшим сыновьям, то он попросил их уступить младшему несколько замков из их доли; Генрих Куртмантель не только отказался, но и бежал ко двору Людовика VII, своего тестя, который признал его единым законным королем Англии. Сама Элеонора, интриговавшая вместе со своим первым мужем против второго, подстрекала Ричарда к восстанию; она поспешила бежать к нему, но была арестована и заключена в тюрьму.
Феодальное восстание.Это было сигналом к восстанию. Англия, вначале благодарная чужеземному королю за водворение порядка после анархии, господствовавшей при Стефане, вскоре почувствовала тяжесть ига и была утомлена деспотическим режимом, который установил Генрих II. Нововведения в области суда и финансов, бывшие вначале благодеянием, сделались тиранией. Низшие чиновники считали для себя все дозволенным при таком господине; злоупотребления, которыми сопровождался сбор налогов, становились с каждым годом все сильнее, процессы — чаще, штрафы — обременительнее. Когда Генрих II в 1170 г., после четырехлетнего отсутствия, вернулся в свое королевство, он был осажден таким количеством жалоб на жестокость чиновников, что вынужден был сместить большинство шерифов. Это были большей частью богатые собственники; они увеличили число недовольных. Высшая знать с раздражением переносила суровый режим, восстановленный Генрихом II; она взялась за оружие, увлекая за собой множество горожан и крестьян, которые смотрели на Бекета, как на защитника народных прав против королевского произвола, и теперь видели в нем муче— ника. Графы Лейстер, Гентингдон, Дерби, Честер, старый Гуго Биго, граф Норфолкский, устранивший права Матильды в 1135 г., и епископ Гуго де Пюизе, пфальцграф Дургэм-ский, племянник Стефана, стали во главе движения, тогда как французский король, графы Фландрский, Булонский и Шампанский образовали грозную коалицию, в которой на первом месте стояли молодой король Генрих и его брат Ричард (1173).
Победа Генриха II над врагами.Решительность и энергия, с которыми Генрих II пошел навстречу опасности, доставили ему победу. Предоставив своим министрам расправляться с его врагами в Англии, он лично отправился на материк; не прошло и нескольких месяцев, как граф Булонский был убит в сражении и вторжение фламандцев остановлено, Людовик VII разбит при Конше и граф Честер взят в плен близ Доля. Перемирие, заключенное на Рождество с французским королем, дало возможность Генриху II, «забывшему о пище и сне», обратиться против Пуату (1173). Тревожные известия из Англии принудили его оставить свои континентальные владения лишь наполовину примиренными. У ворот Кентербери он сошел с коня и босиком, в одежде кающегося, пошел к гробу мученика; здесь он долгое время молился и принял бичевание семидесяти монахов собора. В тот же день шотландцы были наголову разбиты при Альнвике (13 июля 1174 г.). После этого Гуго Биго выдал свои замки, дургэм-ский епископ отпустил своих фламандских наемников, город Лейстер был взят и его укрепления разрушены. С этой стороны дело было выиграно. Чтобы остановить французов, возобновивших военные действия, достаточно было одного появления Генриха. «Сам Бог был за него», — сказал Людовик VII. 30 сентября в Жизоре был заключен мир между королями; оба сына короля примирились с отцом, присягнув ему на верность. Пленники были освобождены на довольно тяжелых условиях: шотландский король должен был признать себя вассалом английского короля; только королева Элеонора осталась пленницей. К концу 1174 г. мир был восстановлен. Высшая знать, потомки завоевателей, была почти обезоружена: она перестала быть революционной партией, чтобы вскоре сделаться оппозиционной.
Административные реформы: разъездные судьи; суд королевской скамьи и милиция.Когда гроза рассеялась, Генрих ii возобновил свою плодотворную законодательную деятельность, оставившую неизгладимые следы в истории английской конституции. В этой области он широко пользовался советами высших чинов королевства; в тех общих съездах, которые так часто собирались после 1175 г., были выработаны все важнейшие «ассизы» его царствования. Норт-хемптонские постановления (январь 1176 г.) урегулировали двойной институт разъездных судей и суда присяжных. Уже при Генрихе I у шерифов были отняты известные судебные дела, переданные затем королевским комиссарам, которые должны были разбирать их на месте. Эти разъездные сессии вышли из употребления при Стефане, Генрих II в 1166 г. восстановил их. Разъездные судьи, принадлежавшие к Сuriaregis , обладали чрезвычайно широкими полномочиями в области финансов, полиции, гражданского и уголовного суда; они наблюдали за деятельностью шерифов, лесничих и сеньориальных приказчиков. При них находилось жюри, получающее теперь свою окончательную форму: оно состояло из двенадцати дворян сотни, или, за недостатком их, из двенадцати свободных людей; кроме того, в него входило по четыре человека (может быть, и не свободных) от каждого села. Эти jurati или legaleshomines клялись говорить все, что они знают верного о предложенном на их рассмотрение деле: краже, грабеже, укрывательстве, поджоге, спорах по вопросам собственности и наследства и т. д. Каков бы ни был способ их назначения. Эти присяжные являлись представителями графства в суде сотни, как позже в парламенте. Вскоре было замечено, что королевские судьи слишком многочисленны, и в 1178 г. Генрих II постановил, чтобы впредь все дела, подлежащие ведению королевского суда, разбирались пятью судьями — двумя духовными и тремя светскими, заседающими в Сuriaregis . Таково происхождение Суда королевской скамьи, который вначале, как и Шахматная палата, был лишь секцией Сuriaregis . Указ о милиции (1181) сделал военную службу обязательной для всех подданных, исключая духовных лиц и евреев; таким образом, Генрих II вернул законную силу древнему саксонскому учреждению fyrd , которое после завоевания было вытеснено феодальной службой, но которое не исчезло, как доказывают победы северных ополчений над шотландцами при Каутонмуре и Альнвике. В 1180 г. монета была переплавлена и Шахматная палата установила чрезвычайно точные меры для проверки ее пробы. «Лесной указ» (1184) ослабил строгость законов Генриха I; но Генрих II был слишком страстным охотником, чтобы уничтожить жестокое законодательство первых нормандских королей.
Глэнвиль и Ричард Фиц-Нигель.Теория была при дворе Генриха II не в меньшем почете, чем практика. Ранульф Глэнвиль, который в битве при Альнвике скакал рядом с Ричардом Люси и в 1180 г. сменил его в звании верховного судьи, написал знаменитый трактат о законах и обычаях Англии, в котором постарался согласовать процедуру королевского суда с саксонскими и нормандскими обычаями. Сын Нигеля, Ричард, епископ Элийский и казначей Шахматной палаты, описал в своем «Диалоге о Шахматной палате» (1178) механизм взимания королевских налогов и систему отчетности, причем сообщил множество необыкновенно точных и верных подробностей; он — живой комментарий к Большим сверткам, которые беспрерывно идут от 1155 г. до наших дней.
Царедворцы и моралисты.Если королевский двор был сосредоточием замечательной деятельности, то царедворцы Генриха II беспрестанно подвергались упрекам моралистов и насмешкам стариков. Иоанн Салисберийский в своем «Роlicratus», оксфордский архидьякон Вальтер Мап в своем «De nugis curialaium» сурово бичевали их, не щадя и придворного духовенства. Жиро де Барри написал даже настоящий памфлет против анжуйских государей, которым он льстил и служил при их жизни и которых осмеял после их смерти. Эти упреки были справедливы, когда они обращались против высокомерия, наглости и алчности царедворцев одного из самых деспотических средневековых королей.
Генрих II и Уэльс.Одновременно с водворением порядка в своем королевстве Генрих II старался обеспечить безопасность на своих границах и расширить свое внешнее влияние. Со времени поражения при Альнвике шотландский король, вассал короля Англии, более не нарушал мира. Три экспедиции в Уэльс остались без результата; однако Генрих II не переставал зорко следить за этой границей. Когда умер Давид Фицджеральд, епископ св. Давида (1176), каноники избрали его племянника Жиро де Барри, архидьякона Брекнокского, который происходил как от уэльских князей, так и от нормандских баронов Уэльской марки. Было известно, что беспокойный и смелый Жиро имел в виду восстановить архиепископство св. Давида, чего уэльсцы в 1175 г. потребовали на лондонском синоде, желая свергнуть с себя зависимость от кентерберийского архиепископа. Генрих II на основании формальной погрешности кассировал выборы, и Жиро, несмотря на его царедворческую изворотливость, несмотря на его частые поездки в Рим, никогда не удалось осуществить мечту его жизни. С другой стороны, Генрих II старался, по-видимому, льстить национальному тщеславию кельтов Древней Камбрии. В 1136–1137 гг. вышла легендарная «История британцев», составленная Жофруа Монмоутским на основании одной уэльской книги, которая теперь утрачена. В этой истории описывались похождения Энея и его соотечественников, подвиги сына Аскания Брута, который основал новую Трою на острове Альбиона, названном по его имени Британией, битвы Артура, защитника британской независимости против саксонских завоевателей и т. д. Она тотчас и почти повсюду завоевала успех; все летописцы, за исключением, может быть, одного, прославляют ее правдивость. В конце царствования Генриха II в Гластонбери были найдены будто бы кости Артура, его жены Женевры и его родственника Говэна; распространилось даже поверье, что Артур не умер, а живет у антиподов, что Генрих II письменно выразил согласие признать над собой верховную власть бретонского короля, законного властелина Древней Британии. Если Генрих действительно, как думают некоторые, придавал какое-нибудь значение этим басням, то он делал это, несомненно, исключительно из политических соображений.
Генрих II и Ирландия.Ирландия возбуждала жадность уже Вильгельма Рыжего. Ирландцы были католиками, но не подчинялись власти св. престола, только скандинавские колонисты, основавшие города по восточному берегу, признавали верховенство кентерберийского архиепископа. С согласия папы Адриана IV, единственного англичанина, носившего венец св. Петра, Генрих II решил подчинить их себе. Завоевание было начато Ричардом де Клер, графом Стригайльским, которого призвал на помощь лейстерский король, изгнанный коннаутским; затем во главе войска стал сам король (1170–1171); во время гражданской войны 1173–1174 гг. предприятие было на время оставлено и затем возобновлено, хотя и без успеха, Иоанном Безземельным, который принял из рук папского легата корону Ирландии (Рождество 1186 г.). В общем англичане приобрели лишь часть острова, колонизованную некогда скандинавами; остальная часть достанется им лишь пять веков спустя.
Последние годы царствования Генриха IIбыли для него лишь беспрерывным рядом неприятностей. Правда, он закрепил свои союзы посредством браков своих дочерей: Иоанны — с Вильгельмом Добрым, королем Сицилии, и Элеоноры — с Альфонсом VIII, королем Кастилии. С другой стороны, смерть Людовика VII (1180) и вступление на престол 15-летнего юноши на время доставили ему безопасность со стороны Франции. Но в 1183 г. восстал молодой король Генрих; он умер от болезни в Мартеле (в Лимузене), оплакиваемый только отцом и несколькими преданными слугами, как, например, рыцарем-поэтом Бертраном де Борн. Спустя три года Жофруа скоропостижно умер в Париже (1186), оставив свою жену Констанцию беременной; этот ребенок был будущий несчастный Артур Бретанский. Вскоре после этого на Западе было получено известие о взятии Иерусалима Сала-дином (1187); Генрих II и Ричард Львиное Сердце дали обет отправиться в крестовый поход. «Саладинова десятина», разрешенная с этой целью большим съездом, собравшимся в Геддингтоне близ Нортхемптона, была первым общим налогом на движимое и недвижимое имущество, который должны были платить все англичане. Но Филипп Август возобновил враждебные действия; он привлек на свою сторону Ричарда и даже Иоанна, недовольных слишком долгим правлением своего отца. Генрих II неожиданно потерял Мане и Тур; измученный усталостью, изнуренный лихорадкой, он при свидании с Филиппом на Коломбьерской равнине принял все условия, которые поставил ему победитель; он просил только, чтобы ему прислали список изменников, которые служили во французской армии. Услышав в их числе имя своего сына Иоанна, узнав, что тот, кого он любил больше всех на свете, предал его, он мог произнести только: «Довольно!» Его лицо изменилось от гнева, он потерял сознание; его перевезли на носилках в Шинон; три дня он пролежал в бреду и умер, не придя в сознание (6 июля 1189 г.).
Значение царствования Генриха II.Чтобы быть великим королем, Генриху II недоставало, может быть, только самообладания, умения владеть собой в нужную минуту; но его царствование было замечательно. Его усилия организовать обширную анжуйскую державу свидетельствуют о его возвышенном уме, и не он был виной ее распада; его законодательство пережило века. Он нашел королевскую власть униженной, а оставил ее настолько сильной, что она сумела вынести испытания двух дурных царствований и революции. Этот тиран, которого так страстно ненавидели при жизни и обвиняли после его смерти, тем не менее занял одно из первых мест среди великих основателей английского государства. Ричард Львиное Сердце без сопротивления унаследовал всю анжуйскую монархию. Хотя и рожденный в Англии, он был еще более чужд своему королевству, чем Генрих II при своем воцарении. Он был образован; аквитанец по вос-Рпитанию, он любил и понимал поэзию и музыку, он сам сочинял небольшие стихотворения и песни. Он был находчив и саркастичен. Можно думать, что он охотно участвовал в тех остроумных играх, которые так любила его мать и другие знатные дамы того времени, — в так называемых судилищах любви; что касается самой любви, то он предавался ей, как отец, — без удержу и стеснения. Подобно отцу же, он обладал высоким ростом и необыкновенно крепкими мускулами, которыми любил хвастать; подобно ему, он страстно любил охоту и войну; но он не обладал его политическими способностями и еще менее его умел обуздывать свою, подчас дикую, ярость. Он был жаден до денег и падок до внешнего блеска. Ричард был рыцарский король во всем значении этого слова, означающего доблесть и любезность, но также и расточительность, недостаток благоразумия и неосторожность. Он почти не жил в Англии: детство и молодость он провел во Франции, преимущественно на юге — в Пуату и Аквитании; тридцати двух лет сделавшись королем, он лишь два раза приезжал в свое королевство; он провел в Англии несколько месяцев после своего коронования и несколько недель по освобождении из плена. Кроме этих промежутков, он все 10 лет своего царствования провел отчасти в крестовом походе (1190–1192), отчасти в войне с Францией (1194–1199). Его подданные почти не видели его, но он тяжело давал чувствовать им свое отсутствие, изнуряя их налогами.
Он был коронован в Вестминстере в присутствии архиепископов и епископов, графов и баронов и множества рыцарей (3 сентября). Он дал у алтаря тройную клятву — почитать Бога, святую церковь и ее служителей, праведно судии, свои народы и, наконец, уничтожить дурные обычаи своего королевства и соблюдать хорошие. В тот же день несколько человек из его свиты затеяли ссору с евреями, из которых многие подверглись оскорблениям, были ограблены или убиты — достойное начало царствования, полного вымогательств и насилий. Эти черты вскоре и обнаружились. Все мысли Ричарда были поглощены планом крестового похода. Чтобы добыть денег, он сместил главных министров и чиновников своего отца и заставил их уплатить выкуп; упорствовавшие были брошены в тюрьму. Затем он объявил торг на все государственные должности от высших до низших; наконец, он увел с собой в крестовый поход духовных лиц, таланты которых могли бы найти лучшее применение в Англии, и оставил в стране своих братьев, Иоанна Безземельного и Жофруа, побочного сына Генриха II. Правда, он надеялся привязать их к себе, пожаловал последнему архиепископство Йоркское, а первому — пять графств со множеством замков и регалий. Но он забыл свою собственную историю и не предусмотрел, что они первые употребят во зло его отсутствие.
Иоанн Безземельный, Филипп Август и Элеонора Аквитанская.Действительно, пока он даром тратил время в Сицилии, Иоанн Безземельный завладел властью и затем, узнав о пленении Ричарда в Германии, не постеснялся вместе с Филиппом Августом хлопотать о том, чтобы Ричарда не выпускали из тюрьмы. Он надеялся занять свободный престол; однако он потерпел неудачу благодаря вмешательству Элеоноры Аквитанской, которая, получив свободу по смерти мужа и поумнев с летами, употребляла все свое влияние на пользу короны. Она вошла в соглашение с юстициарием Готье де Кутанс и с примасом Губертом Уолтером, чтобы добыть деньги на выкуп короля. Решено было, что все, духовные и миряне, дадут четвертую часть своего годового дохода и прибавят к этому налогу возможно большую часть своего движимого имущества, «чтобы заслужить благодарность короля», что всякий рыцарский феод пожертвует по 20 су, а цистерциан — всю шерсть, какую они вырабатывают в год. Этот огромный налог был выплачен без ропота, это был первый успех. После этого архиепископ Кентерберийский, назначенный юстициарием вместо Готье де Кутанса (Рождество 1193 г.), решился вступить в открытую борьбу с Иоанном: как архиепископ, он отлучил его от церкви; как юстициарий, он объявил его виновным в нарушении вассальной клятвы; как наместник короля, он пошел против него с войском и отнял у него замки. Когда Ричард наконец вернулся (13 марта 1194 г.), Иоанн был уже окончательно разбит, и королю оставалось лишь действовать законным путем.
Возвращение Ричарда.Он собрал свой совет в Ноттингеме (30 марта). Здесь была и его мать с обоими архиепископами — Губертом Уолтером Иоанн Безземельный Кентерберийским и Жофруа Йоркским. В первый день множество шерифов и комендантов крепостей были лишены своих должностей, и последние пущены в продажу. Во второй день король потребовал суда над своим братом и его главным советником Гуго де Нонан, епископом Ковентри; им были посланы приглашения явиться на суд в шестинедельный срок; в случае неявки первый терял все свои права на престол, а второй должен был подвергнуться одновременно как духовному, так и светскому суду, чтобы дать ответ в своих проступках, как епископ, и в своих злоупотреблениях, как шериф. На третий день король потребовал от землевладельцев по 2 су с каждой «сохи» земли, от рыцарей — выкупа за одну треть их военных повинностей, от цистерцианцев — снова шерсть одного года. Последние выплатили значительную сумму. Наконец, четвертый день был посвящен выслушиванию жалоб на многих сановников, но никакого решения не было принято. Затем совет разошелся; он косвенно восстановил датскую подать под видом новой посошной подати. Из Ноттингема король отправился в Винчестер, где торжественно короновался, затем поспешил в Нормандию (12 мая), где Филипп Август успел сделать большие успехи. Мать короля выехала навстречу ему в Барфлёр и примирила его с братом, упрямым Иоанном Безземельным.
Деспотизм и оппозиция.Ричарду более не было суждено увидеть Англию. Во время этой новой отлучки короля во главе правления стоял архиепископ Кентерберийский, который был вместе с тем и папским легатом. Губерт Уолтер выказал себя справедливым правителем, но обнаруживал чрезмерную строгость при взыскании королевских налогов. В 1198 г. он принужден был потребовать новой посошной подати; один из членов совета, линкольский епископ Гуго, родом бургундец, с которым Генрих II обращался как с равным, произнес такую страстную речь, что совет освободил духовенство от налога. Народ был благодарен ему за это мужество и преувеличивал его добродетели; вскоре после смерти он был причислен к лику святых. Знать не последовала этому примеру, без сомнения, потому, что у нее еще не было вождя. Горожане Лондона восстали по призыву одного демагога, Уильяма, сына Осберта; их мятеж был сурово подавлен; но уже чувствовалось приближение той великой политической смуты, которая наполнит собой все XIII столетие. Королевская власть злоупотребляла своими правами и мало-помалу создавала против себя национальную оппозицию, которая будет бороться то словом, то оружием — сначала, чтобы получить Великую хартию, позже — чтобы сохранить ее.
Смерть Ричарда Львиное Сердце.Выше уже шла речь о победах, одержанных Ричардом над Филиппом Августом, о договоре, который он предписал ему в 1195 г., и о лиге, которую он образовал против него, после того как его племянник Оттон Брауншвейгский в 1198 г. был избран немецким королем. Смерть положила конец его замыслам, грозившим Франции такой опасностью (1199).
Ричард был два раза женат, но не оставил детей. По закону престол, может быть, должен был перейти к Артуру Бретанскому, сыну Жофруа, но достоверно известно, что Ричард на смертном одре заставил всех своих вассалов признать королем Иоанна и что последний без сопротивления был коронован в Вестминстере в день Вознесения.
Иоанну Безземельномубыло тогда 32 года. Он был чувствен, ленив и одушевлен низменными стремлениями. Примеры, которые он имел перед глазами, не могли исправить его дурного характера: ему было 8 лет, когда его мать была заключена в тюрьму; незаконные связи его отца не могли научить его воздержанию, восстания его брата — благодарности; неудавшиеся планы с целью доставить ему княжество у подножия Альп или в Ирландии усилили его тщеславие, тем более, что его алчность и властолюбие остались неудовлетворенными. У него не было ни творческой энергии Генриха II, ни блестящих качеств Ричарда; он походил на них только пороками. Лишенный нравственных и религиозных принципов, он был коварен и жесток; это был негодный человек, сделавшийся дурным королем.
Три крупных столкновения отмечают его царствование: борьба с Филиппом Августом, с церковью и, наконец, со знатью и народом своего королевства; он вызвал их на борьбу своим деспотизмом и своими преступлениями.
Борьба с Францией.Филипп Август, который был старше Иоанна всего на два года, с упорством, которого не могла ослабить никакая неудача, следовал политике, предписанной Капетингам самим положением дел. С севера, юга и запада сдавленная владениями анжуйского дома, французская монархия, чтобы иметь возможность существовать, должна была во что бы то ни стало овладеть Сеной и Луарой, само течение которых влекло ее к Ла-Маншу и океану. Несогласия, господствовавшие в семье Плантагенетов, дали в руки Людовика VII и его преемника превосходное оружие для борьбы с анжуйским колоссом. Людовик VII поддерживал молодого Генриха против его отца; Филипп восстанавливал Ричарда против Генриха II, Иоанна против Ричарда и Артура против Иоанна. Впрочем, он не стремился к борьбе. Подобно Генриху II он предпочитал прочные выгоды доброго мира самым доблестным военным подвигам. Поэтому он после нескольких стычек вступил в переговоры с Иоанном и заключил с ним мир в Гулэ (март 1200 г.). Иоанн уступил ему графство Эврё, выдал свою племянницу Бланку Кастильскую за Людовика Французского и дал ей в приданое лены в Берри и Нормандии, отказался от союзов, заключенных Ричардом с немецким королем и с графом Фландрским, и признал себя данником французского короля, обязавшись уплатить Филиппу 2 тысячи фунтов стерлингов. На этих условиях он был признан королем Англии и герцогом Нормандии с верховными правами на Бретань; Артур был принесен в жертву.
Немного спустя Иоанн добился от папы уничтожения заключенного им 11 лет назад и оставшегося бездетным брака с его кузиной Гависией (вернее, Изабеллой) Глостерской; затем он отнял Изабеллу Тайлефер, дочь графа Эмара Ангулемского, у ее жениха, графа Маршского Гуго IX, и женился на ней (30 августа 1200 г.). Лузиньяны были его вассалами, тем сильнее они почувствовали эту обиду, и восстали. Затем они отвергли суд, который предложил им Иоанн, приведя с собой наемное войско, и апеллировали к сюзерену их сюзерена, французскому королю (1201). Филипп, обрадовавшись случаю, который позволял ему поступить незаконно с соблюдением законных форм, тщетно вызывал своего вассала на суд. Когда прошли все законные сроки, суд перов Франции объявил Иоанна на основании феодального права виновным в измене (апрель 1202 г.). Этот приговор означал, что английский король не может более владеть ни одним леном французского короля и что последний имеет право силой отнять у него те лены, которые он еще беззаконно удерживал за собой. Действительно, Филипп, опираясь на этот приговор, вторгся в Нормандию и в то же время снова вывел на политическую сцену Артура Бретанского; он обещал ему руку своей дочери Марии, посвятил его в рыцари и послал его на Запад с небольшим отрядом в двести всадников. Молодой граф (Артуру было тогда 15 лет) овладел Миребо и запер в замке этого города свою бабку, старуху Элеонору, которая скрывалась здесь; но здесь он внезапно был настигнут своим дядей, который арестовал его вместе с большинством его людей. Что сталось с несчастным юношей, этого мы никогда не сможем сказать с уверенностью. Известно, что Иоанн отказывался взять за него какой бы то ни было выкуп, и вероятно, что, после неудачной попытки умертвить его в фалэзском замке через подосланных убийц, он убил его собственноручно в Руане (апрель 1203 г.). Летописцы того времени сообщают только, что Артур «внезапно исчез»; но есть ясные указания на то, кто был убийца. Человеческое правосудие не постигло его, и, вопреки уверениям некоторых историков, Иоанн никогда не был осужден на смерть за свое злодеяние; по крайней мере, он поплатился за него своими лучшими областями, которых не пробовал даже защищать. Он потерял Нормандию в 1204 г., Анжу, Мен, Турэнь и часть Пуату в 1206. Анжуйская держава была навсегда разрушена.
Эти неудачи тотчас отозвались в Англии. Вначале Иоанн, по-видимому, следовал разумным указаниям своих советников; но смерть матери (апрель 1204 г.) лишила его драгоценного руководителя в континентальных делах, а со смертью кентерберийского архиепископа Губерта Уолтера (июль 1205 г.) порвались и его добрые отношения с церковью.
Стефан Лангтон.Избрание епископов капитулами было формально признано королем Стефаном; с другой стороны, было в обычае, чтобы капитул просил у короля разрешения приступить к выборам; кроме того, король имел право предлагать своего кандидата. На деле же Генрих II и Ричард по своему произволу распоряжались епископскими кафедрами. Но в отношении к кентерберийской кафедре вопрос был более щекотлив: архиепископ, примас Англии, был обычно чем-то вроде первого министра; он приносил королю особую клятву на верность, и естественно, что король приписывал себе исключительное право на замещение этой должности. Между тем викарии области требовали этого же права для себя, ссылаясь на многочисленные прецеденты из саксонской эпохи. Наконец, монахи Сhrist-Church, составлявшие соборный капитул, утверждали, что они одни имеют право избирать своего пастыря, причем указывали на обычай, повсеместно господствовавший в Западной Европе. К этому побуждал их личный интерес. Их богатый монастырь, лежавший на великой международной дороге, соединявшей Англию с материком, оказывал широкое гостеприимство знатным путешественникам, английским и иностранным, которые проезжали через Дувр и Кентербери. Постоянно вращаясь, таким образом, среди светского общества, притом высшего, они усвоили привычки изнеженности и дух непокорности, которые не раз навлекали на них гнев архиепископов. Преемники Фомы Бекета ограничили их привилегии. Губерт Уолтер намеревался даже учредить в Гекинтоне, позднее в Ламбете, коллегию клириков-иноков, которой хотел передать монастырские имения. Эти меры вызывали резкие столкновения, отзвук которых доходил даже до римской курии. Теперь понятно, почему эти монахи, желая поставить над собой прелата, благосклонного к их интересам, собрались в ночь после смерти Губерта Уолтера и поспешно выбрали в архиепископы одного из своей среды, Реджинальда, который тотчас же отправился в Рим за паллией. Епископы апеллировали против этого избрания в Рим, и то же самое сделал король; но последний не стал дольше ждать и назначил архиепископом своего министра Иоанна де Грей, епископа Норвичского. Спустя полтора года Иннокентий III произнес свое решение: он отказал епископам в их притязаниях, признал за монахами исключительное право на избрание архиепископа, но кассировал избрание Реджинальда, как произведенное внезапно, и назначение Иоанна де Грей, как состоявшееся во время апелляции к римской курии. Затем он предложил уполномоченным монахов избрать английского прелата, кардинала Стефана Лангтона, одного из самых благочестивых и ученых богословов своего времени. Хотя монахи тайно обещали королю избрать его кандидата, но все, исключая одного, одобрили выбор папы, который и посвятил Лангтона в архиепископы (июнь 1207 г.).
Иоанн Безземельный и Иннокентий III: король унижается перед папой.Английский король, конечно, имел право быть недовольным поведением монахов и поступком папы, но он происходил из семьи, где досада прорывалась в виде безрассудной ярости: он поспешил наложить свою жадную руку на поместья архиепископства. Папа ответил наложением интердикта на королевство (1208). Иоанн принялся за епископов; многие из них бежали, и он захватил владения их кафедр. Он не допустил Лангтона высадиться в Англии, и в течение пяти лет шла ожесточенная борьба, не приводя ни к какому результату. Но в 1212 г. Иннокентий III снова водворил династию Гогенштауфенов в Италии и Германии; он заручился поддержкой Филиппа Августа в своей борьбе с Гвельфами ив 1213 г. разрешил ему предпринять поход в Англию, чтобы низвергнуть отлученного короля. До английского короля доходили самые мрачные известия; предсказывали, что он будет свергнут в Вознесенье; уэльсцы и шотландцы волновались; французский король быстро заканчивал свои военные приготовления.
Ввиду столь очевидной опасности Иоанн наконец уступил: он признал себя вассалом св. престола, обещал платить ежегодную дань в тысячу фунтов стерлингов, согласился принять Лангтона, вернуть епископам и монахам их имущество и дать им крупное вознаграждение за убытки (15 мая 1213 г.). Спустя два месяца Лангтон в Винчестере снял с него отлучение. Наконец в октябре прибыл папский легат; он снял интердикт и принял от короля вассальную клятву. Иоанн принадлежал к категории политиков с легкой совестью, которые придают мало цены нравственному достоинству; он мог сказать словами другого политика: «Когда гордость скачет впереди, бесчестье и убыток следуют за ней по пятам». В тот момент для него было важно примириться с папой, который, со своей стороны, остановил Филиппа Августа.
Иоанн вскоре снова перешел в наступление. Он заключил союзы со своим племянником Оттоном Брауншвейгским, с графом Фландрским и с феодалами Нижней Германии, врагами Гогенштауфенов. Отряд английского войска соединился с союзной армией, и сам король высадился в Ла-Рошели; но в то время как северные союзники были разбиты при Бувине (27 июля 1214 г.), Иоанн был обращен в позорное бегство Людовиком Французским при Rосhе-аu Моinе. Обесславленный он вернулся в свое королевство, купив у Филиппа пятилетнее перемирие за 60 тысяч марок (октябрь). Там он застал сильное волнение среди знати.
Междоусобная война.Потеря Нормандии повлекла за собой неожиданные последствия. Французские завоевания лишили нормандских сеньоров Англии их континентальных феодов, которые были конфискованы Филиппом Августом, но этот ущерб был не так велик: для них было гораздо важнее сохранить неприкосновенными те огромные имущества, которыми они владели в своей новой родине, и то политическое влияние, которым они пользовались в ней. Они больше всего опасались, чтобы король не сделался слишком могущественным. Пока продолжались те затруднения, которые навлек на себя Иоанн Безземельный своей борьбой с церковью, они оставались спокойными, но когда в 1213 г. Иоанн, примирившись с папой, потребовал, чтобы они отправились с ним во Францию покорять Пуату, северные бароны объявили, что их феодальные обязательства отнюдь не обязывают их к этому, и отказались также уплатить щитовую подать взамен военной службы. Только благодаря вмешательству легата гражданская война не началась тотчас же; но страна уже была подготовлена к ней. Юстициарий Жофруа и архиепископ Лангтон, потребовав на съезде в Сент-Альбане (август 1213 г.) применения законов Генриха I, вызвали этим настоящий энтузиазм среди знати, которая, по-видимому, забыла о существовании этих законов, и сильное раздражение у короля, не выносившего никакой законной узды. Вскоре затем знать, собравшись в кафедральной церкви св. Павла (октябрь 1214 г.), поклялась, что если король откажется подтвердить эти законы грамотой с приложением королевской печати, то она принудит его к этому оружием. Действительно, две тысячи рыцарей, не считая множества пеших и конных слуг, заняли Лондон (24 мая 1215 г.) и двинулись против короля. Они встретили его между Стэнсом и Виндзором, и здесь, на одном острове, носящем название Роннимедский луг, заставили его принять их требования, которые были изложены в «статьях баронов» и в «Великой хартии английских вольностей» (15 июня).
Великая хартия1215 г. не похожа на те хартии, которые были добровольно изданы Генрихом I, Стефаном и Генрихом II при их воцарении. Это был договор, заключенный между Иоанном и баронами, навязанный королю нацией. В сущности, она не изменила предшествовавших грамот, но она точно определила то, что они выражали в общей форме. Она установила строгие нормы в области феодального наследования, опеки и брака, приобретения недвижимых имуществ, наследственного права и системы замещения церковных должностей; она упорядочила судебную организацию, передав гражданские дела постоянной секции королевского суда и установив трехмесячные судебные сессии. Она смягчила систему штрафов и «благодарностей», бывшую источником стольких злоупотреблений. Она оградила личную свободу, постановив, что никто не может быть арестован, задержан, подвергнут личной или имущественной каре иначе, как на основании закона и по приговору своих «пэров». Она обеспечила купцам право свободной торговли, установила однообразные меры в королевстве, утвердила торговые привилегии городов, местечек и портов вообще, и Лондона в частности. Она положила конец расширению королевских лесов и ограничила всемогущество королевских чиновников. Она запретила сеньорам взимать какую-либо помощь, за исключением трех экстраординарных случаев (плена, замужества старшей дочери и посвящения в рыцари старшего сына). Феодальную помощь или щитовую подать можно было взимать лишь в этих трех случаях; в других случаях для этого нужно было согласие Общего совета королевства, который, впрочем, ничем не отличался от больших съездов, собиравшихся при Генрихе II и Ричарде. Хартия определила лишь форму вызова в этот совет: прелатов и крупных сеньоров король должен был приглашать специальным и мотивированным письмом, остальных — посредством общего указа, издаваемого шерифами по графствам не позднее, как за шесть недель до дня собрания. Кроме того, король обязывался отпустить иноземных наемников и назначить наблюдательную комиссию из 25 членов, избранных баронами. Если бы король или кто-либо из его агентов нарушил вольности, занесенные в хартию, четыре комиссара, специально назначенных для этой цели, должны были обратиться к королю с предостережением; если бы по прошествии сорока дней им не было дано удовлетворения, они должны были доложить об этом всей комиссии, и последняя могла прибегнуть к силе.
Великая хартия открывает собой новую эру истории Англии. В XII в. беспрестанно ссылались на более или менее неопределенные обычаи, которым следовали Эдуард Исповедник или Генрих I; в XIII в. нация отстаивает и старается расширить очень точный и подробный акт. Кроме того, Великая хартия касалась всех классов народа, которые и соединяются для ее защиты; борьба продолжается целое столетие, но она завершает духовное объединение Англии и кладет основание ее политической свободе.
Отмена Великой хартии; французский претендент.Еще не успев успокоить баронов принятием Великой хартии, Иоанн отменил ее; заставил папу освободить его от клятвы и отлучить мятежных баронов и самого Лангтона (25 августа). Затем он взялся за оружие в тот самый момент, когда между недавними победителями начались раздоры. С той смелостью, которая уже раз спасла его в борьбе против его племянника Артура, он овладел Рочестером, устрашил шотландцев взятием Бервика и с помощью сводного брата, графа Салисберийского, восстановил свою власть в центре страны. Скоро в руках инсургентов оставался один Лондон. Тогда они обратились к французскому королю. Филипп с виду отказался вмешиваться в это дело, где он имел бы против себя папу, но позволил своему сыну Людовику принять участие в междоусобной войне, хотя, может быть, и не понудил его к этому. Враги Иоанна искусно распространяли ложные слухи. Говорили, что он осужден на смерть за убийство Артура Бретанского и вследствие этого потерял все права на престол; а так как приговор состоялся в то время, когда Иоанн еще не имел детей, то корона по закону должна перейти к его ближайшему наследнику, Людовику Французскому, женатому на его племяннице, Бланке Кастильской. Эти ложные, но правдоподобные соображения были сообщены римской курии и долго служили предметом пререканий; они возбудили справедливое негодование в Иннокентии III, но придали экспе— диции Людовика Французского внешний вид законности, которым так дорожил Филипп Август. Людовик высадился в Стонаре (май 1216 г.) и отправился в Лондон принять клятву верности от «своих подданных»; он сумел привлечь на свою сторону крупных баронов Северной Англии и прогнать короля, который бежал во главе своих наемников, сжигая, грабя и убивая все, что встречал на пути.
Смерть Иоанна Безземельного; поражение претендента.Иоанн, доведенный до полного отчаяния, умер 12 октября 1216 г. в Ньюарке на Тайне. Он оставил двоих сыновей. Старшему, Генриху, было 10 лет; большинство баронов признало французского претендента; таким образом, дело анжуйского дома казалось окончательно проигранным. Но именно смерть Иоанна спасла династию. Баронов связывала друг с другом только их общая ненависть к умершему деспоту, а сын был невиновен в злодеяниях отца. Он был спасен своим малолетством. Во главе правительства стал папский легат Гюалон вместе с епископом Винчестерским Петром де Рош, графом Честерским и старым графом Пемброком Уильямом, маршалом Англии. Юный король был коронован в Глостере (28 октября); в Бристоле (12 ноября) была утверждена Великая хартия, за исключением тех статей, которые ограничивали власть короля в области налогов и признавали за баронами право восстания; наконец, энергичный и преданный граф Пемброк был назначен опекуном короля и регентом. Была провозглашена священная война против Людовика, которого папа отлучил от церкви; мало-помалу претендент был покинут своими вернейшими приверженцами; при Линкольне он был разбит; его флот, которым командовал Евстахий Монах, был рассеян английскими моряками, и он был счастлив, когда получил разрешение вернуться во Францию с остатками своего войска с условием отречься от своих прав на английскую корону (сентябрь 1217 г.).
Утверждение Великой хартии: примирение между королем и нацией.Победители проявили милосердие. Они не обошлись с мятежниками, как с государственными преступниками; те, которые раскаялись, были прощены. Великая хартия была вторично подтверждена (6 ноября 1217 г.) со всеми ограничениями, которые были сделаны в ней в предшествующем году. Корона окончательно примирилась с нацией, когда Генрих III был сызнова коронован вернувшимся из изгнания Стефаном Лангтоном, главой конституционной партии, с соблюдением всех церемоний, которые пришлось опустить в Глостере (1220). Но мир не мог быть продолжительным, потому что корона была недовольна тем, что так много уступила, народ — тем, что так мало получил. Борьба из-за Великой хартии продолжается весь XIII в.
