«Сначала мы это услышали. Причитание и мяуканье. Нарастающие и затихающее. Деревья встали на дыбы и закричали, а я подумал, что они пытаются вырвать свои корни и сбежать от того, что приближалось. Ах, если бы мы были столь же мудры...
Мы видели, как оно приближается под покровом тьмы, ползя в грязи, взмывая ввысь, словно тварь не могла решить – змея она или воробей? Затем мы увидели в лунном свете, что оно из себя представляет. Мы сражались? Не могу сказать. Я помню лишь свернувшийся мех и обволакивающую слизь. Искажённые лапы. Рвущиеся камни. Гниющий металл. Плавящиеся пальцы. Запах мертвечины и жжёного мёда. Мои глаза отказывались видеть происходящее, язык дрожал, а колени тряслись от ужаса. Оно сожрало моих друзей и выпило мою душу. Оно забрало мой разум не знаю куда, ибо со мной его больше нет...»
Беседа с единственным выжившим из рейквальдского лесного патруля (сто человек), который заточён в Саниториуме Фредергейма
Это одни из самых древних и мерзких порождений глубоких чащоб. Они воистину омерзительные существа, чья внешность столь гротескна и искажена,
Неловкие неповоротливые существа мутировали, чтобы лучше ловить шуструю добычу, такую как жужжащие мухи, что вьются вокруг логова, или подобравшихся слишком близко унгоров. Бармаглоты способны в мгновение ока выстрелить длинным липким языком-хоботом, которым можно удержать и затянуть в зияющую пасть существо размером с лошадь. Внутри запавших глаз тварей сверкает хищный интеллект, а вместо крови течёт смрадная едкая желчь. Из мельчайших ран хлещут мощные струи шипящей чёрной жидкости, которая сжигает всё на своём пути. Нельзя и спрятаться от бармаглотов. У тварей есть рудиментарные крылья, позволяющие лететь короткими неуклюжими рывками, стрижающие когти, которыми можно разрубить дуб, и чудовищная настырность при виде добычи.
Но самым ужасающим оружием бармаглота является его омерзительная внешность. В этих тварях есть нечто столь неестественное и выбивающее из колеи, что простого взгляда на них достаточно, чтобы мгновенно раз и навсегда сойти с ума. Те, кто слишком долго смотрел на бармаглота, могут царапать свои глаза, ползти по плотному кругу, лепетать на тарабарщине бессмысленные рифмы, заливаться истерическим маниакальным хохотом или даже потрошить себя собственным оружием, чтобы спастись от кошмарных видений, которые опаляют рассудок. Такие неудачники – легкая добыча для бармаглотов, которые ковыляют к беспомощным жертвам, капая кислотной слюной из приподнятых уголков усеянной клыками пасти.
Грохот боевых барабанов зверолюдов способен выманить бармаглотов из логовищ, ибо твари знают, что в такие времена их ждёт роскошный пир трупами. Звуков рёва, криков или даже празднества может быть достаточно, чтобы вечно голодное существо поскакало на охоту, взмахивая короткими крыльями. В свою очередь, зверолюды изо всех сил стараются игнорировать бармаглотов, ибо даже они не наделены иммунитетом к источаемому тварями безумию. Но бармаглота не прогонит даже самый неопытный звериный владыка, поскольку одарённый брай-шаман может направить неловкий сумасбродный полёт существа в направлении врага, а не гурта. Зверолюдам воистину приятно наблюдать, как строй дисциплинированного врага рассыпается от ужаса и безумия при виде бармаглота, который начал своё кровавое дело.
