В конце 2009 г. в издательстве «Евразия» вышла новая книга Д. Г. Хрусталева[1]. Это уже второй экзерсис петербургского историка в области русского XIII века после монографии «От нашествия до ига», выпущенной тем же издательством в 2007 г.
Книга о северных крестоносцах предлагает читателю новый взгляд на старинную историографическую и идеологическую проблему, каковую я бы сформулировал следующим образом: как происходило включение Восточной Прибалтики в христианскую ойкумену. Автор отказывается от расхожей предпосылки: современная граница Западного и Восточнохристианского мира прошла именно так, а не иначе в силу объективного тяготения части прибалтийских народов к германскому миру, а части – к Руси. Далека ему и другая пресуппозиция: подчинение крестоносцами территории Латвии и Эстонии, а шведскими королями – Финляндии принесла этим народам порабощение (чему альтернативной могло бы быть, по мысли сторонников такой трактовки истории, подчинение этих народов какому-то из русских княжеств), а, соответственно включение территорий, обитаемых водью, ижорой и корелой в орбиту Новгорода было связано с исконно-посконной близостью этих народов Руси. Хрусталев подробно рассматривает историю крестоносного движения в Прибалтике равно как и способы подчинения Прибалтики Полоцким княжеством и князьями Великого Новгорода. Большое внимание уделяет историк масштабному походу Александра Невского в Финляндию 1256/57 г.
Прежде чем перейти к критическим замечаниям по книге в целом хочу остановиться на оценке Д. Г. Хрусталевым личности князя Александра Невского. Сегодня фонд историографии об этом князе чрезвычайно значителен. Сразу оговорюсь, что в данной рецензии я вынужден выдерживать жанр и не пытаться оценить идеологическое значение фигуры святого князя для тех исторических эпох, когда его образ актуализировался государством. В научной же литературе на сегодняшний день оценки личности Александра Невского часто подвержены идеологической, так сказать, партийной приверженности ученых и лежат, как правило на экстремальных точках следующего диапазона:
Это был национальный герой Руси. Он смог противостоять католической экспансии Запада. Героические победы князя Александра на Неве и на Чудском озере поставили точку в этой экспансии и являются образцовыми военными операциями
Это был циничный политик, сделавший выбор в пользу Востока и против Запада, предавший своего брата князя Андрея (так сказать, «западника») и приведший монголов в свободный от их власти Новгород. Битвы на Неве и Чудском озере – незначительны, князь Александр юношей в них участвовал и не проявил никаких особых военных талантов, но их роль была многократно преувеличена впоследствии.
Изящность работы Д. Г. Хрусталева заключается в том, что он стоит над такими оценками. В книге показана роль князя – весьма неординарной личности своего времени - в политическом клубке XIII века. Восстановлен совершенно неизвестный обывателю контекст Невской битвы – по Хрусталеву, действительно существенной для Новгорода
Интересен вопрос о том, к кому себя относит сам автор, к специалистам или к любителям, каково его отношение к профессиональному сообществу историков (в контексте дискуссий 2009 г. на сайте Polit.ru).
Одной из важнейших своих задач Д. Г. Хрусталев видит в определении места личности князя Александра Ярославича в истории Руси, место важнейших, «хрестоматийных», подвигов князя – Невской битвы и Ледового побоища – в судьбах народов Восточной Прибалтики, объяснении ориентации князя на Восток, а не на Запад. В решении этих задач Д. Г. Хрусталев противопоставляет Александра Невского Даниилу Галицкому. Отрадно, что эта попытка выглядит внеидеологично, т. к. в ряде случаев снимается псевдопатриотическая и псевдорелигиозная патетика, присущая большинству популярных работ о кн. Александре Ярославиче. В книге предложена новая периодизация описанных событий (том 2, с. 197-200). Любая периодизация несомненно является концептуализацией. В этом заключается еще одна серьезная амбиция автора: расстановка новых акцентов, переоценка историографических штампов и проч. С этим Д. Г. Хрусталев несомненно справляется. Хорошим примером такого отказа от штампов является, к примеру, сравнение власти новгородского архиепископа XV в. с властью архиепископа Рижского (том 2, с. 202). Характерно, что в свое время один из лучших представителей послевоенной историографии И. П. Шаскольский не допускал, что кто-то из води в ходе политических событий XIII века мог перейти в католичество (том 2, с. 341, прим. 232), что несомненно связано с историографическим штампом своего времени.
Среди менее амбициозных задач, решенных Д. Г. Хрусталевым «между делом», отмечу то, что в монографии суммированы все известия о Ладоге рубежа XII/XIII – конца XIII в. Все они поставлены в широкий исторический контекст и отныне не должны толковаться в отрыве от истории Новгорода и Восточной Прибалтики в целом.
Прочтение книги приводит к необходимости высказать некоторые замечания, суждения, пожелания. Расположу их примерно в порядке изложения, несмотря на то, что некоторые из них носят, как мне кажется, общий характер.
В первом томе присутствует рассуждение о Пелгусии – герое Житии Александра Невского. Имя Пелгусия – ижорского старосты очень напоминает названия деревень в Тигодском погосте Водской пятины, зафиксированных около 1500 г.[2] Топонимика Тигодского погоста и ее лингвистический анализ еще ждут своего исследователя. Однако обращают на себя внимания названия д. Пельгора (ныне п. Пельгора Тосненского района) и Пельгуево болото (в районе бывш. д. Кородыня). Такое не может быть случайным. Высказанные Д. Г. Хрусталевым соображения о Пелгусии как ижорском старосте и его возможных соперниках (С. 380, 383, примечания) крайне гипотетичны, если не сказать поверхностны.
В связи с ролью, игравшейся – согласно Житию Александра Невского – Пелгусием как ижорским старостой, которому «поручена бысть страж морская» (С. 211) может быть покажется интересным известие о морской сторожевой службе копорских земцев «древнейшей для этой группы населения), зафиксированное в десятне 1605 г.[3] В то же время земцы Корбосельского погоста (т. е. северного берега Невы) – в основном вестовые и вожи; земцы Спасского Городенского погоста – все связаны с ореховской городовой службой, земцы Ижерского погоста – толком неизвестны, их мало. Отсюда: если видеть в этих службах некую традицию, то «сторожи» более раннего времени должны быть по южному берегу Финского залива. Эти суждения, конечно, очень предположительны, но во всяком случае базируется на источниках, а не на общих географических соображениях.
Д. Г. Хрусталев пишет о существовании в Пскове – Псковской земле княжеского домена в XIII в. (С. 263). Следует подумать, насколько можно говорить о таком домене в свете исследования В. А. Аракчеева. В монографии этого исследователя, посвященной истории Пскова, в том числе – раннесредневекового есть много существенных, меняющих традиционную историографическую картину наблюдений; о княжеском домене во Пскове Аракчеев не заговаривает[4]. Заявление Д. Г. Хрусталева о каком-то членении Псковской земли в XIII в. кажется мне очень ответственным, видимо, исследователю надо попытаться найти еще какие-нибудь указания на существование такого домена..Неоднократно в книге упоминается о псковских боярах, боярынях. В этой связи можно вновь обратиться к новейшему исследованию В. А. Аракчеева, который скрупулезно разобрал вопрос о том, кого летописи называют псковскими боярами, показав, что все эти люди были генетически связаны с представителями городского управления, не составлявших однако как новгородские бояре, особой социальной группы с фамилиями и кланами.
Очень серьезное внимание обращает на себя терминология книги. Текст Д. Г. Хрусталева грешит словами «предательство», «измена», применяемые к захвату Пскова слова: «агрессия против Руси», которые современный читатель воспринимает через призму значений этих слов в ХХ столетии. Употребляя эти термины с самого начала книги, автор далеко не сразу делает акцент на том, что средневековая политическая культура лежала вне политических парадигм ХХ века. То, что нам кажется актуальным, приоритетным, совсем не было таковым в XIII в. Автор это, чувствуется, понимает, но не во всех частях это понимание присутствует.
Стоит ли, в таком случае, к примеру, говорить в XIII веке об «ослабленной Руси» и т.п.? Что есть Русь в это время, чем она представлялась современному книжнику, и как мы сегодня обводим ее линейными границами со школьных карт ХХ в. Этот вопрос автор мог бы поставить и сформулировать в книге, это вполне ложилось бы в амбиции автора и в объем книги.
О вече и его месте в Древней Руси в книге упоминается не раз. Сегодня при рассмотрении проблемы древнерусского веча мы обязаны учитывать новейшие разработки П. В. Лукина. Автор их либо не знает, либо не учел, написано все в контексте либо гипотезы И. Я. Фроянова, либо общих представлений, к этой гипотезе восходящих[5].
Следует высказать и некоторые незначительные замечания. Так, Д. Г. Хрусталев пишет (С. 267) о событиях 1234 и 1240 гг. «Летопись сообщает…». Однако примечательно, что о событиях 1233 г., связанных с «изыманием» новгородца Кюрила Синкинича в Тесове говорит только Новгородская первая летопись, тогда как о событиях на Луге и взятии Тесова в 1240 г. пишут почти все общерусские летописи.
На мой взгляд, автор увлекся этимологией Чудской Рудницы, предполагаемого места Ледового побоища. Связь «руды» - крови с событиями середины XIII века не представляется мне столь очевидной, как автору книги. Вряд ли удачно выражение «смена династии» применительно к разным ветвям Рюриковичей (нач. XIII в.), следует, видимо писать «смена князей», «смена княжеских родов».
Монография Д. Г. Хрусталева содержит много источниковедческих и историографических экскурсов, но нет отношения автора к современной полемике вокруг Татищева и достоверности «татищевских известий». Автор соотносит свои выводы с наблюдениями А. П. Толочко, высказанными в известной работе[6]. Вместе с тем читатель не найдет у Д. Г. Хрусталева отсылки к монографии М. Б. Свердлова[7]. Отсутствие ссылок на мнение о «татищевских известиях», принадлежащее С. Н. Азбелеву[8] можно, разумеется, объяснить их малой научностью, однако Д. Г. Хрусталев обращается к некоторым другим идеям С. Н. Азбелева. В заключительной части книги (том 2, с. 268) он упоминает наблюдение С. Н. Азбелева о том, что имя ганзейского бюргера Ильи Руса может быть связано с отражением былин об Илье Муромце. Хотелось бы, чтобы автор где-то смог высказать свое отношение к этой и иным одиозным идеям С. Н. Азбелева.
Хрусталев обращает внимание на малоизвестные факты из жизни князя Александра. Им отмечена (и, полагаю, доказана) его переписка с Иннокентием IV. Большой удачей автора является описание миссии кн. Александра и митрополита Кирилла. Очень важен сделанный автором акцент на ее значении для христианизации народов Восточной Прибалтики. Выскажу, однако, сомнения в существовании копорской православной кафедры в XIII в.: это лишь умозрительная конструкция, никаких прямых сведений о такой кафедре не известно. Даже во Пскове до 1589 г. не было архиерейской кафедры. Еще одно сомнение вызывает то, что очень часто автор пишет о «духовенстве Виронии», «духовенстве Води, Ижоры», проч. Возникает вопрос: а сколько было в этих местностях священников? 10? 8? Вряд ли больше. И в Копорье с уездом в XV веке насчитывалось менее 20 приходов. Аналогичное сомнение в точности цифр, которыми оперирует автор возникает при рассмотрении другого политического события XIII века – Раковорского похода. По подсчетам Д. Г. Хрусталева, войско превышало численность местного населения (т. 2, с. 147). Это вызывает сомнения. Были ли такие цифры (десятки тысяч воинов) реальностью?
К рассматриваемой эпохе – середине XIII века, а даже и точнее – к осени 1257 г. Д. Г. Хрусталев относит ни много ни мало как формирование Водской пятины Новгородского княжества (том 2, с. 62, сн. 233 и сн. на с. 341). Возникает ощущение, что автор книги не в курсе историографии дискуссии о пятинах. В книге приводятся ссылки только на работу А. Н. Насонова (хотя для этого исследователя вопрос о пятинах – тема проходная, он пользовался лишь историографическими наработками к 1951 г.)[9] и Е. А. Рябинина[10], который, к сожалению, в вопросах исторической географии был абсолютно некомпетентен .
Неудачны некоторые формулировки Д. Г. Хрусталева: видимо не стоит говорить о Новгороде как об «отчине Александра» (2 том, с. 43). Слишком смелым является утверждение: «самое могущественное государство Северной Европы – Новгородская республика» (том 2, с. 199). В такой формулировке все неточно: правда ли именно могущественное? Действительно ли государство? Республика ли?
Очень часто в тексте книги применительно к немецким и шведским крестоносцам в Восточной Прибалтике встречается слово «интервенты». На мой взгляд, в данном контексте лучше все же употреблять слова «захватчики», «нападающие», т.п.. Об этом довольно убедительно сказано в статье В. Д. Назарова применительно к более поздней эпохе: «Понятие интервенции применительно к захватнической политике Речи Посполитой, а также Швеции в отношении России в начале XVII в. закрепилось в советской историографии под влиянием оценок действий иностранных государств в России начала ХХ века. В этом смысле оно не соответствует «политическому словарю» XVI-XVII вв. Думаем, однако, что при ясном истолковании смыслового содержания этого термина нет нужды отказываться полностью от него»[11]. То же относится и к «политическому словарю» XIII века.
Еще одно важное общее соображение – насколько великокняжеский стол был в курсе всей сложной пограничной коллизии на северо-западе новгородских владений. Насколько это была борьба русских (выделено мной. – А. С.), а не новгородцев за дани в Прибалтике и Финляндии. Что с того было великому князю (я уж не говорю о переяславцах и суздальцах). Русские также жили в Чернигове, Полоцке, Смоленске. Вопрос о том, насколько они (точнее – их элиты) считали такую борьбу «своей» повисает в воздухе; Д. Г. Хрусталев его не разъясняет.
Автор активно использует все возможные источники для реконструкции политической истории, в том числе исторические предания. Определенные сомнения вызывает попытка использовать такие предания для идентификации пещеры, в которой в 1268 г. были затоплены эсты. Характеризуя взаимоотношения Новгорода с ижорой и водью до событий 1240 г. Д. Г. Хрусталев определяет их как «архаичные». Но что известно об этих взаимоотношениях? Все приводимые автором монографии выводы основаны лишь на аналогиях, а не на свидетельствах источников (том 2, с. 200).
Можно считать большой удачей (и одним из важнейших выводов автора) его наблюдение о стабилизации границы по реке Нарове, ее закреплении не только как политического, но и как культурного и конфессионального рубежа фактически с 1224 г. (том 2, с. 201).
В Приложении к книге Д. Г. Хрусталев не только воспроизводит многократно упоминаемые в исследовательской части источники, но и дает им новую характеристику. Здесь впечатляет историография, прежде всего немецкая (том 2, с. 261-262).
Из небольших замечаний отметим недостаточную проработанность источников для топонимических изысканий. Для локализации Веричина – необходимы несомненно топонимы из экономических примечаний к Генеральному межеванию конца XVIII века. Ссылаться же на работу А. Г. Ильинского, владевшего информацией из одной-двух писцовых книг несколько наивно (том 2, с. 261-262).
Очень грустно читать книгу очень плохо откорректированную. То тут, то там неправильно проставлены пробелы («не» с глаголами, проч., повтор «толи-толи» - вместо «то ли» – «то ли»). Не вполне грамотно (скорее – двусмысленно) звучит формулировка «обложение города». Примеры можно множить, но я не буду.
[1] Хрусталев Д. Г. Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике в XII-XIII вв. В 2 томах. СПб., «Евразия», 2009.
[2] Подробнее списки деревень: Селин А. А. Историческая география Новгородской земли XVI-XVIII вв. Водская пятина. Южные погосты. СПб., 2003.
[3] Мятлев Н. Десятня Водской пятины 1605 г. // Известия РГО. Вып. 4. СПб., 1911. С. 435-509.
[4] Аракчеев В.А. Средневековый Псков. Власть, общество, повседневная жизнь в XV–XVII веках. Псков, 2004.
[5] Когда текст настоящей рецензии был уже написан в Европейском университете в Санкт-Петербурге состоялось специальное заседание, посвященное истории веча в Новгороде.
[6] Толочко А. П. «История Российская» Василия Татищева. Источники и известия. М.; Киев, 2005.
[7] Свердлов М. Б. Василий Никитич Татищев – автор и редактор «Истории Российской». СПб., 2009.
[8] Азбелев С. Н. Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли. СПб., 2007.
[9] Насонов А. Н. Русская земля и образование территории Древнерусского государства. М.; Л., 1951.
[10] Рябинин Е. А. Водская земля Великого Новгорода. СПб., 2001.
[11] Назаров В. Д. Что мы празднуем 4 ноября? // Мининские чтения 2006. Н. Новгород, 2007. С. 236. Сн. 2.
Опубликовано: Селин А. А. XIII век: взгляд из XXI-го. О книге Д. Г. Хрусталева «Северные крестоносцы» // Староладожский сборник. Вып. 8. СПб.; Старая Ладога, 2011. С. 67-74.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
