Потерпи и смирись
По холодным Данстарским уличкам проходит человек в одеянии алик'рского воина. Весь потрёпанный и уставший он едва похрамывая поднимается в горку, минует железорудную шахту, затем дом ярла и здание стражи. Вот его тяжёлые шаги беспощадно обрушаются на многолетние ступени таверны, выдавливая из них сдавленные скрипы. Совсем немного и он уже у двери, дубовой, добротной, сделанная руками опытного мастера, с массивной ручкой, рассчитанной для особо буйных посетителей, но всё же холодной, как снег и ветер, бушующие вокруг быстрою пургой. Крепкая рука обхватила ручку и отворила дверь, впустив отрывки холода и снега в тёплую, светлую и по-своему уютную таверну, заставив лишь свечи слегка задрожать от мимолётного беспокойствия.
Быстро зайдя во внутрь, воин отряхнулся и с нетерпением двинулся к барной стойке. Торинг, хозяин таверны, тем временем начищал очередную тарелку и, завидев знакомую фигуру, заговорил:
- Хо, снова Вы! Что-то Вы сегодня поздновато, ужин, наверное, уже остыл.
Воин быстро размотал свой шарф и снял трухлявый шлем и прижал его к своей ржавой алик'рской кирасе. Это оказался вовсе не редгард, а что ни на есть имперец с тёмными волосами, смугловатой кожей, острым подбородком, прямым носом и с необычайно яркими синими глазами как два сапфира.
- Да ничего страшного, принеси мне еду за вон тот столик, – имперец показал пальцем в дальний угол таверны, - и принеси мне бумагу и чернила.
- Так, так, за комнату – десять, за ужин - девять и за бумагу с чернилами – три. Итого с тебя двадцать два септима.
- Торинг, ты со всех берёшь такие баснословные суммы?
- И не думай торговаться, имперец!
- То есть и на постоянных клиентов у тебя скидок тоже не имеется? А народу тут прям хоть отбавляй – я и Стиг, прям даже не знаю, как мы с ним вдвоём сядем за шестнадцать лавок. Придётся потесниться! И обслуживание у тебя моментальное, горячая еда, холодный мёд…
- Хватит, хватит! Вот же ты зануда! Только для тебя двадцать септимов.
- Сколько?!
- Так, семнадцать септимов или я тебя в шею выгоню обратно на холод!
- Ох, Торинг, пользуешься моей усталостью и добротой! Ладно, вот держи семнадцать септимов и чтоб еда была горячей, словно только что приготовленная.
- Ага, давай сюда. Эй, Карита, принеси нашему новому постояльцу два бифштекса и «Алто».
- Конечно, папинька! – воскликнула дочь. Ей очень понравился выходец из Сиродила, который помимо привлекательной внешности был ещё и учтив, что в Данстаре среди грубых нордов было большой редкостью.
- Благодарю тебя, Карита, ты как всегда молниеносно всё приносишь.
- Сейчас принесу бумагу и чернила, - с улыбкой ответила девушка.
Не успел сиродилец начать трапезу, как тут же Карита вернулась со стопкой бумаг и чернилами.
- Спасибо большое. А можно тебя попросить?
- Да. Конечно.
- Принеси, пожалуйста, мне какой-нибудь десерт на твой вкус, но только так, чтоб Торинг не заметил, - в полтона и с улыбкой на лице произнёс постоялец. Ответная улыбка и изящный кивок заверили, что всё будет сделано.
Отведав вкусный ужин со сладким рулетом и пригубив кружечку вина «Алто», которое по сиродильским меркам кроме как дешёвым пойлом не назовёшь, имперец макнул перо в чернила и левой рукой начал писать:
«Я, Ганник Статий. Я родился в Сиродиле в Скинграде. Мой отец отличный воин и великолепный кузнец, научил меня с ранних лет искусству войны, так как сам принимал активное участие в Великой войне и всегда хотел, чтобы мы с моим младшим братом Квинтом могли противостоять противнику в случае чего. Я пошёл по ступам отца и вёл активную войну в Хаммерфелле вместе с редгардами. Официально империя не вела войну, но отголоски Великой войны преследовали нас, поэтому я вступил в секретное подразделение легиона, который помогал, помогает и будет незаметно для талморцев помогать редгардам отстоять им их земли. Надеюсь, что такого позора, который произошёл тридцать лет назад, не произойдёт и они хотя бы вытолкнут из своих земель жёлтомордых.
Шестого числа месяца середины года (июнь) в морданс (понедельник) я прибыл после трёх лет партизанской войны дамой, в Скинград, как раз ко дню моего рождения, который был в турдас (четверг). День рождения прошёл чудесно, мой брат Квинт, являясь чудесным торговцем и землевладельцем прям от самого Зенитара прекрасно поддерживает благосостояние семьи, поэтому тот день прошёл великолепно! Как же я скучаю по нашему вину, наполненному безумного огромным букетом вкусов! Еле-еле могу выдерживать местное недозревшее дешёвое пойло. Надеюсь, что в скором времени я смогу найти, что-нибудь более-менее подходящее.
Но уже десятого числа ко мне пришло письмо от нашего генерала, о срочной мобилизации, а также он назначил мне возглавить важный перевоз оружия, брони и припасов дня нужд войны. Нужно было плыть морем, отчаливали в Анвиле. Родные отговаривали меня, но долг звал, я не мог не подчиниться, приказу генералу, к тому же я легат. Многие завидуют, что я так быстро в молодом возрасте смог добиться таких успехов и отказаться я не мог.
Поначалу всё шло гладко. Я на флагмане со знакомым мне до этого мне капитаном Аззаром забрали оружие и броню из складов, погрузили и отчалили, правда мне практически не выделили воинов, только тех, которым нужно было вернуться на войну с отпуска, но поначалу меня это вовсе не смутило. В составе четырёх галер и одной джонке в роли флагмана (и где только этот редгард раздобыл такой корабль) мы несколько дней спокойно шли в Хегат город, что на юго-западе Хаммерфелла. Двадцать седьмого месяца середины года мне приснился какой-то ужасный сон, который я до сих пор никак вспомнить не могу, кроме концовки – Мара просила у меня терпения и смирения, терпения и смирения. Меня очень удивило, что сама Мара просила меня грешного о чём-то. Аззар скептически отнёсся о пересказанном мною сне. Но я успокоился и ждал, когда наступит следующий день, так как мы должны были прибыть к месту назначения.
Но судьба смеялась над нами и нашими пятью кораблями. На рассвете следующего дня мы увидели, что совсем рядом с нами проходит одиннадцать кораблей Альдмерского Доминиона, шесть слева и пять справа. Они словно знали, что мы здесь будем и взяли нас в окружение. Несмотря на то, что на галерах были в основном матросы, все мы могли держать мечи. Но не луки. Лучников среди нас было мало. Я с тремя бойцами обстреливали противника, но этого было мало. Я требовал от Аззара, максимум скорости, но он только разводил руками и говорил, что с таким грузом мы больше скорости не наберём. Талморцы оказали хитрее, чем я ожидал, быстро подходя к каждому кораблю на близкое расстояние маги, которых было подавляющее большинство на кораблях, сплошной стеной магией огня поджигали всех и вся. Тут не то что на абордаж было нельзя пойти, скрыться от огня нужно было ещё умудриться. Но самое скверное заключалось в том, что они поджигали паруса и корпус корабля. Не успели мы оглянуться, как две галеры были полностью в огне. Все, кто выжил полу обгорелые спрыгивали с судна. Наш корабль посетил только один «огненный шторм» из-за чего нам был нанесён не большой урон, но мы лишились нескольких матросов, троих солдат, а главное – одного лучника. Только лучники могли хоть как-то доставать этих назойливых эльфов, магов у нас не было. Я, конечно, знаю основы магии, но луком мне было обращаться проще. Положение оказалось критическим. Я приказал оставшимся пяти солдатам выкидывать всю новую броню и оружие за борт. Они колебались, хотели возразить, но я накричал на них, и они стали выполнять приказ. Для меня приказ был на самом деле очень тяжёлым, такое добро да на такое благой дело для наших солдат и на дно. Куча злокрысов скребли моё сердце за этот приказ, но сейчас я отлично понимаю, если бы мы не избавились от груза, то я бы не писал эти строки.
Благодаря облегчению корабля и хорошей судоходности джонки нам удалось вырваться из окружения с бешенными потерями. Помимо меня и Аззара из тридцати трёх матросов осталось семнадцать, из двенадцати солдат – пятеро, из трёх лучников – никого. Галеры были безвозвратно потеряны. Это был провал задания. Но борьба за жизнь продолжалась. Расправившись с другими кораблями жёлтомордые псы бросились нас догонять. Я так и не понял, что у них за корабли, но ход был у них хороший. Потушив остатки пожара, мы кинулись выбрасывать остальное, некоторые выбрасывали даже личные вещи, так как не хотели встретить огненную смерть, как наши собратья. Их тоже без должного почёта и церемоний пришлось быстро выкинуть за борт, как и их личные вещи. Осталось лишь самое необходимое и часть провианта. Но талморцы были непреклонны и три корабля шли за нами попятам, как безумные фурии. Со временем они стали нас догонять, и капитан предложил из остатков парусины сделать хоть какое-то подобие вспомогательных парусов, которые сгорели, основные, к счастью, были не тронуты огнём. Оставшиеся солдаты помогали матросам, а я как единственный, кто умел на борту стрелять из лука, пытался выцеплять эльфов, ибо те пытались огненными шарами задеть наши паруса. К вечеру паруса были сделаны, и мы стали понемногу отрываться от преследователей, но уже к ночи усилился восточный ветер и нас вместе с альтмерами стало уносить в открытое море.
Две недели нас бросало из стороны в стороны, но Альдмерский Доминион всё в том же составе шёл по пятам. У них была жажда добить нас, не хотели они всё-таки отпускать нас. Четырнадцатого числа высокого солнца мы попали в дикий шторм. Я никогда этого не забуду. Мы были марионетками в руках Аэдра и Дэйдра. Три дня мы пытались выжить и утром семнадцатого наступил штиль. Мы снова выжили, но уже в другом составе. Я, капитан, двенадцать матросов и пять солдат. Корпус джонки был повреждён, а паруса почти все разодраны, а на хвосте талмор, но только один корабль, остальные ушли на дно. Но самое страшным был штиль. Было такое ощущение, что мы застряли в море неизвестно где. У эльфов тоже, видать, было всё плохо – они без парусов встали посреди водной глади.
Дальше было только хуже. Несмотря на то, что складывалось ощущение, что мы стоим на месте, поплыли льды и стало холодать, а тёплой одежды, естественно, никто не взял. Двадцать четвёртого числа от холода скончался первый матрос – редгард, матросам было тяжелее всех, так как состояли исключительно из темнокожих, которые холода выносили с огромным трудом. Второго числа последнего зерна (август) у нас практически не осталось еды. Слава Аэдра, что воды никто не выкидывал за борт. Корабль талморцев который был примерно в трёхстах-четырёхстах шагах от нас, тоже претерпевал не лучшие дни – мёрзли, но, вроде, не голодали как мы. Восьмого числа многие не выдержали и… и… замёрзших съедали, чтобы не умереть от голода. Я был из их числа, да простит мне Талос Великодушный за это богохульство. Десятого числа мне показалось, что стало теплее, но Аззар, судорожно щелкая зубами, на моё замечание послал меня далеко Мерунесу Дагону в зад… Также он надеялся, что, преследовавшие нас талморцы, которые в этот же день пропали из виду, именно туда и попали. Пятнадцатого числа стало значительно теплее, и мы надеялись на чудо, на то, что Мара смилуется и спасёт нас. А нас на тот момент было: я, Аззар, пять матросов и три солдата. Со слезами на глазах я смотрел на пустующие койки. Из пятидесяти человек осталось только десять и то неизвестно было доживём мы до завтра или нет. Пока неизвестно. Оставшихся солдат я знал ещё с войны: Морис и Лурио – друзья из Коррола, прошли вместе со мной не мало боёв и известны как хорошие вояки и светловолосый норд Свог, из какого-то Хелгена, что в Скайриме. Ему было проще всех, так как его кровь защищала от холода, но настроен он был пессимистичнее остальных – постоянно ныл и взывал к Аэдра по пятьдесят раз в сутки. Мы хотели его за борт выкинуть или съесть, но ему почему-то ему везло, думаю, это всё из-за его стойкости к холоду и нашего смиренного терпения, которое постепенно выливалось в монотонное безразличие. Шестнадцатого числа поднялся ветер, и мы повеселели, жизнь стала налаживаться, а нытьё норда не стало так докучать. К тому же последний стал говорить, якобы он знает эти моря и где-то видит берег, но мы, как ни всматривались в даль, ничего не видели. Вечером поднялся сильный ветер и нас понесло быстрее. Куда? Не знал никто, но это было в любом случае лучше, чем дрейфовать практически без парусов непонятно где. Перед сном Аззар сказал мне, что не нужна ему война, он готов отказаться от десятилетней войны, бросить в конце концов жизнь моряка и жить там, где нет войны, голода и холода. Я ничего не ответил ему и до сих пор сожалею, что не сделал этого.
Ночью мне снова пришла Мара и сказала, как будто с облегчением: «Потерпи и смирись, потерпи и смирись, осталось совсем немного». На этих словах я проснулся от того, что резко слетел с кровати и упал в ледяную воду. Моментально отойдя ото сна, я вынырнул из воды и забрался на ближайший выступ. Корабль был перевёрнут, вокруг холод и ледяная вода, а я лишь в простой одежде, моя броня и оружие, лежавшие на тумбочке возле кровати куда-то пропали вместе с тумбочкой, но искать их не было времени. Надо было выбираться наружу и найти что-нибудь тёплое, а то я замёрз бы насмерть. Добравшись из своей каюты до трюмов, я обнаружил, что они полностью залиты водой, поэтому мне пришлось нырять и искать путь дальше. Слава Талосу я неплохо плаваю и смог добраться каюты Аззара, где была сухо, но там меня ждала трагедия – Аззар лежал посреди каюты с разбитой головой, мёртвый. Кроме его одежды на нём, ничего тёплого и сухого не было, поэтому превозмогая боль, я одел его тряпки, в которых хожу до сих пор и выбрался на палубу. Там я нашёл ещё пару погибших матросов и больше никого. Похоже, что больше никто не выжил. А корабль столкнулся о подводный риф, пробив корму, мне очень повезло, что моя каюта была в передней части корабля, и я вылетел прямо в воду, а не как у Аззара – в задней, из-за чего он разбился.
Начинало светать и в далеке я увидел сушу и портовый город. Зная, что движение – жизнь, я сначала вплавь, а потом прыгая со льда на лёд около обеда добрался до городка, который именуется Данстаром. Я зверски, устал, поэтому, зайдя в город, я перво-наперво нашёл таверну и снял комнату. Благо, что редгард хранил в совей одежде три десятка септимов и мне этого хватило на пару дней, чтобы прийти в себя. Но надо как-то жить и, разузнав, о железорудной и ртутной шахтах я выбрал последнюю и стал добывать руду, которую в дальнейшем переплавлял в слитки и продавал на выходе из шахты хозяину – Лейгельфу, но через сутки я понял, что мне этого едва хватает на еду и комнату. Поэтому я договорился с местным кузнецом Рустлейфом о продаже ему слитков по цене ниже, чем продаёт ему Лейгельф, но дороже, чем Лейгельф покупает её у меня. Стало вполне хватать на комнату и еду, но не более. Тогда я устроился работать на железорудную шахту. Из добытой руды я сделал пару железных браслетов (спасибо отцу за его драгоценные уроки), которые при продаже вышли немого выгоднее, чем слитки ртутной руды. Теперь я подумываю о новой одежде, а то эта поржавела после нескольких часов плаваний в Скайримских льдах и в то же время она большая для меня. Купить у местных торговцев – дорого, поэтому я сегодня, двадцать третьего числа месяца последнего зерна, вооружившись двумя кирками, отправился в лес на волков, других мне не нагнать, а волки сами на меня нападут. Дело было очень рискованным, я никогда до этого ещё не сражался кирками, страх одолевал меня, но всё вышло почти машинально, как только на меня напал волк, я пробил ему череп одним точным ударом, но тут на меня напал второй. С ним пришлось повозиться, он тоже меня боялся и пытался напасть сзади, но и он погиб от удара моей кирки. Я разделал туши и сегодня начал изготовление новой брони. Тёплой, удобной, а главное, чтобы на меня не обращали внимания и не говорили, каким образом я перебрался из песков в снега. А также добуду необходимое количество железа и сделаю себе нормальное оружие. Кстати, можно эти кирки переплавить, а на шахтах сказать, что потерял, сомневаюсь, что они мне откажут предоставить новые, ведь я хорошо работаю.
Ну, а теперь изложив всю ситуацию на бумаге, я очередной раз задам себе вопросы. Что мне делать дальше? Сделаю я себе броню и оружие, подзаработаю денег и что дальше? Вернуться домой с позором? Отправиться в Хаммерфелл ещё с большим позором? Как я буду смотреть генералу в глаза? В лучшем случае меня выгонят из армии! Также на дороге можно погибнуть! Или остаться здесь в этом холодном крае и начать жизнь с нового листа, как говорил Аззар, которых хотел мирной жизни в далеке от этой войны?! Я перетерпел, пережил целый месяц на грани смерти, и я смирился с потерями, поражением, Мара!
Надеюсь, родные переживут более-менее спокойно мою кончину. Квинт отлично справляется с хозяйством, отца и матушку он обеспечит. А я… а я пока что приспособлюсь к местным условиям, приобрету всё необходимое и подзаработаю денег, чтобы хватило на любой путь, на путь который я выберу в дальнейшем!»
И подписался: «Ганник, просто Ганник».
Посидев немного в раздумьях, имперец тяжело поднялся со скамьи, аккуратно в стопку собрал исписанные листы. Перешёл в центр зала, где горел большой костёр, обогревающий всё здание. И бросил их в огонь. Быстрые огоньки сначала жадно сморщили пожелтевшие страницы, а потом и вовсе съели пергамент, превратив их в труху, от которой потом и вовсе ничего не осталось.
С ироничной улыбкой на лице Ганник пошёл в комнату спать. За эти несколько минут он осмыслил прошлое, очистил свою совесть перед ним и самим собой, и предрешил своё будущее, начав свою жизнь сначала в другом месте, другим человеком в миддас (среду) двадцать четвёртого числа последнего зерна месяца 201 года 4 эры.
