Опала, бесчестье, предание позору, запятнанность — всё это варианты перевода английского слова attainder, за которым скрывается самый мрачный инструмент common law1 (далее я буду писать «опала» лишь для краткости, а не из-за наибольшей точности). Акт об опале по своему статусу был обычным законодательным актом Парламента, вступавшим в действие в том порядке, в котором получали юридическую силу и другие парламентские законы, включая согласие короля. Благодаря этому актом об опале можно было придать качество государственной измены даже тем деяниям, которые не имели законодательно установленных признаков измены. Более того, актом об опале можно было осудить за деяние, которое в момент его совершения вообще не считалось в английском праве преступлением, или преступление, которое не получалось доказать по обычным правилам доказывания.
Слова «акт об опале» неизбежно вызывают в воображении образы эшафота, топора и протекающей между досок крови. Однако, опала вовсе не обязательно приводила к казни. Часто опальный оставался в живых или уже был мёртв на момент опалы. Изначальной и главной сущностью акта об опале были его экономические последствия, кроме того он превращал осуждённого в простолюдина, к которому можно было применять соответствующие пытки и наказания.
1 Сommon law - общее право в системе англо-саксонского права.
2 Fee tail - урезанная собственность (ограниченная в порядке наследования и отчуждения).
3 Fee simple - неограниченное право собственности.
Слова «акт об опале» неизбежно вызывают в воображении образы эшафота, топора и протекающей между досок крови. Однако, опала вовсе не обязательно приводила к казни. Часто опальный оставался в живых или уже был мёртв на момент опалы. Изначальной и главной сущностью акта об опале были его экономические последствия, кроме того он превращал осуждённого в простолюдина, к которому можно было применять соответствующие пытки и наказания.
Читать далее (Раскрыть)
Не каждый акт об опале требовал казни или заключения, но каждый означал изъятие в пользу Короны всех владений осуждённого, а также «порчу крови» его и его прямых потомков, иными словами, «правовую смерть» его семьи (например, люди с «запятнанной кровью» не могли заключать ряд договоров, включая покупку земли). По словам Брэктона, оформляемая актами об опале конфискация (forfeiture) состояла для предателя в «потере всего его имущества и вечной утрате права наследования его наследников, так они не смогут получить ни отцовское, ни материнское наследство». Эта формулировка не устраивала феодалов, а потому статут Эдуарда I De Donis Conditionalibus 1285 года (2й Вестминстерский), затем подтверждённый статутом об измене 1352 года, установил невозможность конфискации земель, которыми владеют на праве fee tail2, и, соответственно, возможность конфискации земель, которыми владеют на праве fee simple3, и приданного супруги. (Держание на праве fee simple могли наследовать любые наследники по закону или завещанию, держание на праве fee tail — только дети, плюс были варианты «только сыновья», «только дочери», «только старший сын» и т.п., кроме того entailed земли нельзя было завещать и любым способом отчуждать). Жена осуждённого за ним тоже не наследовала и не получала обратно приданное, но опала не затрагивала её собственные права наследовать за кем-то ещё и получать заранее выделенную из имущества мужа «вдовью часть»: логика английских юристов была такой, что эти права жены предшествовали измене мужа, а потому несправедливо их отнимать из-за измены. Этот принцип подтвердил статут 1388 года, который однако добавил к конфискуемому земли, которые кто-либо держал «для предателя» (управлял и передавал доходы).
В 1398 году при Ричарде II Безжалостный Парламент установил, что земли на праве fee tail тоже можно конфисковать, как и земли на праве fee simple и земли, которые держат для осуждённого. Так что акты об опале в XV веке могли быть более суровыми, чем раньше, хотя общественное неприятие подобной строгости служило ограничением к реальному применению такой возможности.
В первую очередь акты об опале всегда были средством политической борьбы, а точнее, средством юридического закрепления своей победы. Например, в 1326 году победоносный Роджер Мортимер добился опалы сладкой парочки Диспенсеров, их казни и конфискации имущества (причём не за измену королю, а наоборот за их лояльность Эдуарду II), а в 1330 году уже самого Мортимера подвергли опале, казни и конфискации. В 1388 году приближённых Ричарда II казнил и подверг опале Безжалостный Парламент, а в 1397-1398 годах точно так же затаивший обиду король расправился уже с бывшими членами Безжалостного Парламента.
Так что понятно, почему чаще всего акты об опале стали принимать именно в XV веке: в Войнах Роз брала верх то одна, то другая сторона, и каждый переход Фортуны отмечался опалой убитых в бою или казнённых врагов. Победители хотели уничтожить побеждённых не только максимально полно, но и максимально законно. Теперь опала налагалась Парламентом, в порядке принятия обычного закона: надо было зачитать в Парламенте билль, получить согласие палат, и вуаля, акт готов. Иногда, особенно при Генрихе VII акт об опале принимали после нормального судебного решения в рамках common law или после специальной комиссии. Генрих VII поначалу даже не хотел просить согласия у Палаты Общин, но юристы и судьи настояли на необходимости такого согласия. Что интересно, все стороны считали эти акты совершенно законными и соблюдали необходимые для них процедуры, а физическое и экономическое уничтожение проигравших воспринимали как необходимые меры для создания прочного правления.
Чаще всего в дальнейшем опала отменялась, а в тех случаях, когда опального не собирались казнить, вынесение против него парламентского акта вообще было по сути недвусмысленным предложением поменять сторону, благо в ту пору перебежчики не воспринимались как ужасные предатели. Так что, в английской игре престолов всё же были варианты кроме победы или смерти.
С 1453 по 1504 год Парламент осудил и подверг опале 397 человек, не считая принадлежащих к домам Ланкастера и Йорка, и из них не менее 256 (возможно 265 — есть путаница из-за того что некоторых подвергали опале неоднократно) человек, т.е. 64% были «реабилитированы» (одни при жизни, другие — посмертно, ради прав их потомков). При этом чаще всего реабилитировались пэры (84% из опальных пэров), рыцари (79%) и эсквайры (76%), остальным везло намного реже. Всё зависело от того, насколько полезен был человек для правителя, готов ли был принести клятву верности и соблюдать иные условия. Генрих VI отменил всю 21 опалу, которую наложил. Эдуард IV наложил 140 опал и отменил из них 42. Ричард III отменил 1 опалу Эдуарда IV и сам наложил 100 опал. Генрих VII отменил 43 опалы Эдуарда IV и 99 опал Ричарда III, сам наложил 138 опал и отменил из них 46, ещё 6 его опал отменил Генрих VIII. Если прежние короли часто использовали опалы из ненависти или паники, то Генрих VII был хитрый лис, он действовал совершенно рационально, используя опалу и её отмену как способ контроля над элитой и пополнения казны, так что угроза опалы приструнила многих его вассалов, а за восстановление в правах надо было хорошенько заплатить деньгами и личной службой. Тем более, что одно дело восстановление в правах (снятие «порчи крови»), другое — возврат части имений, и третье — полное восстановление титулов и имущества (часто «запятнанным» придворным приходилось последовательно добиваться каждой степени реабилитации, например, кое-кому для окончательной отмены опалы пришлось усмирить несколько мятежей и даже выиграть битву при Флоддене).
Ярким примером применения и отмены опал в Войнах Роз является судьба сэра Генри Беллингама. При Таутоне он сражался за Ланкастеров, после битвы спасся и участвовал в ланкастерском рейде на Карлайл в июне 1461 года. За всё это его подвергли опале в том же году. Захваченный при осаде Науорта, он посидел немного в Тауэре, затем опалу отменили (имущество не вернули) и Генри вышел на свободу, чтобы участвовать в морской экспедиции графа Вустера в 1463 году. Вскоре он бежал к Ланкастерам в Бамборо. За это его опять подвергли опале. Беллингама схватили после осады Харлеча в 1468 году и посадили в знакомый ему Тауэр... чтобы выпустить с частичным прощением в следующем октябре. Через некоторое время сэр Генри опять перебежал к Ланкастерам, и за это его уже не простили. Только в 1485 году, после победы Тюдоров, сын Беллингама получил отмену второй опалы своего отца.
Ещё один пример — сэр Хамфри Невил из Бранспета. Сражался за Ланксастеров на севере Англии в 1461 году, был схвачен, посажен в тюрьму и подвергнут опале в ноябре. В феврале 1462 года получил прощение и сохранил жизнь под условием продолжения отсидки, сколько захочет король. Бежал из Тауэра и поднял восстание на севере в 1463 году, в апреле был издан указ о его аресте. В июне получил королевское помилование и вернул большинство своих земель. В конце года опять бежал и поменял сторону. В 1464 году сдал Бамборо на условии помилования гарнизона. Невилу тоже сохранили жизнь, но в 1465 году снова подвергли опале. В 1468 году он опять поднимал мятеж в Нортумберленде, а в 1469 году на севере Англии. В 1469 году его наконец казнил Уорик, и вторая опала никогда не была отменена.
Генри Бофор, герцог Сомерсет, тоже был знатным перебежчиком. Яростно ненавидел Йорков. Сражался с ними в обеих битвах при Сент-Олбанс, при Уэйкфилде, и Таутоне. После Таутона бежал в Шотландию, а затем во Францию. В 1462 его захватили после взятия Бамборо, но Бофор тут же захотел перейти на сторону Эдуарда IV. Тому такой яркий перебежчик был полезен, так что опала Сомерсета была отменена, имущество возвращено, король подарил ему и его матери много денег и ренты. Герцог участвовал в осаде Эника, в его честь провели турниры, его даже пустили спать в королевской кровати, наконец, король брал его на охоту, причём три из шести сопровождающих были людьми Сомерсета. В 1463 году Эдуард даже сделал Сомерсета капитаном своей гвардии и поехал в Нортхэмптон в сопровождении двух сотен людей герцога. В Нортхэмптоне герцога хотели разобрать на косточки за разграбление города в 1461 году, но Эдуард спас его от горожан и отослал в Северный Уэльс. Там Сомерсет радостно поменял сторону и помчался к Генриху VI и сражался за него в неудачной битве при Хексэме в 1464 году. Генрих VI на тот момент уже трижды попадал в плен, так что предусмотрительно держался от битвы подальше и успел сделать ноги, а вот Сомерсета и ещё 29 видных ланкастерцов в итоге схватили и казнили, а в 1465 году посмертно подвергли опале.
Генрих VII всегда отличался редким благоразумием, которое порой путали с византийским коварством. На самом деле этот человек был просто-напросто до крайности рационален в политических действиях (в частной жизни он вовсе не походил на калькулятор). Даже решение рискнуть всем в битве при Босуорте было лишь наиболее оптимальным способом завоевания трона в условиях превосходства противника, растущего с каждым днём. При этом Генри Тюдор не страдал от гордыни и вполне понимал свой близкий к нулю опыт командования, так что передал бразды более подходящим людям, а сам при и в бой бросаться не горел, и об охране позаботился. В итоге отчаянная попытка Ричарда III прорубить себе путь к Генриху увязла в телохранителях, а Тюдору не пришлось далеко идти за окровавленной короной Англии.
К актам об опале Генрих VII тоже подошёл рациональнее предшественников. Прежде всего, он объявил себя королём со дня, предшествовавшего битве при Босуорте, что сразу сделало вояк, выбравших неправильную сторону, предателями и мятежниками против законного короля. Затем, однако, Генрих не впал в раж, как прежние временные «цари горы» в Войнах Роз, а милостиво простил многих «мятежников». Раньше после победы принято было панически раздавать опалу налево и направо, как Ричард III, а вот Генрих VII сделал только то, что действительно должно было укрепить шатающийся трон. Мало того, что в 1485 году он подверг опале только 28 йоркистов, так в следующие десять лет отменил 20 из них и ещё 2 к концу своего правления. Коме того, опала при этом государе ещё дальше отошла от казней и чаще была чисто экономическим наказанием, сопряжённым разве что с заключением в Тауэре. И, естественно, юридически всё оформлялось безупречно, в том же порядке, как принимались законы, с согласия Парламента и по основаниям, достаточным для опалы с точки зрения других аристократов.
Выбранная Генрихом политика называлась «милосердие головы, а не сердца», и личной неприязни он редко давал волю. Если человек был сукиным сыном, но служил верно и эффективно, неприязнь король зажимал и наоборот старался вознаградить за лояльность. Даже в периоды кризисов, когда сторонники наперебой советовали ему нарубить голов и конфисковать побольше имений и титулов, Генрих действовал осторожно, хотя и достаточно безжалостно там, где это было оправдано. Внешне это порой выглядело так, будто настроение короля постоянно менялось от сурового к милосердному, и Бэкон сравнивал его приговоры и помилования с лотереей. Кстати особенно хорошо характер Генри Тюдора виден во время подавления очередного восстания йоркистов: всех главарей и половину их восьмитысячной армии изрубили на шашлык в битве на Стоукском поле, а вот мальчика, которого мятежники выдавали за племянника Эдуарда IV и назвали «настоящим» королём, Генрих помиловал и определил поварёнком на свою кухню.
Непосредственно после победы над Ричардом III Генрих не начал массовые репрессии, но преодоление каждой новой вооружённой угрозы его трону сопровождалось новыми точечными опалами, причём под конец его жизни в Парламенте 1504 года было принято больше актов об опале, чем в любом предыдущем Парламенте его правления. Однако, при Генрихе VII была упорядочена, формализована и расширена процедура снятия опалы. При этом благодаря улучшению отражения помилований в документах видно, что Генрих VII не был склонен к тому, чтобы забирать конфискованные имения у своих сторонников, которым отдавал их после опалы предыдущего владельца. Иногда прежние владельцы восстанавливали всё, чем владели до опалы, но чаще всего бесплатно они получали лишь «снятие судимости» и отдельные земли (которые ещё оставались в руках короля), а в остальном помилование трактовалось не как пожалование имений обратно, а как разрешение их купить, придя к согласию с новыми держателями. Генрих не собирался обесценивать свои подарки верным сторонникам ради бывших опальных.
Кроме того, снятие опалы обычно было не полным, а частичным, и за каждую новую степень прощения надо было внести сумму, равную нескольким годовым доходам со среднего имения, а также верно служить королю. Например, Джон, лорд Зуш, в 1486 году заплатил 2000 марок и поклялся «вести себя хорошо» в обмен на помилование, скреплённое Большой Печатью (т.е. неполное), дающее право приобретать потерянные по опале земли. В 1489 году частичную отмену опалы Зуша утвердил Парламент, отдельно указав, что это не касается конфискованных в 1485 году земель. Зушу позволили только унаследовать земли его бабушки. А полностью опалу сняли в 1495 году другим актом — за который Зушу опять пришлось заплатить. Он недорого продал пять маноров сэру Рейнольду Брэю поскольку сэр Рейнольд помог сэру Джону получить помилование (уговорив более высокопоставленного лорда ходатайствовать за опального). Зачем оно было надо Брэю? Эти пять маноров ранее уже были отданы ему королём, но теперь держание стало более легальным в глазах других аристократов, вот такая взаимовыгодная сделка благородных сэров. Акт Парламента также подтвердил права Джайлза, лорда Добенэя и его наследников на недвижимость, которая была им передана после опалы Зуша. Зушу предоставлялось только право купить земли, если он сможет договориться с лордом о цене. И это ещё не всё — многие другие земли Зуша так и остались в руках тех, кто получил их от короля. «Не до жиру, быть бы живу».
Ещё интереснее судьба клана Говардов. Старший, Джон Говард вовсе не был таким алчным хваталой, как Зуш, но обиделся на Эдуарда IV за то, что король не дал ему унаследовать часть имения Моубри. Ричард III переманил Говарда на свою сторону тем, что отдал это наследство и добавил сверху подарков. К моменту гибели на Босуортском поле Джон Говард был герцогом Норфолка с владениями в дюжине графств. Участвовавший в той же битве сын Джона, Томас Говард, граф Сари, не был казнён, но вместе с убитым отцом его подвергли опале. Сари был заключён в Тауэр и помилован под условием, что держать там его будут столько, сколько захочет король.
Когда граф Линкольн вторгся в Англию в 1487 г. лейтенант Тауэра предложил Томасу побег (есть бездоказательное мнение, что это была провокация, чтобы получить повод для казни). Томас мудро отказался, заявив, что подчинился приговору и выйдет из тюрьмы лишь по приказу того, кто его туда посадил (и угадал, так как тот мятеж как раз и кончился на Стоукском поле). Так и сидел Говард в Тауэре до января 1489 года, пока его не выпустили с условием принесения клятвы верности. На ближайшей сессии Парламента его опалу частично отменили — вернув лишь титул графа Сари, наследство жены и то, что он мог унаследовать от иных предков кроме опального отца, а также отдельные земли, которые до этого король давал графу Оксфорду и лорду Добенэю.
Через три месяца Говарда отправляют на Север, подавлять мятежи. За отменную службу вторая сессия того же Парламента к концу года расширила условия снятия опалы с Сари. Теперь ему вернули исконные земли Говардов, не считая тех, которые король уже кому-то отдал, но король разрешил Говарду договориться о покупке их обратно. Этот второй акт Парламента не возвращал ему то самое имение Моубри герцогов Норфолка и земли, полученные Говардами от Ричарда III. Далее Говард служил в Восточных и Западных Марках, помогая молодому принцу Артуру. Весной 1491 году он подавил второе восстание в Акуорте рядом с Понтефрактом, причём действовал так милосердно, что завоевал популярность на Севере. В награду следующий акт Парламента позволил ему наследовать всё имущество, кроме уже дарованного королём другим людям, но с передачей ренты от короля к Говарду. Так Говард восстановил практически всё, что потерял, тем более, что король помог ему выкупить назад недостающие части. Генрих всегда награждал верных слуг, а Сари показал и лояльность, и эффективность. Он не вернул огромные владения, полученные при Ричарде III, но и не ждал этого, так как всё равно получил больше, чем клан имел до правления Ричарда. Оставался лишь титул герцога Норфолка, но его Томас Говард заслужил спустя 19 лет верной службы в качестве солдата, посла, советника и администратора, когда разгромил шотландцев на Флодденском поле (заодно в его герб добавили располовиненного и проткнутого стрелой шотландского льва, которого можно видеть и на гербе современных Говардов — мелочь, а приятно).
Практически ни один знатный род не прервался в результате опал Генриха VII, хотя раньше думали, будто он целенаправленно уничтожал аристократию и заменял её дворянами-бедняками. Экономические последствия конфискации тоже очень отличались. Кто-то полностью восстановил былой достаток, кто-то восстановил титулы и часть земель, но ради этого влез в долги, кто-то был низвергнут в бедность. Что интересно, последний вариант относился чаще всего не к аристократии, а к йоменам и эсквайрам, которые имели меньше возможностей показать себя королю. Например, сэр Джеймс Харрингтон, преданый опале в 1485 году, в 1488 умер, будучи не в состоянии даже заплатить клеркам казначейства за петицию о помиловании. Однако, такое происходило не так часто, поскольку существенная часть земель обычно не могла быть конфискована с помощью опалы: вдовы, которые зажились на этом свете, были не проклятием, а спасением их детей, которые лишались части наследства опального отца, но наследовали за матерью. Кроме того, из государственной казны семьям опальных выплачивались небольшие пособия, которые были достаточны для безбедной жизни, но не позволяли набрать политический вес и снова браться за старое. Чаще всего для этого использовали институт передачи какого-то имения надёжному администратору, передающему доходы указанной семье. В целом же, земли обычно не спускались менее знатным дворянам, а вращались в одном кругу, таким образом не уменьшая власть крупной аристократии как социальной группы.
Другой проблемой была необходимость договариваться о покупке своих бывших владений у новых держателей. Надо было не только собрать деньги, но и вообще получить согласие на продажу, кроме того, были неприятности даже при продаже или при указании короля по истечении определённого срока вернуть земли помилованному. Съезжающие с земли выжимали из неё все соки, например, Томас, лорд Рус, который в 1485 году получил от Генриха снятие прежней опалы, обнаружил, что владевший его землями лорд Гастингс вывез даже свинец из крыши замка, оставив здание почти в виде руин. По-джентльменски, да.
Земли аристократии были не просто основной её материального благополучия и «акциями», обеспечивающими живейший интерес к благу страны. Люди хотели владеть именно теми землями, которыми владели поколения их предков. Конфискованные имения не теряли из вида, их возвращение было главным стремлением опальных семей. В итоге, в большинстве случаев земли возвращались исконным владельцам. Из аристократов не смогли вернуть бывшие владения полностью или частично лишь 5-7 семей. Очень мало держаний были выведены из прямой линии наследования лишь одной опалой — для этого надо было «отличиться» несколько раз подряд. Из-за таких прочных моральных и социальных связей с землёй, возвращение конфискованного было необходимым условием политического умиротворения Англии. Кроме того, под давлением представлений аристократии о её связи с держаниями на праве fee simple и fee tail короли были вынуждены ограничивать опалу и позволять наследникам осуждённого получать земли, которые их отец держал на праве fee tail. Поступать иначе можно было только приготовившись к всеобщему недовольству, которое могло стоить трона. Любое решение об опале должно было выглядеть легитимным в глазах других дворян.
Итак, опала серьёзно била по финансам опасных для трона знатных родов, хотя редко приводила к их полной бедности или исчезновению. Зато для короны это был отличный источник доходов. Мало того, что конфискованные земли приносили ежегодную прибыль, их можно было продать или подарить, снижая накал требований вознаграждения за службу трону. Кроме того, огромные суммы корона получала за каждую степень снятия опалы и дополнительно в качестве залога будущей лояльности помилованного.
То, что Генрих VII хорошо умел балансировать между различными политическими группами, видно хотя бы по тому, что в отличие от своих предшественников он правил долго и умер своей смертью, передав сыну достаточно спокойное государство. Нельзя сказать, будто аристократы просто устали воевать — Войны Роз не были такими изматывающими и жестокими, как, например, гугенотские войны во Франции. Раз за разом противники Генриха предоставляли всем недовольным возможность покинуть короля — но взвешенная политика Генриха избавила его от судьбы менее умного Ричарда III, которого сторонники покинули прямо посреди решающей битвы.
Правление Генриха VIII стало самым ярким периодом в исторической судьбе акта об опале. Всего при этом весёлом короле в Парламенте было принято 20 таких актов, касающихся 130 лиц: 96 за измену, 26 за недонесение об измене, 5 за тяжкие преступления и 3 за ересь. Реальное количество попавших под опалу людей было несколько меньше, потому что шестеро из них удостоились этой радости дважды, однако, был случай опалы не названных поимённо мятежников, которых трудно сосчитать. Плюс Кромвель попал в опалу не только как предатель, но и как еретик (четвёртый). За то же время было принято 17 актов о реституции. На первый взгляд, ничего особенно в этих цифрах нет. Правил Генрих VIII долго, среднее количество опальных на год в итоге меньше, чем у предшественников. Только вот опалы эти совсем другие.
Юридически это интереснейшие документы: первый пример опалы за одну только ересь, первое указание на связанную с опалой смертную казнь, создание новых оснований для обвинения в измене и недонесении об измене (хотя получается, что нормативные положения оказались в индивидуально-правовых актах). Кроме того, история принятия актов об опале показывает, как активен был Парламент в пересмотре и изменении предлагаемых ему проектов (биллей), вплоть до отказа обвинения в порядке опалы (так, не прошла Парламент опала Томаса Мора), а особенно остро в Парламенте стоял вопрос о защите прав невиновных людей (арендаторов), которым могла нанести вред конфискация земель у опальных лиц. Кроме того, политическая борьба, связанная с опалами при Генрихе VIII позволяет понять уровень оппозиции при дворе, с которым сталкивалось правительство при реализации своих программ: Парламент не молчал, Парламент вовсю спорил и его приходилось убеждать.
Самое яркое отличие — при Генрихе VIII опалы стали периодически использоваться как единственный способ осудить нарушителя. Тогдашнему Парламенту и будущим английским юристам это очень не нравилось — несмотря на то, что принятие акта об опале происходило в том же порядке, что и принятие прочих актов Парламентом, т.е. с обсуждениями, спорами и документированием каждого шага, это не соответствовало представлениям англичан о справедливой судебной процедуре — в первую очередь потому, что процедура принятия акта формально не давала обвиняемому возможности выступить с ответом на обвинение (хотя фактически его мнение всё равно слушали). То есть столько шума, траты чернил и бумаг, подробные условия о том, что конфискуется, а что нет, кого затрагивает, а кого нет — а всё равно не устраивало.
Сложно представить, как бы англичане эпохи Тюдоров оценили, например, расправу над Владимиром Старицким в Московии — ближе всего к этому процесс над Эдвардом Стаффордом, герцогом Бакингемом, которого тоже подозревали в намерении захватить трон (интересно, что его отца предали опале и казнили ранее, при Ричарде III). Однако, процесс над Бакингемом был более обоснован, проходил в суде 17 пэров и касался только самого герцога (вскоре его сыну даже были возвращены конфискованные земли), а опалу на него наложили посмертно, два года спустя. Старицкому повезло меньше: его кончину нельзя назвать иначе, как «убийство», не говоря о том, что им одним дело не ограничилось: мнения расходятся, но как минимум заодно жестоко убили его жену и мать, а как максимум — жену, всех детей кроме одного сына и дочери, слуг, бояр и даже утопили монахинь, сопровождавших мать Старицкого. Впрочем, такие разные оценки как раз следствие того, что это была расправа, а не хорошо документированный процесс.
Чем отличались прежние опалы? Они не были так связаны с казнями, как опалы времён Генриха VIII. Одни опальные XV века предварительно были обвинены в государственной измене по обычной судебной процедуре. Другие были к тому моменту уже мертвы, или же опала была нужна как более быстрый инструмент, с указанием на то, что опала имеет такую же силу, как осуждение по common law, или как инструмент, который позволял наиболее точно определить круг конфискуемых земель. А чаще всего вообще опалы были чисто экономическим инструментом.
Акты об опале в XV веке не были ограничены делами об измене. Парламент мог предать опале и за тяжкое преступление или недонесение о преступлении, например, как Джона Спайнела и его пятерых сообщников предали опале за план убийства членов государственного совета и других чиновников 15 декабря 1487 года, квалифицировав это как фелонию, а не измену. Однако, ни одна опала до 1509 года не упоминала смертную казнь, и действительно, очень многие опальные не были казнены и дожили до отмены своих опал. Вообще, процедура наложения опалы была правой и документированной, но не единообразной. Обычно петиции о наложении опалы король одобрял фразой «Soit droit fait comme il est desire», предназначенной для индивидуально-правовых актов, однако опалы, заявленные не в форме петиции, одобрялись королём с фразой «Le Roy le veult», как нормативно-правовые акты. Однако, безусловно, акты об опале были индивидуально-правовыми по своей природе.
В общем, в XV веке опалы в основном следовали за изменами Фортуны в Войнах Роз, или были направлены на подавление мятежей (которым не дали шанс перерасти в войну), или были инструментом сдерживания амбиций беспокойной знати, как у Генриха VII. У Генриха Генриховича таких открытых врагов практически не было (роялисты скажут — были, но он им мудро не дал дозреть даже до мятежа). Плюс, опалы не были размазаны ровным слоем по всему правлению. Их не было до 1523 года, и всего одна была наложена после 1542 года. Практически все эти опалы относятся ко времени, когда Томас Кромвель был «премьер-министром», с 1532 по 1540, и основание почти всех актов — борьба с противниками кромвелевского политического курса. Нередко опалы налагались посмертно, но иногда акт об опале был основанием казни. Не зря сегодня историки уже не спорят о том, был ли Генрих VIII самостоятельным правителем или подчинялся чужому влиянию, теперь вопрос лишь в степени этого влияния. Так что опалы, приводившие к казням, были изобретением именно Томаса Кромвеля, который таким образом ликвидировал представителей враждебных кланов или защищал «благо государства» в меру своего понимания.
А затем Кромвеля и его сторонников превозмогли другие люди, и уничтожили их самих. Потом ещё немного разобрались между собой (эх, жаль Генри Говарда, графа Сари, хороший был воин, поэт и переводчик). А потом казнили уже тех, кто казнил Кромвеля (как Томаса Сеймура в 1549, забывшего, что Лорд-Протектор в Англии позволяет ещё меньше самовольства, чем король). «В Англии безопаснее быть погонщиком скота, чем дворянином», считал в то время один испанский кабальеро. Бурные были времена, насыщенные. Вот уж действительно, в таких играх у престола или побеждают, или умирают («When you play the game of thrones, you win or you die. There is no middle ground») — хорошо хоть, это не касалось тех, кто предпочитал в придворных играх вовсе не участвовать.
Позже великий юрист сэр Эдвард Коук писал, что однажды обсуждал вопрос об опалах с сэром Джоном Годье, судьёй Королевской Скамьи. Годье сказал Коуку, что король Генрих VIII поставил перед верховными судьями вопрос, может ли обвиняемый быть подвергнут Паралментом опале за государственную измену, не имея возможности ответить на обвинение. Судьи ответили, что это опасный вопрос, а Парламент как высший суд должен подавать пример нижестоящим судам в рассмотрении дел строго по закону. Нижестоящие суды не должны так осуждать, а потому не должен и Парламент. Тогда король и особенно граф Эссекс (т.е. Кромвель) нажали на судей и потребовали прямого ответа, и судьи сказали, что если человек подвергнут опале, то в будущем не может возникнуть вопроса о том, была или не была у него возможность ответить на обвинение — опала не пересматривается, она лишь отменяется по милости короля.
Забавнее всего, что первым человеком, который был так предан опале без возможности отвечать, стал сам Кромвель, отчего и стали говорить, что он погиб от порядка, который сам создал. Коук был убеждён, что такая процедура не будет использована больше ни в его время, ни позже.
Действительно, после смерти Генриха VIII к опале прибегали крайне редко. Дважды при Эдварде VI, дважды при Марии, дважды при Елизавете, и иногда потом, как в отвратительном деле графа Страффорда, или как в случае с посмертной опалой Оливера Кромвеля и троих его подельников за регицид. Последнюю настоящую опалу наложили в начале XVIII века, а в 1870 году Акт о Конфискациях запретил налагать опалы, «порчу крови» и полную конфискацию за измену и фелонию. Кстати, Уинстон Черчилль предлагал после войны разом предать опале и казнить главных нацистов, но ему пришлось смириться с тем, что другие Союзники хотели суда. Хотя, возможно, это байка. Но идея мне нравится (на тюдоровской плахе... с двадцатого удара пьяного палача... то что доктор прописал!).
За недостатком времени здесь поставлю точку в теме опал в английском праве. Громкие дела времён Генриха VIII требуют более внимательного рассмотрения, чем поверхностный обзор, к тому же там более значимы обвинения в измене, а не опалы. Потому тема тюдоровских судебных развлечений временно убивается, но становится зомби, а потому будет время от времени появляться в моём журнале.
Можно только дополнительно рассказать о двух случаях, когда опала была наложена за тяжкое преступление, а не измену.
Первой из них была опала Джона Льюиса в 1536 году. Она была наложена в догонку за очередными волнениями в Уэльсе. Мятежника Льюиса арестовали в Глостершире. После допроса его отправили в тюрьму Маршалси близ Лондона (сегодня она была бы в черте города), но по дороге Льюис зарезал конвоировавших его маршалов спящими в постелях. Убийства обычно не наказывались через акты Парламента, но тут правительство решило, что убийство государственных служащих особенно возмутительное, а потому в совокупности с участием в мятеже заслуживает устрашения — применения акта об опале. Акт был достаточно детальным, вплоть до указания, что Льюису перед казнью надо отрубить руки, в качестве «ужасного урока для других таких же настроенных на вредительство лиц».
Деяние Льюиса присовокупили к его измене, а вот опала другого убийцы, Джона Вульфа, была просто за тяжкое преступление. Суть дела в следующем. Элис, жена Вульфа, работавшая уличной проституткой, заманила пару иностранных купцов в лодку, где сидел Вульф с сообщниками. В 10 часов вечера 6 июля 1533 году, как только купцы сели туда и лодка отчалила, преступники накинулись на них и одного закололи, а второму сломали шею в процессе борьбы. Вульф с соучастниками нагрузили трупы камнями и кинули в Темзу, а себе забрали не только те деньги, что были у жертв с собой, но и их имущество из снимаемых ими комнат общей стоимостью в сотню фунтов. К моменту заседания Парламент два сообщника Вульфа уже были мертвы (опасная профессия), ещё двое бежали, бежал от правосудия и Вульф с женой. Поэтому, видимо, и пришлось осуждать его не обычным судом по common law, где требовалось доставить обвиняемого в суд, а принятием акта об опале, которым можно было приказать казнить их сразу же после ареста. Возможно, были тут и дипломатические причины, требовавшие резкой реакции на убийство иностранцев. В общем, акт приказал всем шерифам, мэрам и прочим чиновникам искать злоумышленников. В итоге Вульфа с женой поймали и повесили в цепях над Темзой на уровне отлива (казнь утоплением).
Источник: Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь, Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь, Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
В 1398 году при Ричарде II Безжалостный Парламент установил, что земли на праве fee tail тоже можно конфисковать, как и земли на праве fee simple и земли, которые держат для осуждённого. Так что акты об опале в XV веке могли быть более суровыми, чем раньше, хотя общественное неприятие подобной строгости служило ограничением к реальному применению такой возможности.
В первую очередь акты об опале всегда были средством политической борьбы, а точнее, средством юридического закрепления своей победы. Например, в 1326 году победоносный Роджер Мортимер добился опалы сладкой парочки Диспенсеров, их казни и конфискации имущества (причём не за измену королю, а наоборот за их лояльность Эдуарду II), а в 1330 году уже самого Мортимера подвергли опале, казни и конфискации. В 1388 году приближённых Ричарда II казнил и подверг опале Безжалостный Парламент, а в 1397-1398 годах точно так же затаивший обиду король расправился уже с бывшими членами Безжалостного Парламента.
Так что понятно, почему чаще всего акты об опале стали принимать именно в XV веке: в Войнах Роз брала верх то одна, то другая сторона, и каждый переход Фортуны отмечался опалой убитых в бою или казнённых врагов. Победители хотели уничтожить побеждённых не только максимально полно, но и максимально законно. Теперь опала налагалась Парламентом, в порядке принятия обычного закона: надо было зачитать в Парламенте билль, получить согласие палат, и вуаля, акт готов. Иногда, особенно при Генрихе VII акт об опале принимали после нормального судебного решения в рамках common law или после специальной комиссии. Генрих VII поначалу даже не хотел просить согласия у Палаты Общин, но юристы и судьи настояли на необходимости такого согласия. Что интересно, все стороны считали эти акты совершенно законными и соблюдали необходимые для них процедуры, а физическое и экономическое уничтожение проигравших воспринимали как необходимые меры для создания прочного правления.
Чаще всего в дальнейшем опала отменялась, а в тех случаях, когда опального не собирались казнить, вынесение против него парламентского акта вообще было по сути недвусмысленным предложением поменять сторону, благо в ту пору перебежчики не воспринимались как ужасные предатели. Так что, в английской игре престолов всё же были варианты кроме победы или смерти.
С 1453 по 1504 год Парламент осудил и подверг опале 397 человек, не считая принадлежащих к домам Ланкастера и Йорка, и из них не менее 256 (возможно 265 — есть путаница из-за того что некоторых подвергали опале неоднократно) человек, т.е. 64% были «реабилитированы» (одни при жизни, другие — посмертно, ради прав их потомков). При этом чаще всего реабилитировались пэры (84% из опальных пэров), рыцари (79%) и эсквайры (76%), остальным везло намного реже. Всё зависело от того, насколько полезен был человек для правителя, готов ли был принести клятву верности и соблюдать иные условия. Генрих VI отменил всю 21 опалу, которую наложил. Эдуард IV наложил 140 опал и отменил из них 42. Ричард III отменил 1 опалу Эдуарда IV и сам наложил 100 опал. Генрих VII отменил 43 опалы Эдуарда IV и 99 опал Ричарда III, сам наложил 138 опал и отменил из них 46, ещё 6 его опал отменил Генрих VIII. Если прежние короли часто использовали опалы из ненависти или паники, то Генрих VII был хитрый лис, он действовал совершенно рационально, используя опалу и её отмену как способ контроля над элитой и пополнения казны, так что угроза опалы приструнила многих его вассалов, а за восстановление в правах надо было хорошенько заплатить деньгами и личной службой. Тем более, что одно дело восстановление в правах (снятие «порчи крови»), другое — возврат части имений, и третье — полное восстановление титулов и имущества (часто «запятнанным» придворным приходилось последовательно добиваться каждой степени реабилитации, например, кое-кому для окончательной отмены опалы пришлось усмирить несколько мятежей и даже выиграть битву при Флоддене).
Ярким примером применения и отмены опал в Войнах Роз является судьба сэра Генри Беллингама. При Таутоне он сражался за Ланкастеров, после битвы спасся и участвовал в ланкастерском рейде на Карлайл в июне 1461 года. За всё это его подвергли опале в том же году. Захваченный при осаде Науорта, он посидел немного в Тауэре, затем опалу отменили (имущество не вернули) и Генри вышел на свободу, чтобы участвовать в морской экспедиции графа Вустера в 1463 году. Вскоре он бежал к Ланкастерам в Бамборо. За это его опять подвергли опале. Беллингама схватили после осады Харлеча в 1468 году и посадили в знакомый ему Тауэр... чтобы выпустить с частичным прощением в следующем октябре. Через некоторое время сэр Генри опять перебежал к Ланкастерам, и за это его уже не простили. Только в 1485 году, после победы Тюдоров, сын Беллингама получил отмену второй опалы своего отца.
Ещё один пример — сэр Хамфри Невил из Бранспета. Сражался за Ланксастеров на севере Англии в 1461 году, был схвачен, посажен в тюрьму и подвергнут опале в ноябре. В феврале 1462 года получил прощение и сохранил жизнь под условием продолжения отсидки, сколько захочет король. Бежал из Тауэра и поднял восстание на севере в 1463 году, в апреле был издан указ о его аресте. В июне получил королевское помилование и вернул большинство своих земель. В конце года опять бежал и поменял сторону. В 1464 году сдал Бамборо на условии помилования гарнизона. Невилу тоже сохранили жизнь, но в 1465 году снова подвергли опале. В 1468 году он опять поднимал мятеж в Нортумберленде, а в 1469 году на севере Англии. В 1469 году его наконец казнил Уорик, и вторая опала никогда не была отменена.
Генри Бофор, герцог Сомерсет, тоже был знатным перебежчиком. Яростно ненавидел Йорков. Сражался с ними в обеих битвах при Сент-Олбанс, при Уэйкфилде, и Таутоне. После Таутона бежал в Шотландию, а затем во Францию. В 1462 его захватили после взятия Бамборо, но Бофор тут же захотел перейти на сторону Эдуарда IV. Тому такой яркий перебежчик был полезен, так что опала Сомерсета была отменена, имущество возвращено, король подарил ему и его матери много денег и ренты. Герцог участвовал в осаде Эника, в его честь провели турниры, его даже пустили спать в королевской кровати, наконец, король брал его на охоту, причём три из шести сопровождающих были людьми Сомерсета. В 1463 году Эдуард даже сделал Сомерсета капитаном своей гвардии и поехал в Нортхэмптон в сопровождении двух сотен людей герцога. В Нортхэмптоне герцога хотели разобрать на косточки за разграбление города в 1461 году, но Эдуард спас его от горожан и отослал в Северный Уэльс. Там Сомерсет радостно поменял сторону и помчался к Генриху VI и сражался за него в неудачной битве при Хексэме в 1464 году. Генрих VI на тот момент уже трижды попадал в плен, так что предусмотрительно держался от битвы подальше и успел сделать ноги, а вот Сомерсета и ещё 29 видных ланкастерцов в итоге схватили и казнили, а в 1465 году посмертно подвергли опале.
Генрих VII всегда отличался редким благоразумием, которое порой путали с византийским коварством. На самом деле этот человек был просто-напросто до крайности рационален в политических действиях (в частной жизни он вовсе не походил на калькулятор). Даже решение рискнуть всем в битве при Босуорте было лишь наиболее оптимальным способом завоевания трона в условиях превосходства противника, растущего с каждым днём. При этом Генри Тюдор не страдал от гордыни и вполне понимал свой близкий к нулю опыт командования, так что передал бразды более подходящим людям, а сам при и в бой бросаться не горел, и об охране позаботился. В итоге отчаянная попытка Ричарда III прорубить себе путь к Генриху увязла в телохранителях, а Тюдору не пришлось далеко идти за окровавленной короной Англии.
К актам об опале Генрих VII тоже подошёл рациональнее предшественников. Прежде всего, он объявил себя королём со дня, предшествовавшего битве при Босуорте, что сразу сделало вояк, выбравших неправильную сторону, предателями и мятежниками против законного короля. Затем, однако, Генрих не впал в раж, как прежние временные «цари горы» в Войнах Роз, а милостиво простил многих «мятежников». Раньше после победы принято было панически раздавать опалу налево и направо, как Ричард III, а вот Генрих VII сделал только то, что действительно должно было укрепить шатающийся трон. Мало того, что в 1485 году он подверг опале только 28 йоркистов, так в следующие десять лет отменил 20 из них и ещё 2 к концу своего правления. Коме того, опала при этом государе ещё дальше отошла от казней и чаще была чисто экономическим наказанием, сопряжённым разве что с заключением в Тауэре. И, естественно, юридически всё оформлялось безупречно, в том же порядке, как принимались законы, с согласия Парламента и по основаниям, достаточным для опалы с точки зрения других аристократов.
Выбранная Генрихом политика называлась «милосердие головы, а не сердца», и личной неприязни он редко давал волю. Если человек был сукиным сыном, но служил верно и эффективно, неприязнь король зажимал и наоборот старался вознаградить за лояльность. Даже в периоды кризисов, когда сторонники наперебой советовали ему нарубить голов и конфисковать побольше имений и титулов, Генрих действовал осторожно, хотя и достаточно безжалостно там, где это было оправдано. Внешне это порой выглядело так, будто настроение короля постоянно менялось от сурового к милосердному, и Бэкон сравнивал его приговоры и помилования с лотереей. Кстати особенно хорошо характер Генри Тюдора виден во время подавления очередного восстания йоркистов: всех главарей и половину их восьмитысячной армии изрубили на шашлык в битве на Стоукском поле, а вот мальчика, которого мятежники выдавали за племянника Эдуарда IV и назвали «настоящим» королём, Генрих помиловал и определил поварёнком на свою кухню.
Непосредственно после победы над Ричардом III Генрих не начал массовые репрессии, но преодоление каждой новой вооружённой угрозы его трону сопровождалось новыми точечными опалами, причём под конец его жизни в Парламенте 1504 года было принято больше актов об опале, чем в любом предыдущем Парламенте его правления. Однако, при Генрихе VII была упорядочена, формализована и расширена процедура снятия опалы. При этом благодаря улучшению отражения помилований в документах видно, что Генрих VII не был склонен к тому, чтобы забирать конфискованные имения у своих сторонников, которым отдавал их после опалы предыдущего владельца. Иногда прежние владельцы восстанавливали всё, чем владели до опалы, но чаще всего бесплатно они получали лишь «снятие судимости» и отдельные земли (которые ещё оставались в руках короля), а в остальном помилование трактовалось не как пожалование имений обратно, а как разрешение их купить, придя к согласию с новыми держателями. Генрих не собирался обесценивать свои подарки верным сторонникам ради бывших опальных.
Кроме того, снятие опалы обычно было не полным, а частичным, и за каждую новую степень прощения надо было внести сумму, равную нескольким годовым доходам со среднего имения, а также верно служить королю. Например, Джон, лорд Зуш, в 1486 году заплатил 2000 марок и поклялся «вести себя хорошо» в обмен на помилование, скреплённое Большой Печатью (т.е. неполное), дающее право приобретать потерянные по опале земли. В 1489 году частичную отмену опалы Зуша утвердил Парламент, отдельно указав, что это не касается конфискованных в 1485 году земель. Зушу позволили только унаследовать земли его бабушки. А полностью опалу сняли в 1495 году другим актом — за который Зушу опять пришлось заплатить. Он недорого продал пять маноров сэру Рейнольду Брэю поскольку сэр Рейнольд помог сэру Джону получить помилование (уговорив более высокопоставленного лорда ходатайствовать за опального). Зачем оно было надо Брэю? Эти пять маноров ранее уже были отданы ему королём, но теперь держание стало более легальным в глазах других аристократов, вот такая взаимовыгодная сделка благородных сэров. Акт Парламента также подтвердил права Джайлза, лорда Добенэя и его наследников на недвижимость, которая была им передана после опалы Зуша. Зушу предоставлялось только право купить земли, если он сможет договориться с лордом о цене. И это ещё не всё — многие другие земли Зуша так и остались в руках тех, кто получил их от короля. «Не до жиру, быть бы живу».
Ещё интереснее судьба клана Говардов. Старший, Джон Говард вовсе не был таким алчным хваталой, как Зуш, но обиделся на Эдуарда IV за то, что король не дал ему унаследовать часть имения Моубри. Ричард III переманил Говарда на свою сторону тем, что отдал это наследство и добавил сверху подарков. К моменту гибели на Босуортском поле Джон Говард был герцогом Норфолка с владениями в дюжине графств. Участвовавший в той же битве сын Джона, Томас Говард, граф Сари, не был казнён, но вместе с убитым отцом его подвергли опале. Сари был заключён в Тауэр и помилован под условием, что держать там его будут столько, сколько захочет король.
Когда граф Линкольн вторгся в Англию в 1487 г. лейтенант Тауэра предложил Томасу побег (есть бездоказательное мнение, что это была провокация, чтобы получить повод для казни). Томас мудро отказался, заявив, что подчинился приговору и выйдет из тюрьмы лишь по приказу того, кто его туда посадил (и угадал, так как тот мятеж как раз и кончился на Стоукском поле). Так и сидел Говард в Тауэре до января 1489 года, пока его не выпустили с условием принесения клятвы верности. На ближайшей сессии Парламента его опалу частично отменили — вернув лишь титул графа Сари, наследство жены и то, что он мог унаследовать от иных предков кроме опального отца, а также отдельные земли, которые до этого король давал графу Оксфорду и лорду Добенэю.
Через три месяца Говарда отправляют на Север, подавлять мятежи. За отменную службу вторая сессия того же Парламента к концу года расширила условия снятия опалы с Сари. Теперь ему вернули исконные земли Говардов, не считая тех, которые король уже кому-то отдал, но король разрешил Говарду договориться о покупке их обратно. Этот второй акт Парламента не возвращал ему то самое имение Моубри герцогов Норфолка и земли, полученные Говардами от Ричарда III. Далее Говард служил в Восточных и Западных Марках, помогая молодому принцу Артуру. Весной 1491 году он подавил второе восстание в Акуорте рядом с Понтефрактом, причём действовал так милосердно, что завоевал популярность на Севере. В награду следующий акт Парламента позволил ему наследовать всё имущество, кроме уже дарованного королём другим людям, но с передачей ренты от короля к Говарду. Так Говард восстановил практически всё, что потерял, тем более, что король помог ему выкупить назад недостающие части. Генрих всегда награждал верных слуг, а Сари показал и лояльность, и эффективность. Он не вернул огромные владения, полученные при Ричарде III, но и не ждал этого, так как всё равно получил больше, чем клан имел до правления Ричарда. Оставался лишь титул герцога Норфолка, но его Томас Говард заслужил спустя 19 лет верной службы в качестве солдата, посла, советника и администратора, когда разгромил шотландцев на Флодденском поле (заодно в его герб добавили располовиненного и проткнутого стрелой шотландского льва, которого можно видеть и на гербе современных Говардов — мелочь, а приятно).
Практически ни один знатный род не прервался в результате опал Генриха VII, хотя раньше думали, будто он целенаправленно уничтожал аристократию и заменял её дворянами-бедняками. Экономические последствия конфискации тоже очень отличались. Кто-то полностью восстановил былой достаток, кто-то восстановил титулы и часть земель, но ради этого влез в долги, кто-то был низвергнут в бедность. Что интересно, последний вариант относился чаще всего не к аристократии, а к йоменам и эсквайрам, которые имели меньше возможностей показать себя королю. Например, сэр Джеймс Харрингтон, преданый опале в 1485 году, в 1488 умер, будучи не в состоянии даже заплатить клеркам казначейства за петицию о помиловании. Однако, такое происходило не так часто, поскольку существенная часть земель обычно не могла быть конфискована с помощью опалы: вдовы, которые зажились на этом свете, были не проклятием, а спасением их детей, которые лишались части наследства опального отца, но наследовали за матерью. Кроме того, из государственной казны семьям опальных выплачивались небольшие пособия, которые были достаточны для безбедной жизни, но не позволяли набрать политический вес и снова браться за старое. Чаще всего для этого использовали институт передачи какого-то имения надёжному администратору, передающему доходы указанной семье. В целом же, земли обычно не спускались менее знатным дворянам, а вращались в одном кругу, таким образом не уменьшая власть крупной аристократии как социальной группы.
Другой проблемой была необходимость договариваться о покупке своих бывших владений у новых держателей. Надо было не только собрать деньги, но и вообще получить согласие на продажу, кроме того, были неприятности даже при продаже или при указании короля по истечении определённого срока вернуть земли помилованному. Съезжающие с земли выжимали из неё все соки, например, Томас, лорд Рус, который в 1485 году получил от Генриха снятие прежней опалы, обнаружил, что владевший его землями лорд Гастингс вывез даже свинец из крыши замка, оставив здание почти в виде руин. По-джентльменски, да.
Земли аристократии были не просто основной её материального благополучия и «акциями», обеспечивающими живейший интерес к благу страны. Люди хотели владеть именно теми землями, которыми владели поколения их предков. Конфискованные имения не теряли из вида, их возвращение было главным стремлением опальных семей. В итоге, в большинстве случаев земли возвращались исконным владельцам. Из аристократов не смогли вернуть бывшие владения полностью или частично лишь 5-7 семей. Очень мало держаний были выведены из прямой линии наследования лишь одной опалой — для этого надо было «отличиться» несколько раз подряд. Из-за таких прочных моральных и социальных связей с землёй, возвращение конфискованного было необходимым условием политического умиротворения Англии. Кроме того, под давлением представлений аристократии о её связи с держаниями на праве fee simple и fee tail короли были вынуждены ограничивать опалу и позволять наследникам осуждённого получать земли, которые их отец держал на праве fee tail. Поступать иначе можно было только приготовившись к всеобщему недовольству, которое могло стоить трона. Любое решение об опале должно было выглядеть легитимным в глазах других дворян.
Итак, опала серьёзно била по финансам опасных для трона знатных родов, хотя редко приводила к их полной бедности или исчезновению. Зато для короны это был отличный источник доходов. Мало того, что конфискованные земли приносили ежегодную прибыль, их можно было продать или подарить, снижая накал требований вознаграждения за службу трону. Кроме того, огромные суммы корона получала за каждую степень снятия опалы и дополнительно в качестве залога будущей лояльности помилованного.
То, что Генрих VII хорошо умел балансировать между различными политическими группами, видно хотя бы по тому, что в отличие от своих предшественников он правил долго и умер своей смертью, передав сыну достаточно спокойное государство. Нельзя сказать, будто аристократы просто устали воевать — Войны Роз не были такими изматывающими и жестокими, как, например, гугенотские войны во Франции. Раз за разом противники Генриха предоставляли всем недовольным возможность покинуть короля — но взвешенная политика Генриха избавила его от судьбы менее умного Ричарда III, которого сторонники покинули прямо посреди решающей битвы.
Правление Генриха VIII стало самым ярким периодом в исторической судьбе акта об опале. Всего при этом весёлом короле в Парламенте было принято 20 таких актов, касающихся 130 лиц: 96 за измену, 26 за недонесение об измене, 5 за тяжкие преступления и 3 за ересь. Реальное количество попавших под опалу людей было несколько меньше, потому что шестеро из них удостоились этой радости дважды, однако, был случай опалы не названных поимённо мятежников, которых трудно сосчитать. Плюс Кромвель попал в опалу не только как предатель, но и как еретик (четвёртый). За то же время было принято 17 актов о реституции. На первый взгляд, ничего особенно в этих цифрах нет. Правил Генрих VIII долго, среднее количество опальных на год в итоге меньше, чем у предшественников. Только вот опалы эти совсем другие.
Юридически это интереснейшие документы: первый пример опалы за одну только ересь, первое указание на связанную с опалой смертную казнь, создание новых оснований для обвинения в измене и недонесении об измене (хотя получается, что нормативные положения оказались в индивидуально-правовых актах). Кроме того, история принятия актов об опале показывает, как активен был Парламент в пересмотре и изменении предлагаемых ему проектов (биллей), вплоть до отказа обвинения в порядке опалы (так, не прошла Парламент опала Томаса Мора), а особенно остро в Парламенте стоял вопрос о защите прав невиновных людей (арендаторов), которым могла нанести вред конфискация земель у опальных лиц. Кроме того, политическая борьба, связанная с опалами при Генрихе VIII позволяет понять уровень оппозиции при дворе, с которым сталкивалось правительство при реализации своих программ: Парламент не молчал, Парламент вовсю спорил и его приходилось убеждать.
Самое яркое отличие — при Генрихе VIII опалы стали периодически использоваться как единственный способ осудить нарушителя. Тогдашнему Парламенту и будущим английским юристам это очень не нравилось — несмотря на то, что принятие акта об опале происходило в том же порядке, что и принятие прочих актов Парламентом, т.е. с обсуждениями, спорами и документированием каждого шага, это не соответствовало представлениям англичан о справедливой судебной процедуре — в первую очередь потому, что процедура принятия акта формально не давала обвиняемому возможности выступить с ответом на обвинение (хотя фактически его мнение всё равно слушали). То есть столько шума, траты чернил и бумаг, подробные условия о том, что конфискуется, а что нет, кого затрагивает, а кого нет — а всё равно не устраивало.
Сложно представить, как бы англичане эпохи Тюдоров оценили, например, расправу над Владимиром Старицким в Московии — ближе всего к этому процесс над Эдвардом Стаффордом, герцогом Бакингемом, которого тоже подозревали в намерении захватить трон (интересно, что его отца предали опале и казнили ранее, при Ричарде III). Однако, процесс над Бакингемом был более обоснован, проходил в суде 17 пэров и касался только самого герцога (вскоре его сыну даже были возвращены конфискованные земли), а опалу на него наложили посмертно, два года спустя. Старицкому повезло меньше: его кончину нельзя назвать иначе, как «убийство», не говоря о том, что им одним дело не ограничилось: мнения расходятся, но как минимум заодно жестоко убили его жену и мать, а как максимум — жену, всех детей кроме одного сына и дочери, слуг, бояр и даже утопили монахинь, сопровождавших мать Старицкого. Впрочем, такие разные оценки как раз следствие того, что это была расправа, а не хорошо документированный процесс.
Чем отличались прежние опалы? Они не были так связаны с казнями, как опалы времён Генриха VIII. Одни опальные XV века предварительно были обвинены в государственной измене по обычной судебной процедуре. Другие были к тому моменту уже мертвы, или же опала была нужна как более быстрый инструмент, с указанием на то, что опала имеет такую же силу, как осуждение по common law, или как инструмент, который позволял наиболее точно определить круг конфискуемых земель. А чаще всего вообще опалы были чисто экономическим инструментом.
Акты об опале в XV веке не были ограничены делами об измене. Парламент мог предать опале и за тяжкое преступление или недонесение о преступлении, например, как Джона Спайнела и его пятерых сообщников предали опале за план убийства членов государственного совета и других чиновников 15 декабря 1487 года, квалифицировав это как фелонию, а не измену. Однако, ни одна опала до 1509 года не упоминала смертную казнь, и действительно, очень многие опальные не были казнены и дожили до отмены своих опал. Вообще, процедура наложения опалы была правой и документированной, но не единообразной. Обычно петиции о наложении опалы король одобрял фразой «Soit droit fait comme il est desire», предназначенной для индивидуально-правовых актов, однако опалы, заявленные не в форме петиции, одобрялись королём с фразой «Le Roy le veult», как нормативно-правовые акты. Однако, безусловно, акты об опале были индивидуально-правовыми по своей природе.
В общем, в XV веке опалы в основном следовали за изменами Фортуны в Войнах Роз, или были направлены на подавление мятежей (которым не дали шанс перерасти в войну), или были инструментом сдерживания амбиций беспокойной знати, как у Генриха VII. У Генриха Генриховича таких открытых врагов практически не было (роялисты скажут — были, но он им мудро не дал дозреть даже до мятежа). Плюс, опалы не были размазаны ровным слоем по всему правлению. Их не было до 1523 года, и всего одна была наложена после 1542 года. Практически все эти опалы относятся ко времени, когда Томас Кромвель был «премьер-министром», с 1532 по 1540, и основание почти всех актов — борьба с противниками кромвелевского политического курса. Нередко опалы налагались посмертно, но иногда акт об опале был основанием казни. Не зря сегодня историки уже не спорят о том, был ли Генрих VIII самостоятельным правителем или подчинялся чужому влиянию, теперь вопрос лишь в степени этого влияния. Так что опалы, приводившие к казням, были изобретением именно Томаса Кромвеля, который таким образом ликвидировал представителей враждебных кланов или защищал «благо государства» в меру своего понимания.
А затем Кромвеля и его сторонников превозмогли другие люди, и уничтожили их самих. Потом ещё немного разобрались между собой (эх, жаль Генри Говарда, графа Сари, хороший был воин, поэт и переводчик). А потом казнили уже тех, кто казнил Кромвеля (как Томаса Сеймура в 1549, забывшего, что Лорд-Протектор в Англии позволяет ещё меньше самовольства, чем король). «В Англии безопаснее быть погонщиком скота, чем дворянином», считал в то время один испанский кабальеро. Бурные были времена, насыщенные. Вот уж действительно, в таких играх у престола или побеждают, или умирают («When you play the game of thrones, you win or you die. There is no middle ground») — хорошо хоть, это не касалось тех, кто предпочитал в придворных играх вовсе не участвовать.
Позже великий юрист сэр Эдвард Коук писал, что однажды обсуждал вопрос об опалах с сэром Джоном Годье, судьёй Королевской Скамьи. Годье сказал Коуку, что король Генрих VIII поставил перед верховными судьями вопрос, может ли обвиняемый быть подвергнут Паралментом опале за государственную измену, не имея возможности ответить на обвинение. Судьи ответили, что это опасный вопрос, а Парламент как высший суд должен подавать пример нижестоящим судам в рассмотрении дел строго по закону. Нижестоящие суды не должны так осуждать, а потому не должен и Парламент. Тогда король и особенно граф Эссекс (т.е. Кромвель) нажали на судей и потребовали прямого ответа, и судьи сказали, что если человек подвергнут опале, то в будущем не может возникнуть вопроса о том, была или не была у него возможность ответить на обвинение — опала не пересматривается, она лишь отменяется по милости короля.
Забавнее всего, что первым человеком, который был так предан опале без возможности отвечать, стал сам Кромвель, отчего и стали говорить, что он погиб от порядка, который сам создал. Коук был убеждён, что такая процедура не будет использована больше ни в его время, ни позже.
Действительно, после смерти Генриха VIII к опале прибегали крайне редко. Дважды при Эдварде VI, дважды при Марии, дважды при Елизавете, и иногда потом, как в отвратительном деле графа Страффорда, или как в случае с посмертной опалой Оливера Кромвеля и троих его подельников за регицид. Последнюю настоящую опалу наложили в начале XVIII века, а в 1870 году Акт о Конфискациях запретил налагать опалы, «порчу крови» и полную конфискацию за измену и фелонию. Кстати, Уинстон Черчилль предлагал после войны разом предать опале и казнить главных нацистов, но ему пришлось смириться с тем, что другие Союзники хотели суда. Хотя, возможно, это байка. Но идея мне нравится (на тюдоровской плахе... с двадцатого удара пьяного палача... то что доктор прописал!).
За недостатком времени здесь поставлю точку в теме опал в английском праве. Громкие дела времён Генриха VIII требуют более внимательного рассмотрения, чем поверхностный обзор, к тому же там более значимы обвинения в измене, а не опалы. Потому тема тюдоровских судебных развлечений временно убивается, но становится зомби, а потому будет время от времени появляться в моём журнале.
Можно только дополнительно рассказать о двух случаях, когда опала была наложена за тяжкое преступление, а не измену.
Первой из них была опала Джона Льюиса в 1536 году. Она была наложена в догонку за очередными волнениями в Уэльсе. Мятежника Льюиса арестовали в Глостершире. После допроса его отправили в тюрьму Маршалси близ Лондона (сегодня она была бы в черте города), но по дороге Льюис зарезал конвоировавших его маршалов спящими в постелях. Убийства обычно не наказывались через акты Парламента, но тут правительство решило, что убийство государственных служащих особенно возмутительное, а потому в совокупности с участием в мятеже заслуживает устрашения — применения акта об опале. Акт был достаточно детальным, вплоть до указания, что Льюису перед казнью надо отрубить руки, в качестве «ужасного урока для других таких же настроенных на вредительство лиц».
Деяние Льюиса присовокупили к его измене, а вот опала другого убийцы, Джона Вульфа, была просто за тяжкое преступление. Суть дела в следующем. Элис, жена Вульфа, работавшая уличной проституткой, заманила пару иностранных купцов в лодку, где сидел Вульф с сообщниками. В 10 часов вечера 6 июля 1533 году, как только купцы сели туда и лодка отчалила, преступники накинулись на них и одного закололи, а второму сломали шею в процессе борьбы. Вульф с соучастниками нагрузили трупы камнями и кинули в Темзу, а себе забрали не только те деньги, что были у жертв с собой, но и их имущество из снимаемых ими комнат общей стоимостью в сотню фунтов. К моменту заседания Парламент два сообщника Вульфа уже были мертвы (опасная профессия), ещё двое бежали, бежал от правосудия и Вульф с женой. Поэтому, видимо, и пришлось осуждать его не обычным судом по common law, где требовалось доставить обвиняемого в суд, а принятием акта об опале, которым можно было приказать казнить их сразу же после ареста. Возможно, были тут и дипломатические причины, требовавшие резкой реакции на убийство иностранцев. В общем, акт приказал всем шерифам, мэрам и прочим чиновникам искать злоумышленников. В итоге Вульфа с женой поймали и повесили в цепях над Темзой на уровне отлива (казнь утоплением).
Источник: Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь, Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь, Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
1 Сommon law - общее право в системе англо-саксонского права.
2 Fee tail - урезанная собственность (ограниченная в порядке наследования и отчуждения).
3 Fee simple - неограниченное право собственности.