Сражение под Русой в 1456 году
Сражение под Русой (3 февраля 1456) — главное сражение Московско-новгородской войны 1456, которое произошло у города Руса между московским войском и новгородцами. Из-за попытки новгородцев дать убежище политическим противникам великого князя московского и родственникам Дмитрия Шемяки Василий II Тёмный отправился в поход на Новгород.
Предыстория, обсуждение и источники:
Спойлер (раскрыть)
Сражению новгородцев и москвичей под Русой в феврале 1456 года в историографии уделялось крайне мало внимания. Между тем, разгром новгородского ополчения имел важное историческое значение — Новгород вынужден был подписать тяжелые для него условия знаменитого Яжелбицкого мира. В результате позиции великого князя в различных сферах управления республикой заметно усилились, новгородцам было запрещено принимать у себя его неприятелей. Последнее, надо полагать, и послужило основной причиной похода. Укрепившись на московском престоле после долгой борьбы, Василий Темный решил посчитаться с непокорным Новгородом, самовольно приглашавшим к себе на княжение его врага Дмитрия Шемяку, а после смерти последнего — его родственников.
Со времен Н.М. Карамзина, исследователи как правило ограничиваются кратким пересказом московской летописной версии этой битвы. Ю.Г. Алексеев также отметил лучшую организацию командования у московских войск, в значительной степени обеспечившую победу над новгородцами. Более подробно сражение пытались рассмотреть Л.В. Черепнин, В.Н. Бернадский, А.А. Зимин, Г.В. Абрамович и Я.С Лурье. Черепнин, приведя основные летописные версии похода, резюмировал, что лишь одно можно признать бесспорным — худшие военные навыки новгородцев. В.Н. Бернадский механически соединил сведения разных источников о ходе сражения в единый сюжет. При этом, исследователь отметил, что сражение началось во вторник «по рану» 3 февраля. Кроме того, он достаточно развернуто привел показания псковских летописей. Последние, как правило, не используются вовсе, и лишь некоторые авторы, например — исследователь русского летописания того времени Я.С. Лурье, просто упоминают о их существовании.
А.А. Зимин выделил две основные летописные версии — московскую и новгородскую, представленную в Летописи Авраамки (далее — ЛА). Он счел, что новгородский рассказ более достоверен. Кроме того, исследователь отметил, что согласно ЛА москвичи захватили Русу в понедельник на сырной неделе, но почему-то назвал дату 9 февраля. При этом в сноске Зимин указал, что по псковским летописям это было 2-го числа. Но, в таком случае, и битва с новгородцами, которая состоялась на следующее утро во вторник, должна была произойти 10 февраля. На самом деле, сырная (она же масленая) неделя и по ЛА тоже проходила со 2-го по 8-е число включительно. Согласно этому источнику, 7 февраля, на сыропустную субботу, уже после поражения ополчения под Русой, в Новгороде умерла княгиня Мария Дмитриевна, жена служилого новгородского князя Чарторыйского, а ее мать, вдова Дмитрия Шемяки, уехала в Литву, опасаясь вторжения в Новгород Василия Темного. Таким образом, и по этой летописи Руса не могла быть захвачена 9 февраля, москвичи ее заняли в понедельник 2-го, а на следующий день разгромили новгородцев около города. Полагаем, что средневековые монахи-летописцы — псковский и новгородский — хорошо знали, когда какая седьмица была в году, и в их известиях на этот счет в действительности противоречий не наблюдается.
Г.В. Абрамович в монографии о князьях Шуйских отметил наличие у новгородцев пятитысячной конницы, напоминавшей, по его мнению, европейское войско того времени. Заслугу создания такой организации историк почему-то приписал служилому новгородскому князю Василию Гребенке Шуйскому. Затем он дал сжатое описание битвы со ссылкой на Н.М. Карамзина, воспроизведя его краткий пересказ московской летописной версии.
Я.С. Лурье, в книге по истории летописания ХV столетия, рассмотрел летописные источники об этом сражении и счел достоверным новгородское известие об участии в московском походе татар с царевичем «Мамотяком», так как москвичи прибегали к помощи татар и в походе на Новгородчину в 1471 г. Правда в последнем случае речь шла о касимовских татарах, а тут сообщается о казанских. Царевич Мамотюк, или Махмуд, — в русских источниках Мамотяк — был тогдашним казанским ханом.
Однако критического сопоставления известий источников, для выяснения причин разночтений в них, не было проделано ни одним из названных авторов. Равно не выполнено и исследование хода битвы, даже А.А. Зимин, Л.В. Черепнин и В.Н. Бернадский ограничились пересказом основных летописных версий. В настоящей работе мы попытаемся восполнить этот пробел.
Итак, согласно Московскому великокняжескому своду конца XV столетия (далее — МЛС), 19 января 1456 г. Василий Темный выступил из Москвы в поход на Новгородскую землю, затем дошел до Волоколамска, куда к нему прибыли его братья и все воеводы со своими отрядами. ЛА также называет днем выступления князя вторник на Черкизовой неделе. Не ясно, что в данном случае под этим понимается, но 19 января приходилось на тот же день недели. Надо думать, это число и подразумевалось.
ЛА также добавляет, что князь взял с собой отряд татар царевича Мамотяка и эти «татары» участвовали в разгроме новгородцев на окраине Русы. Нам кажется, что есть основания считать указанные сведения достоверными. Характер взаимоотношений Казанского ханства с Московским княжеством в годы правления Мамотяка был мирным. Правда, за 11 лет до битвы под Русой, в 1445 г. под Суздалем, князь Василий II попал к нему в плен. Но это было в период борьбы за великокняжеский престол, тогда Мамотяк еще не стал самостоятельным правителем и ходил в поход на Русь по воле отца. В дальнейшем же, за весь 20-летний период его правления (1446–1466 гг.) между Москвой и Казанью не было никаких войн. Поэтому нет ничего удивительного, что в начале 1456 г. Василий Темный заручился поддержкой Мамотяка в походе на Новгородскую землю. В это время на Москве еще не было специального военного ведомства и не велись особые разрядные записи, следы которых прослеживаются уже с 1470-х гг. Поэтому участие татарского отряда могло не попасть в официальный великокняжеский свод. Но для новгородцев, не знавших непосредственно ордынского ига и почти не видевших татар в пределах своих владений, встретить их рать, тем более сразиться с ней, было большим событием.
Согласно известию МЛС, от Волоколамска Василий Темный послал в сторону Русы отряд под командованием воевод боярина Федора Басенка и князя Ивана Стриги Оболенского. Федор Васильевич Басенок впервые упоминается в битве на Листани 1443 г., когда ещё не был во главе войск, но «мужстовал». В конце 1440-х — начале 1450-х гг. он проявил верность Василию Темному и полководческие способности во время борьбы последнего за великокняжеский стол против Дмитрия Шемяки. Князь Иван Васильевич Оболенский тоже тогда был на стороне Василия II, во главе его ратей вместе с Басенком и князьями Ряполовским наносил поражения войскам Шемяки. Оба зарекомендовали себя, как верные и храбрые воеводы. Надо сказать, что ЛА называет военачальником вышеуказанного отряда не Стригу, а воеводу Семена Карамышева, старшего из трех сыновей нижегородского воеводы, отличившегося захватом Владимира в 1410 г. До этого новгородцы Карамышева не видели, и он никак не был связан прежде с московско-новгородскими отношениями, поэтому упоминание его новгородским источником в этом походе заслуживает большого внимания. Однако, как видно и роль Карамышева, и роль Ивана Стриги, была второстепенна по сравнению с прославленным к тому времени воеводой Басенком, упоминаемым, в отличии от них, как МЛС, так и ЛА.
По свидетельству ЛА, на Русу вместе с москвичами двинулся отряд казанских татар. Также летопись отмечает, что всего эта великокняжеская рать составляла 5000 человек и была «изгонной».
Остальные силы, согласно этому источнику, были заняты разграблением южных приграничных новгородских крепостей — Демянска, Стержа и Молвотиц. Этот последний город пал после двухдневной осады в пятницу на масленой неделе, то есть 6 февраля. Сам же великий князь находился под Демянском вплоть до заключения перемирия в Яжелбицах.
Войско во главе с Басенком захватило Русу «порану» в понедельник сырной (масленой) недели, 2 февраля. Это был один из крупнейших новгородских городов – «пригородов», лежавший по пути из Волоколамска на Новгород через Демянск. Площадь Русы составляла около 200 гектаров, так что по тем временам она была довольно большим городом. По данным писцовых книг конца XV в. она состояла из четырех районов – «концов», местоположение которых приблизительно можно восстановить по названиям храмов и улиц. В самые последние годы XV столетия московские писцы исчислили в Русе более 3 тысяч глав семей, что для «пригородов» того времени было совсем немало. Внешних укреплений город, вероятнее всего, не имел, внутренние известны только по данным новгородского летописания рубежа XII–XIII вв., но их местоположение до сих пор не найдено и вызывает дискуссии среди исследователей. Когда рать москвичей и татар подошла к Русе, местные жители не ожидали вторжения не успели уйти и спрятать свое добро. Москвичи с татарами разграбили город, в том числе и храмы. Часть отряда была отослана с награбленным добром назад, к великому князю, остальные собирались выступать следом позднее. В Русе осталось совсем немного воинов, МЛС уверяет даже, что всего две сотни, не считая, правда, татар и боевых холопов — «малых людей», без которых дети боярские не могли обойтись. Хотя эта цифра, надо полагать, сильно занижена, но все-таки москвичей было значительно меньше, чем новгородцев.
Согласно ЛА, в Новгороде узнали о захвате Русы в тот же день и собрали войско, выступившее из города уже «по обеде». Оно состояло из двух отрядов: один возглавлял новгородский служилый князь Александр Чарторыйский, зять покойного Шемяки, воевавший прежде на его стороне против Василия Темного, второй — другой служилый князь, Василий Гребенка Шуйский, приглашенный новгородцами в прошлом году из Пскова, где прославился как хороший полководец. Отряды включали в себя «двор» каждого из этих князей и собственно новгородских ополченцев. Причём у Василия Гребенки-Шуйского, по оценке летописи, новгородские бояре были «не в мнозе силе», да и незнатных, «молодых» людей «немного». В то же время именно в войске Шуйского находились высшие должностные лица города — посадники Михаил Туча и Иван Щока, тысяцкий Василий Пантелеевич.
Отряд Шуйского вышел из Новгорода первым, к вечеру пересек Ильмень по льду и заночевал на другом берегу, во Взваде, ожидая подхода второй рати во главе с Александром Чарторыйским. Однако тот, по непонятным причинам, воевать с москвичами не захотел и дойдя до всего лишь до церкви Св. Николы на Липне, расположенной в низовьях Мсты неподалеку от города, не пустил свою часть «новгородской силы» идти дальше «на озеро». Предлогом стало близкое наступление ночи, так как темнеть в феврале начинает рано. В дальнейшем, вероятно, отряд Чарторыйского на Русу так и не двинулся. Согласно ЛА, об исходе боя под Русой он узнал все еще находясь на Липне а затем отошел к Новгороду. Причины таких действий князя до сих пор остаются невыясненными. Во всяком случае, ополчение Гребенки Шуйского не стало терять времени на ожидание и следующим утром, во вторник 3 февраля, отправилось со Взвада к Русе, прибыв туда «по рану» утром.
По данным МЛС, новгородцев было 5 тысяч человек и все верхом. Скорее всего, отряд Гребенки Шуйского действительно был полностью конным, иначе он не смог бы за неполный день пересечь обширное озеро Ильмень и покрыть за утро более 20 километров от Взвада до Русы. Следовательно, войско Чарторыйского тоже, очевидно, было верхами, так как оно тоже должно было бы, по идее, за один день успеть пройти через Ильмень. То, что перед этим Чарторыйский сделал крюк через Липну, не удивительно — прямо из Новгорода со стороны Волхова на озеро было выезжать опасно. Даже в самые сильные морозы Волхов зимой всегда плохо замерзает, в нем сильное течение и выходить по льду на Ильмень со стороны Новгорода даже пешком можно только не ранее уровня деревни Береговых Морин. Поэтому новгородцы и огибали исток Волхова и дельту Мсты, чтобы пересечь озеро уже южнее, в безопасном месте. Надо думать, что Гребенка Шуйский провел свою рать той же самой дорогой, просто немного раньше.
Вообще же это было крайне нетипично для новгородского ополчения, где обычно часть ратников всегда была пешей, в отличие от московского служилого войска того времени. Даже на Шелони в 1471 г. упоминается «коневая» владычная рать, из чего видно, что прочие ополченцы не представляли собой исключительно конницу, иначе бы ее так не выделяли. Но зимой 1456 г. новгородцы во главе со своими служилыми князьями экстренно собрали именно конные отряды, чтобы как можно скорее освободить Русу и помешать возможному продвижению великокняжеской рати на Новгород. Едва ли, конечно, уже в первой половине дня понедельника стало известно о разграблении Русы — гонцам с вестью было никак не поспеть. Но видимо часть жителей рушанской округи при подходе врагов успела сбежать в Новгород и сообщить новгородцам о направлении движения москвичей. Так или иначе, но важно одно — и великокняжеский МЛС, и новгородское известие ЛА, указывают на сугубо конный состав новгородского ополчения.
По свидетельству МЛС новгородская рать Гребенки Шуйского была вооружена «долгими» копьями и имела столь крепкие «доспехи», что москвичи решили стрелять не в воинов, а в коней под ними. По мнению Г.В. Абрамовича такое вооружение было специально введено Шуйским по западноевропейскому образцу. Согласно летописным источникам москвичи массово были вооружены луками, как видно из вышеуказанного эпизода с обстрелом новгородских коней, а ЛА добавляет, что в этом участвовали и татары. Кроме того, по косвенным данным того же источника можно предположить, что у москвичей распространено было и ударное оружие типа шестопёра: иные новгородцы в сражении были не ранены, а именно «биты», то есть получили ушибы, вместе с собственно «раненными» добрались до родного Новгорода и скончались уже там от таких боевых травм.
Итак, 3 февраля «по рану» новгородцы подъехали к Русе с северной стороны. Согласно ЛА, тут они «вструбиша», после чего навстречу из города вышли москвичи и татары. По МЛС, москвичи услышали весть о приближении недруга, — вероятно, те же призывные звуки труб, и увидели его. Далее, согласно обеим летописям, началась сама битва. Но источники рисуют ее по-разному. Из версии великокняжеского МЛС следует, что москвичи поначалу уже готовы были сложить головы в бою со значительно превышавшей по численности конницей новгородцев, но на свое счастье обнаружили, что та уперлась в плетень и снежные «суметы». Тогда они подстрелили под ними боевых коней и, воспользовавшись замешательством, разбили.
Однако по ЛА новгородцы сперва одержали верх в бою у церкви Св. Ильи, перед Русой, на огородах. Им удалось убить полсотни москвичей и татар, неприятели отступили в Русу, новгородцы погнали их по улицам и дворам. Но потом ополченцы стали снимать с убитых врагов доспехи и увлеклись этим, в то время как со стороны поля на них неожиданно напала «другая» рать, также состоящая из москвичей и татар. Они начали стрелять в лошадей новгородских всадников, затем окружили их сбоку и сзади и разгромили. Любопытная деталь содержится в Псковской I летописи: источник сообщает, что когда новгородцы подошли к Русе, москвичи напали на них «внезапу». Это перекликается с сообщением новгородского летописца в ЛА о неожиданном нападении «иной рати» с поля. Впрочем, псковичи не были очевидцами событий, а узнали о них именно из Новгорода — после поражения оттуда во Псков прибыл гонец просить военной помощи. Поэтому псковская летопись, видимо, зависела от новгородской версии событий.
услышали весть о приближении недруга, — вероятно, те же призывные звуки труб, и увидели его. Далее, согласно обеим летописям, началась сама битва. Но источники рисуют ее по-разному. Из версии великокняжеского МЛС следует, что москвичи поначалу уже готовы были сложить головы в бою со значительно превышавшей по численности конницей новгородцев, но на свое счастье обнаружили, что та уперлась в плетень и снежные «суметы». Тогда они подстрелили под ними боевых коней и, воспользовавшись замешательством, разбили.
Однако по ЛА новгородцы сперва одержали верх в бою у церкви Св. Ильи, перед Русой, на огородах. Им удалось убить полсотни москвичей и татар, неприятели отступили в Русу, новгородцы погнали их по улицам и дворам. Но потом ополченцы стали снимать с убитых врагов доспехи и увлеклись этим, в то время как со стороны поля на них неожиданно напала «другая» рать, также состоящая из москвичей и татар. Они начали стрелять в лошадей новгородских всадников, затем окружили их сбоку и сзади и разгромили. Любопытная деталь содержится в Псковской I летописи: источник сообщает, что когда новгородцы подошли к Русе, москвичи напали на них «внезапу». Это перекликается с сообщением новгородского летописца в ЛА о неожиданном нападении «иной рати» с поля. Впрочем, псковичи не были очевидцами событий, а узнали о них именно из Новгорода — после поражения оттуда во Псков прибыл гонец просить военной помощи. Поэтому псковская летопись, видимо, зависела от новгородской версии событий.
На первый взгляд новгородская и московские версии противоречат друг другу. А.А. Зимин, как уже было сказано выше, принял на веру новгородский вариант, посчитав его более «правдоподобным». Но так ли уж сильно это противоречие? Из источников с обеих сторон видно, что новгородцы, в тот момент, когда москвичи напали на них, располагались кучно и задержались на месте достаточно надолго, чтобы враги успели подойти и атаковать. Правда, исходя из буквального изложения московской версии, препятствием для новгородцев послужили плетень и снежные «суметы» (сугробы, заносы). По новгородской же причиной стало стремление поживиться доспехами павших врагов. При этом мертвых тел, надо полагать, оказалось немало, раз пока их обирали, у московско-татарской конницы было время неожиданно напасть с поля и окружить с двух сторон.
Также из обеих версий видно, что новгородцев разбили на окраине города. Согласно новгородским данным, сражение началось в предместье, у церкви Св. Ильи «на огородах». Ныне место этой церкви находится в черте городского центра Старой Русы, на углу улиц Ломоносова и Минеральной, бывших Ильина и Рогачевской. В средние века это была северная граница города, со стороны въезда из Новгорода. Но поскольку Рогачевская улица являлась тогда основной линией соименного Рогова конца, известного из писцовых книг конца XV в., то сама церковь, безусловно, примыкала к массиву городской застройки. Однако уже ее огороды, надо полагать, простирались за город. Согласно тому же источнику, потом новгородцы погнали москвичей «в Русу» по улицам и дворам, но когда остановились собирать доспехи с убитых, то не заметили приближения нового отряда неприятеля. В то же время для них было очевидно, что напал он именно «с поля». Из этого следует, что, сражаясь по улицам и дворам, они все равно вышли на городскую окраину, куда только с «поля» и можно было приехать.
Между тем, из контекста московского летописания создается впечатление, что все произошло среди городских построек. Но, при этом, москвичи явно стояли на самом краю города, поскольку видели подход новгородцев к Русе, а поражение новгородцам нанесли у «плетня». Последний никак не был типичной оградой в кварталах городов Новгородской земли времен независимости. В Русе, как и в Новгороде, в слоях того времени археологи обнаруживают следы частоколов. Зато плетнями издавна обносили именно огороды. Этим также объясняется упоминание непроезжих сугробов: на огородах снег не убирают и ныне, так как его глубокий слой помогает выживать озимым культурам. В то же время, по городским улицам ездили на санях, а за сутки московской оккупации города много снега едва ли намело — новгородцы благополучно добрались на конях через широкий простор озера Ильмень и потом по равнине от Взвада до Русы, не попав в буран. Кроме того, по московским данным выходит, что до этих сугробов «у плетня» они доехали верхами спокойно, а по новгородским сведениям они свободно преследовали москвичей в конном строю по улицам.
Таким образом, летописание обеих сторон свидетельствует о том, что новгородцы потерпели поражение на окраине города. Можно добавить также, что согласно ясным указаниям некоторых списков Новгородской IV летописи и младшего извода Софийской I летописи по списку Царского, сражение произошло «под Русой»28.
При этом известие о плетне с сугробами, преградившем путь новгородцам, гнавшим москвичей от пригородных огородов по улицам и дворам, хорошо объясняет появление там большого скопления погибших. Будучи не в силах преодолеть верхами эти препятствия, убегающие москвичи и татары вынуждены были остановиться и многие из них приняли здесь смерть. Но при этом сами новгородские всадники тоже не могли пересечь плетень и «суметы», на что акцентировал внимание московский летописец. Можно предположить, что действия великокняжеских воинов были слаженными — как тех, кто принял удар на себя у плетня, так и «иной рати», которая вовремя подоспела на помощь, внезапно напала на новгородцев и окружила их. «Иная рать» могла быть только из того же относительно небольшого отряда москвичей и татар, оставшихся в Русе — ранее уехавшие с награбленным добром в ставку князя направились на юго-восток, в сторону Демянска, и не могли бы успеть вернуться со стороны северного новгородского тракта. Следовательно, отступление москвичей и татар от церкви Св. Ильи являлось тактическим. Они увлекли новгородцев через город, выведя их к условленному месту у плетней и сугробов, которые сыграли роль, аналогичную Вороньему камню на Чудском озере в Ледовом побоище. Там новгородский полк принял на себя удар ливонцев, отвлекая их, пока с флангов не ударили полки правой и левой руки. Вероятно, так же рассчитывали действовать великокняжеские ратники на окраине Русы до прихода подмоги, но повезло им меньше. Как бы то ни было, новгородцы всё равно потеряли осторожность и много времени снимая доспехи с тел убитых врагов. Тогда это было на Руси обычном делом — чаще всего их присваивали, как трофей, хотя иногда презрительно выбрасывали, как москвичи в 1471 г. в на Коростыни после победы над новгородской судовой ратью. Но поскольку московские и татарские доспехи были легче и удобнее, новгородцы брали их себе.
Со времен Н.М. Карамзина, исследователи как правило ограничиваются кратким пересказом московской летописной версии этой битвы. Ю.Г. Алексеев также отметил лучшую организацию командования у московских войск, в значительной степени обеспечившую победу над новгородцами. Более подробно сражение пытались рассмотреть Л.В. Черепнин, В.Н. Бернадский, А.А. Зимин, Г.В. Абрамович и Я.С Лурье. Черепнин, приведя основные летописные версии похода, резюмировал, что лишь одно можно признать бесспорным — худшие военные навыки новгородцев. В.Н. Бернадский механически соединил сведения разных источников о ходе сражения в единый сюжет. При этом, исследователь отметил, что сражение началось во вторник «по рану» 3 февраля. Кроме того, он достаточно развернуто привел показания псковских летописей. Последние, как правило, не используются вовсе, и лишь некоторые авторы, например — исследователь русского летописания того времени Я.С. Лурье, просто упоминают о их существовании.
А.А. Зимин выделил две основные летописные версии — московскую и новгородскую, представленную в Летописи Авраамки (далее — ЛА). Он счел, что новгородский рассказ более достоверен. Кроме того, исследователь отметил, что согласно ЛА москвичи захватили Русу в понедельник на сырной неделе, но почему-то назвал дату 9 февраля. При этом в сноске Зимин указал, что по псковским летописям это было 2-го числа. Но, в таком случае, и битва с новгородцами, которая состоялась на следующее утро во вторник, должна была произойти 10 февраля. На самом деле, сырная (она же масленая) неделя и по ЛА тоже проходила со 2-го по 8-е число включительно. Согласно этому источнику, 7 февраля, на сыропустную субботу, уже после поражения ополчения под Русой, в Новгороде умерла княгиня Мария Дмитриевна, жена служилого новгородского князя Чарторыйского, а ее мать, вдова Дмитрия Шемяки, уехала в Литву, опасаясь вторжения в Новгород Василия Темного. Таким образом, и по этой летописи Руса не могла быть захвачена 9 февраля, москвичи ее заняли в понедельник 2-го, а на следующий день разгромили новгородцев около города. Полагаем, что средневековые монахи-летописцы — псковский и новгородский — хорошо знали, когда какая седьмица была в году, и в их известиях на этот счет в действительности противоречий не наблюдается.
Г.В. Абрамович в монографии о князьях Шуйских отметил наличие у новгородцев пятитысячной конницы, напоминавшей, по его мнению, европейское войско того времени. Заслугу создания такой организации историк почему-то приписал служилому новгородскому князю Василию Гребенке Шуйскому. Затем он дал сжатое описание битвы со ссылкой на Н.М. Карамзина, воспроизведя его краткий пересказ московской летописной версии.
Я.С. Лурье, в книге по истории летописания ХV столетия, рассмотрел летописные источники об этом сражении и счел достоверным новгородское известие об участии в московском походе татар с царевичем «Мамотяком», так как москвичи прибегали к помощи татар и в походе на Новгородчину в 1471 г. Правда в последнем случае речь шла о касимовских татарах, а тут сообщается о казанских. Царевич Мамотюк, или Махмуд, — в русских источниках Мамотяк — был тогдашним казанским ханом.
Однако критического сопоставления известий источников, для выяснения причин разночтений в них, не было проделано ни одним из названных авторов. Равно не выполнено и исследование хода битвы, даже А.А. Зимин, Л.В. Черепнин и В.Н. Бернадский ограничились пересказом основных летописных версий. В настоящей работе мы попытаемся восполнить этот пробел.
Итак, согласно Московскому великокняжескому своду конца XV столетия (далее — МЛС), 19 января 1456 г. Василий Темный выступил из Москвы в поход на Новгородскую землю, затем дошел до Волоколамска, куда к нему прибыли его братья и все воеводы со своими отрядами. ЛА также называет днем выступления князя вторник на Черкизовой неделе. Не ясно, что в данном случае под этим понимается, но 19 января приходилось на тот же день недели. Надо думать, это число и подразумевалось.
ЛА также добавляет, что князь взял с собой отряд татар царевича Мамотяка и эти «татары» участвовали в разгроме новгородцев на окраине Русы. Нам кажется, что есть основания считать указанные сведения достоверными. Характер взаимоотношений Казанского ханства с Московским княжеством в годы правления Мамотяка был мирным. Правда, за 11 лет до битвы под Русой, в 1445 г. под Суздалем, князь Василий II попал к нему в плен. Но это было в период борьбы за великокняжеский престол, тогда Мамотяк еще не стал самостоятельным правителем и ходил в поход на Русь по воле отца. В дальнейшем же, за весь 20-летний период его правления (1446–1466 гг.) между Москвой и Казанью не было никаких войн. Поэтому нет ничего удивительного, что в начале 1456 г. Василий Темный заручился поддержкой Мамотяка в походе на Новгородскую землю. В это время на Москве еще не было специального военного ведомства и не велись особые разрядные записи, следы которых прослеживаются уже с 1470-х гг. Поэтому участие татарского отряда могло не попасть в официальный великокняжеский свод. Но для новгородцев, не знавших непосредственно ордынского ига и почти не видевших татар в пределах своих владений, встретить их рать, тем более сразиться с ней, было большим событием.
Согласно известию МЛС, от Волоколамска Василий Темный послал в сторону Русы отряд под командованием воевод боярина Федора Басенка и князя Ивана Стриги Оболенского. Федор Васильевич Басенок впервые упоминается в битве на Листани 1443 г., когда ещё не был во главе войск, но «мужстовал». В конце 1440-х — начале 1450-х гг. он проявил верность Василию Темному и полководческие способности во время борьбы последнего за великокняжеский стол против Дмитрия Шемяки. Князь Иван Васильевич Оболенский тоже тогда был на стороне Василия II, во главе его ратей вместе с Басенком и князьями Ряполовским наносил поражения войскам Шемяки. Оба зарекомендовали себя, как верные и храбрые воеводы. Надо сказать, что ЛА называет военачальником вышеуказанного отряда не Стригу, а воеводу Семена Карамышева, старшего из трех сыновей нижегородского воеводы, отличившегося захватом Владимира в 1410 г. До этого новгородцы Карамышева не видели, и он никак не был связан прежде с московско-новгородскими отношениями, поэтому упоминание его новгородским источником в этом походе заслуживает большого внимания. Однако, как видно и роль Карамышева, и роль Ивана Стриги, была второстепенна по сравнению с прославленным к тому времени воеводой Басенком, упоминаемым, в отличии от них, как МЛС, так и ЛА.
По свидетельству ЛА, на Русу вместе с москвичами двинулся отряд казанских татар. Также летопись отмечает, что всего эта великокняжеская рать составляла 5000 человек и была «изгонной».
Остальные силы, согласно этому источнику, были заняты разграблением южных приграничных новгородских крепостей — Демянска, Стержа и Молвотиц. Этот последний город пал после двухдневной осады в пятницу на масленой неделе, то есть 6 февраля. Сам же великий князь находился под Демянском вплоть до заключения перемирия в Яжелбицах.
Войско во главе с Басенком захватило Русу «порану» в понедельник сырной (масленой) недели, 2 февраля. Это был один из крупнейших новгородских городов – «пригородов», лежавший по пути из Волоколамска на Новгород через Демянск. Площадь Русы составляла около 200 гектаров, так что по тем временам она была довольно большим городом. По данным писцовых книг конца XV в. она состояла из четырех районов – «концов», местоположение которых приблизительно можно восстановить по названиям храмов и улиц. В самые последние годы XV столетия московские писцы исчислили в Русе более 3 тысяч глав семей, что для «пригородов» того времени было совсем немало. Внешних укреплений город, вероятнее всего, не имел, внутренние известны только по данным новгородского летописания рубежа XII–XIII вв., но их местоположение до сих пор не найдено и вызывает дискуссии среди исследователей. Когда рать москвичей и татар подошла к Русе, местные жители не ожидали вторжения не успели уйти и спрятать свое добро. Москвичи с татарами разграбили город, в том числе и храмы. Часть отряда была отослана с награбленным добром назад, к великому князю, остальные собирались выступать следом позднее. В Русе осталось совсем немного воинов, МЛС уверяет даже, что всего две сотни, не считая, правда, татар и боевых холопов — «малых людей», без которых дети боярские не могли обойтись. Хотя эта цифра, надо полагать, сильно занижена, но все-таки москвичей было значительно меньше, чем новгородцев.
Согласно ЛА, в Новгороде узнали о захвате Русы в тот же день и собрали войско, выступившее из города уже «по обеде». Оно состояло из двух отрядов: один возглавлял новгородский служилый князь Александр Чарторыйский, зять покойного Шемяки, воевавший прежде на его стороне против Василия Темного, второй — другой служилый князь, Василий Гребенка Шуйский, приглашенный новгородцами в прошлом году из Пскова, где прославился как хороший полководец. Отряды включали в себя «двор» каждого из этих князей и собственно новгородских ополченцев. Причём у Василия Гребенки-Шуйского, по оценке летописи, новгородские бояре были «не в мнозе силе», да и незнатных, «молодых» людей «немного». В то же время именно в войске Шуйского находились высшие должностные лица города — посадники Михаил Туча и Иван Щока, тысяцкий Василий Пантелеевич.
Отряд Шуйского вышел из Новгорода первым, к вечеру пересек Ильмень по льду и заночевал на другом берегу, во Взваде, ожидая подхода второй рати во главе с Александром Чарторыйским. Однако тот, по непонятным причинам, воевать с москвичами не захотел и дойдя до всего лишь до церкви Св. Николы на Липне, расположенной в низовьях Мсты неподалеку от города, не пустил свою часть «новгородской силы» идти дальше «на озеро». Предлогом стало близкое наступление ночи, так как темнеть в феврале начинает рано. В дальнейшем, вероятно, отряд Чарторыйского на Русу так и не двинулся. Согласно ЛА, об исходе боя под Русой он узнал все еще находясь на Липне а затем отошел к Новгороду. Причины таких действий князя до сих пор остаются невыясненными. Во всяком случае, ополчение Гребенки Шуйского не стало терять времени на ожидание и следующим утром, во вторник 3 февраля, отправилось со Взвада к Русе, прибыв туда «по рану» утром.
По данным МЛС, новгородцев было 5 тысяч человек и все верхом. Скорее всего, отряд Гребенки Шуйского действительно был полностью конным, иначе он не смог бы за неполный день пересечь обширное озеро Ильмень и покрыть за утро более 20 километров от Взвада до Русы. Следовательно, войско Чарторыйского тоже, очевидно, было верхами, так как оно тоже должно было бы, по идее, за один день успеть пройти через Ильмень. То, что перед этим Чарторыйский сделал крюк через Липну, не удивительно — прямо из Новгорода со стороны Волхова на озеро было выезжать опасно. Даже в самые сильные морозы Волхов зимой всегда плохо замерзает, в нем сильное течение и выходить по льду на Ильмень со стороны Новгорода даже пешком можно только не ранее уровня деревни Береговых Морин. Поэтому новгородцы и огибали исток Волхова и дельту Мсты, чтобы пересечь озеро уже южнее, в безопасном месте. Надо думать, что Гребенка Шуйский провел свою рать той же самой дорогой, просто немного раньше.
Вообще же это было крайне нетипично для новгородского ополчения, где обычно часть ратников всегда была пешей, в отличие от московского служилого войска того времени. Даже на Шелони в 1471 г. упоминается «коневая» владычная рать, из чего видно, что прочие ополченцы не представляли собой исключительно конницу, иначе бы ее так не выделяли. Но зимой 1456 г. новгородцы во главе со своими служилыми князьями экстренно собрали именно конные отряды, чтобы как можно скорее освободить Русу и помешать возможному продвижению великокняжеской рати на Новгород. Едва ли, конечно, уже в первой половине дня понедельника стало известно о разграблении Русы — гонцам с вестью было никак не поспеть. Но видимо часть жителей рушанской округи при подходе врагов успела сбежать в Новгород и сообщить новгородцам о направлении движения москвичей. Так или иначе, но важно одно — и великокняжеский МЛС, и новгородское известие ЛА, указывают на сугубо конный состав новгородского ополчения.
По свидетельству МЛС новгородская рать Гребенки Шуйского была вооружена «долгими» копьями и имела столь крепкие «доспехи», что москвичи решили стрелять не в воинов, а в коней под ними. По мнению Г.В. Абрамовича такое вооружение было специально введено Шуйским по западноевропейскому образцу. Согласно летописным источникам москвичи массово были вооружены луками, как видно из вышеуказанного эпизода с обстрелом новгородских коней, а ЛА добавляет, что в этом участвовали и татары. Кроме того, по косвенным данным того же источника можно предположить, что у москвичей распространено было и ударное оружие типа шестопёра: иные новгородцы в сражении были не ранены, а именно «биты», то есть получили ушибы, вместе с собственно «раненными» добрались до родного Новгорода и скончались уже там от таких боевых травм.
Итак, 3 февраля «по рану» новгородцы подъехали к Русе с северной стороны. Согласно ЛА, тут они «вструбиша», после чего навстречу из города вышли москвичи и татары. По МЛС, москвичи услышали весть о приближении недруга, — вероятно, те же призывные звуки труб, и увидели его. Далее, согласно обеим летописям, началась сама битва. Но источники рисуют ее по-разному. Из версии великокняжеского МЛС следует, что москвичи поначалу уже готовы были сложить головы в бою со значительно превышавшей по численности конницей новгородцев, но на свое счастье обнаружили, что та уперлась в плетень и снежные «суметы». Тогда они подстрелили под ними боевых коней и, воспользовавшись замешательством, разбили.
Однако по ЛА новгородцы сперва одержали верх в бою у церкви Св. Ильи, перед Русой, на огородах. Им удалось убить полсотни москвичей и татар, неприятели отступили в Русу, новгородцы погнали их по улицам и дворам. Но потом ополченцы стали снимать с убитых врагов доспехи и увлеклись этим, в то время как со стороны поля на них неожиданно напала «другая» рать, также состоящая из москвичей и татар. Они начали стрелять в лошадей новгородских всадников, затем окружили их сбоку и сзади и разгромили. Любопытная деталь содержится в Псковской I летописи: источник сообщает, что когда новгородцы подошли к Русе, москвичи напали на них «внезапу». Это перекликается с сообщением новгородского летописца в ЛА о неожиданном нападении «иной рати» с поля. Впрочем, псковичи не были очевидцами событий, а узнали о них именно из Новгорода — после поражения оттуда во Псков прибыл гонец просить военной помощи. Поэтому псковская летопись, видимо, зависела от новгородской версии событий.
услышали весть о приближении недруга, — вероятно, те же призывные звуки труб, и увидели его. Далее, согласно обеим летописям, началась сама битва. Но источники рисуют ее по-разному. Из версии великокняжеского МЛС следует, что москвичи поначалу уже готовы были сложить головы в бою со значительно превышавшей по численности конницей новгородцев, но на свое счастье обнаружили, что та уперлась в плетень и снежные «суметы». Тогда они подстрелили под ними боевых коней и, воспользовавшись замешательством, разбили.
Однако по ЛА новгородцы сперва одержали верх в бою у церкви Св. Ильи, перед Русой, на огородах. Им удалось убить полсотни москвичей и татар, неприятели отступили в Русу, новгородцы погнали их по улицам и дворам. Но потом ополченцы стали снимать с убитых врагов доспехи и увлеклись этим, в то время как со стороны поля на них неожиданно напала «другая» рать, также состоящая из москвичей и татар. Они начали стрелять в лошадей новгородских всадников, затем окружили их сбоку и сзади и разгромили. Любопытная деталь содержится в Псковской I летописи: источник сообщает, что когда новгородцы подошли к Русе, москвичи напали на них «внезапу». Это перекликается с сообщением новгородского летописца в ЛА о неожиданном нападении «иной рати» с поля. Впрочем, псковичи не были очевидцами событий, а узнали о них именно из Новгорода — после поражения оттуда во Псков прибыл гонец просить военной помощи. Поэтому псковская летопись, видимо, зависела от новгородской версии событий.
На первый взгляд новгородская и московские версии противоречат друг другу. А.А. Зимин, как уже было сказано выше, принял на веру новгородский вариант, посчитав его более «правдоподобным». Но так ли уж сильно это противоречие? Из источников с обеих сторон видно, что новгородцы, в тот момент, когда москвичи напали на них, располагались кучно и задержались на месте достаточно надолго, чтобы враги успели подойти и атаковать. Правда, исходя из буквального изложения московской версии, препятствием для новгородцев послужили плетень и снежные «суметы» (сугробы, заносы). По новгородской же причиной стало стремление поживиться доспехами павших врагов. При этом мертвых тел, надо полагать, оказалось немало, раз пока их обирали, у московско-татарской конницы было время неожиданно напасть с поля и окружить с двух сторон.
Также из обеих версий видно, что новгородцев разбили на окраине города. Согласно новгородским данным, сражение началось в предместье, у церкви Св. Ильи «на огородах». Ныне место этой церкви находится в черте городского центра Старой Русы, на углу улиц Ломоносова и Минеральной, бывших Ильина и Рогачевской. В средние века это была северная граница города, со стороны въезда из Новгорода. Но поскольку Рогачевская улица являлась тогда основной линией соименного Рогова конца, известного из писцовых книг конца XV в., то сама церковь, безусловно, примыкала к массиву городской застройки. Однако уже ее огороды, надо полагать, простирались за город. Согласно тому же источнику, потом новгородцы погнали москвичей «в Русу» по улицам и дворам, но когда остановились собирать доспехи с убитых, то не заметили приближения нового отряда неприятеля. В то же время для них было очевидно, что напал он именно «с поля». Из этого следует, что, сражаясь по улицам и дворам, они все равно вышли на городскую окраину, куда только с «поля» и можно было приехать.
Между тем, из контекста московского летописания создается впечатление, что все произошло среди городских построек. Но, при этом, москвичи явно стояли на самом краю города, поскольку видели подход новгородцев к Русе, а поражение новгородцам нанесли у «плетня». Последний никак не был типичной оградой в кварталах городов Новгородской земли времен независимости. В Русе, как и в Новгороде, в слоях того времени археологи обнаруживают следы частоколов. Зато плетнями издавна обносили именно огороды. Этим также объясняется упоминание непроезжих сугробов: на огородах снег не убирают и ныне, так как его глубокий слой помогает выживать озимым культурам. В то же время, по городским улицам ездили на санях, а за сутки московской оккупации города много снега едва ли намело — новгородцы благополучно добрались на конях через широкий простор озера Ильмень и потом по равнине от Взвада до Русы, не попав в буран. Кроме того, по московским данным выходит, что до этих сугробов «у плетня» они доехали верхами спокойно, а по новгородским сведениям они свободно преследовали москвичей в конном строю по улицам.
Таким образом, летописание обеих сторон свидетельствует о том, что новгородцы потерпели поражение на окраине города. Можно добавить также, что согласно ясным указаниям некоторых списков Новгородской IV летописи и младшего извода Софийской I летописи по списку Царского, сражение произошло «под Русой»28.
При этом известие о плетне с сугробами, преградившем путь новгородцам, гнавшим москвичей от пригородных огородов по улицам и дворам, хорошо объясняет появление там большого скопления погибших. Будучи не в силах преодолеть верхами эти препятствия, убегающие москвичи и татары вынуждены были остановиться и многие из них приняли здесь смерть. Но при этом сами новгородские всадники тоже не могли пересечь плетень и «суметы», на что акцентировал внимание московский летописец. Можно предположить, что действия великокняжеских воинов были слаженными — как тех, кто принял удар на себя у плетня, так и «иной рати», которая вовремя подоспела на помощь, внезапно напала на новгородцев и окружила их. «Иная рать» могла быть только из того же относительно небольшого отряда москвичей и татар, оставшихся в Русе — ранее уехавшие с награбленным добром в ставку князя направились на юго-восток, в сторону Демянска, и не могли бы успеть вернуться со стороны северного новгородского тракта. Следовательно, отступление москвичей и татар от церкви Св. Ильи являлось тактическим. Они увлекли новгородцев через город, выведя их к условленному месту у плетней и сугробов, которые сыграли роль, аналогичную Вороньему камню на Чудском озере в Ледовом побоище. Там новгородский полк принял на себя удар ливонцев, отвлекая их, пока с флангов не ударили полки правой и левой руки. Вероятно, так же рассчитывали действовать великокняжеские ратники на окраине Русы до прихода подмоги, но повезло им меньше. Как бы то ни было, новгородцы всё равно потеряли осторожность и много времени снимая доспехи с тел убитых врагов. Тогда это было на Руси обычном делом — чаще всего их присваивали, как трофей, хотя иногда презрительно выбрасывали, как москвичи в 1471 г. в на Коростыни после победы над новгородской судовой ратью. Но поскольку московские и татарские доспехи были легче и удобнее, новгородцы брали их себе.
Реконструкция сражения:
Спойлер (раскрыть)
Итак, события 3 февраля 1456 г. можно реконструировать следующим образом. Московское войско стояло в Русе у северной окраины города. Великокняжеские воеводы услышали сигналы о приближении новгородцев и вскоре сами увидели их, идущих с севера, от Взвада. Воеводы принимают решение принять бой и до подхода неприятеля успевают скрытно разделить свои силы на два отряда. Один вышел навстречу неприятелю к церкви Св. Ильи, на пригородные огороды, и дал новгородцам первый бой. Понеся потери этот отряд пустился в тактическое отступление через город, по улицам и дворам, к условленному рубежу у «плетня», где снова принял бой. У москвичей и татар, сутки грабивших город, было время изучить его северные проулки. Пока же новгородцы преследовали их и собирали трофеи с погибших, второй отряд — «иная рать» внезапно атаковал неприятеля и окружил с двух сторон, прижав к тому же препятствию. При этом и московская, и новгородская летописи сходятся в том, что не доезжая до новгородцев, москвичи постреляли под ними боевых коней. Это вызвало дополнительное замешательство — московский летописец съязвил, что новгородцы копья не могли поднять. Правда он это скорее связывал с неумением новгородцев ими владеть: «они же не знающи того боа, яко омертве, и рукы им ослабеша, копиа же имяху долга и не и възднимати тако, яко же есть обычеи ратным но на землю испускающе их, а конем бьющимся под ними и тако валяхуся под кони свои»30. Существует мнение, что это является следствием необученности новгородских ратников обращению именно c непривычными русским «долгими» копьями западноевропейского образца. Однако, стоит учесть, что такие копья предназначены именно для боя между всадниками и неудобны если воин теряет коня.
Как мы видели, версии новгородских и московских хронистов в главном не противоречат друг другу. Жители Новгорода могли считать, что поначалу удача была на их стороне и лишь неизвестно откуда взявшаяся «иная рать» москвичей и татар, налетевшая с поля, решила исход сражения. Новгородцы так и не поняли военной хитрости победителей, поэтому столь внезапный перелом связывался с Божьим промыслом. Что касается москвичей, то поскольку их маневр прошел стремительно и блестяще, летописец не стал особо акцентировать на нём внимание, ограничившись сообщением о разгроме новгородского ополчения у «плетня» и снежных «суметов».
Надо сказать, что в 1445 г. в битве под Суздалем сами москвичи потерпели в чем-то похожее поражение от того же Мамотяка. Известно, что тогда татары как будто бы стали отступать, а пока воодушевленные своим триумфом москвичи начали снимать с павших врагов доспехи, они снова развернулись и пошли в атаку. Битву москвичи проиграли, князь Василий II попал в плен. Теперь же вместе с татарами они применили нечто схожее против новгородцев.
Также маневр под Русой очень напоминает тактику московских войск, прослеженную нами в Шелонской битве. Там москвичи также предприняли тактическое отступление, на этот раз назад через реку, а потом снова напали на новгородцев с фронта, в то время как с тыла на них внезапно налетел засадный полк мещерских татар. Новгородская рать оказалась зажата с двух сторон и быстро утратила волю к сопротивлению. Кроме того, атакуя новгородское ополчение, москвичи на Шелони тоже целенаправленно стреляли в коней. Но тогда это, надо полагать, делалось для того чтобы спешенный враг оказался беспомощным против профессиональной конницы. Под Русой же новгородцы имели столь крепкие доспехи, что с точки зрения московских воевод, это был единственный эффективный способ их одолеть. Мы не знаем, какие потери понесло московское войско в своем притворном отступлении назад через Шелонь, но у плетня под Русой, судя по всему, пало достаточно много великокняжеских воинов и татар. Не удивительно, что воеводы, как указывает МЛС, были готовы умереть за великого князя — поскольку их силы заметно уступали противнику, то даже ловкий маневр не гарантировал успех, а тот отряд, который заманивал и задерживал новгородцев, в любом случае должен был понести большие потери.
Но москвичи и татары показали слаженность действий и хорошую выучку. Конечно, воеводы проявили стратегическую недальновидность, отпустив от себя значительную часть людей, но потом блестящим маневром с отвлекающими действиями и внезапным окружением смогли одержать победу над превосходящим по численности противником. Новгородцы были разгромлены, многие пали, в их числе сын посадника Афанасий Богданович и боярин Есиф Носов, а посадник Михаил Туча вместе с боярами Труфаном и Никитой Фустом попали в плен и были доставлены к Василию Темному. Впрочем, лишних пленников москвичи старались не брать, по замечанию МЛС их было слишком мало, чтобы управляться с полоном: «а поиманых того ради немного бысть, некому было имать их, понеже мало бысть воинства великого князя». Это, в общем, подтверждает и новгородское летописание в ЛА, согласно которому москвичи с татарами пленили лишь некоторых бояр, а даже раненные незнатные «молодые» ратники добрались до Новгорода. Иногда полагают, что простых новгородцев пощадили, так как они якобы были за мир с Москвой и не очень в душе разделяли своекорыстные интересы своих бояр. Однако данных о таких настроениях в источниках нет, как и указаний на какую-то особую позицию низших социальных слоев по вопросам войны и мира, взаимоотношений с великокняжеской властью. Скорее всего, в плен брали не по политическим взглядам — захват представителей элиты во все времена имел особую значимость.
Теперь воеводы к великому князю ехать уже не боялись, ведь такая победа искупала их первоначальную оплошность и личную «корысть», из-за которой они сами задержались в городе до прихода врага. Как показывает пример событий на Шелони, нерасчетливо распустить для грабежей значительную часть войска перед встречей с врагом было распространенной ошибкой даже самых талантливых русских полководцев того века. Однако в битве под Русой великокняжеские воеводы проявили себя как отличные тактики и организаторы. Имя Федора Басенка, знаменитого и более ранними победами, может быть приравнено к его современнику Даниилу Холмскому, чей образ с почетом помещен на памятник Тысячелетия России в Великом Новгороде.
После поражения новгородцы отправили во Псков посла за военной помощью. В воскресенье 15 февраля, в конце первой, соборной недели Великого поста, псковичи двинули в Новгород свою рать. Но когда она прибыла туда, новгородский архиепископ Ефимий II уже склонился к заключению перемирия с Василием Темным. Вероятно, среди новгородского руководства были люди не склонные к войне, о чем может свидетельствовать и медлительность отряда Чарторыйского, не успевшего под Русу. Не сразу, но архиепископу удалось добиться своего и в конце третьей недели поста к Василию Темному в Яжелбицы было отправлено посольство для подписания мира.
Как мы видели, версии новгородских и московских хронистов в главном не противоречат друг другу. Жители Новгорода могли считать, что поначалу удача была на их стороне и лишь неизвестно откуда взявшаяся «иная рать» москвичей и татар, налетевшая с поля, решила исход сражения. Новгородцы так и не поняли военной хитрости победителей, поэтому столь внезапный перелом связывался с Божьим промыслом. Что касается москвичей, то поскольку их маневр прошел стремительно и блестяще, летописец не стал особо акцентировать на нём внимание, ограничившись сообщением о разгроме новгородского ополчения у «плетня» и снежных «суметов».
Надо сказать, что в 1445 г. в битве под Суздалем сами москвичи потерпели в чем-то похожее поражение от того же Мамотяка. Известно, что тогда татары как будто бы стали отступать, а пока воодушевленные своим триумфом москвичи начали снимать с павших врагов доспехи, они снова развернулись и пошли в атаку. Битву москвичи проиграли, князь Василий II попал в плен. Теперь же вместе с татарами они применили нечто схожее против новгородцев.
Также маневр под Русой очень напоминает тактику московских войск, прослеженную нами в Шелонской битве. Там москвичи также предприняли тактическое отступление, на этот раз назад через реку, а потом снова напали на новгородцев с фронта, в то время как с тыла на них внезапно налетел засадный полк мещерских татар. Новгородская рать оказалась зажата с двух сторон и быстро утратила волю к сопротивлению. Кроме того, атакуя новгородское ополчение, москвичи на Шелони тоже целенаправленно стреляли в коней. Но тогда это, надо полагать, делалось для того чтобы спешенный враг оказался беспомощным против профессиональной конницы. Под Русой же новгородцы имели столь крепкие доспехи, что с точки зрения московских воевод, это был единственный эффективный способ их одолеть. Мы не знаем, какие потери понесло московское войско в своем притворном отступлении назад через Шелонь, но у плетня под Русой, судя по всему, пало достаточно много великокняжеских воинов и татар. Не удивительно, что воеводы, как указывает МЛС, были готовы умереть за великого князя — поскольку их силы заметно уступали противнику, то даже ловкий маневр не гарантировал успех, а тот отряд, который заманивал и задерживал новгородцев, в любом случае должен был понести большие потери.
Но москвичи и татары показали слаженность действий и хорошую выучку. Конечно, воеводы проявили стратегическую недальновидность, отпустив от себя значительную часть людей, но потом блестящим маневром с отвлекающими действиями и внезапным окружением смогли одержать победу над превосходящим по численности противником. Новгородцы были разгромлены, многие пали, в их числе сын посадника Афанасий Богданович и боярин Есиф Носов, а посадник Михаил Туча вместе с боярами Труфаном и Никитой Фустом попали в плен и были доставлены к Василию Темному. Впрочем, лишних пленников москвичи старались не брать, по замечанию МЛС их было слишком мало, чтобы управляться с полоном: «а поиманых того ради немного бысть, некому было имать их, понеже мало бысть воинства великого князя». Это, в общем, подтверждает и новгородское летописание в ЛА, согласно которому москвичи с татарами пленили лишь некоторых бояр, а даже раненные незнатные «молодые» ратники добрались до Новгорода. Иногда полагают, что простых новгородцев пощадили, так как они якобы были за мир с Москвой и не очень в душе разделяли своекорыстные интересы своих бояр. Однако данных о таких настроениях в источниках нет, как и указаний на какую-то особую позицию низших социальных слоев по вопросам войны и мира, взаимоотношений с великокняжеской властью. Скорее всего, в плен брали не по политическим взглядам — захват представителей элиты во все времена имел особую значимость.
Теперь воеводы к великому князю ехать уже не боялись, ведь такая победа искупала их первоначальную оплошность и личную «корысть», из-за которой они сами задержались в городе до прихода врага. Как показывает пример событий на Шелони, нерасчетливо распустить для грабежей значительную часть войска перед встречей с врагом было распространенной ошибкой даже самых талантливых русских полководцев того века. Однако в битве под Русой великокняжеские воеводы проявили себя как отличные тактики и организаторы. Имя Федора Басенка, знаменитого и более ранними победами, может быть приравнено к его современнику Даниилу Холмскому, чей образ с почетом помещен на памятник Тысячелетия России в Великом Новгороде.
После поражения новгородцы отправили во Псков посла за военной помощью. В воскресенье 15 февраля, в конце первой, соборной недели Великого поста, псковичи двинули в Новгород свою рать. Но когда она прибыла туда, новгородский архиепископ Ефимий II уже склонился к заключению перемирия с Василием Темным. Вероятно, среди новгородского руководства были люди не склонные к войне, о чем может свидетельствовать и медлительность отряда Чарторыйского, не успевшего под Русу. Не сразу, но архиепископу удалось добиться своего и в конце третьей недели поста к Василию Темному в Яжелбицы было отправлено посольство для подписания мира.
Боярин. Великое княжество Московское, XV в. Рис. А.В. Красникова
Спойлер (раскрыть)
![Imp]()
Боярин. Новгородская республика, XV в. Рис. А.В. Красникова
Спойлер (раскрыть)
![Imp]()
Житий (мелкий землевладелец). Новгородская республика, XV в. Рис. А.В. Красникова
Спойлер (раскрыть)
![Imp]()
Источник: Несин М.А. Сражение под Русой 3 февраля 1456 г.: место боя и тактика московских войск
Клим Жуков о сражении под Руссой (немного альтернативная версия боя)
