Как и обещал, выкладываю дайджест сообщений иностранцев о России.
Франсуа Рабле, в первой половине 16в ставил в один ряд "московитов, индейцев, персов и троглодитов". Таким образом, московиты для него были и варвары, и азиаты.
В 1600г французский наемник
Жак Маржерет поступил на русскую службу и оставил воспоминания о России. В них он описывает русских как "тех, кого раньше называли скифами", "совершенно грубый и варварский народ". Ну какие уж тут европейцы!
В это же время английский наемник капитан
Джон Смит отправился из Англии в Османскую империю. В 1603г он попал в плен к крымским татарам. Бежав от татар, он пересек Россию, Украину и Польшу, написав "Теперь вы понимаете, что Татария и Скифия — одно и то же. При этом, это нечто столь пространное и обширное, что немногие — а может, и вовсе никто — смогли бы исчерпывающе описать этот край или те крайне варварские народы, которые там обитают". Малая Татария, как известно, начиналась уже в Поднепровье. Ну а Скифия, это понятно где.
В 1630-х годах Россию в составе голштинского посольства посетил
Адам Олеарий, который оставил обширные записки, многократно издававшиеся в Европе. В них он, в частности, отмечает, что "наблюдая дух, нравы и образ жизни русских, вы непременно причислите их к варварам". При этом он осуждал русских за использование отвратительных и низменных слов, за недостаток хороших манер ("эти люди громко рыгают и пускают ветры"), за плотскую похоть и прелюбодеяния, за то, что они, по его мнению, занимаются скотоложством со своими лошадьми и т.д. По его мнению, русские "годятся только для рабства", поэтому их надо "гнать на работу плетьми и дубинами".
Во второй половине 18в Россию посетил известный французский энциклопедист
Д. Дидро, который прожил в России несколько месяцев в 1773-1774гг, и которому приписывали фразу: «Русские сгнили, не успев созреть».
Представления о России как о государстве полностью военизированном, где деспотическая власть уподобляет всех подданных-рабов солдатам и нещадно эксплуатирует их честолюбие, существовали в Франции со времен «Путешествия в Сибирь» аббата
Шаппа д'Отроша (1768). Шапп д’Отрош (или д’Атрош), французский астроном, приехавший в Сибирь в 1761 году, чтобы наблюдать за прохождением Венеры через солнечный диск, опубликовал в 1768 году свое «Путешествие в Сибирь», изображавшее Россию в самом невыгодном свете, как государство-казарму.
В 1778-1779гг англичанин
Уильям Кокс совершил путешествие по России. По дороге из Смоленска в Москву он остановился в какой-то хижине, где «наша хозяйка была настоящей азиаткой». Под стать ей были и остальные русские: «русские крестьяне в целом кажутся грубой, выносливой расой». Они носят или «грубый шерстяной балахон» ниже колен, или овчины. Подобно хозяйке-«азиатке», они носят «обмотанное вокруг ног полотно вместо чулок», а их обувь сделана из бересты. Встречающиеся города Кокс уписывал так: «Издалека все эти шпили и купола, скрывающие окружавшие их лачуги, заставляют незнакомого с этой страной путешественника ожидать появления большого города; вместо этого он встретит лишь кучку деревянных хижин».
О Москве Кокс заметил, что «Москву можно счесть городом, построенным по азиатскому образцу, но постепенно она становится все более и более европейской, демонстрируя беспорядочное смешение разнородных архитектурных стилей». Пока кучера ели рядом с лошадьми, Кокс посещал дворцы, построенные «в стиле истинно азиатского величия». Он посещал дома, где обитатели простирались на полу перед иконами «святых, грубо намалеванными на дереве, которые часто более похожи на калмыцкого идола, чем на человеческое лицо».
В 1785 году граф
Луи-Филипп де Сегюр прибыл в Петербург и вот что он писал о России в своих мемуарах:
«Вид Петербурга вселяет двойное удивление; здесь слились век варварства и век цивилизации, X и XVIII столетия, азиатские и европейские манеры, грубый скиф и утонченный европеец, блестящая, гордая знать и погруженный в рабство народ.
С одной стороны, изысканные, великолепные наряды, изобильные пиршества, роскошные празднества и театры, равные тем, что украшают и оживляют общество в Париже и Лондоне; с другой, торговцы в азиатских костюмах, кучера, слуги, длиннобородые крестьяне, в овчинах и меховых шапках, больших кожаных рукавицах, с топорами за широким кожаным поясом.
Эти одеяния и толстые шерстяные обмотки на ногах, образующие нечто вроде грубого чулка, воссоздают в вашем воображении скифов, даков, роксоланов и готов, некогда наводивших ужас на римлян. Все эти полудикие фигуры с барельефов Траяновой колонны в Риме как будто вновь обретают жизнь перед вашим взором».
В июне 1785 года, находясь в свите Екатерины, Сегюр посетил Москву, которую описал так: «это смешение хижин простолюдинов, богатых купеческих жилищ, великолепных дворцов гордого и многочисленного дворянства, этот беспокойный народ, представляющий одновременно самые противоположные манеры, различные века, народы дикие и цивилизованные, европейское общество и азиатские базары».
Участники похода Наполеона на Москву тоже оставили свои воспоминания.
Так 21 сентября 1812г
Фантен дез Одар записал в своем дневнике:
"Вид на эту столицу с холма, откуда Москва предстала перед нашим изумленным взором, как будто перенес нас в детские фантазии об арабах из сказок тысячи и одной ночи. Мы были внезапно перенесены в Азию, так как [то, что мы видели] уже не было нашей архитектурой… В отличие от устремленных к облакам колоколен наших городов Европы, здесь тысячи минаретов — одни зеленые, другие разноцветные — были закруглены и блестели под лучами солнца, похожие на множество светящихся шаров, разбросанных и плывущих над необъятным городом. Восхищенные этой блестящей картиной, наши сердца забились сильней с гордостью, радостью и надеждой».
Как отметил в письме интендантский чиновник
Проспер (от 15 октября 1812г), город Москва "построен в азиатском [стиле] и включает огромное количество куполов церквей и мечетей".
Однако основным трудом, до сегодняшнего дня формирующим представление европейцев о России, стала не работа Гакстгаузена, а книга французского путешественника маркиза
Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». Сразу же после издания книга была переведена на английский и немецкий языки, а в 1843г последовало второе издание, а в 1854 уже пятое издание. Потом эту книгу в Европе издавали непрерывно вплоть до наших дней.
Де Кюстин о русском народе
Вот как обычно одеты петербургские простолюдины — не грузчики, но ремесленники, мелкие торговцы, кучера и проч., и проч.: на голове у них либо суконная шапка, либо плоская шляпа с маленькими полями и расширяющейся кверху тульей;(140) немного напоминающая дамский тюрбан или баскский берет, она к лицу юношам. Стар и млад, все носят бороды; у щеголей они шелковистые и расчесанные, у стариков и нерях — спутанные и блеклые. Выражение глаз у русских простолюдинов особенное: это — плутовской взгляд азиатов, при встрече с которыми начинаешь думать, что ты не в России, а в Персии...
Русские, полагающие, что следуют за древними, а на деле лишь неумело им подражающие, поступают иначе: они рассеивают свои так называемые греческие и римские памятники на бескрайних просторах, где глаз едва их различает. Поэтому, хотя строители здешних городов брали за образец римский форум, города эти приводят на память азиатские степи. Как ни старайся, а Московия всегда останется страной более азиатской, нежели европейской. Над Россией парит дух Востока, а пускаясь по следам Запада, она отрекается от самой себя...
Калмыцкая орда, что разбила лагерь в лачугах, окружив скопление античных храмов; греческий город, спешно возведенный для татар, словно театральные декорации, декорации блистательные, но безвкусные, призванные обрамлять собою подлинную и ужасную драму, — вот что сразу же бросается в глаза в Петербурге...
Русские вообще скверные моряки, с ними никогда нельзя чувствовать себя в безопасности. Сначала набирают длиннобородых азиатов в длиннополых одеждах, делают из них матросов, а потом удивляются, отчего корабли тонут!
О том, что у русских нет души и это бездушные механизмы:
Утро — время деловое (имеется в виду утро в Петербурге-прим.). Никто не шел вперед по своей воле, и вид всех этих несвободных людей вселял в мою душу невольную грусть. Женщин мне встретилось мало, хорошенькие личики и девичьи голоса не оживляли улиц; повсюду царил унылый порядок казармы или военного лагеря; обстановка напоминала армейскую, с той лишь разницей, что здесь не было заметно воодушевления, не было заметно жизни. В России все подчинено военной дисциплине. Попав в эту страну, я преисполнился такой любви к Испании, словно я — уроженец Андалусии; впрочем, недостает мне отнюдь не жары, ибо здесь теперь поистине нечем дышать, но света и радости.
Мимо вас то проносится верхом офицер, везущий приказ командующему какой-нибудь армией, то проезжает в кибитке — небольшой русской карете без рессор и мягкого сиденья — фельдъегерь, доставляющий приказ губернатору какой-нибудь отдаленной области, расположенной, быть может, на другом краю империи. Кибитка, которой правит старый бородатый кучер, стремительно увозит курьера, который по своему званию не имеет права воспользоваться более удобным экипажем, даже если таковой окажется в его распоряжении, а тем временем вдалеке показываются пехотинцы, которые возвращаются с учений в казармы, дабы получить приказ от своего командира; повсюду мы видим только выше- и нижестоящих служащих: первые отдают приказы вторым. Эти люди-автоматы напоминают шахматные фигуры, двигающиеся по воле одного-единственного игрока, невидимым соперником которого является все человечество. Здесь действуют и дышат лишь с разрешения императора или по его приказу, поэтому все здесь мрачны и скованны; молчание правит жизнью и парализует ее. Офицеры, кучера, казаки, крепостные, царедворцы, все эти слуги одного господина, отличающиеся друг от друга лишь званиями, слепо исполняют неведомый им замысел; такая жизнь — верх дисциплины и упорядоченности, но меня она ничуть не прельщает, ибо порядок этот достигается лишь ценою полного отказа от независимости. Я словно воочию вижу, как над этой частью земного шара реет тень смерти.
О том, что Российская империя -- государство-казарма
Русские — царедворцы во всем: в этой стране всякий — солдат казармы или церкви, шпион, тюремщик, палач — делает нечто большее, чем просто исполняет долг, он делает свое дело. Кто скажет мне, до чего может дойти общество, в основании которого не заложено человеческое достоинство?
Я не устаю повторять: чтобы вывести здешний народ из ничтожества, требуется все уничтожить и пересоздать заново. На сей раз благочинное молчание вызвано было не просто лестью, но и страхом. Раб боится дурного настроения своего господина и изо всех сил старается, чтобы тот пребывал в спасительной веселости. Под рукой у взбешенного царя — кандалы, темница, кнут, Сибирь либо по крайней мере Кавказ, смягченный вариант Сибири, вполне удобный для деспотизма, каковой, в согласии с веком, день ото дня становится умереннее.
Ну и вывод:
Я не упрекаю русских в том, что они таковы, каковы они есть, я осуждаю в них притязания казаться такими же, как мы. Пока они еще необразованны — но это состояние по крайней мере позволяет надеяться на лучшее; хуже другое: они постоянно снедаемы желанием подражать другим нациям, и подражают они точно как обезьяны, оглупляя предмет подражания. Видя все это, я говорю: эти люди разучились жить как дикари, но не научились жить как существа цивилизованные, и вспоминаю страшную фразу Вольтера или Дидро, забытую французами: «Русские сгнили, не успев созреть»
О том, что эта книга продолжала оказывать врешающее влияние на формирование образа России на Западе, свидетельствуют отзывы о ней
Уолтера Беделла Смита, который был после ВМВ войны американским послом в Советском Союзе. Смит объявил «Россию в 1839 году» «столь проницательными и нестареющими политическими заметками, что их можно назвать лучшей книгой, когда-либо написанной о Советском Союзе». От лица сотрудников своего посольства он заявил, что «письма Кюстина — самый важный вклад в попытки хотя бы отчасти разгадать тайны, которые, как кажется, окутывают Россию и русских». Мало того, Смит даже заявил, что в качестве посла «мог бы позаимствовать многие страницы дословно и, заменив имена и даты столетней давности на сегодняшние, послать их в Государственный департамент как мои официальные донесения».
Збигнев Бзежинский написал на задней обложке этой книги следующее: "ни один советолог до сих пор не смог ничего добавить к этим проницательным догадкам о русском характере и о византийской природе русской политической системы".
И, конечно же, все эти представления оказали свое влияние на отношение тех же немцев и их нацистского руководства к боевым действиям на Восточном фронте во время ВОВ.
Из приказа командующего 6-й германской армии генерал-фельдмаршала
фон Рейхенау от 10-го октября 1941 года «О поведении войск на Востоке», одобренного Гитлером:
"«О поведении войск на Востоке.
По вопросу отношения войск к большевистской системе имеются еще во многих случаях неясные представления.
Основной целью похода против большевистской системы является полный разгром государственной мощи и искоренение
азиатского влияния на европейскую культуру.
В связи с этим перед войсками возникают задачи, выходящие за рамки обычных обязанностей воина. И т.д".
К чему все это привело, мы знаем.
На все остальные сообщения отвечу в следующий раз.
TheLastOfTheRomans
Вам не стоит что-то либо предполагать от моего имени.
