Выйдя в приёмную, Борель принял суровый вид.
- Господин Кухтиль, для дальнейшего решения вопроса с Вашей невестой, нужны тридцать три тысячи рублей.
Кухтиль скучно кивнул головой. Подумал. Сообщил, что основная сумма денег в Рязани.
Борель нервно пожал плечами. Подумал - «Шустрый бестия, но деньги подождут». А вслух предложил Антону готовиться к выезду в Балаково к месту злосчастной стоянки. Разумеется, в сопровождении людей Бореля.
Как раз в это время прибыл старик Щавелев с новостями. Эммануил Эммануилович попросил Кухтиля побыть ещё в приёмной, что бы в конце дня поехать ночевать в доме промышленника. На вопрос л судьбе Марии заметил, что процесс освобождения уже запущен и вместе со Щавелевым зашёл в кабинет.
На стол Бореля легла находка — пустая упаковка из-под махорки.
Фмрма Небогатикова? В кругах купечества эта фамилия, хотя и не из первых, была на слуху и уже при жизни хозяина обрастала легендами. Молодой старьёвщик из Нолинска, собиравший тряпьё для сдачи на переработку, подрабатывающий, чем только разрешено, готовый сплясать в луже на потеху публике за три копейки, вдруг построил себе добротный дом, включился в льняное производство и купил деревянное здание под табачный цех. Все посчитали, что Яшка Небогатиков стал вдруг богатеньким, найдя в обоссаном старом матраце «несусветные сокровища», кто-то называл сто тыщ ассигнациями, другие утверждали, что был найден мешочек с брильянтами, а третьи считали, что в руки везунку Яшке попала карта с обозначением места зарытого клада. После открытия табачного цеха состояние Небогатикова только увеличивалось. Через несколько лет он открыл табачную фабрику (каменную), занялся рыбным промыслом на Каме, имел две пристани с трактирами, своё небольшой пароходство. А когда женился третий раз, то открыл магазин в Харбине, в Китае. Каждый из его 14 детей, достигая совершеннолетия получал свой дом и участвовал в деле отца или искал свою дорогу. Не обижал купчина и других родственников. Зять его Михайло Скрябин (отец Вячеслава Молотова) работал у него приказчиком.
Никто не знал величины капитала Небогатиковых, однако, эта семья считалась приличной, законопослушной и милосердной. Фамилия Небогатикова не забыта в Нолинске до сих пор.
Борель, не был знаком с кланом Небогатиковых лично, но табачные удобрения для своих полей закупал у этой фирмы. Поэтому, соблюдая купеческий этикет, решил отправить Небогатиковым своего человека с письмом и предложением сотрудничества, который за одно узнает географию распространения махорки, изготовленной в марте этого года. Если не узнать место утечки информации, то беда будет.
Заплатив четвертной (месячное жалование городового) Щавелеву, Борель рассчитывал, что старик согласится снова метнуться в Балаково, и Матвей Савельевич согласился, хотя в 77 лет такие интенсивные «прогулки» очень тяжелы. Боялся Щавелев старости и унылого беспомощного созерцания в окошке бегающих по двору кур. Молодого немца, сидевшего в приёмной, с которым предстояло ехать, он помнил ещё с предыдущей встречи. Серые холодные оценивающие глаза, самолюбивая верхняя губа, бросающая вызов, узкий треугольный подбородок, говорящий о лживости и лицемерии.
Борель думал о Кухтиле несколько иначе: франтоват, манерен, самоуверен, наблюдателен. Образован. Такой мог бы работать приказчиком, клерком, секретарём. Но есть одна деталь, мешающая этому — себе на уме, независим. Значит не будет преданным сотрудником, может предать, а Борель предпочитал в подчинённых откровенность и честность. И всё же использовать его можно, с учётом привязанности к девице, как её, Димитриди. Завтра её отпускают по ходатайству следователя. Кухтилю об этом знать не обязательно, пусть привезёт документы, в каком бы виде они не были, а после этого пусть вернёт деньги. Тогда и предоставим ему эту Димитриди. Завтра её надо встретить и отправить на дачу к адвокату Скворцову, пусть ждёт решения суда там.
Кроме всего изложенного Эммануила Эммануиловича интересовал вопрос — откуда у убитой Богодской были в саквояже какие-то ценности. Виктория была нищей и жила на попечении и содержании Бореля. Получая пансион от хозяина в размере 40 рублей в месяц, живя в снимаемой Борелем квартире, она не могла разбогатеть. С этим тоже предстоит разобраться. Но очень не хватает преданных, надёжных людей. Нанять частного сыщика нельзя — утечка гарантирована. Все частники на карандаше в жандармерии или в общей полиции. Надо попробовать поговорить со Скворцовым. Этот хоть и занимается больше делами своего семейства, но обладает связями. Вечно у него толкутся социалисты.
В то время, когда ротмистр Мартынов вернулся с почты в свой кабинет, Борель вёз Кухтиля домой на ужин и ночлег.
Старый особняк Борелей (там, где сейчас академия Права) раньше принадлежал конкурентам Борелей Ренике, но был выкуплен Борелями и надстроен. Туда и приехали Эмманутл Эммануилович с Антоном. Поужинав рыбой и салатом, выпив лёгкого вина, оба героя завели беседу о предстоящей завтрашней поездке. На удивление Бореля, Антон сам инициировал тему. Он чётко обрисовал свои завтрашние действия до мелочей. Поедут они через Вольск, в экипаже Бореля. На вольском пароме переберутся на левый берег, а далее до Балакова. В прибрежном селе (что бы не мозолить глаза балаковцам) наймут лодку и будут искать место стоянки «Вани». Потребуется длинный шест и саженей двадцать верёвки с большими крюками, по два крюка на сажень и тяжёлыми полуфунтовыми грузилами. В лодке два гребца и один траловик. Ещё один траловик у берега. Траловики тянут верёвку. Только нужны ещё один человек.
Борелю понравилась затея, но где взять человека? Бездельников у Бореля нет. «Ваня» уже в рейсе. Для найма нужен ещё один день. Кухтиль, Щавелев, возница — экипаж лодки. Ладно, хорошо, Борель поедет сам, под видом рыбалки. Может же он дать себе выходной раз в год. И купец пошёл отдавать распоряжения по завтрашнему выезду. Кухтиль направился в отведённую ему комнату.
***
Егорка уже спал на новом месте. В доме епископа не было свободных помещений, поэтому его положили в комнате Васи Тихого.
Вася Тихий принадлежал к «коллекции» персон, живущих за счёт благотворительности Гермогена. Их было четверо, людей с нестандартной психикой, имеющих дефекты поведения и живущих большей частью в каком-то своём мире. Гермоген искренне верил, что Бог через таких людей передаёт свою волю. По его концепции, такие юродивые напрямую связаны со Всевышним, и только они могут выдержать огромную Божественную силу Истины. Этим людям прощались оплошности не допустимые в обществе, делалась скидка на их тяжкий крест, поведение их фиксировалось сёстрами-послушницами, назначенными в качестве нянек-наставниц.
Старожилом был Лёня Паровозик, молодой человек 25 лет, хороший собою, с благородным, аристократичным лицом, время от времени изображавший паровоз. И для Егорки он продемонстрировал эту машину, работая руками как поршнями, делая два шага вперёд и два шага назад, подражал гудку паровоза и при этом его глаза были очень серьёзными, словно он решал задачу по тригонометрии. Разговаривал он хоть и примитивно, но вполне здраво, пока не звучало слово «паровоз», «поезд», «железная дорога».
Второй была сорокалетняя Анфиса Кукуша. Эта женщина неожиданно начинала подражать кукушке. Что бы она перестала куковать требовалось дать ей тыквенных семечек. Считалось, что Анфиса своим кукованием желает людям долгой жизни. Она могла отвечать односложными словами, типа «да», «нет». Но если её спросить «сколько время», она начинала куковать и при этом по детски смеяться.
Третий в этой компании был Павлуша Горемыка, худенький маленький человек в возрасте приблизительно сорока лет, начинавший плакать по любому поводу, если что-либо изменялось в доме или дворе епископа. Например, он плакал при отьезде епископа в экипаже и точно так же плакал при возвращении его. Поэтому при нём всегда была игрушка волчок. Она на столько поражала сознание сорокалетнего имбицила, что оп переставал плакать и вероятно забывал об окружающем. Если же пространство его жизни не менялось, то с ним можно было говорить о ботанике. Он знал очень много латинских названий растений.
Вася Тихий был четвёртым в этой кунсткамере. Вася, паренёк не старше 16 лет на вид, любил рисовать красками. При этом, он рисовал всегда одно и тоже, но разными красками. Это было закрашивание одним цветом загрунтованной им самим доски. Вася почти не говорил. Даже отвечая утвердительно или отрицательно, он просто мотал головой. Мало кто слышал его голос, а те, кто слышал утверждали, что Вася, прося в полный голос новые краски, почти шептал.
Вот с этим самым Васей Тихим и поселили Егорку на первое время. И не зря.
Когда малыш увидел доски, покрашенные Васей, он удивлённо вздохнул, но промолчал. Вася «творил» очередное «произведение» и был на столько увлечён процессом, что не заметил Егорку и послушницу, приведшую мальчика в комнату.
-«Вася, отвлекись и поздоровайся» - проворковала послушница Ольга, полная женщина 42 лет. Вася недовольно повернул голову и кивнул. Сестра Ольга подвела мальчика ближе.
-«Это Егор, он будет жить в твоей комнате, пока, временно» - пояснила монашка.
В ответ Вася снова кивнул. Вот тут и прозвучал вздох Егора. Он смотрел на желтую доску, стоящую на полу и прислонённую к стене. Вася Тихий продолжал малевать, размазывая краску болотно-серого цвета по доске. Сестра Ольга, наблюдательная женщина смекнула сразу, что новому воспитаннику мазня Васи понравилась. Она спросила Егора - «Красиво?». Егорка не ответил. Он сел перед доской и ушёл в мир радости. Спас мальчика Вася, через пару минут обернувшийся на тревожный возглас сестры Ольги. Он грубо схватил за шиворот малыша, впавшего в странное состояние эйфорического забытья и встряхнул. Затем, налив из бидона воды в кружку дал Егорке попить. Сказал строгим шёпотом - «Так нельзя. Понял?». Егорка утвердительно кивнул. Он уже был уверен, что его привели в правильное место. Ольга силком вывела Егорку на воздух. Он не сопротивлялся. Шёл с наставницей за руку и был готов к любым неприятностям на новом месте. Здесь в этом доме он обрёл уверенность силу, здесь он готов жить. (Вот только как же Мария?).
***
Мария не спала. Во первых она была взволнована завтрашним освобождением, а во вторых её кусали клопы. Её соседка Вера спала как ни в чём не бывало. «Наверное в этом есть доля справедливости», - пыталась философствовать Мария - «Бедной Вере придётся отправиться в тюрьму, а мне завтра на свободу». Но какой-то развратный клоп, укусивший левую ляшку, не дал развить мысль. Пришлось сесть на лавку. Душно. Хочется пить. Попила почти тёплой воды из бака. Сразу захотелось пи-пи. Подошла к ведру под умывальником, присела и о, ужас! Раздался грохот струи по жестяным бортам ведра такой силы, что сразу расхотелось. Боже, какой стыд! Вера даже не сбила ритм дыхания. Вот это нервы!
Мария промучилась до четырёх часов утра, затем легла и уснула. Подъём был в шесть. Проснулась с головной болью и плохим настроением. Даже предстоящее освобождение было смазано. Зеркала нет, что бы оценить внешность. Ведь мужчины будут смотреть. Можно представить с какой брезгливостью. Расчесалась наобум. Как сидит юбка и блуза не понятно. Нет, определённо, надо что-то делать. И выход был найден. Вера расчесала её, а она — Веру. Проверили друг у друга застёжки и прочие детали одежды. Женщины всегда побеждают в борьбе за внешний вид. Принесли завтрак. В каше найден таракан. В чае — утопленница муха. Значит придётся голодать. Вера тоже не стала есть. Только чай выпила. Во время чаепития Вера попросила Марию навестить её детей. Дала адрес. А затем, чуть помедлив спросила, может ли Мария отыскать её брата, что бы помог детям. Мария была почти уверена, что домашний арест не даст ей возможности помочь Вере, но и отказать в такой ситуации она не могла. Взяла адрес Нюрки, любовницы брата.
Началось время уборки. Пришлось мыть камеру, выносить помои, носить воду в бак. Когда же её выпустят? Мария начала нервничать. Время было к десяти. Скорее бы. А куда идти? В гостиницу «Москва», разумеется. Все вещи там. И Антон, наверняка ждёт.
А Кухтиль со спутниками был в пути к Балакову.
Читать дальше
- Господин Кухтиль, для дальнейшего решения вопроса с Вашей невестой, нужны тридцать три тысячи рублей.
Кухтиль скучно кивнул головой. Подумал. Сообщил, что основная сумма денег в Рязани.
Борель нервно пожал плечами. Подумал - «Шустрый бестия, но деньги подождут». А вслух предложил Антону готовиться к выезду в Балаково к месту злосчастной стоянки. Разумеется, в сопровождении людей Бореля.
Как раз в это время прибыл старик Щавелев с новостями. Эммануил Эммануилович попросил Кухтиля побыть ещё в приёмной, что бы в конце дня поехать ночевать в доме промышленника. На вопрос л судьбе Марии заметил, что процесс освобождения уже запущен и вместе со Щавелевым зашёл в кабинет.
На стол Бореля легла находка — пустая упаковка из-под махорки.
Фмрма Небогатикова? В кругах купечества эта фамилия, хотя и не из первых, была на слуху и уже при жизни хозяина обрастала легендами. Молодой старьёвщик из Нолинска, собиравший тряпьё для сдачи на переработку, подрабатывающий, чем только разрешено, готовый сплясать в луже на потеху публике за три копейки, вдруг построил себе добротный дом, включился в льняное производство и купил деревянное здание под табачный цех. Все посчитали, что Яшка Небогатиков стал вдруг богатеньким, найдя в обоссаном старом матраце «несусветные сокровища», кто-то называл сто тыщ ассигнациями, другие утверждали, что был найден мешочек с брильянтами, а третьи считали, что в руки везунку Яшке попала карта с обозначением места зарытого клада. После открытия табачного цеха состояние Небогатикова только увеличивалось. Через несколько лет он открыл табачную фабрику (каменную), занялся рыбным промыслом на Каме, имел две пристани с трактирами, своё небольшой пароходство. А когда женился третий раз, то открыл магазин в Харбине, в Китае. Каждый из его 14 детей, достигая совершеннолетия получал свой дом и участвовал в деле отца или искал свою дорогу. Не обижал купчина и других родственников. Зять его Михайло Скрябин (отец Вячеслава Молотова) работал у него приказчиком.
Никто не знал величины капитала Небогатиковых, однако, эта семья считалась приличной, законопослушной и милосердной. Фамилия Небогатикова не забыта в Нолинске до сих пор.
Борель, не был знаком с кланом Небогатиковых лично, но табачные удобрения для своих полей закупал у этой фирмы. Поэтому, соблюдая купеческий этикет, решил отправить Небогатиковым своего человека с письмом и предложением сотрудничества, который за одно узнает географию распространения махорки, изготовленной в марте этого года. Если не узнать место утечки информации, то беда будет.
Заплатив четвертной (месячное жалование городового) Щавелеву, Борель рассчитывал, что старик согласится снова метнуться в Балаково, и Матвей Савельевич согласился, хотя в 77 лет такие интенсивные «прогулки» очень тяжелы. Боялся Щавелев старости и унылого беспомощного созерцания в окошке бегающих по двору кур. Молодого немца, сидевшего в приёмной, с которым предстояло ехать, он помнил ещё с предыдущей встречи. Серые холодные оценивающие глаза, самолюбивая верхняя губа, бросающая вызов, узкий треугольный подбородок, говорящий о лживости и лицемерии.
Борель думал о Кухтиле несколько иначе: франтоват, манерен, самоуверен, наблюдателен. Образован. Такой мог бы работать приказчиком, клерком, секретарём. Но есть одна деталь, мешающая этому — себе на уме, независим. Значит не будет преданным сотрудником, может предать, а Борель предпочитал в подчинённых откровенность и честность. И всё же использовать его можно, с учётом привязанности к девице, как её, Димитриди. Завтра её отпускают по ходатайству следователя. Кухтилю об этом знать не обязательно, пусть привезёт документы, в каком бы виде они не были, а после этого пусть вернёт деньги. Тогда и предоставим ему эту Димитриди. Завтра её надо встретить и отправить на дачу к адвокату Скворцову, пусть ждёт решения суда там.
Кроме всего изложенного Эммануила Эммануиловича интересовал вопрос — откуда у убитой Богодской были в саквояже какие-то ценности. Виктория была нищей и жила на попечении и содержании Бореля. Получая пансион от хозяина в размере 40 рублей в месяц, живя в снимаемой Борелем квартире, она не могла разбогатеть. С этим тоже предстоит разобраться. Но очень не хватает преданных, надёжных людей. Нанять частного сыщика нельзя — утечка гарантирована. Все частники на карандаше в жандармерии или в общей полиции. Надо попробовать поговорить со Скворцовым. Этот хоть и занимается больше делами своего семейства, но обладает связями. Вечно у него толкутся социалисты.
В то время, когда ротмистр Мартынов вернулся с почты в свой кабинет, Борель вёз Кухтиля домой на ужин и ночлег.
Старый особняк Борелей (там, где сейчас академия Права) раньше принадлежал конкурентам Борелей Ренике, но был выкуплен Борелями и надстроен. Туда и приехали Эмманутл Эммануилович с Антоном. Поужинав рыбой и салатом, выпив лёгкого вина, оба героя завели беседу о предстоящей завтрашней поездке. На удивление Бореля, Антон сам инициировал тему. Он чётко обрисовал свои завтрашние действия до мелочей. Поедут они через Вольск, в экипаже Бореля. На вольском пароме переберутся на левый берег, а далее до Балакова. В прибрежном селе (что бы не мозолить глаза балаковцам) наймут лодку и будут искать место стоянки «Вани». Потребуется длинный шест и саженей двадцать верёвки с большими крюками, по два крюка на сажень и тяжёлыми полуфунтовыми грузилами. В лодке два гребца и один траловик. Ещё один траловик у берега. Траловики тянут верёвку. Только нужны ещё один человек.
Борелю понравилась затея, но где взять человека? Бездельников у Бореля нет. «Ваня» уже в рейсе. Для найма нужен ещё один день. Кухтиль, Щавелев, возница — экипаж лодки. Ладно, хорошо, Борель поедет сам, под видом рыбалки. Может же он дать себе выходной раз в год. И купец пошёл отдавать распоряжения по завтрашнему выезду. Кухтиль направился в отведённую ему комнату.
***
Егорка уже спал на новом месте. В доме епископа не было свободных помещений, поэтому его положили в комнате Васи Тихого.
Вася Тихий принадлежал к «коллекции» персон, живущих за счёт благотворительности Гермогена. Их было четверо, людей с нестандартной психикой, имеющих дефекты поведения и живущих большей частью в каком-то своём мире. Гермоген искренне верил, что Бог через таких людей передаёт свою волю. По его концепции, такие юродивые напрямую связаны со Всевышним, и только они могут выдержать огромную Божественную силу Истины. Этим людям прощались оплошности не допустимые в обществе, делалась скидка на их тяжкий крест, поведение их фиксировалось сёстрами-послушницами, назначенными в качестве нянек-наставниц.
Старожилом был Лёня Паровозик, молодой человек 25 лет, хороший собою, с благородным, аристократичным лицом, время от времени изображавший паровоз. И для Егорки он продемонстрировал эту машину, работая руками как поршнями, делая два шага вперёд и два шага назад, подражал гудку паровоза и при этом его глаза были очень серьёзными, словно он решал задачу по тригонометрии. Разговаривал он хоть и примитивно, но вполне здраво, пока не звучало слово «паровоз», «поезд», «железная дорога».
Второй была сорокалетняя Анфиса Кукуша. Эта женщина неожиданно начинала подражать кукушке. Что бы она перестала куковать требовалось дать ей тыквенных семечек. Считалось, что Анфиса своим кукованием желает людям долгой жизни. Она могла отвечать односложными словами, типа «да», «нет». Но если её спросить «сколько время», она начинала куковать и при этом по детски смеяться.
Третий в этой компании был Павлуша Горемыка, худенький маленький человек в возрасте приблизительно сорока лет, начинавший плакать по любому поводу, если что-либо изменялось в доме или дворе епископа. Например, он плакал при отьезде епископа в экипаже и точно так же плакал при возвращении его. Поэтому при нём всегда была игрушка волчок. Она на столько поражала сознание сорокалетнего имбицила, что оп переставал плакать и вероятно забывал об окружающем. Если же пространство его жизни не менялось, то с ним можно было говорить о ботанике. Он знал очень много латинских названий растений.
Вася Тихий был четвёртым в этой кунсткамере. Вася, паренёк не старше 16 лет на вид, любил рисовать красками. При этом, он рисовал всегда одно и тоже, но разными красками. Это было закрашивание одним цветом загрунтованной им самим доски. Вася почти не говорил. Даже отвечая утвердительно или отрицательно, он просто мотал головой. Мало кто слышал его голос, а те, кто слышал утверждали, что Вася, прося в полный голос новые краски, почти шептал.
Вот с этим самым Васей Тихим и поселили Егорку на первое время. И не зря.
Когда малыш увидел доски, покрашенные Васей, он удивлённо вздохнул, но промолчал. Вася «творил» очередное «произведение» и был на столько увлечён процессом, что не заметил Егорку и послушницу, приведшую мальчика в комнату.
-«Вася, отвлекись и поздоровайся» - проворковала послушница Ольга, полная женщина 42 лет. Вася недовольно повернул голову и кивнул. Сестра Ольга подвела мальчика ближе.
-«Это Егор, он будет жить в твоей комнате, пока, временно» - пояснила монашка.
В ответ Вася снова кивнул. Вот тут и прозвучал вздох Егора. Он смотрел на желтую доску, стоящую на полу и прислонённую к стене. Вася Тихий продолжал малевать, размазывая краску болотно-серого цвета по доске. Сестра Ольга, наблюдательная женщина смекнула сразу, что новому воспитаннику мазня Васи понравилась. Она спросила Егора - «Красиво?». Егорка не ответил. Он сел перед доской и ушёл в мир радости. Спас мальчика Вася, через пару минут обернувшийся на тревожный возглас сестры Ольги. Он грубо схватил за шиворот малыша, впавшего в странное состояние эйфорического забытья и встряхнул. Затем, налив из бидона воды в кружку дал Егорке попить. Сказал строгим шёпотом - «Так нельзя. Понял?». Егорка утвердительно кивнул. Он уже был уверен, что его привели в правильное место. Ольга силком вывела Егорку на воздух. Он не сопротивлялся. Шёл с наставницей за руку и был готов к любым неприятностям на новом месте. Здесь в этом доме он обрёл уверенность силу, здесь он готов жить. (Вот только как же Мария?).
***
Мария не спала. Во первых она была взволнована завтрашним освобождением, а во вторых её кусали клопы. Её соседка Вера спала как ни в чём не бывало. «Наверное в этом есть доля справедливости», - пыталась философствовать Мария - «Бедной Вере придётся отправиться в тюрьму, а мне завтра на свободу». Но какой-то развратный клоп, укусивший левую ляшку, не дал развить мысль. Пришлось сесть на лавку. Душно. Хочется пить. Попила почти тёплой воды из бака. Сразу захотелось пи-пи. Подошла к ведру под умывальником, присела и о, ужас! Раздался грохот струи по жестяным бортам ведра такой силы, что сразу расхотелось. Боже, какой стыд! Вера даже не сбила ритм дыхания. Вот это нервы!
Мария промучилась до четырёх часов утра, затем легла и уснула. Подъём был в шесть. Проснулась с головной болью и плохим настроением. Даже предстоящее освобождение было смазано. Зеркала нет, что бы оценить внешность. Ведь мужчины будут смотреть. Можно представить с какой брезгливостью. Расчесалась наобум. Как сидит юбка и блуза не понятно. Нет, определённо, надо что-то делать. И выход был найден. Вера расчесала её, а она — Веру. Проверили друг у друга застёжки и прочие детали одежды. Женщины всегда побеждают в борьбе за внешний вид. Принесли завтрак. В каше найден таракан. В чае — утопленница муха. Значит придётся голодать. Вера тоже не стала есть. Только чай выпила. Во время чаепития Вера попросила Марию навестить её детей. Дала адрес. А затем, чуть помедлив спросила, может ли Мария отыскать её брата, что бы помог детям. Мария была почти уверена, что домашний арест не даст ей возможности помочь Вере, но и отказать в такой ситуации она не могла. Взяла адрес Нюрки, любовницы брата.
Началось время уборки. Пришлось мыть камеру, выносить помои, носить воду в бак. Когда же её выпустят? Мария начала нервничать. Время было к десяти. Скорее бы. А куда идти? В гостиницу «Москва», разумеется. Все вещи там. И Антон, наверняка ждёт.
А Кухтиль со спутниками был в пути к Балакову.
Читать дальше