Можно понять, насколько трудной была ситуация маршала Сен-Сира. Однако это не взволновало его, и, по-прежнему невозмутимый, он спокойно и четко отдал приказы об упорном сопротивлении. Вся пехота была объединена в городе и укрепленном лагере: многочисленные мосты добавлены к тем, которые уже соединяли оба берега Двины. Больных и неспособных сражаться солдат собрали в старом Полоцке, а также в Екимании ? укрепленных пунктах, расположенных на левом берегу. Не думая, что у него достаточно войск, чтобы сражаться за всю равнину с Витгенштейном, только что получившим очень значительное подкрепление из Санкт-Петербурга, маршал счел необходимым сохранить лишь пять эскадронов и взял по одному эскадрону из каждого полка легкой кавалерии, остальные кавалеристы перешли на противоположный берег реки.
16 октября вражеские разведчики появились на подступах к Полоцку. Вид города должен был показаться им совершенно иным, сильно изменившимся как из-за обширного нового укрепленного лагеря, так и за счет многочисленных укреплений, покрывших равнину. Самым большим и самым сильным из этих укреплений был редут, названный баварским. Все несчастные солдаты генерала Вреде, избежавшие самоубийственной немецкой сентиментальной и слезливой ностальгии, попросились защищать этот редут, что они и сделали, проявив большое мужество.
Битва началась 17-го и продолжалась целый день, но маршалу Сен-Сиру удалось сохранить свою позицию. В ярости генерал Витгенштейн, объяснявший эту неудачу тем, что его офицеры не получили достаточно разведывательных данных относительно форта и слабых мест наших укреплений, захотел сам отправиться туда на разведку и приблизился к нашей позиции с большой смелостью. Однако это проявление мужества чуть не стоило ему жизни, потому что майор Кюрели, один из самых смелых и лучших офицеров французской армии, заметил русского генерала, бросился на него во главе отряда, состоявшего из двадцати конных егерей, зарубил саблями часть эскорта Витгенштейна и, добравшись до самого Витгенштейна, приставил ему к горлу острие своей сабли и принудил отдать шпагу!
После знаменательного захвата в плен вражеского главнокомандующего Кюрели должен был бы быстро вернуться на свою исходную позицию между двумя редутами и привести своего пленника в укрепленный лагерь. Однако Кюрели был чересчур горяч и, видя, что эскорт русского генерала вновь идет в атаку, чтобы освободить своего командира, решил, что делом чести французов будет сохранить своего пленника вопреки всем усилиям противника! Поэтому Витгенштейн несколько минут оставался в центре группы солдат, сражавшихся за него, однако под Кюрели была убита лошадь, и несколько наших егерей спешились для того, чтобы поднять своего командира. Воспользовавшись замешательством, вызванным этими действиями, Витгенштейн галопом умчался, приказав своему эскорту следовать за ним.
Вскоре этот эпизод стал известен всей армии и вызвал самые живые споры. Одни утверждали, что Кюрели, не нанесший удара саблей генералу Витгенштейну, должен был бы прекратить проявлять подобную сдержанность в тот момент, когда русские, вновь вступившие в бой, были готовы освободить своего генерала. Эти люди считали, что Кюрели должен был бы зарубить Витгенштейна саблей, однако другие говорили, что с того момента, как вражеский генерал оказался во власти Кюрели, тот больше не имел права его убивать. В этом последнем рассуждении может быть доля правды, но, чтобы это утверждение было полностью верным, генерал Витгенштейн, по примеру древних рыцарей, должен был бы заявить, что сдается в плен, полагаясь или пет на милость победителя. Но, по всей вероятности, он не заявил об этом или же нарушил свой статус военнопленного, обратившись в бегство, как только представилась возможность. Имел ли он на это право? Этот вопрос очень трудно решить. То же самое касается права Кюрели убить Витгенштейна в то время, когда его пытались отбить. Как бы то ни было, когда позже Кюрели представили императору во время переправы через Березину, где генерал Витгенштейн нанес нам такие большие потери, Наполеон сказал этому эскадронному командиру: ?Сего несчастья, может быть, и не было бы, если бы, пользуясь вашим правом, вы убили бы Витгенштейна на поле сражения за Полоцк в тот момент, когда русские попытались вырвать этого генерала у вас из рук?. Несмотря на этот заслуженный или не заслуженный упрек, Кюрели спустя немного времени стал полковником, а затем, в 1814 году, бригадным генералом.
Но вернемся в Полоцк, атаки на который возобновил 18 октября противник, получивший отпор 17 октября. Теперь враг использовал настолько превосходящие силы, что, даже понеся огромные потери, Витгенштейн сумел овладеть укрепленным лагерем. Но, встав во главе дивизий Леграна и Мезона, Сен-Сир отбросил противника штыковым ударом. Русские семь раз ходили в ожесточенные атаки, и семь раз французы и хорваты отражали их и в конце концов остались хозяевами всех позиций.
Хотя маршал Сен-Сир и был ранен, он тем не менее продолжал руководить войсками. Его усилия принесли полный успех, потому что враг покинул поле сражения и отступил в соседний лес. 50 тысяч русских были разбиты 15 тысячами. Во французском лагере царила радость, но утром 19 октября стало известно, что генерал Штейнгель во главе 14 тысяч русских солдат только что переправился через Двину перед Дисной и двигался по левому берегу в обход Полоцка, чтобы овладеть мостами и зажать армию Сен-Сира между частями, шедшими вместе с ним, и армией Витгенштейна. И действительно, вскоре стал виден авангард Штейнгеля, появившийся перед Начей и двигавшийся в направлении Экимани, где находилась дивизия кирасир и полки легкой кавалерии, из которых маршал сохранил в Полоцке лишь один эскадрон.
В мгновение ока все мы оказались в седлах и отбросили врага. Неприятель тем не менее, вероятно, взял бы над нами верх, потому что он получал все время мощные подкрепления, а у нас не было пехоты. В этот момент маршал Сен-Сир направил к нам на помощь три полка из состава дивизий, охранявших Полоцк. В этот момент Штейнгель, которому оставалось сделать всего лишь одно последнее усилие, чтобы достичь мостов, разом остановился. В это же время на другом берегу Витгенштейн тоже остался в неподвижности. Все это выглядело так, как если бы два русских генерала, составив очень хороший план атаки, не осмеливались завершить его выполнение и при этом каждый из них перекладывал на другого заботу о победе над французами.
Однако положение французов становилось все более критическим, потому что на правом берегу их теснила армия Витгенштейна, втрое превосходившая их по численности, прижимая нас к городу, построенному целиком из дерева, и к большой реке. У французов не было иного средства для отступления, кроме мостов, а войска Штейнгеля угрожали овладеть этими мостами, придя с левого берега.
В этих обстоятельствах все генералы стали торопить Сен-Сира отдать приказ покинуть Полоцк, но следовало дождаться ночи, поскольку чувствовалось, что 50 тысяч русских, стоявших перед французской армией, ждали только его первого шага к отступлению, чтобы наброситься на эту ослабленную армию и внести хаос и сумятицу в ее ряды. Поэтому Сен-Сир остался в неподвижности и, воспользовавшись непонятным бездействием вражеских генералов, дождался захода солнца, по счастью, наступившего раньше из-за очень густого тумана. Ночь и туман скрыли три армии друг от друга. Маршал выбрал этот благоприятный момент для отступления. Многочисленная артиллерия и несколько эскадронов, остававшихся на правом берегу, в молчании уже перешли мосты. За ними вот-вот должна была последовать пехота, скрывавшая свое движение от противника, как вдруг уже готовые к отходу солдаты дивизии Леграна, не желая оставить русским свои казармы целыми, подожгли их. Две другие дивизии, думая, что это был условный сигнал, сделали то же самое, и в один миг вся линия оказалась в огне. Этот громадный пожар выдал русским наше отступление, поэтому все вражеские батареи начали стрелять, и их ядра подожгли пригороды Полоцка, а также сам город, куда и устремились неприятельские колонны. Но французы и, главным образом, дивизия Мезона защищали город пядь за пядью, потому что при свете пожаров можно было видеть все вокруг, как днем.
Полоцк полностью сгорел. Обе стороны понесли значительные потери, однако отступление наших войск осуществлялось в полном порядке. Мы увезли тех раненых, кого можно было перевозить; остальные, а также множество раненых русских погибли в огне пожара.
Похоже, что среди командиров вражеской армии царил полный беспорядок и непонимание основ тактики, потому что в ночь этого сражения Штейнгель оставался совершенно спокойным в своем лагере и так же не поддерживал атаку Витгенштейна, как в предыдущий день Витгенштейн не поддерживал его1. Штейнгель начал принимать меры, чтобы атаковать нас, лишь 20 октября утром после того, как Сен-Сир, оставив город, оказался вне пределов досягаемости Витгенштейна, предав огню мосты через Двину. К этому моменту все французские части соединились на левом берегу, и Сен-Сир направил их против Штейнгеля, который был отброшен, потеряв свыше 2 тысяч человек убитыми или взятыми в плен.
В этих ожесточенных столкновениях, продолжавшихся четыре дня и одну ночь, русские потеряли убитыми или ранеными 6 генералов и 10 тысяч солдат и офицеров. Потери французов и их союзников составили лишь 5 тысяч человек. Эту громадную разницу следует объяснять превосходством наших войск, особенно артиллерии, в умении вести правильно направленный, быстрый и меткий огонь. Но преимущество в отношении потерь, было частично компенсировано, потому что ранения, полученные маршалом Сен-Сиром, лишали армию командира, пользующегося полным доверием армии. Его надо было заменить. Граф Вреде, ссылаясь на свой ранг главнокомандующего баварскими войсками, претендовал на командование над французами, однако наши генералы отказались повиноваться иностранцу. Тогда маршал Сен-Сир, хотя он и очень страдал от ран, согласился еще на некоторое время сохранить за собой командование двумя армейскими корпусами и приказал отступать по направлению к Улле, чтобы подойти к Смолянам и прикрыть таким образом одну сторону дороги из Орши на Борисов, по которой император возвращался из Москвы.
