Биография
Спойлер (раскрыть)
Восшествие Генриха IV на трон было предписано Генрихом III, который, будучи смертельно ранен, приказал своим сторонникам присягать наваррскому монарху, однако стать королём Франции он смог только после длительной борьбы. Для того, чтобы нейтрализировать своих соперников, 25 июля 1593 Генрих Наваррский принял католицизм и уже 22 марта 1594 вступил в Париж (по этому поводу Генриху IV приписывается высказывание ?Париж стоит мессы?). В 1595 папа римский даровал Генриху отпущение, сняв с него отлучение от церкви и провозглашение еретиком. Для прекращения межконфессиональной вражды Генрих IV 13 апреля 1598 подписал Нантский эдикт, даровавший свободу вероисповедания протестантам, вскоре после этого Гугенотские войны закончились.
Во внешней политике Генрих, вдохновляемый министром Сюлли, преследовал далеко идущие планы пан-европейского союза христианских государей.
Убийство Генриха IV
Убит в Париже 14 мая 1610 года. На ходу вскочив в карету, убийца короля Равальяк нанес ему первый удар ножом. Легко раненый король повернулся в карете к сидящему рядом де Монбазану и вскрикнул: ?Я ранен?, ? после чего получил второй удар в грудь, который поразил легкое и рассек аорту, а затем третий.
Был похоронен 1 июля 1610 года в королевском аббатстве Сен-Дени. Регентшей до совершеннолетия наследника (9-летнего Людовика XIII) была объявлена вдова, Мария Медичи, которая правила до 1617 года.
Во внешней политике Генрих, вдохновляемый министром Сюлли, преследовал далеко идущие планы пан-европейского союза христианских государей.
Убийство Генриха IV
Убит в Париже 14 мая 1610 года. На ходу вскочив в карету, убийца короля Равальяк нанес ему первый удар ножом. Легко раненый король повернулся в карете к сидящему рядом де Монбазану и вскрикнул: ?Я ранен?, ? после чего получил второй удар в грудь, который поразил легкое и рассек аорту, а затем третий.
Был похоронен 1 июля 1610 года в королевском аббатстве Сен-Дени. Регентшей до совершеннолетия наследника (9-летнего Людовика XIII) была объявлена вдова, Мария Медичи, которая правила до 1617 года.
Спойлер (раскрыть)
Правление Генриха IV Французского
Из них следует, что он представлял общественное распределение ролей в своем государстве в соответствии с обычаем, причем его высказывания о воинском долге дворянства и продуктивном труде крестьян, ремесленников и всех, кто занимался промыслами, а также о духовенстве очень содержательны. Генрих IV был практиком, он был далек от теоретических спекуляций и от интенсивного чтения современной политико-теоретической литературы. Он был человеком беседы, непосредственного контакта, стремился сопоставлять интересные точки зрения, внимательно выслушивать собеседника и осмысливать сказанное.
Нет никаких признаков того, что он ставил под вопрос традиционную роль и функции дворянства. Он не желал решающего влияния герцогов и пэров на государственные дела, которые были исключительной прерогативой короля и его приближенных. В общем, он видел в дворянстве, принадлежность к которому чувствовал всю жизнь, ведущую, неотъемлемую, с военной точки зрения, силу своего государства. Поскольку это дворянство нужно было защищать от себя самого, Генрих IV принимал соответствующие меры, например, издал эдикт, запрещавший дуэли, и без большого успеха настаивал на его исполнении. В этом смысле Ришелье был его учеником.
Правда, между королем и дворянством были расхождения, причины которых крылись в уже давно ощутимом кризисе французского (да и всего европейского) дворянства на исходе 16 и в первой половине 17 века. Король был глубоко убежден в общественном значении дворянства, но он не хотел его видеть на важных постах в Совете, а в городах и провинциях Франции приставлял к дворянским губернаторам контролирующих и надзирающих лиц. Это вызывало недовольство дворян и поддерживало их готовность к бунтам, от которых не было избавлено правление Генриха IV.
И еще одно тяжело ударило по старинному дворянству: продажа и наследование должностей. Генрих IV и Сюлли поощряли и то и другое. Между 1602 н 1604 гг. они активизировали интенсивно практикуемый со времен Франциска I метод и по фискальным причинам в 1604 г. (эдикт Пуле) благодаря ежегодному сложению полномочий чиновников (годичное право) сделали возможной наследственную передачу, то есть продажу должностей. К тому же они сдавали в аренду всю систему одному финансисту (Пуле).
Старинное дворянство критиковало продажу должностей. Оно видело опасность в том, что многие ?новые люди? из низов постепенно продвинутся в дворянство, и будут размыты древние сословные границы. Даже видные члены королевского Совета во главе с Белльером вели борьбу с системой и поддерживали традиционные государственно-правовые ценности французской монархии. Каждая должность, говорили они, исходит от короля как верховного законодателя страны, она может предоставляться на основе чести и квалификации, а не за деньги путем торговли.
Сопротивление обеих групп не имело успеха. Решение Генриха и Сюлли значительно способствовало распространению торговли должностями в абсолютистской Франции и, в сущности, внедрило наследование должностей. Это был неизбежный и необратимый процесс в монархии, которая уже давно решила идти путем бюрократизации, то есть увеличивать число чиновников не представителями высших сословий, работающими на общественных началах, а путем привлечения совершенно нового персонала. А как иначе это государство должно было оплачивать своих чиновников, то есть кормить их, если не широкой приватизацией их доходов?
Торговля и продажа должностей в следующие десятилетия дали значительную прибыль короне, и она была вынуждена по фискальным причинам создавать новые должности и продавать их. Из набранных таким способом чиновников (служащих) выросла прочная социальная опора монархии; правда, эти служащие из-за того, что должность являлась их собственностью, обладали большой степенью самостоятельности, однако были принципиально настроены на лояльное отношение к короне, как к гаранту их должности (и ее материальной ценности).
Так французское ренессансное общество при Генрихе IV постепенно меняло свое лицо. Дворянство, прежде всего высшая аристократия, доминирующая сила в век религиозных войн, окончательно уступило но значению государственной администрации. ?Новые люди? начали овладевать положением и занимать ключевые позиции в центре, регионах, городах и общинах. Эти люди по своему происхождению были буржуа. Вырисовывались контуры нового сословия, судейского дворянства, которое надолго стало социальным базисом монархии Бурбонов.
Едва ли в жизни другого короля женщины играли такую роль, как в жизни Генриха IV, и тем не менее он кажется более одиноким, чем многие его предшественники и преемники. В краткой биографии можно лишь затронуть эту тему, но не удовлетворить любопытство всех тех, кого интересует большее, чем амурные сплетни. Не так-то просто сквозь дебри полуправд и преувеличений добраться до биографической и политико-биографической сути.
Относительно ясно положение вещей с первой женой, королевой Маргаритой Валуа (королева Марго). Этот союз был делом рук Екатерины Медичи. Генрих, как, впрочем, и его мать, похоже, не оказали серьезного сопротивления этому плану. Правда, брак стал фиктивным, хотя формально продолжался до 1599 г. Уже во времена ?плена? Наварры в Лувре стало ясно, что соединились два характера с ярко выраженным стремлением к независимости и самостоятельности, особенно у утонченной, интересовавшейся изящными искусствами Марго. К тому же быстро обнаружилось, что брак будет бесплодным. Причиной этого, как бесспорно подтвердилось, был не Генрих, а принцесса Валуа. То, что в браке лишь изредка возникали ссоры, например, из-за связи Генриха с фрейлиной Екатерины, объяснялось ?либеральным? настроем обоих супругов, долгими разлуками на месяцы и годы, короткими фазами весьма сносной совместной жизни и тем, что Маргарита Валуа в тяжелые времена вполне лояльно относилась к своему мужу. Нельзя также не учитывать, что принцесса Валуа была для Наварры связующим звеном со двором, центром власти.
Первой достойной упоминания любовницей Наварры была Диана д?Андуен (Коризанда), которая принесла большую пользу современным биографам, прежде всего как партнер по переписке с метавшимся по всей стране Генрихом, особенно между 1582 и 1584 гг. периодом бурной связи между протестантским партийным вождем и овдовевшей католической графиней. Генрих легко с ней расстался, поскольку обстоятельства слишком часто заставляли его отлучаться, что способствовало неверности с обеих сторон. Кроме того, король всегда был готов поддаться страсти, но так же легко охладевал, так что возникает вопрос, мог ли этот король вообще по-настоящему любить.
Совсем иначе сложились отношения с Габриэль д?Эстре, ?прекрасной Габриэль?, с которой между 1592 и 1599 гг. Генриха IV соединяла самая продолжительная и интенсивная связь в его жизни. Эта женщина освоила роль настоящей фаворитки и годами занимала положение почти королевы. Именно поэтому она навлекла на себя ненависть королевы Маргариты. Маргарита пустила в ход злостные сплетни и интриги. В 1595 г. Габриэль получила от короля титул маркизы и с тех пор обрела официальное положение. Она родила Генриху троих детей, которые позже были узаконены, и не в последнюю очередь но этой причине король так долго был к ней привязан, так как его чадолюбие и связанное с ним уважение к женщине, родившей ему детей, неоднократно подтверждалось. Ее старший сын Цезарь Вандомский стал основателем побочной линии Бурбонов. Габриэль ? судьба каждой королевской фаворитки ? вызывала ожесточенные споры при дворе. Она увеличивала число своих врагов упорным стремлением стать законной королевой. Не исключено, что Генрих IV, влюбленный в эту женщину, как ни в одну другую, уступил бы ее настояниям, если бы она в 1599 г. не умерла от внезапной болезни, о причинах которой долго высказывали различные предположения. В решающие годы усмирения Франции она интенсивно помогала Генриху IV, выполняя трудную посредническую миссию. Мы видим ее особенно деятельной при подготовке Нантского эдикта. Поэтому не случайно, что она, не принадлежа к ?религии?, имела лучших друзей среди протестантов и среди них поэта-воина Агриппу д?Обинье.
Внезапная смерть Габриэль сняла груз с официальной Франции не только потому, что все знали, что король находится в очень тяжелой личной ситуации; гораздо более важным было то, что наконец стал возможным новый брак Генриха IV, который должен был помочь освобождению Франции от долгов. К важнейшим кредиторам страны все еще принадлежала Флоренция. Флорентийская заинтересованность в браке с французским королем существовала уже давно, имелась и подходящая принцесса ? Мария Медичи, к тому же Маргарита согласилась на развод. После длительных переговоров папа разрешил его, использовав предлог, не применявшийся со времени решения Тридентского собора, но активизированный по этому случаю, и брак между Беарнцем и Валуа с самого начала был признан недействительным: крестным отцом Генриха в 1553 г. был ни больше, ни меньше, как правивший тогда король Генрих II, отец Марго. В соответствии с этим Генриха и его жену связывало ?духовное родство?, которое считалось препятствием для брака. Так освободился путь для Марии Медичи, внучки Козимо I и племянницы правящего великого герцога Фердинанда I. Она стала ноной королевой Франции и принесла в приданое 600 000 экю. Франции удалось освободиться от долгов и улучшить состояние бюджета.
Благодаря этому браку Франция могла активно влиять на внутриполитическую ситуацию в Северной Италии. Генрих IV понимал огромную внешнеполитическую и финансовую выгоду этого союза и относился к супруге корректно и внимательно. Мария стала не только королевой Франции, но и матерью его законных детей. Уже в 1601 г. появился на свет первый сын Людовик, наследник трона. Правда, благополучные семейные отношения Генриха не связывали. Его интерес к противоположному полу в последние годы еще больше возрос и принял прямо-таки донжуанские размеры, что в отнюдь не чопорном королевстве вызвало беспокойство и позволило флорентийскому посланнику назвать французский двор ?борделем?. В лице Генриетты д?Антраг, которую Генрих IV вскоре сделал маркизой де Верней, появилась новая фаворитка. Ее связь с королем была ловко подстроена ее семьей, относившейся к числу ?любимчиков? Генриха III. В каком-то смысле история с д?Антраг биографически была более знаменательной, чем все предыдущие. Сама Генриетта и весь ее семейный клан рассматривали связь с королем как инструмент возвышения семьи. Еще до заключения брака Генриха с Марией они сумели заполучить весьма ценный для этой цели документ: письменное обещание короля жениться, которое он, правда, совершенно не воспринимал всерьез, но ? кстати, не в первый раз ? поклялся ?перед Богом? и без колебаний лично подписал. С этим важным документом в руках семья в последующие годы делала политику. Маркиза и ее клан стали неотъемлемой частью того мира, который постоянно омрачал правление Генриха IV между 1602 и 1606 гг.: мира предательства, восстаний и бунтов.
Не только при Людовике XIII французскую монархию сотрясали народные восстания и дворянские заговоры, время правления Генриха IV было тоже неспокойным. Французское дворянство с одной стороны, и тяжко обремененное сельское население, с другой, были сыты по горло постоянно менявшимися условиями жизни. Правда, многочисленные восстания 1590 ? 1595 гг. в Нормандии, во многих южных районах, в Бургундии, Лимузене не могут вменяться в вину Генриху IV. В это время он фактически не был королем и только после успешного усмирения страны смог освободить ее от бродячих банд солдат и голода. Кроме нескольких городских восстаний из-за налогов на Юге (Лимож, Пуатье) в начале нового века королевство Генриха IV было избавлено от народных восстаний. Тем больше роптало дворянство, особенно те ?вельможи?, которые долго служили при Валуа и даже при Генрихе Наваррском, но оказались ненужными в новой системе управления. Так обстояло дело с герцогом де Бироном. Удостоенный Генрихом высоких придворных должностей (адмирал, маршал) и титулов за заслуги во многих сражениях 1589 ? 1594 гг., нерешительный по характеру, неустойчивый в вере, увлекавшийся оккультизмом боевой соратник был соблазнен новыми идеями, которые он в конце концов попытался осуществить в заговоре с герцогом Савойским. Неизвестно, что и действительности было ему обещано герцогом. Все же идея свержения Генриха IV и разделение Франции на автономные провинции, по-видимому, принадлежала Бирону, Возможно, с нею были знакомы и другие знатные французские аристократы (граф Овсрнский, герцог Буйонский). Генрих IV, хорошо осведомленный о деталях благодаря предательству, избавился от этой опасности в результате войны против Савойи (1601 ? 1602). Бирон был арестован и передан на суд Парижскому парламенту; 31.07.1602 г. он был обезглавлен. Первый и единственный раз в своей жизни король был не готов к помилованию, хотя вся высшая аристократия вступилась за высокопоставленного и очень ?популярного? маршала Франции. Представляется возможным, что прежде всего здесь сыграло роль личное разочарование короля: в определенной степени Бирон был для Генриха IV тем же, кем был Эссекс для Елизаветы I.
Оба других заговора не достигли масштабов измены Бирона, по крайней мере, по мнению короля. В 1604 г. семья Антрагов с брачным обещанием короля в руках попыталась подстрекнуть против Генриха высшую аристократию; цель этого была очевидной: после устранения короля сделать наследником сына Генриха и Генриетты. Королевская тайная полиция снова хорошо поработала, и король отреагировал быстро и решительно. Опять посыпались смертные приговоры. Однако на этот раз дело кончилось помилованиями и освобождением графа д?Антрага и его дочери, которая даже вернулась в постель короля; герцог Овернский, внебрачный сын Карла IX и, с материнской стороны, сводный брат Генриетты, был приговорен к пожизненному заключению в Бастилии. В обществе ядовито посмеивались по поводу силы влияния маркизы. В ближайшем окружении короля были недовольные, даже Виллеруа, ого преданный вассал, роптал:
?Вот как Его Величество не может отучиться делать добро тем, кто ему приносит зло...?
Наконец, гораздо лучше Генрих IV покончил с делом герцога Буйонского. С 1602 г. этот многолетний боевой соратник Генриха Наваррского (он происходил из дома де Ла Тур д?Овернь, был прежде виконтом де Тюренном и с 1611 г. отцом ?великого? Тюренна) трудился над заговором гугенотов и немецких протестантов, действуя, очевидно, из ностальгии по прежней свободе эпохи религиозной войны. Базой были его владения на Юге Франции, где в 1606 г. Генрих угрожал ему внушительной военной силой. Бегство в принадлежавшее ему с 1591 г. суверенное княжество Седан придавало его поступку внешнеполитическое значение. Генрих IV, довольный тем, что Буйон не смог мобилизовать французских гугенотов, что он справедливо считал успехом своей ?позитивной протестантской политики?, преследовал герцога с большим войском до Седана. Суверенитет княжества остался неприкосновенным, однако Буйон и без того уже потерявший иллюзии, раскаявшись, вернулся в подчинение своего сюзерена. Но король, только в случае с семьей Антрагов отдавший предпочтение амурным соображениям в ущерб политическим, еще раз доказал заинтересованной стороне и загранице, что Франция теперь управляется монархом, который среди добродетелей правителя выбрал строгость и милосердие и при этом смог утвердить положение господина в отношении своих ?слуг?, не пролив слишком много крови.
Зарубежный авторитет пришелся Генриху IV кстати, так как за мирные годы правления у него появилось и внешнеполитическое честолюбие. Что касается Савойи, то здесь слово ?внешняя политика? едва ли подходит. Непрерывные попытки герцога Савойского преумножить свой успех в борьбе за власть между Испанией ц Францией не намного отличалась от того, что пытались сделать Бирон и другие внутри Франции. И не случайно Бирон нашел в Карле-Эммануэле, герцоге Савойском, неизменно внимательного слушателя и покровителя. Война против Карла-Эммануэля, которую после интенсивной дипломатической подготовки вел в 1601 г. Генрих IV, была продиктована в первую очередь стратегическими соображениями: Испанию нужно было любыми средствами лишить возможности послать свои войска в Нидерланды через Альпийские перевалы. То, что Генриху IV при этом удалось окончательно отобрать у герцога большую территорию северо-западнее Женевы (Бресс, Бюжей, Вальромей и Жекс), между Роной и Соной, было ценным приобретением, которое король подобающим образом отпраздновал во Франции.
В 1603 г. представилась перспективная возможность для действий. В герцогстве Юлих-Клевском на востоке Священной Римской империи оставался открытым вопрос о порядке наследования, и австрийские Габсбурги, поддерживаемые Испанией, а также немецкие протестантские принцы (Бранденбург, Пфальц-Нейбург) наряду с другими европейскими принцами заявили свои претензии на наследование. Генрих IV, испытывавший, как и его предшественники, принципиальную враждебность к общегабсбургским экспансионистским планам на границах Франции, после долгих колебаний решил поддержать протестантские интересы. При этом, вероятно, он не имел в виду никакого ?великого плана? в смысле широкого установления мирного порядка в Европе (как позже утверждал в своих мемуарах его министр Сюлли). Для него речь шла об ограничениях Габсбургов, по крайней мере, о поддержании status quo между Габсбургами и Фракцией. Легко догадаться, что он видел угрозу этой цели в утверждении Габсбурга на восточной границе королевства. К тому же активно поддерживаемые Францией до перемирия 1609 г. Северные Нидерланды при любых обстоятельствах хотели избежать усиления Габсбурга на своем юго-восточном фланге. То, что Генрих IV, ведущие советники которого (прежде всего Вилльруа) уже давно настаивали на активных действиях, решился па войну только после возникновения чисто личных обстоятельств, ставилось и упрек королю многими его советчиками (и биографами): страстно любимая Шарлотта де Монморанси, по настоянию мужа, принца из рода Конде, в 1609 г. убежала именно в Брюссель и дала королю повод для военных действий против имевшего резиденцию в Брюсселе с 1601 г. формально суверенного, но фактически зависевшего от Испании австрийского эрцгерцога Альбрехта и его жены-испанки Изабеллы.
Генрих IV был раздражен поведением Конде и его жены, к тому же бегство делало посмешищем не только любовника, но и короля; Конде был принцем крови и не мог покинуть Францию бея дозволения короля! Это событие способствовало тому, что у явно постаревшего Генриха исчезли последние сомнения, целесообразно ли пренебречь восстановлением и миром во Франции ради военной авантюры, войны, цели которой были понятны далеко не каждому французу.
В военном отношении Генрих IV был подготовлен наилучшим образом. Спланированная и контролируемая неутомимым Сюлли, в военном деле Франции произошла перемена, которую обычно приписывают только эпохе Людовика XIV: страна располагала теперь маленькой, по прекрасно вооруженной армией, у которой были существенные признаки регулярного войска. Король до последних дней жизни чувствовал, что эта война из-за внешнеполитических заблуждении ? христианнейший король заступается за немецких еретиков! ? была весьма непопулярной. Ведь Генрих IV никоим образом не находился в ситуации Франциска I или Генриха II, которые могли бы быть и сговоре с самим дьяволом, не опасаясь внутриполитических конфликтов. Нервы католической Франции были обнажены после религиозных войн и гражданской войны времен Лиги, и она была не готова давать какие-либо поблажки монарху только потому, что он в течение долгих лет демонстративно старался казаться католическим королем. Письма Генриха IV (и его ближайших доверенных лиц) последних месяцев его правления отражают неуверенность и нервозность. И это продолжалось, когда было принято решение о борьбе за Юлих и Клеве, и Мария Медичи торжественно коронована регентшей на время отсутствия Генриха, решившего лично руководить своей армией (13.05.1610). Может быть, это было счастьем для короля и его посмертной славы, что дело не дошло до выполнения его планов?
14.05.1610 г. на пути из Лувра в Арсенал к заболевшему Сюлли на улице де Ла Ферронри Генрих IV был смертельно ранен Равальяком, нанесшим ему два удара кинжалом. История этой смерти, спекуляции о мотивах убийцы и возможных сообщниках снова и снова изучались с криминалистической дотошностью, однако прояснилось не больше, чем о многочисленных других покушениях на Генриха: Равальяк был одиночкой и действовал по религиозным мотивам. Он заколол короля, потому что тот ему казался врагом Бога и Христа, потому что собирался идти в поход против ведущих держав европейского католицизма и против папы. Правда, Ролан Мунье в своей превосходной работе об убийстве Генриха IV показал, что многие французы в качестве духовных сообщников направляли кинжал Равальяка. Они были не в состоянии принять поддержку протестантской Европы против Габсбургов. Только после неурядиц регентства Марии Медичи и после успехов политики великого кардинала в этом отношении наступил консенсус, создавший как бы внутриполитический фундамент, на котором Ришелье, Мазарини и Людовик XIV воздвигли гегемонию Франции в Европе.
Только при ретроспективном взгляде на правление Генриха IV можно увидеть то, чего не замечали в 1610 г. Мария Медичи со своими итальянскими фаворитами неудачной политикой сделала все, чтобы вскоре ярким светом засияли труды доброго короля Анри. Ришелье для поддержки своего трудного политического расчета не раз ссылался на первого Бурбона, и Людовик XIV во многих отношениях следовал традиции предка, не в последнюю очередь при отмене в 1685 г. Нантского эдикта, которую он подчеркнуто обосновывал, ссылаясь на своего ?уважаемого деда?. Был ли это цинизм, как считали просветители 18 века, а после них многие протестантские историки, или последовательное осуществление политики, которая если и не была заложена в Нантском эдикте, но и не исключалась. Вопрос направлен не столько к Людовику XIV, сколько к самому Генриху IV. После 1598 г. он, разумеется, не собирался подвергать своих бывших единоверцев какому-нибудь повторному материальному или психологическому преследованию. Однако он не давал поводов для сомнений в серьезности своей приверженности к католицизму: он вернул во Францию своих смертельных врагов иезуитов; он ратовал за возвращение ведущих гугенотов к старой вере и поощрял переход гугенотских пасторов, создав пенсионные кассы для материального облегчения такого шага. После завоевания королевства Беарнец, бывший гугенотский военачальник, являлся только французским королем; он служил государственному институту и идее, от которых был еще далек в 1589 г., но которые теперь завладели им, как ни одним из его предшественников. Его заслугой было то, что он указал этому институту (и идее) новый, прогрессивный путь на последующие 200 лет.
Источник: Французские короли и императоры, под ред. Петера К. Хартманна; "Феникс", Ростов-на-Дону, 1987
Из них следует, что он представлял общественное распределение ролей в своем государстве в соответствии с обычаем, причем его высказывания о воинском долге дворянства и продуктивном труде крестьян, ремесленников и всех, кто занимался промыслами, а также о духовенстве очень содержательны. Генрих IV был практиком, он был далек от теоретических спекуляций и от интенсивного чтения современной политико-теоретической литературы. Он был человеком беседы, непосредственного контакта, стремился сопоставлять интересные точки зрения, внимательно выслушивать собеседника и осмысливать сказанное.
Нет никаких признаков того, что он ставил под вопрос традиционную роль и функции дворянства. Он не желал решающего влияния герцогов и пэров на государственные дела, которые были исключительной прерогативой короля и его приближенных. В общем, он видел в дворянстве, принадлежность к которому чувствовал всю жизнь, ведущую, неотъемлемую, с военной точки зрения, силу своего государства. Поскольку это дворянство нужно было защищать от себя самого, Генрих IV принимал соответствующие меры, например, издал эдикт, запрещавший дуэли, и без большого успеха настаивал на его исполнении. В этом смысле Ришелье был его учеником.
Правда, между королем и дворянством были расхождения, причины которых крылись в уже давно ощутимом кризисе французского (да и всего европейского) дворянства на исходе 16 и в первой половине 17 века. Король был глубоко убежден в общественном значении дворянства, но он не хотел его видеть на важных постах в Совете, а в городах и провинциях Франции приставлял к дворянским губернаторам контролирующих и надзирающих лиц. Это вызывало недовольство дворян и поддерживало их готовность к бунтам, от которых не было избавлено правление Генриха IV.
И еще одно тяжело ударило по старинному дворянству: продажа и наследование должностей. Генрих IV и Сюлли поощряли и то и другое. Между 1602 н 1604 гг. они активизировали интенсивно практикуемый со времен Франциска I метод и по фискальным причинам в 1604 г. (эдикт Пуле) благодаря ежегодному сложению полномочий чиновников (годичное право) сделали возможной наследственную передачу, то есть продажу должностей. К тому же они сдавали в аренду всю систему одному финансисту (Пуле).
Старинное дворянство критиковало продажу должностей. Оно видело опасность в том, что многие ?новые люди? из низов постепенно продвинутся в дворянство, и будут размыты древние сословные границы. Даже видные члены королевского Совета во главе с Белльером вели борьбу с системой и поддерживали традиционные государственно-правовые ценности французской монархии. Каждая должность, говорили они, исходит от короля как верховного законодателя страны, она может предоставляться на основе чести и квалификации, а не за деньги путем торговли.
Сопротивление обеих групп не имело успеха. Решение Генриха и Сюлли значительно способствовало распространению торговли должностями в абсолютистской Франции и, в сущности, внедрило наследование должностей. Это был неизбежный и необратимый процесс в монархии, которая уже давно решила идти путем бюрократизации, то есть увеличивать число чиновников не представителями высших сословий, работающими на общественных началах, а путем привлечения совершенно нового персонала. А как иначе это государство должно было оплачивать своих чиновников, то есть кормить их, если не широкой приватизацией их доходов?
Торговля и продажа должностей в следующие десятилетия дали значительную прибыль короне, и она была вынуждена по фискальным причинам создавать новые должности и продавать их. Из набранных таким способом чиновников (служащих) выросла прочная социальная опора монархии; правда, эти служащие из-за того, что должность являлась их собственностью, обладали большой степенью самостоятельности, однако были принципиально настроены на лояльное отношение к короне, как к гаранту их должности (и ее материальной ценности).
Так французское ренессансное общество при Генрихе IV постепенно меняло свое лицо. Дворянство, прежде всего высшая аристократия, доминирующая сила в век религиозных войн, окончательно уступило но значению государственной администрации. ?Новые люди? начали овладевать положением и занимать ключевые позиции в центре, регионах, городах и общинах. Эти люди по своему происхождению были буржуа. Вырисовывались контуры нового сословия, судейского дворянства, которое надолго стало социальным базисом монархии Бурбонов.
Едва ли в жизни другого короля женщины играли такую роль, как в жизни Генриха IV, и тем не менее он кажется более одиноким, чем многие его предшественники и преемники. В краткой биографии можно лишь затронуть эту тему, но не удовлетворить любопытство всех тех, кого интересует большее, чем амурные сплетни. Не так-то просто сквозь дебри полуправд и преувеличений добраться до биографической и политико-биографической сути.
Относительно ясно положение вещей с первой женой, королевой Маргаритой Валуа (королева Марго). Этот союз был делом рук Екатерины Медичи. Генрих, как, впрочем, и его мать, похоже, не оказали серьезного сопротивления этому плану. Правда, брак стал фиктивным, хотя формально продолжался до 1599 г. Уже во времена ?плена? Наварры в Лувре стало ясно, что соединились два характера с ярко выраженным стремлением к независимости и самостоятельности, особенно у утонченной, интересовавшейся изящными искусствами Марго. К тому же быстро обнаружилось, что брак будет бесплодным. Причиной этого, как бесспорно подтвердилось, был не Генрих, а принцесса Валуа. То, что в браке лишь изредка возникали ссоры, например, из-за связи Генриха с фрейлиной Екатерины, объяснялось ?либеральным? настроем обоих супругов, долгими разлуками на месяцы и годы, короткими фазами весьма сносной совместной жизни и тем, что Маргарита Валуа в тяжелые времена вполне лояльно относилась к своему мужу. Нельзя также не учитывать, что принцесса Валуа была для Наварры связующим звеном со двором, центром власти.
Первой достойной упоминания любовницей Наварры была Диана д?Андуен (Коризанда), которая принесла большую пользу современным биографам, прежде всего как партнер по переписке с метавшимся по всей стране Генрихом, особенно между 1582 и 1584 гг. периодом бурной связи между протестантским партийным вождем и овдовевшей католической графиней. Генрих легко с ней расстался, поскольку обстоятельства слишком часто заставляли его отлучаться, что способствовало неверности с обеих сторон. Кроме того, король всегда был готов поддаться страсти, но так же легко охладевал, так что возникает вопрос, мог ли этот король вообще по-настоящему любить.
Совсем иначе сложились отношения с Габриэль д?Эстре, ?прекрасной Габриэль?, с которой между 1592 и 1599 гг. Генриха IV соединяла самая продолжительная и интенсивная связь в его жизни. Эта женщина освоила роль настоящей фаворитки и годами занимала положение почти королевы. Именно поэтому она навлекла на себя ненависть королевы Маргариты. Маргарита пустила в ход злостные сплетни и интриги. В 1595 г. Габриэль получила от короля титул маркизы и с тех пор обрела официальное положение. Она родила Генриху троих детей, которые позже были узаконены, и не в последнюю очередь но этой причине король так долго был к ней привязан, так как его чадолюбие и связанное с ним уважение к женщине, родившей ему детей, неоднократно подтверждалось. Ее старший сын Цезарь Вандомский стал основателем побочной линии Бурбонов. Габриэль ? судьба каждой королевской фаворитки ? вызывала ожесточенные споры при дворе. Она увеличивала число своих врагов упорным стремлением стать законной королевой. Не исключено, что Генрих IV, влюбленный в эту женщину, как ни в одну другую, уступил бы ее настояниям, если бы она в 1599 г. не умерла от внезапной болезни, о причинах которой долго высказывали различные предположения. В решающие годы усмирения Франции она интенсивно помогала Генриху IV, выполняя трудную посредническую миссию. Мы видим ее особенно деятельной при подготовке Нантского эдикта. Поэтому не случайно, что она, не принадлежа к ?религии?, имела лучших друзей среди протестантов и среди них поэта-воина Агриппу д?Обинье.
Внезапная смерть Габриэль сняла груз с официальной Франции не только потому, что все знали, что король находится в очень тяжелой личной ситуации; гораздо более важным было то, что наконец стал возможным новый брак Генриха IV, который должен был помочь освобождению Франции от долгов. К важнейшим кредиторам страны все еще принадлежала Флоренция. Флорентийская заинтересованность в браке с французским королем существовала уже давно, имелась и подходящая принцесса ? Мария Медичи, к тому же Маргарита согласилась на развод. После длительных переговоров папа разрешил его, использовав предлог, не применявшийся со времени решения Тридентского собора, но активизированный по этому случаю, и брак между Беарнцем и Валуа с самого начала был признан недействительным: крестным отцом Генриха в 1553 г. был ни больше, ни меньше, как правивший тогда король Генрих II, отец Марго. В соответствии с этим Генриха и его жену связывало ?духовное родство?, которое считалось препятствием для брака. Так освободился путь для Марии Медичи, внучки Козимо I и племянницы правящего великого герцога Фердинанда I. Она стала ноной королевой Франции и принесла в приданое 600 000 экю. Франции удалось освободиться от долгов и улучшить состояние бюджета.
Благодаря этому браку Франция могла активно влиять на внутриполитическую ситуацию в Северной Италии. Генрих IV понимал огромную внешнеполитическую и финансовую выгоду этого союза и относился к супруге корректно и внимательно. Мария стала не только королевой Франции, но и матерью его законных детей. Уже в 1601 г. появился на свет первый сын Людовик, наследник трона. Правда, благополучные семейные отношения Генриха не связывали. Его интерес к противоположному полу в последние годы еще больше возрос и принял прямо-таки донжуанские размеры, что в отнюдь не чопорном королевстве вызвало беспокойство и позволило флорентийскому посланнику назвать французский двор ?борделем?. В лице Генриетты д?Антраг, которую Генрих IV вскоре сделал маркизой де Верней, появилась новая фаворитка. Ее связь с королем была ловко подстроена ее семьей, относившейся к числу ?любимчиков? Генриха III. В каком-то смысле история с д?Антраг биографически была более знаменательной, чем все предыдущие. Сама Генриетта и весь ее семейный клан рассматривали связь с королем как инструмент возвышения семьи. Еще до заключения брака Генриха с Марией они сумели заполучить весьма ценный для этой цели документ: письменное обещание короля жениться, которое он, правда, совершенно не воспринимал всерьез, но ? кстати, не в первый раз ? поклялся ?перед Богом? и без колебаний лично подписал. С этим важным документом в руках семья в последующие годы делала политику. Маркиза и ее клан стали неотъемлемой частью того мира, который постоянно омрачал правление Генриха IV между 1602 и 1606 гг.: мира предательства, восстаний и бунтов.
Не только при Людовике XIII французскую монархию сотрясали народные восстания и дворянские заговоры, время правления Генриха IV было тоже неспокойным. Французское дворянство с одной стороны, и тяжко обремененное сельское население, с другой, были сыты по горло постоянно менявшимися условиями жизни. Правда, многочисленные восстания 1590 ? 1595 гг. в Нормандии, во многих южных районах, в Бургундии, Лимузене не могут вменяться в вину Генриху IV. В это время он фактически не был королем и только после успешного усмирения страны смог освободить ее от бродячих банд солдат и голода. Кроме нескольких городских восстаний из-за налогов на Юге (Лимож, Пуатье) в начале нового века королевство Генриха IV было избавлено от народных восстаний. Тем больше роптало дворянство, особенно те ?вельможи?, которые долго служили при Валуа и даже при Генрихе Наваррском, но оказались ненужными в новой системе управления. Так обстояло дело с герцогом де Бироном. Удостоенный Генрихом высоких придворных должностей (адмирал, маршал) и титулов за заслуги во многих сражениях 1589 ? 1594 гг., нерешительный по характеру, неустойчивый в вере, увлекавшийся оккультизмом боевой соратник был соблазнен новыми идеями, которые он в конце концов попытался осуществить в заговоре с герцогом Савойским. Неизвестно, что и действительности было ему обещано герцогом. Все же идея свержения Генриха IV и разделение Франции на автономные провинции, по-видимому, принадлежала Бирону, Возможно, с нею были знакомы и другие знатные французские аристократы (граф Овсрнский, герцог Буйонский). Генрих IV, хорошо осведомленный о деталях благодаря предательству, избавился от этой опасности в результате войны против Савойи (1601 ? 1602). Бирон был арестован и передан на суд Парижскому парламенту; 31.07.1602 г. он был обезглавлен. Первый и единственный раз в своей жизни король был не готов к помилованию, хотя вся высшая аристократия вступилась за высокопоставленного и очень ?популярного? маршала Франции. Представляется возможным, что прежде всего здесь сыграло роль личное разочарование короля: в определенной степени Бирон был для Генриха IV тем же, кем был Эссекс для Елизаветы I.
Оба других заговора не достигли масштабов измены Бирона, по крайней мере, по мнению короля. В 1604 г. семья Антрагов с брачным обещанием короля в руках попыталась подстрекнуть против Генриха высшую аристократию; цель этого была очевидной: после устранения короля сделать наследником сына Генриха и Генриетты. Королевская тайная полиция снова хорошо поработала, и король отреагировал быстро и решительно. Опять посыпались смертные приговоры. Однако на этот раз дело кончилось помилованиями и освобождением графа д?Антрага и его дочери, которая даже вернулась в постель короля; герцог Овернский, внебрачный сын Карла IX и, с материнской стороны, сводный брат Генриетты, был приговорен к пожизненному заключению в Бастилии. В обществе ядовито посмеивались по поводу силы влияния маркизы. В ближайшем окружении короля были недовольные, даже Виллеруа, ого преданный вассал, роптал:
?Вот как Его Величество не может отучиться делать добро тем, кто ему приносит зло...?
Наконец, гораздо лучше Генрих IV покончил с делом герцога Буйонского. С 1602 г. этот многолетний боевой соратник Генриха Наваррского (он происходил из дома де Ла Тур д?Овернь, был прежде виконтом де Тюренном и с 1611 г. отцом ?великого? Тюренна) трудился над заговором гугенотов и немецких протестантов, действуя, очевидно, из ностальгии по прежней свободе эпохи религиозной войны. Базой были его владения на Юге Франции, где в 1606 г. Генрих угрожал ему внушительной военной силой. Бегство в принадлежавшее ему с 1591 г. суверенное княжество Седан придавало его поступку внешнеполитическое значение. Генрих IV, довольный тем, что Буйон не смог мобилизовать французских гугенотов, что он справедливо считал успехом своей ?позитивной протестантской политики?, преследовал герцога с большим войском до Седана. Суверенитет княжества остался неприкосновенным, однако Буйон и без того уже потерявший иллюзии, раскаявшись, вернулся в подчинение своего сюзерена. Но король, только в случае с семьей Антрагов отдавший предпочтение амурным соображениям в ущерб политическим, еще раз доказал заинтересованной стороне и загранице, что Франция теперь управляется монархом, который среди добродетелей правителя выбрал строгость и милосердие и при этом смог утвердить положение господина в отношении своих ?слуг?, не пролив слишком много крови.
Зарубежный авторитет пришелся Генриху IV кстати, так как за мирные годы правления у него появилось и внешнеполитическое честолюбие. Что касается Савойи, то здесь слово ?внешняя политика? едва ли подходит. Непрерывные попытки герцога Савойского преумножить свой успех в борьбе за власть между Испанией ц Францией не намного отличалась от того, что пытались сделать Бирон и другие внутри Франции. И не случайно Бирон нашел в Карле-Эммануэле, герцоге Савойском, неизменно внимательного слушателя и покровителя. Война против Карла-Эммануэля, которую после интенсивной дипломатической подготовки вел в 1601 г. Генрих IV, была продиктована в первую очередь стратегическими соображениями: Испанию нужно было любыми средствами лишить возможности послать свои войска в Нидерланды через Альпийские перевалы. То, что Генриху IV при этом удалось окончательно отобрать у герцога большую территорию северо-западнее Женевы (Бресс, Бюжей, Вальромей и Жекс), между Роной и Соной, было ценным приобретением, которое король подобающим образом отпраздновал во Франции.
В 1603 г. представилась перспективная возможность для действий. В герцогстве Юлих-Клевском на востоке Священной Римской империи оставался открытым вопрос о порядке наследования, и австрийские Габсбурги, поддерживаемые Испанией, а также немецкие протестантские принцы (Бранденбург, Пфальц-Нейбург) наряду с другими европейскими принцами заявили свои претензии на наследование. Генрих IV, испытывавший, как и его предшественники, принципиальную враждебность к общегабсбургским экспансионистским планам на границах Франции, после долгих колебаний решил поддержать протестантские интересы. При этом, вероятно, он не имел в виду никакого ?великого плана? в смысле широкого установления мирного порядка в Европе (как позже утверждал в своих мемуарах его министр Сюлли). Для него речь шла об ограничениях Габсбургов, по крайней мере, о поддержании status quo между Габсбургами и Фракцией. Легко догадаться, что он видел угрозу этой цели в утверждении Габсбурга на восточной границе королевства. К тому же активно поддерживаемые Францией до перемирия 1609 г. Северные Нидерланды при любых обстоятельствах хотели избежать усиления Габсбурга на своем юго-восточном фланге. То, что Генрих IV, ведущие советники которого (прежде всего Вилльруа) уже давно настаивали на активных действиях, решился па войну только после возникновения чисто личных обстоятельств, ставилось и упрек королю многими его советчиками (и биографами): страстно любимая Шарлотта де Монморанси, по настоянию мужа, принца из рода Конде, в 1609 г. убежала именно в Брюссель и дала королю повод для военных действий против имевшего резиденцию в Брюсселе с 1601 г. формально суверенного, но фактически зависевшего от Испании австрийского эрцгерцога Альбрехта и его жены-испанки Изабеллы.
Генрих IV был раздражен поведением Конде и его жены, к тому же бегство делало посмешищем не только любовника, но и короля; Конде был принцем крови и не мог покинуть Францию бея дозволения короля! Это событие способствовало тому, что у явно постаревшего Генриха исчезли последние сомнения, целесообразно ли пренебречь восстановлением и миром во Франции ради военной авантюры, войны, цели которой были понятны далеко не каждому французу.
В военном отношении Генрих IV был подготовлен наилучшим образом. Спланированная и контролируемая неутомимым Сюлли, в военном деле Франции произошла перемена, которую обычно приписывают только эпохе Людовика XIV: страна располагала теперь маленькой, по прекрасно вооруженной армией, у которой были существенные признаки регулярного войска. Король до последних дней жизни чувствовал, что эта война из-за внешнеполитических заблуждении ? христианнейший король заступается за немецких еретиков! ? была весьма непопулярной. Ведь Генрих IV никоим образом не находился в ситуации Франциска I или Генриха II, которые могли бы быть и сговоре с самим дьяволом, не опасаясь внутриполитических конфликтов. Нервы католической Франции были обнажены после религиозных войн и гражданской войны времен Лиги, и она была не готова давать какие-либо поблажки монарху только потому, что он в течение долгих лет демонстративно старался казаться католическим королем. Письма Генриха IV (и его ближайших доверенных лиц) последних месяцев его правления отражают неуверенность и нервозность. И это продолжалось, когда было принято решение о борьбе за Юлих и Клеве, и Мария Медичи торжественно коронована регентшей на время отсутствия Генриха, решившего лично руководить своей армией (13.05.1610). Может быть, это было счастьем для короля и его посмертной славы, что дело не дошло до выполнения его планов?
14.05.1610 г. на пути из Лувра в Арсенал к заболевшему Сюлли на улице де Ла Ферронри Генрих IV был смертельно ранен Равальяком, нанесшим ему два удара кинжалом. История этой смерти, спекуляции о мотивах убийцы и возможных сообщниках снова и снова изучались с криминалистической дотошностью, однако прояснилось не больше, чем о многочисленных других покушениях на Генриха: Равальяк был одиночкой и действовал по религиозным мотивам. Он заколол короля, потому что тот ему казался врагом Бога и Христа, потому что собирался идти в поход против ведущих держав европейского католицизма и против папы. Правда, Ролан Мунье в своей превосходной работе об убийстве Генриха IV показал, что многие французы в качестве духовных сообщников направляли кинжал Равальяка. Они были не в состоянии принять поддержку протестантской Европы против Габсбургов. Только после неурядиц регентства Марии Медичи и после успехов политики великого кардинала в этом отношении наступил консенсус, создавший как бы внутриполитический фундамент, на котором Ришелье, Мазарини и Людовик XIV воздвигли гегемонию Франции в Европе.
Только при ретроспективном взгляде на правление Генриха IV можно увидеть то, чего не замечали в 1610 г. Мария Медичи со своими итальянскими фаворитами неудачной политикой сделала все, чтобы вскоре ярким светом засияли труды доброго короля Анри. Ришелье для поддержки своего трудного политического расчета не раз ссылался на первого Бурбона, и Людовик XIV во многих отношениях следовал традиции предка, не в последнюю очередь при отмене в 1685 г. Нантского эдикта, которую он подчеркнуто обосновывал, ссылаясь на своего ?уважаемого деда?. Был ли это цинизм, как считали просветители 18 века, а после них многие протестантские историки, или последовательное осуществление политики, которая если и не была заложена в Нантском эдикте, но и не исключалась. Вопрос направлен не столько к Людовику XIV, сколько к самому Генриху IV. После 1598 г. он, разумеется, не собирался подвергать своих бывших единоверцев какому-нибудь повторному материальному или психологическому преследованию. Однако он не давал поводов для сомнений в серьезности своей приверженности к католицизму: он вернул во Францию своих смертельных врагов иезуитов; он ратовал за возвращение ведущих гугенотов к старой вере и поощрял переход гугенотских пасторов, создав пенсионные кассы для материального облегчения такого шага. После завоевания королевства Беарнец, бывший гугенотский военачальник, являлся только французским королем; он служил государственному институту и идее, от которых был еще далек в 1589 г., но которые теперь завладели им, как ни одним из его предшественников. Его заслугой было то, что он указал этому институту (и идее) новый, прогрессивный путь на последующие 200 лет.
Источник: Французские короли и императоры, под ред. Петера К. Хартманна; "Феникс", Ростов-на-Дону, 1987
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
