Следующимз был Роберт Балдауф, в начале XX века ? приват-доцент университета в Базеле. В 1903 году в Лейпциге вышел первый том его обширного труда ?История и критика?, в котором он подверг анализу знаменитое сочинение ?Gesta Caroli magni? (?Деяния Карла Великого?), приписываемое монаху Ноткеру из монастыря Сент Галлен.
Обнаружив в сент галленской рукописи множество выражений из обиходных романских языков и из греческого, что выглядело явным анахронизмом, Балдауф пришел к выводу: ?Деяния Карла Великого? Ноткера-Заики (IX век) и ?Casus? Эккехарта IV, ученика Ноткера Немецкого (XI век)б, настолько сходны по стилю и языку, что, скорее всего, написаны одним и тем же человеком.
На первый взгляд, по содержанию они не имеют между собой ничего общего, следовательно, в анахронизмах виноваты не переписчики; следовательно, мы имеем дело с фальсификацией:
?Сент галленские сказки удивительно напоминают сообщения, считающиеся исторически достоверными. По Ноткеру, мановением руки Карл Великий срубал головы крошечным, величиной с меч, славянам. По анналам Эйнхарта, при Вердене этот же герой в одночасье уничтожил 4500 саксов. Что, по-вашему, правдоподобнее??
Встречаются, однако, еще более поразительные анахронизмы: например, ?Истории из купальни с пикантными подробностями? могли выйти только из-под пера человека, знакомого с исламским Востоком. А в одном месте мы встречаемся с описанием водных ордалий (?божьего суда?), содержащим прямой намек на инквизицию.
Ноткеру известна даже ?Илиада? Гомера, что Балдауфу кажется совершенно абсурдным. Смешение гомеровских сцен с библейскими в ?Деяниях Карла Великого? наталкивает Балдауфа на еще более смелые выводы: поскольку большая часть Библии, в особенности Старого Завета, тесно связана с рыцарскими романами и ?Илиадой? ? можно предположить, что возникли они примерно в одно время.
Подробно анализируя во втором томе ?Истории и критики? греческую и римскую поэзию, Балдауф приводит факты, от которых вздрогнет любой неискушенный любитель классической древности. Он находит множество загадочных деталей в истории ?выплывших из небытия? в XV веке классических текстов и подводит итог: ?Слишком уж много неясностей, противоречий, темных мест в деле открытий гуманистов пятнадцатого века в монастыре Сент Галлен. Разве это не удивительно, если не сказать: подозрительно? Странное дело ? эти находки. И как быстро изобретается то, что хочется найти?. Балдауф задается вопросом: не ?изобретен? ли Квинтилиан, следующим образом критикующий Плавта (т. X, 1): ?музам приходилось говорить на языке Плавта, а им хотелось говорить на латыни?. (Плавт писал на народной латыни, что для II века до н. э. было абсолютно немыслимым.)
Упражнялись копиисты и фальсификаторы в остроумии на страницах вымышленных ими произведений? Кто знаком с творчеством ?рыцарей Карла Великого? с их ?римскими? поэтами от Эйнхарда, тот оценит, как забавно вышучивается там классическая древность!
Балдауф обнаруживает в произведениях античных поэтов черты типично немецкого стиля, совершенно несовместимого с античностью, как, например, аллитерации и конечные рифмы. Он ссылается на фон Мюллера, который полагает, что Казина-Пролог Квинтилиана также ?изящно зарифмован?.
Это касается и прочей латинской поэзии, ? говорит Балдауф и приводит поразительные примеры. Типично немецкая конечная рифма была введена в романскую поэзию лишь средневековыми трубадурами.
Балдауф выявляет внутреннюю взаимосвязь между Горацием и Овидием и на вопрос: ?как можно объяснить очевидное взаимовлияние двух античных авторов? сам же отвечает: ?кому-то это вовсе не покажется подозрительным; другие, рассуждая, по меньшей мере, логично, предполагают наличие общего источника, из которого черпали оба поэта?. Далее он ссылается на Вёльфлина, который с некоторым удивлением констатирует: ?классические латинисты не обратили друг на друга внимания, а мы приняли за вершины классической литературы то, что на самом деле является позднейшей реконструкцией текстов людьми, чьих имен мы, возможно, никогда не узнаем?.
Балдауф доказывает использование в греческой и римской поэзии аллитерации, приводит в пример стихотворения немца Муспилли и задается вопросом: ?откуда аллитерация могла быть известна Горацию?. Но если в рифмах Горация обнаруживается ?немецкий след?, то в написании чувствуется влияние уже сформировавшегося к средним векам итальянского языка: частое появление непроизносимого ?н? или перестановка гласных. ?Впрочем, в этом, конечно же, обвинят нерадивых переписчиков!? ? заканчивает пассаж Балдауф (с. 66).
Записки о галльской войне? Цезаря также ?буквально кишат стилистическими анахронизмами? (с. 83). О последних трех книгах ?Записок о галльской войне? и трех книгах ?Гражданской войны? Цезаря он говорит: ?Всем им свойственна одна и та же однообразная рифмовка. То же относится к восьмой книге ?Записок о галльской войне" Авла Гирция, к ?Александрийской войне" и ?Африканской войне". Непостижимо, как можно считать авторами названных сочинений разных людей: человек, обладающий мало-мальским чувством стиля, тотчас узнает в них одну и ту же руку?.
Фактическое содержание ?Записок о галльской войне? производит странное впечатление. Так, слишком уж кельтские друиды у Цезаря похожи на египетских жрецов. ?Удивительный параллелизм!? ? восклицает Борбер (1847 год), на что Балдауф замечает: ?Античная история полна подобными параллелизмами. Это ? плагиаты!? (с. 84).
?Если бы трагические ритмы гомеровской ?Илиады", конечные рифмы и аллитерации принадлежали к обычному арсеналу античной поэзии, то они бы непременно упоминались в классических трактатах о поэтическом мастерстве. Или выдающиеся филологи, зная про необычные приемы, хранили свои наблюдения в тайне?? ? продолжает иронизировать Балдауф.
В заключение я позволю себе еще одну пространную цитату из его труда: ?Напрашивается вывод: Гомер, Эсхил, Софокл, Пиндар, Аристотель, прежде разделенные веками, приблизились друг к другу и к нам. Все они ? дети одного столетия, и родина их ? вовсе не древняя Эллада, но Италия XIV?XV веков. Наши римляне и эллины оказались итальянскими гуманистами. И еще: большинство греческих и римских текстов, написанных на папирусе или пергаменте, высеченных на камне или в бронзе,? суть гениальные фальсификации итальянских гуманистов. Итальянский гуманизм подарил нам письменно зафиксированный мир древности, Библию и, совместно с гуманистами других стран, историю раннего средневековья. В эпоху гуманизма жили не только ученые собиратели и интерпретаторы древностей ? то было время чудовищно напряженной, неустанной и плодотворной духовной деятельности: более пятисот лет мы шагаем по указанному гуманистами пути.
Утверждения мои звучат необычно, даже дерзко, но они доказуемы. Некоторые доказательства я представил на страницах этой книги, другие всплывут, когда эпоха гуманизма будет исследована до самых темных глубин. Для науки такое исследование есть вопрос первейшей важности? (с. 97 и далее).