Деревенские дома
Спойлер (раскрыть)
Деревенские жилища разделялись на две совершенно различных категории: постоянное жилище настоящих обитателей деревни и дома, которые служили дачами для горожан.
Бедные крестьяне оставались верными своим древним хижинам, не имея ни досуга, ни средств для каких бы то ни было усовершенствований и нововведений. Что касается более зажиточных людей, живших в деревнях и маленьких местечках, то их дома были устроены по плану описанных нами выше жилищ древнейшего типа: атриум оставался в таких домах главным помещением. Даже во времена империи, через несколько веков после того, как в городах стали распространяться греко-римские привычки, поселяне по-прежнему продолжали смотреть на комнату с отверстием в потолке, как на самую существенную часть своего дома; здесь они по-прежнему ели перед нишей с богами — ларами. Отдельные помещения были расположены так же, как и в старину: Витрувий свидетельствует, что в I веке нашей эры в деревенских домах рядом с передней помещались конюшни и сараи. В одном только отношении такое деревенское жилище отличалось от старинного городского дома: для службы в нем было отведено гораздо больше места. «Сам хозяин, — говорит Варрон, — жил в тесноте, но его различные хозяйственные помещения были обширны».
Villae, или летние дачи богатых горожан, представляли собой такие же, если не более, роскошные и великолепные постройки, как
169
и городские дома. Здесь давалась полная воля стремлению к роскоши. Внутри виллы были обширная гостиная, несколько пиршественных зал, несколько атриумов и перистилей. Снаружи устраивались великолепные перспективы, просторные места для прогулок, рылись каналы и бассейны, которые украшали сады и в то же время служили садками для рыбы.
Прежде всего весьма тщательно выбиралось место для виллы. Больше всего любили устраиваться в прохладных долинах между синеватыми холмами, которые обширным поясом зелени окружают на некотором расстоянии Рим, под сенью зеленых дубов и приморских елей, на берегах маленьких тибурских водопадов. Здесь среди этой очаровательной природы расположены были виллы Мецената, Цицерона, Горация, Лукулла. Если здесь не было подходящего места, то они устраивались на чудных берегах озер Комо, Лаго-Маджиоре и других, или же близ маленьких тосканских озер с крутыми и извилистыми берегами. Прелестные уголки попадались также на склоне Апеннин на всем протяжении горной цепи от одного конца полуострова до другого. Наконец, в большую моду вошло, в особенности в первый век империи, проводить сезон в окрестностях Неаполя на Байском заливе; здесь римские богачи «погружали в море мраморные стены своих дворцов, обширные портики гляделись в голубые волны; в них жили мраморные боги под сенью рощ с блистающей листвой».
Сады, окружавшие виллу, были наполнены всевозможными сооружениями для удобств и забавы хозяина: тут были палестры по греческой моде, места для игры в мяч, высокие башни, с которых можно было любоваться далью, птичники, художественно отделанные и изукрашенные; в них с большими издержками выкармливались самые редкие породы пернатых. Почти во всех виллах устраивались крипты или криптопортики, т. е. закрытые со всех сторон галереи, которые имели обыкновенно форму прямоугольника и освещались рядом узких окошек, прорезанных вверху боковых стен. Такие крипты служили приятным убежищем в дурную погоду и в знойные летние дни.
170
Вилла императорской эпохи представляла собой целый городок. В ней жило множество рабов, для которых устраивались особые помещения. Иногда это были стоявшие кучкой хижины, похожие на хижины бедных крестьян, иногда для рабов устраивались особые казармы, подобные тем, которые сохранились среди развалин одной римской виллы в Mola di Gaeta. Они представляют собой ряд комнаток со сводами, отделенных друг от друга перегородками и совершенно открытых спереди; первоначально с этой стороны шла кирпичная стена с одной лишь входной дверью посредине. Во всякой благоустроенной вилле была также темница для рабов, ergastulum. Эти ergastula представляли собой ужасные подземелья, у которых только свод возвышался над уровнем земли; здесь рабов наказывали плетьми, заковывали в кандалы и потом заставляли в цепях работать до изнеможения.
Среди вилл этой эпохи некоторые приобрели историческую известность: такова вилла императора Адриана, две виллы Плиния Младшего, который сам с такой любовью описал их. Одна из них, Laurentina на морском берегу в шести милях от Рима между Лаврентой и Остией, дает нам понятие о том, что такое была морская вилла; другая, в Тоскане, у подножия Апеннин, среди целебного воздуха, с громадными садами, может служить типом горной виллы.
При входе в лаврентскую виллу были расположен полукруглый атриум с выступавшей крышей, а затем портик со сводами, который выходил в обширный двор. Второй портик вел в прекрасную столовую, вдававшуюся в море, так что волны, плескаясь, замирали у подошвы стены. Из этой залы через двустворчатые двери и окна, равные по величине дверям, открывался с трех сторон великолепный вид на море, с четвертой же виднелся двор, атриум, портики, а на заднем плане лес и горы. Направо и налево тянулись всевозможные помещения, выходившие на запад и на восток: библиотека, спальни, кабинеты, разные службы, купальни и бани, — и все это отапливалось посредством труб. Направо помещение для игры в мяч примыкало к двухэтажной башне, с вышки которой видны были и море, и деревня. С другой стороны шли летние помещения: спальня, triclinium, в котором слышен был шум невидимого моря, другая башня, прохладный криптопортик для прогулок, и наконец, небольшая беседка, о которой Плиний Младший упоминает как о месте своих наслаждений.
Тосканская вилла была еще более великолепна. Она была расположена среди обширного имения. Это имение, окруженное амфитеатром гор, в изобилии производило разные продукты. Благодаря множеству источников, ручьев и прудов, тамошние сады поражали роскошной растительностью. Дом заключал в себе несколько частей, объединенных атриумом, и перистиль, внутри которого находились цветники, лужайки, высокие тенистые рощи, группы подстриженных
171
деревьев с причудливыми формами. Внутри были: парадная столовая, окна которой выходили на перистиль, другая столовая, в которой Плиний Младший обыкновенно обедал сам и угощал своих близких друзей (она выходила на маленький дворик с мраморным бассейном и четырьмя платанами), другие комнаты, стены которых были выложены мрамором или покрыты изящной живописью, многочисленные галереи, крытые и открытые; потом еще столовые, еще портики и другие разнообразные помещения. И повсюду фонтаны, водометы, бассейны, из которых вода лилась с неумолкающим тихим журчанием, ласкавшим слух. Из отдельных построек Плиний Младший с особенной похвалой отзывался об обширном манеже, устроенном против дома; этот манеж открыт посредине, так что весь его можно сразу окинуть взором; со всех сторон его окружают платаны, соединенные друг с другом гирляндами из плюща.
В садах на каждом шагу попадались мраморные скамейки, мраморные бассейны со всеми приспособлениями около них для ужина под открытым небом, домики и беседки, блестевшие мрамором; снаружи они были окутаны листвой и ползучими растениями, внутри воздух освежался неиссякаемыми фонтанами.
Такие виллы были разбросаны по всей Италии, Галлии, Испании, Африке, короче — по всей империи. Все они строились и украшались почти одинаково, с небольшими изменениями, которые обусловливались местными обычаями, традициями, а также климатом.
(Gamier et Amman n, L'habitation humaine, pp. 563 et suiv., chez Hachette).
Бедные крестьяне оставались верными своим древним хижинам, не имея ни досуга, ни средств для каких бы то ни было усовершенствований и нововведений. Что касается более зажиточных людей, живших в деревнях и маленьких местечках, то их дома были устроены по плану описанных нами выше жилищ древнейшего типа: атриум оставался в таких домах главным помещением. Даже во времена империи, через несколько веков после того, как в городах стали распространяться греко-римские привычки, поселяне по-прежнему продолжали смотреть на комнату с отверстием в потолке, как на самую существенную часть своего дома; здесь они по-прежнему ели перед нишей с богами — ларами. Отдельные помещения были расположены так же, как и в старину: Витрувий свидетельствует, что в I веке нашей эры в деревенских домах рядом с передней помещались конюшни и сараи. В одном только отношении такое деревенское жилище отличалось от старинного городского дома: для службы в нем было отведено гораздо больше места. «Сам хозяин, — говорит Варрон, — жил в тесноте, но его различные хозяйственные помещения были обширны».
Villae, или летние дачи богатых горожан, представляли собой такие же, если не более, роскошные и великолепные постройки, как
169
и городские дома. Здесь давалась полная воля стремлению к роскоши. Внутри виллы были обширная гостиная, несколько пиршественных зал, несколько атриумов и перистилей. Снаружи устраивались великолепные перспективы, просторные места для прогулок, рылись каналы и бассейны, которые украшали сады и в то же время служили садками для рыбы.
Прежде всего весьма тщательно выбиралось место для виллы. Больше всего любили устраиваться в прохладных долинах между синеватыми холмами, которые обширным поясом зелени окружают на некотором расстоянии Рим, под сенью зеленых дубов и приморских елей, на берегах маленьких тибурских водопадов. Здесь среди этой очаровательной природы расположены были виллы Мецената, Цицерона, Горация, Лукулла. Если здесь не было подходящего места, то они устраивались на чудных берегах озер Комо, Лаго-Маджиоре и других, или же близ маленьких тосканских озер с крутыми и извилистыми берегами. Прелестные уголки попадались также на склоне Апеннин на всем протяжении горной цепи от одного конца полуострова до другого. Наконец, в большую моду вошло, в особенности в первый век империи, проводить сезон в окрестностях Неаполя на Байском заливе; здесь римские богачи «погружали в море мраморные стены своих дворцов, обширные портики гляделись в голубые волны; в них жили мраморные боги под сенью рощ с блистающей листвой».
Сады, окружавшие виллу, были наполнены всевозможными сооружениями для удобств и забавы хозяина: тут были палестры по греческой моде, места для игры в мяч, высокие башни, с которых можно было любоваться далью, птичники, художественно отделанные и изукрашенные; в них с большими издержками выкармливались самые редкие породы пернатых. Почти во всех виллах устраивались крипты или криптопортики, т. е. закрытые со всех сторон галереи, которые имели обыкновенно форму прямоугольника и освещались рядом узких окошек, прорезанных вверху боковых стен. Такие крипты служили приятным убежищем в дурную погоду и в знойные летние дни.
170
Вилла императорской эпохи представляла собой целый городок. В ней жило множество рабов, для которых устраивались особые помещения. Иногда это были стоявшие кучкой хижины, похожие на хижины бедных крестьян, иногда для рабов устраивались особые казармы, подобные тем, которые сохранились среди развалин одной римской виллы в Mola di Gaeta. Они представляют собой ряд комнаток со сводами, отделенных друг от друга перегородками и совершенно открытых спереди; первоначально с этой стороны шла кирпичная стена с одной лишь входной дверью посредине. Во всякой благоустроенной вилле была также темница для рабов, ergastulum. Эти ergastula представляли собой ужасные подземелья, у которых только свод возвышался над уровнем земли; здесь рабов наказывали плетьми, заковывали в кандалы и потом заставляли в цепях работать до изнеможения.
Среди вилл этой эпохи некоторые приобрели историческую известность: такова вилла императора Адриана, две виллы Плиния Младшего, который сам с такой любовью описал их. Одна из них, Laurentina на морском берегу в шести милях от Рима между Лаврентой и Остией, дает нам понятие о том, что такое была морская вилла; другая, в Тоскане, у подножия Апеннин, среди целебного воздуха, с громадными садами, может служить типом горной виллы.
При входе в лаврентскую виллу были расположен полукруглый атриум с выступавшей крышей, а затем портик со сводами, который выходил в обширный двор. Второй портик вел в прекрасную столовую, вдававшуюся в море, так что волны, плескаясь, замирали у подошвы стены. Из этой залы через двустворчатые двери и окна, равные по величине дверям, открывался с трех сторон великолепный вид на море, с четвертой же виднелся двор, атриум, портики, а на заднем плане лес и горы. Направо и налево тянулись всевозможные помещения, выходившие на запад и на восток: библиотека, спальни, кабинеты, разные службы, купальни и бани, — и все это отапливалось посредством труб. Направо помещение для игры в мяч примыкало к двухэтажной башне, с вышки которой видны были и море, и деревня. С другой стороны шли летние помещения: спальня, triclinium, в котором слышен был шум невидимого моря, другая башня, прохладный криптопортик для прогулок, и наконец, небольшая беседка, о которой Плиний Младший упоминает как о месте своих наслаждений.
Тосканская вилла была еще более великолепна. Она была расположена среди обширного имения. Это имение, окруженное амфитеатром гор, в изобилии производило разные продукты. Благодаря множеству источников, ручьев и прудов, тамошние сады поражали роскошной растительностью. Дом заключал в себе несколько частей, объединенных атриумом, и перистиль, внутри которого находились цветники, лужайки, высокие тенистые рощи, группы подстриженных
171
деревьев с причудливыми формами. Внутри были: парадная столовая, окна которой выходили на перистиль, другая столовая, в которой Плиний Младший обыкновенно обедал сам и угощал своих близких друзей (она выходила на маленький дворик с мраморным бассейном и четырьмя платанами), другие комнаты, стены которых были выложены мрамором или покрыты изящной живописью, многочисленные галереи, крытые и открытые; потом еще столовые, еще портики и другие разнообразные помещения. И повсюду фонтаны, водометы, бассейны, из которых вода лилась с неумолкающим тихим журчанием, ласкавшим слух. Из отдельных построек Плиний Младший с особенной похвалой отзывался об обширном манеже, устроенном против дома; этот манеж открыт посредине, так что весь его можно сразу окинуть взором; со всех сторон его окружают платаны, соединенные друг с другом гирляндами из плюща.
В садах на каждом шагу попадались мраморные скамейки, мраморные бассейны со всеми приспособлениями около них для ужина под открытым небом, домики и беседки, блестевшие мрамором; снаружи они были окутаны листвой и ползучими растениями, внутри воздух освежался неиссякаемыми фонтанами.
Такие виллы были разбросаны по всей Италии, Галлии, Испании, Африке, короче — по всей империи. Все они строились и украшались почти одинаково, с небольшими изменениями, которые обусловливались местными обычаями, традициями, а также климатом.
(Gamier et Amman n, L'habitation humaine, pp. 563 et suiv., chez Hachette).
Плиний Младший в деревне
Спойлер (раскрыть)
Ты спрашиваешь, как я провожу летние дни в Этрурии? Просыпаюсь, когда вздумается, большей частью в первом (седьмом) часу, часто — раньше, реже — позднее. Ставни остаются закрытыми: в безмолвии и мраке лучше думается. Не отвлекаемый никакими делами, свободный, предоставленный самому себе, я не мыслью слежу за глазами, а глазами за мыслью: они ведь видят то же, что и ум, если ничего другого видеть не могут. Когда у меня есть работа, я в это время как бы пишу в уме, делаю поправки: иногда много, иной раз поменьше, смотря по тому, сколько в силах сочинить и запомнить. Потом зову секретаря и, открыв ставни, диктую ему, что сочинил; он уходит, потом я вновь призываю его, вновь отпускаю. Часу в 4-м или 5-м (10—11) (я не гонюсь за точным распределением времени) отправляюсь, смотря по погоде, в сады или в портик, продолжая сочинять и диктовать. Потом сажусь в экипаж, и здесь
172
занимаюсь тем же, чем занимался гуляя и лежа: мысль продолжает работать, благодаря перемене впечатлений. Потом немного сплю, затем гуляю, ясно и громко декламирую что-нибудь по-гречески или по-латыни, не столько ради голоса, сколько ради желудка, но и голос от этого крепнет. Затем снова гуляю, умащаюсь елеем, делаю гимнастику, моюсь. За обедом с женой или несколькими друзьями слушаем чтение; после обеда — комедия или игра на лире; потом гуляю со своими гостями, в числе которых бывают и ученые. Коротаем вечер разными беседами, и как бы ни долог был день, он скоро проходит. Иногда в этом порядке что-нибудь изменяется.
Если я долго пролежал в постели или много гулял, то немного поспав и почитав вслух, еду не в экипаже, а верхом: это быстрее. Иногда из соседних городов приезжают друзья, и часть дня уходит на них; когда устанешь, это бывает приятным развлечением. Временами охочусь, но всегда беру с собой записную книжку, чтобы, в случае, если не поймаешь зверя, все-таки что-нибудь принести. Занимаюсь делами колонов, но, как им кажется, слишком мало; их деревенские дрязги заставляют меня еще больше любить наши литературные занятия и городские дела.
(Плиний Младший. Письма. С. IX. 36).
172
занимаюсь тем же, чем занимался гуляя и лежа: мысль продолжает работать, благодаря перемене впечатлений. Потом немного сплю, затем гуляю, ясно и громко декламирую что-нибудь по-гречески или по-латыни, не столько ради голоса, сколько ради желудка, но и голос от этого крепнет. Затем снова гуляю, умащаюсь елеем, делаю гимнастику, моюсь. За обедом с женой или несколькими друзьями слушаем чтение; после обеда — комедия или игра на лире; потом гуляю со своими гостями, в числе которых бывают и ученые. Коротаем вечер разными беседами, и как бы ни долог был день, он скоро проходит. Иногда в этом порядке что-нибудь изменяется.
Если я долго пролежал в постели или много гулял, то немного поспав и почитав вслух, еду не в экипаже, а верхом: это быстрее. Иногда из соседних городов приезжают друзья, и часть дня уходит на них; когда устанешь, это бывает приятным развлечением. Временами охочусь, но всегда беру с собой записную книжку, чтобы, в случае, если не поймаешь зверя, все-таки что-нибудь принести. Занимаюсь делами колонов, но, как им кажется, слишком мало; их деревенские дрязги заставляют меня еще больше любить наши литературные занятия и городские дела.
(Плиний Младший. Письма. С. IX. 36).
Вилла Адриана в Тибуре
Спойлер (раскрыть)
Местоположение Тибу рекой виллы не только живописное, но и очень здоровое. Она лежит около последних отрогов Апеннин и совершенно открыта благодетельному влиянию восточных ветров, в то же время ряд холмов защищает ее от сирокко и вредных южных ветров. Две маленькие долины параллельными линиями идут с севера на юг; между ними находится возвышающаяся уступами равнина мили в три длиною, на ней-то и расположена вилла. Почва здесь представляет ряд неровностей, которыми мы так дорожим, считая их одним из главных условий живописности сада. Римляне же, наоборот, не любили их и употребляли всевозможные усилия, не останавливаясь и перед сложными сооружениями, для того чтобы выровнять почву там, где они строили дома. Такие сооружения мы находим в большом количестве и в Тибу рекой вилле. Два ручья, сбегающие с сабинских гор, пересекают как ту, так и другую долины и соединяются у входа в виллу, после чего впадают одним общим руслом в Анио. Летом они почти совсем пересыхают. Ввиду этого устроены были водопроводы, в изобилии доставлявшие с гор свежую и здоровую воду.
Что поражает прежде всего в вилле Адриана, это ее громадные размеры. Нибби уверяет, что она занимала пространство в 10 кило-
173
метров. Если турист отважится направиться к югу через колючий кустарник и заборы, то он найдет еще более обширные залы, чем те, которые показываются иностранцам. Чтобы соединить все эти помещения, которые расположены так далеко друг от друга, что представляются в виде отдельных кварталов города, были устроены подземные ходы или криптопортики. При этом мрамор употребляли так щедро, что и до сих пор вся почва покрыта им. Трудно представить себе совокупность зданий более роскошных и более разнообразных и пестрых: они представляют собой невероятную смесь портиков, перистилей и других построек всяких форм и размеров. Куполы больших зал, круглые своды экседр чередуются с треугольными фронтонами храмов, а над крышами высятся башни и террасы, осененные виноградными беседками. Очевидно, римляне мало стремились к симметрии в своих архитектурных сооружениях.
Так как Адриан много путешествовал, то он хотел сохранить в своей вилле воспоминания о тех странах, которые ему больше всего понравились. Здесь были, по словам биографа, Лицей, Академия, Пританей, Каноп, Пойкил [1], Темпейская долина и даже ад в миниатюре. Без сомнения, он не добивался того, чтобы воспроизвести точную копию всех этих зданий и местностей, довольствуясь лишь весьма приблизительным сходством. Давая отдельным частям своей виллы чужеземные названия, он приспособлял их ко вкусам своего времени и обычаям своей страны.
Из всего этого теперь многое настолько разрушилось, что нет никакой возможности разобраться в этих развалинах. Впрочем, три места Адриановой виллы можно до некоторой степени восстановить, а именно Темпейскую долину, Пойкил и Каноп.
Темпе была расположена на северо-западном конце, вдоль одного из тех источников, о которых мы говорили выше. Без всякого сомнения, здесь не было ни Олимпа, ни Пелиона, ни Оссы, ни тех отвесных скал и вековых лесов, которые придавали настоящей Темпейской долине величественный и в то же время изящный вид, приводящий в восторг путешественников. Здесь все размеры воспроизведены в миниатюре, но грация и изящество остались. По своей природе маленькая долина не лишена была чарующей прелести.
__________
[1] Лицей — сад в окрестностях Афин с алтарями муз и Зевса, служивший местом для прогулок и гимнастических упражнений; здесь в свое время учил Платон. Такую же «гимназию» представлял собой и Лицей при храме Аполлона близ восточных ворот Афин, где учил Аристотель. Пританей — здание у подошвы акрополя, в котором кормили за государственный счет заслуженных граждан и иностранных послов Пойкил — картинная галерея в Афинах.
Каноп — египетский город в устье Нила, соединенный каналом с Александрией и Мереотидским озером: здесь был замечательный храм Сераписа с оракулом. — Ред.
174
Число тенистых мест было в ней увеличено, и из долины устроили приятное место для прогулок; и так как здесь было свежо и много тени, и можно было с наслаждением отдыхать у ручья под большими деревьями, вспоминая при этом счастливые минуты, проведенные в чудной фессалийской долине, то этому местечку и дали ее название. Со стороны виллы, напротив равнины, шли террасы, которые еще и до сих пор заметны, с портиками и мраморными бассейнами. Обширная экседра господствовала над всей долиной. В нее можно было сойти до самых цветников по отлогому спуску.
Пойкил находился на западной стороне, т. е. на стороне, обращенной к Риму. Это была обширная площадь, на которой малейшие неровности почвы были сглажены при помощи довольно сложных сооружений. Чтобы не терять места, архитектор, согласно обычаю, устроил в самих этих подземных сооружениях помещения в несколько этажей различной величины и формы, которые в народе носят название «ста комнат». Здесь было, вероятно, жилище слуг. Площадь окаймлялась четырехугольным портиком, и в середине ее был устроен большой бассейн. Часть этого портика сохранилась. Она представляет
175
собой кирпичную стену в десять метров высоты и в 230 длины. Параллельно стене шли в два ряда колонны, поддерживавшие изящную крышу. Таким образом получалось две крытых галереи, сообщающихся при помощи двери. Они были расположены так, что когда одна была на солнце, в другой была тень, вследствие чего в них можно было прогуливаться во все времена года и во все часы дня. Как и в афинском Пойкиле, стены были украшены живописью.
За Пойкилом тянулась удлиненная равнина, которую археологи назвали Канопом. В глубине ее была обширная ниша или абсида, которая служила в одно и то же время и храмом, и водоемом. В середине абсиды в особом углублении стояла, вероятно, статуя Сераписа. У боковых стен в меньших нишах были изображения других египетских богов. Со всех концов здания обильно текла вода. Она лилась по мраморным ступенькам или через целый ряд бассейнов, расположенных один выше другого, и стекала наконец в полукруглый водоем. Через этот водоем был перекинут мостик, украшенный колоннами, которые поддерживали свод; по этому мостику можно было перейти с одного края бассейна на другой и вблизи любоваться водопадами. Вода текла под мостом и выливалась в канал, занимавший всю середину долины; он имел двести двадцать метров в длину и восемьдесят в ширину. Здесь стояли изящные суда, сделанные, без сомнения, по образцу александрийских гондол, и предназначенные для императора и его друзей; до сих пор еще на набережной можно видеть остатки лестницы, по которой они сходили на суда, когда хотели прокатиться по каналу. На одном берегу его найдены были развалины около двадцати двухэтажных зал, осененных прекрасным портиком. Может быть, это было подражание тем гостиницам» в которых с таким удовольствием останавливался и отдыхал путешественник, отправлявшийся в Каноп.
Собственное жилище императора расположено было недалеко от Темпейской долины. На небольшом расстоянии от него были термы. Их фундамент довольно хорошо сохранился, так что есть возможность восстановить план всего здания. Круглая галерея окаймляет один из тех маленьких ручейков, которые древние называли эврипами. Канал, по которому текла вода, был со всех сторон обложен белым мрамором и имел около пяти метров ширины и немного более метра глубины. Пространство, ограниченное течением ручья, образует остров, на который можно пробраться по одному из мраморных мостиков. По причудливой, но не лишенной изящества, мысли устроителя в центре круглого острова был сооружен четырехугольный дворик, который украшала, вероятно, какая-нибудь статуя. Маленькие круглые комнаты и обращенные к эврипу ниши с фонтанами расположены были на неравной величины отрезках между четырехугольником двора и окружностью острова. Трудно себе представить что-нибудь более оригинальное, чем эти причудливые сочетания.
176
Пол комнаты дворика и галереи усеян осколками мрамора. Здесь найдены были куски колонн и барельефов, изображавших морских чудовищ, тритонов, нереид. Предполагают, что это прелестное здание представляло собой рыбный садок.
Около императорских покоев были устроены приемные комнаты. Нужно думать, что Адриан, хотя и заявлял о своей любви к уединению, устраивая эту виллу, тем не менее не отказался окончательно от своих обязанностей императора. Как ни многочисленны друзья правителей, эти громадные залы устраивались не для одних только друзей Адриана. Чтобы добраться до этих приемных комнат, надо было пройти длинный ряд различных зданий. Восьмиугольный вестибюль вел в один из тех дворов, которые римляне называли перистилями. Их было много в вилле, но этот перистиль был самый обширный и самый прекрасный. Здесь впоследствии собрали так много богатых остатков, найденных в вилле, что архитекторы дали этому перистилю название Piazza d'oro (Золотая площадь). Эта площадь была окружена портиком и вымощена розовым мрамором;
многочисленные статуи дополняли великолепную отделку. В глубине перистиля напротив восьмиугольного вестибюля расположена была большая зала под куполом и с полукруглой абсидой в конце. По четырем углам ее были устроены ниши для статуй. В этой прекрасной зале и в перистиле, который ей предшествовал, и давались, вероятно, императорские аудиенции; здесь императору представлялись депутации от городов и провинций. К официальным апартаментам примыкала другая зала, которую одни считали храмом, другие — местом собрания философов; хотя вероятнее всего то, что в этом помещении Адриан творил суд, окруженный членами своего частного совета.
Близ Пойкила раскопки обнаружили площадку для атлетических упражнений с обширными службами. Кроме того, в вилле был одеон и два театра, один для представлений греческих пьес, другой для латинских. Два рядом стоящие здания, заключающие в себе много комнат, считают библиотекой. Над одним из них возвышается трехэтажная башня, которая могла служить обсерваторией для императора, столь любившего занятия астрологией. По обычаю, библиотеки должны были заключать в себе не только произведения знаменитых писателей, но и их бюсты. Наконец, возможно, что в вилле была зала для публичных чтений, которые были тогда в большой моде и пользовались особым расположением Адриана.
Ученые пробовали определить место ада, который, как говорили, император хотел воспроизвести в своей вилле, но это предприятие представляется совершеннейшей химерой, так как неизвестна даже его форма. Неизвестно даже, было ли это совершенно фантастическое сооружение, или же оно воспроизводило описание шестой книги Энеиды. Знаменательно, что Адриан желал устроить тартар и елисейские поля в своей даче. Значит ли это, что он был озабочен
177
мыслями о будущей жизни? Это мало вероятно. Рассказывают, что, чувствуя приближение смерти, он имел столько самообладания, что мог сочинять шутливые стишки, в которых обращаясь «к своей маленькой душе, трепещущей и милой», говорил ей: «Ты отправишься теперь в страну бледную, суровую и обнаженную, где тебе уже нельзя будет предаваться обычным играм». В каком виде представлял он себе эту «бледную и обнаженную» страну? Мы должны отказаться от мысли узнать это когда-нибудь.
(Boissier, Promenades archrelogiques, pp. 203 et suiv., chez Hachette).
Что поражает прежде всего в вилле Адриана, это ее громадные размеры. Нибби уверяет, что она занимала пространство в 10 кило-
173
метров. Если турист отважится направиться к югу через колючий кустарник и заборы, то он найдет еще более обширные залы, чем те, которые показываются иностранцам. Чтобы соединить все эти помещения, которые расположены так далеко друг от друга, что представляются в виде отдельных кварталов города, были устроены подземные ходы или криптопортики. При этом мрамор употребляли так щедро, что и до сих пор вся почва покрыта им. Трудно представить себе совокупность зданий более роскошных и более разнообразных и пестрых: они представляют собой невероятную смесь портиков, перистилей и других построек всяких форм и размеров. Куполы больших зал, круглые своды экседр чередуются с треугольными фронтонами храмов, а над крышами высятся башни и террасы, осененные виноградными беседками. Очевидно, римляне мало стремились к симметрии в своих архитектурных сооружениях.
Так как Адриан много путешествовал, то он хотел сохранить в своей вилле воспоминания о тех странах, которые ему больше всего понравились. Здесь были, по словам биографа, Лицей, Академия, Пританей, Каноп, Пойкил [1], Темпейская долина и даже ад в миниатюре. Без сомнения, он не добивался того, чтобы воспроизвести точную копию всех этих зданий и местностей, довольствуясь лишь весьма приблизительным сходством. Давая отдельным частям своей виллы чужеземные названия, он приспособлял их ко вкусам своего времени и обычаям своей страны.
Из всего этого теперь многое настолько разрушилось, что нет никакой возможности разобраться в этих развалинах. Впрочем, три места Адриановой виллы можно до некоторой степени восстановить, а именно Темпейскую долину, Пойкил и Каноп.
Темпе была расположена на северо-западном конце, вдоль одного из тех источников, о которых мы говорили выше. Без всякого сомнения, здесь не было ни Олимпа, ни Пелиона, ни Оссы, ни тех отвесных скал и вековых лесов, которые придавали настоящей Темпейской долине величественный и в то же время изящный вид, приводящий в восторг путешественников. Здесь все размеры воспроизведены в миниатюре, но грация и изящество остались. По своей природе маленькая долина не лишена была чарующей прелести.
__________
[1] Лицей — сад в окрестностях Афин с алтарями муз и Зевса, служивший местом для прогулок и гимнастических упражнений; здесь в свое время учил Платон. Такую же «гимназию» представлял собой и Лицей при храме Аполлона близ восточных ворот Афин, где учил Аристотель. Пританей — здание у подошвы акрополя, в котором кормили за государственный счет заслуженных граждан и иностранных послов Пойкил — картинная галерея в Афинах.
Каноп — египетский город в устье Нила, соединенный каналом с Александрией и Мереотидским озером: здесь был замечательный храм Сераписа с оракулом. — Ред.
174
Число тенистых мест было в ней увеличено, и из долины устроили приятное место для прогулок; и так как здесь было свежо и много тени, и можно было с наслаждением отдыхать у ручья под большими деревьями, вспоминая при этом счастливые минуты, проведенные в чудной фессалийской долине, то этому местечку и дали ее название. Со стороны виллы, напротив равнины, шли террасы, которые еще и до сих пор заметны, с портиками и мраморными бассейнами. Обширная экседра господствовала над всей долиной. В нее можно было сойти до самых цветников по отлогому спуску.
Пойкил находился на западной стороне, т. е. на стороне, обращенной к Риму. Это была обширная площадь, на которой малейшие неровности почвы были сглажены при помощи довольно сложных сооружений. Чтобы не терять места, архитектор, согласно обычаю, устроил в самих этих подземных сооружениях помещения в несколько этажей различной величины и формы, которые в народе носят название «ста комнат». Здесь было, вероятно, жилище слуг. Площадь окаймлялась четырехугольным портиком, и в середине ее был устроен большой бассейн. Часть этого портика сохранилась. Она представляет
175
собой кирпичную стену в десять метров высоты и в 230 длины. Параллельно стене шли в два ряда колонны, поддерживавшие изящную крышу. Таким образом получалось две крытых галереи, сообщающихся при помощи двери. Они были расположены так, что когда одна была на солнце, в другой была тень, вследствие чего в них можно было прогуливаться во все времена года и во все часы дня. Как и в афинском Пойкиле, стены были украшены живописью.
За Пойкилом тянулась удлиненная равнина, которую археологи назвали Канопом. В глубине ее была обширная ниша или абсида, которая служила в одно и то же время и храмом, и водоемом. В середине абсиды в особом углублении стояла, вероятно, статуя Сераписа. У боковых стен в меньших нишах были изображения других египетских богов. Со всех концов здания обильно текла вода. Она лилась по мраморным ступенькам или через целый ряд бассейнов, расположенных один выше другого, и стекала наконец в полукруглый водоем. Через этот водоем был перекинут мостик, украшенный колоннами, которые поддерживали свод; по этому мостику можно было перейти с одного края бассейна на другой и вблизи любоваться водопадами. Вода текла под мостом и выливалась в канал, занимавший всю середину долины; он имел двести двадцать метров в длину и восемьдесят в ширину. Здесь стояли изящные суда, сделанные, без сомнения, по образцу александрийских гондол, и предназначенные для императора и его друзей; до сих пор еще на набережной можно видеть остатки лестницы, по которой они сходили на суда, когда хотели прокатиться по каналу. На одном берегу его найдены были развалины около двадцати двухэтажных зал, осененных прекрасным портиком. Может быть, это было подражание тем гостиницам» в которых с таким удовольствием останавливался и отдыхал путешественник, отправлявшийся в Каноп.
Собственное жилище императора расположено было недалеко от Темпейской долины. На небольшом расстоянии от него были термы. Их фундамент довольно хорошо сохранился, так что есть возможность восстановить план всего здания. Круглая галерея окаймляет один из тех маленьких ручейков, которые древние называли эврипами. Канал, по которому текла вода, был со всех сторон обложен белым мрамором и имел около пяти метров ширины и немного более метра глубины. Пространство, ограниченное течением ручья, образует остров, на который можно пробраться по одному из мраморных мостиков. По причудливой, но не лишенной изящества, мысли устроителя в центре круглого острова был сооружен четырехугольный дворик, который украшала, вероятно, какая-нибудь статуя. Маленькие круглые комнаты и обращенные к эврипу ниши с фонтанами расположены были на неравной величины отрезках между четырехугольником двора и окружностью острова. Трудно себе представить что-нибудь более оригинальное, чем эти причудливые сочетания.
176
Пол комнаты дворика и галереи усеян осколками мрамора. Здесь найдены были куски колонн и барельефов, изображавших морских чудовищ, тритонов, нереид. Предполагают, что это прелестное здание представляло собой рыбный садок.
Около императорских покоев были устроены приемные комнаты. Нужно думать, что Адриан, хотя и заявлял о своей любви к уединению, устраивая эту виллу, тем не менее не отказался окончательно от своих обязанностей императора. Как ни многочисленны друзья правителей, эти громадные залы устраивались не для одних только друзей Адриана. Чтобы добраться до этих приемных комнат, надо было пройти длинный ряд различных зданий. Восьмиугольный вестибюль вел в один из тех дворов, которые римляне называли перистилями. Их было много в вилле, но этот перистиль был самый обширный и самый прекрасный. Здесь впоследствии собрали так много богатых остатков, найденных в вилле, что архитекторы дали этому перистилю название Piazza d'oro (Золотая площадь). Эта площадь была окружена портиком и вымощена розовым мрамором;
многочисленные статуи дополняли великолепную отделку. В глубине перистиля напротив восьмиугольного вестибюля расположена была большая зала под куполом и с полукруглой абсидой в конце. По четырем углам ее были устроены ниши для статуй. В этой прекрасной зале и в перистиле, который ей предшествовал, и давались, вероятно, императорские аудиенции; здесь императору представлялись депутации от городов и провинций. К официальным апартаментам примыкала другая зала, которую одни считали храмом, другие — местом собрания философов; хотя вероятнее всего то, что в этом помещении Адриан творил суд, окруженный членами своего частного совета.
Близ Пойкила раскопки обнаружили площадку для атлетических упражнений с обширными службами. Кроме того, в вилле был одеон и два театра, один для представлений греческих пьес, другой для латинских. Два рядом стоящие здания, заключающие в себе много комнат, считают библиотекой. Над одним из них возвышается трехэтажная башня, которая могла служить обсерваторией для императора, столь любившего занятия астрологией. По обычаю, библиотеки должны были заключать в себе не только произведения знаменитых писателей, но и их бюсты. Наконец, возможно, что в вилле была зала для публичных чтений, которые были тогда в большой моде и пользовались особым расположением Адриана.
Ученые пробовали определить место ада, который, как говорили, император хотел воспроизвести в своей вилле, но это предприятие представляется совершеннейшей химерой, так как неизвестна даже его форма. Неизвестно даже, было ли это совершенно фантастическое сооружение, или же оно воспроизводило описание шестой книги Энеиды. Знаменательно, что Адриан желал устроить тартар и елисейские поля в своей даче. Значит ли это, что он был озабочен
177
мыслями о будущей жизни? Это мало вероятно. Рассказывают, что, чувствуя приближение смерти, он имел столько самообладания, что мог сочинять шутливые стишки, в которых обращаясь «к своей маленькой душе, трепещущей и милой», говорил ей: «Ты отправишься теперь в страну бледную, суровую и обнаженную, где тебе уже нельзя будет предаваться обычным играм». В каком виде представлял он себе эту «бледную и обнаженную» страну? Мы должны отказаться от мысли узнать это когда-нибудь.
(Boissier, Promenades archrelogiques, pp. 203 et suiv., chez Hachette).