Spoiler (expand)
Индия, напротив, была еще связана старыми рыцарскими обычаями. Там же, где индивидуум разорвал эти связи, это было сделано не ради проявления деятельной энергии, но (как правильно замечает У. Вилькен [12]) ради vita contemplativa** . Брахманы и аскеты охотно погружались в бездеятельное созерцание и презирали земные радости. Несомненно, что рыцарский устав и аскетизм оказывали парализующее влияние на людей, поэтому, возможно, решительный и деятельный Пор не мог противостоять Александру. Урок, преподанный македонянами, послужил толчком к пробуждению только следующего поколения. Об этом свидетельствует эпоха Маурьев*** : поражение Пора дало о себе знать позднее. Захваченному в плен Пору не оставалось ничего иного, как сохранять царское достоинство даже после поражения.
Внешний облик, храбрость и полководческое искусство индийского раджи произвели на Александра при личном общении сильное впечатление. Не будет преувеличением сказать, что Пор был единствен-
__________
* * Активная жизнь (лат.).
12. U. Wilсken. Alexander der Grosse. В., 1931.
** Созерцательная жизнь (лат.).
*** Империя Маурьев (317—180 гг. до н. э.) объединяла почти всю Индию, за исключением крайнего юга полуострова.
258
ным политическим деятелем, которого Александр принимал всерьез. Более того, его характер в известной степени предопределил решение, принятое Александром относительно раджи.
После жертвоприношения и празднеств Александр основал два новых города: на западном берегу — Букефалию, названную в честь погибшего на Гидаспе любимого царского коня, а на восточном — Никею. Очевидно, бои происходили вблизи торговых путей с Востоком и вновь основанные города отвечали потребностям этой торговли. В то же время царь принял решение после своего возвращения из Восточной Индии плыть вниз по течению Гидаепа. Он приказал доставить из соседних Гималаев лес для постройки судов. Благодаря этому стало известно об огромных змеях, носорогах и некоторых видах обезьян, которые водились в этих лесах [13].
В течение тридцати дней, пока победитель отдыхая, у него была возможность узнать и оценить Пора, и он стал доверять ему. Пор не только помогал Александру и давал ему ценные советы, но и стал для него олицетворением самой Индии. Лишь благодаря Пору царь осознал необычность местного населения и стал понимать, насколько оно отличается от подвластных ему народов. Александр не замедлил сделать из этого выводы. Уже в Таксиле он признал власть раджи, но в интересах империи оставил там еще и своего сатрапа. Здесь же, утвердив Пора раджей, он сделал его и представителем империи. Александр не назначил сюда ни македонского, ни другого правителя. Под власть Пора отдавались также и прилегающие мелкие княжества.
Ничто так не характеризует отсутствие в Индии единства, как то озлобление, с которым восприняло возвышение Пора большинство его соседей. С Таксилом Александр в конце концов договорился, но раджа из рода Паурава (македоняне назвали его «злой Пор») попросту отказался подчиниться Пору. Другие князья и племена, ранее готовые признать Александра, теперь решились на? борьбу. В отличие от них Абисар, некогда союзник Пора, теперь рьяно уверял царя в своей покорности. Правда, сам он не приехал к Александру, но тот удовлетворился присланными дарами и признал его власть. Таким образом, местные связи и отношения всюду играли большую роль.
После отдыха царь продолжил поход. Кратер был оставлен в этой местности для наблюдения за строительством новых городов. Выполнив возложенную на него задачу, он с транспортом продовольствия должен был последовать за Александром. Сам царь во главе отборных войск вступил в густонаселенную землю главзов и присоединил их к царству Пора. Таксила, который до сих пор следовал за армией Александра, отпустили домой. Отпустили и Пора, но с тем, чтобы он снарядил отряд индийцев. В это время поступило сообщение о восстании ассакенов и убийстве Никанора. Царь : решил разделить его область между восточным и западным сатрапами. Теперь область Кабула окончательно утратила самостоятельность.
Александр двинулся дальше вдоль предгорьев Гималаев, следуя все время на юго-восток к далекому Мировому океану. Вскоре он достиг следующей большой индийской реки — бурного Акесина. Здесь впервые проявился весь трагизм плана завоевания Индии. Как сооб-
__________
13. Diod. XVII, 90, 1 и сл.; Сurt IX, 1, 4 и сл.; Strabо XV, 698 и сл.
259
щает Неарх, наступило время летнего солнцеворота [14]: начинали дуть юго-западные муссоны, а вместе с ними пришла пора тропических дождей. Когда-то в Ликии даже море отступило перед победоносной армией, и Александр считал, что его железная воля сумеет справиться и с дождями. Однако на Акесине царя ждала неприятная неожиданность: быстрый подъем воды заставил его снять лагерь и отступить. Тяжелой оказалась переправа через реку, но, несмотря на это, царь не приостановил продвижения. Он оставил Кена, чтобы тот подготовил переправу для Кратера и его обоза. Пор тоже должен был последовать за царем. Александр намеревался за переправой собрать всю армию и продолжить поход. О возвращении еще не было и речи. Путь не всегда пролегал по плодородным землям. Македонянам пришлось продираться через бесконечные девственные леса. Поражали огромные баньяновые деревья и павлины, жившие в джунглях. Но особое беспокойство доставляли многочисленные ядовитые змеи. Воины страдали от их укусов не, только в походе, но и при ночевке под открытым небом. Змеи забирались в палатки, их находили в посуде, буквально не было места, куда бы они не проникали. Змеи представляли даже большую опасность, чем скорпионы, которых тоже очень боялись. Часто воины не рисковали ложиться спать. Так как македонские врачи не знали средств от укусов змей, Александр при своем штабе организовал лазарет с индийскими лекарями [15].
«Злой Пор» пока избегал столкновений с Александром, но царю приходилось повсюду оставлять гарнизоны, чтобы обеспечить путь Кену и Кратеру, которые шли с обозами. Он послал Гефестиона захватить земли «злого Пора» и передать их его более верному тезке. Армия перешла еще одну большую реку — Гидраот. Наступил тяжелый период тропических дождей, но Александр продолжал поход, не обращая на них внимания. Шла борьба между его демонической волей и силами природы.
Индийские племена и сегодня различаются не только обычаями, но и поведением в бою. Тогда тоже существовали племена, отличавшиеся особой храбростью: катайцы, оксидраки и маллы. Это предшественники современных сикхов, и не случайно, по-видимому, область поселения древних племен совпадает с территорией, где сейчас распространена эта секта, Из всех названных племен только катайцы жили в местах, через которые проходил путь Александра. Они не посрамили репутации храбрецов, рискнув выступить против царя в открытом бою. Катайцы прикрыли свои войска обозом, чтобы противостоять страшной македонской коннице, но, когда пехота выбила их из-за прикрытия, они отступили в город, где сражались до последнего; Их область отошла Пору. Последний получил теперь право составить гарнизон из индийских воинов — достаточное доказательство доверия к нему царя. Сражение с катайцами еще раз доказало, что при всей своей храбрости индийцы уступали македонянам и в военном искусстве, и в вооружении. Хотя победа доставалась нелегко, сомнений в исходе боя не возникало. И вообще, не в военных проблемах заключались трудности Индийского похода.
Всех не подчинившихся катайцев Александр уничтожил, и эта
__________
14. Strabo XV, 692 (frg. 18).
15. Strabo XV, 694, 705 и сл.; Arr. Ind., XV, 10 и сл.; Клитарх у Диодора (XVII, 90, 4); Curt. IX, 1, 8 и сл.; Nearch., frg. 10.
260
жестокая мера наказания склонила соседних раджей к безоговорочной капитуляции. Особенно запомнилась воинам капитуляция Сопифа, которую впоследствии описал Клитарх [16]. Ворота города внезапно открылись, и в них во всем блеске своей красоты показался в одежде, покрытой драгоценными украшениями, раджа во главе свиты. Он присягнул на верность Александру, а затем устроил для македонян роскошное угощение. Прием напоминал пир в Таксиле, но источники богатств обоих князей были различны. Таксил нажился на торговле, а Сопиф был владельцем самых богатых соляных копей в Индии, а также серебряных и золотых рудников. Впоследствии ходило много рассказов об обычаях индийцев — об удивительном культе красоты и опять-таки о самосожжении вдов. Особенно много уделил этому внимания Онесикрит, который все рассматривал с государственно-философской точки зрения [17].
Раджа Фегей, восточный сосед Сопифа, тоже сохранил свое княжество, ибо добровольно присягнул на верность Александру. Александр подошел теперь к берегу Гифасиса, предпоследней реки в Пенджабе. Войска Александра вновь объединились: сюда подошли Кратер и Кен с обозами, а также Пор. Все трудности, связанные с переходом рек, огромными расстояниями, болезнями, джунглями и змеями, были счастливо преодолены. Воины не испугались ни страшной жары, пи тропических ливней.
С переходом Гифасиса должен был начаться новый этап похода, последний рывок на восток. Нужно было достичь Ганга и по его течению спуститься до устья реки к океану. Тогда поставленную задачу можно было бы считать наконец решенной. Было бы достигнуто подлинное господство над всей Азией и объединение всего простирающегося на восток обитаемого мира. Удалось бы решить и исследовательскую задачу, привлекавшую теперь Александра, может быть, больше, чем политическая,— найти восточную границу земли.
Наряду с подготовкой дальнейшего похода проводилась рекогносцировка новых местностей. Кое-какие сведения об области Ганга сообщил уже Пор. Теперь Фегей представил данные о военных силах и возможностях тамошних вождей. Стало ясно, что главные трудности только начинаются. Хотя в военном отношении новый противник не отличался от уже покоренного, он превосходил его численностью. Кроме того, предстояло преодолеть огромные пространства.
Итак, велась подготовка к новому великому подвигу, который привлекал такого человека, как Александр. Но в тот самый момент, когда должна была начаться переправа, произошло нечто невероятное: весь план рухнул из-за внезапного ослабления воли человека, его породившего. У Аорна Александр сумел превзойти Геракла. Теперь все силы восточного мира собрались в единый кулак, враждебный всепобеждающему Александру. Все, что до сих пор тревожило Александра и его окружение, вдруг проявилось с убийственной силой. Как же случилось, что титан не сумел смирить эту силу? Источники не дают ответа на этот вопрос. Далее мы просто перечислим внешние обстоятельства, помешавшие осуществлению плана царя. О внутренней его борьбе мы можем только догадываться.
__________
16. На основе Клитарха составлены сообщения Диодора (XVII, 91, 4) и Курция (IX, 1, 24).
17. Оnesikrit., frg. 21. См. также: Strabo XV, 700 (может быть, из Аристобула).
Внешний облик, храбрость и полководческое искусство индийского раджи произвели на Александра при личном общении сильное впечатление. Не будет преувеличением сказать, что Пор был единствен-
__________
* * Активная жизнь (лат.).
12. U. Wilсken. Alexander der Grosse. В., 1931.
** Созерцательная жизнь (лат.).
*** Империя Маурьев (317—180 гг. до н. э.) объединяла почти всю Индию, за исключением крайнего юга полуострова.
258
ным политическим деятелем, которого Александр принимал всерьез. Более того, его характер в известной степени предопределил решение, принятое Александром относительно раджи.
После жертвоприношения и празднеств Александр основал два новых города: на западном берегу — Букефалию, названную в честь погибшего на Гидаспе любимого царского коня, а на восточном — Никею. Очевидно, бои происходили вблизи торговых путей с Востоком и вновь основанные города отвечали потребностям этой торговли. В то же время царь принял решение после своего возвращения из Восточной Индии плыть вниз по течению Гидаепа. Он приказал доставить из соседних Гималаев лес для постройки судов. Благодаря этому стало известно об огромных змеях, носорогах и некоторых видах обезьян, которые водились в этих лесах [13].
В течение тридцати дней, пока победитель отдыхая, у него была возможность узнать и оценить Пора, и он стал доверять ему. Пор не только помогал Александру и давал ему ценные советы, но и стал для него олицетворением самой Индии. Лишь благодаря Пору царь осознал необычность местного населения и стал понимать, насколько оно отличается от подвластных ему народов. Александр не замедлил сделать из этого выводы. Уже в Таксиле он признал власть раджи, но в интересах империи оставил там еще и своего сатрапа. Здесь же, утвердив Пора раджей, он сделал его и представителем империи. Александр не назначил сюда ни македонского, ни другого правителя. Под власть Пора отдавались также и прилегающие мелкие княжества.
Ничто так не характеризует отсутствие в Индии единства, как то озлобление, с которым восприняло возвышение Пора большинство его соседей. С Таксилом Александр в конце концов договорился, но раджа из рода Паурава (македоняне назвали его «злой Пор») попросту отказался подчиниться Пору. Другие князья и племена, ранее готовые признать Александра, теперь решились на? борьбу. В отличие от них Абисар, некогда союзник Пора, теперь рьяно уверял царя в своей покорности. Правда, сам он не приехал к Александру, но тот удовлетворился присланными дарами и признал его власть. Таким образом, местные связи и отношения всюду играли большую роль.
После отдыха царь продолжил поход. Кратер был оставлен в этой местности для наблюдения за строительством новых городов. Выполнив возложенную на него задачу, он с транспортом продовольствия должен был последовать за Александром. Сам царь во главе отборных войск вступил в густонаселенную землю главзов и присоединил их к царству Пора. Таксила, который до сих пор следовал за армией Александра, отпустили домой. Отпустили и Пора, но с тем, чтобы он снарядил отряд индийцев. В это время поступило сообщение о восстании ассакенов и убийстве Никанора. Царь : решил разделить его область между восточным и западным сатрапами. Теперь область Кабула окончательно утратила самостоятельность.
Александр двинулся дальше вдоль предгорьев Гималаев, следуя все время на юго-восток к далекому Мировому океану. Вскоре он достиг следующей большой индийской реки — бурного Акесина. Здесь впервые проявился весь трагизм плана завоевания Индии. Как сооб-
__________
13. Diod. XVII, 90, 1 и сл.; Сurt IX, 1, 4 и сл.; Strabо XV, 698 и сл.
259
щает Неарх, наступило время летнего солнцеворота [14]: начинали дуть юго-западные муссоны, а вместе с ними пришла пора тропических дождей. Когда-то в Ликии даже море отступило перед победоносной армией, и Александр считал, что его железная воля сумеет справиться и с дождями. Однако на Акесине царя ждала неприятная неожиданность: быстрый подъем воды заставил его снять лагерь и отступить. Тяжелой оказалась переправа через реку, но, несмотря на это, царь не приостановил продвижения. Он оставил Кена, чтобы тот подготовил переправу для Кратера и его обоза. Пор тоже должен был последовать за царем. Александр намеревался за переправой собрать всю армию и продолжить поход. О возвращении еще не было и речи. Путь не всегда пролегал по плодородным землям. Македонянам пришлось продираться через бесконечные девственные леса. Поражали огромные баньяновые деревья и павлины, жившие в джунглях. Но особое беспокойство доставляли многочисленные ядовитые змеи. Воины страдали от их укусов не, только в походе, но и при ночевке под открытым небом. Змеи забирались в палатки, их находили в посуде, буквально не было места, куда бы они не проникали. Змеи представляли даже большую опасность, чем скорпионы, которых тоже очень боялись. Часто воины не рисковали ложиться спать. Так как македонские врачи не знали средств от укусов змей, Александр при своем штабе организовал лазарет с индийскими лекарями [15].
«Злой Пор» пока избегал столкновений с Александром, но царю приходилось повсюду оставлять гарнизоны, чтобы обеспечить путь Кену и Кратеру, которые шли с обозами. Он послал Гефестиона захватить земли «злого Пора» и передать их его более верному тезке. Армия перешла еще одну большую реку — Гидраот. Наступил тяжелый период тропических дождей, но Александр продолжал поход, не обращая на них внимания. Шла борьба между его демонической волей и силами природы.
Индийские племена и сегодня различаются не только обычаями, но и поведением в бою. Тогда тоже существовали племена, отличавшиеся особой храбростью: катайцы, оксидраки и маллы. Это предшественники современных сикхов, и не случайно, по-видимому, область поселения древних племен совпадает с территорией, где сейчас распространена эта секта, Из всех названных племен только катайцы жили в местах, через которые проходил путь Александра. Они не посрамили репутации храбрецов, рискнув выступить против царя в открытом бою. Катайцы прикрыли свои войска обозом, чтобы противостоять страшной македонской коннице, но, когда пехота выбила их из-за прикрытия, они отступили в город, где сражались до последнего; Их область отошла Пору. Последний получил теперь право составить гарнизон из индийских воинов — достаточное доказательство доверия к нему царя. Сражение с катайцами еще раз доказало, что при всей своей храбрости индийцы уступали македонянам и в военном искусстве, и в вооружении. Хотя победа доставалась нелегко, сомнений в исходе боя не возникало. И вообще, не в военных проблемах заключались трудности Индийского похода.
Всех не подчинившихся катайцев Александр уничтожил, и эта
__________
14. Strabo XV, 692 (frg. 18).
15. Strabo XV, 694, 705 и сл.; Arr. Ind., XV, 10 и сл.; Клитарх у Диодора (XVII, 90, 4); Curt. IX, 1, 8 и сл.; Nearch., frg. 10.
260
жестокая мера наказания склонила соседних раджей к безоговорочной капитуляции. Особенно запомнилась воинам капитуляция Сопифа, которую впоследствии описал Клитарх [16]. Ворота города внезапно открылись, и в них во всем блеске своей красоты показался в одежде, покрытой драгоценными украшениями, раджа во главе свиты. Он присягнул на верность Александру, а затем устроил для македонян роскошное угощение. Прием напоминал пир в Таксиле, но источники богатств обоих князей были различны. Таксил нажился на торговле, а Сопиф был владельцем самых богатых соляных копей в Индии, а также серебряных и золотых рудников. Впоследствии ходило много рассказов об обычаях индийцев — об удивительном культе красоты и опять-таки о самосожжении вдов. Особенно много уделил этому внимания Онесикрит, который все рассматривал с государственно-философской точки зрения [17].
Раджа Фегей, восточный сосед Сопифа, тоже сохранил свое княжество, ибо добровольно присягнул на верность Александру. Александр подошел теперь к берегу Гифасиса, предпоследней реки в Пенджабе. Войска Александра вновь объединились: сюда подошли Кратер и Кен с обозами, а также Пор. Все трудности, связанные с переходом рек, огромными расстояниями, болезнями, джунглями и змеями, были счастливо преодолены. Воины не испугались ни страшной жары, пи тропических ливней.
С переходом Гифасиса должен был начаться новый этап похода, последний рывок на восток. Нужно было достичь Ганга и по его течению спуститься до устья реки к океану. Тогда поставленную задачу можно было бы считать наконец решенной. Было бы достигнуто подлинное господство над всей Азией и объединение всего простирающегося на восток обитаемого мира. Удалось бы решить и исследовательскую задачу, привлекавшую теперь Александра, может быть, больше, чем политическая,— найти восточную границу земли.
Наряду с подготовкой дальнейшего похода проводилась рекогносцировка новых местностей. Кое-какие сведения об области Ганга сообщил уже Пор. Теперь Фегей представил данные о военных силах и возможностях тамошних вождей. Стало ясно, что главные трудности только начинаются. Хотя в военном отношении новый противник не отличался от уже покоренного, он превосходил его численностью. Кроме того, предстояло преодолеть огромные пространства.
Итак, велась подготовка к новому великому подвигу, который привлекал такого человека, как Александр. Но в тот самый момент, когда должна была начаться переправа, произошло нечто невероятное: весь план рухнул из-за внезапного ослабления воли человека, его породившего. У Аорна Александр сумел превзойти Геракла. Теперь все силы восточного мира собрались в единый кулак, враждебный всепобеждающему Александру. Все, что до сих пор тревожило Александра и его окружение, вдруг проявилось с убийственной силой. Как же случилось, что титан не сумел смирить эту силу? Источники не дают ответа на этот вопрос. Далее мы просто перечислим внешние обстоятельства, помешавшие осуществлению плана царя. О внутренней его борьбе мы можем только догадываться.
__________
16. На основе Клитарха составлены сообщения Диодора (XVII, 91, 4) и Курция (IX, 1, 24).
17. Оnesikrit., frg. 21. См. также: Strabo XV, 700 (может быть, из Аристобула).
Spoiler (expand)
Объединение армии у Гифасиса и начало подготовки к совместной переправе были восприняты воинами как начало нового этапа похода. Со слов Фегея распространились слухи об огромных пространствах за рекой и небывалой заселенности области Ганга. Все, вплоть до последнего воина, понимали: главные трудности еще впереди. Они начнутся после переправы.
Небольшая передышка в беспрерывном движении породила в войске растерянность. Нечто подобное уже происходило после смерти Дария, но тогда влияние Александра оказалось сильнее охватившей воинов тоски по родине. Стоило тогда царю напомнить о притаившемся Бессе и привлечь на помощь наемников, как ветеранов удалось увлечь за собой.
Какая же перемена произошла с тех пор? На востоке не было настоящих противников, разве что где-нибудь в самых отдаленных уголках. Пусть ностальгия сыграла свою роль, но главное заключалось в том, что силы воинов иссякли. Еще в Таксиле армия сохраняла хорошую форму, но как теперь все изменилось! Непривычная пища, жаркий, влажный климат, трудности перехода по пыли и грязи — все это породило многочисленные болезни. Да к тому же начался страшный период тропических дождей. Душевное и физическое состояние воинов было подорвано. Дожди продолжались уже семьдесят дней и сопровождались страшными грозами [18]. Земля была покрыта водой, дороги — грязью; все, к чему прикасались воины, было скользким, заплесневелым. Продовольствие портилось, оружие ржавело, люди страдали: ноги становились тяжелыми как свинец. Когда-то могущественная армия превратилась в грязную, измученную толпу, одетую в индийское тряпье. У воинов оставались только усталость и отчаяние. Что значили теперь Дионис и Геракл? Какое значение имели все эти романтические призывы по сравнению с реальными тропическими ливнями и полным изнеможением?
Безнадежность проявлялась все сильнее, и отчаявшиеся недовольные люди, ничего не боясь, объединялись в группы. Царь понял, что необходимо срочно что-то предпринять. Он не рискнул апеллировать к воинскому собранию, а вызвал только высшие командные чины [19]. Он рассчитывал встретить понимание среди них, по и здесь положение изменилось. Год назад воины были готовы пойти ради Александра на все: их преданность помогала царю победить недовольство «офицерского корпуса». За это время ему удалось сломить волю аристократов, но теперь именно воины отказывались идти дальше. Если бы Александру удалось увлечь за собой военачальников, то, может быть, с их помощью он сумел бы все-таки одержать победу. Как это часто бывало и раньше, царь бросил на чашу весов все обаяние своей личности. Он говорил, он аргументировал, он напоминал, что достаточно лишь одного последнего усилия, чтобы завершить великое дело. Возможно, он рисовал картину мира, какой видел ее сам, и показал, что в завоевании ойкумены, в великом подвиге открытия не хватает лишь последнего краеугольного камня. Должно быть, царь
__________
18. О ливнях, вызванных муссонами, см.: Strabo XV, 697; XV, 601; Diоd. XVII, 94, 3.
19. Arr.V, 25, 2.
262
подчеркнул, что не хочет никого принуждать, ему важна свободная воля подчиненных. Но уже во время своей речи, а особенно после нее он понял, как несказанно все устали. Казалось, что руки; языки и сердца у его военачальников парализованы; Где крики одобрения, аплодисменты самых преданных, надежных энтузиастов и льстецов? Царь тщетно требовал ответа от безмолвствующих сподвижников. В эту минуту он был совсем одинок. Наконец поднялся один из его близких людей. Человек неподкупный, дельный и способный — славный Кен. К сожалению, в сообщениях Арриана и Курция его речь приведена не дословно. Но за ними чувствуется рассказ Птолемея, который был свидетелем этой сцены. Нельзя не ощутить высокий дух выступавшего. Он одобрил план своего царя завоевать мир в: сказал, что готов участвовать в любом походе, в любую страну — от Индии: до Геракловых столпов. Но затем со спокойным достоинством он противопоставил слепой воле своего повелителя неосуществимость всего им задуманного. Его речь была основана не на личном мнению, а на реальных фактах — полном изнеможении македонского войска. За последнее время армия дошла до крайности! Осуществить планы Александра можно только с новыми силами. Простота, объективность и благородство речи Кена подействовали отрезвляюще. После семидесяти дней тропических ливней, после вымученной речи: Александра все почувствовали облегчение. Пораженный речью Кена, а еще более успехом, который она имела, Александр немедленно закрыл собрание.
На следующий день он снова собрал его. Он сам, заявил Александр, пойдет дальше, но никого из македонян не станет: вынуждать следовать за собой. Найдется достаточно добровольцев; остальные пусть идут домой и расскажут своим соотечественникам, как они бросили царя среди врагов. Он удалился, оставив своих военачальников в смущении. Это была последняя попытка. Царь напрасно надеялся, что ему удастся вывести изможденных людей из апатии. Безмолвие повисло над залитым дождем лагерем. Прошло три дня. В нервном одиночестве Александр вел свою самую тяжелую битву — между волей и разумом.
Когда наконец эта внутренняя борьба закончилась, упаяй последние песчинки в часах восточной экспедиции. Царь решил: спросить совета у богов. Предсказания его не удовлетворили. Он созвал самых близких друзей и приказал объявить войску о возвращении домой. Александр не захотел быть свидетелем перемены настроения; воинов, вызванной его сообщением. Радость и благодарность больше, чем что-либо иное, показали своевременность его решения. Только теперь было окончательно ясно, что поход продолжен: не будет [20].
На Гифасисе Александр оказался в полном одиночестве, и все же: приходится удивляться тому, что он, хотя и не без борьбы:, так быстро примирился со своим поражением. Ведь у него оставалась возможность оттянуть решение до конца периода дождей, т. е. всего на несколько недель. Это было бы выходом для человека с твердой волей. Но в решающий момент оказалось, что Александр не обладает этим качеством. Такое можно объяснить только внутренней неуверенно-
__________
20. Аrr. V, 28, 4 и сл.; V, 29, 1.
стью, охватившей в это время царя. Если мы верно понимаем, то в душе Александра боролись две непримиримые силы — упрямое, непоколебимое стремление к овладению миром и чувство реальности, понимание несоразмерности его возможностей с пространствами Индии.
Александр не был подобен монгольским ханам, захватывавшим новые земли ради самих завоеваний. Он мечтал о создании такого государства, которое объединило бы мир. Греческая культура должна была стать основой этого будущего объединения, но каждой отдельной части предстояло внести в него свою лепту. Все Средиземноморье уже подготовилось к подобному объединению; кроме того, можно было попытаться включить в него и Персидское царство. Но как быть с Индией? Три фактора, по-видимому, смущали царя.
Прежде всего, Александра отпугивала совершенно иная, далекая от греческой, культура Индии с ее чуждой кастовой организацией, консерватизмом воззрений и обычаев. Общаясь с Пором, Александр получил лишь смутное представление о духовной жизни индийцев. Чтобы узнать о ней подробнее, он заинтересовался аскетами. Это, в свода очередь, привело к тому, что Александр постепенно проникся чуждым духом этой мрачной культуры. Она вызывала почтение своей отчужденностью и замкнутостью. Все, что могли предложить дух и культура эллинов, удивительно мало к ней подходило. Запад ничего не мог дать индийцам, не и взять у них было нечего. Конечно, можно было основать несколько городов, но все равно Индия осталась бы в империи чужеродным телом.
К несовместимости культур следовало добавить второй, осложняющий дело фактор — огромную протяженность индийской территории. По ту сторону Гималаев Александр, как и его учитель Аристотель, предполагал увидеть восточную часть океана. Считалось, что, двигаясь в этом направлении, они удалятся от обитаемой полосы земли. Искать океан следовало, двигаясь на Восток, т. е. в Индию. Но здесь перед ними предстали могучий Ганг и огромный ареал, густо населенный. Следовательно, Индию нельзя было рассматривать просто как придаток уже известной части света, тем более что земля простиралась в этом направлении еще дальше и имела более важное самостоятельное значение, чем предполагал Александр. Надо было или целиком посвятить себя завоеванию такой Индии, или отказаться от нее.
Наконец, третий фактор. Очень трудно было бы осваивать эти огромные пространства политически. Индия представляла собой но единую нацию, не единое государство, а великое многообразие политических образований: хорошо организованные княжества, управляемые раджами, или городские центры, и свободные народности, объединенные в недолговечные государства. Некоторые племена находились еще на очень низком культурном уровне. Различие этнического состава, религиозных взглядов, общественного и политического строя препятствовало восприятию единого руководства. Даже в небольших объединениях кастовость приводила к существовании) строго изолированных друг от друга социальных слоев. Это была пестрая мозаика, которая могла в любой момент рассыпаться. Кроме всего прочего
264
здесь постоянно ощущались напряженность, взаимное недоверие и вражда.
Ясно, что все эти обстоятельства не благоприятствовали цели Александра. Можно было, конечно, воспользоваться принципом «разделяй и властвуй» и противопоставить сопротивлению раздробленных княжеств единую власть. Если бы Александру при его умении побеждать противостояло единое государство, ему понадобилось бы всего несколько ударов, чтобы завоевать всю Индию. В этом случае вся мозаика сразу же попала бы в его руки; сейчас ему приходилось нагибаться за каждым отдельным камешком. Если бы даже он привлек на свою сторону одни племена и направил их на другие, непокорные, он все равно неизбежно запутался бы в джунглях индийской политики. Александру уже довелось узнать, как трудно примирить в общей имперской политике верного Таксила с не менее верным Пором.
Имперская политика? Индия никогда не была единой империей, она не испытала нивелирующего влияния общей власти, и у ее населения не было чувства принадлежности к единому государству. Когда Александр осознал все, то, как нам кажется, это имело для него решающее значение. Царь не только понял, но и выстрадал свое понимание. Здесь ничто не походило на Персидское царство.
В Персии все было уравнено, и люди привыкли к существованию империи. Поэтому переход власти к Александру прошел легко, и спустя восемь лет Александр владел уже хорошо организованным государством от Эгейского моря до Инда. На пустом месте такого не смог бы добиться даже сын Зевса. Пробудить у индийца чувство принадлежности к империи — не был ли это сизифов труд? Если бы царь посвятил всю свою жизнь только этой задаче, решил бы жить только для Индии и сам превратился в индийца, тогда, возможно, ему удалось бы осуществить свои планы. Александр уже однажды показал подобную способность перевоплощаться, когда накрыл тело Дария своим плащом. Тогда он стал Великим царем, стал персом. А еще раньше разве не принял Александр вавилонскую корону и титул фараона? В Индии, напротив, он избегал каких бы то ни было претензий на легитимную власть, хотя такая возможность представилась ему после победы над Пором. Он не стремился стать раджей. По-видимому, царь руководствовался теми же причинами, по которым раньше он отказывался от назначения македонских наместников над Пором, Абисаром, Сопифом и Фегеем. Признание местных раджей означало вместе с тем и признание исключительности положения Индии, отказ от управления ею через сатрапов. Встает вопрос: не усомнился ли Александр в своей божественной миссии? Правда, в Индии он тоже основывал города. Кроме того, нельзя с уверенностью утверждать, что Александр ввел бы сатрапии, если бы завоевал Западное Средиземноморье. Возможно, он признал бы и там местные государственные формы правления, особенно если встретил бы безоговорочное подчинение. В Александре особенно восхищает его удивительная способность, несмотря на властолюбие, приспосабливаться в случае необходимости к любым обстоятельствам и извлекать из своего опыта все новое и полезное.
265
Во всяком случае, проблема освоения Индии, как уже было сказано, связывалась не с военными задачами, а с трудностью адаптации этой страны. Запад и Передний Восток относились друг к другу враждебно, но в этой антитезе скрывалась вместе с тем и известная общность. С Индией Запад не связывала даже вражда. Никакая доктрина, никакая воля не могли здесь ничего изменить. Безнадежность освоения неадаптируемого государства была очевидна.
Что при этом думал царь, мы не знаем. Вряд ли даже с самыми близкими доверенными людьми он был полностью откровенен. В источниках, во всяком случае, мы ничего об этом не находим. Однако мы достаточно хорошо знаем планы Александра и представляем себе Индию, чтобы понять, что заставило его задуматься. Неуверенность, охватившая царя на Гифасисе, не могла иметь никакой другой причины, кроме соображений, только что приведенных. Наша мысль подкрепляется еще следующим наблюдением. Вернувшись на Запад, царь вынашивал, новые планы завоевания Средиземноморья вплоть до Атлантики, планы похода вдоль южных берегов Азии, подчинения скифов и области Каспийского моря. Но никогда уже не было речи о повторении Индийского похода и о завершении начатых там завоеваний.
Возможно, для Александра отказ от подчинения воинов на Гифасисе был лишь поводом для прекращения похода. Решение же возникло в результате понимания сложившейся обстановки. Легко, конечно, догадаться, что принять это решение ему было не просто. Его даже не так огорчал отказ от захвата Индии, как тяготила необходимость покончить с доктриной объединения мира. Идея, которой он посвятил всю свою жизнь, провалилась, ибо на востоке круг земель не удалось замкнуть. Это была рана, которая постоянно мучила Александра. Исцеление было невозможно не потому, что несколько македонских подразделений отказались наступать, а потому, что крайний восток оказался недоступен покорителю мира. Чем дальше царь продвигался по Пенджабу, тем больше волновала его «проблема Инда». Теперь он все свои силы бросил на решение этой задачи. Он надеялся достигнуть великой цели — дойти до края земли, до океана. Пусть не на крайнем востоке, пусть в другом месте, но надо было дойти до границы мира. Достигнув ее, можно было приблизиться к познанию вселенной. Если покорителя мира и постигла неудача, то исследователь мира мог найти утешение в этом успехе.
Оборвавшемуся походу надо было придумать какое-нибудь достойное завершение. Подобно тому как Геракл, дойдя до западной оконечности- ойкумены, воздвиг там двенадцать столбов, так и Александр приказал на восточной оконечности воздвигнуть двенадцать огромных алтарей. Были совершены жертвоприношения и устроены спортивные игры [21]. Только после этого войско покинуло залитый дождями роковой берег. Путь вел к Акесину, где Гефестион уже основал город, затем к Букефалии и Никее. Эти. города так пострадали от тропических ливней, что для восстановления требовалась помощь войска. На Гидаспе и Акесине строили корабли для переправки армии вниз по Инду.
__________
21. Аrr. V, 29, 1 и сл.; Curt. IX, 3, 19; Diod. XVII, 95, 1 и cл.; Plut. Al., LXII, 8.
266
Вся область между Гидаспом и Гифасисом была теперь подчинена Пору, а горные районы — Абисару. Они имели те же права, что и другие имперские наместники. На них же лежала ответственность за поступление налогов. Кен, недавно столь хорошо выступавший на собрании военачальников, погиб на Гидаспе, сраженный тропическим климатом.
Небольшая передышка в беспрерывном движении породила в войске растерянность. Нечто подобное уже происходило после смерти Дария, но тогда влияние Александра оказалось сильнее охватившей воинов тоски по родине. Стоило тогда царю напомнить о притаившемся Бессе и привлечь на помощь наемников, как ветеранов удалось увлечь за собой.
Какая же перемена произошла с тех пор? На востоке не было настоящих противников, разве что где-нибудь в самых отдаленных уголках. Пусть ностальгия сыграла свою роль, но главное заключалось в том, что силы воинов иссякли. Еще в Таксиле армия сохраняла хорошую форму, но как теперь все изменилось! Непривычная пища, жаркий, влажный климат, трудности перехода по пыли и грязи — все это породило многочисленные болезни. Да к тому же начался страшный период тропических дождей. Душевное и физическое состояние воинов было подорвано. Дожди продолжались уже семьдесят дней и сопровождались страшными грозами [18]. Земля была покрыта водой, дороги — грязью; все, к чему прикасались воины, было скользким, заплесневелым. Продовольствие портилось, оружие ржавело, люди страдали: ноги становились тяжелыми как свинец. Когда-то могущественная армия превратилась в грязную, измученную толпу, одетую в индийское тряпье. У воинов оставались только усталость и отчаяние. Что значили теперь Дионис и Геракл? Какое значение имели все эти романтические призывы по сравнению с реальными тропическими ливнями и полным изнеможением?
Безнадежность проявлялась все сильнее, и отчаявшиеся недовольные люди, ничего не боясь, объединялись в группы. Царь понял, что необходимо срочно что-то предпринять. Он не рискнул апеллировать к воинскому собранию, а вызвал только высшие командные чины [19]. Он рассчитывал встретить понимание среди них, по и здесь положение изменилось. Год назад воины были готовы пойти ради Александра на все: их преданность помогала царю победить недовольство «офицерского корпуса». За это время ему удалось сломить волю аристократов, но теперь именно воины отказывались идти дальше. Если бы Александру удалось увлечь за собой военачальников, то, может быть, с их помощью он сумел бы все-таки одержать победу. Как это часто бывало и раньше, царь бросил на чашу весов все обаяние своей личности. Он говорил, он аргументировал, он напоминал, что достаточно лишь одного последнего усилия, чтобы завершить великое дело. Возможно, он рисовал картину мира, какой видел ее сам, и показал, что в завоевании ойкумены, в великом подвиге открытия не хватает лишь последнего краеугольного камня. Должно быть, царь
__________
18. О ливнях, вызванных муссонами, см.: Strabo XV, 697; XV, 601; Diоd. XVII, 94, 3.
19. Arr.V, 25, 2.
262
подчеркнул, что не хочет никого принуждать, ему важна свободная воля подчиненных. Но уже во время своей речи, а особенно после нее он понял, как несказанно все устали. Казалось, что руки; языки и сердца у его военачальников парализованы; Где крики одобрения, аплодисменты самых преданных, надежных энтузиастов и льстецов? Царь тщетно требовал ответа от безмолвствующих сподвижников. В эту минуту он был совсем одинок. Наконец поднялся один из его близких людей. Человек неподкупный, дельный и способный — славный Кен. К сожалению, в сообщениях Арриана и Курция его речь приведена не дословно. Но за ними чувствуется рассказ Птолемея, который был свидетелем этой сцены. Нельзя не ощутить высокий дух выступавшего. Он одобрил план своего царя завоевать мир в: сказал, что готов участвовать в любом походе, в любую страну — от Индии: до Геракловых столпов. Но затем со спокойным достоинством он противопоставил слепой воле своего повелителя неосуществимость всего им задуманного. Его речь была основана не на личном мнению, а на реальных фактах — полном изнеможении македонского войска. За последнее время армия дошла до крайности! Осуществить планы Александра можно только с новыми силами. Простота, объективность и благородство речи Кена подействовали отрезвляюще. После семидесяти дней тропических ливней, после вымученной речи: Александра все почувствовали облегчение. Пораженный речью Кена, а еще более успехом, который она имела, Александр немедленно закрыл собрание.
На следующий день он снова собрал его. Он сам, заявил Александр, пойдет дальше, но никого из македонян не станет: вынуждать следовать за собой. Найдется достаточно добровольцев; остальные пусть идут домой и расскажут своим соотечественникам, как они бросили царя среди врагов. Он удалился, оставив своих военачальников в смущении. Это была последняя попытка. Царь напрасно надеялся, что ему удастся вывести изможденных людей из апатии. Безмолвие повисло над залитым дождем лагерем. Прошло три дня. В нервном одиночестве Александр вел свою самую тяжелую битву — между волей и разумом.
Когда наконец эта внутренняя борьба закончилась, упаяй последние песчинки в часах восточной экспедиции. Царь решил: спросить совета у богов. Предсказания его не удовлетворили. Он созвал самых близких друзей и приказал объявить войску о возвращении домой. Александр не захотел быть свидетелем перемены настроения; воинов, вызванной его сообщением. Радость и благодарность больше, чем что-либо иное, показали своевременность его решения. Только теперь было окончательно ясно, что поход продолжен: не будет [20].
На Гифасисе Александр оказался в полном одиночестве, и все же: приходится удивляться тому, что он, хотя и не без борьбы:, так быстро примирился со своим поражением. Ведь у него оставалась возможность оттянуть решение до конца периода дождей, т. е. всего на несколько недель. Это было бы выходом для человека с твердой волей. Но в решающий момент оказалось, что Александр не обладает этим качеством. Такое можно объяснить только внутренней неуверенно-
__________
20. Аrr. V, 28, 4 и сл.; V, 29, 1.
стью, охватившей в это время царя. Если мы верно понимаем, то в душе Александра боролись две непримиримые силы — упрямое, непоколебимое стремление к овладению миром и чувство реальности, понимание несоразмерности его возможностей с пространствами Индии.
Александр не был подобен монгольским ханам, захватывавшим новые земли ради самих завоеваний. Он мечтал о создании такого государства, которое объединило бы мир. Греческая культура должна была стать основой этого будущего объединения, но каждой отдельной части предстояло внести в него свою лепту. Все Средиземноморье уже подготовилось к подобному объединению; кроме того, можно было попытаться включить в него и Персидское царство. Но как быть с Индией? Три фактора, по-видимому, смущали царя.
Прежде всего, Александра отпугивала совершенно иная, далекая от греческой, культура Индии с ее чуждой кастовой организацией, консерватизмом воззрений и обычаев. Общаясь с Пором, Александр получил лишь смутное представление о духовной жизни индийцев. Чтобы узнать о ней подробнее, он заинтересовался аскетами. Это, в свода очередь, привело к тому, что Александр постепенно проникся чуждым духом этой мрачной культуры. Она вызывала почтение своей отчужденностью и замкнутостью. Все, что могли предложить дух и культура эллинов, удивительно мало к ней подходило. Запад ничего не мог дать индийцам, не и взять у них было нечего. Конечно, можно было основать несколько городов, но все равно Индия осталась бы в империи чужеродным телом.
К несовместимости культур следовало добавить второй, осложняющий дело фактор — огромную протяженность индийской территории. По ту сторону Гималаев Александр, как и его учитель Аристотель, предполагал увидеть восточную часть океана. Считалось, что, двигаясь в этом направлении, они удалятся от обитаемой полосы земли. Искать океан следовало, двигаясь на Восток, т. е. в Индию. Но здесь перед ними предстали могучий Ганг и огромный ареал, густо населенный. Следовательно, Индию нельзя было рассматривать просто как придаток уже известной части света, тем более что земля простиралась в этом направлении еще дальше и имела более важное самостоятельное значение, чем предполагал Александр. Надо было или целиком посвятить себя завоеванию такой Индии, или отказаться от нее.
Наконец, третий фактор. Очень трудно было бы осваивать эти огромные пространства политически. Индия представляла собой но единую нацию, не единое государство, а великое многообразие политических образований: хорошо организованные княжества, управляемые раджами, или городские центры, и свободные народности, объединенные в недолговечные государства. Некоторые племена находились еще на очень низком культурном уровне. Различие этнического состава, религиозных взглядов, общественного и политического строя препятствовало восприятию единого руководства. Даже в небольших объединениях кастовость приводила к существовании) строго изолированных друг от друга социальных слоев. Это была пестрая мозаика, которая могла в любой момент рассыпаться. Кроме всего прочего
264
здесь постоянно ощущались напряженность, взаимное недоверие и вражда.
Ясно, что все эти обстоятельства не благоприятствовали цели Александра. Можно было, конечно, воспользоваться принципом «разделяй и властвуй» и противопоставить сопротивлению раздробленных княжеств единую власть. Если бы Александру при его умении побеждать противостояло единое государство, ему понадобилось бы всего несколько ударов, чтобы завоевать всю Индию. В этом случае вся мозаика сразу же попала бы в его руки; сейчас ему приходилось нагибаться за каждым отдельным камешком. Если бы даже он привлек на свою сторону одни племена и направил их на другие, непокорные, он все равно неизбежно запутался бы в джунглях индийской политики. Александру уже довелось узнать, как трудно примирить в общей имперской политике верного Таксила с не менее верным Пором.
Имперская политика? Индия никогда не была единой империей, она не испытала нивелирующего влияния общей власти, и у ее населения не было чувства принадлежности к единому государству. Когда Александр осознал все, то, как нам кажется, это имело для него решающее значение. Царь не только понял, но и выстрадал свое понимание. Здесь ничто не походило на Персидское царство.
В Персии все было уравнено, и люди привыкли к существованию империи. Поэтому переход власти к Александру прошел легко, и спустя восемь лет Александр владел уже хорошо организованным государством от Эгейского моря до Инда. На пустом месте такого не смог бы добиться даже сын Зевса. Пробудить у индийца чувство принадлежности к империи — не был ли это сизифов труд? Если бы царь посвятил всю свою жизнь только этой задаче, решил бы жить только для Индии и сам превратился в индийца, тогда, возможно, ему удалось бы осуществить свои планы. Александр уже однажды показал подобную способность перевоплощаться, когда накрыл тело Дария своим плащом. Тогда он стал Великим царем, стал персом. А еще раньше разве не принял Александр вавилонскую корону и титул фараона? В Индии, напротив, он избегал каких бы то ни было претензий на легитимную власть, хотя такая возможность представилась ему после победы над Пором. Он не стремился стать раджей. По-видимому, царь руководствовался теми же причинами, по которым раньше он отказывался от назначения македонских наместников над Пором, Абисаром, Сопифом и Фегеем. Признание местных раджей означало вместе с тем и признание исключительности положения Индии, отказ от управления ею через сатрапов. Встает вопрос: не усомнился ли Александр в своей божественной миссии? Правда, в Индии он тоже основывал города. Кроме того, нельзя с уверенностью утверждать, что Александр ввел бы сатрапии, если бы завоевал Западное Средиземноморье. Возможно, он признал бы и там местные государственные формы правления, особенно если встретил бы безоговорочное подчинение. В Александре особенно восхищает его удивительная способность, несмотря на властолюбие, приспосабливаться в случае необходимости к любым обстоятельствам и извлекать из своего опыта все новое и полезное.
265
Во всяком случае, проблема освоения Индии, как уже было сказано, связывалась не с военными задачами, а с трудностью адаптации этой страны. Запад и Передний Восток относились друг к другу враждебно, но в этой антитезе скрывалась вместе с тем и известная общность. С Индией Запад не связывала даже вражда. Никакая доктрина, никакая воля не могли здесь ничего изменить. Безнадежность освоения неадаптируемого государства была очевидна.
Что при этом думал царь, мы не знаем. Вряд ли даже с самыми близкими доверенными людьми он был полностью откровенен. В источниках, во всяком случае, мы ничего об этом не находим. Однако мы достаточно хорошо знаем планы Александра и представляем себе Индию, чтобы понять, что заставило его задуматься. Неуверенность, охватившая царя на Гифасисе, не могла иметь никакой другой причины, кроме соображений, только что приведенных. Наша мысль подкрепляется еще следующим наблюдением. Вернувшись на Запад, царь вынашивал, новые планы завоевания Средиземноморья вплоть до Атлантики, планы похода вдоль южных берегов Азии, подчинения скифов и области Каспийского моря. Но никогда уже не было речи о повторении Индийского похода и о завершении начатых там завоеваний.
Возможно, для Александра отказ от подчинения воинов на Гифасисе был лишь поводом для прекращения похода. Решение же возникло в результате понимания сложившейся обстановки. Легко, конечно, догадаться, что принять это решение ему было не просто. Его даже не так огорчал отказ от захвата Индии, как тяготила необходимость покончить с доктриной объединения мира. Идея, которой он посвятил всю свою жизнь, провалилась, ибо на востоке круг земель не удалось замкнуть. Это была рана, которая постоянно мучила Александра. Исцеление было невозможно не потому, что несколько македонских подразделений отказались наступать, а потому, что крайний восток оказался недоступен покорителю мира. Чем дальше царь продвигался по Пенджабу, тем больше волновала его «проблема Инда». Теперь он все свои силы бросил на решение этой задачи. Он надеялся достигнуть великой цели — дойти до края земли, до океана. Пусть не на крайнем востоке, пусть в другом месте, но надо было дойти до границы мира. Достигнув ее, можно было приблизиться к познанию вселенной. Если покорителя мира и постигла неудача, то исследователь мира мог найти утешение в этом успехе.
Оборвавшемуся походу надо было придумать какое-нибудь достойное завершение. Подобно тому как Геракл, дойдя до западной оконечности- ойкумены, воздвиг там двенадцать столбов, так и Александр приказал на восточной оконечности воздвигнуть двенадцать огромных алтарей. Были совершены жертвоприношения и устроены спортивные игры [21]. Только после этого войско покинуло залитый дождями роковой берег. Путь вел к Акесину, где Гефестион уже основал город, затем к Букефалии и Никее. Эти. города так пострадали от тропических ливней, что для восстановления требовалась помощь войска. На Гидаспе и Акесине строили корабли для переправки армии вниз по Инду.
__________
21. Аrr. V, 29, 1 и сл.; Curt. IX, 3, 19; Diod. XVII, 95, 1 и cл.; Plut. Al., LXII, 8.
266
Вся область между Гидаспом и Гифасисом была теперь подчинена Пору, а горные районы — Абисару. Они имели те же права, что и другие имперские наместники. На них же лежала ответственность за поступление налогов. Кен, недавно столь хорошо выступавший на собрании военачальников, погиб на Гидаспе, сраженный тропическим климатом.
Spoiler (expand)
«Так как Дарий хотел узнать, где Инд впадает в море... он послал для этого на кораблях нескольких людей, правдивости которых он доверял. Среди них был и Скилак из Карианды. Они отправились из Каспатира и Пактиены* и поплыли на восток, вниз но реке до моря. Затем, плывя на запад по морю, на тридцатом месяце прибыли в гавань в Египте». Так рассказывает Геродот [22]. Скилак из Карианды был не только путешественником, писавшим отчеты Великому царю, но ж незаурядным литератором. Ему принадлежало своего рода «описание мира», где были изложены наблюдения, почерпнутые им из путешествий. Эта книга была единственным описанием Индии, использованным Гекатеем. У последнего черпал свои сведения об Индии и Герадот. Неизвестно, использовал ли труд Скилака Ктесий, когда писал свою фантастическую книгу об Индии. Аристотель, по-видимому, тоже звал книгу древнего морехода и пользовался ею, во всяком случае, он цитирует ее, рассказывая об Индии. Кроме того, от Скилака, должно быть, он заимствовал утверждение, что «Красное море связано с океанам проливом» [23].
Таким образом, уже в 500 г. до н. э. была решена проблема Инда. Тогда же было исследовано морское побережье от устья Инда до Персидского залива и дальше вокруг Аравии до Египта. Дарий I воздвиг у Суэцкого пролива стелы с надписями, где он похвалялся, что его корабли обогнули Аравию. Ксеркс уже не продолжал исследований своего отца и не снаряжал дальних морских экспедиций. Все открытое Скилаком вскоре было забыто иранцами, но не греками. Благодаря Гекатею и Геродоту, а главным образом самому Скилаку описание его путешествия получило литературную известность и тем самым навсегда сохранилось в памяти нации.
Когда в Согдиане Александр готовился к походу в Индию, его штаб и ученые помогали в разработке плана. Царь и сам пользовался имеющейся литературой. Она была не особенно многочисленной. Александр, вероятно, знал о Скилаке уже от Аристотеля, а Геродота читал в сокращенном изложении Феопомпа. Последний, конечно, мог выпустить место, посвященное Скилаку, но нам кажется совершенно невероятным, чтобы никто из советников царя не знал полного текста Геродота и чтобы они не заметили место, посвященное Скилаку.
__________
* Каспатир — город в Пешеваре. Пактиена, no-видимому, область в том же регионе (местонахождение не установлено, возможно, это позднейшая Певкалеотида).
22. Herodot. IV, 44.
23. Arist. Pol, VII, 1332b, 24.
267
Что же случилось после того, как Александр, достигнув Инда и пройдя Пенджаб, спустился вниз по реке, а Неарх отправился вдоль морского побережья Азии на запад? Они вдруг напрочь забыли о сведениях Скилака и вместе с тем обо всех данных, добытых -разведывательными экспедициями, исследовавшими Инд, Персидский залив, Индийский океан и Красное море. Не иначе, сподвижники Александра считали себя первопроходцами. Приоритет Геракла и Диониса они еще кое-как признавали — ведь, подобно Александру, эти герои были сыновьями Зевса. Однако говорили, что попытка еще Семирамиды добраться до «страны чудес» не увенчалась успехом и даже сам Кир дошел якобы только до пограничных земель па реке Кабул [24]. Замалчивали и завоевания Дария, о которых рассказывал Геродот, и путешествие Скилака.
Можно, конечно, предположить, что сподвижники Александра случайно забыли о своих предшественниках. Однако, когда после смерти царя главный штурман морской экспедиции Онесикрит писал свою книгу об Александре (а он делал это на родине, на покое), то он также умолчал о первопроходце Скилаке. То же следует сказать о Птолемее, Аристобуле и прежде всего о командующем флотом Неархе, в заслуживающем доверия отчете которого нет ни слова о Скилаке. В этом, несомненно, чувствуется система и предвзятость, так что впоследствии даже Мегасфен и более поздние историки вынуждены были считаться с ней. Наша гипотеза бездоказательна, но она все же достовернее совершенно невероятного предположения, что участники экспедиции ни во время похода, ни после него ни разу не вспомнили о Скилаке.
Наше подозрение на первый взгляд бросает тень на Александра. Однако надо учесть, что все поступки царя были связаны с его ощущением безграничности собственных сил. Он чувствовал себя богем. С Александром, который решил создать новый мир, не мог спорить о приоритете в исследовании Индии какой-то карийский мореход. Для армии в качестве первопроходца нужен был по крайней мере Геракл или Дионис; именно учитывая настроения армии, о Скилаке не следовало даже упоминать. Этот человечишка должен был стать невидимым в блеске мифологических и современных титанов. Приближенные Александра, не менее его ослепленные чувством всепобеждающего могущества, были в душе согласны с царем. Если сам Александр приписывал себе пальму первенства, то и они не возражали против этого, поскольку блеск царя распространялся и на них. При таком взаимопонимании не надо было договариваться: достаточно было сообща промолчать.
А впрочем, что, собственно, сделал Скилак? Некогда, находясь па персидской службе, он совершил свое путешествие; персы, рассказывая о нем, сообщают только сам факт. Они не знали ничего определенного о водных путях, которые он открыл. Возможно, утверждение Скилака было просто легкомысленной болтовней и пустым бахвальством. Мы увидим ниже, что Александр одно время был вполне согласен с этим мнением. А когда впоследствии данные Скилака подтвердились, легко было оправдаться тем, что его путешествие оста-
__________
24. Аrr. VI, 24, 2; Strabo XV, 686; Аrr. Ind., I, 3.
268
лось безрезультатным и все пришлось открывать заново. Хотя бы поэтому разве нельзя считать Александра первооткрывателем? Можно вовсе забыть о той тени, которая продолжала, по сути дела, существовать только в литературе!
Итак, не следует думать, что участников похода мучила совесть. И меньше всего самого Александра. Если этот сын Зевса, рассказывая о пребывании Геракла и Диониса в Индии, своей властью превращал никогда не существовавшее в реальность, то теперь с тем же успехом он мог поступить и наоборот. Возможно, некоторым читателям эта точка зрения покажется гротескной, но тому, кто хотя бы в общих чертах почувствовал в Александре цезарианскую гибрис, наша гипотеза покажется вполне обоснованной. Не следует думать, что подобное поведение позорит ученика Аристотеля. Разве можно к человеку, опьяненному призраком власти над миром, подходить с обычными мерками? Наше предположение вполне соответствует всему облику Александра.
Замалчивая информацию, добытую Скилаком, заподозренным в «легкомысленной болтовне», можно было во имя вящей славы царского похода смело создавать гипотезы и делать новые выводы, не чувствуя себя чем-либо связанным. Александр использовал эту свободу для того, чтобы защищать собственный тезис, выдвинутый еще ионийскими географами. Когда в реках Инд и Гидасп он обнаружил крокодилов, ему пришла в голову мысль, впоследствии подтвердившаяся на Акесине, где он увидел цветы лотоса, что он открыл истоки Нила. Крокодилы были важнейшим доказательством, ибо, как было известно, они не водились ни в каких других реках мира. Флора согласовывалась с фауной. К специальным аргументам можно было добавить общее наблюдение, сделанное учеными. И здесь и там разливы определялись временем года. Столь же регулярно, как в Египте, наступали периоды спада воды. И здесь и там большие пространства превращались во время паводка в острова. Во время спада воды зерна злаков, как и в Египте, бросали в необработанную влажную землю [25]. Было уже известно, что разливы Нила вызываются летними ливнями где-то у истоков реки. Александр думал, что наконец обнаружил эту область. В его представлении, таяние снегов на Гималаях и летние ливни в Северной Индии вызывали сильный подъем воды в Инде и его притоках. Так как на юге Инд выходит за пределы обитаемого мира и умеренной климатической зоны, нет ничего удивительного, что в пустыне он теряет свое название. Затем, сделав дугу, он поворачивает к северу, чтобы, уже называясь Нилом, стать благословенным источником жизни в Египте. Во все это царь верил вполне искренне. Поэтому он и готовил морскую экспедицию в Египет. Она должна была начаться после того, как армия вернется от устья Ганга и тамошнего берега океана. Об этих замыслах царя рассказал сам Неарх [26]. Именно он, его будущий командующий флотом, был первым, кому открылся Александр. По сведениям Арриана, взволнованный своим открытием и решением проблемы Нила, царь сразу же написал об этом матери [27].
Современные ученые не видят в этом открытии Александра ничего,
__________
25. Nearch., frg. 18, и Aristobul., frg. 35 и 38 {Strabo XV, 691 и сл.; XV, 707).
26. Nearch., frg. 20 (Strabo XV, 696).
27. Arr. VI, 2 и сл.
кроме курьеза, но это несправедливо. Подобная мысль зародилась еще у ионийцев, но была отвергнута исследованиями Скилака. Однако предположение основывалось на серьезных размышлениях. Пробелы в географических знаниях и раньше нередко восполнялись с помощью аналогий, ибо ученые считали строение мира симметричным. Аристотель полагал, например, что параллельно с текущим с запада на восток Дунаем, берущим начало в Пиренеях, существует река Араке (Яксарт), спускающаяся с Гималаев и текущая с востока на запад (см. карту №4).
Этот принцип симметричности подсказал географам и гипотезу об Инде-Ниле. Если для них горный хребет Тавра-Кавказа образовывал большую восточно-западную ось ойкумены, то напрашивалась мысль найти аналогичную Яксарту-Танаису реку на юге. Если Яксарт-Танаис стекал с восточной части горного хребта, образовывал в необитаемых местах дугу и затем появлялся в ойкумене под другим названием, то берущий в тех же горах начало Инд мог образовать южную дугу и вернуться в обитаемый мир под названием «Нил».
Эта гипотеза приобрела значение благодаря тому, что допускала существование еще двух симметрично расположенных элементов. Южная оконечность мира, как это раньше произошло с северной, отодвинулась, таким образом, намного дальше. Еще важнее было то, что Красное (Эритрейское) море превращалось во внутреннее и становилось южной симметрией Каспийскому (Гирканскому). С данными Скилака это, правда, не согласовывалось: ведь тот утверждал, что прошел под парусом из Инда в Красное море. Мы не знаем, как Александр справился с этой трудностью. Возможно, он тогда вообще не брал во внимание отчеты капитана или же последовал за рассуждением Аристотеля. Подобно тому как Аристотель предполагал, что один рукав Яксарта впадает в Танаис, а другой в Гирканское море, так и царь думал, что один рукав Инда мог впадать в Эритрейское море, а другой доходить до Египта. Все это, по представлениям древних, не казалось странным. Древние географы часто предполагали такую возможность. (Направление течения рек, соответственно гипотезе Александра, изображено на карте №5.)
Насколько правильно наше предположение о взглядах Александра на симметричное строение мира, можно проверить на следующем примере. Когда впоследствии благодаря Индийскому походу царь убедился, что Эритрейское море связано с океаном, то он сразу же усомнился в господствовавшем мнении о замкнутости Гирканского моря и предположил, что оно тоже связано с океаном (такую мысль выдвигали и многие ионийцы). Более того, как мы увидим ниже, Александр решил послать специальную исследовательскую экспедицию, чтобы решить возникшую проблему. Это особенно удивительно, если вспомнить о его пассивности в 330 г. до н. э., когда, будучи уверенным во внутреннем характере Каспийского моря, он не помышлял ни о каких собственных исследованиях. Изменение взгляда царя на устройство мира в результате новой информации, полученной благодаря походу 325 г. до н. э., лучше всего видно при сравнении карт № 5 и 6. На обеих ясно прослеживается склонность Александра усматривать симметричность мира как на севере, так и на юге.
Когда Александр создал индо-нильскую гипотезу, он тем самым шагнул на следующую ступень своего развития. Уже в Индии его стремление к исследованиям стало страстью, характерной для любого увлечения царя. Создается впечатление, что оно даже вытеснило на какое-то время в душе Александра его страсть к завоеваниям. Во всяком случае, царь теперь решил тратить на разведку необитаемых областей севера и юга не меньше находившихся в его распоряжении средств, чем на завоевание земель обитаемой умеренной зоны.
Это решение Александр принял уже в 326 г: до н. э., еще до победы над Пором, когда он отдал приказ о строительстве флота на Инде. Александр сам мечтал пройти всю ойкумену до ее восточной оконечности. Поэтому он начал вести подготовку к грандиозному исследовательскому походу вниз по Инду, через все пустыни, до превращения этой реки наконец в Нил. Это не было стремлением к завоеваниям, ибо в раскаленных южных пустынях нечего было завоевывать. Наоборот, речь шла о новых географических открытиях, о небывалом предприятии, цель которого была в первую очередь научная. Кроме того, царь рассчитывал на открытие новых торговых путей. Возможно, в его замыслы входило самому стать во главе экспедиции, после того как он вернется с восточной оконечности земли.
Однако увлекательные мечты владели им всего несколько недель. После подробных расспросов местных жителей стало ясно, что Инд несет свои обильные воды в море и предположение о превращении его в Нил беспочвенно.
Возможно, именно Пор, после того как примкнул к войску Александра и дал ему много ценных советов, сообщил также недостающие сведения об Инде. В дальнейшем Александр еще не раз возвращался к этому вопросу в разговорах с Неархом и географами, находившимися при армии.
Нелегко было, по-видимому, Александру отказаться от полюбившейся ему гипотезы. Однако новые сведения оказались даже полезными, так как подсказывали выход из сложившейся ситуации. Как мы уже говорили, на Гифасисе войско отказалось идти дальше на восток; царь и сам сомневался в целесообразности дальнейших завоеваний в Индии. Но до океана он хотел дойти во что бы то ни стало. Ему было на руку, что эта цель казалась легко достижимой. Достаточно было пройти протоки Инда, чтобы достичь края земли. Правда, это не восточная ее оконечность, но замысел достичь океана удастся все-таки осуществить. Кроме того, от устья Инда можно было продолжить исследования побережья.
Итак, после возвращения к Гидаспу строительство флота продолжалось с еще большим усердием. Корабельные команды составили ионийцы и завербованные в Леванте мореходы из Кипра, Карии, Финикии и Египта. Воины, не занятые охраной порядка в возведенных городах, участвовали в строительстве кораблей. Всей подготовкой похода, по-видимому, руководил будущий командующий Неарх. В короткий срок была построена внушительная армада, готовая к отплытию уже к концу октября. Теперь можно было начать речную экспедицию к оконечности земли.
Таким образом, уже в 500 г. до н. э. была решена проблема Инда. Тогда же было исследовано морское побережье от устья Инда до Персидского залива и дальше вокруг Аравии до Египта. Дарий I воздвиг у Суэцкого пролива стелы с надписями, где он похвалялся, что его корабли обогнули Аравию. Ксеркс уже не продолжал исследований своего отца и не снаряжал дальних морских экспедиций. Все открытое Скилаком вскоре было забыто иранцами, но не греками. Благодаря Гекатею и Геродоту, а главным образом самому Скилаку описание его путешествия получило литературную известность и тем самым навсегда сохранилось в памяти нации.
Когда в Согдиане Александр готовился к походу в Индию, его штаб и ученые помогали в разработке плана. Царь и сам пользовался имеющейся литературой. Она была не особенно многочисленной. Александр, вероятно, знал о Скилаке уже от Аристотеля, а Геродота читал в сокращенном изложении Феопомпа. Последний, конечно, мог выпустить место, посвященное Скилаку, но нам кажется совершенно невероятным, чтобы никто из советников царя не знал полного текста Геродота и чтобы они не заметили место, посвященное Скилаку.
__________
* Каспатир — город в Пешеваре. Пактиена, no-видимому, область в том же регионе (местонахождение не установлено, возможно, это позднейшая Певкалеотида).
22. Herodot. IV, 44.
23. Arist. Pol, VII, 1332b, 24.
267
Что же случилось после того, как Александр, достигнув Инда и пройдя Пенджаб, спустился вниз по реке, а Неарх отправился вдоль морского побережья Азии на запад? Они вдруг напрочь забыли о сведениях Скилака и вместе с тем обо всех данных, добытых -разведывательными экспедициями, исследовавшими Инд, Персидский залив, Индийский океан и Красное море. Не иначе, сподвижники Александра считали себя первопроходцами. Приоритет Геракла и Диониса они еще кое-как признавали — ведь, подобно Александру, эти герои были сыновьями Зевса. Однако говорили, что попытка еще Семирамиды добраться до «страны чудес» не увенчалась успехом и даже сам Кир дошел якобы только до пограничных земель па реке Кабул [24]. Замалчивали и завоевания Дария, о которых рассказывал Геродот, и путешествие Скилака.
Можно, конечно, предположить, что сподвижники Александра случайно забыли о своих предшественниках. Однако, когда после смерти царя главный штурман морской экспедиции Онесикрит писал свою книгу об Александре (а он делал это на родине, на покое), то он также умолчал о первопроходце Скилаке. То же следует сказать о Птолемее, Аристобуле и прежде всего о командующем флотом Неархе, в заслуживающем доверия отчете которого нет ни слова о Скилаке. В этом, несомненно, чувствуется система и предвзятость, так что впоследствии даже Мегасфен и более поздние историки вынуждены были считаться с ней. Наша гипотеза бездоказательна, но она все же достовернее совершенно невероятного предположения, что участники экспедиции ни во время похода, ни после него ни разу не вспомнили о Скилаке.
Наше подозрение на первый взгляд бросает тень на Александра. Однако надо учесть, что все поступки царя были связаны с его ощущением безграничности собственных сил. Он чувствовал себя богем. С Александром, который решил создать новый мир, не мог спорить о приоритете в исследовании Индии какой-то карийский мореход. Для армии в качестве первопроходца нужен был по крайней мере Геракл или Дионис; именно учитывая настроения армии, о Скилаке не следовало даже упоминать. Этот человечишка должен был стать невидимым в блеске мифологических и современных титанов. Приближенные Александра, не менее его ослепленные чувством всепобеждающего могущества, были в душе согласны с царем. Если сам Александр приписывал себе пальму первенства, то и они не возражали против этого, поскольку блеск царя распространялся и на них. При таком взаимопонимании не надо было договариваться: достаточно было сообща промолчать.
А впрочем, что, собственно, сделал Скилак? Некогда, находясь па персидской службе, он совершил свое путешествие; персы, рассказывая о нем, сообщают только сам факт. Они не знали ничего определенного о водных путях, которые он открыл. Возможно, утверждение Скилака было просто легкомысленной болтовней и пустым бахвальством. Мы увидим ниже, что Александр одно время был вполне согласен с этим мнением. А когда впоследствии данные Скилака подтвердились, легко было оправдаться тем, что его путешествие оста-
__________
24. Аrr. VI, 24, 2; Strabo XV, 686; Аrr. Ind., I, 3.
268
лось безрезультатным и все пришлось открывать заново. Хотя бы поэтому разве нельзя считать Александра первооткрывателем? Можно вовсе забыть о той тени, которая продолжала, по сути дела, существовать только в литературе!
Итак, не следует думать, что участников похода мучила совесть. И меньше всего самого Александра. Если этот сын Зевса, рассказывая о пребывании Геракла и Диониса в Индии, своей властью превращал никогда не существовавшее в реальность, то теперь с тем же успехом он мог поступить и наоборот. Возможно, некоторым читателям эта точка зрения покажется гротескной, но тому, кто хотя бы в общих чертах почувствовал в Александре цезарианскую гибрис, наша гипотеза покажется вполне обоснованной. Не следует думать, что подобное поведение позорит ученика Аристотеля. Разве можно к человеку, опьяненному призраком власти над миром, подходить с обычными мерками? Наше предположение вполне соответствует всему облику Александра.
Замалчивая информацию, добытую Скилаком, заподозренным в «легкомысленной болтовне», можно было во имя вящей славы царского похода смело создавать гипотезы и делать новые выводы, не чувствуя себя чем-либо связанным. Александр использовал эту свободу для того, чтобы защищать собственный тезис, выдвинутый еще ионийскими географами. Когда в реках Инд и Гидасп он обнаружил крокодилов, ему пришла в голову мысль, впоследствии подтвердившаяся на Акесине, где он увидел цветы лотоса, что он открыл истоки Нила. Крокодилы были важнейшим доказательством, ибо, как было известно, они не водились ни в каких других реках мира. Флора согласовывалась с фауной. К специальным аргументам можно было добавить общее наблюдение, сделанное учеными. И здесь и там разливы определялись временем года. Столь же регулярно, как в Египте, наступали периоды спада воды. И здесь и там большие пространства превращались во время паводка в острова. Во время спада воды зерна злаков, как и в Египте, бросали в необработанную влажную землю [25]. Было уже известно, что разливы Нила вызываются летними ливнями где-то у истоков реки. Александр думал, что наконец обнаружил эту область. В его представлении, таяние снегов на Гималаях и летние ливни в Северной Индии вызывали сильный подъем воды в Инде и его притоках. Так как на юге Инд выходит за пределы обитаемого мира и умеренной климатической зоны, нет ничего удивительного, что в пустыне он теряет свое название. Затем, сделав дугу, он поворачивает к северу, чтобы, уже называясь Нилом, стать благословенным источником жизни в Египте. Во все это царь верил вполне искренне. Поэтому он и готовил морскую экспедицию в Египет. Она должна была начаться после того, как армия вернется от устья Ганга и тамошнего берега океана. Об этих замыслах царя рассказал сам Неарх [26]. Именно он, его будущий командующий флотом, был первым, кому открылся Александр. По сведениям Арриана, взволнованный своим открытием и решением проблемы Нила, царь сразу же написал об этом матери [27].
Современные ученые не видят в этом открытии Александра ничего,
__________
25. Nearch., frg. 18, и Aristobul., frg. 35 и 38 {Strabo XV, 691 и сл.; XV, 707).
26. Nearch., frg. 20 (Strabo XV, 696).
27. Arr. VI, 2 и сл.
кроме курьеза, но это несправедливо. Подобная мысль зародилась еще у ионийцев, но была отвергнута исследованиями Скилака. Однако предположение основывалось на серьезных размышлениях. Пробелы в географических знаниях и раньше нередко восполнялись с помощью аналогий, ибо ученые считали строение мира симметричным. Аристотель полагал, например, что параллельно с текущим с запада на восток Дунаем, берущим начало в Пиренеях, существует река Араке (Яксарт), спускающаяся с Гималаев и текущая с востока на запад (см. карту №4).
Этот принцип симметричности подсказал географам и гипотезу об Инде-Ниле. Если для них горный хребет Тавра-Кавказа образовывал большую восточно-западную ось ойкумены, то напрашивалась мысль найти аналогичную Яксарту-Танаису реку на юге. Если Яксарт-Танаис стекал с восточной части горного хребта, образовывал в необитаемых местах дугу и затем появлялся в ойкумене под другим названием, то берущий в тех же горах начало Инд мог образовать южную дугу и вернуться в обитаемый мир под названием «Нил».
Эта гипотеза приобрела значение благодаря тому, что допускала существование еще двух симметрично расположенных элементов. Южная оконечность мира, как это раньше произошло с северной, отодвинулась, таким образом, намного дальше. Еще важнее было то, что Красное (Эритрейское) море превращалось во внутреннее и становилось южной симметрией Каспийскому (Гирканскому). С данными Скилака это, правда, не согласовывалось: ведь тот утверждал, что прошел под парусом из Инда в Красное море. Мы не знаем, как Александр справился с этой трудностью. Возможно, он тогда вообще не брал во внимание отчеты капитана или же последовал за рассуждением Аристотеля. Подобно тому как Аристотель предполагал, что один рукав Яксарта впадает в Танаис, а другой в Гирканское море, так и царь думал, что один рукав Инда мог впадать в Эритрейское море, а другой доходить до Египта. Все это, по представлениям древних, не казалось странным. Древние географы часто предполагали такую возможность. (Направление течения рек, соответственно гипотезе Александра, изображено на карте №5.)
Насколько правильно наше предположение о взглядах Александра на симметричное строение мира, можно проверить на следующем примере. Когда впоследствии благодаря Индийскому походу царь убедился, что Эритрейское море связано с океаном, то он сразу же усомнился в господствовавшем мнении о замкнутости Гирканского моря и предположил, что оно тоже связано с океаном (такую мысль выдвигали и многие ионийцы). Более того, как мы увидим ниже, Александр решил послать специальную исследовательскую экспедицию, чтобы решить возникшую проблему. Это особенно удивительно, если вспомнить о его пассивности в 330 г. до н. э., когда, будучи уверенным во внутреннем характере Каспийского моря, он не помышлял ни о каких собственных исследованиях. Изменение взгляда царя на устройство мира в результате новой информации, полученной благодаря походу 325 г. до н. э., лучше всего видно при сравнении карт № 5 и 6. На обеих ясно прослеживается склонность Александра усматривать симметричность мира как на севере, так и на юге.
Когда Александр создал индо-нильскую гипотезу, он тем самым шагнул на следующую ступень своего развития. Уже в Индии его стремление к исследованиям стало страстью, характерной для любого увлечения царя. Создается впечатление, что оно даже вытеснило на какое-то время в душе Александра его страсть к завоеваниям. Во всяком случае, царь теперь решил тратить на разведку необитаемых областей севера и юга не меньше находившихся в его распоряжении средств, чем на завоевание земель обитаемой умеренной зоны.
Это решение Александр принял уже в 326 г: до н. э., еще до победы над Пором, когда он отдал приказ о строительстве флота на Инде. Александр сам мечтал пройти всю ойкумену до ее восточной оконечности. Поэтому он начал вести подготовку к грандиозному исследовательскому походу вниз по Инду, через все пустыни, до превращения этой реки наконец в Нил. Это не было стремлением к завоеваниям, ибо в раскаленных южных пустынях нечего было завоевывать. Наоборот, речь шла о новых географических открытиях, о небывалом предприятии, цель которого была в первую очередь научная. Кроме того, царь рассчитывал на открытие новых торговых путей. Возможно, в его замыслы входило самому стать во главе экспедиции, после того как он вернется с восточной оконечности земли.
Однако увлекательные мечты владели им всего несколько недель. После подробных расспросов местных жителей стало ясно, что Инд несет свои обильные воды в море и предположение о превращении его в Нил беспочвенно.
Возможно, именно Пор, после того как примкнул к войску Александра и дал ему много ценных советов, сообщил также недостающие сведения об Инде. В дальнейшем Александр еще не раз возвращался к этому вопросу в разговорах с Неархом и географами, находившимися при армии.
Нелегко было, по-видимому, Александру отказаться от полюбившейся ему гипотезы. Однако новые сведения оказались даже полезными, так как подсказывали выход из сложившейся ситуации. Как мы уже говорили, на Гифасисе войско отказалось идти дальше на восток; царь и сам сомневался в целесообразности дальнейших завоеваний в Индии. Но до океана он хотел дойти во что бы то ни стало. Ему было на руку, что эта цель казалась легко достижимой. Достаточно было пройти протоки Инда, чтобы достичь края земли. Правда, это не восточная ее оконечность, но замысел достичь океана удастся все-таки осуществить. Кроме того, от устья Инда можно было продолжить исследования побережья.
Итак, после возвращения к Гидаспу строительство флота продолжалось с еще большим усердием. Корабельные команды составили ионийцы и завербованные в Леванте мореходы из Кипра, Карии, Финикии и Египта. Воины, не занятые охраной порядка в возведенных городах, участвовали в строительстве кораблей. Всей подготовкой похода, по-видимому, руководил будущий командующий Неарх. В короткий срок была построена внушительная армада, готовая к отплытию уже к концу октября. Теперь можно было начать речную экспедицию к оконечности земли.