ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. О татарах и других пограничных народах,
с коими русские имеют наиболее сношений, военных и мирных
с коими русские имеют наиболее сношений, военных и мирных
Спойлер (раскрыть)
Соседи, с коими они находятся в более близких сношениях как в мирное, так и в военное время, суть: во-первых, татары, во-вторых, поляки, русскими называемые ляхами, по имени первого основателя их государства, которого звали Ляхом или Лехом; но к этому имени прибавлено слово по, означающее народ, и таким образом составилось название поляк, то есть народ или потомство Ляха, известные у латинских народов, по свойству их письменного языка, под именем полян; в-третьих, шведы. Поляки и шведы пользуются большей известностью в Европе, нежели татары, которые живут от нас далее (принадлежа к азиатским народам). Они разделяются на многие поколения, различные одно от другого и по названию, и по управлению.
Самые значительные и могущественные из них суть татары крымские (называемые некоторыми Великим Ханом), которые живут на юге и юго-востоке от России и наиболее тревожат ее частыми набегами, обыкновенно, однажды в год, проникая иногда очень далеко во внутренние ее области. В 1571 году они дошли до Москвы с 200 000-ным войском, без всякого боя или сопротивления, оттого, что тогдашний русский царь (Иван Васильевич), выступивший против них со своей армией, сбился с дороги, но, как полагают, с намерением, не смея вступить в битву, потому что сомневался в своем дворянстве и военачальниках, будто бы замышлявших выдать его татарам.
Сам город неприятель не взял, но зажег его предместья, которые (состоя из деревянного строения, без камня, кирпича или глины, за исключением немногих наружных покоев) сгорели с такой быстротой и огонь так далеко распространился, что в четыре часа не стало боль-
102
шей части города, имеющего до 30 миль или более в окружности. Зрелище было ужасное: при сильном и страшном огне, объявшем весь город, люди горели и в домах, и на улицах; но еще более погибло из тех, которые хотели пройти в самые дальние от неприятеля ворота, где, собравшись отовсюду в огромную толпу и перебивая друг у друга дорогу, так стеснились в воротах и прилежащих к ним улицах, что в три ряда шли по головам один другого, и верхние давили тех, которые были под ними. Таким образом, в одно и то же время от огня и давки погибло (как сказывают) 800 000 человек или более.
Запалив город и насладившись зрелищем яркого пламени, Крымский Хан возвратился домой со своим войском и прислал (как мне говорили) русскому царю нож, чтобы он зарезал себя после такой потери и в таком отчаянии, не смея уже ни встретить неприятеля в поле, ни положиться на своих друзей и подданных. Главный повод к беспрерывной вражде русских с крымцами составляют некоторые пограничные земли, на которые имеют притязание татары, между тем как ими владеют русские. Татары утверждают, что, кроме Астрахани и Казани (древнего владения восточных татар), вся страна от их границ на север и запад до города Москвы, не выключая и самой Москвы, принадлежит им. Такое показание кажется справедливым, судя по словам самих русских, которые рассказывают об особенном обряде, который русский царь должен был повторять каждый год в знак своего подданства Великому Хану Крымскому и который заключался в том, что русский царь, стоя подле ханской лошади (на которой тот сидел), должен был кормить ее овсом из собственной шапки, что происходило в самом Кремле Московском. Этот обряд (как они говорят) продолжался до времен Василия, деда нынешнего царя, который, взяв верх над крымским царем, благодаря хитрости одного из своих дворян (Ивана Дмитриевича Вельского), принял охотно следующий выкуп, именно: означенный обряд заменил определенной данью мехами, от которой также впоследствии отказался отец нынешнего царя. На этом основании они продолжают вражду: русские защищают свою страну и зем-
103
ли, ими приобретенные, а крымские татары делают на них набеги один или два раза в год, иногда около Троицына дня, но чаще во время жатвы. Когда идет войной сам Великий или Крымский Хан, то ведет он с собой огромную армию в 100 000 или 200 000 человек. В противном случае, они делают кратковременные и внезапные набеги с меньшим числом войска, кружась около границы, подобно тому, как летают дикие гуси, захватывая по дороге все и стремясь туда, где видят добычу.
Обыкновенный их способ вести войну (так как они весьма многочисленны) заключается в том, что они разделяются на несколько отрядов и, стараясь привлечь русских к одному или двум местам на границе, сами нападают на какое-либо другое место, оставленное без защиты. Они сражаются и распределяют свои силы подобно русским (о чем было говорено выше), с той только разницей, что все выезжают на конях и не имеют при себе ничего, кроме лука, колчана со стрелами и кривой сабли на манер турецкой. Они отличные наездники и так же хорошо стреляют назад, как и вперед. Некоторые, кроме другого оружия, берут с собою пики, похожие на рогатины, с которыми ходят на медведей. Простой воин не носит других доспехов, кроме своей обычной одежды, т.е. черной бараньей шкуры, надеваемой днем шерстью вверх, а ночью шерстью вниз, и такой же шапки. Но мурзы, или дворяне, подражают туркам и в одежде и в вооружении. Когда войску случается переходить через реку, они ставят вместе трех или четырех лошадей и к хвостам их привязывают длинные бревна, на которые садятся, и таким образом перегоняют лошадей через реку. В рукопашном бою (когда дело доходит до общего сражения) они, как говорят, действуют лучше русских, будучи свирепы от природы, но от беспрерывной войны делаясь еще храбрее и кровожаднее, ибо не знают никаких мирных гражданских занятий.
Несмотря на то, они хитрее, нежели можно думать, судя по их варварскому быту. Делая постоянные набеги и грабя своих пограничных соседей, они очень сметливы и изобретательны на всякие хитрости для своих выгод. Это доказали они, например, в войне с Белою IV,
104
королем Венгерским, когда, сделав на него нападение с 500 000-м войском, одержали над ним блистательную победу. Убив, между прочим, королевского канцлера, Николая Чиника, они нашли у него собственную печать короля. Такой находкой воспользовались они тотчас для составления поддельных грамот от королевского имени во все города и селения, лежавшие близ того места, где происходило сражение, с предписанием, чтоб жители ни в каком случае не выступали сами и не вывозили пожитков из своих жилищ, но остались бы спокойно, ничего не опасаясь, и не предавали бы разоренное отечество в руки столь презренного и варварского неприятеля, каковы татары (придавая себе еще множество других позорных названий), ибо хотя и утратил он свои снаряды и лишился нескольких бродяг, шедших в беспорядке, однако не сомневается возвратить потерянное и одержать сверх того решительную победу, если только дикие татары осмелятся сразиться с ним в поле. С этой целью они заставили некоторых молодых людей, взятых в плен, написать грамоты на польском языке и, приложив к ним королевскую печать, отправили их во все части Венгрии, лежащие подле места сражения. Тогда венгерцы, собиравшиеся уже бежать со своим имуществом, женами и детьми, по получении известия о поражении короля, успокоившись этими подложными грамотами, остались дома и таким образом сделались добычей татар, которые напали на них внезапно всей своей массой и захватили их прежде, нежели они успели принять какие-либо меры.
При осаде города или крепости они всегда вступают в продолжительные переговоры и делают заманчивые предложения, чтобы убедить к сдаче, обещая исполнить все, что только потребуют жители, но, овладев местом, становятся вполне неприязненными и жестокими. В этом случае у них есть правило быть справедливыми только со своими. Они не любят вступать в бой, но у них есть некоторые засады, куда (показавшись однажды и сразившись слегка) они тотчас же удаляются, как будто от страха, и таким образом, если возможно, завлекают сюда неприятеля. Но русские, зная хорошо их обычаи, быва-
105
ют с ними весьма осторожны. Когда они делают набег с небольшим числом войска, то сажают на лошадей чучел в виде людей, чтоб их казалось более. Устремляясь на неприятеля, бросаются они с большим визгом и кричат все вдруг: Олла Билла, Олла Билла (Бог в помощь, Бог в помощь). Смерть до того презирают, что охотнее соглашаются умереть, нежели уступить неприятелю и, будучи разбиты, грызут оружие, если не могут уже сражаться или помочь себе.
Из этого видно, какая разница между татарином, который предается столь отчаянной храбрости, и русским или турком. Солдат русский, если он начал уже раз отступать, то все спасение свое полагает в скором бегстве, а если взят неприятелем, то не защищается и не умоляет о жизни, будучи уверен, что должен умереть. Турок же обыкновенно, как скоро потеряет надежду спастись бегством, начинает умолять о жизни, бросает оружие, протягивает обе руки и поднимает их вверх, как бы дозволяя связать себя, надеясь, что его оставят в живых, если он согласится быть рабом неприятеля.
Главную добычу, которой татары домогаются во всех войнах своих, составляет большое число пленных, особенно мальчиков и девочек, коих они продают туркам и другим соседям. С этою целью они берут с собой большие корзины, похожие на хлебные, для того, чтобы осторожно возить с собой взятых в плен детей; но если кто из них ослабеет или занеможет на дороге, то ударяют его оземь или об дерево и мертвого бросают. Рядовые не обязаны стеречь пленных и другую добычу, дабы не отвлекаться от военных занятий; но у них есть особые отряды в войске, которые определены нарочно для того, чтобы принимать и стеречь пленных и другую добычу.
Русские, смежные с ними (привыкнув к ежегодным их нападениям в летнее время), держат у себя очень мало скота, кроме свиней, которых татары не трогают и не угоняют, потому что они одной религии с турками и не употребляют в пищу свиного мяса. О Христе и Спасителе нашем у них те же понятия, какие принимают турки в своем алкоране, т.е. что Он родился от Ангела Гавриила и Девы Марии, что Он был великий пророк и будет
106
судьей вселенной в последний день. Во всех прочих предметах они сообразуются также с правилами турок, испытав силы турецкие при взятии ими у них Азова, Каффы и других городов близ Евксинского или Черного моря, которые прежде того платили дань крымским татарам. Таким образом, теперь даже в Крымские Ханы обыкновенно избирается один из дворян, назначаемых турецким государем, и этим путем турки дошли наконец до того, что крымские татары отдают им десятую часть своей добычи, приобретаемой войной с христианами.
В религиозном отношении отличаются они от турок тем, что у них есть истуканы, сделанные из шелка или другой материи наподобие человека, которых они привязывают к дверям своих походных жилищ для того, чтобы они были янусами, или сберегателями их дома. Не всякий может делать таких идолов, а только некоторые освященные женщины, заведывающие этими и другими подобными предметами. Кроме того, у них есть изображение их государя или Великого Хана, в огромном размере, которое они выставляют в походах на каждой стоянке и перед которым должен преклоняться каждый, мимо его проходящий, будь он татарин или иностранец. Они имеют большую веру в волшебство и во всякие предзнаменования, что бы им ни случалось видеть или слышать.
При вступлении в брак они не уважают ни свойства, ни кровного родства. Нельзя только жениться на матери, сестре, дочери, и хотя новобрачный берет молодую к себе в дом и живет с нею, но не признает ее своей женой до тех пор, пока не будет у них потомства. Тогда берет он у ее родственников приданое, которое заключается в лошадях, овцах, коровах и проч.; если же по прошествии известного времени она окажется бесплодной, то отправляет ее назад в ее семейство.
Первые у них лица после их царя суть некоторые князья, называемые юли мурзами или dueeu-мурзами, из коих каждый имеет в своем распоряжении отдельный отряд, известный под именем орды и состоящий из 10, 20 или 40 тысяч человек. Если царь имеет в них нужду для войны, то они обязаны явиться и привести с собой известное число своих солдат так, чтобы у каждого было по
107
крайней мере две лошади, одна для езды, другая на убой, когда дойдет очередь есть его лошадь, ибо их пищу составляет большей частью лошадиное мясо, которое они едят без хлеба и без всего другого. По этой причине, если русскому случится взять в плен татарина, то он наверное найдет у него лошадиную ногу или другую часть лошади, привязанную к седлу.
В прошедшем году, в бытность мою в Москве, приезжал сюда Кириак-Мурза, племянник теперешнего крымского царя (которого отец прежде был царем), с 300 татар и двумя женами, из которых одна была вдова, оставшаяся после его брата. Угостив его весьма хорошо по русскому обычаю, отправили к нему, на дом, по случаю его приезда, для того, чтобы приготовить ему ужин вместе с его товарищами, две очень большие и жирные лошади, изрубленные в куски и положенные в сани. Это мясо они предпочитают всякому другому, уверяя, что оно питательнее бычачьего, бараньего и проч. Но удивительно, что, хотя все они выезжают на войну на лошадях и все едят лошадиное мясо, все-таки, сверх того, каждый год приводят в Москву для обмена на другие произведения от 30 до 40 тысяч татарских лошадей, которых называют конями. Они держат также большие стада коров и черных овец более для шкуры и молока (которое возят с собой в больших бутылях), нежели для мяса, хотя изредка едят и его. Отчасти употребляют они также рис, винные ягоды и другие плоды; пьют же молоко или теплую кровь, мешая обыкновенно вместе эти оба напитка. Иногда на пути кидают лошади кровь из жилы и пьют ее теплой, пока она течет.
Городов они не строят, равно как вообще постоянных жилищ, но у них есть подвижные дома, называемые по-латыни вежами, устроенные на колесах, подобно пастушеским хатам. Эти повозки они берут с собой, когда отправляются на другое место, и туда же перегоняют скот свой. Прибыв на новую стоянку, они расставляют свои повозки рядами в большом порядке, так что между ними образуются улицы, и все он вместе имеют вид большого города. Таким образом жизни довольствуется и сам царь, у которого нет никакой другой столицы во всем царстве,
108
кроме Агоры, или деревянного города, который перевозят за ним всюду. Что касается до постоянных и прочных зданий, какие строят в других государствах, то, по мнению их, они вредны для здоровья и неудобны.
Переселение на новые места, вместе с домами и скотом, начинается у них весной, по направлению от южных стран их владений к северным. Таким образом, подвигаясь все вперед до тех пор, пока не истравят всех лугов, до самой отдаленной границы своей земли на севере, возвращаются они после того опять тем же путем на юг (где и зимуют), останавливаясь на каждых десяти или двенадцати милях, ибо между тем трава уже подрастет и становится удобной для пищи скота на возвратном пути. От пределов Шелкалы по направлению к Каспийскому морю до русской границы страна их весьма удобна, особенно на юге и юго-востоке, но лежит без пользы, не будучи обработана.
Они вовсе не употребляют денег и потому предпочитают медь и сталь всем другим металлам, особенно сталь булатную, из которой делают сабли, ножи и другие нужные вещи. Что касается до золота и серебра, то они нарочно не пускают их в обращение (так точно, как вовсе не обрабатывают земли), чтобы тем свободнее предаваться своей кочевой жизни и не подвергать страну свою набегам. Этим они много выигрывают перед всеми своими соседями, на которых всегда нападают, между тем как сами постоянно свободны от их набегов. Из тех же, кто вторгался в их владения (как, например, в древности Кир и Дарий Гистасп, с восточной и юго-восточной стороны), никто не имел успеха, как видно из истории того времени, потому что, в случае нападения на них какого-либо неприятеля, они обыкновенно заманивают его, показывая вид, что бегут и уклоняются от него (как бы от страху) до тех пор, пока не завлекут его довольно далеко в свои внутренние владения, и когда окажется у него недостаток в жизненных припасах и других потребностях (что непременно должно случиться там, где ничего нельзя достать), преграждают ему все пути и запирают его своими толпами. Этой хитростью (как видно из истории Турецкого государства Лаоника Халкакон-
109
диласа) они едва не захватили огромные полчища Тамерлана, который мог спастись только самым скорым бегством к реке Танаис, или Дон, потеряв, однако, множество людей и военных снарядов.
В истории, написанной Пахимером Греком (об императорах Константинопольских, от начала царствования Михаила Палеолога до времен Андроника Старшего), встречается, как помнится мне, известие об одном Нагае, полководце татарском, служившем царю восточных татар, по имени Казану (от которого город и царство Казань, вероятно, заимствовали свое название), что он не принял жемчуга и драгоценных камней, присланных ему в дар Михаилом Палеологом, спрашивая, на что они годны и могут ли предостерегать от болезней, смерти или других бедствий в жизни или нет. Из этого можно заключить, что они всегда и прежде ценили предметы только по мере их употребления и пользы для известного назначения.
Что касается до их наружности и телосложения, то у них лица широкие и плоские, притом желтые от загара и смуглые, взгляд свирепый и страшный; над верхней губой и на подбородке несколько редких волос; стан легкий и стройный, а ноги короткие, как бы нарочно созданные для верховой езды, к которой они привыкают с малолетства, выходя редко пешком по каким-либо делам. Говорят они скоро и громким голосом, как бы выходящим из какой-нибудь пустоты; когда же поют, то можно подумать, что ревет корова или воет большая цепная собака. Главное занятие их состоит в стрельбе, к которой они приучают детей с малолетства, не давая им есть до тех пор, пока не попадут в цель, намеченную на каком-нибудь обрубке. Это тот же самый народ, который греки и римляне называли иногда скифами номадами, или скифскими пастухами.
Некоторые полагают, что турки происходят от крымских татар, и это мнение принимает также греческий историк Лаоник Халкакондилас в первой книге своей истории Турецкого государства, утверждая его на разных, весьма вероятных, предположениях. Сюда принадлежит, во-первых, само название, ибо слово турок зна-
110
чит пастух, или человек, ведущий кочевую и дикую жизнь. Так действительно и называли всегда скифских татар, между тем как греки именовали их скифские пастухи. Второе, принимаемое им основание то, что турки (в его время), жившие в Малой Азии, именно в Лидии, Карий, Фригии и Каппадокии, говорили тем же языком, каким говорили татары, обитавшие между рекой Танаисом, или Доном, и Сарматией, которые (как очень хорошо известно) суть самые эти татары, называемые крымскими. Даже теперь народный язык турецкий не много отличается от языка татарского. Третье доказательство то, что турки и крымские татары весьма близки между собой как по вере, так и по промыслам и никогда не нападают друг на друга, кроме того, что турки (со времен Лаоника) завладели некоторыми городами по берегам Евксинского моря, которые прежде принадлежали крымским татарам. Четвертое основание то, что Ортогул, сын Огузальпа и отец Отомана (первого, носившего это имя всей турецкой нации), вышел из означенных стран в Азии и, покоряя соседей, дошел до окрестностей горы Тавра, где победил живших там греков и таким образом распространил имя и владения турок, проникнув до Евбеи, Аттики и других областей Греции. Таково мнение Лаоника, жившего среди турок во времена турецкого государя Амурата VI, около 1400 года, когда предание о происхождении их было еще свежо, почему и мог он вернее попасть на истину.
Есть еще разные другие татары, обитающие на границе России, как то: ногайцы, черемисы, мордва, черкесы и щелкалы, которые отличаются от крымских татар более названием, нежели управлением или чем-либо другим. Исключение составляют одни черкесы, примыкающие к юго-западной границе со стороны Литвы, которые гораздо образованнее прочих татар, собой весьма красивы и благородны в обращении, следуя в этом обычаям польским. Некоторые из них подчинились королям польским и исповедуют христианскую веру. Нагайцы живут к востоку и почитаются лучшими воинами изо всех татар, но еще более других дики и свирепы. Черемисские татары, обитающие между русскими и нагайцами, разделяются на луговых (т.е. живущих в долинах)
111
и нагорных, или жителей гористых мест. Последние очень много беспокоили русских царей, которые по этой причине остаются теперь довольными тем, что могут покупать у них мир, платя их мурзам или дивей-мурзам, т.е. начальникам их племен, ежегодную дань русскими произведениями, за что они со своей стороны обязаны служить царю в предпринимаемых им войнах на некоторых известных условиях. Говорят, что они справедливы и честны в своих поступках и потому ненавидят русских, коих почитают вообще лукавыми и несправедливыми. На этом основании простой народ неохотно хранит с ними договоры, но мурзы, или князья, за получаемую с них дань, удерживают его от нарушения условий.
Самыми грубыми и дикими почитаются татары мордовские, которые как своими обычаями, так и странным образом жизни отличаются от всех прочих. Что касается до их религии, то хотя они признают единого Бога, но поклоняются, как Богу, каждому живому существу, которое прежде всего встретят утром, и клянутся им в продолжение целого дня, что бы то ни было: лошадь, собака, кошка или другое какое животное. Если у кого из них умрет его приятель, то он убивает своего лучшего коня и, содрав с него шкуру, несет ее на длинном шесте, впереди покойника, на кладбище. Это они делают (как сказывают русские) для того, чтобы у приятеля был добрый конь, на котором бы он мог доехать на небо, но вероятнее в знак любви, которую оставшийся в живых питает к своему умершему другу, желая, чтобы вместе с ним умерло и самое дорогое для него животное.
Близ царства Астраханского, составляющего самую отдаленную часть русских владений на юго-востоке, лежит область Щелкалы и Мидия, куда ездят русские купцы добывать шелк-сырец, сафьян, кожи и другие произведения. Главные города в Мидии, где русские производят торговлю, суть: Дербент (построенный, по словам тамошних жителей, Александром Великим) и Шамаха, где находится складочное место шелка-сырца. В здешнем краю, чтобы оживить шелковых червей (которые лежат мертвыми целую зиму), их кладут весной на солнце и (дабы еще более ускорить их оживление и заставить их скорее приняться за работу) собирают в меш-
112
ки, которые вешают детям под мышки. Что касается до червя, называемого chrinisin (или по-нашему chrymson), который дает цветной шелк, то он родится не в Мидии, а в Ассирии. На основании последней грамоты, данной царем в мою бытность, торговля с Дербентом и Шамахой, для вывоза отсюда шелка-сырца и других произведений этого края, равно как с Персией и Бухарией, вниз по реке Волге и через Каспийское море, дозволена как английским, так и русским купцам. Такое дозволение царь почитает за особенную с его стороны милость, и действительно, оно могло бы доставить много выгоды нашим английским купцам, если бы только вести торговлю надлежащим образом и правильно.
Все татары вообще не имеют совершенно никакого образования. Письменных законов у них также нет, а заменяются они некоторыми правилами общественной жизни, переходящими по преданию и общими всем ордам. Правила эти такого рода. Во-первых, повиноваться своему царю и другим властям во всем, что бы они ни повелели относительно общественной службы. Во-вторых, за исключением зависимости для общественной пользы, каждый человек свободен и не обязан ни к какому отчету. Третье: ни один частный человек не может владеть каким-либо участком земли, но вся страна в своей целости есть достояние общее. Четвертое: презирать всякую лакомую пищу и разнообразие в яствах и довольствоваться тем, что прежде попадается под руку, дабы более окрепнуть и быть всегда готовым к исправлению своих обязанностей. Пятое: носить простое платье и чинить его, когда оно худо, все равно, необходимо ли то, или нет, для того, чтобы не было стыдно, если нужда заставит носить кафтан с заплатами. Шестое: брать или красть у чужеземца все, что только можно взять, так как они считают себя врагами всех, кто не захочет покориться их власти. Седьмое: в отношении к своей орде и своему народу быть верным в слове и деле. Восьмое: не впускать иностранцев в государство; если же кто из них переступит за границу, то делается рабом первого, взявшего его в плен, за исключением купцов и других лиц, имеющих при себе татарский ярлык или паспорт.
Самые значительные и могущественные из них суть татары крымские (называемые некоторыми Великим Ханом), которые живут на юге и юго-востоке от России и наиболее тревожат ее частыми набегами, обыкновенно, однажды в год, проникая иногда очень далеко во внутренние ее области. В 1571 году они дошли до Москвы с 200 000-ным войском, без всякого боя или сопротивления, оттого, что тогдашний русский царь (Иван Васильевич), выступивший против них со своей армией, сбился с дороги, но, как полагают, с намерением, не смея вступить в битву, потому что сомневался в своем дворянстве и военачальниках, будто бы замышлявших выдать его татарам.
Сам город неприятель не взял, но зажег его предместья, которые (состоя из деревянного строения, без камня, кирпича или глины, за исключением немногих наружных покоев) сгорели с такой быстротой и огонь так далеко распространился, что в четыре часа не стало боль-
102
шей части города, имеющего до 30 миль или более в окружности. Зрелище было ужасное: при сильном и страшном огне, объявшем весь город, люди горели и в домах, и на улицах; но еще более погибло из тех, которые хотели пройти в самые дальние от неприятеля ворота, где, собравшись отовсюду в огромную толпу и перебивая друг у друга дорогу, так стеснились в воротах и прилежащих к ним улицах, что в три ряда шли по головам один другого, и верхние давили тех, которые были под ними. Таким образом, в одно и то же время от огня и давки погибло (как сказывают) 800 000 человек или более.
Запалив город и насладившись зрелищем яркого пламени, Крымский Хан возвратился домой со своим войском и прислал (как мне говорили) русскому царю нож, чтобы он зарезал себя после такой потери и в таком отчаянии, не смея уже ни встретить неприятеля в поле, ни положиться на своих друзей и подданных. Главный повод к беспрерывной вражде русских с крымцами составляют некоторые пограничные земли, на которые имеют притязание татары, между тем как ими владеют русские. Татары утверждают, что, кроме Астрахани и Казани (древнего владения восточных татар), вся страна от их границ на север и запад до города Москвы, не выключая и самой Москвы, принадлежит им. Такое показание кажется справедливым, судя по словам самих русских, которые рассказывают об особенном обряде, который русский царь должен был повторять каждый год в знак своего подданства Великому Хану Крымскому и который заключался в том, что русский царь, стоя подле ханской лошади (на которой тот сидел), должен был кормить ее овсом из собственной шапки, что происходило в самом Кремле Московском. Этот обряд (как они говорят) продолжался до времен Василия, деда нынешнего царя, который, взяв верх над крымским царем, благодаря хитрости одного из своих дворян (Ивана Дмитриевича Вельского), принял охотно следующий выкуп, именно: означенный обряд заменил определенной данью мехами, от которой также впоследствии отказался отец нынешнего царя. На этом основании они продолжают вражду: русские защищают свою страну и зем-
103
ли, ими приобретенные, а крымские татары делают на них набеги один или два раза в год, иногда около Троицына дня, но чаще во время жатвы. Когда идет войной сам Великий или Крымский Хан, то ведет он с собой огромную армию в 100 000 или 200 000 человек. В противном случае, они делают кратковременные и внезапные набеги с меньшим числом войска, кружась около границы, подобно тому, как летают дикие гуси, захватывая по дороге все и стремясь туда, где видят добычу.
Обыкновенный их способ вести войну (так как они весьма многочисленны) заключается в том, что они разделяются на несколько отрядов и, стараясь привлечь русских к одному или двум местам на границе, сами нападают на какое-либо другое место, оставленное без защиты. Они сражаются и распределяют свои силы подобно русским (о чем было говорено выше), с той только разницей, что все выезжают на конях и не имеют при себе ничего, кроме лука, колчана со стрелами и кривой сабли на манер турецкой. Они отличные наездники и так же хорошо стреляют назад, как и вперед. Некоторые, кроме другого оружия, берут с собою пики, похожие на рогатины, с которыми ходят на медведей. Простой воин не носит других доспехов, кроме своей обычной одежды, т.е. черной бараньей шкуры, надеваемой днем шерстью вверх, а ночью шерстью вниз, и такой же шапки. Но мурзы, или дворяне, подражают туркам и в одежде и в вооружении. Когда войску случается переходить через реку, они ставят вместе трех или четырех лошадей и к хвостам их привязывают длинные бревна, на которые садятся, и таким образом перегоняют лошадей через реку. В рукопашном бою (когда дело доходит до общего сражения) они, как говорят, действуют лучше русских, будучи свирепы от природы, но от беспрерывной войны делаясь еще храбрее и кровожаднее, ибо не знают никаких мирных гражданских занятий.
Несмотря на то, они хитрее, нежели можно думать, судя по их варварскому быту. Делая постоянные набеги и грабя своих пограничных соседей, они очень сметливы и изобретательны на всякие хитрости для своих выгод. Это доказали они, например, в войне с Белою IV,
104
королем Венгерским, когда, сделав на него нападение с 500 000-м войском, одержали над ним блистательную победу. Убив, между прочим, королевского канцлера, Николая Чиника, они нашли у него собственную печать короля. Такой находкой воспользовались они тотчас для составления поддельных грамот от королевского имени во все города и селения, лежавшие близ того места, где происходило сражение, с предписанием, чтоб жители ни в каком случае не выступали сами и не вывозили пожитков из своих жилищ, но остались бы спокойно, ничего не опасаясь, и не предавали бы разоренное отечество в руки столь презренного и варварского неприятеля, каковы татары (придавая себе еще множество других позорных названий), ибо хотя и утратил он свои снаряды и лишился нескольких бродяг, шедших в беспорядке, однако не сомневается возвратить потерянное и одержать сверх того решительную победу, если только дикие татары осмелятся сразиться с ним в поле. С этой целью они заставили некоторых молодых людей, взятых в плен, написать грамоты на польском языке и, приложив к ним королевскую печать, отправили их во все части Венгрии, лежащие подле места сражения. Тогда венгерцы, собиравшиеся уже бежать со своим имуществом, женами и детьми, по получении известия о поражении короля, успокоившись этими подложными грамотами, остались дома и таким образом сделались добычей татар, которые напали на них внезапно всей своей массой и захватили их прежде, нежели они успели принять какие-либо меры.
При осаде города или крепости они всегда вступают в продолжительные переговоры и делают заманчивые предложения, чтобы убедить к сдаче, обещая исполнить все, что только потребуют жители, но, овладев местом, становятся вполне неприязненными и жестокими. В этом случае у них есть правило быть справедливыми только со своими. Они не любят вступать в бой, но у них есть некоторые засады, куда (показавшись однажды и сразившись слегка) они тотчас же удаляются, как будто от страха, и таким образом, если возможно, завлекают сюда неприятеля. Но русские, зная хорошо их обычаи, быва-
105
ют с ними весьма осторожны. Когда они делают набег с небольшим числом войска, то сажают на лошадей чучел в виде людей, чтоб их казалось более. Устремляясь на неприятеля, бросаются они с большим визгом и кричат все вдруг: Олла Билла, Олла Билла (Бог в помощь, Бог в помощь). Смерть до того презирают, что охотнее соглашаются умереть, нежели уступить неприятелю и, будучи разбиты, грызут оружие, если не могут уже сражаться или помочь себе.
Из этого видно, какая разница между татарином, который предается столь отчаянной храбрости, и русским или турком. Солдат русский, если он начал уже раз отступать, то все спасение свое полагает в скором бегстве, а если взят неприятелем, то не защищается и не умоляет о жизни, будучи уверен, что должен умереть. Турок же обыкновенно, как скоро потеряет надежду спастись бегством, начинает умолять о жизни, бросает оружие, протягивает обе руки и поднимает их вверх, как бы дозволяя связать себя, надеясь, что его оставят в живых, если он согласится быть рабом неприятеля.
Главную добычу, которой татары домогаются во всех войнах своих, составляет большое число пленных, особенно мальчиков и девочек, коих они продают туркам и другим соседям. С этою целью они берут с собой большие корзины, похожие на хлебные, для того, чтобы осторожно возить с собой взятых в плен детей; но если кто из них ослабеет или занеможет на дороге, то ударяют его оземь или об дерево и мертвого бросают. Рядовые не обязаны стеречь пленных и другую добычу, дабы не отвлекаться от военных занятий; но у них есть особые отряды в войске, которые определены нарочно для того, чтобы принимать и стеречь пленных и другую добычу.
Русские, смежные с ними (привыкнув к ежегодным их нападениям в летнее время), держат у себя очень мало скота, кроме свиней, которых татары не трогают и не угоняют, потому что они одной религии с турками и не употребляют в пищу свиного мяса. О Христе и Спасителе нашем у них те же понятия, какие принимают турки в своем алкоране, т.е. что Он родился от Ангела Гавриила и Девы Марии, что Он был великий пророк и будет
106
судьей вселенной в последний день. Во всех прочих предметах они сообразуются также с правилами турок, испытав силы турецкие при взятии ими у них Азова, Каффы и других городов близ Евксинского или Черного моря, которые прежде того платили дань крымским татарам. Таким образом, теперь даже в Крымские Ханы обыкновенно избирается один из дворян, назначаемых турецким государем, и этим путем турки дошли наконец до того, что крымские татары отдают им десятую часть своей добычи, приобретаемой войной с христианами.
В религиозном отношении отличаются они от турок тем, что у них есть истуканы, сделанные из шелка или другой материи наподобие человека, которых они привязывают к дверям своих походных жилищ для того, чтобы они были янусами, или сберегателями их дома. Не всякий может делать таких идолов, а только некоторые освященные женщины, заведывающие этими и другими подобными предметами. Кроме того, у них есть изображение их государя или Великого Хана, в огромном размере, которое они выставляют в походах на каждой стоянке и перед которым должен преклоняться каждый, мимо его проходящий, будь он татарин или иностранец. Они имеют большую веру в волшебство и во всякие предзнаменования, что бы им ни случалось видеть или слышать.
При вступлении в брак они не уважают ни свойства, ни кровного родства. Нельзя только жениться на матери, сестре, дочери, и хотя новобрачный берет молодую к себе в дом и живет с нею, но не признает ее своей женой до тех пор, пока не будет у них потомства. Тогда берет он у ее родственников приданое, которое заключается в лошадях, овцах, коровах и проч.; если же по прошествии известного времени она окажется бесплодной, то отправляет ее назад в ее семейство.
Первые у них лица после их царя суть некоторые князья, называемые юли мурзами или dueeu-мурзами, из коих каждый имеет в своем распоряжении отдельный отряд, известный под именем орды и состоящий из 10, 20 или 40 тысяч человек. Если царь имеет в них нужду для войны, то они обязаны явиться и привести с собой известное число своих солдат так, чтобы у каждого было по
107
крайней мере две лошади, одна для езды, другая на убой, когда дойдет очередь есть его лошадь, ибо их пищу составляет большей частью лошадиное мясо, которое они едят без хлеба и без всего другого. По этой причине, если русскому случится взять в плен татарина, то он наверное найдет у него лошадиную ногу или другую часть лошади, привязанную к седлу.
В прошедшем году, в бытность мою в Москве, приезжал сюда Кириак-Мурза, племянник теперешнего крымского царя (которого отец прежде был царем), с 300 татар и двумя женами, из которых одна была вдова, оставшаяся после его брата. Угостив его весьма хорошо по русскому обычаю, отправили к нему, на дом, по случаю его приезда, для того, чтобы приготовить ему ужин вместе с его товарищами, две очень большие и жирные лошади, изрубленные в куски и положенные в сани. Это мясо они предпочитают всякому другому, уверяя, что оно питательнее бычачьего, бараньего и проч. Но удивительно, что, хотя все они выезжают на войну на лошадях и все едят лошадиное мясо, все-таки, сверх того, каждый год приводят в Москву для обмена на другие произведения от 30 до 40 тысяч татарских лошадей, которых называют конями. Они держат также большие стада коров и черных овец более для шкуры и молока (которое возят с собой в больших бутылях), нежели для мяса, хотя изредка едят и его. Отчасти употребляют они также рис, винные ягоды и другие плоды; пьют же молоко или теплую кровь, мешая обыкновенно вместе эти оба напитка. Иногда на пути кидают лошади кровь из жилы и пьют ее теплой, пока она течет.
Городов они не строят, равно как вообще постоянных жилищ, но у них есть подвижные дома, называемые по-латыни вежами, устроенные на колесах, подобно пастушеским хатам. Эти повозки они берут с собой, когда отправляются на другое место, и туда же перегоняют скот свой. Прибыв на новую стоянку, они расставляют свои повозки рядами в большом порядке, так что между ними образуются улицы, и все он вместе имеют вид большого города. Таким образом жизни довольствуется и сам царь, у которого нет никакой другой столицы во всем царстве,
108
кроме Агоры, или деревянного города, который перевозят за ним всюду. Что касается до постоянных и прочных зданий, какие строят в других государствах, то, по мнению их, они вредны для здоровья и неудобны.
Переселение на новые места, вместе с домами и скотом, начинается у них весной, по направлению от южных стран их владений к северным. Таким образом, подвигаясь все вперед до тех пор, пока не истравят всех лугов, до самой отдаленной границы своей земли на севере, возвращаются они после того опять тем же путем на юг (где и зимуют), останавливаясь на каждых десяти или двенадцати милях, ибо между тем трава уже подрастет и становится удобной для пищи скота на возвратном пути. От пределов Шелкалы по направлению к Каспийскому морю до русской границы страна их весьма удобна, особенно на юге и юго-востоке, но лежит без пользы, не будучи обработана.
Они вовсе не употребляют денег и потому предпочитают медь и сталь всем другим металлам, особенно сталь булатную, из которой делают сабли, ножи и другие нужные вещи. Что касается до золота и серебра, то они нарочно не пускают их в обращение (так точно, как вовсе не обрабатывают земли), чтобы тем свободнее предаваться своей кочевой жизни и не подвергать страну свою набегам. Этим они много выигрывают перед всеми своими соседями, на которых всегда нападают, между тем как сами постоянно свободны от их набегов. Из тех же, кто вторгался в их владения (как, например, в древности Кир и Дарий Гистасп, с восточной и юго-восточной стороны), никто не имел успеха, как видно из истории того времени, потому что, в случае нападения на них какого-либо неприятеля, они обыкновенно заманивают его, показывая вид, что бегут и уклоняются от него (как бы от страху) до тех пор, пока не завлекут его довольно далеко в свои внутренние владения, и когда окажется у него недостаток в жизненных припасах и других потребностях (что непременно должно случиться там, где ничего нельзя достать), преграждают ему все пути и запирают его своими толпами. Этой хитростью (как видно из истории Турецкого государства Лаоника Халкакон-
109
диласа) они едва не захватили огромные полчища Тамерлана, который мог спастись только самым скорым бегством к реке Танаис, или Дон, потеряв, однако, множество людей и военных снарядов.
В истории, написанной Пахимером Греком (об императорах Константинопольских, от начала царствования Михаила Палеолога до времен Андроника Старшего), встречается, как помнится мне, известие об одном Нагае, полководце татарском, служившем царю восточных татар, по имени Казану (от которого город и царство Казань, вероятно, заимствовали свое название), что он не принял жемчуга и драгоценных камней, присланных ему в дар Михаилом Палеологом, спрашивая, на что они годны и могут ли предостерегать от болезней, смерти или других бедствий в жизни или нет. Из этого можно заключить, что они всегда и прежде ценили предметы только по мере их употребления и пользы для известного назначения.
Что касается до их наружности и телосложения, то у них лица широкие и плоские, притом желтые от загара и смуглые, взгляд свирепый и страшный; над верхней губой и на подбородке несколько редких волос; стан легкий и стройный, а ноги короткие, как бы нарочно созданные для верховой езды, к которой они привыкают с малолетства, выходя редко пешком по каким-либо делам. Говорят они скоро и громким голосом, как бы выходящим из какой-нибудь пустоты; когда же поют, то можно подумать, что ревет корова или воет большая цепная собака. Главное занятие их состоит в стрельбе, к которой они приучают детей с малолетства, не давая им есть до тех пор, пока не попадут в цель, намеченную на каком-нибудь обрубке. Это тот же самый народ, который греки и римляне называли иногда скифами номадами, или скифскими пастухами.
Некоторые полагают, что турки происходят от крымских татар, и это мнение принимает также греческий историк Лаоник Халкакондилас в первой книге своей истории Турецкого государства, утверждая его на разных, весьма вероятных, предположениях. Сюда принадлежит, во-первых, само название, ибо слово турок зна-
110
чит пастух, или человек, ведущий кочевую и дикую жизнь. Так действительно и называли всегда скифских татар, между тем как греки именовали их скифские пастухи. Второе, принимаемое им основание то, что турки (в его время), жившие в Малой Азии, именно в Лидии, Карий, Фригии и Каппадокии, говорили тем же языком, каким говорили татары, обитавшие между рекой Танаисом, или Доном, и Сарматией, которые (как очень хорошо известно) суть самые эти татары, называемые крымскими. Даже теперь народный язык турецкий не много отличается от языка татарского. Третье доказательство то, что турки и крымские татары весьма близки между собой как по вере, так и по промыслам и никогда не нападают друг на друга, кроме того, что турки (со времен Лаоника) завладели некоторыми городами по берегам Евксинского моря, которые прежде принадлежали крымским татарам. Четвертое основание то, что Ортогул, сын Огузальпа и отец Отомана (первого, носившего это имя всей турецкой нации), вышел из означенных стран в Азии и, покоряя соседей, дошел до окрестностей горы Тавра, где победил живших там греков и таким образом распространил имя и владения турок, проникнув до Евбеи, Аттики и других областей Греции. Таково мнение Лаоника, жившего среди турок во времена турецкого государя Амурата VI, около 1400 года, когда предание о происхождении их было еще свежо, почему и мог он вернее попасть на истину.
Есть еще разные другие татары, обитающие на границе России, как то: ногайцы, черемисы, мордва, черкесы и щелкалы, которые отличаются от крымских татар более названием, нежели управлением или чем-либо другим. Исключение составляют одни черкесы, примыкающие к юго-западной границе со стороны Литвы, которые гораздо образованнее прочих татар, собой весьма красивы и благородны в обращении, следуя в этом обычаям польским. Некоторые из них подчинились королям польским и исповедуют христианскую веру. Нагайцы живут к востоку и почитаются лучшими воинами изо всех татар, но еще более других дики и свирепы. Черемисские татары, обитающие между русскими и нагайцами, разделяются на луговых (т.е. живущих в долинах)
111
и нагорных, или жителей гористых мест. Последние очень много беспокоили русских царей, которые по этой причине остаются теперь довольными тем, что могут покупать у них мир, платя их мурзам или дивей-мурзам, т.е. начальникам их племен, ежегодную дань русскими произведениями, за что они со своей стороны обязаны служить царю в предпринимаемых им войнах на некоторых известных условиях. Говорят, что они справедливы и честны в своих поступках и потому ненавидят русских, коих почитают вообще лукавыми и несправедливыми. На этом основании простой народ неохотно хранит с ними договоры, но мурзы, или князья, за получаемую с них дань, удерживают его от нарушения условий.
Самыми грубыми и дикими почитаются татары мордовские, которые как своими обычаями, так и странным образом жизни отличаются от всех прочих. Что касается до их религии, то хотя они признают единого Бога, но поклоняются, как Богу, каждому живому существу, которое прежде всего встретят утром, и клянутся им в продолжение целого дня, что бы то ни было: лошадь, собака, кошка или другое какое животное. Если у кого из них умрет его приятель, то он убивает своего лучшего коня и, содрав с него шкуру, несет ее на длинном шесте, впереди покойника, на кладбище. Это они делают (как сказывают русские) для того, чтобы у приятеля был добрый конь, на котором бы он мог доехать на небо, но вероятнее в знак любви, которую оставшийся в живых питает к своему умершему другу, желая, чтобы вместе с ним умерло и самое дорогое для него животное.
Близ царства Астраханского, составляющего самую отдаленную часть русских владений на юго-востоке, лежит область Щелкалы и Мидия, куда ездят русские купцы добывать шелк-сырец, сафьян, кожи и другие произведения. Главные города в Мидии, где русские производят торговлю, суть: Дербент (построенный, по словам тамошних жителей, Александром Великим) и Шамаха, где находится складочное место шелка-сырца. В здешнем краю, чтобы оживить шелковых червей (которые лежат мертвыми целую зиму), их кладут весной на солнце и (дабы еще более ускорить их оживление и заставить их скорее приняться за работу) собирают в меш-
112
ки, которые вешают детям под мышки. Что касается до червя, называемого chrinisin (или по-нашему chrymson), который дает цветной шелк, то он родится не в Мидии, а в Ассирии. На основании последней грамоты, данной царем в мою бытность, торговля с Дербентом и Шамахой, для вывоза отсюда шелка-сырца и других произведений этого края, равно как с Персией и Бухарией, вниз по реке Волге и через Каспийское море, дозволена как английским, так и русским купцам. Такое дозволение царь почитает за особенную с его стороны милость, и действительно, оно могло бы доставить много выгоды нашим английским купцам, если бы только вести торговлю надлежащим образом и правильно.
Все татары вообще не имеют совершенно никакого образования. Письменных законов у них также нет, а заменяются они некоторыми правилами общественной жизни, переходящими по преданию и общими всем ордам. Правила эти такого рода. Во-первых, повиноваться своему царю и другим властям во всем, что бы они ни повелели относительно общественной службы. Во-вторых, за исключением зависимости для общественной пользы, каждый человек свободен и не обязан ни к какому отчету. Третье: ни один частный человек не может владеть каким-либо участком земли, но вся страна в своей целости есть достояние общее. Четвертое: презирать всякую лакомую пищу и разнообразие в яствах и довольствоваться тем, что прежде попадается под руку, дабы более окрепнуть и быть всегда готовым к исправлению своих обязанностей. Пятое: носить простое платье и чинить его, когда оно худо, все равно, необходимо ли то, или нет, для того, чтобы не было стыдно, если нужда заставит носить кафтан с заплатами. Шестое: брать или красть у чужеземца все, что только можно взять, так как они считают себя врагами всех, кто не захочет покориться их власти. Седьмое: в отношении к своей орде и своему народу быть верным в слове и деле. Восьмое: не впускать иностранцев в государство; если же кто из них переступит за границу, то делается рабом первого, взявшего его в плен, за исключением купцов и других лиц, имеющих при себе татарский ярлык или паспорт.