Сообщество Империал: Жил-был мальчик. Сам виноват. Часть 3 - AARы The Elder Scrolls - The Elder Scrolls - Библиотека Статей - Сообщество Империал

Город полон воспоминаний... © Румарин

Глава 1

Трое всадников – молодой имперец, широкоплечий каджит и улыбчивый альтмер – спешились у рифтенских стен. У ворот возникла небольшая заминка в виде излишне жадного стражника, пожелавшего собрать с гостей небольшую пошлину в пользу голодающих защитников города. Однако имперец что-то шепнул охраннику и сунул ему под нос какую-то бумагу, после чего тот с явным неудовольствием отсчитал сотню монет и все же впустил прибывших. Город встретил их потрепанными флагами, скрипучими деревянными мостиками, выкриками торговцев с рыночной площади, резким запахом рыбы, приносимым ветром со стороны порта, и роскошной позолотой листьев на растущих тут и там осинах.

Флавио с удовольствием вдохнул полузабытые запахи и, улыбаясь во весь рот, провозгласил:

– Добро пожаловать в Рифтен! Когда-нибудь он войдет в летописи как место рождения спасителя Тамриэля, так что вы стоите у истоков истории, друзья!

– Так ты бы сначала спас Тамриэль, а потом уже хвастался, – посоветовал эльф, – а то сейчас тебя даже охрана на воротах не узнает. Кстати, что такого ты наплел этому вымогателю, что он нам еще и приплатил?

– А, да ничего особенного, – ответил имперец. – Сказал, что я тан Вайтрана и прибыл к ярлу Лайле по поручению ярла Балгруфа. Ну и намекнул, что неплохо было бы поделиться, если он не хочет, чтобы Лайла узнала о его маленьком выгодном предприятии. Как видишь, у титула все же есть преимущества.

– Умно! – хохотнул Румарин.

– Карджо нравится этот город, – вступил в разговор каджит. – Здесь никто не говорит, что с котами нельзя.

– Да, за что я люблю Рифтен – здесь всем на все наплевать. Конечно, есть и другая сторона монеты, вроде этого самозваного мытаря, но зато здесь царит свобода. Вы чувствуете ее запах, а?

– Еще бы! – поморщился альтмер. – Вот только он поразительно напоминает рыбную вонь. Боюсь, к завтрашнему утру мы все будем благоухать свободой так, что нас за милю можно будет учуять.

– Не занудствуй, тебе это не идет, – отмахнулся Флавио. – Ну что, предлагаю начать осмотр местных красот с «Пчелы и жала» - там подают отличный черновересковый мед!




Через час, когда солнце украсило зал таверны золотыми пятнами на полу и стенах, слегка захмелевший Флавио отодвинул свою кружку. Он больше не мог ждать: его нестерпимо тянуло пройтись по знакомым улочкам, посидеть на нагревшихся за день ступенях храма Мары, спуститься вниз, к каналу…

– Пойду прогуляюсь, – заявил он. – Вы тут ни в чем себе не отказывайте, возьмите еще меда, снимите комнату.

– Так давай мы составим тебе компанию, – мгновенно отозвался Румарин. – Я давно хотел осмотреть Рифтен!

– Завтра. А сейчас я хочу пойти один, потому что… Просто хочу.

– О, ясно. А я и не думал, что ты склонен к сентиментальности.

– И ничего я не склонен! – мгновенно нахохлился Флавио.

– Ну-ну, не ершись, – эльф успокаивающе похлопал его по руке, – в этом нет ничего странного или стыдного. Сколько ты здесь не был?

– Почти четыре года.

– Понимаю. Что ж, тогда тебя ждет одно из лучших свиданий в жизни! – Румарин внимательно посмотрел на Флавио и задумчиво продекламировал: – Город полон воспоминаний. Здесь по-прежнему бродит эхо твоих слов, твоего дыханья, торопливых шагов и смеха…

– Откуда это?

– Экспромт. Иди уже на свое свидание, а мы с Карджо пока повеселимся, как следует!


– Закипает, как котелок, а? – подмигнул Румарин каджиту после того, как Флавио вышел из таверны.

– Молодость… – хмыкнул кот, заказывая третью порцию рыбной похлебки.

Глава 2

Флавио медленно шел по старой брусчатке, распинывая опавшие листья. Первым делом он прогулялся по рынку: приценился к драгоценностям Мадези, поморщился от назойливых зазываний Грелхи, приветливо помахал рукой Балимунду, с недоумением проводившему взглядом незнакомого парня. И то правда, откуда кузнецу помнить Флавио? Он ведь не попался, когда стащил свой первый кинжал чуть ли не из-под носа у старого норда!

Обойдя рынок, имперец пробрался по заставленной бочками узкой улочке позади «Пчелы и жала», пересек канал по мостику и очутился в переулке между ночлежкой Хельги и Медовиком. О, он отлично помнил это место! Обладая должной сноровкой, на крышу Медовика можно было легко взобраться, а затем спрыгнуть на узкий балкон и покинуть город, не привлекая особого внимания. Хозяева дома были не очень рады тому, что кто-то топчется по их крыше среди ночи, и частенько выскакивали на улицу в одном исподнем, стремясь поймать нарушителя. Им так ни разу и не повезло. Интересно, они-по прежнему живут здесь?

– Город полон воспоминаний… – прошептал Флавио, глядя на свое отражение в грязном стекле Медовика. И все-таки удивительно, как этот эльф умудряется угадывать его настроение!

А воспоминания здесь действительно были на каждом шагу, они оживали, стоило только услышать звук, почувствовать запах или увидеть знакомую картинку. Имперец ухмыльнулся, проведя рукой по полустертой и уже еле заметной надписи на стене ночлежки («Хельга – шлюха»), которую он сам когда-то нацарапал здесь ножиком.

Казалось, Рифтен нисколечко не изменился. Те же дома, те же мосты, те же люди… Хотя Флавио увидел и новые лица, но большую часть встреченных горожан он знал если не по имени, то хотя бы в лицо. А кое-кто узнал и его.

– Флавио? Какими судьбами? – раздалось из-за спины.

Парень вздрогнул и обернулся. Хельга. Собственной персоной.

– А ты стал совсем не похож на того нескладного мальчика! Возмужал, похорошел, обзавелся новым украшением.

Нордка подошла ближе и провела рукой по шраму на щеке Флавио. Он слегка отшатнулся и выдавил:

– Здравствуй, Хельга.

– Здравствуй-здравствуй, вот уж не думала, что снова увижу тебя! Надолго ли в Рифтен? По делам или по зову сердца? Может, заглянешь ко мне в ночлежку, поделишься новостями? Уверяю, там все, как и раньше, – хозяйка ночлежки подмигнула ему и сложила руки под грудью, отчего ее и без того немаленький бюст приподнялся еще выше, грозя выскочить из глубокого декольте.

– Эээ… Извини, но я теперь женат, – соврал парень.

– И что с того? – рассмеялась женщина. – Многие из моих друзей женаты, кому это мешает?

– Давай в другой раз. Сейчас я очень, очень спешу.

– Ах, какой деловой! Мне нравятся деловые мужчины. Хорошо, я буду ждать тебя. Смотри, не обмани! – и, шутливо погрозив ему пальцем, нордка направилась в сторону рынка.

Дождавшись, пока она скроется из виду, Флавио вытащил кинжал и, воровато оглядываясь, обновил надпись на стене. Некоторые вещи не меняются. Это уж точно.

Обойдя ночлежку с другой стороны, он прошелся по восточному кварталу, любуясь домами зажиточных горожан. Когда-то Флавио мечтал, что будет жить в таком же огромном поместье, но до сих пор единственным домом, который он знал, оставался этот: Благородный сиротский приют. Имперец и сам не заметил, как вышел к нему. Да, это место тоже не изменилось. Неудивительно, что Авентус Аретино, подросток, встреченный им в Виндхельме, предпочел вернуться в холодный и пустой дом своей умершей матери, лишь бы не оставаться здесь. Флавио усмехнулся, вспомнив, с какой страстью и неподдельной ненавистью юный беглец просил убить Грелод Добрую, приняв его за ассасина Темного братства.

Парень смотрел на старое здание, давно требующее ремонта, на высокий забор, ограждающий внутренний двор, на покрытые ржавчиной буквы и думал об Авентусе и еще об одном мальчишке, которым когда-то был сам.

«Если где-то и бродит эхо, то именно здесь», – вновь вспомнил он стихи Румарина и толкнул тяжелую дверь.






Город - самый лучший свидетель
Твоих клятв, твоей лжи и боли. © Румарин

Глава 3

Темноволосая имперка лет двадцати пяти сидела за низким столиком неподалеку от входа и сосредоточенно заполняла какие-то бумаги.

– Извините, приют временно не отдает детей на усыновление, – заученно произнесла она, не поднимая головы.

– Привет, Констанция.

– Откуда вы меня… – девушка, наконец, взглянула на посетителя и ахнула: – Флавио?! Это и правда ты? Боги!

– Узнала, – довольно улыбнулся он.

– Конечно, узнала! – Констанция вскочила и крепко обняла парня. – Ну же, садись, расскажи, как ты теперь живешь! Грелод ушла, так что нам никто не помешает. Твоя одежда и оружие… дела идут неплохо, а? Ты стал знаменитым бардом, как пророчила матушка?

– Почти. Я на полпути к славе, – ответил Флавио, усаживаясь на второй стул напротив девушки.


– Констанция, ты играешь слишком быстро, – сказала Циния Мишель, обращаясь к симпатичной молодой девушке с лютней в руках. – Надо легче, нежнее. Это же песня о любви, а не боевой марш.

– Я стараюсь, матушка, но он мне мешает!

Светловолосый мальчик, притаившийся в коридоре и подглядывающий за уроком сквозь небольшую щель, отпрянул и попытался убежать, но Циния уже распахнула дверь и окликнула его:

– Флавио? Это снова ты? Иди сюда, не бойся. Тебе нравится, как играет моя дочь?

Мальчик осторожно приблизился и кивнул.

– Ты уже месяц наблюдаешь за нами. Может, ты тоже хотел бы научиться?

Помедлив, он снова кивнул.

– Отлично! – хлопнула в ладоши Циния. – Возможно, у Констанции дело пойдет лучше, если я будут мучать нотной грамотой не только ее одну.

– Госпожа Грелод не разрешит, – буркнул Флавио, смотря в пол.

– Сейчас ее здесь нет, а позже я побеседую с ней. Думаю, мне удастся уговорить сестру. Ну, идем же! Констанция покажет тебе, как держать инструмент и ставить пальцы на лады.

– Мама!

– Не спорь. Для тебя будет полезной практикой не только учиться, но и учить.

Скорчив недовольную рожицу, девушка сунула мальчишке лютню.

– Так, смотри, правую руку сюда, а левую вот сюда, на гриф. Да нет же, не так! Чуть выше, пальцы должны быть свободны… Вот так…

Она накрыла ладонью его руку и мягко переставила ее в правильное положение. От ее прикосновения Флавио на несколько секунд перестал дышать и покраснел до кончиков ушей. Ему показалось, что вся кровь, что была в теле, прилила к лицу, и он молился, чтобы из-за его смуглой кожи это осталось незамеченным.

– …да не зажимай ты так лютню, что ты в нее вцепился? Эй, ты вообще слышишь меня?

– Д-да, – пробормотал он, не решаясь поднять глаза.


– Ну так что же? Ты до сих пор играешь? – нетерпеливый голос Констанции вернул Флавио в настоящее.

– Ага. В «Банде бардов», может, слышала?

Имперка отрицательно покачала головой.

– Банда? Вас что, много?

– Трое.

– Трое? Вот здорово! Это так необычно! Твои друзья тоже из коллегии?

– Нет, я ведь так и не поступил в коллегию. Но ответственно заявляю, что уроки госпожи Цинии не прошли даром!


Циния выглядела очень довольной.

– У тебя отлично получается! – с жаром говорила она. – Всего полгода уроков, а какое продвижение! Констанция, тебе стоило бы поучиться у Флавио усидчивости и упорству.

Девушка, сидящая на другом конце комнаты, показала спине матери язык. А Циния продолжала:

– Тебе обязательно нужно учиться дальше. Вот мой совет, мальчик: после выпуска из приюта отправляйся в Солитьюд, в коллегию бардов. Одна из деканов, Инге – моя хорошая знакомая, и она как раз ведет уроки по классу лютни. Я напишу ей письмо о тебе, и будь уверен, она сделает из тебя настоящего музыканта!

– Спасибо, госпожа Циния, – ответил смущенный похвалой подросток, а Констанция закатила глаза.

– Но я тебя умоляю, не расставляй так широко локти! – всплеснула руками пожилая имперка. – Сколько можно говорить? Хочешь опозорить меня перед Инге? Ты же держишь ин-стру-мент, а не лохань с помоями!


– А помнишь, помнишь ее любимую фразу? Про лохань с помоями? Кстати, я до сих именно так и держу лютню. Эх, попал бы в коллегию – точно опозорил бы госпожу Цинию!

Констанция покатывалась со смеху.

– Знал бы ты, как меня это злило! – сказала она, отсмеявшись. – Я-то держала руки правильно и занималась больше, а у тебя все равно получалось лучше. Но, признаться честно, я всегда ненавидела лютню, просто не хотела расстраивать матушку. Пожалуй, мне повезло, что она наткнулась на тебя и перестала пытаться сделать из меня великую лютнистку.

– Ну… Вообще-то мне тоже не слишком нравилась музыка. Это уже потом я ее полюбил. А тогда я согласился на эти уроки только, чтобы иметь возможность быть рядом с тобой. Сидеть на одной скамье. Разбирать табулатуры по одной книжке. А ты никогда не обращала на меня внимания.

– Ох, прости, – слегка смутилась девушка. – Я, конечно, знала, что нравлюсь тебе, но ты же был совсем ребенком.

– И ничего не ребенком! Мне было целых тринадцать, когда мы начали заниматься.

Девушка рассмеялась и, перегнувшись через стол, взъерошила ему волосы.


Девушка рассмеялась и взъерошила ему волосы.

– Это очень мило с твоей стороны, Флавио, – сказала она, держа в руках потрепанный букетик, – Надеюсь, Грелод не видела? Она накажет тебя за то, что ты оборвал ее горноцветы.

– Да и пускай наказывает! – мальчишка был очень горд собой и доволен, что его подарок приняли.

– А Олаф никогда не дарит мне цветы. Я обязательно пристыжу его этим букетом.

При упоминании Олафа Флавио мгновенно помрачнел.

– Зачем ты вообще с ним встречаешься? – насупившись, спросил он. – Он тупой, как пробка, и все время воняет рыбой.

– Не говори так! – оборвала его девушка. – Олаф – хороший человек. Кстати, ты и сам воняешь рыбой. Как и многие другие. Это Рифтен.

– Нет, это потому что я работаю в порту, а Грелод экономит воду, – шмыгнул носом Флавио. – Но ему-то никто не мешает мыться. Вот только когда он заходит за тобой по вечерам, я все время жду, что у него из штанов посыплются хисткарпы!

– Ты очень злой ребенок, – сухо произнесла девушка.

– Я не ребенок! – мгновенно вспыхнул мальчишка. – Мне почти четырнадцать!

Констанция только махнула рукой и молча вышла из комнаты, оставив на столе букет из красных горноцветов.


– Кстати, как там поживает Олаф? Ты все-таки вышла за него?

– Да, вышла. Он по-прежнему работает в порту, а я, как видишь, по-прежнему помогаю в приюте. Мало что изменилось, – девушка улыбнулась. – Зато у нас теперь чудный маленький домик. Было бы здорово, если бы ты как-нибудь заглянул на ужин. Сегодня у Олафа ночная смена, но завтра или послезавтра…

– Не думаю, что это хорошая идея, – покачал головой Флавио.

– Ты что, все еще ревнуешь?

– Нет, конечно. Просто боюсь, что он до сих пор носит хисткарпов за пазухой.

– Засранец! – Констанция швырнула в него лежавшей на столе книгой, парень увернулся, и они оба снова расхохотались.


Мальчишка сидел на грязном полу, прижимая к лицу капустный лист. Под глазом у него красовался роскошный синяк, а на рассеченной губе запеклась корка крови.

– Ох, Флавио, – причитала хлопотавшая вокруг него Констанция. – Ну как ты додумался до такого? Попытаться сбежать от Одмунда!

– Старый хрыч оказался сильнее, чем я думал, – процедил подросток, с ненавистью вспоминая морщинистое лицо и жидкую бороденку местного рыбака, на которого он работал.

С каким удовольствием он выдрал бы эту поганую бороду, а затем отходил бы ублюдка его же палкой, которая совсем недавно от души прогулялась по ребрам самого Флавио!

– Но зачем?! Жизнь здесь не сахар, конечно, но ведь мы с матушкой защищаем тебя, как можем. Так почему?

– Ты собираешься замуж за своего полудурка, вот почему! – с обидой выкрикнул Флавио, наконец, подняв глаза на Констанцию.

– Так ты из-за этого?... – ахнула девушка. – Но…

Она не договорила, потому что в коридоре раздались быстрые шаги и разъяренный крик:

– Где этот гаденыш?!

Дверь распахнулась, и в комнату влетела взбешенная Грелод, которую робко пыталась удержать Циния. Флавио вскочил на ноги.

– Ну конечно, где же ему еще быть? Ну что, паршивец, свободы захотел?! И золота вдобавок? – старуха в ярости наступала на паренька, который молча смотрел на нее, сжимая кулаки.

– Грелод, перестань! – Циния схватила нордку за плечо, но та резко скинула ее руку.

– Не лезь, куда не нужно, Циния! Это мой приют. А если ты будешь учить меня, что делать, я могу и забыть, что ты моя сводная сестра! Я вышвырну тебя отсюда, и что тогда? Девчонка выскочит замуж, а что будет с тобой? Ты же больна, ты и недели не протянешь без снадобий Элгрима. А плачу за них, между прочим, я! Тем самым золотом, которое Одмунд дает мне за работу твоего любимчика и которое этот поганец, помимо всего прочего, пытался умыкнуть!

– Я знаю, Грелод, но прошу…

– Это ты виновата, Циния! Задурила мальчишке мозги своими песнями. Барды, коллегия! Ну какая коллегия?! Да по нему же тюрьма уже сейчас плачет! Боги, где была моя голова, когда я это разрешила? Но теперь все, больше никаких песен. А ты, – она ткнула пальцем в Флавио, – запомни: еще одна подобная выходка, и я переломаю тебе пальцы так, что ты больше никогда не сможешь держать лютню.

– Не переломаешь, я же тогда не смогу работать! – с вызовом ответил подросток, за что тут же получил крепкую оплеуху.



– А ты знаешь, – задумчиво произнес Флавио, – я даже благодарен Олафу. Не будь его, я бы мог так и не решиться сбежать от Одмунда.

– Но в тот раз у тебя ничего не вышло.

– Зато после этого старуха перестала продавать нас в качестве рабочей силы в порт и на медоварню.

– Это правда. Но вот после твоей второй, более удачной попытки она словно с цепи сорвалась, – Констанция подперла голову руками и нахмурилась. – Мы с матушкой сдерживали ее, но досталось тогда всем. А больше всего ее злило даже не то, что ты сбежал, а то, что она так и не смогла понять, как ты это сделал! Твой приятель Хелмар три дня просидел взаперти в кладовке, но так ничего и не рассказал.

– Да, Хелмар был парнем, что надо! Интересно, где он сейчас? Жаль, что он не пошел тогда со мной.

– Я больше никогда не видела Грелод в такой ярости. Разве что недавно, когда сбежал еще один мальчик…

– Аретино?

– Ты видел его? – встрепенулась девушка. – Где он, что с ним?

– С пацаном все в порядке, не переживай. Где бы он ни был, там ему в любом случае лучше, чем здесь. Кстати, должен признать, он хорош, – Флавио закинул руки за голову и мечтательно улыбнулся: – Но моя идея все равно была лучше!

– О чем ты?

– Аретино рассказал мне, как он сбежал. Не без выдумки, однако до меня ему далеко. Правда, мне тогда помогал Хелмар, который скрыл все следы, но придумал-то это я!

– Но ты, конечно же, ваши секреты не раскроешь?

Парень покачал головой.

– Не-а. Даже тебе.


Двое мальчишек сидели на пыльном чердаке, укрывшись за баррикадой из бочек, старых корзин и тюков ветхого тряпья. Было темно, но зажигать свечу приятели не рисковали, опасаясь, что ее свет заметит кто-нибудь, случайно проснувшийся в неурочное время. Впрочем, лунного света, проникавшего сквозь местами дырявую крышу, было достаточно, чтобы различать очертания предметов.

– Ты точно решил? – спросил рыжеволосый, светлокожий Хелмар, казавшийся слишком рослым и широкоплечим для своих лет.

– Точно. Я больше и дня здесь не останусь, – ответил Флавио, худой и смуглый, из-за чего выглядел полной противоположностью друга.

– Честно говоря, не знаю, стоит ли... Тебя же обязательно поймают! Уже забыл, как в прошлый раз Грелод засадила тебя под замок на две недели? А что она сделает сейчас, как считаешь?

– Мне все равно! – имперец дернул плечом. – Здесь меня больше ничего не держит. Ты уверен, что не пойдешь со мной?

– Прости, Флавио. Мне всего через два месяца исполнится семнадцать, и я выйду отсюда уже совершеннолетним. Смогу устроиться на настоящую работу, а не быть мальчиком на побегушках. А что будешь делать ты? Спать на улице? Просить милостыню? Воровать?

– Не знаю. Но все будет лучше этой жизни. К тому же, мне-то семнадцать стукнет только через два года. Два года, Хелмар! Да здесь это целая вечность! Нет, я ухожу сегодня. Сейчас лето, не помру.

– Ты всегда был упрямым, мелкий.

– Как и ты, дылда.

Флавио вплотную пододвинулся к глухой чердачной стене, выходившей на канал, и начал ощупывать доски. Свет сюда почти не попадал, но мальчишка и вслепую мог найти нужную. Вот она. Он подцепил край доски и, тихо зашипев от боли в пальцах, начал осторожно ее расшатывать. Через минуту тяжеленная, разбухшая от дождей деревяшка вышла из своего гнезда. Задержав дыхание, Флавио осторожно опустил широкую и длинную доску на пол. Лунные лучи, словно только того и ждавшие, сразу ворвались внутрь и нарисовали на полу четкий серебристый прямоугольник.

– До сих пор поверить не могу, что ты смог это сделать без инструментов! – возбужденно прошептал Хелмар. – Вытащить все эти гвозди…

– Я же больше не занимаюсь с госпожой Цинией, а Грелод теперь не выпускает меня даже во внутренний двор, поэтому времени было предостаточно, – хмыкнул Флавио, разглядывая свои пальцы с обломанными, сорванными до мяса ногтями. – А инструмент у меня был – ложка.

– Ну, удачи тебе, дружище, – Хелмар протянул руку, и Флавио крепко пожал ее.

Затем он выглянул наружу, осмотрелся и без особого труда протиснулся в отверстие. Встав на узенький, шириной с ладонь карниз, он перевел дыхание, молча кивнул высунувшемуся следом Хелмару и спрыгнул вниз, с головой погрузившись в теплую воду рифтенского канала.


– Флавио, ты должен мне рассказать, – продолжала убеждать Констанция. – Боги, а вдруг еще кто-то из детей сбежит? Ну же, ты ведь уже взрослый, ты понимаешь, что ребенок не может жить на улице!

– Я же выжил, – пожал плечами имперец.

– Даже не представляю, как, – вздохнула девушка.


Двое стражников заметили юного оборванца и направились прямо к нему. Они были почти уверены, что это тот самый сирота, недавно улизнувший из приюта Грелод Доброй. Мальчишка заметил их в самый последний момент, когда бежать было уже поздно. Однако он оказался чертовски проворен! Метнувшись в сторону, он подпрыгнул, уцепился руками за балку и ловко, как кошка, вскарабкался на крышу ближайшего домишки, где и засел, настороженно глядя на стражников. Те переглянулись. Лезть следом никому из них не хотелось, да и без лестницы это было бы сложновато.

– Спускайся вниз, – посоветовал один из стражей, – не то хуже будет. Ты все равно не сможешь сидеть там вечно.

– Уверен? – насмешливо ответил Флавио. – А сколько вы сможете стоять здесь?

– Сколько потребуется. Но если ты слезешь прямо сейчас, я попрошу Грелод не наказывать тебя слишком сильно.

– Я лучше сдохну на этой крыше, чем вернусь в приют!

– Ага, значит, ты все-таки тот, кого мы ищем. Давай-ка, парень, не зли меня.

– Да пошел ты, – беззлобно и даже как-то лениво произнес мальчишка, устраиваясь поудобнее.

Стражник покраснел от ярости и, приказав второму караулить беглеца, направился было за лестницей, но напарник остановил его.

– Слушай, а может ну его, этого крысеныша? Пускай идет.

Первый стражник смотрел на напарника с удивлением, а Флавио – с интересом.

– Ты в своем уме? – спросил первый. – Это приказ ярла.

– А ярл ничего и не узнает, зачем ей? Раз уж парню удалось сбежать от Грелод, он заслужил свободу. К тому же… – второй стражник что-то шепнул на ухо первому, и Флавио, как ни старался, не смог разобрать слов, зато первый кивнул, явно довольный услышанным.

– Эй ты, – окликнул Флавио второй стражник, задрав вверх голову, – можешь идти на все четыре стороны, мы ж не звери какие-то. Только смотри, не попадайся на воровстве или чем-то подобном, а не то направишься сначала в тюрьму, а оттуда – прямиком обратно к Грелод. Понял?

– В чем подвох? – недоверчиво спросил Флавио. – Ждете, что я на радостях спущусь обнять вас, и тут-то вы меня сграбастаете?

– Просто поверь, что не все люди – дерьмо, – усмехнулся второй. – И загляни как-нибудь в ночлежку к Хельге. Я поговорю с ней о тебе, попрошу дать койку и, может, какую-нибудь работу.

С этими словами стражник развернулся и пошел прочь, его напарник двинулся следом. Флавио не верил своим глазам. Вот так просто?


– Мне тогда помогли, – ответил Флавио Констанции. – Какое-то время я жил у Хельги, которую за меня попросил один из городских стражников. Конечно, я не поверил ему и решился сунуться в ночлежку только через неделю, но никто меня там не искал. Стражник не обманул. Правда, там я пробыл не очень долго, Хельга оказалась… чересчур заботливой, скажем так. Меня такая забота не радовала, и я снова вернулся на улицу, зато успел кое-чем разжиться, и стало проще. А после я и вовсе покинул Рифтен. Но знаешь, я до сих пор удивляюсь поступку того стражника. Все-таки и среди них есть человеколюбивые существа.

– Боюсь тебя разочаровать, но человеколюбие здесь не при чем, – вздохнула девушка. – Я помню тот вечер, когда к матушке заявился стражник и сказал, что знает, где тебя найти. О нет, о ночлежке он промолчал! Зато уверил, что найдет причину посадить тебя в тюрьму, если только ему не дадут отступные. Он знал о ее мягкосердечии и о том, что она никогда не допустит, чтобы сироту упекли в подземелье крепости Миствейл. Матушка тогда отдала все, что у нее было – около пятисот септимов…

– Вот сволочь! – с чувством воскликнул Флавио. – А я ведь знал, что все не так просто! Жаль, что я не помню его рожу… Ну ничего, теперь мне есть, чем расплатиться. Я все верну госпоже Цинии. Кстати, где она, в храме Мары? Раньше она всегда ходила туда в это время.

– Ох, Флавио, – мгновенно помрачнела Констанция, – ты же не знаешь... Матушка умерла три года назад. Болезнь одолела ее.

Эта новость оглушила Флавио. Он открыл было рот, но не нашелся, что сказать. Констанция протянула руку и крепко сжала его ладонь.

– Мне очень жаль, – наконец, произнес он после долгого молчания. – Я… любил ее.

– Она тебя тоже, – тихо откликнулась девушка.

– Ладно, пожалуй, мне пора, – Флавио осторожно освободил руку и рывком поднялся на ноги. – Грелод-то все еще жива, к сожалению, а встречаться с этой старой стервой мне совсем не хочется.

– Еще увидимся, – грустно улыбнулась Констанция.

– Конечно, – он поцеловал девушку в макушку и быстро вышел на улицу.

Глава 4



Госпожа Циния мертва. Вот значит как. Флавио и сам не ожидал, что это известие окажется таким тяжелым. Она была добра к нему. Пожалуй, больше ни один человек в мире не относился к нему так тепло и уж точно не был столь бескорыстен. Конечно, пожилая лютнистка не могла противостоять властной и жестокой сводной сестре, но она, как умела, старалась облегчить сиротам жизнь. И только благодаря ей последние два года, проведенные в приюте, Флавио мог бы назвать почти хорошими. И вот теперь ее нет, а он не успел даже просто сказать спасибо. Парень вытер глаза рукавом, положил на могилу Цинии Мишель два горноцвета и покинул рифтенское кладбище.

Возвращаться в таверну совершенно не хотелось, равно как и бродить по улицам, смешавшись с веселой толпой горожан, торопящихся пропустить стаканчик меда после работы. Флавио свернул в неприметный переулок и пошел вдоль городской стены, изредка касаясь рукой теплых, поросших мхом камней. Дойдя до нужного места, он вскинул голову вверх и слегка улыбнулся: да, эту старую толстую ветку, протянувшуюся до самой крыши одного из поместий, так и не спилили. Чего еще ждать от тугодумов-стражников и малахольной, ничем не интересующейся градоправительницы? На их месте Флавио давно бы выкорчевал дерево целиком, ведь более удобных и быстрых способов оказаться на крышах без лестницы здесь было немного. Ах, сколько раз он так удирал от погони, оставляя стражников недоумевать, куда подевался воришка, и не растворился ли он часом в воздухе! Флавио по привычке оглянулся и быстро взобрался на дерево. Три шага с раскинутыми в стороны руками по опасно прогнувшейся ветке, и вот он уже стоит на крыше, мгновенно очутившись в совсем другом Рифтене – свободном, открытом всем ветрам Верхнем городе, безраздельно принадлежавшем трубочистам, ворам и мальчишкам.

В этом Рифтене были свои собственные улочки, широкие площади, вымощенные черепицей, и мосты, перекинутые от крыши до крыши. Роль каменных ступеней играли веревочные лестницы и канаты с узлами, а заменой роскошным поместьям с мягкими постелями служили дощатые навесы, притулившиеся к печным трубам. По официальной версии навесы использовались, чтобы хранить пробойники и щетки для прочистки дымоходов, а лестницы – чтобы облегчить труд верхолазов, чинящих кровли. Да-да, исключительно для этого!

Флавио посмотрел вниз, и его дыхание перехватило от открывшегося вида, как и в самый первый раз. Шумный Рифтен, раскинувшийся прямо под ногами, был виден, как на ладони – от мрачной крепости Миствейл до рыбачьих лодок, стоявших у причалов. Любуясь знакомым пейзажем, парень неспешно двинулся вдоль края крыши. Верхний город не терпел суеты. Конечно, иногда приходилось побегать, но тот, кто безрассудно забывал об осторожности, рисковал совершить короткий, но головокружительный полет на каменную мостовую.

Завидев участок почти новой черепицы, еще не успевшей потемнеть от времени и заметно выделявшейся на остальном фоне, Флавио улыбнулся. Он не отказал себе в удовольствии встать на недавно замененный кусок кровли и слегка попрыгать на нем. Крепко держится. Еще бы! Флавио улегся на крышу, закинув руки за голову, и прикрыл глаза, вспоминая свою последнюю ночь в Рифтене.




Мальчишка сломя голову несся по крыше, то и дело оскальзываясь на мокрой черепице, поблескивающей в лунном свете. Дважды он чуть не упал, что могло бы окончиться весьма печально, но всякий раз у него получалось сохранить равновесие. Верхний город не терпит спешки, но выбора у Флавио не было – топот за спиной не умолкал.

Юный воришка сегодня потерпел неудачу: выбравшись из чужого дома с набитыми золотом и украшениями карманами, он наткнулся аккурат на совершавшего обход стражника. Впрочем, за несколько месяцев его жизни на улице такое случилось уже не впервые, и Флавио опрометью бросился к знакомому дереву, взлетев на крышу в считанные секунды. Вот только стражник, молодой и резвый, не потерял его из виду и полез следом.

Флавио перескочил по доске на соседнюю крышу и остановился, чтобы перевести дыхание. Он рассчитывал, что охранник не рискнет сунуться на узкий и шаткий мостик, но не тут-то было. Этот страж закона оказался на удивление ретивым! Мысленно пожелав своему преследователю провалиться в Обливион, мальчишка бросился бежать снова, надеясь затеряться в хитросплетении воздушных «переулков». Однако стражник по-прежнему дышал ему в затылок, и Флавио уже начал выбиваться из сил, когда за спиной послышался громкий треск, а следом – женский визг. Оглянувшись, он увидел, что стражник исчез, а в крыше зияет внушительная дыра. Старая кровля, легко выдержавшая вес подростка, проломилась под взрослым мужчиной в доспехах, и страж рухнул вниз – судя по доносившейся снизу ругани, прямиком в чью-то спальню. Флавио преодолел искушение заглянуть в дыру и быстрым шагом направился в сторону главных ворот.

Кажется, город перестал быть к нему благосклонен: слишком уж много в последнее время стало подобной беготни, и слишком уж часто стражники начали узнавать смуглого имперца с необычайно светлыми волосами, которые к тому же за лето сильно выгорели на солнце. Возможно, пришло время попытать счастья в другом месте. Скоро зима, и ее Флавио хотелось бы провести в более крупном и богатом городе, например, в Вайтране или даже в Солитьюде! Что ж, немного золота у него было, а эта ночь не хуже любой другой подходила, чтобы покинуть Рифтен.

Добравшись до крыши Медовика, Флавио спрыгнул с нее на выходящий к озеру балкон, спустился к дороге и, в последний раз оглянувшись на городские стены, зашагал прочь.

Глава 5

Флавио проснулся, когда уже совсем стемнело. Судя по положению лун, было около трех часов ночи – неплохо же его разморило на солнышке! Парень поднялся на ноги и потянулся, разминая затекшую от долгого лежания на жесткой поверхности спину. Глядя вниз, на город, теперь освещаемый факелами стражников, он внезапно принял решение. Он не собирался делать этого сегодня и, да что там говорить, не был уверен, что вообще ввяжется в это предприятие, но визит в приют, разговор с Констанцией и эти крыши оживили старые воспоминания и обиды. В конце концов, эта ночь не хуже прочих подходила, чтобы исполнить просьбу одного сбежавшего сироты, удивительно совпавшую с давним затаенным желанием другого приютского мальчишки, тень которого, как оказалось, до сих пор жила в этом городе.

Флавио прошел знакомым маршрутом и спрыгнул на землю позади «Пчелы и жала». Зал таверны был почти пуст, если не считать пары припозднившихся гуляк. Спросив у клевавшей носом служанки, какую комнату сняли альтмер и каджит, парень поднялся на второй этаж.

Нужную дверь он определил сразу по доносившемуся из-за нее богатырскому храпу. Да уж, звуки, издаваемые Карджо во сне, не слишком походили на нежное кошачье мурлыканье. Оставив дверь приоткрытой, Флавио разглядел походные сумки, сваленные возле одной из кроватей, и, покопавшись в них, довольно быстро нашел то, за чем пришел: зелье ночного зрения и моток крепкой веревки. Что ж, пора снова стать немного ближе к небу.

На этот раз его путь по Верхнему городу лежал в другом направлении – к Благородному сиротскому приюту. Добравшись до нужной крыши, Флавио закрепил один конец веревки на коньке, а другой обмотал вокруг пояса. Мягко отталкиваясь от выходившей на канал стены приюта, он спустился вниз метра на полтора и нащупал ногами узкий, шириной с ладонь карниз. Еще чуть ниже. Так, достаточно. Кинжалом он поддел одну из широких досок. Та достаточно легко подалась – даже удивительно! Закусив губу, Флавио расшатал доску, развернул ее на себя, аккуратно протолкнул внутрь и, стараясь не шуметь, положил на пол. Полдела сделано.

Пролезть в дыру оказалось сложнее, чем четыре года назад, но все же вполне возможно. После Флавио высунулся наружу и перерезал веревку, опасаясь, что кто-нибудь может заметить ее длинный хвост – маловероятно, но рисковать не стоило. Осторожно ступая по скрипучему полу, он двинулся к ведущему вниз люку. Зелье ночного зрения, пусть и слабенькое, давало возможность не натыкаться на предметы.

Спустившись и оказавшись в длинном общем коридоре, парень мельком отметил, что входная дверь была заложена на ночь тяжелым засовом – как и раньше. Хорошо, что он предпочел чердак. Двинувшись по коридору, он миновал кухню, кладовку, детскую и комнату, где прежде жили Циния и Констанция. А вот и спальня Грелод. Старуха всегда запиралась изнутри, но, насколько помнил Флавио, засова здесь не было, поэтому в ход пошли отмычки.

Всего через пару минут имперец стоял возле кровати, пристально глядя на женщину, которую ненавидел столько лет. В комнате горела свеча – неужели она боится темноты? Он многое бы отдал, чтобы узнать, какие еще кошмары мучают хозяйку приюта. Может быть, один из них – убийца, явившийся из ниоткуда через много лет? О, как ему хотелось разбудить Грелод, чтобы она успела понять, кто и почему пришел за ней этой ночью! Но шум поднимать было нельзя, и Флавио с сожалением отказался от этой мысли.



Он вытащил было кинжал, но передумал, представив, как Констанция обнаружит утром залитый кровью труп. Ни к чему это, если все можно сделать проще и чище. Старуха всегда любила комфорт, и на ее кровати лежало сразу несколько подушек. И зачем ей столько, ведь голова у нее всего одна? Взяв ближайшую подушку, парень быстро прижал ее к лицу нордки, закрывая нос и рот. Грелод забилась и широко распахнула глаза, посмотрев прямо на Флавио. Вскинув руки, она вцепилась в подушку, отчаянно пытаясь скинуть ее и вдохнуть хоть немного воздуха, но Флавио держал крепко, и через несколько минут хозяйка приюта затихла. Узнала ли она его? Кто теперь скажет…

Осторожно отняв подушку от лица Грелод, он прижал пальцы к ее шее, пытаясь нащупать пульс. Ничего.

«Мертвее мертвого», – удовлетворенно подумал парень, и тут сзади раздался сдавленный крик.

Обернувшись, Флавио увидел Констанцию. Зажав рот руками, девушка неотрывно смотрела на тело Грелод.

– Констанция? Почему ты не дома? – глупый вопрос, но ничего другого Флавио в голову не пришло.

– Я всегда ночую здесь, когда Олаф на работе, – прошептала белая как мел девушка. – Ты убил ее… О боги!

– Она заслужила это, – стиснув зубы, ответил имперец. – Даже дети желали ее смерти.

– Она мертва, мертва… Боги… – лепетала Констанция, не сводя глаз с кровати, и Флавио показалось, что она вот-вот грохнется в обморок.

– Не бойся, я не… – парень сделал шаг вперед, но девушка, всхлипнув, вжалась в стену, и он остановился, чувствуя себя до ужаса беспомощным. – Так будет лучше, Констанция, пойми. Всем лучше! Сиротам, тебе…

– Мне?! – она так пристально посмотрела на Флавио, что он не выдержал и отвел глаза. – Мне? И что же будет со мной? Ты же убийца, Флавио! Разве убийцы оставляют свидетелей?

– Я никогда не причиню тебе вреда, ты ведь знаешь это! – воскликнул парень. –А что будет дальше, решать тебе. Можешь позвать стражу, если считаешь нужным, и я не буду мешать.

Девушка молчала. Флавио вдруг понял, что до сих пор комкает в руках подушку, и отбросил ее в сторону, словно это был мерзкий злокрыс.

– Ну так что, Констанция? Ты сдашь меня в руки правосудия? Мне стоит снова бежать из Рифтена?

– Что же ты наделал? – тихо произнесла имперка и опустилась на пол, сжав виски ладонями и запустив пальцы в волосы.

– А что если это был не я, а? Может, ты скажешь им, что это был ассасин Темного братства? Грелод есть кому заказать.

– Так ты из Темного братства?! – Констанция была потрясена еще больше, хотя, казалось, это уже невозможно.

– Конечно, нет! Я просто… Кто-то же должен был это сделать... Но стража поверит в ассасина, обязательно. Ты скажешь им это?

Девушка медленно кивнула и закрыла лицо руками.

– Спасибо, Констанция. И прости меня.

Флавио направился к двери, но кое о чем вспомнил. Он отстегнул кошель и положил его на пол рядом с девушкой.

– Вот, здесь около семисот септимов. На первое время хватит, а я постараюсь, чтобы деньги поступали регулярно.

Констанция не ответила, и Флавио, поборов желание прикоснуться к ней, обнять, успокоить, вышел из комнаты.

Он не стал снова подниматься на чердак. Отодвинув засов на входной двери, парень осторожно выглянул наружу и, не заметив ничего подозрительного, растворился в ночной темноте. Впрочем, далеко уходить Флавио не спешил. Спрятавшись рядом с приютом, он увидел, как через какое-то время Констанция вышла на улицу и позвала стражников. Захлебываясь рыданиями, девушка рассказала им, что Грелод Добрая была убита. Задушена человеком в черной маске, назвавшимся ассасином Темного братства. Нет, она не знает, как он проник в приют, и не видела, куда он ушел – она была слишком напугана. Нет, дети не пострадали. Да, он не тронул ее, сказав, что заказ был только на Грелод. Нет, имени заказчика он не назвал. Да, Грелод там, внутри, это такой ужас, боги!

Стражники вошли в здание, а Констанция осталась на крыльце. Она прислонилась к стене, обхватив себя руками за плечи, и Флавио испытал острый укол жалости к девушке, которая пережила все это по его вине. Он смотрел на нее еще несколько минут, а потом медленно двинулся прочь.

Флавио долго кружил по городу, бесцельно сворачивая с одной улочки на другую и стараясь ни о чем не думать. И только ближе к рассвету он остановился на одном из мостов и замер, облокотившись на перила. А когда небо на востоке начало светлеть, Флавио, глядя в мутную, черную воду канала, тихо прошептал:

– Добро пожаловать домой.



P.S. Стихотворение Румарина целиком:

Город полон воспоминаний.

Здесь по-прежнему бродит эхо
Твоих слов, твоего дыханья,
Торопливых шагов и смеха.
Город - самый лучший свидетель
Твоих клятв, твоей лжи и боли.
Город молча хранит в секрете
Твои сны, и мечты, и роли.
Город любит тебя. Он кистью
Золотил для тебя червонцы
Драгоценных осенних листьев,
Целовал тебя жарким солнцем,
Обнимал за плечи ветрами...

Город плакал дождем и снегом,
Когда ты уходил дворами,
Как преступник, стыдясь побега.
Город ждет тебя - страстно, верно -
И рисует на всех полотнах:
Твои призраки пьют в тавернах,
Твои тени мелькают в окнах.
Город кутается в закаты,
Наготу скрывая, как платьем.
Тихо шепчет: "Зачем? Куда ты?"

Город примет тебя в объятья.
Убаюкает, успокоит,
Закружит в сети переулков
И расскажет тебе такое,
От чего сердце стукнет гулко
И замрет, обращаясь в камень
Этих стен и мощеных улиц:
Ты и сам лишь воспоминанья,
Что теперь навсегда вернулись.