Раннесредневековый финно-угорский могильник, расположенный на правом берегу р. Листвянки (правый приток Оки) в Рязанском районе Рязанской области, был полностью раскопан экспедицией ГИМ в 1986-1994 гг. Он содержал 285 погребальных комплексов в 269 грунтовых ямах. Древнейшая часть могильника, где располагалось погребение 39, находилась на так называемом мысу П в северо-западной части памятника и содержала 98 комплексов (погребения 1-94). Погребальный обряд и инвентарь памятника позволяют отнести его к классическим могильникам рязано-окского типа.
В погребении 39 в подпрямоугольной яме длиной 294 см, шириной 83-92 см, на дне, вытянуто на спине, головой на юго-восток была захоронена женщина в возрасте около 50 лет. Кисть правой руки лежала на головке правой бедренной кости, поверх нее расчищена кисть левой согнутой в локте руки. При погребенной в порядке ношения найдены: остатки головного убора, фрагменты ожерелья из золотостеклянных пронизей и бус красного цвета непрозрачного стекла, массивная дротовая обрубленноконечная гривна, в области груди — ажурная литая застежка, на руках - по массивному дротовому браслету, на запястье левой руки -повязка, на пальце левой руки — спиральный перстенек, на поясе — бронзовая пряжка, нож в бронзовых ножнах и поясная кисть, на берцовых костях - бронзовые пряжки от обувных ремней, у правого бедра - глиняное пряслице усеченнобиконической формы, у черепа - лежащий на боку раздавленный сосуд, железное шило и сверток из коры березы (рис. 1). Погребенная была завернута в кору или луб. Наибольший интерес в рассматриваемом погребении вызывают детали головного убора, состоящего из остатков ткани, расшитой мелкими, диаметром 0, 3-0, 4 см, полуразложившимися бронзовыми и оловянными бляшками, трех рядов обоймиц сегментовидного сечения из бронзы высотой 0, 3-0, 4 см, подковообразной фибулы с выкрошившимися эмалями, пластинчатой бляхи диаметром 10, 2 см, небольшой круглопроволочной сюльгамы и двух крупных бронзовых так называемых колец с лопастью..
Погребение 39 по составу инвентаря не представляет собой какого-либо исключения в ряду других захоронений рязано-окского типа. В частности, в погребении 57 Кораблино также найдены головной убор, состоящий из небольшой пластинчатой бляхи с циркульным орнаментом и ажурной застежки с привесками, дротовая обрубленноконечная гривна, два кольца с лопастью, сюльгама, спиральный перстень и сосуд. Наиболее близким к погребению 39 в других памятниках является погребение 12 могильника Кошибеево [15, с. 38, 58], где помимо головного убора, правда иного типа, зафиксированы: ожерелье из золотостеклянных бус, дротовые браслеты, кисть пояса, пряслице, обувные пряжки, идентичные кораблинским, и кольца с лопастью. В погребении 69 могильника Кузьминское в состав сложного головного убора также входили небольшая бляха и ажурная застежка с привесками, а кроме того, найдены дротовая обрубленноконечная гривна, пряслице и обувные пряжки [15, с. 98-99].
Своеобразие погребению 39 придают конструкция головного убора и формы некоторых входящих в состав инвентаря вещей. Платок или головное тканое покрывало, вероятно шерстяное, расшитое мелкими бронзовыми и оловянными бляшками, спереди было сложено вдвое и прошито тремя рядами узких ремешков с нанизанными на них обоймицами. К нему при помощи сюльгамы была прикреплена в районе затылка подковообразная фибула с эмалями. Под остатками волос расчищены фрагменты ткани грубого переплетения, к которой при помощи ремешков была прикреплена круглая пластинчатая бляха с двумя зонами гравированного концентрического орнамента, круглым вырезом в центре, диаметральной накладкой с вырезом и гравированным орнаментом, и двумя колечками (рис. 1, 11-15). Головные уборы с небольшими бронзовыми пластинчатыми бляхами диаметром 10-12 см нам известны в составе еще 9 погребений: Кораблино 6, 10, 23, 57, Кошибеево 8 в раскопках А. А. Спицына [15, с. 18, 57], Кузьминское 69, Гавердово ХХIII [9, с. 19-20], Шатрище 99 [11, с. 133, 180], Польное-Ялтуново 1 [2, с. 38-41]. Небольшая бляха с крестовидными накладками из так называемого Приношения из Гавердовского могильника также, вероятно, входила в состав головного убора [9, с. 17, рис. 10, 3]. Т. А. Кравченко полагает, что бляха из Шатрищ была пришита к шапочке в качестве донца. По наблюдению А. А. Спицына, бляха из Кузьминского могильника покрывала "темя головы", сверху на ней лежал тонкий слой черной шерсти. В погребении 8 Кошибеева бляха лежала на обрывке кожи и шерсти, в погребении 42 того же могильника, как полагает Н. В. Трубникова, часть головного убора, как бы стоящая вокруг головы в виде полукруга, была сделана из луба и кожи [16, с. 46]. Между стоящей на ребре бляхой и черепом в погребении 23 Кораблино расчищены остатки луба, а в погребении 6 того же могильника бляха лежала под черепом на остатках ткани лицевой поверхностью вниз.
Представляется возможным предположить, что головные уборы с бляхами состояли из двух частей - из шапочки, изготовленной из шерсти, войлока, кожи или ткани (в некоторых случаях, очевидно, в конструкцию шапочки входил и луб), и покрывала - платка. Платок, помимо того что он был расшит бляшками и пронизями, мог быть дополнительно украшен различного рода застежками: подковообразной в погребении 39 Кораблино, ажурной - в погребениях 6 и 57 Кораблино, 69 Кузьминское и Приношении Гавердова.
Следует отметить, что из 11 случаев нахождения в составе головных уборов блях в четырех (Кошибеево 8, Кораблино 6 и 39, Шатрище 99) достоверно зафиксированы застежки-сюльгамы. При этом в рассматриваемом захоронении сюльгама (рис. 1, 12), очевидно, служила для прикрепления к платку фибулы с эмалями. В погребениях 8 Кошибеева, 99 Шатрищ и 6 Кораблино сюльгамы найдены рядом с головными бляхами. Вероятно, они служили для крепления бляхи к основе головного убора, либо с их помощью платкам придавалась требуемая форма. Возможно, что одна из многочисленных сюльгам в погребении XXIII и Приношении Гавердова имела то же функциональное назначение.
Бронзовые спиральные пронизи на кожаных ремешках в составе головных уборов известны во многих захоронениях рязано-окских могильников - Кошибеево в раскопках В. Н. Глазова, погребения 1, 5, 24, 33 [18, т. II, 1, 15, VI, 7, VII, 1], в раскопках А. А. Спицына 12, 52, 54, 58, 64, 109 [15, с. 15, 62, 64-65], Кузьминское 69 [15, т. XIX, 10], Гавердово 3 и Приношение [9, рис. 8, 10, 4, с. 13-17] и т. д. Однако спиральные пронизи из рассматриваемого погребения особого редко встречающегося типа - в виде плотно нанизанных на ремешки отдельных колечек сегментовидной формы (рис. 1, 13). Точный аналог им происходит из погребения 42 Кошибеева, А. А. Спицын охарактеризовал эти пронизи как "кольчужки". По мнению Н. В. Трубниковой, они близки по типу пронизям из Коростинского клада III в. в Прикамье [16, с. 45]. Что касается расположения бронзовых пронизей в головном уборе в ряд по три, то это часто встречающийся, пожалуй, классический для рязано-окских могильников элемент.
Своеобразие головному убору из погребения 39 придают также два довольно крупных бронзовых спиральных кольца в три оборота с широкой лопастью на конце с пуансонным и жемчужным орнаментом (рис. 1, 75). Подобные кольца, варьирующие в размерах, известны нам еще в 17 захоронениях: Кораблино 6, 57, Кошибеево 12, 42, 46, 50, 53, 54, 58 в раскопках А. А. Спицына, 21, 26, 36, 58, 92, 95 в раскопках В. Н. Глазова, Шатрище 99, Польное-Ялтуново 1. Как правило, их находят на месте рук или на руках погребенных, реже - у плеч, однако первоначальное их назначение было иным - это височные кольца. В погребении 12 Кошибеева они найдены "за ушами" [15, с. 38], в Польном-Ялтунове - с обеих сторон от черепа, в рассматриваемом захоронении впервые была прослежена система жесткого крепления проволочной части колец при помощи узких ремешков к головному убору у обоих висков. При формировании других типов уборов и привесок к ним назначение колец с лопастью было забыто, возможно, их еще какое-то время подвешивали к головным уборам на длинных ремешках [16, с. 43-47], о чем свидетельствуют находки колец в области плеч погребенных. Позже их стали использовать в качестве браслетов. Следует оговорить, что период использования колец с лопастью в женском уборе рязано-окских племен был непродолжительным. Из 14 погребений, в которых помимо колец найдено большое количество других предметов, в семи случаях они сочетаются с тонкопроволочными гривнами с заходящими концами в виде скользящей петли и крючка, в семи - с пластинчатыми круглыми бляхами с гравированным концентрическим орнаментом, в четырех - с пластинчатыми бляхами с валиками и радиальной прорезью, в четырех - с массивными дротовыми обрубленноконечными гривнами, в четырех - с ажурными литыми застежками. Рассмотренный набор украшений характерен для ранней поры Кошибеевского могильника - середины III-IV вв. [18, с. 7-9].
Обратимся к датировке погребения 39. П. П. Ефименко относил дротовые гривны с обрубленными концами (рис. 1, 1) к стадии В и В1 рязано-окских могильников - III-IV вв. [8, рис. 2, 20]. По мнению В. И. Вихляева, они бытовали на стадии С селиксенских могильников. Круглодротовые с прямыми обрубленными концами браслеты имели достаточно широкое распространение в рязанских могильниках, наиболее характерны они для IV в. [18, с. 12].
Поясная пряжка с овальной, близкой к круглой форме рамкой подромбического сечения с небольшим утолщением в передней части, с коротким прогнутым язычком и подвижным прямоугольным щитком из согнутой вдовое пластины (рис. 1, 6) имеет аналогии в раскопках В. Н. Глазова в Кошибеево, где датируется временем не позднее IV в. [18, с. 15-16], подобные пряжки были распространены и на более южных территориях во II - первой половине III в. [1, рис. 66, 15, 16].
Обувные пряжки (рис. 1, 2), близки круглорамчатым с округлым и ромбическим сечением утолщенной в передней части рамки с длинной подпрямоугольной обоймой, точный их аналог найден в погребении 12 Кошибеева в раскопках А. А. Спицына [15, т. XI, 12], где встречен вместе с тонкопроволочной гривной со скользящей петлей, характерной для ранней стадии Кошибеевского могильника [8, рис. 6, 13].
В состав нарукавной повязки помимо двух колечек входят две гладкие полушарные бронзовые бляшки и одна бляшка с ложновитым ободком по краю, характерная для пьяноборских древностей и ранней стадии рязано-окских могильников, а также бляшка в виде розетки (рис. 1, 9). Подобные ей происходят из погребения 69 Кузьминского могильника [15, т. ХХIII, 16], которое по составу инвентаря датируется временем не позже IV в., а скорее всего - III—IV вв. [8, рис. 1, 2], и с Троицкого городища [13, рис. 29, 16].
Ажурная литая застежка (рис. 1, 5) состоит из кольца, обвитого тонкой проволокой, на концы которого напаяны куски дрота также с проволочной обмоткой и двумя кнопками, соединенные ложновитой перемычкой. По внешнему краю кольца напаяны 10 лопастей, каждая из которых состоит из пяти шариков ложной зерни, игла застежки - железная. Близкая по форме застежка, но с 12 лопастями, соединенными по три ложновитой перемычкой в верхней части, происходит из погребения 24 Кузьминского могильника [15, т. XV, 3]. Но здесь лопасти подражают не зерни, а перевитью. Следует отметить, что за исключением одной застежки из Шатрищенского могильника [11, рис. 32], одной из Дубровического могильника и нескольких из Кораблино на территории Среднего Поочья подражание ложной зерни в подобного рода изделиях практически не встречается. Заметим, что ажурная застежка из Шатрищ (рис. 2, 6) более развитой формы, в ней помимо лопастей из ложной зерни присутствуют также S-видные украшения и лапчатые привески, но сами лопасти абсолютно такого же вида, как и рассматриваемые. Дубровическая застежка еще более сложной формы с четырьмя кусками дрота на концах кольца, двумя вертикально расположенными рядами лопастей, объединенными перевитыми перемычками, и шестью колокольчатыми привесками.
Наибольшее распространение в подобных изделиях ложная зернь получила на территории Москворечья. В частности, на Щербинском городище найдена целая серия застежек, в основе которых незамкнутый дрот, обмотанный проволокой, а на концах - куски дрота, обвитые проволокой (рис. 2, 4, 5) [7, т. XI, 15, XIII, 13]. По внешнему краю кольца расположены фестоны из ложной зерни. В одном случае концы дротов соединены в нижней части ложновитой с зернью перемычкой, в другом - к ним прикреплены колокольчатые привески. Заметим, что с этого же памятника происходят и прототипы этих застежек. В частности, кольцо застежки и дрот на рис. 2, 3 при наличии ложнозерненных лопастей еще не имеют проволочной обмотки, а у застежки на рис. 2, 1 обмотка есть только с двух сторон от иглы [7, т. XII, 1]. На другом изделии (рис. 2, 2), также с фрагментарной обмоткой основы, куски дрота в нижней части соединены вместе [7, т. XII, 7]. А. Ф. Дубынин датировал застежки с зернью рассмотренного типа IV-V вв. [7, с. 236] по аналогии с кошибеевскими. Однако в Кошибееве ажурные застежки, отлитые по восковой модели, характерны лишь для ранних погребений [8, рис. 1, 2].
Ожерелья (рис. 1, 7), в состав которых помимо бус из непрозрачного красного стекла входит многочастный золоченый бисер, датируются в бассейне Оки временем не позднее V в., а появляются на рубеже II-III вв. [12, с. 41]. Обратимся к датировке самого головного убора.
Совершенно уникальной представляется бронзовая подковообразная фибула с широким уплощенным (по терминологии Г. Ф. Корзухиной) ободом и тремя крупными круглыми дисками для эмалей, поделенными на четыре сектора. По внешней стороне кольца, на его концах и среднем диске расположено семь дуговидных отростков с тремя шариками ложной зерни на каждом конце (рис. 1, 14). К двум отросткам крепились ложновитые привески на колечках с двумя S-видными завитками, к каждой из них подвешены маленькие колокольчатые привески с петельками и бортиком по краю. Отметим, что аналогии этой фибуле не известны, хотя почти каждый ее элемент встречается в изделиях подобного рода. Так, четырехчастное деление дисков для эмалей есть на фибулах, найденных в с. Дуровка Пензенской области, у д. Кирьянова на Верхней Волге, на Дьяковом городище и у с. Хмельна Черкасской области - рис. 2, 7, 8-10 [10, т. 13, 9, 16, 2, 4, 22, 5], но там таких дисков только два. Три круглых диска отмечены на застежке из клада у с. Пийльси V - начала VI в. в Эстонии [10, т. 25, 9, с. 79]. Фибулы с двурогими отростками, с трехчастным делением их концов Г. Ф. Корзухина выделила в особый, более поздний, по ее мнению, тип [10, т. 24, 50] - см. рис. 2, 11. Рассматриваемая фибула представляет собой явно гибридную форму, так как для подобных изделий не характерны привески и украшение их зернью. В своде эмалей приведена единственная вещь с ложной зернью - это подвеска из Старой Ладоги, где на концах отростков расположены три шарика зерни [10, т. 22, 1].
Наиболее характерно использование ложной зерни, как уже отмечалось, для населения синхронных москворецких городищ, где она применялась в разного рода украшениях - серьгах, пронизях, накладках, привесках [14, т. V, 13, 14, VI, 1, 22, 42, 7, т. XII, 2, 13, XX, 6, XXI, 1, XXVII, 1-3 9, 11-14]. Интересно, что в нашей фибуле на концах отростков размещено именно три шарика зерни, в то время как на застежке из Литвы [10, т. 24, 5] концы отростков также имели трехчастное завершение (см. рис. 2, 11).
Следует отметить, что привески в виде витой из трех частей косички с двумя S-видными завитками в бассейне Оки и в пензенских памятниках встречаются довольно редко и лишь в составе ажурных застежек (Борковский, Шатрищенский, Кораблинский, Тезиковский могильники). Полная аналогия нашей привеске, как бы витой из двух частей, с двумя S-видными завитками, происходит с Щербинского городища [7, т. X, 2]. В целом же украшение изделий S-видными завитками чрезвычайно характерно именно для населения Москворечья [13, рис. 7; 8 и др. ].
Точный аналог колокольчатым привескам есть в погребении 17 Кораблино, где они дополняют бронзовую пронизь в виде антропоморфных фигурок типа Троицкого городища [13, рис. 11, 13, 15]. Близкие по форме колокольчатые привески с петлей широко распространены на дьяковских памятниках [13, рис. 3, 12].
Судя по всему, рассмотренная подковообразная застежка явно не местного производства, так как находки вещей с эмалями в рязанских могильниках очень редки - это гривна с замком в виде щитка с красной эмалью из погребения 66 Кошибеева [18, т. XI, 2] и подковообразная фибула из погребения 21 Кузьминского могильника [15, т. XV, 5]. О происхождении окских вещей с эмалями ведется достаточно долгая дискуссия, одна из гипотез предполагает, что место их производства связано со Средним Днепром.
Что касается их датировки, то на Дьяковом городище горизонт лунниц с эмалями типа Мощинского клада определяется рубежом II-III вв. [12, с. 12]. В Европе подковообразные фибулы с эмалями относят к ранней стадии позднеримского периода, т. е. между 150-200 гг. [20, pl. X, 5, fig. 18, 20, р. 91]. Е. Л. Гороховский датирует их так же, как и Мощинский клад, II—IV вв. [5, с. 126].
Судя по специфическому оформлению фибулы из Кораблино, она могла быть изготовлена на землях, близких к бассейну Москва-реки, так как в ней использованы излюбленные населением дьяковских памятников элементы декора - ложная зернь, привески с S-видными завитками и колокольчиками.
В Кораблино найдены семь пластинчатых блях с концентрическим гравированным орнаментом, входивших в состав головных уборов, среди них есть ранние типы середины III - первой половины IV в., с радиальной прорезью и орнаментированной иглой-держателем, и поздние, второй половины IV - первой половины V в., по классификации В. И. Вихляева 4 - с крестообразно расположенными накладками и колечками для крепления. Бляха из погребения 39 (рис. 1, 11), где вместо иглы-держателя появилась диаметральная накладка с колечками, занимает в этом ряду промежуточное положение. Взаимовстречаемость в Кораблино блях диаметром 10-12 см с концентрическим узором с двучленной лучковой фибулой с подвязным приемником III в. и двучленной прогнутой подвязной фибулой второй серии, по А. К. Амброзу, III—IV вв. (в Центральной Европе она датируется последней четвертью III - первыми десятилетиями IV в. ) позволяет сузить их дату от середины III до рубежа III—IV вв. 3.
Таким образом, рассмотренный материал дает возможность датировать головной убор из погребения 39 Кораблино второй половиной III - началом IV в., что подтверждается датой узких бронзовых обоймиц из Коростинского клада - III в. Как уже отмечалось, такие уборы в бассейне Оки бытовали недолго - до середины IV в. Нетрадиционность подобной конструкции головных уборов для местного населения подтверждается тем, что практически одновременно с ее использованием на этой же территории отдельные детали убора применялись не по их первоначальному назначению. Так, бляхи с концентрическим орнаментом и височные кольца с лопастью, будучи увеличенными в размерах, используются в качестве нагрудных блях, первые [17, т. III, 8], и браслетов, вторые.
Для определения места происхождения рассматриваемых головных уборов данных не много. В. Н. Шитов, проанализировав ареал височных колец с лопастью, пришел к выводу, на наш взгляд обоснованному, об их восточнобалтском происхождении [18, с. 14]. Особо следует отметить наличие прототипов этих украшений на Щербинском городище и мощинских памятниках. Выше уже обращалось внимание на широкое использование населением Москворечья приемов ложного зернения и ложного витья в изделиях, отлитых по восковой модели. Там же найдены и прототипы кораблинских ажурных застежек с зернью, и привески с S-видными завитками, и небольших размеров колокольчатые привески с петлей. Отметим, что в составе клада с Троицкого городища найдена круглая пластинчатая бляха диаметром 8 см с отверстием в центре [6, рис. 19, 8]. Вероятно, позднедьяковское население бассейна Москвы-реки также использовало бронзовые бляхи в составе женского убор.
Могильник Кораблино дал целую серию вещей, появление которых на Средней Оке невозможно связать с местной традицией. Это набор украшений позднедьяковского облика: накладка в виде ложнозерненного бантика типа известных на городищах Щербинское, Луковня, Троицкое [13, рис. 28, 40-46], пронизь с изображением антропоморфных фигурок, близкая найденным на Троицком городище [6, рис. 19, 2, 5], наконечник пояса с пуансонным изображением человеческой фигуры типа находок с Троицкого и Щербинского городищ [13, рис. 30, 1, 6]. В Кораблино и других рязанских могильниках, помимо того, достаточно регулярно встречаются вещи, происхождение которых следует связать с мощинской культурой Верхней Оки - это витые петлеконечные гривны и проушные топоры.
В древности головные уборы и другие украшения определяли тип женского племенного костюма, в котором каждая деталь в силу придаваемого ей значения занимала свое строго определенное место В связи с этим произвольное заимствование отдельных племенных украшений представителями других этнических и даже этнографических групп было практически исключено. Подобные вещи попадали в иную этническую среду, как правило, вместе с носителями культуры, в рамках которой сформировался определенный тип женского убора.
Анализ головного убора и других украшений из погребения 39 могильника Кораблино подтверждает уже высказанную нами гипотезу о несомненном участии москворецкого и мощинского населения в формировании культуры рязано-окских могильников [19, с. 176]. Что касается этнической принадлежности этих племен, а соответственно, и одного из компонентов среднеокского населения, то, по мнению А. Ф. Дубынина, Троицкое городище было основано в IV— III вв. до н. э. продвинувшимися с Левобережья Днепра балтами [6, с. 97-98], Щербинское городище в финальный период своего существования находилось под сильным воздействием балтской культуры [7, с. 250-251], а балтское происхождение мощинской культуры сейчас уже никем из исследователей не оспаривается.
Очевидно, что рассмотренный нами головной убор сложился под явным воздействием продвинувшихся на Среднюю Оку групп балтов из верховьев Оки и смешанного балто-финно-угорского населения из бассейна Москвы-реки. Однако наряду с этим несомненное участие в формировании этого типа убора приняли представители и иной этнической группы - носители культуры типа Андреевского и Писеральских курганов и городища Пичке-Сорче в Западном Поволжье [18, с. 20, 3]. Это для них были типичны бляхи с радиальной прорезью и концентрическими валиками - прототипы блях с гравированным концентрическим узором. Дополнительным аргументом в пользу присутствия на Средней Оке этой этнической группы служат находки в рязанских могильниках головных уборов, в составе которых большое количество бронзовых бляшек, пронизей и привесок пьяноборского облика 16.
Синкретизм, так ярко проявившийся в комплексе погребения 39 могильника Кораблино, типичен для любой археологической культуры, находящейся в самом начале своего сложения, когда еще нет устоявшихся форм, в том числе и племенного наряда, и когда каждый элемент системы находится в постоянном движении. Многообразие форм головных уборов, в том числе и конструктивное, указывает на активно проходивший во второй половине III - начале IV в. процесс сложения культуры рязано-окских могильников.
Литература
1. Абрамова М. П. Центральное Предкавказье в сарматское время (III в. до н. э. - IV в. н. э. ). М., 1993.
2. Алихова А. Е. Могильник кошибеевского типа у с. Польное-Ялтуново // КСИИМК. 1958. Вып. 72.
3. Ахмедов И. Р., Белоцерковская И. В. О начальной дате рязано-окских могильников // Труды ГИМ (в печати).
4. Вихляев В. Н. Древняя мордва Посурья и Примокшанья. Саранск, 1977.
5. Гороховский Е. Л. Хронология украшений с выемчатой эмалью Среднего Поднепровья // Материалы по хронологии археологических памятников Украины. Киев, 1986.
6. Дубынин А. Ф. Троицкое городище // МИА. № 156. М.: Наука, 1970. 7. Дубынин А. Ф. Щербинское городище // Дьяковская культура. М.: Наука, 1974.
8. Ефименко П. П. Рязанские могильники. Опыт культурно-стратиграфического анализа могильников массового типа // Материалы по этнографии. Л, 1926. Т. 3. Вып. 1.
9. Ефименко П. П. Иваньковский и Гавердовский могильники древней мордвы // Материалы по археологии и этнографии Мордовии // Труды МНИИЯЛИЭ. Саранск, 1975. Вып. 48.
10. Корзухина Г. Ф. Предметы убора с выемчатыми эмалями V - первой половины VI в. н. э. в Среднем Поднепровье // САИ. Л.: Наука, 1978. Вып. E1-43.
11. Кравченко Т. А. Шатрищенский могильник (по раскопкам 1966-1969 гг. ) // Археология Рязанской земли. М.: Наука, 1974.
12. Кренке Н. А., Сулержицкий Л. Д. Радиоуглеродная и археологическая хронология Дьякова городища // КСИА. 1988. Вып. 194.
13. Розенфельдт И. Г. Древности Западной части Волго-Окского междуречья в VI-IX вв. М.: Наука, 1982.
14. Смирнов К. А. Дьяковская культура (Материальная культура городищ междуречья Оки и Волги). М.: Наука, 1974.
15. Спицын А. А. Древности бассейнов рек Оки и Камы // MAP. СПб., 1901. № 25.
16. Трубникова Н. В. Головные уборы из Кошибеевского могильника // Археологические исследования на юге Восточной Европы: Труды ГИМ. М., 1982. Вып. 54.
17. Шитов В. Н. Сергачский могильник "Святой ключ" // Материалы по археологии Мордовии. Труды МНИИЯЛИЭ. Саранск, 1987. Вып. 85.
18. Шитов В. Н. Кошибеевский могильник (по материалам раскопок В. Н. Глазова в 1902) // Вопросы этнической истории мордовского народа в I - начале II тысячелетия: Труды МНИИЯЛИЭ. Саранск, 1988. Вып. 93.
19. Белоцерковская И. В. Могильник у с. Кораблино и его место в культуре рязано-окских могильников // Congressus septimus internationalis Fenno-Urgistarum. Debrecen, 1990.
20. Godlowski K. The chronology of the Roman and Early migration periods in central Europe // Universitas Jagellonica Acta scientiarum Litterarumque CCXVII. Krakov, 1970.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АИ Акты исторические, собранные и изданные Археологической комиссией
АО Археологические открытия
АС Археологический съезд
АСГЭ Археологический сборник Государственного Эрмитажа
ВАН Вестник Академии наук СССР
ВДИ Вестник древней истории
ВИ Вопросы истории
ВМГУ Вестник Московского Государственного Университета
ВМУ Вестник Московского Университета
ГИМ Государственный Исторический музей
ГРМ Государственный Русский музей
ГЭ Государственный Эрмитаж
ЖМНП Журнал Министерства народного просвещения
ЗОРСА Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества
ЗРАО Записки Русского археологического общества
ИАК Известия Археологической комиссии
ИА НАНУ Институт археологии Национальной Академии наук Украины
ИРАО Известия Русского археологического общества
ИТОИАЭ Известия Таврического общества истории, археологии и этнографии
КМИДР Киевский музей исторических драгоценностей
КСИА Краткие сообщения Института археологии
КСИИМК Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры
КОКМ Курский областной краеведческий музей
МАО Московское Археологическое общество
MAP Материалы по археологии России
МИА Материалы и исследования по археологии СССР
МИСО Материалы по изучению Смоленской области
МНИИЯЛИ Мордовский научно-исследовательский Институт языка, литературы, истории и экономики при Совете министров Мордовской АССР
НАЭ Новгородская археологическая экспедиция
НГБ Новгородские грамоты на бересте
НИМУ Национальный исторический музей Украины
OAK Отчет Археологической комиссии
ОГУАК Орловская губернская архивная комиссия
ОИПК Отдел истории первобытной культуры
ПВЛ Повесть временных лет
ПИШ Преподавание истории в школе
ПСРЛ Полное собрание русских летописей
РА Российская археология
РАИМК Российская Академия истории материальной культуры
РАН Российская Академия наук
РГИА Российский Государственный исторический архив
СА Советская археология
САИ Свод археологических источников
СЭ Советская этнография
ТАС Тверской археологический сборник
ТОДРЛ Труды отделения древнерусской литературы Института русской литературы РАН
ТСУАК Труды Саратовской ученой архивной комиссии
ЭССЯ Этимологический словарь славянских языков