Абу Хамид ал-Гарнати о Югре
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Напольских В.В. - Йогра
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Напольских В. В. (Ижевск) - Географическая привязка и этноязыковая идентификация летописной Югры
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Пегая Орда -
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Селькупы
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Гемуев И.Н., Сагалаев А.М., Соловьев А.И. Легенды и были таежного края. – Новосибирск: Наука, 1989. – 175 с.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Пелымское княжество
Кодcков княжество
Обдорское княжество
Ляпинское княжество
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Угорские княжества.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Гемуев И. Н., Люцидарская А. А. - Служилые угры. Один из аспектов русско-угорских отношений в XVI-XVII вв.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
И.Н.Гемуев - НАРОД МАНСИ:ВОПЛОЩЕНИЕ МИФА (электронный вариант книги)
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Гемуев И.Н. Мировоззрение Манси. Дом и Космос
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Кодское княжество
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Spoiler (expand)
А за Вису на море Мраков есть область, известная под названием Йура 88. Летом день у них бывает очень длинным. Так что, как говорят купцы, солнце не заходит сорок дней, а зимой [15] ночь бывает такой же длинной. Купцы говорят, что Мраки недалеко от них и что люди Йура ходят к этому Мраку, и входят в него с факелами, и находят там огромное дерево вроде большого селения, а на нем — большое животное, говорят, что это птица. И приносят с собой товары, и кладет [каждый] купец свое имущество 89 отдельно, и делает на нем знак, и уходит; затем после этого возвращаются и находят товар, который нужен в их стране. И каждый человек находит около своего товара что-нибудь из тех вещей; если он согласен, то берет это, а если нет, забирает свои вещи и оставляет [33] другие, и не бывает обмана. И не знают, кто такие тe, у кого они покупают эти товары.
И привозят люди мечи из стран ислама, которые делают в Зенджане, и Абхаре, и Тебризе, и Исфахане, в виде клинков, не приделывая рукоять и без украшений, одно только железо, как оно выходит из огня. И закаляют [16] эти мечи крепкой закалкой, так что если подвесить меч на нитку и ударить ногтем или чем-нибудь железным или деревянным, то будет долго слышен звон.
И эти мечи как раз те, которые годятся, чтобы везти в Йуру. А у жителей Йуры нет войны, и нет у них ни верховых, ни вьючных животных — только огромные деревья и леса, в которых много меда, и соболей у них очень много, а мясо соболей они едят. Н привозят к ним купцы эти мечи и коровьи и бараньи кости, а 'в уплату за них берут шкуры соболя и получают от этого огромную прибыль.
А дорога к ним по земле, с которой никогда не сходит снег; и люди делают для ног доски и обстругивают их; длина каждой доски ба, а ширина — пядь. Перед и конец такой доски приподняты над землей, посредине доски место, на которое идущий ставит ногу, в нем отверстие, в котором закреплены прочные кожаные ремни, которые привязывают к ногам [17]. А обе эти доски, которые на ногах, соединены длинным ремнем вроде лошадиных поводьев, его держат в левой руке, а в правой руке — палку длиной в рост человека. А внизу этой палки нечто вроде шара из ткани, набитого большим количеством шерсти 90, он величиной с человеческую голову, но легкий. Этой палкой упираются в снег и отталкиваются палкой позади, как делают моряки на корабле 91, и быстро двигаются по снегу. И если бы не эта выдумка, то никто не мог бы там ходить, потому что снег на земле вроде песка. не слеживается совсем. И какое бы животное ни пошло по этому снегу, проваливается в него н умирает в нем, кроме собак и легких животных вроде Лисицын зайца, а они проходят по нему легко и быстро. А шкуры лисиц и зайцев в этой стране белеют так, что становятся вроде ваты, таким же образом белеют и волки. В области Булгара их шкуры белеют зимой.
[18] А эти мечи, которые привозят из стран ислама в Булгар, приносят большую прибыль. Затем булгарцы [34] везут их в Вису, где водятся бобры, затем жители Вису везут их в Йуру, и [ее жители] покупают их за соболиные шкуры, и за невольниц, и невольников. А каждому человеку, живущему там, нужен каждый год меч, чтобы бросить его в море Мраков. И когда они бросят мечи, то Аллах выводит им из моря рыбу вроде огромной горы, которую [рыбу] преследует, желая ее съесть, другая рыба, больше ее во много раз. И спасается маленькая от большой, и приближается к суше, и попадает на место, откуда не может возвратиться в море, и остается там. А большая рыба не может достать меньшую и возвращается в море.
Выходят жители Йура в море на судах и отрезают [мясо] от ее боков, а рыба не чувствует этого и не шевелится, и они наполняют свои дома ее мясом и поднимаются на ее спину, а она как огромная гора. И остается она у них какое-то время, пока [19] они отрезают от нее: каждый, кто бросил в море меч, берет от рыбы долю. А иногда поднимается вода моря, и всплывает эта рыба и возвращается в море, а ее мясом наполнены уже сто тысяч домов, а то и больше 92.
И привозят люди мечи из стран ислама, которые делают в Зенджане, и Абхаре, и Тебризе, и Исфахане, в виде клинков, не приделывая рукоять и без украшений, одно только железо, как оно выходит из огня. И закаляют [16] эти мечи крепкой закалкой, так что если подвесить меч на нитку и ударить ногтем или чем-нибудь железным или деревянным, то будет долго слышен звон.
И эти мечи как раз те, которые годятся, чтобы везти в Йуру. А у жителей Йуры нет войны, и нет у них ни верховых, ни вьючных животных — только огромные деревья и леса, в которых много меда, и соболей у них очень много, а мясо соболей они едят. Н привозят к ним купцы эти мечи и коровьи и бараньи кости, а 'в уплату за них берут шкуры соболя и получают от этого огромную прибыль.
А дорога к ним по земле, с которой никогда не сходит снег; и люди делают для ног доски и обстругивают их; длина каждой доски ба, а ширина — пядь. Перед и конец такой доски приподняты над землей, посредине доски место, на которое идущий ставит ногу, в нем отверстие, в котором закреплены прочные кожаные ремни, которые привязывают к ногам [17]. А обе эти доски, которые на ногах, соединены длинным ремнем вроде лошадиных поводьев, его держат в левой руке, а в правой руке — палку длиной в рост человека. А внизу этой палки нечто вроде шара из ткани, набитого большим количеством шерсти 90, он величиной с человеческую голову, но легкий. Этой палкой упираются в снег и отталкиваются палкой позади, как делают моряки на корабле 91, и быстро двигаются по снегу. И если бы не эта выдумка, то никто не мог бы там ходить, потому что снег на земле вроде песка. не слеживается совсем. И какое бы животное ни пошло по этому снегу, проваливается в него н умирает в нем, кроме собак и легких животных вроде Лисицын зайца, а они проходят по нему легко и быстро. А шкуры лисиц и зайцев в этой стране белеют так, что становятся вроде ваты, таким же образом белеют и волки. В области Булгара их шкуры белеют зимой.
[18] А эти мечи, которые привозят из стран ислама в Булгар, приносят большую прибыль. Затем булгарцы [34] везут их в Вису, где водятся бобры, затем жители Вису везут их в Йуру, и [ее жители] покупают их за соболиные шкуры, и за невольниц, и невольников. А каждому человеку, живущему там, нужен каждый год меч, чтобы бросить его в море Мраков. И когда они бросят мечи, то Аллах выводит им из моря рыбу вроде огромной горы, которую [рыбу] преследует, желая ее съесть, другая рыба, больше ее во много раз. И спасается маленькая от большой, и приближается к суше, и попадает на место, откуда не может возвратиться в море, и остается там. А большая рыба не может достать меньшую и возвращается в море.
Выходят жители Йура в море на судах и отрезают [мясо] от ее боков, а рыба не чувствует этого и не шевелится, и они наполняют свои дома ее мясом и поднимаются на ее спину, а она как огромная гора. И остается она у них какое-то время, пока [19] они отрезают от нее: каждый, кто бросил в море меч, берет от рыбы долю. А иногда поднимается вода моря, и всплывает эта рыба и возвращается в море, а ее мясом наполнены уже сто тысяч домов, а то и больше 92.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Напольских В.В. - Йогра
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Напольских В. В. (Ижевск) - Географическая привязка и этноязыковая идентификация летописной Югры
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Пегая Орда -
Spoiler (expand)
Пегой ордой назвали в кон. XVII в. нарымских селькупов. Во главе этой Пегой орды стоял князь Верхнего Нарыма - Воня. Нижним Нарымом владел князь Кичей, связанный с Воней свойстом: его внучка была замужем за сыном Вони - Тайбохтою. К Пегой же орде русские источники относят и Парабельского князца Киршу Кунязева. Всего, по сведениям 1596 г., "у Вони князя з братьею и с детьми сбирается с 400 человек, а все около его ходом в днище, а иные де волости подошли к Воне близко ж". Этот могущественный князек не только долго и упорно отстаивал свою независимость и уклонялся от уплаты ясака, "что ясаку с себя и с своих людей не дает", но и склонен был перейти в наступление и грозил, "собрався с своими людьми и с дальними волостьми приходить к городу ". Он даже вступал в сношение с Кучумом, подкочевавшим для совместных действий к Пегой орде, и они "учинили меж собою договор". Только с построением Нарыма Пегая орда была покорена. С подчинением Пегой орды княжеские семьи, господствовавшие ней до тех пор, не сразу утратили свое значение. Воне наследовал его сын Тайбохта Вонин, а Кичею сын Вагай Кичеев, тесть Тайбохты. Они до известной степени сохраняли свое привилегированное положение. Когда были положены в ясак 30 человек их дворовых людей, они сочли это незаконным. В случае войны их войска ходили в поход вместе с русскими служилыми людьми. Но очень скоро нарымские князьки предпочли переменить свое положение эфемерных государей на более обеспеченное положение на царской службе. В 1610 г. Тайбохта Вонин, по его ходатайству, был освобожден от ясака, и велено ему служить государеву службу и жить в Нарымском остроге с жалованьем в год по 3 руб. и по 4 чети муки, по чети круп и по чети толокна и по пуду соли. Он, однако, продолжал оставаться во главе Верхней Нарымской волости с ясачным населением человек в 50, и сын его должен был платить ясак. Точно также и потомки Кичея стали переходить на роль служилых людей. В 20-х и 30-х годах XVII в. Вагай продолжал быть князцом в Нарымской Нижней волости, но его брат был крещен и под именем Григория Кичеева состоял на службе нарымском гарнизоне с жалованьем по 8 руб., 8 четей муки, 2 чети круп и 2 пуда соли год. На тех же условиях были зачислены на службу его двоюродные братья, тоже крестившиеся, Иван Боярко и Олоша Олонтайко (Алексей Алатай) Санбычеевы. Еще при жизни Григория Кичеева стал служить его сын Алёшка. Та же судьба постигла, по видимому, некоторых из парабельских князьков: Кирша Кунязев с братьями и детьми служил "всякие государевы службы", но не был освобожден от ясака и совершенно разорился, заложил жену и детей и только по особому указу царя Василия Шуйского ему была дана в ясаке, и его семья была выкуплена за счет казны. Его сын Канна стоял о главе одной из четырех парабельских волостей в 1626-1629 гг. Одновременно один из членов семьи парабельских князей новокрещен князь Петр Парабельский служил в Сургуте в числе рядовых стрельцов и казаков: может быть, такого же происхождения был остяцкий толмач в Сургуте Иван Афанасьев Парабельский.
Миллер Г.Ф. История Сибири.
Миллер Г.Ф. История Сибири.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Селькупы
Spoiler (expand)
Селькупы — один из древнейших обитателей Нарымского Приобья — находились в тесных контактах с обскими уграми (хантами) на западе, с лесными ненцами и энцами на севере, с сибирскими татарами на юге и с кетами (и другими енисейскими народами) и тунгусами (эвенками) на востоке. В столкновении двигающихся с запада русских и сибирских татар хана Кучума селькупы Пегой Орды приняли сторону последних, и были разгромлены русскими и союзными им хантами в конце XVI - начале XVII века. По этой причине, а также из-за усиливающегося проникновение хантов в Сургутское Приобье после расчленения и фактического уничтожения в 1619 году Сургутского княжества (населённого если и не исключительно селькупами, то, в любом случае, доля селькупов в его населении должна была бы весьма значительной) селькупы начинают уходить со своих прежних земель по Агану, Ваху, Васюгану и Средней Оби и переселяются на север, в слабозаселённые районы верхнего и среднего течения реки Таз, на реку Турухан и их притоки. Ещё в XIX веке часть селькупского населения бассейна Таза называлась в русских документах «сургутскими людьми» или «сургутскими остяками». По-видимому, однако, большую часть этих переселенцев составляли сельгула, давшие название северной (тазовско-туруханской) группе селькупов.
Русскими документами остяки - выходцы из сургутско-нарымского Приобья - фиксируются на реке Таз, на землях карасинских и худосейских самоедов (лесные энцы) и кунных самоедов (лесные ненцы) с середины XVII века, когда селькупам удалось одержать ряд побед в столкновениях с лесными энцами. В миграции на север принимали также участие - судя по ономастике и этнографическим данным - селькупы с Кети, кеты и отчасти даже восточные ханты. В течение второй половины XVII - первой половины XVIII века селькупы продолжали освоение тазовско-туруханского региона, в ходе которого им пришлось в значительной мере модернизировать свой экономический и бытовой уклад в соответствии с более суровыми, чем на их прародине, природными условиями: растёт значение оленеводства, как таёжного, эвенкийского типа, так и тундрового, заимствованного у энцев и ненцев, и с переходом на более подвижный образ жизни (основным типом жилища становится вместо прежней бревенчатой землянки переносной чум, основным транспортным средством - наряду с традиционной лодкой - нарты). Успех селькупов в военных столкновениях, в освоении нового жизненного уклада, постоянный приток населения с юга привели к тому, что во второй половине XVIII века они становятся доминирующей группой на Тазе и на Турухане, постепенно ассимилируя как прежних жителей этих мест - лесных энцев, так и пришельцев - хантов, кетов, эвенков. Так к началу XIX века формируется крупнейшая на сегодняшний день диалектно-территориальная группа селькупов - северная или тазовско-туруханская, отделённая от южной группы (см. ниже) клином ваховских хантов, принадлежащая с начала XIX века к иным административным единицам и находившаяся в более тесных сношениях с соседними группами кетов, эвенков, хантов и лесных ненцев, чем со своими южными соплеменниками.
Что касается южных селькупов, то среди них с XVI века выделяются тымско-нарымские селькупы (чумылькупы), кетские (кетско-пумпокольские) селькупы (сюссекумы) и обские (сегодня - на Оби выше Нарыма, в районе города Колпашева) селькупы (шёшкумы). Такое деление в целом совпадает с диалектным членением селькупского языка, в котором сегодня помимо северного (тазовско-туруханского) диалекта выделяют центральный (тымский и нарымский говоры), кетский и южный (обский) диалекты. Крайне южные группы селькупов, жившие ещё в XVI-XIX веках на р. Чае, Чулыме, на Оби между устьями Чулыма и Томи, составляли, по данным Галины Пелих, территориально-племенное объединение пайгула, и были ассимилированы томскими татарами и русскими в XIX веке (ещё в 1960-е годы на Чулыме встречались старики, помнившие отдельные селькупские слова). Именно язык этих групп («крайне южный», по терминологии Евгения Хелимского, диалект селькупского языка) отражён в первых селькупских книгах, созданных православными миссионерами в конце XIX века.
Русскими документами остяки - выходцы из сургутско-нарымского Приобья - фиксируются на реке Таз, на землях карасинских и худосейских самоедов (лесные энцы) и кунных самоедов (лесные ненцы) с середины XVII века, когда селькупам удалось одержать ряд побед в столкновениях с лесными энцами. В миграции на север принимали также участие - судя по ономастике и этнографическим данным - селькупы с Кети, кеты и отчасти даже восточные ханты. В течение второй половины XVII - первой половины XVIII века селькупы продолжали освоение тазовско-туруханского региона, в ходе которого им пришлось в значительной мере модернизировать свой экономический и бытовой уклад в соответствии с более суровыми, чем на их прародине, природными условиями: растёт значение оленеводства, как таёжного, эвенкийского типа, так и тундрового, заимствованного у энцев и ненцев, и с переходом на более подвижный образ жизни (основным типом жилища становится вместо прежней бревенчатой землянки переносной чум, основным транспортным средством - наряду с традиционной лодкой - нарты). Успех селькупов в военных столкновениях, в освоении нового жизненного уклада, постоянный приток населения с юга привели к тому, что во второй половине XVIII века они становятся доминирующей группой на Тазе и на Турухане, постепенно ассимилируя как прежних жителей этих мест - лесных энцев, так и пришельцев - хантов, кетов, эвенков. Так к началу XIX века формируется крупнейшая на сегодняшний день диалектно-территориальная группа селькупов - северная или тазовско-туруханская, отделённая от южной группы (см. ниже) клином ваховских хантов, принадлежащая с начала XIX века к иным административным единицам и находившаяся в более тесных сношениях с соседними группами кетов, эвенков, хантов и лесных ненцев, чем со своими южными соплеменниками.
Что касается южных селькупов, то среди них с XVI века выделяются тымско-нарымские селькупы (чумылькупы), кетские (кетско-пумпокольские) селькупы (сюссекумы) и обские (сегодня - на Оби выше Нарыма, в районе города Колпашева) селькупы (шёшкумы). Такое деление в целом совпадает с диалектным членением селькупского языка, в котором сегодня помимо северного (тазовско-туруханского) диалекта выделяют центральный (тымский и нарымский говоры), кетский и южный (обский) диалекты. Крайне южные группы селькупов, жившие ещё в XVI-XIX веках на р. Чае, Чулыме, на Оби между устьями Чулыма и Томи, составляли, по данным Галины Пелих, территориально-племенное объединение пайгула, и были ассимилированы томскими татарами и русскими в XIX веке (ещё в 1960-е годы на Чулыме встречались старики, помнившие отдельные селькупские слова). Именно язык этих групп («крайне южный», по терминологии Евгения Хелимского, диалект селькупского языка) отражён в первых селькупских книгах, созданных православными миссионерами в конце XIX века.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Бахрушин С.В. - Остяцкие и вогульские княжества в XVI—XVII векахДля просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Гемуев И.Н., Сагалаев А.М., Соловьев А.И. Легенды и были таежного края. – Новосибирск: Наука, 1989. – 175 с.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Пелымское княжество
Spoiler (expand)
За счет притока из Приуралья иассимиляции местного остяцкого населения число манси за Уралом быстро росло. К XV в. манси, жившие по рекам Конде, Пелыму, нижнему течению Сосьвы, объединились в сильное Пелымское княжество, центр которого находился у слияния Пелыма с Тавдой; здесь стоял городок, служивший резиденцией пелымских князей. Население княжества издавна подвергалось сильному влиянию со стороны соседей-тюрков. Показательно, что «лучшим людям» в Пелымском княжестве присваивалось название «мурз»; распространенными в среде местных манси оказывались и тюркские имена. Наряду с «лучшими людьми» выделялись «черные ясачные люди», которые платили в пользу первых ясак — это свидетельствует о далеко зашедшем социальном неравенстве мансийского общества.
Пелымский городок был не только административным, но и религиозным центром княжества. Близ него находилась священная лиственница («лествица»), пользовавшаяся глубоким почитанием манси-язычников; около нее регулярно устраивались праздники жертвоприношения. Недалеко располагалось большое языческое святилище с главной кумирней (содержавшей идолов, «в подобие человеческое иссеченных») и малыми кумирница-ми, помещавшимися на высоких столбах (с грубо вырезанными на капителях подобиями человеческих лиц); в малых кумирницах хранились орудия для убоя жертвенного скота, копья, стрелы и проч. В окрестностях Пелымского городка в так называемых Черных юртах хранилось священное копье — еще одна из известных языческих святынь.
В качестве самостоятельных уделов в состав Пелымского княжества входили Кондинское княжество и Табаринская волость. Столицей Кондин-ского княжества был укрепленный Кондинский городок (Картауж). Правившая здесь династия находилась в родстве с пелымскими князьями. В Та-баринской волости должность князя считалась выборной — выбирали «лучшие люди» из своей среды. Во внутренней политике табаринские и кондинские князья были вполне самостоятельными, внешние же сношения определялись пелымскими правителями. Объединенное войско «государства Пелымского» (под таким названием Пелымское княжество фигурировало в русских документах) представляло собой весьма грозную силу, с которой приходилось считаться всем, кто претендовал на Зауралье, в том числе Москве.
Пелымский городок был не только административным, но и религиозным центром княжества. Близ него находилась священная лиственница («лествица»), пользовавшаяся глубоким почитанием манси-язычников; около нее регулярно устраивались праздники жертвоприношения. Недалеко располагалось большое языческое святилище с главной кумирней (содержавшей идолов, «в подобие человеческое иссеченных») и малыми кумирница-ми, помещавшимися на высоких столбах (с грубо вырезанными на капителях подобиями человеческих лиц); в малых кумирницах хранились орудия для убоя жертвенного скота, копья, стрелы и проч. В окрестностях Пелымского городка в так называемых Черных юртах хранилось священное копье — еще одна из известных языческих святынь.
В качестве самостоятельных уделов в состав Пелымского княжества входили Кондинское княжество и Табаринская волость. Столицей Кондин-ского княжества был укрепленный Кондинский городок (Картауж). Правившая здесь династия находилась в родстве с пелымскими князьями. В Та-баринской волости должность князя считалась выборной — выбирали «лучшие люди» из своей среды. Во внутренней политике табаринские и кондинские князья были вполне самостоятельными, внешние же сношения определялись пелымскими правителями. Объединенное войско «государства Пелымского» (под таким названием Пелымское княжество фигурировало в русских документах) представляло собой весьма грозную силу, с которой приходилось считаться всем, кто претендовал на Зауралье, в том числе Москве.
Кодcков княжество
Spoiler (expand)
Свои государственные образования имели и ханты. Среди этих образований выделялось Кодское княжество на Оби. Правитель его — главный князь — имел резиденцию в окруженном крепостью Кодcком городке. Ему подчинялись князцы, возглавлявшие территориальные уделы. В русских документах последней четверти XV в. упоминается целый ряд «кодских» князей и стоявший над ними «большой князь» Молдан.
Обдорское княжество
Spoiler (expand)
Свои государственные образования имели и ханты. Среди этих образований выделялось Кодское княжество на Оби. Правитель его — главный князь — имел резиденцию в окруженном крепостью Кодcком городке. Ему подчинялись князцы, возглавлявшие территориальные уделы. В русских документах последней четверти XV в. упоминается целый ряд «кодских» князей и стоявший над ними «большой князь» Молдан.
Ляпинское княжество
Spoiler (expand)
В бассейне Куновата, Сосьвы и еепритока Ляпина образовалось Ляпинское княжество. Здесь существовало несколько древних хантыйских городков: Ку-новатский, Ляпинский, Юильский, Березовый, Мункос, Илчма. На территории Ляпинского княжества жили и манси, переселившиеся из-за Урала. Со временем, уже в русский период, по Сосьве и Ляпину манси частью ассимилировали хантов, частью вытеснили к востоку. Некоторые исследователи полагают, что этот процесс завершился к XVII в., другие — с большим основанием — считают в данном случае рубежом первую половину XVIII столетия.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Угорские княжества.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Гемуев И. Н., Люцидарская А. А. - Служилые угры. Один из аспектов русско-угорских отношений в XVI-XVII вв.
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
И.Н.Гемуев - НАРОД МАНСИ:ВОПЛОЩЕНИЕ МИФА (электронный вариант книги)
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Гемуев И.Н. Мировоззрение Манси. Дом и Космос
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь
Кодское княжество
Spoiler (expand)
Вдоль обоих берегов великой сибирской реки Оби, в ее среднем течении — от Березова на севере и до устья реки Ендырь на юге, были расположены около десятка городков, являвшихся главными населенными пунктами Кодского княжества— самого значительного, по мнению С.В.Бахрушина, государственного образования остяков (хантов) на Зауральской земле. Хотя численность населения этого княжества вряд ли намного превышала пять тысяч человек, им удавалось сохранять это свое государственное образование практически независимым от московских властителей вплоть до 1644 года, т.е. еще более чем полтора века после сокрушительных экспедиций по его землям ратей великого московского князя Ивана Третьего. И еще более полувека после Ермаковых побед.
В зону влияния владетелей кодских входили и остяки, проживающие по берегам реки Ваху, и еще несколько мелких остяцких княжеств — Вас-Пукол, Кол-Пукол, Емдырское.
О жизни подданных Кодского княжества, о политике его правителей, об устройстве социальных связей в княжестве сохранилось множество свидетельств как официальных — в делах Сибирского приказа или донесениях воевод, водивших туда русские рати, так и в описаниях немалого числа ученых и путешественников, посетивших эти края в шестнадцатом — восемнадцатом веках. Глубоко продуманным обобщением названных выше первоисточников явился фундаментальный труд С.В.Бахрушина "Остяцкие и вогульские княжества в XVI — XVII веках", вышедший в 1935 году и по сей день считающийся лучшим монографическим произведением по этой теме. На его основе и стоит все дальнейшее повествование.
Кодские земли географически расположены не очень-то выигрышно в смысле климатических условий — неудобья заболоченных таежных урманов, тянущихся вдоль левого берега Оби, переходящих к северу вообще в малопригодные для проживания болотистые лесотундровые заросли. Несколько приемлемее для проживания в кодских пределах был правый берег Оби — более высокий, почти без болот и потому, вероятно, все городки кодские располагались на нем.
Но, с другой стороны, кодские городки стояли очень даже выигрышно — в центре угорских земель, на главной дороге Западной Сибири — Оби, по которой происходило сообщение с севера на юг — от самоедов к татарам, и с запада на восток — от славян в глубь Сибири. Ну и само собой немаловажно было, что кодские земли были расположены в середине почти десятка остяцких княжеств и связи между ними тоже контролировали, таким образом, правители Коды.
Под властью кодских князей находилась территория, примерно полностью занимаемая ныне Октябрьским районом Ханты-Мансийского автономного округа.
Жили кодские подданные и в укрепленных городках, и в тяготеющих к ним неукрепленных поселениях, бывших, по сути дела, сезонными промысловыми стойбищами нескольких семей. Каждое такое поселение являлось вполне самостоятельным хозяйственным коллективом с законченным циклом производства. Как установили археологи, большая часть кодского населения проживала именно в этих неукрепленных поселениях. Городки же являлись военно-оборонительными, административно-политическими, торговыми и культовыми (религиозными) центрами княжества. В каждом таком городке правили свои князья, находившиеся в свою очередь в вассальной зависимости от "большого князя", имевшего своей резиденцией Кодский городок или Нангакар, стоявший на протоке Нягань. Главой Кодского княжества являлся властитель из династии Алачевых. Нангакар был издревле резиденцией этого княжеского рода. Вообще городок представлял собою классическую древнефеодальную усадьбу-крепость. Князь обитал здесь в окружении многочисленной родни и челяди. Проведенная в 1627 году перепись здешнего населения зафиксировала, что в городке тогда проживало только мужского пола дворовых людей семьдесят пять человек. Надо думать, что женской прислуги у Алачевых было не меньше. (К сожалению, женская часть населения тогда переписью не учитывалась, но известно, что когда князь кодский наезжал в Москву, то в его свите девок было больше, чем мужиков).
В том же городке при князе, как записано в тогдашних документах,"... для оберегания от беглых людей, по всякое лето до зимы жило человек по двадцать..." — небольшая дружина добротно обученных и хорошо вооруженных людей. Поскольку Кодский городок был и административным центром княжества, в нем, естественно, находился и главный арсенал княжества, где сберегались до времени тяжелые воинские доспехи, которыми князь снабжал свое ополчение в ратную пору. По одной из описей начала семнадцатого века, в этом арсенале были складированы, среди прочего, сорок панцирей, четыре лука бухарских, пятьдесят панцирных (бронебойных) стрел..." Здесь же находилось и княжеское казначейство — место, где хранились драгоценности династии —серебряная посуда, шкурки соболей, чернобурки и красных лис, белок, другие дорогие по тем временам изделия. Даже повидавших всякую роскошь бывалых русских переписчиков княжьего богатства поражало обилие хранящихся в "казначействе" разнообразных видов серебряных изделий — чаш, стоп, кубков и тому подобной утвари.
Кодский князь в своих владениях был не только главным сборщиком налогов, самолично объезжавшим подданных для сбора даней и поминок (особая форма подати, которую давали князю его дружинники), не только главным и верховным судьей своего народа, но и главным сберегателем его моральных устоев — главным сберегательным святынь своего государства. Естественно, его столица была и религиозным центром княжества. И когда в кодские земли стало проникать, точнее, усиленно насаждаться, христианство, то первая церковь — храм во имя Животворящей Троицы, тоже была поставлена в Кодском городке. Здесь же обретался и священник с притчем. Но поскольку остяки неохотно переходили в веру поработителей, упорно оставаясь в "поганых язычниках", и новокрещенные среди них насчитывались буквально единицами, то в этом же городе жил долго и главный шаман княжества, неподалеку от православного храма располагалась и самая почитаемая кодская "кумирия", где совершались языческие обряды.
Такое положение сохранялось долго еще после присоединения кодских земель к Московскому государству.
И — характерная для того времени кодская реальность.
Кодские князья были властителями в практически моноэтническом "остяцком" государстве. Естественно бы было предположить, что они единокровны со своими соплеменниками. Но, как показывает анализ, проведеный С.В.Бахрушиным по материалам русских переписей кодского населения в 1631 году, они были практически чужеродны для своих подданных. Перепись эта, дающая по мнению С.В.Бахрушина, весьма точные сведения о составе кодского населения, не позволила ему выявить даже самые слабые признаки родовой связи кодских князей и управляемого ими народа. Этот парадокс отнюдь не единичен в раннем средневековье. Аналогию подобной ситуации мы находим и у дальних западных соседей остяков — славян, которыми тоже правили инородные — варяжские — князья.
И русские летописи, и многочисленные документы московского "Сибирского приказа" свидетельствуют, что весьма важной стороной жизни населения Кодского княжества были почти не прекращающиеся военные действия — либо они наскакивали на соседние княжества, либо тамошние ватаги набегали на кодскую территорию. Причем в характере, так сказать направленности этих военных конфликтов, резко отличаются два периода — до и после русской колонизации кодского населения. До присоединения к Московскому государству главным поводом к войнам задиристых кодских обитателей были неуемные их претензии на земли соседствующих народов. Причем была создана и основательная теоретическая база под такое их поведение. В главных своих тезисах эти идеи кодских правителей прямо предвосхитили получившие широкое распространение и ставшие особенно популярными в наши дни теории о праве, причем неоспоримом, природном праве народов на свое "жизненное пространство", объем которого каждый народ вправе определять себе сам. Приведем образчик подобных "теоретических" построений, процитировав отрывок из челобитной, поданной кодскими остяками московскому царю: "Живем мы край Оби реки, все по берегу, кормимся рыбою, а отхожих, государь у нас от реки в гору промыслов и речек нет, а вверх идучи Обью рекою, все пришли болота и тундры, а по тундрам все кочевная самоядь, а по другую сторону Оби реки кондинские остяки и пелымские вогуличи, и нам, государь, промышлять негде..." Из такой невыносимой для кодских жителей ситуации им виделся только один исход — отвоевать себе места для промысла у соседей, которым они, конечно же, не столь необходимы. Вдохновленные созданной ими "передовой теорией", кодские обитатели исстари вели почти не прекращающиеся стычки с соседями. На севере объектами их набегов были поселения и кочевья тундровой самояди (ненцев), на юге и западе они опустошали территории вогульских княжеств. Но и единоплеменникам своим из других остяцких княжеств Зауралья воинственные кодцы спуску не давали. Не убоялись они трепать и русские поселения, едва они завелись на Урале. Сосвинские остяки жаловались в Сибирский приказ в 163 7 году:"... от тех кодских остяков, от их воровства, не будет никаких русским людям и им, остякам, проезду..."
Это и понятно — военная добыча (пленные, награбленное имущество) издавна были существенной статьей доходов кодских князей, поскольку именно они забирали себе большую часть военных трофеев и с годами они только приохочивались к такому способу приобретательства богатства.
Но именно русским удалось найти управу на воинственных кодов. И то не сразу. Ивану Третьему до поры было не до них — более серьезные враги тревожили пределы Московского государства — новгородцы, ливонцы, татары с Казани и Крыма. И до времени он вынужден был ограничиваться небольшими экспедициями "на Куду". Но едва он развязал себе руки победами над татарами и новгородцами, сразу же отправил мощное пятитысячное войско под водительством прославленных военачальников князей Симеона Курбского, Петра Ушатого и Заболоцкого-Вражника покорять драчливых кодских остяков. Да и то сказать, они изрядно досаждали жителям северо-восточных окраин Московии — пермякам и вымичам. Особенно конфликтными выдались 1484 —1485 годы, когда, как свидетельствуют летописи, "большой" кодский князь Молдан, решил жестоко отомстить русским за унижения своего поражения от рати князя Федора Курбского в 1483 году, последовавшего затем пленения и уничижительной милости царя, отпустившего его вассалом владеть доставшимися от предков землями и городками. Неприятности, чинимые кодскими остяками, и понудили Ивана III направить в 1499 году сына Князя Федора Симеона Курбского окончательно решить "кодский" вопрос. Умелые воеводы великого князя московского с блеском исполнили его поручение. Они наголову разбили — причем после тяжелейшего зимнего перехода на лыжах суровых скалистых кряжей Североуральских хребтов—ополчения остяцких и вогульских княжеств и принудили, в числе прочих, кодских правителей подписать договор о вступлении их земель под протекторат великого князя московского.
Но и этот кровавый урок не пошел Коде впрок.
Едва-едва они смогли залечить свои раны, как вновь принялись за старое — наскакивать на земли соседей, грабить их, уводить к себе женщин и рабов. И буквально вплоть до Ермаковых побед кодские ватаги не давали жить российским, в частности строгановским поселениям, немилосердно грабя их при каждом "удобном" случае. И Ермаку кодексе население противостояло буквально до последней возможности. Кодские воины участвовали во всех сражениях с казаками на стороне сибирских татар. Кучум не случайно в знак признания заслуг князя Алача в совместной борьбе с ватагами Ермака после битвы, в которой погиб отважный атаман, преподнес кодскому князю, при дележе захваченной добычи, Ермаков панцирь.
Пришедшие по следу Ермака регулярные московские войска быстро помогли определиться кодским князьям — на чьей стороне им теперь надлежит стоять. Именно с этих пор начался отсчет второго этапа направленности военных действий кодских дружин — они стали деятельными помощниками московских правителей в их устремлениях захватить и покорить всю Сибирь.
Следует сделать небольшое отступление. Отнюдь нельзя утверждать, что кодские жители и их князья так уж сразу отказались от своих былых привычек. История покорения Кодского княжества была не столь проста. Не раз его жители пытались вернуть княжеству независимость. Один из первых заговоров против московских поработителей возник в начале семнадцатого века. Его возглавила жена князя Игичея (сына князя Алача) Анна Пуртеева. Как пишет С.В.Бахрушин, "энергичная, властная и решительная, она в 1609 году задумывает воспользоваться смутой на Руси для восстановления независимости Коди, вступает в сношения с вчерашними врагами, с кондинскими вогуличами, с обдорским князем Мемруком, призывает к восстанию белогорских и сосвинских остяков, рассылает по остяцким волостям "изменную стрелу" с мистическими зарубками, этот языческий символ войны: "со всеми остяками идти было... к Березову городу войною в осень, как будут темные ночи."
Заговор не удался...
В последний раз попробовали кодские остяки вспомнить свою былую независимость в 1662 году, когда они примкнули к общему замыслу всех березовских остяков, имевшему целью восстановить самостоятельность остяцких княжеств. Кодские остяки совместно с казимскими должны были подстеречь и перебить русских служилых по пути из Березова в Тобольск. Заговор был раскрыт, и несколько кодских остяков было повешено... С тех пор больше никогда не возникало речи о возрождении самостоятельности Кодского княжества, и оно становится заурядной остяцкой волостью в составе Московского государства. Правда до 1643 года кодские князья сохраняли свои вотчинные права в обмен на обязательства "службы служити" московским государям. С конца шестнадцатого века московские властители умело использовали и новообретенные земли кодских остяков и их веками выпестованную воинственность и боевую сноровку. С этого же времени кодексе население стало платить довольно стабильный ясак Москве ценными мехами (соболями, чернобурками и красными лисами, белками), а кодские военные формирования начали принимать участие во многих походах московских войск, особенно на уральских и сибирских землях. В делах Сибирского приказа сохранились документы, достаточно полно освещающие роль кодских воинов в начале русской колонизации Зауралья и Сибири. Вот текст одной из челобитных кодских остяков, датированной 1649 годом: "С прошлых, государь, годов, с Ермакова взятья Сибири блаженной памяти при великом государе царе Иване Васильевиче и иным государямцарям служили мы, холопы твои, с кодскими князьями, со князь Игичеем Алачсвым, и со князь Онжею, и со князь Чумеем, и с детьми их, и со внучатами: отцы наши и братья и мы города и остроги по всей Сибири ставили и на твоих государевых изменников и ослушников, на колмацких людей и на татаровей, и на остяков, и на самоядь, на тунгусов и буляшских людей, и на всяких ослушников служили мы, с березовскими и тобральскими казаками за один ходили..." В тексте другого документа остяки подчеркивают, что служба их московскому государю была отнюдь не легкой: "...и кровь проливали и головы свои складывали исстари, от Сибирского взятья..."
С.В.Бахрушин, подводя итоги обзору документов того времени, констатирует: "Крупная роль кодских остяков в деле покорения Сибири не подлежит сомнению. При содействии, а может быть, по инициативе князя Игичея было завершено покорение Пелымского княжества завоеванием в 1594 году Большой Конди, причем им были взяты в плен кондинский князь Агай и его семья. Им же было предпринято в девяностых годах несколько походов, совместно с русскими, для завоевания верхнего течения Оби, Сургута и Нарыма. Особенно были незаменимы услуги, которые оказали князья Алачевы при завоевании низовьев Оби и соседних с Обью остяцких княжеств. В 1593 году князь Игичей и его люди с Никитою Трахавиотовым "на Березове город ставили". Он же ходил походом на обдорских остяков и покорил их русским. По смерти его в 1607 году "... как отложился было князь Василий Обдорский", снова был послан, под командой березовского служилого человека Ивана Рябова, отряд кодских остяков, которые захватили в плен обдорского князя и его сына, а также его союзника, ляпинского князя Шатрова Лугуева, доставили их на Березов (оба пленника были тут же и повешены скорым на расправу воеводой. —Л.С.) и привели обдорских остяков "под царскую высокую руку".
Московское правительство очень ценило и берегло кодских князей. Долго они были ему не только полезны, но и необходимы. При недостатке собственного контингента ратников остяцкое вспомогательное войско человек в 100 — 200 являлось очень существенной вспомогательной силой. Целый ряд походов кодские остяки совершали, хотя и под командой русских начальников, но одни, "без русских служилых людей"; в тех случаях, когда они шли совместно с русскими служивыми людьми, их участие было все-таки очень крупное: так, в экспедиции С.Новацкого на 50 русских приходилось 40 остяков. По своему знанию местности, по привычке действовать в чужих для русских географических условиях, они были незаменимы в походах "в дальние тундры, куда и позднее русские проникали только случайно".
Таким образом, резюмирует С.В.Бахрушин, завоевание Оби и ее притоков произведено было в значительной степени посредством вооруженных сил кодских князей.
Но не только этим служили кодцы русским. Их труды оказались весьма необходимы при закреплении завоеванных территорий, при строительстве на них укрепленных форпостов, при дальнейшем продвижении русских за Енисей. Документы Сибирского приказа бесстрастно свидетельствуют, что "в 1618 году князь Михаил Алачев по распоряжению из Тобольска посылал под командою Черкаса Рукина двадцать человек остяков "в тунгусы" на Маковский волок ставить острог; из острога Петр Албычев посылал их на тунгусских людей, на князька Данупа; в следующем году из Тобольска опять потребовали посылки 10 человек "в тунгусы": из Маковского они ходили с Максимом Трубчаниновым на Енисей ставить енисейский острог. Несколько раньше, в 1604 году, кодские остяки посылались под начальством сотника Черкаса Рукина и князя Онки ставить Томский город. Наконец, в 1627 году, в экспедиционном отряде Самсона Новацкого, посланного из Тобольска через Мангазею в Нижнюю Тунгуску "на государевых изменников" — тунгусов и гуляшей, принимали участие сорок остяков князя Михаила; поход продолжался три года".
Конечно, приведенный перечень воинских экспедиций кодских ватаг далеко не исчерпывающ. Но и он помогает представить их роль в русском завоевании Сибири. Ведь "войско, которое выставляли кодские князья, численностью было по тогдашним условиям очень значительно. Князь Михаил утверждал, что с его отцом "людей его двора, служилых и ясачных ходило 300 человек". Более точные сведения говорят об отрядах в 100,150,200 человек. При князе Михаиле, по его словам, посылались только небольшие отряды в 40 — 50 человек".
Можно считать твердо установленным, что кодские остяки помогали русским, причем помощь эта была весьма существенна, при возведении городов и острогов Сибирских — Березова, Сургута, Томска, Нарыма, Маковского, Енисейского и Кетского острогов.
Иногда кодские воины использовались тобольскими воеводами и в качестве своеобразных внутренних войск по охране порядка. К примеру, в 1620 году им было приказано организовать поимку ссыльных, пытавшихся сбежать в Россию через Уральские горы.
Итак, мы видим что Кодексе княжество было весьма военизированным и воинственным государственным образованием. А, если верить Марксу, такие человеческие сообщества, как правило, обладают и высокой социальной организацией. Кодцы не стали исключением. С.В.Бахрушин, ряд других исследователей отмечают глубокую дифференциацию кодского населения по правам и уверенно выделяют четыре главных социальных слоя, на которые было расчленено кодексе общество — княжеский род, служилые остяки, ясачные остяки, рабы.
Первым кодским князем, "официально" утвержденным московским правительством в его владетельских правах на древнюю его же вотчину на условии принять положение московского вассала, был Алач. По смерти Алача кодским властителем стал его сын Игичей. Игичей умер сравнительно молодым, и воспреемником его на престоле оказался малолетний сын Михаил. Править княжеством до его возрастания стала вдова Игичея Анна на правах опекунши своего сына. Кстати, как свидетельствуют документы, Анна не растерялась и показала себя весьма волевым и авторитетным правителем. Она сумела проявить себя не только как умелый хозяйственник, ни в чем не уступавшая правителям-мужчинам — самолично ездила собирать ясак, выколачивать задолженности в казну из подвластных земель, выгодно проворачивала различные торговые операции, но и оказалась высоко авторитетным политиком на всем западносибирском пространстве. Выше мы уже упоминали, что именно Анна стала душой заговора коалиции зауральских князей против русского владычества. А когда заговор провалился, Адна сумела отделаться только краткосрочной отсидкой в Москве и вскоре снова возвратилась в свои владения. Явно восхищенный этой яркой женщиной, С.В.Бахрушин даже написал некий панегирик кодским княгиням, утверждая, что ".. .среди сменяющихся членов кодского княжеского дома более яркие и сильные фигуры представляют именно женщины, у них много энергии и много инициативы. Вдова князя Алача, Анастасия, первая в княжеской семье приняла христианство и, по-видимому, повлияла в этом отношении на своих сородичей, даже на своего сына Игичея, выразившего было согласие креститься (напрашивается прямая аналогия с киевской княгиней Ольгой, не правда ли?—Л.С.). Другого рода женщиной была жена самого Игичея Анна Пуртеева. Энергичная, властная и решительная... при сыне и внуке она продолжала играть первенствующую роль и, когда в 1640 году в Москве было решено покончить с Кодою, то обвинения во всевозможных религиозных и политических преступлениях были возведены не только на одного безличного князя Дмитрия, но и на его умную и властную бабку, которая, в сущности, управляла за своего внука, как в первое время после смерти Игичея она же совершенно заслоняла своего сына, князя Михаила..."
В документально зафиксированное время кодский княжеский дом представлял обширное родственное гнездо, поскольку князь Алач оставил довольно многочисленное потомство. Но в семье неукоснительно соблюдалась главенствующая роль его потомков по прямой линии (от отца к старшему сыну и так далее). Правда, в 1606 году была сделана попытка династического переворота. Двоюродный брат Игичея Онка Юрьев добился было в Москве указа о передаче ему должности и доходов "главного" кодского князя. Но реализовать этот указ в практику Онке не удалось — мать малолетнего законного наследника престола Анна оказалась ему не по зубам. Умные и решительные ее действия, умело использованные связи в Тобольске и Москве помогли ей сохранить кодский престол за собой, своим сыном и внуком, которому и выпала судьба стать последним правителем Кодского княжества.
Кодексе княжество и, соответственно, кодская правящая династия, были упразднены указом 1643 года, когда московские правители перестали видеть нужду в кодских ополченцах при освоении Западной и Центральной Сибири — ее просторы были уже заставлены русскими городками и острогами, в них прочно утвердились московские воеводы, и воинские формирования инородцев в этих условиях становились не только не нужны, но и опасны — поддерживали у своих князьков иллюзию равноправных союзнических отношений с московским царем.
"Класс служилых остяков, все коренное население собственно Коди... жители первоначальной вотчины князей Алачевых... — были, по С.В.Бахрушину, своеобразная военная аристократия, племя победителей и завоевателей..." (Не правда ли, сама собой напрашивается аналогия варягов среди славянских племен). Они не платили обязательной подати князю в виде ясака. Их взаимоотношения с княжеским домом складывались в ином ключе — они были обязаны нести воинскую службу в интересах князей Алачевых, составляя и его постоянную дружину, несущую охранную службу в княжеской резиденции и других городах, и ополчение, когда князю вздумывалось воевать с соседями. Для служилого остяка было священным долгом прибыть по первому зову князя на его двор для участия в военных действиях. Из арсеналов князя в его столице они немедленно получали воинскую справу — панцири, шеломы, луки, другое необходимое оружие, а также деньги, провиант и необходимый в походах хозяйственный инвентарь — котлы, топоры, даже собак для ведения промыслов по пути. После вхождения Коды в Московское государство положение этого класса поначалу совсем не изменилось. В делах Сибирского приказа сохранилась следующая челобитная служилых остяков русскому царю: "Князья Игичей и Онка и Чумей Алачевы и дети их нас на твои государевы службы отпущающи, запасом и деньгами и всякою ратною сбруею, пансырями и шеломами и добрыми собаками звериными сподобляли, и мы... многих твоих государевых изменников и непослушных людей иноземцев побивали и в полон жен и детей их имали и, деля тот полон по себе и приходя со службы в кодские городки, князьям, князь Игичею с братьею и детям их после их, князей, и внучатам Алачевым в почесть ясырем и лучшим зверем били челом и тем княжие подъемы окупали". Очевидно, что князьям доставалась и лучшая, и большая доля добычи. Но не всегда такой дележ добычи устраивал воинов, рисковавших своими головами и перенесших немалые тяготы, но получавших несоразмерно малую часть добычи. На этой почве между князем и его дружиной часто возникали ожесточенные споры. В 1636 и 1637 годах подобные споры переросли в открытое восстание дружинников против князей Алачевых. Еле-еле удалось их тогда усмирить.
Но не всегда же воевали служилые остяки. Были и у них передышки в ратной службе. Князья Алачевы и тут не оставляли их своим вниманием. Если дружинник не нес ратную повинность, за это время он обязывался одаривать князей за покровительство своеобразным видом дани — полудобровольными "поминками" в виде обусловленного числа шкурок белок, сухой рыбой, рыболовными снастями и крапивой для выделки полотен.
По материалам переписи 1631 года всего служилых остяков в Кодском княжестве насчитывалось 138 человек. Год был мирным, и на княжеской службе находились 16 человек. Остальные отплачивались "поминками".
Значительная часть населения Кодского княжества платила князю обязательную подать —ясак. Это были достаточно бесправные потомки более слабых соседних владений, где правили князья Алачевы. Ясак выплачивался в виде обязательных поставок собольих и беличьих шкурок. Кроме того, ясачные остяки должны были отправляться на княжий промысел, для чего князь выдавал им необходимый инвентарь. По переписи 1631 года такой ясак выплачивало около сотни остяков. Но среди ясачного населения были и такие, кто из-за бедности или болезненности не мог платить регулярную дань. Такие попадали в кабалу к князю и были заняты на сезонных работах по усадьбе и в обширном княжьем хозяйстве. Примерный перечень их обязанностей донес до нас следующий документ Сибирского приказа, где сказано, что они должны были "... дрова сечь в лесу и ко двору волочить и всякий хоромный лес добывать и проводить ко дворе же, сена ставить по 15 00 копен и больше на год, и то-де сено ко двору же волочить и во дворе работать на всякий день непрестанно..." Такого населения было тоже достаточно в Кодском княжестве. Кстати, в их число могли попадать и служилые остяки, изувеченные в сражениях.
Наконец, в Коде, как и в других остяцких княжествах, существовало самое обычное рабство. По переписи 1631 года в княжестве насчитывалось около восьмидесяти рабов-мужчин.
Главным поставщиком рабов в княжество являлись конечно, воины. Во время своих военных экспедиций, причем независимо, когда это было — до или после русской колонизации, кодские остяки обязательно уводили к себе много пленников, особенно женщин и детей, Кондинские вогуличи направили в 1600 году московскому царю не челобитную — прямо крик души — на обиды, которые они терпят от набегов вредоносных соседей, кодских остяков: "...жены их и дети и людей емлют к себе в юрты... в холопи... и иные-де жены их, и дети, и сестры, и братья, и племянники у князя Игичея и у его людей в их волостях служат в холопях шесть лет, и, живуч-де у него и у людей его с работы и с нужы, и с голоду, и с наготы, и босоты в конец погибли и помирают нужною смертью..." Так же уводили людей в рабство кодские воины и из соплеменных княжеств. Как свидетельствуют материалы Сибирского приказа, кодичи во время похода на нарымских остяков тоже немало у них поживились, и "жен их и детей в полон поймали".
Другим источником поступления рабов в богатые хозяйства была... продажа детей и женщин обедневшими вконец отцами семейства своим более зажиточным сородичам. В челобитной Михаилу Федоровичу сургутские остки писали: "на нам был голод великий с осени и до весны... с голоду ели человечину и собаки, а иные ясачные люди женишка свои и детишка на корм продавали в холопы..." Такое случалось и у кодских остяков. Немало рабов приобреталось и на торгах с самоедами.
Социальная дифференциация естественно возникала на базе имущественной дифференциации кодских жителей, которая возникла, в свою очередь, на достаточно развитом хозяйстве, не только же на войнах.
Хозяйственная деятельность остяков Коди определялась, прежде всего, местом их обитания. А они расселялись по берегам многоводной, рыбообильной Оби. Освоили они и не менее богатые рыбой многочисленные протоки и притоки этой великой сибирской реки. Естественно поэтому, рыба и сделалась главным объектом их промысла и составляла основу их рациона. Более того, рыба поставляла кодским остякам и основные компоненты для составления их гардероба. Столь существенные особенности в формировании меню и гардероба сохранялись у остяков еще долго после присоединения их земель к Московскому государству. Рыбой они запасались, уходя на промысел в дальние урманы или собираясь воевать далеко от дома, рыбой они платили ясак своим князьям, рыбой торговали. Запасы рыбы даже определяли — смогут ли остяки расплатиться с государем московским. В одной из своих челобитных они прямо так и заявляют: "...а окроме рыбных запасов у нас, сирот твоих, иных запасов никаких не живет, а место у нас бедное, пашен и скота у нас никакого нет, кормимся рыбешкою, и твоего, государь, ясаку промышлять без запасу на лес ходить несем".
Вот что свидетельствует Новицкий, очевидец, посетивший остяцкие земли в восемнадцатом веке и оставивший нам ценнейшие наблюдения над их тогдашним бытом в "Кратком описании о народе остяцком": "...И не только ради прокормления своего рыбу ловят, но и платье себе делают, и сапоги, и шапки; а шьют их рыбьими жилами... Бедные люди... ходят зимою и летом в рыбных кожанишках". О том же свидетельствует и путешественник Спафарий, поразившийся, что остяки-бедняки "... и зимнего времени лютость тягчайших прелестов претерпевает в кожане" из рыбы.
Рыболовство как основной вид хозяйственной деятельности диктовало кодским остякам и соответствующий образ жизни. По наблюдениям Палласа "для рыбных ловель остяки принуждены летом кочевать с места на место, смотря по местам рыбой изобильным; однако везде и при сих местах имеют они зимовья, в коих прежде живали и в коих в таких случаях обитали".
Второе по значимости в занятиях остяков место занимал звериный промысел. Хотя кодские жители и писали в челобитной 1650 года, жалуясь на свою долю русскому царю Алексею Михайловичу: "... леса выгорели и запустели, и зверя никакого нет, а ходим мы на лес промышлять в дальние места недель по десять и больши..." и дрались они ожесточенно за право промышлять в тех или иных местах, но охоту не бросали — надо же было как-то добывать мягкую рухлядь платить ясак. Да и князья никогда бы не позволили им прекращать охоту — за добычной сезон старательный охотник мог принести в его хранилища до пятидесяти сороков соболей. А это очень дорого тогда стоило на российских рынках.
Но остяки уже тогда поняли, что одна охота не сможет быть стабильным источником поступления мягкой рухляди. Наиболее дальновидные из них непременно приносили из леса лисят, соболят и растили их в клетках. Так у них успешно развилось промысловое звероводство. Кстати, немаловажным доводом в пользу развития этого промысла было то, что выращенные таким образом звери обладали более качественными пушистыми шкурками.
Особой статьей занятий была охота на водоплавающую дичь... И здесь к добытому относились рачительно. Не только мясо убитых птиц шло на остяцкие столы, но и шкуры выделывались для изготовления одежды...
Шел на остяцкий стол и всякий растительный подбор — шишки, ягоды. Особенно остяки ценили "корень белый сусак", который, собрав летом, старательно сушили, а зимою готовили из него остяцкий хлеб.
В остяцких городках жили и умелые ремесленники.
Естественно, первым ремеслом считалось искусство обработки рыбьих шкур. Новицкий с восхищением наблюдал, как умельцы выделывали рыбьи шкуры: "с налима... тожде с осетра и стерлядей одерше кожу, только трудами своими умягчевают... проделывают рыбьи кожи рыбьим жиром, аки ровдугу мягкостью, которые отнюдь дождя не боятся. Яко могут все одеяние из них пошити; обще же из налимьей кожи — кожаны, с иных же чулки, сапоги себе утворяют..."
Не менее умело обрабатывали остяки и звериные шкуры, осторожно соскабливая мездру костяными скребинцами.
У остяков было развито и специфическое северное ткачество.
Основным сырьем для этих рукодельников служила не конопля, как у русских людей, а... крапива. И из стеблей этой самой крапивы они столь ловко выучились ткать холсты, что из получаемого полотна изготовляли франтоватые рубашки, в которых, изобретательно изукрасив их причудливыми "пестротами", затейливыми узорами, щеголяли модницы из бедных остяцких семей.
Естественно, крапивные рубашки да рыбьи меха шили себе преимущественно в малоимущих семьях. Князья и дружинники имели возможность приобрести или награбить одежду и обувь из настоящего меха и из шелков и дорогих полотен. Естественно, они не только украшались сами, но и жен своих обвешивали драгоценными украшениями. Да и дома их ломились от злата-серебра. Так у кодского князя Михаила только сосудов серебряных позолоченных в кладовой при столовой стояло 800 штук.
Таким было Кодексе княжество в середине второго тысячелетия по Рождеству Христову. Энергичное, воинственное население, устойчивое правление, эффективное хозяйство, непростые отношения с соседями.
И весьма непростые отношения с Московским государством.
Так, в 1483 году приходил в Москву от кодских князей и "от всея земли Кодские и Югорские" князь Питкей ходатайствовать об освобождении взятых в плен князя Молдана и его товарищей. В 1485 году при посредничестве пермского владыки кодские князья заключили под Вымским городком мир с вымскими князьями и с вычегодцами, скрепленный с обеих сторон торжественной клятвой. Этим же договором был скреплен оборонительный союз кодских остяков с обдорцами...
С семнадцатого века Кодского княжества больше не существует. Его земли постепенно стали рядовой волостью Московского государства, а сейчас — Октябрьским районом Ханты-Мансийского округа. О бытовавшем здесь мире сегодня напоминают лишь старинные документы, археологические раскопки да имена некоторых поселений, сохранившие названия давно исчезнувших кодских городков — Карымкары, Нангакар... И очень мало осталось коренных остяков — исконных обитателей этих мест.
Лев Сонин
В зону влияния владетелей кодских входили и остяки, проживающие по берегам реки Ваху, и еще несколько мелких остяцких княжеств — Вас-Пукол, Кол-Пукол, Емдырское.
О жизни подданных Кодского княжества, о политике его правителей, об устройстве социальных связей в княжестве сохранилось множество свидетельств как официальных — в делах Сибирского приказа или донесениях воевод, водивших туда русские рати, так и в описаниях немалого числа ученых и путешественников, посетивших эти края в шестнадцатом — восемнадцатом веках. Глубоко продуманным обобщением названных выше первоисточников явился фундаментальный труд С.В.Бахрушина "Остяцкие и вогульские княжества в XVI — XVII веках", вышедший в 1935 году и по сей день считающийся лучшим монографическим произведением по этой теме. На его основе и стоит все дальнейшее повествование.
Кодские земли географически расположены не очень-то выигрышно в смысле климатических условий — неудобья заболоченных таежных урманов, тянущихся вдоль левого берега Оби, переходящих к северу вообще в малопригодные для проживания болотистые лесотундровые заросли. Несколько приемлемее для проживания в кодских пределах был правый берег Оби — более высокий, почти без болот и потому, вероятно, все городки кодские располагались на нем.
Но, с другой стороны, кодские городки стояли очень даже выигрышно — в центре угорских земель, на главной дороге Западной Сибири — Оби, по которой происходило сообщение с севера на юг — от самоедов к татарам, и с запада на восток — от славян в глубь Сибири. Ну и само собой немаловажно было, что кодские земли были расположены в середине почти десятка остяцких княжеств и связи между ними тоже контролировали, таким образом, правители Коды.
Под властью кодских князей находилась территория, примерно полностью занимаемая ныне Октябрьским районом Ханты-Мансийского автономного округа.
Жили кодские подданные и в укрепленных городках, и в тяготеющих к ним неукрепленных поселениях, бывших, по сути дела, сезонными промысловыми стойбищами нескольких семей. Каждое такое поселение являлось вполне самостоятельным хозяйственным коллективом с законченным циклом производства. Как установили археологи, большая часть кодского населения проживала именно в этих неукрепленных поселениях. Городки же являлись военно-оборонительными, административно-политическими, торговыми и культовыми (религиозными) центрами княжества. В каждом таком городке правили свои князья, находившиеся в свою очередь в вассальной зависимости от "большого князя", имевшего своей резиденцией Кодский городок или Нангакар, стоявший на протоке Нягань. Главой Кодского княжества являлся властитель из династии Алачевых. Нангакар был издревле резиденцией этого княжеского рода. Вообще городок представлял собою классическую древнефеодальную усадьбу-крепость. Князь обитал здесь в окружении многочисленной родни и челяди. Проведенная в 1627 году перепись здешнего населения зафиксировала, что в городке тогда проживало только мужского пола дворовых людей семьдесят пять человек. Надо думать, что женской прислуги у Алачевых было не меньше. (К сожалению, женская часть населения тогда переписью не учитывалась, но известно, что когда князь кодский наезжал в Москву, то в его свите девок было больше, чем мужиков).
В том же городке при князе, как записано в тогдашних документах,"... для оберегания от беглых людей, по всякое лето до зимы жило человек по двадцать..." — небольшая дружина добротно обученных и хорошо вооруженных людей. Поскольку Кодский городок был и административным центром княжества, в нем, естественно, находился и главный арсенал княжества, где сберегались до времени тяжелые воинские доспехи, которыми князь снабжал свое ополчение в ратную пору. По одной из описей начала семнадцатого века, в этом арсенале были складированы, среди прочего, сорок панцирей, четыре лука бухарских, пятьдесят панцирных (бронебойных) стрел..." Здесь же находилось и княжеское казначейство — место, где хранились драгоценности династии —серебряная посуда, шкурки соболей, чернобурки и красных лис, белок, другие дорогие по тем временам изделия. Даже повидавших всякую роскошь бывалых русских переписчиков княжьего богатства поражало обилие хранящихся в "казначействе" разнообразных видов серебряных изделий — чаш, стоп, кубков и тому подобной утвари.
Кодский князь в своих владениях был не только главным сборщиком налогов, самолично объезжавшим подданных для сбора даней и поминок (особая форма подати, которую давали князю его дружинники), не только главным и верховным судьей своего народа, но и главным сберегателем его моральных устоев — главным сберегательным святынь своего государства. Естественно, его столица была и религиозным центром княжества. И когда в кодские земли стало проникать, точнее, усиленно насаждаться, христианство, то первая церковь — храм во имя Животворящей Троицы, тоже была поставлена в Кодском городке. Здесь же обретался и священник с притчем. Но поскольку остяки неохотно переходили в веру поработителей, упорно оставаясь в "поганых язычниках", и новокрещенные среди них насчитывались буквально единицами, то в этом же городе жил долго и главный шаман княжества, неподалеку от православного храма располагалась и самая почитаемая кодская "кумирия", где совершались языческие обряды.
Такое положение сохранялось долго еще после присоединения кодских земель к Московскому государству.
И — характерная для того времени кодская реальность.
Кодские князья были властителями в практически моноэтническом "остяцком" государстве. Естественно бы было предположить, что они единокровны со своими соплеменниками. Но, как показывает анализ, проведеный С.В.Бахрушиным по материалам русских переписей кодского населения в 1631 году, они были практически чужеродны для своих подданных. Перепись эта, дающая по мнению С.В.Бахрушина, весьма точные сведения о составе кодского населения, не позволила ему выявить даже самые слабые признаки родовой связи кодских князей и управляемого ими народа. Этот парадокс отнюдь не единичен в раннем средневековье. Аналогию подобной ситуации мы находим и у дальних западных соседей остяков — славян, которыми тоже правили инородные — варяжские — князья.
И русские летописи, и многочисленные документы московского "Сибирского приказа" свидетельствуют, что весьма важной стороной жизни населения Кодского княжества были почти не прекращающиеся военные действия — либо они наскакивали на соседние княжества, либо тамошние ватаги набегали на кодскую территорию. Причем в характере, так сказать направленности этих военных конфликтов, резко отличаются два периода — до и после русской колонизации кодского населения. До присоединения к Московскому государству главным поводом к войнам задиристых кодских обитателей были неуемные их претензии на земли соседствующих народов. Причем была создана и основательная теоретическая база под такое их поведение. В главных своих тезисах эти идеи кодских правителей прямо предвосхитили получившие широкое распространение и ставшие особенно популярными в наши дни теории о праве, причем неоспоримом, природном праве народов на свое "жизненное пространство", объем которого каждый народ вправе определять себе сам. Приведем образчик подобных "теоретических" построений, процитировав отрывок из челобитной, поданной кодскими остяками московскому царю: "Живем мы край Оби реки, все по берегу, кормимся рыбою, а отхожих, государь у нас от реки в гору промыслов и речек нет, а вверх идучи Обью рекою, все пришли болота и тундры, а по тундрам все кочевная самоядь, а по другую сторону Оби реки кондинские остяки и пелымские вогуличи, и нам, государь, промышлять негде..." Из такой невыносимой для кодских жителей ситуации им виделся только один исход — отвоевать себе места для промысла у соседей, которым они, конечно же, не столь необходимы. Вдохновленные созданной ими "передовой теорией", кодские обитатели исстари вели почти не прекращающиеся стычки с соседями. На севере объектами их набегов были поселения и кочевья тундровой самояди (ненцев), на юге и западе они опустошали территории вогульских княжеств. Но и единоплеменникам своим из других остяцких княжеств Зауралья воинственные кодцы спуску не давали. Не убоялись они трепать и русские поселения, едва они завелись на Урале. Сосвинские остяки жаловались в Сибирский приказ в 163 7 году:"... от тех кодских остяков, от их воровства, не будет никаких русским людям и им, остякам, проезду..."
Это и понятно — военная добыча (пленные, награбленное имущество) издавна были существенной статьей доходов кодских князей, поскольку именно они забирали себе большую часть военных трофеев и с годами они только приохочивались к такому способу приобретательства богатства.
Но именно русским удалось найти управу на воинственных кодов. И то не сразу. Ивану Третьему до поры было не до них — более серьезные враги тревожили пределы Московского государства — новгородцы, ливонцы, татары с Казани и Крыма. И до времени он вынужден был ограничиваться небольшими экспедициями "на Куду". Но едва он развязал себе руки победами над татарами и новгородцами, сразу же отправил мощное пятитысячное войско под водительством прославленных военачальников князей Симеона Курбского, Петра Ушатого и Заболоцкого-Вражника покорять драчливых кодских остяков. Да и то сказать, они изрядно досаждали жителям северо-восточных окраин Московии — пермякам и вымичам. Особенно конфликтными выдались 1484 —1485 годы, когда, как свидетельствуют летописи, "большой" кодский князь Молдан, решил жестоко отомстить русским за унижения своего поражения от рати князя Федора Курбского в 1483 году, последовавшего затем пленения и уничижительной милости царя, отпустившего его вассалом владеть доставшимися от предков землями и городками. Неприятности, чинимые кодскими остяками, и понудили Ивана III направить в 1499 году сына Князя Федора Симеона Курбского окончательно решить "кодский" вопрос. Умелые воеводы великого князя московского с блеском исполнили его поручение. Они наголову разбили — причем после тяжелейшего зимнего перехода на лыжах суровых скалистых кряжей Североуральских хребтов—ополчения остяцких и вогульских княжеств и принудили, в числе прочих, кодских правителей подписать договор о вступлении их земель под протекторат великого князя московского.
Но и этот кровавый урок не пошел Коде впрок.
Едва-едва они смогли залечить свои раны, как вновь принялись за старое — наскакивать на земли соседей, грабить их, уводить к себе женщин и рабов. И буквально вплоть до Ермаковых побед кодские ватаги не давали жить российским, в частности строгановским поселениям, немилосердно грабя их при каждом "удобном" случае. И Ермаку кодексе население противостояло буквально до последней возможности. Кодские воины участвовали во всех сражениях с казаками на стороне сибирских татар. Кучум не случайно в знак признания заслуг князя Алача в совместной борьбе с ватагами Ермака после битвы, в которой погиб отважный атаман, преподнес кодскому князю, при дележе захваченной добычи, Ермаков панцирь.
Пришедшие по следу Ермака регулярные московские войска быстро помогли определиться кодским князьям — на чьей стороне им теперь надлежит стоять. Именно с этих пор начался отсчет второго этапа направленности военных действий кодских дружин — они стали деятельными помощниками московских правителей в их устремлениях захватить и покорить всю Сибирь.
Следует сделать небольшое отступление. Отнюдь нельзя утверждать, что кодские жители и их князья так уж сразу отказались от своих былых привычек. История покорения Кодского княжества была не столь проста. Не раз его жители пытались вернуть княжеству независимость. Один из первых заговоров против московских поработителей возник в начале семнадцатого века. Его возглавила жена князя Игичея (сына князя Алача) Анна Пуртеева. Как пишет С.В.Бахрушин, "энергичная, властная и решительная, она в 1609 году задумывает воспользоваться смутой на Руси для восстановления независимости Коди, вступает в сношения с вчерашними врагами, с кондинскими вогуличами, с обдорским князем Мемруком, призывает к восстанию белогорских и сосвинских остяков, рассылает по остяцким волостям "изменную стрелу" с мистическими зарубками, этот языческий символ войны: "со всеми остяками идти было... к Березову городу войною в осень, как будут темные ночи."
Заговор не удался...
В последний раз попробовали кодские остяки вспомнить свою былую независимость в 1662 году, когда они примкнули к общему замыслу всех березовских остяков, имевшему целью восстановить самостоятельность остяцких княжеств. Кодские остяки совместно с казимскими должны были подстеречь и перебить русских служилых по пути из Березова в Тобольск. Заговор был раскрыт, и несколько кодских остяков было повешено... С тех пор больше никогда не возникало речи о возрождении самостоятельности Кодского княжества, и оно становится заурядной остяцкой волостью в составе Московского государства. Правда до 1643 года кодские князья сохраняли свои вотчинные права в обмен на обязательства "службы служити" московским государям. С конца шестнадцатого века московские властители умело использовали и новообретенные земли кодских остяков и их веками выпестованную воинственность и боевую сноровку. С этого же времени кодексе население стало платить довольно стабильный ясак Москве ценными мехами (соболями, чернобурками и красными лисами, белками), а кодские военные формирования начали принимать участие во многих походах московских войск, особенно на уральских и сибирских землях. В делах Сибирского приказа сохранились документы, достаточно полно освещающие роль кодских воинов в начале русской колонизации Зауралья и Сибири. Вот текст одной из челобитных кодских остяков, датированной 1649 годом: "С прошлых, государь, годов, с Ермакова взятья Сибири блаженной памяти при великом государе царе Иване Васильевиче и иным государямцарям служили мы, холопы твои, с кодскими князьями, со князь Игичеем Алачсвым, и со князь Онжею, и со князь Чумеем, и с детьми их, и со внучатами: отцы наши и братья и мы города и остроги по всей Сибири ставили и на твоих государевых изменников и ослушников, на колмацких людей и на татаровей, и на остяков, и на самоядь, на тунгусов и буляшских людей, и на всяких ослушников служили мы, с березовскими и тобральскими казаками за один ходили..." В тексте другого документа остяки подчеркивают, что служба их московскому государю была отнюдь не легкой: "...и кровь проливали и головы свои складывали исстари, от Сибирского взятья..."
С.В.Бахрушин, подводя итоги обзору документов того времени, констатирует: "Крупная роль кодских остяков в деле покорения Сибири не подлежит сомнению. При содействии, а может быть, по инициативе князя Игичея было завершено покорение Пелымского княжества завоеванием в 1594 году Большой Конди, причем им были взяты в плен кондинский князь Агай и его семья. Им же было предпринято в девяностых годах несколько походов, совместно с русскими, для завоевания верхнего течения Оби, Сургута и Нарыма. Особенно были незаменимы услуги, которые оказали князья Алачевы при завоевании низовьев Оби и соседних с Обью остяцких княжеств. В 1593 году князь Игичей и его люди с Никитою Трахавиотовым "на Березове город ставили". Он же ходил походом на обдорских остяков и покорил их русским. По смерти его в 1607 году "... как отложился было князь Василий Обдорский", снова был послан, под командой березовского служилого человека Ивана Рябова, отряд кодских остяков, которые захватили в плен обдорского князя и его сына, а также его союзника, ляпинского князя Шатрова Лугуева, доставили их на Березов (оба пленника были тут же и повешены скорым на расправу воеводой. —Л.С.) и привели обдорских остяков "под царскую высокую руку".
Московское правительство очень ценило и берегло кодских князей. Долго они были ему не только полезны, но и необходимы. При недостатке собственного контингента ратников остяцкое вспомогательное войско человек в 100 — 200 являлось очень существенной вспомогательной силой. Целый ряд походов кодские остяки совершали, хотя и под командой русских начальников, но одни, "без русских служилых людей"; в тех случаях, когда они шли совместно с русскими служивыми людьми, их участие было все-таки очень крупное: так, в экспедиции С.Новацкого на 50 русских приходилось 40 остяков. По своему знанию местности, по привычке действовать в чужих для русских географических условиях, они были незаменимы в походах "в дальние тундры, куда и позднее русские проникали только случайно".
Таким образом, резюмирует С.В.Бахрушин, завоевание Оби и ее притоков произведено было в значительной степени посредством вооруженных сил кодских князей.
Но не только этим служили кодцы русским. Их труды оказались весьма необходимы при закреплении завоеванных территорий, при строительстве на них укрепленных форпостов, при дальнейшем продвижении русских за Енисей. Документы Сибирского приказа бесстрастно свидетельствуют, что "в 1618 году князь Михаил Алачев по распоряжению из Тобольска посылал под командою Черкаса Рукина двадцать человек остяков "в тунгусы" на Маковский волок ставить острог; из острога Петр Албычев посылал их на тунгусских людей, на князька Данупа; в следующем году из Тобольска опять потребовали посылки 10 человек "в тунгусы": из Маковского они ходили с Максимом Трубчаниновым на Енисей ставить енисейский острог. Несколько раньше, в 1604 году, кодские остяки посылались под начальством сотника Черкаса Рукина и князя Онки ставить Томский город. Наконец, в 1627 году, в экспедиционном отряде Самсона Новацкого, посланного из Тобольска через Мангазею в Нижнюю Тунгуску "на государевых изменников" — тунгусов и гуляшей, принимали участие сорок остяков князя Михаила; поход продолжался три года".
Конечно, приведенный перечень воинских экспедиций кодских ватаг далеко не исчерпывающ. Но и он помогает представить их роль в русском завоевании Сибири. Ведь "войско, которое выставляли кодские князья, численностью было по тогдашним условиям очень значительно. Князь Михаил утверждал, что с его отцом "людей его двора, служилых и ясачных ходило 300 человек". Более точные сведения говорят об отрядах в 100,150,200 человек. При князе Михаиле, по его словам, посылались только небольшие отряды в 40 — 50 человек".
Можно считать твердо установленным, что кодские остяки помогали русским, причем помощь эта была весьма существенна, при возведении городов и острогов Сибирских — Березова, Сургута, Томска, Нарыма, Маковского, Енисейского и Кетского острогов.
Иногда кодские воины использовались тобольскими воеводами и в качестве своеобразных внутренних войск по охране порядка. К примеру, в 1620 году им было приказано организовать поимку ссыльных, пытавшихся сбежать в Россию через Уральские горы.
Итак, мы видим что Кодексе княжество было весьма военизированным и воинственным государственным образованием. А, если верить Марксу, такие человеческие сообщества, как правило, обладают и высокой социальной организацией. Кодцы не стали исключением. С.В.Бахрушин, ряд других исследователей отмечают глубокую дифференциацию кодского населения по правам и уверенно выделяют четыре главных социальных слоя, на которые было расчленено кодексе общество — княжеский род, служилые остяки, ясачные остяки, рабы.
Первым кодским князем, "официально" утвержденным московским правительством в его владетельских правах на древнюю его же вотчину на условии принять положение московского вассала, был Алач. По смерти Алача кодским властителем стал его сын Игичей. Игичей умер сравнительно молодым, и воспреемником его на престоле оказался малолетний сын Михаил. Править княжеством до его возрастания стала вдова Игичея Анна на правах опекунши своего сына. Кстати, как свидетельствуют документы, Анна не растерялась и показала себя весьма волевым и авторитетным правителем. Она сумела проявить себя не только как умелый хозяйственник, ни в чем не уступавшая правителям-мужчинам — самолично ездила собирать ясак, выколачивать задолженности в казну из подвластных земель, выгодно проворачивала различные торговые операции, но и оказалась высоко авторитетным политиком на всем западносибирском пространстве. Выше мы уже упоминали, что именно Анна стала душой заговора коалиции зауральских князей против русского владычества. А когда заговор провалился, Адна сумела отделаться только краткосрочной отсидкой в Москве и вскоре снова возвратилась в свои владения. Явно восхищенный этой яркой женщиной, С.В.Бахрушин даже написал некий панегирик кодским княгиням, утверждая, что ".. .среди сменяющихся членов кодского княжеского дома более яркие и сильные фигуры представляют именно женщины, у них много энергии и много инициативы. Вдова князя Алача, Анастасия, первая в княжеской семье приняла христианство и, по-видимому, повлияла в этом отношении на своих сородичей, даже на своего сына Игичея, выразившего было согласие креститься (напрашивается прямая аналогия с киевской княгиней Ольгой, не правда ли?—Л.С.). Другого рода женщиной была жена самого Игичея Анна Пуртеева. Энергичная, властная и решительная... при сыне и внуке она продолжала играть первенствующую роль и, когда в 1640 году в Москве было решено покончить с Кодою, то обвинения во всевозможных религиозных и политических преступлениях были возведены не только на одного безличного князя Дмитрия, но и на его умную и властную бабку, которая, в сущности, управляла за своего внука, как в первое время после смерти Игичея она же совершенно заслоняла своего сына, князя Михаила..."
В документально зафиксированное время кодский княжеский дом представлял обширное родственное гнездо, поскольку князь Алач оставил довольно многочисленное потомство. Но в семье неукоснительно соблюдалась главенствующая роль его потомков по прямой линии (от отца к старшему сыну и так далее). Правда, в 1606 году была сделана попытка династического переворота. Двоюродный брат Игичея Онка Юрьев добился было в Москве указа о передаче ему должности и доходов "главного" кодского князя. Но реализовать этот указ в практику Онке не удалось — мать малолетнего законного наследника престола Анна оказалась ему не по зубам. Умные и решительные ее действия, умело использованные связи в Тобольске и Москве помогли ей сохранить кодский престол за собой, своим сыном и внуком, которому и выпала судьба стать последним правителем Кодского княжества.
Кодексе княжество и, соответственно, кодская правящая династия, были упразднены указом 1643 года, когда московские правители перестали видеть нужду в кодских ополченцах при освоении Западной и Центральной Сибири — ее просторы были уже заставлены русскими городками и острогами, в них прочно утвердились московские воеводы, и воинские формирования инородцев в этих условиях становились не только не нужны, но и опасны — поддерживали у своих князьков иллюзию равноправных союзнических отношений с московским царем.
"Класс служилых остяков, все коренное население собственно Коди... жители первоначальной вотчины князей Алачевых... — были, по С.В.Бахрушину, своеобразная военная аристократия, племя победителей и завоевателей..." (Не правда ли, сама собой напрашивается аналогия варягов среди славянских племен). Они не платили обязательной подати князю в виде ясака. Их взаимоотношения с княжеским домом складывались в ином ключе — они были обязаны нести воинскую службу в интересах князей Алачевых, составляя и его постоянную дружину, несущую охранную службу в княжеской резиденции и других городах, и ополчение, когда князю вздумывалось воевать с соседями. Для служилого остяка было священным долгом прибыть по первому зову князя на его двор для участия в военных действиях. Из арсеналов князя в его столице они немедленно получали воинскую справу — панцири, шеломы, луки, другое необходимое оружие, а также деньги, провиант и необходимый в походах хозяйственный инвентарь — котлы, топоры, даже собак для ведения промыслов по пути. После вхождения Коды в Московское государство положение этого класса поначалу совсем не изменилось. В делах Сибирского приказа сохранилась следующая челобитная служилых остяков русскому царю: "Князья Игичей и Онка и Чумей Алачевы и дети их нас на твои государевы службы отпущающи, запасом и деньгами и всякою ратною сбруею, пансырями и шеломами и добрыми собаками звериными сподобляли, и мы... многих твоих государевых изменников и непослушных людей иноземцев побивали и в полон жен и детей их имали и, деля тот полон по себе и приходя со службы в кодские городки, князьям, князь Игичею с братьею и детям их после их, князей, и внучатам Алачевым в почесть ясырем и лучшим зверем били челом и тем княжие подъемы окупали". Очевидно, что князьям доставалась и лучшая, и большая доля добычи. Но не всегда такой дележ добычи устраивал воинов, рисковавших своими головами и перенесших немалые тяготы, но получавших несоразмерно малую часть добычи. На этой почве между князем и его дружиной часто возникали ожесточенные споры. В 1636 и 1637 годах подобные споры переросли в открытое восстание дружинников против князей Алачевых. Еле-еле удалось их тогда усмирить.
Но не всегда же воевали служилые остяки. Были и у них передышки в ратной службе. Князья Алачевы и тут не оставляли их своим вниманием. Если дружинник не нес ратную повинность, за это время он обязывался одаривать князей за покровительство своеобразным видом дани — полудобровольными "поминками" в виде обусловленного числа шкурок белок, сухой рыбой, рыболовными снастями и крапивой для выделки полотен.
По материалам переписи 1631 года всего служилых остяков в Кодском княжестве насчитывалось 138 человек. Год был мирным, и на княжеской службе находились 16 человек. Остальные отплачивались "поминками".
Значительная часть населения Кодского княжества платила князю обязательную подать —ясак. Это были достаточно бесправные потомки более слабых соседних владений, где правили князья Алачевы. Ясак выплачивался в виде обязательных поставок собольих и беличьих шкурок. Кроме того, ясачные остяки должны были отправляться на княжий промысел, для чего князь выдавал им необходимый инвентарь. По переписи 1631 года такой ясак выплачивало около сотни остяков. Но среди ясачного населения были и такие, кто из-за бедности или болезненности не мог платить регулярную дань. Такие попадали в кабалу к князю и были заняты на сезонных работах по усадьбе и в обширном княжьем хозяйстве. Примерный перечень их обязанностей донес до нас следующий документ Сибирского приказа, где сказано, что они должны были "... дрова сечь в лесу и ко двору волочить и всякий хоромный лес добывать и проводить ко дворе же, сена ставить по 15 00 копен и больше на год, и то-де сено ко двору же волочить и во дворе работать на всякий день непрестанно..." Такого населения было тоже достаточно в Кодском княжестве. Кстати, в их число могли попадать и служилые остяки, изувеченные в сражениях.
Наконец, в Коде, как и в других остяцких княжествах, существовало самое обычное рабство. По переписи 1631 года в княжестве насчитывалось около восьмидесяти рабов-мужчин.
Главным поставщиком рабов в княжество являлись конечно, воины. Во время своих военных экспедиций, причем независимо, когда это было — до или после русской колонизации, кодские остяки обязательно уводили к себе много пленников, особенно женщин и детей, Кондинские вогуличи направили в 1600 году московскому царю не челобитную — прямо крик души — на обиды, которые они терпят от набегов вредоносных соседей, кодских остяков: "...жены их и дети и людей емлют к себе в юрты... в холопи... и иные-де жены их, и дети, и сестры, и братья, и племянники у князя Игичея и у его людей в их волостях служат в холопях шесть лет, и, живуч-де у него и у людей его с работы и с нужы, и с голоду, и с наготы, и босоты в конец погибли и помирают нужною смертью..." Так же уводили людей в рабство кодские воины и из соплеменных княжеств. Как свидетельствуют материалы Сибирского приказа, кодичи во время похода на нарымских остяков тоже немало у них поживились, и "жен их и детей в полон поймали".
Другим источником поступления рабов в богатые хозяйства была... продажа детей и женщин обедневшими вконец отцами семейства своим более зажиточным сородичам. В челобитной Михаилу Федоровичу сургутские остки писали: "на нам был голод великий с осени и до весны... с голоду ели человечину и собаки, а иные ясачные люди женишка свои и детишка на корм продавали в холопы..." Такое случалось и у кодских остяков. Немало рабов приобреталось и на торгах с самоедами.
Социальная дифференциация естественно возникала на базе имущественной дифференциации кодских жителей, которая возникла, в свою очередь, на достаточно развитом хозяйстве, не только же на войнах.
Хозяйственная деятельность остяков Коди определялась, прежде всего, местом их обитания. А они расселялись по берегам многоводной, рыбообильной Оби. Освоили они и не менее богатые рыбой многочисленные протоки и притоки этой великой сибирской реки. Естественно поэтому, рыба и сделалась главным объектом их промысла и составляла основу их рациона. Более того, рыба поставляла кодским остякам и основные компоненты для составления их гардероба. Столь существенные особенности в формировании меню и гардероба сохранялись у остяков еще долго после присоединения их земель к Московскому государству. Рыбой они запасались, уходя на промысел в дальние урманы или собираясь воевать далеко от дома, рыбой они платили ясак своим князьям, рыбой торговали. Запасы рыбы даже определяли — смогут ли остяки расплатиться с государем московским. В одной из своих челобитных они прямо так и заявляют: "...а окроме рыбных запасов у нас, сирот твоих, иных запасов никаких не живет, а место у нас бедное, пашен и скота у нас никакого нет, кормимся рыбешкою, и твоего, государь, ясаку промышлять без запасу на лес ходить несем".
Вот что свидетельствует Новицкий, очевидец, посетивший остяцкие земли в восемнадцатом веке и оставивший нам ценнейшие наблюдения над их тогдашним бытом в "Кратком описании о народе остяцком": "...И не только ради прокормления своего рыбу ловят, но и платье себе делают, и сапоги, и шапки; а шьют их рыбьими жилами... Бедные люди... ходят зимою и летом в рыбных кожанишках". О том же свидетельствует и путешественник Спафарий, поразившийся, что остяки-бедняки "... и зимнего времени лютость тягчайших прелестов претерпевает в кожане" из рыбы.
Рыболовство как основной вид хозяйственной деятельности диктовало кодским остякам и соответствующий образ жизни. По наблюдениям Палласа "для рыбных ловель остяки принуждены летом кочевать с места на место, смотря по местам рыбой изобильным; однако везде и при сих местах имеют они зимовья, в коих прежде живали и в коих в таких случаях обитали".
Второе по значимости в занятиях остяков место занимал звериный промысел. Хотя кодские жители и писали в челобитной 1650 года, жалуясь на свою долю русскому царю Алексею Михайловичу: "... леса выгорели и запустели, и зверя никакого нет, а ходим мы на лес промышлять в дальние места недель по десять и больши..." и дрались они ожесточенно за право промышлять в тех или иных местах, но охоту не бросали — надо же было как-то добывать мягкую рухлядь платить ясак. Да и князья никогда бы не позволили им прекращать охоту — за добычной сезон старательный охотник мог принести в его хранилища до пятидесяти сороков соболей. А это очень дорого тогда стоило на российских рынках.
Но остяки уже тогда поняли, что одна охота не сможет быть стабильным источником поступления мягкой рухляди. Наиболее дальновидные из них непременно приносили из леса лисят, соболят и растили их в клетках. Так у них успешно развилось промысловое звероводство. Кстати, немаловажным доводом в пользу развития этого промысла было то, что выращенные таким образом звери обладали более качественными пушистыми шкурками.
Особой статьей занятий была охота на водоплавающую дичь... И здесь к добытому относились рачительно. Не только мясо убитых птиц шло на остяцкие столы, но и шкуры выделывались для изготовления одежды...
Шел на остяцкий стол и всякий растительный подбор — шишки, ягоды. Особенно остяки ценили "корень белый сусак", который, собрав летом, старательно сушили, а зимою готовили из него остяцкий хлеб.
В остяцких городках жили и умелые ремесленники.
Естественно, первым ремеслом считалось искусство обработки рыбьих шкур. Новицкий с восхищением наблюдал, как умельцы выделывали рыбьи шкуры: "с налима... тожде с осетра и стерлядей одерше кожу, только трудами своими умягчевают... проделывают рыбьи кожи рыбьим жиром, аки ровдугу мягкостью, которые отнюдь дождя не боятся. Яко могут все одеяние из них пошити; обще же из налимьей кожи — кожаны, с иных же чулки, сапоги себе утворяют..."
Не менее умело обрабатывали остяки и звериные шкуры, осторожно соскабливая мездру костяными скребинцами.
У остяков было развито и специфическое северное ткачество.
Основным сырьем для этих рукодельников служила не конопля, как у русских людей, а... крапива. И из стеблей этой самой крапивы они столь ловко выучились ткать холсты, что из получаемого полотна изготовляли франтоватые рубашки, в которых, изобретательно изукрасив их причудливыми "пестротами", затейливыми узорами, щеголяли модницы из бедных остяцких семей.
Естественно, крапивные рубашки да рыбьи меха шили себе преимущественно в малоимущих семьях. Князья и дружинники имели возможность приобрести или награбить одежду и обувь из настоящего меха и из шелков и дорогих полотен. Естественно, они не только украшались сами, но и жен своих обвешивали драгоценными украшениями. Да и дома их ломились от злата-серебра. Так у кодского князя Михаила только сосудов серебряных позолоченных в кладовой при столовой стояло 800 штук.
Таким было Кодексе княжество в середине второго тысячелетия по Рождеству Христову. Энергичное, воинственное население, устойчивое правление, эффективное хозяйство, непростые отношения с соседями.
И весьма непростые отношения с Московским государством.
Так, в 1483 году приходил в Москву от кодских князей и "от всея земли Кодские и Югорские" князь Питкей ходатайствовать об освобождении взятых в плен князя Молдана и его товарищей. В 1485 году при посредничестве пермского владыки кодские князья заключили под Вымским городком мир с вымскими князьями и с вычегодцами, скрепленный с обеих сторон торжественной клятвой. Этим же договором был скреплен оборонительный союз кодских остяков с обдорцами...
С семнадцатого века Кодского княжества больше не существует. Его земли постепенно стали рядовой волостью Московского государства, а сейчас — Октябрьским районом Ханты-Мансийского округа. О бытовавшем здесь мире сегодня напоминают лишь старинные документы, археологические раскопки да имена некоторых поселений, сохранившие названия давно исчезнувших кодских городков — Карымкары, Нангакар... И очень мало осталось коренных остяков — исконных обитателей этих мест.
Лев Сонин
Для просмотра ссылки Зарегистрируйтесь