17. (1) Ничто, кажется, не было мне так чуждо, когда я начал этот труд, как желание отступать от изложения событий по порядку и расцвечивать свое сочинение всевозможными отступлениями, чтобы доставить приятные развлечения читателю и дать отдых своей душе; (2) но при одном упоминании о столь великом царе и полководце во мне вновь оживают те мысли, что втайне не раз волновали мой ум, и хочется представить себе, какой исход могла бы иметь для римского государства война с Александром55 .
(3) Принято считать, что на войне все решает число воинов, их доблесть, искусство военачальников и судьба, которой подвластны все дела человеческие, а дела войны всего более56 . (4) Рассмотрев все это и по отдельности и в совокупности, легко убедиться, что Александр, подобно другим царям и народам, тоже не смог бы сокрушить римскую мощь. (5) Если начать со сравнения полководцев, то хотя я не отрицаю, конечно, что Александр был полководцем незаурядным, но ему прежде всего прибавило славы его положение единственного вождя и смерть в расцвете лет и на вершине успеха, когда не пришлось еще изведать превратностей судьбы. (6) Не стану вспоминать других славных царей и полководцев, явивших миру великие примеры человеческих крушений, но что же, как не долголетие57 , ввергло в пучину несчастий Кира, до небес восхваляемого греками, а совсем еще недавно Помпея Великого?
(7) Перечислять ли римских полководцев, не всех и не за все время, а тех только, с кем как с консулами или диктаторами пришлось бы сражаться Александру? (8) Марк Валерий Корв, Гай Марций Рутул, Гай Сульпиций, Тит Манлий Торкват, Квинт Публилий Филон, Луций Папирий Курсор, Квинт Фабий Максим, два Деция, Луций Волумний, Маний Курий! (9) А если бы до войны с Римом Александр стал воевать с Карфагеном и переправился в Италию в более зрелом возрасте, то и после тех также были мужи великие. (10) Любой из них был наделен таким же мужеством и умом, как и Александр, а воинские навыки римлян со времен основания Города передавались из поколения в поколение и успели уже принять вид науки, построенной на твердых правилах. (11) Так вели войны цари, так вели их потом изгнавшие царей Юнии и Валерии, а еще позже – Фабии, Квинкции, Корнелии, так вел их и Фурий Камилл – старец, которого в юности знали те, кому пришлось бы сражаться с Александром. (12) А Манлий Торкват или Валерий Корв, стяжавшие славу ратоборцев прежде славы полководцев, разве уступили бы они на поле брани бойцовской доблести Александра, ведь и она немало прибавила к его славе? (13) Уступили бы ему Деции, обрекшие себя преисподней, бросаясь на врага? Уступил бы Папирий Курсор – муж несравненной мощи и тела и духа?! (14) И могла ли проницательность одного юноши58 превзойти мудрость не какого-то одного мужа, но того самого сената, чей истинный образ постиг лишь один – тот, кто сказал59 , что римский сенат состоит из царей?! (15) А может быть, в том заключалась опасность, что Александр искусней любого из названных мною и место для лагеря выберет, и обеспечит бесперебойный подвоз продовольствия, и обезопасит себя от засад, и улучит удобное время для битвы, и сумеет выстроить войска и подкрепить их резервами? (16) Но нет, ему пришлось бы признать, что тут перед ним не Дарий!60 Это Дария, тащившего за собою толпы женщин и евнухов, отягощенного грузом пурпура и золота в доказательство своего благоденствия, Александр мог захватить скорее даже как добычу, а не как врага, найдя в себе только смелость презреть все это его показное величие. (17) А в Италии, когда бы выросли перед ним апулийские леса и луканские горы и предстали бы ему свежие следы несчастья его семьи там, где недавно погиб его дядя – Эпирский царь Александр61 , ничто бы не напомнило ему тогда той Индии, по которой он прошел во главе хмельного и разгульного войска.
18. (1) И мы говорим об Александре, еще не опьяненном счастьем, а ведь он менее всех был способен достойно нести бремя удачи. (2) Если же, рассуждая о нем, иметь в виду удел последних лет его жизни и тот новый, с позволения сказать, образ мыслей62 , который он усвоил себе как победитель, то ясно, (3) что в Италию он бы явился больше похожий на Дария, чем на Александра, и привел бы за собою войско, уже перерождавшееся, позабывшее Македонию и перенявшее персидские нравы. (4) Горько, рассказывая о таком великом царе, вспоминать о кичливой перемене в его облачении, о требовании в знак почтения земных поклонов, непереносимых для македонян, даже когда они терпели поражения, а тем более когда чувствовали себя победителями. А ужасные казни, убийства друзей на пирах и попойках63 , а тщеславная ложь о своем происхождении64 ! (5) Что если пристрастие к вину росло бы в нем день ото дня, а приступы ярости делались бы все свирепей и неукротимей? И я ведь говорю лишь о том, в чем никто из писателей не сомневается! Можем ли мы не видеть в этом никакого ущерба достоинствам полководца?
(6) Остается еще, однако, опасность, о которой любят твердить самые вздорные из греков, готовые из зависти к римской славе превозносить даже парфян65 , а именно что римский народ не устоял бы перед величием самого имени Александра (хотя, по-моему, римляне о нем тогда слыхом не слыхали) и что среди стольких благородных римлян не нашлось бы ни одного, кто бы свободно возвысил против него свой голос. (7) И это притом, что в Афинах, государстве, сокрушенном силой македонского оружия, несмотря на зрелище еще дымящихся развалин соседних Фив, нашлись все же люди66 , посмевшие свободно высказываться против него, о чем так ясно свидетельствуют их дошедшие до нас речи!
(8) Каким бы громадным ни казалось нам величие этого человека, оно остается величием всего лишь одного человека, которому чуть больше десяти лет сопутствовала удача. (9) Когда не могут найти счастия, равного этому, затем что даже римский народ, хотя ни в одной из войн не был побежден, все же нередко, случалось, терпел поражения67 , а Александр не знал военной неудачи, то не хотят взять в толк того, что сравнивают подвиг человека, да еще молодого, с деяниями народа, воюющего уже четыре столетия. (10) Когда в одном случае больше сменилось поколений, чем в другом – минуло лет68 , стоит ли удивляться, что на столь долгий срок пришлось больше превратностей судьбы, чем на какие-то тринадцать лет? (11) Почему бы не сравнивать удачу одного человека с удачей другого и одного вождя – с другим? (12) Я стольких могу назвать римских полководцев, которым в битве всегда сопутствовало счастье! В летописях, в списках магистратов можно найти целые страницы консулов и диктаторов, мужество и счастье которых ни разу не обмануло надежды римского народа. (13) И они заслуживают большего восхищения, чем Александр или любой другой царь, еще и потому, что иные из них диктаторами были по десять или двадцать дней, а консулом никто не был дольше года; (14) и потому еще, что народные трибуны мешали им производить набор, и на войну они бывало отправлялись с опозданием, и еще до срока их отзывали проводить выборы, (15) и срок их полномочий истекал порою тогда, когда дело было в самом разгаре, и товарищи по должности, случалось, чинили им препятствия или наносили урон кто трусостью, а кто безрассудством, и войну они продолжали, получив в наследство неудачи предшественников, и войско им доставалось из новобранцев или плохо обученных военной службе. (16) А цари, клянуть Геркулесом, не только свободны ото всех этих препон, но вольны распоряжаться и временем, и обстоятельствами, подчиняя все это своему замыслу69 и ни к чему не применяясь. (17) Мы видим, стало быть, что непобедимый Александр воевал бы с непобедимыми полководцами и в этой игре они равно ставили бы на кон свою удачу, (18) а может быть, и не равно, ибо над ним висела бы более страшная опасность: у македонян-то был один Александр, с которым не только могло случиться все, что угодно, но он еще и сам искал опасностей, (19) тогда как римлян, равных Александру славой или величием подвигов, оказалось бы много, и каждый из них мог бы жить или умереть, повинуясь року, но не ставя под удар государство.
19. (1) Осталось сравнить силы обеих сторон по численности и родам войск и источникам пополнения. Судя по переписям того времени, население Рима насчитывало двести пятьдесят тысяч человек. (2) Таким образом, даже при измене всех союзников латинского племени десять легионов70 давал набор из одних только жителей Рима. (3) В те годы нередко четыре или пять войск одновременно вели войны в Этрурии, в Умбрии (здесь заодно и с галлами), в Самнии и в Лукании. (4) Кроме того, весь Лаций с сабинянами, вольсками и эквами, вся Кампания и часть Умбрии и Этрурии, а также пицены, марсы, пелигны, вестины и апулийцы вместе со всем побережьем Нижнего моря, населенным греками – от Фурий и до Неаполя и Кум, а оттуда весь промежуток от Антия и Остии, – все эти земли оказались бы либо могучими союзниками Рима, либо его наголову разбитыми противниками. (5) Сам Александр мог бы переправить в Италию не более тридцати тысяч македонских ветеранов и четыре тысячи всадников, в основном фессалийцев, ибо это была главная его сила. Прибавив к ним персов, индийцев и другие народы, он вел бы с собою скорее помеху, а не подмогу. (6) Добавь к этому, что у римлян пополнение было дома, под рукой, а у Александра, ведущего войну в чужой земле, войско стало бы постепенно редеть, как то случилось впоследствии с Ганнибалом. (7) Македоняне были вооружены круглым щитом и сарисой71 ; у римлян щит был продолговатый, лучше защищающий тело, и дротик, с лету поражающий сильней, чем копье. (8) Оба войска состояли из тяжеловооруженных и соблюдали ряды, но если фаланга македонян неповоротлива и однородна, то римский боевой порядок подвижен, ибо составлен из многих частей и может при необходимости без труда и разомкнуться и снова сомкнуться. (9) Да и кто мог сравниться с римским ратником в усердии, кто, как он, мог переносить лишения? Достаточно было Александру потерпеть одно поражение, и он проиграл бы всю войну. Но какая битва могла сломить римлян, не сокрушенных ни Кавдием, ни Каннами? (10) И будь даже начало похода успешным все равно не раз бы пришлось Александру, вспоминая персов, индийцев и смирную Азию, признать, что до сих пор ему доводилось воевать с женщинами. (11) Именно это, говорят, промолвил эпирский царь Александр, когда, смертельно раненный, сравнил поход этого юноши в Азию со жребием, выпавшим на его долю72 .
(12) Право же, если вспомнить, что в Первой Пунической войне с пунийцами дрались на море двадцать четыре года73 , то ведь всей Александровой жизни едва ли, думаю, хватило б на одну только эту войну. (13) И очень возможно, что пунийское и римское государства, связанные древними узами74 , при равной для них опасности совместно поднялись бы против общего врага, и тогда бы на Александра разом обрушилась война с двумя самыми могущественными державами – Карфагеном и Римом. (14) Хотя и не под Александровым началом и не в пору расцвета македонской мощи, но все-таки в войнах с Антиохом75 , Филиппом76 и Персеем77 римляне узнали, что за противник македонянин, и не только ни разу не потерпели поражения в этих войнах, но и опасности такой для них не возникало.
(15) Пусть речи не будут пристрастны и забудем о войнах гражданских78 ! Но когда же уступили мы пехоте? Когда было такое в открытом бою, когда – в равных с врагом условиях, а тем более в выгодном положенье? (16) Конечно, конница и ее стрелы, непроходимые чащи и местность, где нельзя добыть продовольствия, страшат тяжеловооруженных бойцов. (17) Но они прогнали и прогонят вновь тысячи войск посильней, чем войско македонян и Александра, лишь бы оставалась неизменной преданность теперешнему миру и забота о согласии граждан79
----------------------------------
55. Следующий далее текст (IX, 17, 3 – 19, 17), по справедливому мнению исследователей и комментаторов, представляет собой юношеское упражнение в декламации, носившее чисто риторический характер. Много лет спустя оно, видимо, без изменений, было включено Ливием в его труд. К прежней декламации было лишь прибавлено несколько вводных слов (17, 1—2). Примером подобной же декламации может служить юношеский трактат Плутарха «Об удаче и доблести Александра Великого» (Моралии, 326—345 A), где разрабатывается тот же самый вопрос: какая именно сила, доблесть или удача, вознесла Александра? Ливий утверждает, что римлян вскормила их доблесть, тогда как Александр прославился благодаря Фортуне; Плутарх же высказывает противоположную точку зрения: в еще одной декламации «Об удаче римлян» (Моралии, 316 C – 326 C) он доказывает. что римляне вышли на мировую арену «по благоволению Удачи», а в декламации, посвященной Александру, говорит, что тот добился славы лишь в упорной борьбе с противодействующей ему Фортуной. Не только Ливий включал свои юношеские декламации в позднейшие сочинения. Павсаний ввел в «Описание Эллады» (I, 25; VII, 7; VIII, 49 и др.) свое риторическое рассуждение «О том, как Эллада потеряла свое величие».
56. Ср.: Цезарь. Записки о Галльской войне, VI, 30, 2: «Счастье во всем играет большую роль, особенно же в делах войны»
57. По Геродоту (I, 214), Кир царствовал 29 лет. Помпею, когда он погиб, было 58 лет; употребляя выражение longa vita («долгая жизнь»), Ливий говорит здесь прежде всего о том, что политическая карьера Помпея длилась более 40 лет.
58. Т.е. Александра
59. Ливий имеет в виду оратора Кинея, учителя Демосфена, который, по словам Плутарха (Пирр. 19), побывав в Риме как посол Пирра, рассказывал потом, что «сенат показался ему собранием царей».
60. Дарий III, разбитый Александром при Арбеле в 331 г. до н.э
61. См.: VIII, 24.
62. Речь идет об усвоении Александром обычаев и нравов персидских царей (эта тема развивается Ливием дальше, в § 4).
63. Имеются в виду казнь Филота Пармениона (330 г. до н.э.) и убийство Клита (328 г.), спасшего Александру жизнь в битве при Гранике (334 г.).
64. Александр, как пишет Курций (VIII, 5, 5), утверждал, что он сын Зевса и требовал, чтобы в это верили.
65. Некоторые комментаторы полагают, что этим историком был вольноотпущенник Фавста Суллы Тимаген из Александрии, который, по свидетельству Сенеки Старшего (Контроверсии, X, 5,22), был сначала приближен к Августу, потом, поссорившись в ним, сжег уже готовое сочинение о его времени, а затем занял резко антиримскую позицию (Сенека. Письма, 91, 13).
66. Ораторы Демосфен и Ликург. Правда, Демосфен произносил свои филиппики за несколько лет до разрушения Фив Александром (335 г. до н.э.).
67. Цитата из Гая Луцилия (около 168—102 гг. до н.э.), автора «Сатур», дошедших до нас в отрывках (613): «Часто римляне в сраженьях были побеждаемы, / Но ни разу – в целых войнах; ну, а это главное» (пер. М.Л. Гаспарова).
68. Рим ко времени Александра просуществовал около 13 «поколений» (по 33 с половиной года), а царствование Александра продолжалось 13 лет.
69. Ср.: Демосфен. Первая Олинфская речь, 4.
70. Приблизительно 45 тыс. воинов.
71. Сариса – копье в 12 локтей (5—6 м) длиной (см.: Полибий, XVIII, 12).
72. Об этом ироническом замечании Александра Эпирского рассказывают также Квинт Курций (VIII, 1, 37 со ссылкой на Клита) и Авл Геллий (XVII, 21, 23).