“И на восьмой день увидели с барка
Под надутыми парусами,хоть не было ветерка
Демонический каррак, с проклятым грузом внутри
Шел ко двору короля смерти.”
- из песни тилейских моряков
I
С наступлением сумерек они причалили к берегу и высадились в небольшой бухте с высокими берегами, покрытой галькой и мхом, к западу от бухты. Он знал дорогу и уверенно повел своего спутника вверх по тропинке к бухте, через поросший травой мыс и вниз, к фонарям ветхого городка.
Небо было фиолетовым, и звезды рассыпались по нему, как улов серебряных дублонов. Внизу, в бухте, звенели и звенели колокольчики в пришвартованных корзинах, раскачиваемые приливом, и огромные жаровни на у входа в гавань вспыхивали, отмечая порт для опоздавших и дерзко бросая вызов богачам княжества Луччини по ту сторону пролива.
Морской бриз раскачивал конопляную траву и цветы, покрывавшие мыс. Его спутник остановился и посмотрел вниз, на тысячи мигающих огней печально известного города. В ночном воздухе плыли обрывки музыки и песен.
“И это все?” спросил его спутник.
“Да, это так, - ответил он, и в его глубоком голосе послышалось мурлыканье удовольствия. Он знал, что пропустил его, но не понимал, насколько был уверен, что больше никогда его не увидит.
- Готовы?” - спросил он.
“Даже не чуть-чуть,” его собеседник ответил. - Но иду туда. Я имею в виду это место. А ты даже без меча.”
“Я вооружусь, когда придет время, - заверил он своего спутника. - А теперь будьте настороже. Там, внизу, есть все, чего вы, проклятые, боитесь.”
При дневном свете на "Дыру У Холма" смотреть было не на что: пещера в известняковом утесе над Свиной улицы.
Ее пасть была забита промозглыми брезентовыми навесами, заставленными столами и табуретками. Но с наступлением темноты она ожила. Зажглись костры, а также факелы и фонари, подвешенные к шестам навеса или прикрепленные крюками к скале. Свиньи и птицы, покрытые черными волдырями от меда, жарились на вертеле над дымящимися костровыми ямами в пещере, и отблески пламени, словно золото, отражались от низко висящего холста. Таверна наполнилась горячим дымом, смехом и вонью труб, хмеля, свиного жира и соленого пота.
В ту ночь слепой гурман, которому помогал и подстрекал пьяный игрок на кампанике, выворачивал джиги и барабаны. Девушки-прислужницы, все хорошо обтянутые, потому что Греко любил именно так, расставляли кувшины с мутным элем или корзины с вином для тех, у кого кошельки были поглубже. Одна из девушек танцевала в вихре своих потрепанных юбок. Посетители хлопали в такт и бросали серебряные монеты.
Сам Греко тоже был в пещере, его огромная туша была покрыта сажей и блестела от пота, когда он работал на вертелах. Он с удовлетворением наблюдал, как растет его привычка. Его рыжий попугай-ара подпрыгивал и шаркал вверх-вниз по деревянной перекладине над головой, между висящими половниками и вилками для мяса.
"Когда-нибудь это будет хорошая еда", - пошутили в таверне. Когда он умрет, он будет готов-прокопчен.
За главными столами под навесом Легкопалые ели, пили и играли в кости. Их было человек сорок, только старшие и ветераны. Остальные сто двадцать человек, матросы-собаки и рядовые, ушли на ночь в бухту, в более дешевые харчевни и трактиры.
Легкопалые...Греко задумался. Они владели этим именем недолго, может быть, год, самое большее. Это имя было не слишком изношено. Прежде они звались Рейверами-более мужественное имя, по его скромному мнению. Но имена приходили и уходили, как репутация и состояние, служанок и жизни. В конце концов, это была Сартоза. Ничто не длится вечно.
Хозяином роты был похожий на быка бритоголовый мужчина с длинной бородой, заплетенной в украшенные бисером косички. Он поставил пустую банку и поманил проходившую мимо горничную.
- Больше ужина для всех! И еще одно одолжение от тебя, маленькая служанка!”
Девушка улыбнулась и услужливо позволила усадить себя к нему на колени.
-Ты знаешь, кто я? - спросил он ее, вытирая свою лохматую бороду свободным рукавом некогда белой рубашки.
- Ты будешь мастером Гвидо из Легкопалых.”
“Э-э-э, сейчас! Капитан, это так! Капитан Гвидо! - воскликнул он. Его люди стучали по доскам стола, все, кроме Тенды, рослого чернокожего рулевого из Южноземьяо, который просто смотрел в свою полупустую кружку.
- Ты знаешь, почему нас называют Легкопалыми, моя девочка?” - спросил Гвидо, поглаживая по бедру женщину , сидящую у него на коленях.
“Не могу себе представить,” ответила она.
- Потому что мы...” он понизил голос и заговорщически наклонился к ее лицу. Она перестала дышать через нос и улыбнулась фальшивой улыбкой. “Потому что мы, - продолжал Гвидо, - можем вытащит ьсокровище из-под носа Луччини, Ремаса и всех торгашей Тилеи!”
Последовало бурное согласие моряков.
“Правда?” спросила девушка с притворным удивлением.
- О да!” - прорычал Гвидо. “Мананн улыбается нам, девочка.” Он зарылся лицом в вырез ее платья, шмыгая носом. Она терпела это несколько минут, выглядя скучающей и время от времени говоря:… ты зверь” в слегка ободряющей манере.
- Привет, Гвидо. Почему бы тебе не рассказать ей, почему тебя на самом деле зовут Легкопалы?”
Гвидо перестал шмыгать носом и медленно оторвал лицо от пышной груди девушки.
За столом воцарилась тишина. Вся чертова таверна погрузилась в молчание. В глубине пещеры Греко оставил свои дела и подошел, чтобы видеть собственными глазами. Он сложил на груди забрызганные жиром руки и удивленно покачал головой.
Бросив вызов судьбе и смерти, которая, как все утверждали, сразила его, Лука Сильваро вернулся.
Под надутыми парусами,хоть не было ветерка
Демонический каррак, с проклятым грузом внутри
Шел ко двору короля смерти.”
- из песни тилейских моряков
I
С наступлением сумерек они причалили к берегу и высадились в небольшой бухте с высокими берегами, покрытой галькой и мхом, к западу от бухты. Он знал дорогу и уверенно повел своего спутника вверх по тропинке к бухте, через поросший травой мыс и вниз, к фонарям ветхого городка.
Небо было фиолетовым, и звезды рассыпались по нему, как улов серебряных дублонов. Внизу, в бухте, звенели и звенели колокольчики в пришвартованных корзинах, раскачиваемые приливом, и огромные жаровни на у входа в гавань вспыхивали, отмечая порт для опоздавших и дерзко бросая вызов богачам княжества Луччини по ту сторону пролива.
Морской бриз раскачивал конопляную траву и цветы, покрывавшие мыс. Его спутник остановился и посмотрел вниз, на тысячи мигающих огней печально известного города. В ночном воздухе плыли обрывки музыки и песен.
“И это все?” спросил его спутник.
“Да, это так, - ответил он, и в его глубоком голосе послышалось мурлыканье удовольствия. Он знал, что пропустил его, но не понимал, насколько был уверен, что больше никогда его не увидит.
- Готовы?” - спросил он.
“Даже не чуть-чуть,” его собеседник ответил. - Но иду туда. Я имею в виду это место. А ты даже без меча.”
“Я вооружусь, когда придет время, - заверил он своего спутника. - А теперь будьте настороже. Там, внизу, есть все, чего вы, проклятые, боитесь.”
При дневном свете на "Дыру У Холма" смотреть было не на что: пещера в известняковом утесе над Свиной улицы.
Ее пасть была забита промозглыми брезентовыми навесами, заставленными столами и табуретками. Но с наступлением темноты она ожила. Зажглись костры, а также факелы и фонари, подвешенные к шестам навеса или прикрепленные крюками к скале. Свиньи и птицы, покрытые черными волдырями от меда, жарились на вертеле над дымящимися костровыми ямами в пещере, и отблески пламени, словно золото, отражались от низко висящего холста. Таверна наполнилась горячим дымом, смехом и вонью труб, хмеля, свиного жира и соленого пота.
В ту ночь слепой гурман, которому помогал и подстрекал пьяный игрок на кампанике, выворачивал джиги и барабаны. Девушки-прислужницы, все хорошо обтянутые, потому что Греко любил именно так, расставляли кувшины с мутным элем или корзины с вином для тех, у кого кошельки были поглубже. Одна из девушек танцевала в вихре своих потрепанных юбок. Посетители хлопали в такт и бросали серебряные монеты.
Сам Греко тоже был в пещере, его огромная туша была покрыта сажей и блестела от пота, когда он работал на вертелах. Он с удовлетворением наблюдал, как растет его привычка. Его рыжий попугай-ара подпрыгивал и шаркал вверх-вниз по деревянной перекладине над головой, между висящими половниками и вилками для мяса.
"Когда-нибудь это будет хорошая еда", - пошутили в таверне. Когда он умрет, он будет готов-прокопчен.
За главными столами под навесом Легкопалые ели, пили и играли в кости. Их было человек сорок, только старшие и ветераны. Остальные сто двадцать человек, матросы-собаки и рядовые, ушли на ночь в бухту, в более дешевые харчевни и трактиры.
Легкопалые...Греко задумался. Они владели этим именем недолго, может быть, год, самое большее. Это имя было не слишком изношено. Прежде они звались Рейверами-более мужественное имя, по его скромному мнению. Но имена приходили и уходили, как репутация и состояние, служанок и жизни. В конце концов, это была Сартоза. Ничто не длится вечно.
Хозяином роты был похожий на быка бритоголовый мужчина с длинной бородой, заплетенной в украшенные бисером косички. Он поставил пустую банку и поманил проходившую мимо горничную.
- Больше ужина для всех! И еще одно одолжение от тебя, маленькая служанка!”
Девушка улыбнулась и услужливо позволила усадить себя к нему на колени.
-Ты знаешь, кто я? - спросил он ее, вытирая свою лохматую бороду свободным рукавом некогда белой рубашки.
- Ты будешь мастером Гвидо из Легкопалых.”
“Э-э-э, сейчас! Капитан, это так! Капитан Гвидо! - воскликнул он. Его люди стучали по доскам стола, все, кроме Тенды, рослого чернокожего рулевого из Южноземьяо, который просто смотрел в свою полупустую кружку.
- Ты знаешь, почему нас называют Легкопалыми, моя девочка?” - спросил Гвидо, поглаживая по бедру женщину , сидящую у него на коленях.
“Не могу себе представить,” ответила она.
- Потому что мы...” он понизил голос и заговорщически наклонился к ее лицу. Она перестала дышать через нос и улыбнулась фальшивой улыбкой. “Потому что мы, - продолжал Гвидо, - можем вытащит ьсокровище из-под носа Луччини, Ремаса и всех торгашей Тилеи!”
Последовало бурное согласие моряков.
“Правда?” спросила девушка с притворным удивлением.
- О да!” - прорычал Гвидо. “Мананн улыбается нам, девочка.” Он зарылся лицом в вырез ее платья, шмыгая носом. Она терпела это несколько минут, выглядя скучающей и время от времени говоря:… ты зверь” в слегка ободряющей манере.
- Привет, Гвидо. Почему бы тебе не рассказать ей, почему тебя на самом деле зовут Легкопалы?”
Гвидо перестал шмыгать носом и медленно оторвал лицо от пышной груди девушки.
За столом воцарилась тишина. Вся чертова таверна погрузилась в молчание. В глубине пещеры Греко оставил свои дела и подошел, чтобы видеть собственными глазами. Он сложил на груди забрызганные жиром руки и удивленно покачал головой.
Бросив вызов судьбе и смерти, которая, как все утверждали, сразила его, Лука Сильваро вернулся.