М., "Наука", 2008. Книга представляет цикл биографий выдающихся политических деятелей классической Греции: Аристида, Фемистокла, Кимона, Перикла. Опираясь на данные античных источников и результаты работ современных исследователей, автор реконструирует основные события яркого, зачастую противоречивого и насыщенного разнообразными перипетиями жизненного пути этих политиков.
Спойлер (раскрыть)
Предлагаемая вниманию читателей работа является прямым продолжением нашей книги «Античная Греция: политики в контексте эпохи. Архаика и ранняя классика»1, если можно так выразиться, вторым выпуском цикла биографий выдающихся политических деятелей архаической и классической Греции. Соответственно, при работе над ней мы стремились руководствоваться теми же принципами, которые были приняты нами для первого выпуска. Мы видели свою задачу в том, чтобы, во-первых, сочетать изложение фактов и событий с их научным анализом, во-вторых, уделять особое внимание историческому контексту и использовать каждую биографию как повод для выхода на общие проблемы древнегреческой истории, в-третьих, сделать изложение в книге по возможности популярным (не в ущерб исследовательскому характеру) и доступным не только для специалистов-антиковедов, но и для более широкой читательской аудитории.
Крут источников, который будет в дальнейшем нами использоваться, в основном тот же самый, краткая характеристика которого была дана в предисловии к вышеупомянутой книге. Это, в первую очередь, важнейшие исторические произведения, повествующие о Греции в V в. до н.э. (труды Геродота, Фукидида, «Афинская полития» Аристотеля), сочинения представителей античного биографического жанра (Корнелия Непота и особенно Плутарха), а также, естественно, и все прочие тексты, в которых содержится оригинальная и релевантная информация, — тексты не только нарративного, но и эпиграфического характера (как раз в классическую эпоху роль эпиграфического материала для изучения древнегреческой истории резко возрастает по сравнению с предшествовавшими столетиями). Конкретный крут важ-
1 Суриков И.Е. Античная Греция: политики в контексте эпохи. Архаика и ранняя классика. М., 2005.
- 6 -
нейших источников о жизни и деятельности каждого из интересующих нас политиков будет оговариваться во вступительных частях соответствующих глав.
Хронологические рамки книги целиком ограничены V в. до н.э.2, что в значительной степени обусловливает специфику ее содержания. Уже при просмотре оглавления можно обратить внимание на то, что все без исключения ее герои — афиняне. И это объясняется не произвольным подходом автора или его пристрастием именно к Афинам, а имеет вполне объективные причины. Собственно, для всей древнегреческой истории доэллинистического времени афинские данные являются (и, наверное, всегда останутся) решительно преобладающими над сведениями из всех остальных полисов, и здесь нам приходится исходить из состояния источниковой базы. Но к V в. до н.э. сказанное относится в наибольшей степени.
Начало классической эпохи в Элладе можно уподобить (воспользуемся метафорой, может быть, слишком красивой для научной работы) утру, когда на небосводе исчезают звезды и над горизонтом появляется солнце. Если архаический греческий мир представлял собой сложный конгломерат многих центров политической, экономической и культурной жизни, значение и влияние которых было примерно сопоставимо друг с другом, то V в. до н.э. проходит всецело «под знаком Афин». Сказанное, конечно, не означает, что остальные полисы утратили всякую историческую роль. Это очевидным образом не так: достаточно вспомнить, что, скажем, в военном отношении, Спарта была ничуть не слабее, а в конечном счете оказалась даже сильнее, как показали итоги Пелопоннесской войны. Дело несколько в другом. В V в. до н.э. Афины (и, насколько можно судить, только они) зарекомендовали себя, пожалуй, единственным в своем роде по-настоящему креативным центром. Эта уникальность
2 Правда, провести четкую хронологическую грань между материалом предыдущего и этого выпусков не представляется возможным. Так, первый выпуск завершался биографией Мильтиада; во втором речь пойдет об Аристиде и Фемистокле. Эти последние, хотя и не принадлежали к одному поколению с Мильтиадом, но были все же его современниками. Одной из самых сложных стоящих перед нами задач в плане изложения будет необходимость по возможности избегать повторений, поскольку политики, о которых пойдет речь, участвовали в одних и тех событиях. Впрочем, совершенно обойтись без такого рода «накладок» окажется, видимо, невозможным, и автор вполне отдает себе в этом отчет.
- 7 -
Афин, непохожесть их на то, с чем приходилось ранее сталкиваться эллинам, осознавалась уже современниками. Уместно будет процитировать один пассаж из Фукидида (I. 70), в котором великий историк устами коринфских послов, обращающихся к народному собранию в Спарте, дает меткую и точную характеристику жизненного стиля афинян. Вот что говорят коринфяне, естественно, относящиеся к Афинам с ярко выраженной неприязнью, но при этом воздающие им должное как сильному и опасному врагу:
«Вероятно, вам еще никогда не приходилось задумываться о том, что за люди афиняне, с которыми вам предстоит борьба, и до какой степени они во всем несхожи с вами. Ведь они сторонники новшеств (νεωτεροποιοί), скоры на выдумки (έπινοήσαι οξείς) и умеют быстро осуществить свои планы... Они отважны выше сил (παρά δύναμιν τολμηταί), способны рисковать свыше меры благоразумия (παρά γνώμην κινδυνευταί), не теряют надежды в опасностях... Они подвижны (άοκνοι), вы — медлительны. Они странники (άποδημηταί), вы — домоседы. Они рассчитывают в отъезде что-то приобрести, вы же опасаетесь потерять и то, что у вас есть. Победив врага, они идут далеко вперед, а в случае поражения не падают духом. Жизни своей для родного города афиняне не щадят, а свои духовные силы отдают всецело на его защиту. Всякий неудавшийся замысел они рассматривают как потерю собственного достояния (οικείων στέρεσθαι ήγοΰνται), а каждое удачное предприятие для них — лишь первый шаг к новым. Если их постигнет какая-нибудь неудача, то они изменят свои планы и наверстают потерю. Только для них одних надеяться достичь чего-нибудь значит уже обладать этим, потому что исполнение у них следует непосредственно за желанием. Вот почему они, проводя всю жизнь в трудах и опасностях, очень мало наслаждаются своим достоянием, так как желают еще большего. Они не знают другого удовольствия, кроме исполнения долга, и праздное бездействие (ήσυχίαν άπράγμονα) столь же неприятно им, как самая утомительная работа (άσχολίαν έπίπονον). Одним словом, можно сказать, сама природа предназначила афинян к тому, чтобы и самим не иметь покоя, и другим людям не давать его (μήτε αυτούς εχειν ήσυχίαν μήτε τους άλλους ανθρώπους έάν)».
Конечно, мы могли бы с той же целью привести выдержки из более знаменитого текста — «Надгробной речи Перик-
- 8 -
ла» у Фукидида3. Но нам представлялось более интересным процитировать пассаж, в котором отразился взгляд на афинян извне, со стороны, а не изнутри. Безусловно, здесь необходимы оговорки. Речь коринфян была либо сочинена самим историком, либо, даже если в ее основе лежал какой-то аутентичный памятник, подвергнута им весьма значительной риторической обработке. И естественно, Фукидид, будучи горячим патриотом своего полиса, постарался — даже от лица врагов — изобразить его, в общем-то, в благоприятном свете4. Тем не менее хотя бы в интересах правдоподобия он должен был попытаться достаточно достоверно представить для читателей, как воспринимались Афины жителями других греческих государств.
3 Из последней литературы о речи см.: Bosworth A.B. The Historical Context of Thucydides' Funeral Oration // JHS. 2000. Vol. 120. P. 1-16; Balot R. Pericles' Anatomy of Democratic Courage // AJPh. 2001. Vol. 122. P. 505 - 525; Winton R. Thucydides 2, 37,1; Pericles on Athenian Democracy // Rheinisches Museum für Philologie. 2004. Bd. 147, Η. 1. S. 26-34. Кстати говоря, сама эта речь (Thuc. II. 35-46) ставит более серьезные проблемы, чем обычно считается. Как правило, ее рассматривают в качестве вдохновенного гимна во славу афинской демократии. Однако не следует забывать о том, что сам Фукидид не был в числе горячих сторонников радикально-демократической формы правления. Ср.: Hanson V.D. Introduction // LT. P. X, Его идеалом являлась скорее умеренная олигархия; не случайно режим «Пяти тысяч», установленный в 411 г. до н.э., оценивается историком (VIII, 97. 2) исключительно высоко. Возникает некоторое противоречие, и приходится задуматься над вопросом: а насколько искренне на самом деле Фукидид симпатизировал Периклу? И не пронизаны ли его «перикловские» пассажи иронией? Как минимум два обстоятельства, кажется нам, могут косвенно свидетельствовать об этом: 1) Перикл говорит в «Надгробной речи»: «Та женщина заслуживает величайшего уважения, о которой меньше всего говорят среди мужчин, в порицание или в похвалу» (II. 45. 2); но ведь тогдашняя супруга «афинского олимпийца», Аспасия, всем своим образом жизни являла полное противоречие этому тезису. 2) Перикл восхваляет афинскую демократию как строй, при котором «городом управляет не горсть людей, а большинство народа» (И. 37 .1); а несколько ниже (II. 65. 9) Фукидид замечает, что при Перикле в Афинах «по названию... было правление народа, а на деле власть первого гражданина». Эти противоречия бросаются в глаза современному читателю и, следует полагать, точно так же были заметны читателям античным. Да и в целом странно было бы, если бы Фукидид, выходец из рода Филаидов и родственник Кимона, оказался вдруг в лагере своего потомственного противника.
4 У Фукидида вообще объективность нередко отступает на второй план перед патриотизмом. См. многочисленные примеры этого в работе: Badian Ε. From Plataea to Potidaea: Studies in the History and Historiography of the Pentecontaetia. Baltimore, 1993.
- 9 -
«Афинский эксперимент» V в. до н.э. был в полном смысле слова прорывом за пределы традиционного полисного социума. Противники Афин часто употребляли по отношению к ним словечко πολυπραγμοσύνη , буквально «многоделание, хлопотливость, суета». Это звучало как ругательство. И все же именно πολυπραγμοσύνη сделало Афины Афинами. Не случайно на протяжении большей части рассматриваемого здесь столетия «город Паллады», как магнитом, притягивал к себе лучшие, наиболее деятельные и интеллектуальные человеческие ресурсы со всего эллинского мира. Это, наверное, был первый в мировой истории случай «утечки мозгов». Видные деятели древнегреческой культуры (почти все они, независимо от места своего происхождения, были в это время хотя бы раз на протяжении жизни как-то связаны с Афинами), насколько можно судить, находили в афинском полисе конгениальную себе среду. Правда, в определенный момент (в последней трети V в. до н.э.) мы обнаруживаем всплеск острой реакции против этих интеллектуалов — вплоть до репрессий в форме судебных процессов о так называемом «нечестии». Но это, несомненно, был уже признак начинающегося кризиса5 — кризиса, в ходе которого, уже в IV в. до н.э., Афины перестали быть «солнцем Эллады» и уравнялись с другими полисами6.
Говоря же о времени расцвета, о периоде Пентеконтаэтии (480 — 431 гг. до н.э.), необходимо отметить следующее: характерно, что в отличие от философов, художников и поэтов политические деятели из других городов отнюдь не устремлялись в Афины. Наверное, многие из них и не отказались бы от такой карьеры, однако путь в афинскую политику для них оказывался практически полностью закрыт, поскольку политикой можно было заниматься только в своем полисе, гражданином которого то или иное лицо являлось. Известны, конечно, случаи натурализации. Так, в первой половине V в. до н.э. определенную роль в афинской политической жизни играл фессалиец Менон7, а ближе к концу того же столетия — Гераклид из Клазомен8. Однако, во-первых, такие случаи были редкими исключениями, а, во-вторых, речь
5 См. об этом подробнее: Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э. М" 2002.
6 Davies J.K. The Fourth Century Crisis: What Crisis? // AD. S. 35.
7 RaubitschekA.E. Menon, Son of Menekleides // Hesperia. 1955. Vol. 24, N4. P. 286-289.
8 Рунг Э.В. Эпиликов мирный договор // ВДИ, 2000. № 3. С. 87 - 88.
- 10 -
идет, как читатель может заметить, о политиках далеко не первого ранга.
В связи с громадной ролью Афин в жизни Греции на рассматриваемом хронологическом отрезке можно говорить скорее о другом феномене. Любой ведущий афинский политический деятель тем самым уже становился фигурой панэллинского масштаба. Имена Аристида и Фемистокла, Кимона и Перикла, о которых будет говориться в этой книге, были на слуху, наверное, у любого грека. В сущности, в каком-то отношении политическая история Древней Греции V в. до н.э. — это история афинских политиков. Во всяком случае, рассказывая о них, мы не минуем практически ни одного сколько-нибудь важного события, имевшего место в греческом мире.
Безусловно, в складывание такого положения вещей, в афинское преобладание периода высокой классики внесла свой огромный вклад демократия, установившаяся и развивавшаяся в «городе Паллады» как раз в это время. Поэтому нам представляется уместным, открывая книгу вводной главой общего характера, посвятить эту главу именно афинской демократии.
* * *
Автор считает своим приятным долгом поблагодарить коллег — сотрудников Отдела древней истории Института всеобщей истории РАН: Л.П. Маринович, С.Г. Карпюка, A.A. Молчанова, С.Ю. Сапрыкина, А.Л. Смышляева. Они взяли на себя труд прочесть книгу в рукописи, на обсуждении высказали ряд ценных советов, предложений и замечаний. Многие из этих замечаний были нами учтены при дальнейшей работе над текстом; в то же время в каких-то вопросах мы предпочли остаться при своем мнении. В любом случае вышеперечисленные исследователи не несут никакой ответственности за недостатки, которые могут обнаружиться в книге: таковые следует относить всецело на счет автора.
Крут источников, который будет в дальнейшем нами использоваться, в основном тот же самый, краткая характеристика которого была дана в предисловии к вышеупомянутой книге. Это, в первую очередь, важнейшие исторические произведения, повествующие о Греции в V в. до н.э. (труды Геродота, Фукидида, «Афинская полития» Аристотеля), сочинения представителей античного биографического жанра (Корнелия Непота и особенно Плутарха), а также, естественно, и все прочие тексты, в которых содержится оригинальная и релевантная информация, — тексты не только нарративного, но и эпиграфического характера (как раз в классическую эпоху роль эпиграфического материала для изучения древнегреческой истории резко возрастает по сравнению с предшествовавшими столетиями). Конкретный крут важ-
1 Суриков И.Е. Античная Греция: политики в контексте эпохи. Архаика и ранняя классика. М., 2005.
- 6 -
нейших источников о жизни и деятельности каждого из интересующих нас политиков будет оговариваться во вступительных частях соответствующих глав.
Хронологические рамки книги целиком ограничены V в. до н.э.2, что в значительной степени обусловливает специфику ее содержания. Уже при просмотре оглавления можно обратить внимание на то, что все без исключения ее герои — афиняне. И это объясняется не произвольным подходом автора или его пристрастием именно к Афинам, а имеет вполне объективные причины. Собственно, для всей древнегреческой истории доэллинистического времени афинские данные являются (и, наверное, всегда останутся) решительно преобладающими над сведениями из всех остальных полисов, и здесь нам приходится исходить из состояния источниковой базы. Но к V в. до н.э. сказанное относится в наибольшей степени.
Начало классической эпохи в Элладе можно уподобить (воспользуемся метафорой, может быть, слишком красивой для научной работы) утру, когда на небосводе исчезают звезды и над горизонтом появляется солнце. Если архаический греческий мир представлял собой сложный конгломерат многих центров политической, экономической и культурной жизни, значение и влияние которых было примерно сопоставимо друг с другом, то V в. до н.э. проходит всецело «под знаком Афин». Сказанное, конечно, не означает, что остальные полисы утратили всякую историческую роль. Это очевидным образом не так: достаточно вспомнить, что, скажем, в военном отношении, Спарта была ничуть не слабее, а в конечном счете оказалась даже сильнее, как показали итоги Пелопоннесской войны. Дело несколько в другом. В V в. до н.э. Афины (и, насколько можно судить, только они) зарекомендовали себя, пожалуй, единственным в своем роде по-настоящему креативным центром. Эта уникальность
2 Правда, провести четкую хронологическую грань между материалом предыдущего и этого выпусков не представляется возможным. Так, первый выпуск завершался биографией Мильтиада; во втором речь пойдет об Аристиде и Фемистокле. Эти последние, хотя и не принадлежали к одному поколению с Мильтиадом, но были все же его современниками. Одной из самых сложных стоящих перед нами задач в плане изложения будет необходимость по возможности избегать повторений, поскольку политики, о которых пойдет речь, участвовали в одних и тех событиях. Впрочем, совершенно обойтись без такого рода «накладок» окажется, видимо, невозможным, и автор вполне отдает себе в этом отчет.
- 7 -
Афин, непохожесть их на то, с чем приходилось ранее сталкиваться эллинам, осознавалась уже современниками. Уместно будет процитировать один пассаж из Фукидида (I. 70), в котором великий историк устами коринфских послов, обращающихся к народному собранию в Спарте, дает меткую и точную характеристику жизненного стиля афинян. Вот что говорят коринфяне, естественно, относящиеся к Афинам с ярко выраженной неприязнью, но при этом воздающие им должное как сильному и опасному врагу:
«Вероятно, вам еще никогда не приходилось задумываться о том, что за люди афиняне, с которыми вам предстоит борьба, и до какой степени они во всем несхожи с вами. Ведь они сторонники новшеств (νεωτεροποιοί), скоры на выдумки (έπινοήσαι οξείς) и умеют быстро осуществить свои планы... Они отважны выше сил (παρά δύναμιν τολμηταί), способны рисковать свыше меры благоразумия (παρά γνώμην κινδυνευταί), не теряют надежды в опасностях... Они подвижны (άοκνοι), вы — медлительны. Они странники (άποδημηταί), вы — домоседы. Они рассчитывают в отъезде что-то приобрести, вы же опасаетесь потерять и то, что у вас есть. Победив врага, они идут далеко вперед, а в случае поражения не падают духом. Жизни своей для родного города афиняне не щадят, а свои духовные силы отдают всецело на его защиту. Всякий неудавшийся замысел они рассматривают как потерю собственного достояния (οικείων στέρεσθαι ήγοΰνται), а каждое удачное предприятие для них — лишь первый шаг к новым. Если их постигнет какая-нибудь неудача, то они изменят свои планы и наверстают потерю. Только для них одних надеяться достичь чего-нибудь значит уже обладать этим, потому что исполнение у них следует непосредственно за желанием. Вот почему они, проводя всю жизнь в трудах и опасностях, очень мало наслаждаются своим достоянием, так как желают еще большего. Они не знают другого удовольствия, кроме исполнения долга, и праздное бездействие (ήσυχίαν άπράγμονα) столь же неприятно им, как самая утомительная работа (άσχολίαν έπίπονον). Одним словом, можно сказать, сама природа предназначила афинян к тому, чтобы и самим не иметь покоя, и другим людям не давать его (μήτε αυτούς εχειν ήσυχίαν μήτε τους άλλους ανθρώπους έάν)».
Конечно, мы могли бы с той же целью привести выдержки из более знаменитого текста — «Надгробной речи Перик-
- 8 -
ла» у Фукидида3. Но нам представлялось более интересным процитировать пассаж, в котором отразился взгляд на афинян извне, со стороны, а не изнутри. Безусловно, здесь необходимы оговорки. Речь коринфян была либо сочинена самим историком, либо, даже если в ее основе лежал какой-то аутентичный памятник, подвергнута им весьма значительной риторической обработке. И естественно, Фукидид, будучи горячим патриотом своего полиса, постарался — даже от лица врагов — изобразить его, в общем-то, в благоприятном свете4. Тем не менее хотя бы в интересах правдоподобия он должен был попытаться достаточно достоверно представить для читателей, как воспринимались Афины жителями других греческих государств.
3 Из последней литературы о речи см.: Bosworth A.B. The Historical Context of Thucydides' Funeral Oration // JHS. 2000. Vol. 120. P. 1-16; Balot R. Pericles' Anatomy of Democratic Courage // AJPh. 2001. Vol. 122. P. 505 - 525; Winton R. Thucydides 2, 37,1; Pericles on Athenian Democracy // Rheinisches Museum für Philologie. 2004. Bd. 147, Η. 1. S. 26-34. Кстати говоря, сама эта речь (Thuc. II. 35-46) ставит более серьезные проблемы, чем обычно считается. Как правило, ее рассматривают в качестве вдохновенного гимна во славу афинской демократии. Однако не следует забывать о том, что сам Фукидид не был в числе горячих сторонников радикально-демократической формы правления. Ср.: Hanson V.D. Introduction // LT. P. X, Его идеалом являлась скорее умеренная олигархия; не случайно режим «Пяти тысяч», установленный в 411 г. до н.э., оценивается историком (VIII, 97. 2) исключительно высоко. Возникает некоторое противоречие, и приходится задуматься над вопросом: а насколько искренне на самом деле Фукидид симпатизировал Периклу? И не пронизаны ли его «перикловские» пассажи иронией? Как минимум два обстоятельства, кажется нам, могут косвенно свидетельствовать об этом: 1) Перикл говорит в «Надгробной речи»: «Та женщина заслуживает величайшего уважения, о которой меньше всего говорят среди мужчин, в порицание или в похвалу» (II. 45. 2); но ведь тогдашняя супруга «афинского олимпийца», Аспасия, всем своим образом жизни являла полное противоречие этому тезису. 2) Перикл восхваляет афинскую демократию как строй, при котором «городом управляет не горсть людей, а большинство народа» (И. 37 .1); а несколько ниже (II. 65. 9) Фукидид замечает, что при Перикле в Афинах «по названию... было правление народа, а на деле власть первого гражданина». Эти противоречия бросаются в глаза современному читателю и, следует полагать, точно так же были заметны читателям античным. Да и в целом странно было бы, если бы Фукидид, выходец из рода Филаидов и родственник Кимона, оказался вдруг в лагере своего потомственного противника.
4 У Фукидида вообще объективность нередко отступает на второй план перед патриотизмом. См. многочисленные примеры этого в работе: Badian Ε. From Plataea to Potidaea: Studies in the History and Historiography of the Pentecontaetia. Baltimore, 1993.
- 9 -
«Афинский эксперимент» V в. до н.э. был в полном смысле слова прорывом за пределы традиционного полисного социума. Противники Афин часто употребляли по отношению к ним словечко πολυπραγμοσύνη , буквально «многоделание, хлопотливость, суета». Это звучало как ругательство. И все же именно πολυπραγμοσύνη сделало Афины Афинами. Не случайно на протяжении большей части рассматриваемого здесь столетия «город Паллады», как магнитом, притягивал к себе лучшие, наиболее деятельные и интеллектуальные человеческие ресурсы со всего эллинского мира. Это, наверное, был первый в мировой истории случай «утечки мозгов». Видные деятели древнегреческой культуры (почти все они, независимо от места своего происхождения, были в это время хотя бы раз на протяжении жизни как-то связаны с Афинами), насколько можно судить, находили в афинском полисе конгениальную себе среду. Правда, в определенный момент (в последней трети V в. до н.э.) мы обнаруживаем всплеск острой реакции против этих интеллектуалов — вплоть до репрессий в форме судебных процессов о так называемом «нечестии». Но это, несомненно, был уже признак начинающегося кризиса5 — кризиса, в ходе которого, уже в IV в. до н.э., Афины перестали быть «солнцем Эллады» и уравнялись с другими полисами6.
Говоря же о времени расцвета, о периоде Пентеконтаэтии (480 — 431 гг. до н.э.), необходимо отметить следующее: характерно, что в отличие от философов, художников и поэтов политические деятели из других городов отнюдь не устремлялись в Афины. Наверное, многие из них и не отказались бы от такой карьеры, однако путь в афинскую политику для них оказывался практически полностью закрыт, поскольку политикой можно было заниматься только в своем полисе, гражданином которого то или иное лицо являлось. Известны, конечно, случаи натурализации. Так, в первой половине V в. до н.э. определенную роль в афинской политической жизни играл фессалиец Менон7, а ближе к концу того же столетия — Гераклид из Клазомен8. Однако, во-первых, такие случаи были редкими исключениями, а, во-вторых, речь
5 См. об этом подробнее: Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э. М" 2002.
6 Davies J.K. The Fourth Century Crisis: What Crisis? // AD. S. 35.
7 RaubitschekA.E. Menon, Son of Menekleides // Hesperia. 1955. Vol. 24, N4. P. 286-289.
8 Рунг Э.В. Эпиликов мирный договор // ВДИ, 2000. № 3. С. 87 - 88.
- 10 -
идет, как читатель может заметить, о политиках далеко не первого ранга.
В связи с громадной ролью Афин в жизни Греции на рассматриваемом хронологическом отрезке можно говорить скорее о другом феномене. Любой ведущий афинский политический деятель тем самым уже становился фигурой панэллинского масштаба. Имена Аристида и Фемистокла, Кимона и Перикла, о которых будет говориться в этой книге, были на слуху, наверное, у любого грека. В сущности, в каком-то отношении политическая история Древней Греции V в. до н.э. — это история афинских политиков. Во всяком случае, рассказывая о них, мы не минуем практически ни одного сколько-нибудь важного события, имевшего место в греческом мире.
Безусловно, в складывание такого положения вещей, в афинское преобладание периода высокой классики внесла свой огромный вклад демократия, установившаяся и развивавшаяся в «городе Паллады» как раз в это время. Поэтому нам представляется уместным, открывая книгу вводной главой общего характера, посвятить эту главу именно афинской демократии.
* * *
Автор считает своим приятным долгом поблагодарить коллег — сотрудников Отдела древней истории Института всеобщей истории РАН: Л.П. Маринович, С.Г. Карпюка, A.A. Молчанова, С.Ю. Сапрыкина, А.Л. Смышляева. Они взяли на себя труд прочесть книгу в рукописи, на обсуждении высказали ряд ценных советов, предложений и замечаний. Многие из этих замечаний были нами учтены при дальнейшей работе над текстом; в то же время в каких-то вопросах мы предпочли остаться при своем мнении. В любом случае вышеперечисленные исследователи не несут никакой ответственности за недостатки, которые могут обнаружиться в книге: таковые следует относить всецело на счет автора.
Афинская демократия в V в. до н.э.
Спойлер (раскрыть)
Пожалуй, во всей античной истории (во всяком случае, в древнегреческой) нет феномена более известного в веках, оказавшего большее влияние на последующие эпохи и соответственно привлекавшего более пристальное внимание исследователей, нежели классическая афинская демократия. Было бы бессмысленно пытаться перечислить, хотя бы с некоторым приближением к полноте, посвященные ей работы, пусть даже выходившие только за последнее время; одних монографий среди них, нужно полагать, несколько десятков, не говоря о сотнях, если не тысячах, статей1. Определен-
1 Поэтому мы ограничимся указанием на некоторые важнейшие монографические исследования из числа недавних: Osborne R. Demos: The Discovery of Classical Attika. Cambridge, 1985; Mosse C. La democratie grecque. P., 1986; Ostwald M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Law, Society, and Politics in Fifth-Century Athens. Berkeley, 1986; Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Princeton, 1989; Idem. Political Dissent in Democratic Athens: Intellectual Critics of Popular Rule. Princeton, 1998; Idem. The Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1999; Hansen M.H. Was Athens a Democracy? Popular Rule, Liberty and Equality in Ancient and Modern Political Thought. Copenhagen, 1989; Idem. Die athenische Demokratie im Zeitalter des Demosthenes: Struktur, Prinzipien und Selbstverständnis. В., 1995; Chätelet F. Pericles et son siecle. P., 1990; Fornara Ch.W., Samons L.J. Athens from Cleisthenes to Pericles. Berkeley, 1991; Sinclair R.K. Democracy and Participation in Athens. Cambridge, 1991; Stockton D. The Classical Athenian Democracy. Oxford. 1991; Kagan D. Pericles of Athens and the Birth of Democracy. N.Y., 1991; Sagan Ε. The Honey and the Hemlock: Democracy and Paranoia in Ancient Athens and Modern America. Princeton, 1991; Davies J.K. Democracy and Classical Greece: 2nd ed. Cambridge (Mass.), 1993; Sealey R. Demosthenes and His Time: A Study in Defeat. Oxford, 1993; Bleicken J. Die athenische Demokratie: 2. Aufl. Paderborn, 1994; O'NeilJ.L. The Origins and Development of Ancient Greek Democracy. Lanham, 1995; Levi M.A. Pericle e la democrazia ateniese. Milano, 1996; Welwei K.-W. Das klassische Athen:
- 12 -
ным стимулом для интенсификации работы антиковедов на этом направлении послужил отмечавшийся не столь давно 2500-летний юбилей реформ Клисфена и рождения демократического устройства в Афинах.
Равным образом было бы наивно надеяться на то, что в данной вводной главе к книге (главе, неизбежно представляющей собой краткий очерк) нам удастся сказать что-то принципиально новое об афинской демократии. И тем не менее необходимость в таком очерке, как нам представляется, все-таки есть. Во-первых, прежде чем перейти к конкретному разговору о политиках и их деятельности, нужно все-таки попытаться определить по возможности четко и недвусмысленно, в условиях какой политической системы им приходилось работать, какими специфическими чертами и принципами эта система характеризовалась. Во-вторых, очерк о классической демократии не помешает уже потому, что в отечественной историографии этот крут сюжетов освещен (признаться, по не вполне понятным нам причинам) несравненно слабее, чем в западной. В частности, ощущается очень болезненный дефицит именно в общих описаниях феномена2.
Прежде чем перейти непосредственно к этому описа-
Demokratie und Machtpolitik im 5, und 4. Jahrhundert. Darmstadt, 1999; Hornblower S. The Greek World 479-323 ВС: 3rd ed. L,; N.Y., 2002. Перечень получился достаточно объемным; тем не менее он не просто далек от исчерпывающего, но включает в себя лишь небольшую долю книг об афинской демократии. А ведь мы еще не указываем появившихся в последние годы статей в журналах и сборниках.
2 Вплоть до того, что потребовалось переиздание известной книги В.П. Бузескула об афинской демократии (Бузескул В.П. История афинской демократии. СПб., 2003), а книга эта, - бесспорно, хорошая, но все-таки уже почти столетней давности. Не хочется верить, что тем самым российское антиковедение расписалось в своей неспособности создать книгу на эту тематику, которая освещала бы ее на современном уровне. Ведь у нас есть прекрасные, высококомпетентные специалисты в указанной области, авторы ряда очень ценных работ. Укажем среди них следующие: Строгецкий В.М. Полис и империя в классической Греции. Н. Новгород, 1991; Маринович Л.П. Античная и современная демократия: новые подходы. М., 2001; Туманс X. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII-V bb. до н.э.). СПб., 2002; Карпюк С.Г. Общество, политика и идеология классических Афин. М., 2003. В этих работах предметом анализа становятся те или иные аспекты истории и функционирования афинской демократии, а не весь этот феномен в своей целостности. Очень важны также статьи и комментарии в сборнике текстов: Античная демократия в свидетельствах современников / Изд. подгот. Л.П. Маринович, Γ.Α. Кошеленко. М., 1996.
- 13 -
нию, представляется необходимым сделать ряд принципиальных оговорок. Прежде всего, как видно уже из заголовка главы, речь здесь пойдет об афинской демократии в V в. до н.э. — ведь именно таковы, повторим, хронологические рамки книги. Это важно учитывать, поскольку два столетия демократии — весьма четко отграниченные друг от друга внутренним кризисом и олигархическими переворотами времен конца Пелопоннесской войны3 — являют собой несомненную специфику с точки зрения как институциональной стороны, так и определяющих черт общественной жизни4. Народовластие в афинском полисе на протяжении IV в. до н.э. было во многом не таким, как в предшествующем столетии. Но об этом пока не место говорить. Возможно, время для такого разговора наступит в третьем выпуске нашего исследования, когда мы перейдем к соответствующему хронологическому периоду. Равным образом пока вряд ли уместно рассмотрение вопроса о, так сказать, «качественном» соотношении двух этапов истории демократии, о том, являлся ли второй из них упадком или «совершенствованием», шагом назад или вперед по сравнению с первым. А в данный момент лишь оговорим, что в историографии, как зарубежной, так и отечественной, наибольшее внимание привлекают проблемы политической системы и политической борьбы как раз в IV в. О «веке Перикла» ныне пишут реже и меньше, нежели о «веке Демосфена» (хотя, бесспорно, ценные работы имеются и на этом исследовательском поле5). Впрочем, многие
3 Из новой литературы об этих переворотах см.: Lehmann G.A. Oligarchische Herrschaft im klassischen Athen: Zu den Krisen und Katastrophen der attischen Demokratie im 5. und 4. Jahrhundert v.Chr. Opladen, 1997; Bleckmann B. Athens Weg in die Niederlage: Die letzten Jahre des Peloponnesischen Kriegs. Leipzig, 1998; Heftner H. Der oligarchische Umsturz des Jahres 411 v. Chr. und die Herrschaft der Vierhundert in Athen: Quellenkritische und historische Untersuchungen. Frankfurt а. M., 2001.
4 Лучше, чем кто-либо, это, как нам кажется, продемонстрировала Клод Моссе в ряде небольших, но очень важных работ: Mosse С. De l'ostracisme aux proces politiques: le fonctionnement de la vie politique ä Athenes // Istituto universitario Orientale (Napoli). Annali. Sezione di archeologia e storia antica. 1985. Vol. 7. P. 9—18; Eadem. La classe politique ä Athenes au IVeme siecle // AD. S. 67 - 77.
5 Важнейшими из них представляются нам монографии: Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971; Ruschenbusch Ε. Athenische Innenpolitik im 5. Jahrhundert v. Chr.: Ideologie oder Pragmatismus? Bamberg, 1979; Schubert Ch. Die Macht des Volkes und die Ohnmacht des Denkens: Studien zum Verhältnis von Mentalität und Wissenschaft im 5. Jahrhundert v. Chr. Stuttgart, 1993.
- 14 -
наблюдения, сделанные на материале IV в. до н.э., сохраняют силу также и применительно к веку V, поскольку наряду с переменами имели место и значительные элементы континуитета.
Далее, нужно специально подчеркнуть, что речь здесь пойдет в большей степени об общих принципах, а не о том, как они конкретно воплощались в жизнь, как «работали» на практике. В результате изложение может показаться несколько абстрагированным, оторванным от живой повседневности. Как известно, принципы отражают в себе некий идеал, а идеал и реальность — далеко не одно и то же. Перикл в «Надгробной речи», рисуя картину Афин как образцового демократического полиса, естественно, ни словом не упоминает ни о каких сопутствующих теневых сторонах. Тщетно было бы искать в этом памятнике сведений, скажем, о сикофантах — при том, что об их существовании Перикл к 431 г. до н.э., после прямо коснувшихся его судебных процессов Анаксагора, Фидия и Аспасии, просто не мог не знать. Но о конкретике пойдет речь в следующих главах. А перед этим, в начале, нам важнее как можно более четко оттенить именно принципы функционирования античного демократического устройства.
Наше внимание к принципам имеет, помимо прочего, обоснование методологического характера. Речь пойдет о специфике предмета исторического познания. В наиболее общем и простом виде проблему можно сформулировать следующим образом. Является ли для историка наиболее интересным то в обществах прошлого, в том числе и в древних, что объединяет, роднит их как друг с другом, так и с современными обществами? Или же, напротив, необходимо уделять особое внимание моментам особенного, неповторимого? Бесспорно, обе «стороны медали» представляются важными и нужными. Однако не скроем, нам все же ближе второй из названных подходов. Он представляется более актуальным, а в перспективе — более продуктивным. Все мы достаточно долго занимались тем, что есть общего в самых разных и непохожих социумах. И на этом исследовательском поле достигнуты значительные успехи. А теперь не будет ли уместным взять, так сказать, иной угол зрения и попытаться выявить как раз черты несходства даже в том, что выглядит очень близким?6
6 Нам уже приходилось заявлять эту принципиальную методологическую позицию: См.: Суриков И.Е. Камень и глина: к сравнительной характеристике некоторых ментальных парадигм древнегреческой и римской
- 15 -
Поясним свою мысль. Приятно, конечно, находить в античности элементы «общечеловеческого» (или того, что представляется «общечеловеческим» на данном этапе исторического развития7). Приятно, потому что это порождает ощущение (не иллюзорное ли порой?) давно и хорошо знакомого, сознание того, что люди во все времена были примерно одни и те же. В каком-то смысле это и действительно так, поскольку вид homo sapiens на доступном изучению временном отрезке, насколько можно судить, не подвергался существенным модификациям в биологическом плане, в том числе и с точки зрения своей психической организации. Но это такая банальность, что на ней вряд ли даже стоит долго задерживаться. А в то же время несомненно и то, что та же греческая полисная цивилизация в целом (коль скоро уж мы о ней говорим и будем говорить в контексте настоящей книги), по большому счету, явилась все-таки социокультурным миром, глубоко отличным от нашего. И мы гораздо лучше поймем греков, если станем тщательнее искать не «точки сходства», а «точки различия», не то, в чем они были такими же, как мы, а то, в чем они были не такими 8.
А если мы именно с этих позиций будем подходить к античности в целом и к античной демократии, главному объекту этой главы, в частности, то окажется, что различия оттенятся лучше всего именно на уровне принципов, а не повседневности, на уровне теории, а не практики. Подчеркнем: «лучше оттенятся» и «в большей степени присутствуют» — не одно и то же. Безусловно, при беглом взгляде на конкретику политической жизни в условиях античного полиса, в том числе и демократического полиса, на первый взгляд может показаться, что суть ее та же, что и в нынешнем мире, — борьба групповых интересов. На деле это неверно, что не столь давно убедительно продемонстрировал О. Меррей9. Некоторые положения, которые для современных госу-
цивилизаций // Сравнительное изучение цивилизаций мира (междисциплинарный подход). М., 2000. С. 274.
7 В свое время, как известно, находили в полисном мире, например, буржуазию и пролетариат. Впрочем, эти параллели не выдержали проверки временем и были по справедливости оценены как модернизаторские.
8 В силу вышесказанного нам особенно близки методологические установки одного из величайших антиковедов XX в. — Мозеса Финли, который в своих работах не уставал подчеркивать именно черты, отличающие античные общества от современных.
9 Murray О. Cities of Reason // GC. P. 20 f.
- 16 -
дарств воспринимаются как нечто само собой разумеющееся (например, «экономика определяет политику»), по отношению к древнегреческому миру будут просто вопиюще неправомерными. Однако на уровне конкретики нюансы такого рода находить значительно сложнее, и выводы окажутся не столь очевидными, поскольку неизбежна аберрация, порождаемая поверхностным сходством (не случайно и по сей день в антиковедческой литературе сплошь и рядом можно встретить упоминания о «партиях», хотя, как говорится, «уж сколько раз твердили миру...» о порочности подобной практики). Сопоставление же базовых принципов позволит увидеть специфику релевантных феноменов значительно яснее.
Наконец, последняя оговорка. Классическая античная демократия была системой многосторонней, многогранной. Нам неизбежно придется делать акцент на каких-то из этих ее «граней», обрисовывать их более отчетливо и выпукло, нежели другие. В связи с общей проблематикой книги этими вопросами приоритетного рассмотрения окажутся вопросы, связанные с особенностями политической борьбы в условиях демократического полиса. Но система на то и система, что каждый ее компонент существует не изолированно, а в тесной связи со всеми остальными. И об этом надлежит всегда помнить, по возможности избегая вырванной из контекста интерпретации тех или иных реалий.
* * *
Политическое устройство любого государства в значительной степени зависит от положения и роли основных имеющихся в нем социальных групп. Это положение в полной мере применимо и к демократическому афинскому полису V в. до н.э. Афинская демократия, появившаяся на свет в результате реформ Клисфена на рубеже архаической и классической эпох, на протяжении последующих десятилетий постоянно развивалась и модифицировалась, постепенно приобретая свою окончательную форму. Можно говорить о нескольких этапах или ступенях ее становления — «от Клисфена до Перикла»10. Вначале это была так называемая
10 Об этом периоде развития афинской демократии и эволюции политической жизни в Афинах см., в частности: De Sanctis G. Da Clistene а Temistocle // RFIC. 1924. Vol. 52, fasc. 3. P. 289-306; Ehrenberg V. Polis und Imperium. Zürich, 1965. S. 264-297; Knight D.W. Some Studies in Athenian
- 17 -
«гоплитская демократия», имевшая в качестве своей главной опоры слой среднезажиточных крестьян, которые служили в фаланге (солоновский класс зевгитов11). К тому же это была еще и демократия с сильным аристократическим оттенком12, который выражался в том, что высшие полисные должности по-прежнему находились в руках знатной элиты, и в силу всего этого демократия в достаточной мере умеренная и консервативная. Но в дальнейшем усилились ее радикальные элементы, возросло значение тех граждан, которые стояли по своему достатку ниже гоплитского статуса.
В частности, важную роль в радикализации демократического строя сыграла морская программа Фемистокла, реализованная в 80-е годы V в. до н.э. и приведшая к созданию мощного военного флота. Подробнее об этой программе речь пойдет ниже, в посвященной Фемистоклу главе; там же будут приведены ссылки на основные источники и литературу вопроса. А пока вкратце напомним: в качестве гребцов на афинских триерах использовались прежде всего представители низшего из солоновских классов — феты, беднейшие граждане, доходы которых не позволяли им приобрести паноплию и встать в ряды фаланги. Ранее они привлекались в полисное ополчение лишь в качестве легковооруженных воинов, играли вспомогательную роль и не определяли исход сражений. Соответственно и политическая роль этой части гражданского коллектива оказывалась весьма незначительной: ведь положение гражданина в античном полисе вообще
Politics in the Fifth Century B.C. Wiesbaden, 1970; Martin J. Von Kleisthenes zu Ephialtes: Zur Entstehung der athenischen Demokratie // Chiron. 1974. Bd. 4. S. 5 — 42; Frost F.J. Tribal Politics and the Civic State // American Journal of Ancient History. 1976. Vol. 1, N 2. P. 66-75; Kinzl K.H. Athens: Between Tyranny and Democracy // GEM. P. 199-223; Fornara Ch.W., Samons L.J. Op. cit.; Lorze D. Bürger und Unfreie im vorhellenistischer Griechenland: Ausgewählte Aufsätze. Stuttgart, 2000. S. 195-205; Funke P. Wendezeit und Zeitwende: Athens Aufbruch zur Demokratie // Gab es das Griechische Wunder? Griechenland zwischen dem Ende des 6. und der Mitte des 5. Jahrhunderts v. Chr., Mainz, 2001. S. 1 - 16.
11 По традиции мы называем имущественные классы «солоновскими», хотя велика вероятность того, что они существовали уже до Солона, а последний упорядочил их и привел в систему.
12 «Аристократическая демократия», как ее иногда парадоксально называют. См., например: Roberts J.T. Aristocratic Democracy: The Perseverance of Timocratic Principles in Athenian Government // Athenaeum. 1986. Vol. 64, fasc. 3/4. P. 355-369.
- 18 -
в очень большой степени определялось именно его вкладом в военные предприятия государства.
Теперь же ситуация кардинально изменилась: поскольку основой афинских вооруженных сил являлся отныне флот, а не сухопутная армия, то и голос фетов в общественной жизни стал несравненно более весомым. Они получили моральное право влиять на судьбы полиса. Уже в силу этого демократия после Фемистокла была более ориентированной не на средние, а на наименее обеспеченные слои гражданского населения — и тем самым более радикальной. Тесная связь между возрастанием значения флота и движением демократического устройства от умеренных форм к крайним не ускользнула от внимания уже античных политических теоретиков13.
Судя по всему, по инициативе того же Фемистокла в 487 г. до н.э. была осуществлена реформа архонтата: если раньше, со времен Солона, архонты избирались голосованием в народном собрании, то теперь их стали назначать по жребию. Эта чрезвычайно важная мера была порождена каким-то конкретным политическим контекстом14, но имела большое значение в долгосрочной перспективе, причем значение двоякого плана. С одной стороны, новый способ комплектования коллегии архонтов быстро привел к тому, что на посту, считавшемся высшим в государстве, все чаще стали оказываться не видные политические лидеры, как прежде, а в сущности, почти случайные люди. А это, в свою очередь, становилось источником снижения реального значения архонтской магистратуры, а также и Ареопага, поскольку в состав последнего входили бывшие архонты. Таким образом, отступали на второй план институты, являвшиеся самыми
13 Насколько известно, первым, кто эксплицитно отметил это, был Псевдо-Ксенофонт (Ath. pol. 1. 2): «Справедливо в Афинах бедным и простому народу пользоваться преимуществом перед благородными и богатыми по той причине, что народ-то как раз и приводит в движение корабли и дает силу государству...»
14 См. о возможном контексте: Суриков U.E. Афинский ареопаг в первой половине V в. до н.э. // ВДИ. 1995. № 1. С. 34. Несомненна связь с первыми остракофориями. См. о них в политическом контексте 80-х годов V в. до н.э.: Он же. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. № 2. С. 118 - 130. В наиболее общей форме можно говорить о борьбе Фемистокла со своими соперниками — представителями высшей знати Афин. Подробнее сопутствующие вопросы будут рассмотрены ниже.
- 19 -
древними в политии и по самой своей природе наименее совместимыми с народовластием. С другой стороны, введение жеребьевки на одном из ключевых участков политической системы само по себе знаменательно: как мы увидим чуть ниже, и дальнейшее развитие демократии сопровождалось нарастанием значимости принципа жребия.
Впрочем, нельзя сказать, что эволюция демократического устройства в Афинах была простой и прямолинейной. После отражения нашествия Ксеркса в 480 — 479 гг. до н.э. радикализация демократии почти на два десятилетия приостановилась, более того, процесс даже временно приобрел обратное направление15. Представитель знатнейшего (и, кстати говоря, издревле консервативно настроенного) аристократического рода Филаидов Кимон, в течение 70 — 60-х годов V в. до н.э. стоявший фактически у руля государства и пользовавшийся огромным влиянием по причине своих славных побед в Греко-персидских войнах, отнюдь не принадлежал к сторонникам увеличения роли демоса в жизни полиса. Ему куда больше по душе было жесткое государственное устройство Спарты, основанное на дисциплине и безоговорочном подчинении рядовых граждан властям. Кимон имел совершенно справедливую репутацию главного афинского лаконофила.
Следует сразу подчеркнуть: в корне неверно было бы считать Кимона принципиальным олигархом и врагом демократии16. Нет, демократия умеренная, демократия «клисфеновского» типа его вполне устраивала. А вот идти дальше нее он действительно не считал ни нужным, ни возможным. Отношение Кимона к демосу было проникнуто духом патернализма: лидер и его окружение проявляют демонстративную филантропию, оказывают «благодеяния» простонародью, а это последнее из благодарности послушно следует воле своих вождей. Вполне естественно, что в годы лидерства Кимона никаких реформ демократического характера в Афинах не проводилось.
15 «Эпохой реакции» называет период 480 — 461 гг. до н.э. С.Я. Лурье. См.: Лурье С.Я. История античной общественной мысли: общественные группировки и умственные движения в эллинском мире. Μ.; Л., 1929. С 156.
16 О методологической неправомерности отождествления на афинской почве понятий «аристократы» и «олигархи» см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох. М., 2000. С. 22.
- 20 -
Кимона всячески поддерживал Совет Ареопага. Этот древний аристократический орган17, чей «золотой век», казалось бы, остался в далеком прошлом, сумел возродить и укрепить свое положение, достойно проявив себя в тяжелую годину персидской опасности: в частности, именно ареопагиты пресекли панику и организовали эвакуацию жителей из Афин, когда Ксеркс в 480 г. до н.э. приближался к городу. После этого, воспользовавшись возрастанием своего авторитета, Ареопаг присвоил себе ряд важных политических функций, ранее ему не принадлежавших или, во всяком случае, давно уже им фактически не использовавшихся. Так, он стал проводить проверки (докимасии) граждан, избранных на государственные должности, принимать отчеты (эвтины) у магистратов по истечении срока их полномочий, судить тех должностных лиц, отчеты которых оказывались неудовлетворительными18. Совокупность происшедших в общественной жизни изменений, бесспорно, следует оценить как «шаг назад» в эволюции афинской демократии, ослабление радикальных тенденций и укрепление аристократического элемента в государственном устройстве.
Однако Кимону и ареопагитам лишь ненадолго удалось «подморозить» политик». Собственно, не может не броситься в глаза парадоксальная коллизия: в области военной организации полиса Кимон продолжал линию Фемистокла на укрепление флота. А это шло вразрез с его же внутренней политикой. Пресловутая «корабельная чернь», которую он мог недолюбливать, но на которую ему волей-неволей приходилось опираться, рано или поздно должна была взять свое. Следующий этап демократизации афинского полиса оказывался неизбежным.
17 Ареопагу в последние десятилетия был посвящен целый ряд интересных работ. Укажем только монографические исследования: Wallace R. W. The Areopagos Council, to 307 B.C. Baltimore, 1989; Вгиуп O. de. La competence de l'Areopage en matiere de proces publics: Des origines de la polis athenienne ä la conquete romaine de la Grece (vers 700— 146 avant J.-C). Stuttgart, 1995; Braun Μ. Die «Eumeniden» des Aischylos und der Areopag. Tübingen, 1998.
18 Перечень основных полномочий, которые Ареопаг сконцентрировал в своих руках после 480 г. до н.э. (так называемые «дополнительно приобретенные полномочия» — τά επίθετα, в отличие от «исконных» — τά πάτρια), см.: Строгецкий В.М. Греческая историческая мысль классического и эллинистического периодов об этапах развития афинской демократии. Горький, 1987. С. 44 — 45.
- 21 -
Этот этап начался в конце 60-х годов и продолжался приблизительно десятилетие. Политические противники Кимона, выдвинув лозунг увеличения роли демоса в управлении государством, набрали силу и в конечном счете сумели одержать верх над этим лидером. Эту группировку, как считается, возглавлял Эфиальт, но не исключено, что реальным ее «двигателем», пусть и не афишировавшим до поры свое истинное значение, уже в это время выступал Перикл — политик молодой, но уже пользовавшийся известностью благодаря славным предкам и в еще большей степени — благодаря выдающемуся ораторскому таланту19. В 462/461 г. до н.э. Кимон был изгнан из Афин остракизмом, а вскоре после этого (а, может быть, несколько ранее, но в любом случае в том же году) по предложению Эфиальта состоялась важная реформа Ареопага. Древний Совет лишился присвоенных им незадолго до того полномочий, которые были теперь распределены между более демократическими органами управления — народным собранием, гелиеей и Советом Пятисот.
В целом, по нашему мнению, значение реформы Эфиальта все же несколько преувеличивается в современной историографии: ее изображают как этапное событие афинской истории. Не следует забывать о том, что эта реформа имела совершенно конкретное, можно сказать, даже узкое содержание — не ликвидацию Ареопага, а лишь отнятие у него ряда функций, причем не свойственных этому органу изначально (т.е. в сущности, реставрацию ранее существовавшего порядка), — и не менее конкретный политический контекст — борьбу с группировкой Кимона, на стороне которо-
19 Процитируем известный пассаж Плутарха (Pericl. 8): Перикл «...появлялся среди народа лишь по временам, говорил не по всякому делу и не всегда выступал в народном собрании, но приберегал себя, как Саламинскую триеру, по выражению Критолая, для важных дел, а все остальное делал через своих друзей и подосланных им других ораторов. Одним из них, говорят, был Эфиальт...» Описанная ситуация относится, безусловно, преимущественно именно к началу политической деятельности Перикла (о том же, кстати, говорит и упомянутое здесь имя Эфиальта): позже, когда он стал «первым гражданином», ему уже не было надобности прятаться за чью-то чужую спину. Заметим к слову, что и в целом подобная практика, когда видный лидер инициировал и проводил важное постановление посредством подставного лица, была достаточно распространенной в условиях афинской демократии. Известный декрет 425/424 г. до н.э. о резком повышении ставок фороса (IG.I3.71) был предложен неким Фудиппом. Но мало кто сомневается в том, что реальным инициатором этой Меры являлся Клеон.
- 22 -
го в тот момент стояли ареопагиты. Вряд ли правомерно трактовать данное преобразование чрезмерно расширительно. Действительно, в тот период, о котором идет речь, в общественной жизни Афин произошли новые серьезные изменения. Но их логичнее связывать не с одной, отдельно взятой псефисмой Эфиальта (который, кстати, вскоре был убит при неясных обстоятельствах), а с целым комплексом мер, осуществленных после этого уже Периклом, и со ставшими их результатом процессами20. Эти меры составили собой целостную серию новшеств в политической жизни государства, каждая из них сочеталась с другими и дополняла их.
Чрезвычайно большое значение имел введенный по инициативе Перикла институт мистофории — оплаты деятельности должностных лиц21. Вначале плату за исполнение своих обязанностей стали получать судьи-присяжные в коллегиях гелиеи. Но за первым шагом не могли не последовать следующие: затем мистофория была распространена на членов Совета Пятисот, а затем, и на многие другие магистратуры. Это позволило значительно более активно, чем раньше, участвовать в политической жизни гражданам небольшого достатка, чем они, конечно, сразу же не преминули воспользоваться, понемногу лишая аристократию монополии на большинство государственных постов. В частности, в 457 г. до н.э. на должности архонтов, ранее доступные лишь представителям двух первых солоновских классов (пентакосиомедимнам и всадникам), было позволено избирать также зевгитов22. Феты, или беднейшие из афинян, такого права формально не получили, но фактически и они тоже могли становиться архонтами: выставляя свою кандидатуру на жеребьевку, фет просто умалчивал о принадлежности к низшему разряду граждан, и власти смотрели на это «сквозь пальцы» (Arist. Ath. pol. 7. 4).
Мистофория (во всяком случае, в таких широких масштабах) была из греческих полисов свойственна исключительно
20 Ср.: Bleicken J. Die Einheit der athenischen Demokratie in klassischer Zeit // Hermes. 1987. Bd. 115, H. 3. S. 283.
21 Есть мнение, что именно эта мера маркировала собой окончательное формирование классической демократии. См.: Mosse С. Inventing Politics // GT. P. 152.
22 О ряде важных политических преобразований 50-х годов V до н.э., начиная с допуска зевгитов к архонтату, см.: Arist. Ath. pol. 26. 2 — 3. Впрочем, рассказ Аристотеля неполон и не учитывает некоторых значимых мер, о которых речь пойдет чуть ниже.
- 23 -
демократическим Афинам23. И дело здесь не только в функционировавшей в них системе развитого народовластия. Чтобы государство имело возможность оплачивать работу своих должностных лиц, необходима была какая-то компенсация этих расходов поступающими в бюджет доходами. Для нынешней политэкономии это элементарная вещь, но не будем забывать, что в условиях античного полисного мира средства пополнения бюджета, не говоря уже о его планировании, были еще практически не разработанными теоретически24. В финансовом отношении полисы, как правило, жили «сегодняшним днем», не слишком-то заботясь о будущем. Специфика Афин, однако, заключалась в том, что они могли себе позволить крупные траты, не окупавшие себя, постольку, поскольку имели после 478 г. до н.э. неисчерпаемый источник дохода — форос, поступавший от союзников по Делосскому союзу налог.
Форос и его влияние на внутренние процессы в афинском государстве V в. до н.э. — это отдельная и большая тема; вряд ли будет оправданным подробно останавливаться здесь на ней. Не можем не отметить только одно. Иногда можно встретить мнение, согласно которому форос не играл столь уж большой роли в истории Афин и демократии, какую ему обычно приписывают. Отмечается, в частности, что грандиозная строительная программа на Акрополе осуществлялась не только за счет ежегодных податей с союзных полисов, но и из других средств25. Но здесь необходимо видеть диалектику сложного процесса. Даже если допустить, что форос вообще не шел на строительство, — очень крупные суммы, направленные на него, могли быть высвобождены в бюджете только за счет того, что форос резко увеличивал сам этот бюджет. Выражаясь предельно простым языком, реальная демократия — весьма дорогая вещь. Эта политическая система — в определенном смысле роскошь, которую могут позволить себе только богатые государства. Этот тезис верен для наших дней, верным он был и применительно к
23 Ср.: Finley M.I. The Ancient Economy. Berkeley, 1973. P. 173: оплата государственных должностей не зафиксирована ни в одном античном полисе, кроме Афин.
24 Ср.: Leppin Η. Zur Entwicklung der Verwaltung öffentlicher Gelder im Athen des 4. Jahrhundert v. Chr. // AD. S. 557.
25 Один из последних примеров: Макарова О.Μ. Культ богини Афины в Первом Афинском морском союзе: автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Саратов, 2004. С. 17.
- 24 -
античности. В Афинах развилась реальная демократия - не в последнюю очередь потому, что Афины были очень богаты. А одним из главных источников этого богатства, — тут, думается, никто не будет спорить, — являлся пресловутый форос.
Вернемся к основной нити изложения. На том же временном отрезке (конец 60-х и 50-е годы) происходили изменения принципиального, демократического характера в системе судопроизводства26. Так, был осуществлен переход от открытого к тайному голосованию судей в гелиее. А это, вне сомнения, резко снизило возможности аристократии реально влиять на вынесение приговоров, воздействуя различными способами на рядовых граждан, заседавших в дикастериях. Далее, члены судебных коллегий, насколько можно судить, именно в это время стали назначаться по жребию. А жребий, как уже говорилось выше, считался в античности сугубо демократическим методом. Как писал Аристотель (Pol. 1294b8), выражая в данном случае общее мнение, «одной из основ демократического строя является замещение должностей по жребию, олигархического же — по избранию». Не только в гелиее, но и в целом в политической системе применение разного рода жеребьевок, особенно при выборах должностных лиц, все больше и больше интенсифицировалось.
С того же самого времени произошла значительная активизация деятельности народного собрания. Оно стало собираться чаще, чем прежде. По археологическим данным, около 460 г. до н.э.27 на Пниксе, одном из холмов в центральной части Афин, был построен экклесиастерий — специальное сооружение для работы экклесии, оснащенное рядами скамей для граждан и трибуной для выступающих ораторов. До того экклесия собиралась на Агоре (рудиментом этого можно считать проведение там остракофорий вплоть до конца V в. до н.э.), а теперь, судя по всему, ставшие весьма частыми ее заседания создавали серьезные неудобства для других видов деятельности (в том числе для торговли) на этой главной городской площади Афин. Потому-то и возникла необходимость в переносе собраний в особое место, пред-
26 Boegehold A.L. et al. The Lawcourts at Athens: Sites, Buildings, Equipment, Procedure, and Testimonia (The Athenian Agora. V. 28). Princeton, 1995. P. VIII, 22.
27 Hansen M.H. The Athenian Assembly. In the Age of Demosthenes. Oxford, 1987. P. 12-13.
- 25 -
назначенное только для этого и соответственным образом оборудованное.
1 Поэтому мы ограничимся указанием на некоторые важнейшие монографические исследования из числа недавних: Osborne R. Demos: The Discovery of Classical Attika. Cambridge, 1985; Mosse C. La democratie grecque. P., 1986; Ostwald M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Law, Society, and Politics in Fifth-Century Athens. Berkeley, 1986; Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Princeton, 1989; Idem. Political Dissent in Democratic Athens: Intellectual Critics of Popular Rule. Princeton, 1998; Idem. The Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1999; Hansen M.H. Was Athens a Democracy? Popular Rule, Liberty and Equality in Ancient and Modern Political Thought. Copenhagen, 1989; Idem. Die athenische Demokratie im Zeitalter des Demosthenes: Struktur, Prinzipien und Selbstverständnis. В., 1995; Chätelet F. Pericles et son siecle. P., 1990; Fornara Ch.W., Samons L.J. Athens from Cleisthenes to Pericles. Berkeley, 1991; Sinclair R.K. Democracy and Participation in Athens. Cambridge, 1991; Stockton D. The Classical Athenian Democracy. Oxford. 1991; Kagan D. Pericles of Athens and the Birth of Democracy. N.Y., 1991; Sagan Ε. The Honey and the Hemlock: Democracy and Paranoia in Ancient Athens and Modern America. Princeton, 1991; Davies J.K. Democracy and Classical Greece: 2nd ed. Cambridge (Mass.), 1993; Sealey R. Demosthenes and His Time: A Study in Defeat. Oxford, 1993; Bleicken J. Die athenische Demokratie: 2. Aufl. Paderborn, 1994; O'NeilJ.L. The Origins and Development of Ancient Greek Democracy. Lanham, 1995; Levi M.A. Pericle e la democrazia ateniese. Milano, 1996; Welwei K.-W. Das klassische Athen:
- 12 -
ным стимулом для интенсификации работы антиковедов на этом направлении послужил отмечавшийся не столь давно 2500-летний юбилей реформ Клисфена и рождения демократического устройства в Афинах.
Равным образом было бы наивно надеяться на то, что в данной вводной главе к книге (главе, неизбежно представляющей собой краткий очерк) нам удастся сказать что-то принципиально новое об афинской демократии. И тем не менее необходимость в таком очерке, как нам представляется, все-таки есть. Во-первых, прежде чем перейти к конкретному разговору о политиках и их деятельности, нужно все-таки попытаться определить по возможности четко и недвусмысленно, в условиях какой политической системы им приходилось работать, какими специфическими чертами и принципами эта система характеризовалась. Во-вторых, очерк о классической демократии не помешает уже потому, что в отечественной историографии этот крут сюжетов освещен (признаться, по не вполне понятным нам причинам) несравненно слабее, чем в западной. В частности, ощущается очень болезненный дефицит именно в общих описаниях феномена2.
Прежде чем перейти непосредственно к этому описа-
Demokratie und Machtpolitik im 5, und 4. Jahrhundert. Darmstadt, 1999; Hornblower S. The Greek World 479-323 ВС: 3rd ed. L,; N.Y., 2002. Перечень получился достаточно объемным; тем не менее он не просто далек от исчерпывающего, но включает в себя лишь небольшую долю книг об афинской демократии. А ведь мы еще не указываем появившихся в последние годы статей в журналах и сборниках.
2 Вплоть до того, что потребовалось переиздание известной книги В.П. Бузескула об афинской демократии (Бузескул В.П. История афинской демократии. СПб., 2003), а книга эта, - бесспорно, хорошая, но все-таки уже почти столетней давности. Не хочется верить, что тем самым российское антиковедение расписалось в своей неспособности создать книгу на эту тематику, которая освещала бы ее на современном уровне. Ведь у нас есть прекрасные, высококомпетентные специалисты в указанной области, авторы ряда очень ценных работ. Укажем среди них следующие: Строгецкий В.М. Полис и империя в классической Греции. Н. Новгород, 1991; Маринович Л.П. Античная и современная демократия: новые подходы. М., 2001; Туманс X. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII-V bb. до н.э.). СПб., 2002; Карпюк С.Г. Общество, политика и идеология классических Афин. М., 2003. В этих работах предметом анализа становятся те или иные аспекты истории и функционирования афинской демократии, а не весь этот феномен в своей целостности. Очень важны также статьи и комментарии в сборнике текстов: Античная демократия в свидетельствах современников / Изд. подгот. Л.П. Маринович, Γ.Α. Кошеленко. М., 1996.
- 13 -
нию, представляется необходимым сделать ряд принципиальных оговорок. Прежде всего, как видно уже из заголовка главы, речь здесь пойдет об афинской демократии в V в. до н.э. — ведь именно таковы, повторим, хронологические рамки книги. Это важно учитывать, поскольку два столетия демократии — весьма четко отграниченные друг от друга внутренним кризисом и олигархическими переворотами времен конца Пелопоннесской войны3 — являют собой несомненную специфику с точки зрения как институциональной стороны, так и определяющих черт общественной жизни4. Народовластие в афинском полисе на протяжении IV в. до н.э. было во многом не таким, как в предшествующем столетии. Но об этом пока не место говорить. Возможно, время для такого разговора наступит в третьем выпуске нашего исследования, когда мы перейдем к соответствующему хронологическому периоду. Равным образом пока вряд ли уместно рассмотрение вопроса о, так сказать, «качественном» соотношении двух этапов истории демократии, о том, являлся ли второй из них упадком или «совершенствованием», шагом назад или вперед по сравнению с первым. А в данный момент лишь оговорим, что в историографии, как зарубежной, так и отечественной, наибольшее внимание привлекают проблемы политической системы и политической борьбы как раз в IV в. О «веке Перикла» ныне пишут реже и меньше, нежели о «веке Демосфена» (хотя, бесспорно, ценные работы имеются и на этом исследовательском поле5). Впрочем, многие
3 Из новой литературы об этих переворотах см.: Lehmann G.A. Oligarchische Herrschaft im klassischen Athen: Zu den Krisen und Katastrophen der attischen Demokratie im 5. und 4. Jahrhundert v.Chr. Opladen, 1997; Bleckmann B. Athens Weg in die Niederlage: Die letzten Jahre des Peloponnesischen Kriegs. Leipzig, 1998; Heftner H. Der oligarchische Umsturz des Jahres 411 v. Chr. und die Herrschaft der Vierhundert in Athen: Quellenkritische und historische Untersuchungen. Frankfurt а. M., 2001.
4 Лучше, чем кто-либо, это, как нам кажется, продемонстрировала Клод Моссе в ряде небольших, но очень важных работ: Mosse С. De l'ostracisme aux proces politiques: le fonctionnement de la vie politique ä Athenes // Istituto universitario Orientale (Napoli). Annali. Sezione di archeologia e storia antica. 1985. Vol. 7. P. 9—18; Eadem. La classe politique ä Athenes au IVeme siecle // AD. S. 67 - 77.
5 Важнейшими из них представляются нам монографии: Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971; Ruschenbusch Ε. Athenische Innenpolitik im 5. Jahrhundert v. Chr.: Ideologie oder Pragmatismus? Bamberg, 1979; Schubert Ch. Die Macht des Volkes und die Ohnmacht des Denkens: Studien zum Verhältnis von Mentalität und Wissenschaft im 5. Jahrhundert v. Chr. Stuttgart, 1993.
- 14 -
наблюдения, сделанные на материале IV в. до н.э., сохраняют силу также и применительно к веку V, поскольку наряду с переменами имели место и значительные элементы континуитета.
Далее, нужно специально подчеркнуть, что речь здесь пойдет в большей степени об общих принципах, а не о том, как они конкретно воплощались в жизнь, как «работали» на практике. В результате изложение может показаться несколько абстрагированным, оторванным от живой повседневности. Как известно, принципы отражают в себе некий идеал, а идеал и реальность — далеко не одно и то же. Перикл в «Надгробной речи», рисуя картину Афин как образцового демократического полиса, естественно, ни словом не упоминает ни о каких сопутствующих теневых сторонах. Тщетно было бы искать в этом памятнике сведений, скажем, о сикофантах — при том, что об их существовании Перикл к 431 г. до н.э., после прямо коснувшихся его судебных процессов Анаксагора, Фидия и Аспасии, просто не мог не знать. Но о конкретике пойдет речь в следующих главах. А перед этим, в начале, нам важнее как можно более четко оттенить именно принципы функционирования античного демократического устройства.
Наше внимание к принципам имеет, помимо прочего, обоснование методологического характера. Речь пойдет о специфике предмета исторического познания. В наиболее общем и простом виде проблему можно сформулировать следующим образом. Является ли для историка наиболее интересным то в обществах прошлого, в том числе и в древних, что объединяет, роднит их как друг с другом, так и с современными обществами? Или же, напротив, необходимо уделять особое внимание моментам особенного, неповторимого? Бесспорно, обе «стороны медали» представляются важными и нужными. Однако не скроем, нам все же ближе второй из названных подходов. Он представляется более актуальным, а в перспективе — более продуктивным. Все мы достаточно долго занимались тем, что есть общего в самых разных и непохожих социумах. И на этом исследовательском поле достигнуты значительные успехи. А теперь не будет ли уместным взять, так сказать, иной угол зрения и попытаться выявить как раз черты несходства даже в том, что выглядит очень близким?6
6 Нам уже приходилось заявлять эту принципиальную методологическую позицию: См.: Суриков И.Е. Камень и глина: к сравнительной характеристике некоторых ментальных парадигм древнегреческой и римской
- 15 -
Поясним свою мысль. Приятно, конечно, находить в античности элементы «общечеловеческого» (или того, что представляется «общечеловеческим» на данном этапе исторического развития7). Приятно, потому что это порождает ощущение (не иллюзорное ли порой?) давно и хорошо знакомого, сознание того, что люди во все времена были примерно одни и те же. В каком-то смысле это и действительно так, поскольку вид homo sapiens на доступном изучению временном отрезке, насколько можно судить, не подвергался существенным модификациям в биологическом плане, в том числе и с точки зрения своей психической организации. Но это такая банальность, что на ней вряд ли даже стоит долго задерживаться. А в то же время несомненно и то, что та же греческая полисная цивилизация в целом (коль скоро уж мы о ней говорим и будем говорить в контексте настоящей книги), по большому счету, явилась все-таки социокультурным миром, глубоко отличным от нашего. И мы гораздо лучше поймем греков, если станем тщательнее искать не «точки сходства», а «точки различия», не то, в чем они были такими же, как мы, а то, в чем они были не такими 8.
А если мы именно с этих позиций будем подходить к античности в целом и к античной демократии, главному объекту этой главы, в частности, то окажется, что различия оттенятся лучше всего именно на уровне принципов, а не повседневности, на уровне теории, а не практики. Подчеркнем: «лучше оттенятся» и «в большей степени присутствуют» — не одно и то же. Безусловно, при беглом взгляде на конкретику политической жизни в условиях античного полиса, в том числе и демократического полиса, на первый взгляд может показаться, что суть ее та же, что и в нынешнем мире, — борьба групповых интересов. На деле это неверно, что не столь давно убедительно продемонстрировал О. Меррей9. Некоторые положения, которые для современных госу-
цивилизаций // Сравнительное изучение цивилизаций мира (междисциплинарный подход). М., 2000. С. 274.
7 В свое время, как известно, находили в полисном мире, например, буржуазию и пролетариат. Впрочем, эти параллели не выдержали проверки временем и были по справедливости оценены как модернизаторские.
8 В силу вышесказанного нам особенно близки методологические установки одного из величайших антиковедов XX в. — Мозеса Финли, который в своих работах не уставал подчеркивать именно черты, отличающие античные общества от современных.
9 Murray О. Cities of Reason // GC. P. 20 f.
- 16 -
дарств воспринимаются как нечто само собой разумеющееся (например, «экономика определяет политику»), по отношению к древнегреческому миру будут просто вопиюще неправомерными. Однако на уровне конкретики нюансы такого рода находить значительно сложнее, и выводы окажутся не столь очевидными, поскольку неизбежна аберрация, порождаемая поверхностным сходством (не случайно и по сей день в антиковедческой литературе сплошь и рядом можно встретить упоминания о «партиях», хотя, как говорится, «уж сколько раз твердили миру...» о порочности подобной практики). Сопоставление же базовых принципов позволит увидеть специфику релевантных феноменов значительно яснее.
Наконец, последняя оговорка. Классическая античная демократия была системой многосторонней, многогранной. Нам неизбежно придется делать акцент на каких-то из этих ее «граней», обрисовывать их более отчетливо и выпукло, нежели другие. В связи с общей проблематикой книги этими вопросами приоритетного рассмотрения окажутся вопросы, связанные с особенностями политической борьбы в условиях демократического полиса. Но система на то и система, что каждый ее компонент существует не изолированно, а в тесной связи со всеми остальными. И об этом надлежит всегда помнить, по возможности избегая вырванной из контекста интерпретации тех или иных реалий.
* * *
Политическое устройство любого государства в значительной степени зависит от положения и роли основных имеющихся в нем социальных групп. Это положение в полной мере применимо и к демократическому афинскому полису V в. до н.э. Афинская демократия, появившаяся на свет в результате реформ Клисфена на рубеже архаической и классической эпох, на протяжении последующих десятилетий постоянно развивалась и модифицировалась, постепенно приобретая свою окончательную форму. Можно говорить о нескольких этапах или ступенях ее становления — «от Клисфена до Перикла»10. Вначале это была так называемая
10 Об этом периоде развития афинской демократии и эволюции политической жизни в Афинах см., в частности: De Sanctis G. Da Clistene а Temistocle // RFIC. 1924. Vol. 52, fasc. 3. P. 289-306; Ehrenberg V. Polis und Imperium. Zürich, 1965. S. 264-297; Knight D.W. Some Studies in Athenian
- 17 -
«гоплитская демократия», имевшая в качестве своей главной опоры слой среднезажиточных крестьян, которые служили в фаланге (солоновский класс зевгитов11). К тому же это была еще и демократия с сильным аристократическим оттенком12, который выражался в том, что высшие полисные должности по-прежнему находились в руках знатной элиты, и в силу всего этого демократия в достаточной мере умеренная и консервативная. Но в дальнейшем усилились ее радикальные элементы, возросло значение тех граждан, которые стояли по своему достатку ниже гоплитского статуса.
В частности, важную роль в радикализации демократического строя сыграла морская программа Фемистокла, реализованная в 80-е годы V в. до н.э. и приведшая к созданию мощного военного флота. Подробнее об этой программе речь пойдет ниже, в посвященной Фемистоклу главе; там же будут приведены ссылки на основные источники и литературу вопроса. А пока вкратце напомним: в качестве гребцов на афинских триерах использовались прежде всего представители низшего из солоновских классов — феты, беднейшие граждане, доходы которых не позволяли им приобрести паноплию и встать в ряды фаланги. Ранее они привлекались в полисное ополчение лишь в качестве легковооруженных воинов, играли вспомогательную роль и не определяли исход сражений. Соответственно и политическая роль этой части гражданского коллектива оказывалась весьма незначительной: ведь положение гражданина в античном полисе вообще
Politics in the Fifth Century B.C. Wiesbaden, 1970; Martin J. Von Kleisthenes zu Ephialtes: Zur Entstehung der athenischen Demokratie // Chiron. 1974. Bd. 4. S. 5 — 42; Frost F.J. Tribal Politics and the Civic State // American Journal of Ancient History. 1976. Vol. 1, N 2. P. 66-75; Kinzl K.H. Athens: Between Tyranny and Democracy // GEM. P. 199-223; Fornara Ch.W., Samons L.J. Op. cit.; Lorze D. Bürger und Unfreie im vorhellenistischer Griechenland: Ausgewählte Aufsätze. Stuttgart, 2000. S. 195-205; Funke P. Wendezeit und Zeitwende: Athens Aufbruch zur Demokratie // Gab es das Griechische Wunder? Griechenland zwischen dem Ende des 6. und der Mitte des 5. Jahrhunderts v. Chr., Mainz, 2001. S. 1 - 16.
11 По традиции мы называем имущественные классы «солоновскими», хотя велика вероятность того, что они существовали уже до Солона, а последний упорядочил их и привел в систему.
12 «Аристократическая демократия», как ее иногда парадоксально называют. См., например: Roberts J.T. Aristocratic Democracy: The Perseverance of Timocratic Principles in Athenian Government // Athenaeum. 1986. Vol. 64, fasc. 3/4. P. 355-369.
- 18 -
в очень большой степени определялось именно его вкладом в военные предприятия государства.
Теперь же ситуация кардинально изменилась: поскольку основой афинских вооруженных сил являлся отныне флот, а не сухопутная армия, то и голос фетов в общественной жизни стал несравненно более весомым. Они получили моральное право влиять на судьбы полиса. Уже в силу этого демократия после Фемистокла была более ориентированной не на средние, а на наименее обеспеченные слои гражданского населения — и тем самым более радикальной. Тесная связь между возрастанием значения флота и движением демократического устройства от умеренных форм к крайним не ускользнула от внимания уже античных политических теоретиков13.
Судя по всему, по инициативе того же Фемистокла в 487 г. до н.э. была осуществлена реформа архонтата: если раньше, со времен Солона, архонты избирались голосованием в народном собрании, то теперь их стали назначать по жребию. Эта чрезвычайно важная мера была порождена каким-то конкретным политическим контекстом14, но имела большое значение в долгосрочной перспективе, причем значение двоякого плана. С одной стороны, новый способ комплектования коллегии архонтов быстро привел к тому, что на посту, считавшемся высшим в государстве, все чаще стали оказываться не видные политические лидеры, как прежде, а в сущности, почти случайные люди. А это, в свою очередь, становилось источником снижения реального значения архонтской магистратуры, а также и Ареопага, поскольку в состав последнего входили бывшие архонты. Таким образом, отступали на второй план институты, являвшиеся самыми
13 Насколько известно, первым, кто эксплицитно отметил это, был Псевдо-Ксенофонт (Ath. pol. 1. 2): «Справедливо в Афинах бедным и простому народу пользоваться преимуществом перед благородными и богатыми по той причине, что народ-то как раз и приводит в движение корабли и дает силу государству...»
14 См. о возможном контексте: Суриков U.E. Афинский ареопаг в первой половине V в. до н.э. // ВДИ. 1995. № 1. С. 34. Несомненна связь с первыми остракофориями. См. о них в политическом контексте 80-х годов V в. до н.э.: Он же. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. № 2. С. 118 - 130. В наиболее общей форме можно говорить о борьбе Фемистокла со своими соперниками — представителями высшей знати Афин. Подробнее сопутствующие вопросы будут рассмотрены ниже.
- 19 -
древними в политии и по самой своей природе наименее совместимыми с народовластием. С другой стороны, введение жеребьевки на одном из ключевых участков политической системы само по себе знаменательно: как мы увидим чуть ниже, и дальнейшее развитие демократии сопровождалось нарастанием значимости принципа жребия.
Впрочем, нельзя сказать, что эволюция демократического устройства в Афинах была простой и прямолинейной. После отражения нашествия Ксеркса в 480 — 479 гг. до н.э. радикализация демократии почти на два десятилетия приостановилась, более того, процесс даже временно приобрел обратное направление15. Представитель знатнейшего (и, кстати говоря, издревле консервативно настроенного) аристократического рода Филаидов Кимон, в течение 70 — 60-х годов V в. до н.э. стоявший фактически у руля государства и пользовавшийся огромным влиянием по причине своих славных побед в Греко-персидских войнах, отнюдь не принадлежал к сторонникам увеличения роли демоса в жизни полиса. Ему куда больше по душе было жесткое государственное устройство Спарты, основанное на дисциплине и безоговорочном подчинении рядовых граждан властям. Кимон имел совершенно справедливую репутацию главного афинского лаконофила.
Следует сразу подчеркнуть: в корне неверно было бы считать Кимона принципиальным олигархом и врагом демократии16. Нет, демократия умеренная, демократия «клисфеновского» типа его вполне устраивала. А вот идти дальше нее он действительно не считал ни нужным, ни возможным. Отношение Кимона к демосу было проникнуто духом патернализма: лидер и его окружение проявляют демонстративную филантропию, оказывают «благодеяния» простонародью, а это последнее из благодарности послушно следует воле своих вождей. Вполне естественно, что в годы лидерства Кимона никаких реформ демократического характера в Афинах не проводилось.
15 «Эпохой реакции» называет период 480 — 461 гг. до н.э. С.Я. Лурье. См.: Лурье С.Я. История античной общественной мысли: общественные группировки и умственные движения в эллинском мире. Μ.; Л., 1929. С 156.
16 О методологической неправомерности отождествления на афинской почве понятий «аристократы» и «олигархи» см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох. М., 2000. С. 22.
- 20 -
Кимона всячески поддерживал Совет Ареопага. Этот древний аристократический орган17, чей «золотой век», казалось бы, остался в далеком прошлом, сумел возродить и укрепить свое положение, достойно проявив себя в тяжелую годину персидской опасности: в частности, именно ареопагиты пресекли панику и организовали эвакуацию жителей из Афин, когда Ксеркс в 480 г. до н.э. приближался к городу. После этого, воспользовавшись возрастанием своего авторитета, Ареопаг присвоил себе ряд важных политических функций, ранее ему не принадлежавших или, во всяком случае, давно уже им фактически не использовавшихся. Так, он стал проводить проверки (докимасии) граждан, избранных на государственные должности, принимать отчеты (эвтины) у магистратов по истечении срока их полномочий, судить тех должностных лиц, отчеты которых оказывались неудовлетворительными18. Совокупность происшедших в общественной жизни изменений, бесспорно, следует оценить как «шаг назад» в эволюции афинской демократии, ослабление радикальных тенденций и укрепление аристократического элемента в государственном устройстве.
Однако Кимону и ареопагитам лишь ненадолго удалось «подморозить» политик». Собственно, не может не броситься в глаза парадоксальная коллизия: в области военной организации полиса Кимон продолжал линию Фемистокла на укрепление флота. А это шло вразрез с его же внутренней политикой. Пресловутая «корабельная чернь», которую он мог недолюбливать, но на которую ему волей-неволей приходилось опираться, рано или поздно должна была взять свое. Следующий этап демократизации афинского полиса оказывался неизбежным.
17 Ареопагу в последние десятилетия был посвящен целый ряд интересных работ. Укажем только монографические исследования: Wallace R. W. The Areopagos Council, to 307 B.C. Baltimore, 1989; Вгиуп O. de. La competence de l'Areopage en matiere de proces publics: Des origines de la polis athenienne ä la conquete romaine de la Grece (vers 700— 146 avant J.-C). Stuttgart, 1995; Braun Μ. Die «Eumeniden» des Aischylos und der Areopag. Tübingen, 1998.
18 Перечень основных полномочий, которые Ареопаг сконцентрировал в своих руках после 480 г. до н.э. (так называемые «дополнительно приобретенные полномочия» — τά επίθετα, в отличие от «исконных» — τά πάτρια), см.: Строгецкий В.М. Греческая историческая мысль классического и эллинистического периодов об этапах развития афинской демократии. Горький, 1987. С. 44 — 45.
- 21 -
Этот этап начался в конце 60-х годов и продолжался приблизительно десятилетие. Политические противники Кимона, выдвинув лозунг увеличения роли демоса в управлении государством, набрали силу и в конечном счете сумели одержать верх над этим лидером. Эту группировку, как считается, возглавлял Эфиальт, но не исключено, что реальным ее «двигателем», пусть и не афишировавшим до поры свое истинное значение, уже в это время выступал Перикл — политик молодой, но уже пользовавшийся известностью благодаря славным предкам и в еще большей степени — благодаря выдающемуся ораторскому таланту19. В 462/461 г. до н.э. Кимон был изгнан из Афин остракизмом, а вскоре после этого (а, может быть, несколько ранее, но в любом случае в том же году) по предложению Эфиальта состоялась важная реформа Ареопага. Древний Совет лишился присвоенных им незадолго до того полномочий, которые были теперь распределены между более демократическими органами управления — народным собранием, гелиеей и Советом Пятисот.
В целом, по нашему мнению, значение реформы Эфиальта все же несколько преувеличивается в современной историографии: ее изображают как этапное событие афинской истории. Не следует забывать о том, что эта реформа имела совершенно конкретное, можно сказать, даже узкое содержание — не ликвидацию Ареопага, а лишь отнятие у него ряда функций, причем не свойственных этому органу изначально (т.е. в сущности, реставрацию ранее существовавшего порядка), — и не менее конкретный политический контекст — борьбу с группировкой Кимона, на стороне которо-
19 Процитируем известный пассаж Плутарха (Pericl. 8): Перикл «...появлялся среди народа лишь по временам, говорил не по всякому делу и не всегда выступал в народном собрании, но приберегал себя, как Саламинскую триеру, по выражению Критолая, для важных дел, а все остальное делал через своих друзей и подосланных им других ораторов. Одним из них, говорят, был Эфиальт...» Описанная ситуация относится, безусловно, преимущественно именно к началу политической деятельности Перикла (о том же, кстати, говорит и упомянутое здесь имя Эфиальта): позже, когда он стал «первым гражданином», ему уже не было надобности прятаться за чью-то чужую спину. Заметим к слову, что и в целом подобная практика, когда видный лидер инициировал и проводил важное постановление посредством подставного лица, была достаточно распространенной в условиях афинской демократии. Известный декрет 425/424 г. до н.э. о резком повышении ставок фороса (IG.I3.71) был предложен неким Фудиппом. Но мало кто сомневается в том, что реальным инициатором этой Меры являлся Клеон.
- 22 -
го в тот момент стояли ареопагиты. Вряд ли правомерно трактовать данное преобразование чрезмерно расширительно. Действительно, в тот период, о котором идет речь, в общественной жизни Афин произошли новые серьезные изменения. Но их логичнее связывать не с одной, отдельно взятой псефисмой Эфиальта (который, кстати, вскоре был убит при неясных обстоятельствах), а с целым комплексом мер, осуществленных после этого уже Периклом, и со ставшими их результатом процессами20. Эти меры составили собой целостную серию новшеств в политической жизни государства, каждая из них сочеталась с другими и дополняла их.
Чрезвычайно большое значение имел введенный по инициативе Перикла институт мистофории — оплаты деятельности должностных лиц21. Вначале плату за исполнение своих обязанностей стали получать судьи-присяжные в коллегиях гелиеи. Но за первым шагом не могли не последовать следующие: затем мистофория была распространена на членов Совета Пятисот, а затем, и на многие другие магистратуры. Это позволило значительно более активно, чем раньше, участвовать в политической жизни гражданам небольшого достатка, чем они, конечно, сразу же не преминули воспользоваться, понемногу лишая аристократию монополии на большинство государственных постов. В частности, в 457 г. до н.э. на должности архонтов, ранее доступные лишь представителям двух первых солоновских классов (пентакосиомедимнам и всадникам), было позволено избирать также зевгитов22. Феты, или беднейшие из афинян, такого права формально не получили, но фактически и они тоже могли становиться архонтами: выставляя свою кандидатуру на жеребьевку, фет просто умалчивал о принадлежности к низшему разряду граждан, и власти смотрели на это «сквозь пальцы» (Arist. Ath. pol. 7. 4).
Мистофория (во всяком случае, в таких широких масштабах) была из греческих полисов свойственна исключительно
20 Ср.: Bleicken J. Die Einheit der athenischen Demokratie in klassischer Zeit // Hermes. 1987. Bd. 115, H. 3. S. 283.
21 Есть мнение, что именно эта мера маркировала собой окончательное формирование классической демократии. См.: Mosse С. Inventing Politics // GT. P. 152.
22 О ряде важных политических преобразований 50-х годов V до н.э., начиная с допуска зевгитов к архонтату, см.: Arist. Ath. pol. 26. 2 — 3. Впрочем, рассказ Аристотеля неполон и не учитывает некоторых значимых мер, о которых речь пойдет чуть ниже.
- 23 -
демократическим Афинам23. И дело здесь не только в функционировавшей в них системе развитого народовластия. Чтобы государство имело возможность оплачивать работу своих должностных лиц, необходима была какая-то компенсация этих расходов поступающими в бюджет доходами. Для нынешней политэкономии это элементарная вещь, но не будем забывать, что в условиях античного полисного мира средства пополнения бюджета, не говоря уже о его планировании, были еще практически не разработанными теоретически24. В финансовом отношении полисы, как правило, жили «сегодняшним днем», не слишком-то заботясь о будущем. Специфика Афин, однако, заключалась в том, что они могли себе позволить крупные траты, не окупавшие себя, постольку, поскольку имели после 478 г. до н.э. неисчерпаемый источник дохода — форос, поступавший от союзников по Делосскому союзу налог.
Форос и его влияние на внутренние процессы в афинском государстве V в. до н.э. — это отдельная и большая тема; вряд ли будет оправданным подробно останавливаться здесь на ней. Не можем не отметить только одно. Иногда можно встретить мнение, согласно которому форос не играл столь уж большой роли в истории Афин и демократии, какую ему обычно приписывают. Отмечается, в частности, что грандиозная строительная программа на Акрополе осуществлялась не только за счет ежегодных податей с союзных полисов, но и из других средств25. Но здесь необходимо видеть диалектику сложного процесса. Даже если допустить, что форос вообще не шел на строительство, — очень крупные суммы, направленные на него, могли быть высвобождены в бюджете только за счет того, что форос резко увеличивал сам этот бюджет. Выражаясь предельно простым языком, реальная демократия — весьма дорогая вещь. Эта политическая система — в определенном смысле роскошь, которую могут позволить себе только богатые государства. Этот тезис верен для наших дней, верным он был и применительно к
23 Ср.: Finley M.I. The Ancient Economy. Berkeley, 1973. P. 173: оплата государственных должностей не зафиксирована ни в одном античном полисе, кроме Афин.
24 Ср.: Leppin Η. Zur Entwicklung der Verwaltung öffentlicher Gelder im Athen des 4. Jahrhundert v. Chr. // AD. S. 557.
25 Один из последних примеров: Макарова О.Μ. Культ богини Афины в Первом Афинском морском союзе: автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Саратов, 2004. С. 17.
- 24 -
античности. В Афинах развилась реальная демократия - не в последнюю очередь потому, что Афины были очень богаты. А одним из главных источников этого богатства, — тут, думается, никто не будет спорить, — являлся пресловутый форос.
Вернемся к основной нити изложения. На том же временном отрезке (конец 60-х и 50-е годы) происходили изменения принципиального, демократического характера в системе судопроизводства26. Так, был осуществлен переход от открытого к тайному голосованию судей в гелиее. А это, вне сомнения, резко снизило возможности аристократии реально влиять на вынесение приговоров, воздействуя различными способами на рядовых граждан, заседавших в дикастериях. Далее, члены судебных коллегий, насколько можно судить, именно в это время стали назначаться по жребию. А жребий, как уже говорилось выше, считался в античности сугубо демократическим методом. Как писал Аристотель (Pol. 1294b8), выражая в данном случае общее мнение, «одной из основ демократического строя является замещение должностей по жребию, олигархического же — по избранию». Не только в гелиее, но и в целом в политической системе применение разного рода жеребьевок, особенно при выборах должностных лиц, все больше и больше интенсифицировалось.
С того же самого времени произошла значительная активизация деятельности народного собрания. Оно стало собираться чаще, чем прежде. По археологическим данным, около 460 г. до н.э.27 на Пниксе, одном из холмов в центральной части Афин, был построен экклесиастерий — специальное сооружение для работы экклесии, оснащенное рядами скамей для граждан и трибуной для выступающих ораторов. До того экклесия собиралась на Агоре (рудиментом этого можно считать проведение там остракофорий вплоть до конца V в. до н.э.), а теперь, судя по всему, ставшие весьма частыми ее заседания создавали серьезные неудобства для других видов деятельности (в том числе для торговли) на этой главной городской площади Афин. Потому-то и возникла необходимость в переносе собраний в особое место, пред-
26 Boegehold A.L. et al. The Lawcourts at Athens: Sites, Buildings, Equipment, Procedure, and Testimonia (The Athenian Agora. V. 28). Princeton, 1995. P. VIII, 22.
27 Hansen M.H. The Athenian Assembly. In the Age of Demosthenes. Oxford, 1987. P. 12-13.
- 25 -
назначенное только для этого и соответственным образом оборудованное.