Глава 10
Пиренейские государства (XI-конец XIII в.)
Развитие христианских государств
Христианская Испания до 1030 г. — Наварра при Санчо Великом (970-1035). — Преобладание объединенных королевств Леона и Кастилии. — Альфонс VI (1073–1109); первая попытка объединения Кастилии и Арагона. — Высшая степень могущества государств, объединенных под властью Альфонса VII. — Основание Португальского королевства. — Объединение Арагона с Каталонией. — Окончательное объединение Кастилии и Леона.
Первые успехи христиан. — Завоевание бассейна Дуро; Фердинанд I. — Альфонс VI. Взятие Толедо (1085). — Альморавиды в Испании; битва при Салаке. — Падение арабских династий Андалусии. — Сид Кампеадор. — Расцвет и упадок могущества Альморавидов. — Появление Альмохадов. — Последняя победа Альморавидов при Фраге. — Альфонс VII, король Кастилии; великое разорение Андалусии. — Торжество Альмохадов. — Окончательное торжество христиан; Лас-Навас-де-Толоса (1212). — Хайме I Арагонский; завоевание Балеарских островов и Валенсии. — Фердинанд Кастильский Святой; завоевание Андалусии.
Poblaciones. — Королевская власть. — Арагонский justicia. — Кортесы. — Дворянство. — Крепостные. — Города. — Духовное развитие.
Новый характер испанской истории. — Альфонс X Кастильский и Альфонс III Португальский. — Гренадский эмират. — Альфонс X и знать. — Внутреннее управление Хайме и Петра III Арагонских. — Privilegio general (1283). — Итальянская политика Арагона. — Притязания Альфонса X на корону «Священной Римской империи». — Дон Санчо и дети ла Серды.
Пиренейские государства (XI-конец XIII в.)
Развитие христианских государств
Христианская Испания до 1030 г. — Наварра при Санчо Великом (970-1035). — Преобладание объединенных королевств Леона и Кастилии. — Альфонс VI (1073–1109); первая попытка объединения Кастилии и Арагона. — Высшая степень могущества государств, объединенных под властью Альфонса VII. — Основание Португальского королевства. — Объединение Арагона с Каталонией. — Окончательное объединение Кастилии и Леона.
Спойлер (раскрыть)
Христианская Испания до 1030 г.Когда Готская империи распалась под ударами мусульман, почти вся Испания подпала под иго завоевателей. Только северные горцы и беглецы, нашедшие у них убежище, остались свободны от владычества неверных. Они избрали своим вождем Пелагия, который победил завоевателей при Ковадонге и дал сигнал к войне за независимость. К основанному им Астурийскому королевству один из его преемников, Альфонс (739–756), присоединил герцогство Кантабрию, тянувшееся к востоку между морем и горами до границы Франции, и Галисию, ко торая незадолго перед тем изгнала берберов. Столицами этого первого христианского государства были последовательно Правия, Кангас д'Онис и Овиедо; затем, в начале X в., коро ли перенесли свою резиденцию в Леон, в бассейн Дуро, как бы желая стать лицом к лицу с неприятелем.
Посредством удачных войн они расширили свои вла дения на плоскогорье Эбро и в области Бургоса. Чтобы закрепить эти завоевания, они покрыли страну укрепленными замками. Отсюда название Кастилии, которому суждено было приобрести такую громкую известность; вна чале им обозначалась только древняя Бардулия (merindad de Villarcayo на Эбро), позднее, по мере успехов христи анского оружия, оно было распространено на всю страну до границы Андалусии. Энергичные вожди, управлявшие этими спорными областями и защищавшие их против неприятеля, владели большой долей инициативы; отсюда до мечты о независимости был один шаг. Граф Фернандо Гон— залес во время своего долгого управления Кастилией (935–970) подготовил ее независимость. Его непосред ственным преемником был его сын Гарсия Фернандес. Множество актов конца X в. свидетельствуют о непокор ном и мятежном духе этих князей, хотя юридически и даже фактически их все еще связывали слабые узы с королями Леона.
Франки, на которых арабы нападали даже в центре Гал лии, в свою очередь бежали за Пиренеи и одно время господствовали на Эбро. Но завоевания Карла Великого были скоро утрачены благодаря слабости его преемников; равни на снова перешла в руки неверных, горцы снова остались изолированными. Между Францией и Астурией образова лосышяжество, которое часто воевало со своими соседями и повиновалось им лишь настолько, насколько его принуж дала к этому его слабость. Брак Альфонса III, короля Асту рии (866–909), с Хименой, дочерью графа Гарсии Гарсеса, есть первый несомненный признак существования Навар рского государства и наваррской династии. Сын Гарсии, Санчо Гарсия Абарка, принял титул короля. Он отнял у са рацин Пампелуну и завоевал всю страну — от Нахеры до Туделы. Умирая, он оставил государство вполне очищенным от врагов.
На другом конце Пиренеев Испанская марка также от ложилась от франкской монархии. Она образовала при Людовике Добром четыре диоцезы — Барселоны, Героны, Уржеля и Озоны, подразделенные на 10 или 12 графств. К ним примкнули также графства Рибагорза и Яка, составившие позднее ядро Арагона. Около середины IX в. отдельно от Септимании образовался Барселонский маркизах. Затем история Пиренейского полуострова на некоторое время покрывается мраком. Некто Вильфред, по прозванию Воло сатый, в 874 г. приобрел наследственную власть над марки— затом. Один из его преемников, Боррель, основал династию, влияние которой беспрестанно возрастало в стране. Одну минуту успехи Альманзора грозили ей гибелью, но при бар селонском графе Беренгарии Раймонде (1018–1035) она снова окрепла.
Таково было положение христианской Испании в начале XI в. (1030). Она состояла из двух королевств, Леона и Наварры, и двух графств — Барселоны и Кастилии. Области, составившие позднее королевства Португалия и Арагон, либо, входя в состав первых, не вели самостоятельного су ществования, либо оставались еще в руках мусульман. Мы должны проследить возникновение одних и развитие дру гих, их попытки к соединению и слиянию и их внезапные распадения до той минуты, когда закончится образование четырех христианских государств — Португалии, Кастилии, Наварры и Арагона.
Наварра при Санчо Великом (970-1035).Та область, которой суждено было играть наиболее видную роль в истории полуострова, выступает на первый план в нача ле XI в., когда падение Омейядов (1031) и разложение их державы открыли христианам широкое поле деятельнос ти. Только один раз Наварра занимала такое преобладаю щее положение. Это было в царствование Санчо Великого (Sancho el Mayor). Его государство простиралось от пире нейских плоскогорий до гор Бургоса и Сории, отделявших его от Кастилии; он получил по наследству, кроме Собрар бы, графства Рибагорзу, Паллас и Яку, или Арагон. Когда Веласы, одна из знатнейших фамилий Кастилии, убили сво его графа Гарсию, Санчо, шурин убитого, выступил мстителем за него. Он захватил убийц в крепости Монзон и сжег их живыми; затем он наложил руку на наследие по койного. Но и после этого его честолюбие еще не было удовлетворено; в качестве сюзерена Кастилии он потребовал от короля Леона, Бермуда III, область, лежавшую между Сеей и Писуэргой. Оба короля были уже готовы начать войну, когда в дело вмешались епископы с целью склонить их к миру. Было условлено, что Фердинанд, второй сын наваррского короля, женится на сестре Бермуда и получит в приданое за женой спорные земли. В угоду ему Кастилия была провозглашена королевством (1032). Не смотря на выгодное соглашение, Санчо возобновил войну, овладел королевством Леон и принудил своего против ника бежать в глубь Галисии.
Он господствовал в то время над всей христианской Ис панией, за исключением Галисии и Каталонии. Этим объяс няется его титул императора — титул, который носил, по-ви димому, каждый государь, соединявший под своим скипетром несколько государств. Но такое преждевременное объедине ние было не по душе людям того времени. Умирая (1035), Санчо унес с собой и счастье своего наследственного коро левства. Заботясь более об увеличении своих владений, чем об основании империи, он разделил государство между свои ми сыновьями: старший, Гарсия, получил Наварру, Ферди нанд удержал Кастилию, Рамир получил горную область, простирающуюся от Ронсеваля до Ары. Эта страна и была колыбелью Арагонского королевства.
Преобладание объединенных королевств Леона и Кастилии.Получив известие о смерти Санчо Ве ликого, Бермуд оставил свое убежище и без единой битвы вернул себе свое королевство Леон. Он в свою очередь воспротивился соглашению, состоявшемуся при посредничестве епископов, и потребовал от Фердинанда, чтобы он уступил ему область между Сеей и Писуэргой. Король Кастилии, поддерживаемый своим братом Гарсией, вызвал Бермуда на битву и убил его при Тамароне (1037). Победи тель овладел всем наследием побежденного — Астурией, Леоном и Галисией. Держава Санчо возродилась в центре полуострова.
Король Наварры слишком поздно понял, какую ошибку он сделал, поддержав в этом деле своего брата. Обеспокоенный непомерным усилением его могущества и снедаемый завистью, он составил план действий с целью избавиться от Фердинанда. Его долго сдерживаемая ненависть прорвалась наружу в 1054 г. Между братьями произошло сражение при Атапуэрке, и Гарсия пал в битве. Король Кастилии не употребил во зло своей победы; он удовольствовался тем, что присоединил к своим владениям Нахеру и некоторые земли по Эбро; остальную часть Наварры он оставил своему племяннику.
Альфонс VI (1073–1109); первая попытка объединения Кастилии и Арагона.Хотя Фердинанд перед смертью разделил государство между своими тремя сыновьями, но ранняя смерть двух из них почти тотчас восстановила единство власти: Санчо Рамирес на востоке полуострова соединил в своих руках Наварру и Арагон. Дробность территории, по-видимому, уменьшилась, но преобладающая роль все еще оставалась за соединенным королевством Ле она и Кастилии. Христиане перешли через горный хребет Гвадаррамы и проникли в долину Таго. В 1085 г. они овладели Толедо, древней столицей готских королей, и, несмот ря на победы мусульман при Заллаке (1086) и при Уклесе (1106), она навсегда осталась в их руках.
Альфонс, по-видимому, стоял выше предрассудков того времени и не смотрел на свое государство, как на простую вотчину, которую можно делить до бесконечности. Из всех его детей у него оставалась одна дочь, донья Уррака, вдова Раймонда Бургундского. Он вторично выдал ее замуж за Альфонса I, короля Арагона.
Это молодое государство начинало выходить за пределы пиренейских долин и увеличиваться за счет эмиров Сарагосы. Вслед за Санчо Рамиресом, который первый принял ти тул короля, его сын Альфонс I, по прозванию Воитель, по средством военных успехов положил основание могуществу своего государства.
Брак доньи Урраки с этим завоевателем был как бы предвестником брака Фердинанда с Изабеллой Католической; но время для этой унии еще не наступило. Эти народы, как и супруги, вследствие разности характеров не могли жить в мире. Характер Урраки, ее страсти и склонность к насилию, а также существование сына от первого брака разрушили планы короля Кастилии. Сын Раймонда Бургундского был королем Галисии; он завоевал у своей матери и ее мужа Кастилию. В довершение неудачи, которую одновременно потерпели все попытки объединения, Наварра после смерти Альфонса Воителя (1134) также отложилась от Арагона.
Высшая степень могущества государств, объединенных под властью Альфонса VII.К счастью для христианской Испании, Кастилия и Леон оставались объединенными. Оба королевства извлекли большую выгоду из этой унии; в царствование Альфонса VII (1126–1157) они распространили свое влияние на весь полуостров. Полновластный господин самого могущественного из испанских государств, Альфонс миром или силой заставил признать свою верховную власть королей Наварры и Арагона, графов Барселоны, Португалии и Тулузы. Его влияние простиралось на оба склона Пиренеев, от Роны до Таго, от Лиссабона до Бордо. Он мог с большим правом, чем Санчо Великий, прибавить к сану короля новый титул, как знак своего могущества. Кортесы, собравшиеся в Леоне в 1135 г., выразили мнение, что он должен принять титул императора, так как в-числе его вассалов находится один сарацинский государь, Саиф эд Долат, и христианские князья. Вельможи и народ собрались в церкви св. Марии, «и король облачился в одежду дивной работы, на его голову возложили императорскую корону из чистого золота, украшенную драгоценными камнями, и в руку ему дали скипетр; король Гарсия (На варрский) держал его правую руку, а епископ Леонский левую; духовенство провело его к алтарю; здесь было спето «Те Deum», которое закончили криками: «Да здравствует император Алонcо!»»
Слава молодой империи распространилась на большом расстоянии. Людовик VII, злосчастный муж Элеоноры Аквитанской, постарался заключить союз с этим государем. Во время своего паломничества в Сантьяго-да-Компостел ла он остановился в Бургосе и здесь получил руку инфанты Констанции. Альфонс VII окружил себя в своей столице Толедо такой необыкновенной пышностью, что его зять, ослепленный этим блеском, клялся, «что никогда не видел та кого блестящего двора и что, без сомнения, во всем мире нет ничего подобного».
Основание Португальского королевства.Но это величие обуславливалось личным влиянием Одного человека и временной концентрацией сил. Уния, соединявшая Кастилию и Леон в течение столетия с лишним (1036–1157), рушилась, и оба государства остались по-прежнему изолированными и слабыми. Различные области, признававшие над собой их верховную власть, вернули себе теперь свободу действий. На западе полуострова возникло новое королевство. Брак Альфонса VI с Констанцией, дочерью бургундского герцога Роберта, привлек в Испанию большое количество бургундских рыцарей, родственников или протеже этой принцессы. Муж Констанции выдал свою побочную дочь Терезу за Генриха Бургундского, сына герцога Генриха и правнука Роберта Благочестивого, и дал в приданое за ней графство Португалию, которое охватывало тогда лишь область между Дуро и Мино, провинцию Беира и округ Tras-os-Montes.
Правда, Генрих мог увеличивать свои владения за счет мавров. Но завоевания ослабляли узы, соединявшие Португалию и Кастилию. Он называл себя уже «графом Божией милостью». Его сын Альфонс, победитель мусульман в решительной битве при Урике, был провозглашен королем на поле сражения (1139). На кортесах в Ламего (1143) нация одобрила выбор армии. Альфонс явился перед представителями трех сословий без атрибутов королевской власти. Его поверенный, Лаврентий Венегас, встал и спросил собрание, хочет ли оно иметь королем избранника армии, победителя при Урике. Все ответили утвердительно. Тогда архиепископ Браги взял из рук аббата Лорвао золотую корону, украшенную жемчугом, которую вестготские короли принесли в дар этому монастырю; он возложил ее на голову Альфонса, «и король, держа в руке тот самый меч, который он носил во время битвы, сказал: «Да будет благосло вен Господь, помогший мне! Этим мечом я освободил вас и победил моих врагов; и так как вы сделали меня своим ко ролем и товарищем, то нам следует установить законы, которые обеспечили бы спокойствие нашей страны»». Корона была объявлена наследственной в семье Альфонса Генрикеса; в случае отсутствия наследника мужского пола, за женщинами признавалось право наследования, но были приняты все меры предосторожности, чтобы устранить от престола иностранцев. Таким образом, договор, учредивший монархию, вместе с тем основал и оградил от покушений португальскую национальность. Это была смелая декларация независимости и автономии. «Хотите ли вы, — сказал далее поверенный, — чтобы король отправился ко двору короля Леона, чтобы он платил дань ему или кому либо другому, кроме господина папы, сделавшего его королем?» Тогда все встали со своих мест, подняли свои обна женные шпаги и сказали: «Мы свободны и наш король свободен. Наши руки освободили нас. Смерть королю, который потерпит это!»
Обеспечив себе согласие народа, Альфонс обратился к той верховной власти, которая распоряжалась тогда коронами, — к папству. Обязавшись платить небольшую дань, он добился утверждения своего сана. Португалия как материально, так и духовно вступила в ряд независимых государств.
Объединение Арагона с Каталонией.Арагон, в свою очередь, сверг с себя узы вассалитета. Рамир II был призван на престол во время смуты, вызванной победой мусульман при Фраге (1133). Кастилия воспользовалась затруднительным положением и слабостью Рамира, чтобы овладеть его столицей Сарагосой; он вынужден был перенести резиденцию в место своего рождения, горную Яку. Заботясь более о спасении своей души, чем о нуждах государства, Рамир мечтал лишь о том, как бы вступить в монастырь. Он хотел отречься от престола в пользу дочери Петрониллы и поставить королевство под покровительство своего соседа, императора Альфонса VII. Здравый ум его подданных побудил его изменить это решение: они заставили его выдать Петрониллу за Раймонда Беренгария IV, графа Каталонии, и таким образом подготовили соединение обеих стран (по договору, заключен ному в Барбастро 11 августа 1137 г.). Рамир вернулся к созерцательной жизни, а государством стал управлять Раймонд Беренгарий с титулом регента. Он не мог думать о борьбе с Кастилией, но ему удалось ценой вассальной клятвы вернуть Сарагосу. От Петрониллы он имел сына Альфонса II, воцарение которого окончательно закрепило унию обоих государств. Арагон — страна континентальная, нашел в приморской Каталонии как бы необходимое дополнение. Ввиду такого усиления арагон ской державы, новый король Кастилии Альфонс VIII вы нужден был совершенно отказаться от надежды сохранить над ней верховную власть.
Окончательное объединение Кастилии и Леона.Это время было периодом тяжких испытаний для Кастилии. Лишившись поддержки Леона, преданная Наваррой, потеряв влияние на Арагон и Португалию, она должна была бороться со всей мусульманской Испанией, объединенной Альмохадами. Поэтому неудивительно, что она не могла устоять одна против всех мусульманских сил в битве при Аларкосе (1195).
Несмотря на эту кровавую неудачу, она продолжала занимать первое место на Пиренейском полуострове. Она стоит в авангарде христианских государств; она является самым пылким представителем крестового движения и с наибольшим упорством продолжает дело священной войны. Поражения при Салаке, Уклесе и Аларкосе — кастильские поражения; зато и победитель при Лас-Навас-де-Толоса (1212), где было сокрушено могущество мусульман, — кастильский государь. Могущество Кастилии беспрестанно возрастало и достигло высшей точки в тот день, когда Фердинанд III (Святой) навсегда объединил Кастилию и Леон (1230). С того времени преобладающая роль была обеспечена за центральным государством, которое простиралось между Португалией и Арагоном и преграждало путь Наварре.
Процесс объединения, сделавший уже такие успехи с образованием соединенных королевств Кастилии — Леона и Арагона — Каталонии, еще более продвинулся вперед благодаря перемене, происшедшей в судьбе Наварры после смерти Санчо Сильного (1234). Он не оставил детей. Представители народа призвали на престол его племянника Тибо, графа Шампанского. С тех пор Наварра лишь случайно вмешивается в дела полуострова; она обращается фронтом к Франции, и ее история все более сливается с историей этой великой страны.
Посредством удачных войн они расширили свои вла дения на плоскогорье Эбро и в области Бургоса. Чтобы закрепить эти завоевания, они покрыли страну укрепленными замками. Отсюда название Кастилии, которому суждено было приобрести такую громкую известность; вна чале им обозначалась только древняя Бардулия (merindad de Villarcayo на Эбро), позднее, по мере успехов христи анского оружия, оно было распространено на всю страну до границы Андалусии. Энергичные вожди, управлявшие этими спорными областями и защищавшие их против неприятеля, владели большой долей инициативы; отсюда до мечты о независимости был один шаг. Граф Фернандо Гон— залес во время своего долгого управления Кастилией (935–970) подготовил ее независимость. Его непосред ственным преемником был его сын Гарсия Фернандес. Множество актов конца X в. свидетельствуют о непокор ном и мятежном духе этих князей, хотя юридически и даже фактически их все еще связывали слабые узы с королями Леона.
Франки, на которых арабы нападали даже в центре Гал лии, в свою очередь бежали за Пиренеи и одно время господствовали на Эбро. Но завоевания Карла Великого были скоро утрачены благодаря слабости его преемников; равни на снова перешла в руки неверных, горцы снова остались изолированными. Между Францией и Астурией образова лосышяжество, которое часто воевало со своими соседями и повиновалось им лишь настолько, насколько его принуж дала к этому его слабость. Брак Альфонса III, короля Асту рии (866–909), с Хименой, дочерью графа Гарсии Гарсеса, есть первый несомненный признак существования Навар рского государства и наваррской династии. Сын Гарсии, Санчо Гарсия Абарка, принял титул короля. Он отнял у са рацин Пампелуну и завоевал всю страну — от Нахеры до Туделы. Умирая, он оставил государство вполне очищенным от врагов.
На другом конце Пиренеев Испанская марка также от ложилась от франкской монархии. Она образовала при Людовике Добром четыре диоцезы — Барселоны, Героны, Уржеля и Озоны, подразделенные на 10 или 12 графств. К ним примкнули также графства Рибагорза и Яка, составившие позднее ядро Арагона. Около середины IX в. отдельно от Септимании образовался Барселонский маркизах. Затем история Пиренейского полуострова на некоторое время покрывается мраком. Некто Вильфред, по прозванию Воло сатый, в 874 г. приобрел наследственную власть над марки— затом. Один из его преемников, Боррель, основал династию, влияние которой беспрестанно возрастало в стране. Одну минуту успехи Альманзора грозили ей гибелью, но при бар селонском графе Беренгарии Раймонде (1018–1035) она снова окрепла.
Таково было положение христианской Испании в начале XI в. (1030). Она состояла из двух королевств, Леона и Наварры, и двух графств — Барселоны и Кастилии. Области, составившие позднее королевства Португалия и Арагон, либо, входя в состав первых, не вели самостоятельного су ществования, либо оставались еще в руках мусульман. Мы должны проследить возникновение одних и развитие дру гих, их попытки к соединению и слиянию и их внезапные распадения до той минуты, когда закончится образование четырех христианских государств — Португалии, Кастилии, Наварры и Арагона.
Наварра при Санчо Великом (970-1035).Та область, которой суждено было играть наиболее видную роль в истории полуострова, выступает на первый план в нача ле XI в., когда падение Омейядов (1031) и разложение их державы открыли христианам широкое поле деятельнос ти. Только один раз Наварра занимала такое преобладаю щее положение. Это было в царствование Санчо Великого (Sancho el Mayor). Его государство простиралось от пире нейских плоскогорий до гор Бургоса и Сории, отделявших его от Кастилии; он получил по наследству, кроме Собрар бы, графства Рибагорзу, Паллас и Яку, или Арагон. Когда Веласы, одна из знатнейших фамилий Кастилии, убили сво его графа Гарсию, Санчо, шурин убитого, выступил мстителем за него. Он захватил убийц в крепости Монзон и сжег их живыми; затем он наложил руку на наследие по койного. Но и после этого его честолюбие еще не было удовлетворено; в качестве сюзерена Кастилии он потребовал от короля Леона, Бермуда III, область, лежавшую между Сеей и Писуэргой. Оба короля были уже готовы начать войну, когда в дело вмешались епископы с целью склонить их к миру. Было условлено, что Фердинанд, второй сын наваррского короля, женится на сестре Бермуда и получит в приданое за женой спорные земли. В угоду ему Кастилия была провозглашена королевством (1032). Не смотря на выгодное соглашение, Санчо возобновил войну, овладел королевством Леон и принудил своего против ника бежать в глубь Галисии.
Он господствовал в то время над всей христианской Ис панией, за исключением Галисии и Каталонии. Этим объяс няется его титул императора — титул, который носил, по-ви димому, каждый государь, соединявший под своим скипетром несколько государств. Но такое преждевременное объедине ние было не по душе людям того времени. Умирая (1035), Санчо унес с собой и счастье своего наследственного коро левства. Заботясь более об увеличении своих владений, чем об основании империи, он разделил государство между свои ми сыновьями: старший, Гарсия, получил Наварру, Ферди нанд удержал Кастилию, Рамир получил горную область, простирающуюся от Ронсеваля до Ары. Эта страна и была колыбелью Арагонского королевства.
Преобладание объединенных королевств Леона и Кастилии.Получив известие о смерти Санчо Ве ликого, Бермуд оставил свое убежище и без единой битвы вернул себе свое королевство Леон. Он в свою очередь воспротивился соглашению, состоявшемуся при посредничестве епископов, и потребовал от Фердинанда, чтобы он уступил ему область между Сеей и Писуэргой. Король Кастилии, поддерживаемый своим братом Гарсией, вызвал Бермуда на битву и убил его при Тамароне (1037). Победи тель овладел всем наследием побежденного — Астурией, Леоном и Галисией. Держава Санчо возродилась в центре полуострова.
Король Наварры слишком поздно понял, какую ошибку он сделал, поддержав в этом деле своего брата. Обеспокоенный непомерным усилением его могущества и снедаемый завистью, он составил план действий с целью избавиться от Фердинанда. Его долго сдерживаемая ненависть прорвалась наружу в 1054 г. Между братьями произошло сражение при Атапуэрке, и Гарсия пал в битве. Король Кастилии не употребил во зло своей победы; он удовольствовался тем, что присоединил к своим владениям Нахеру и некоторые земли по Эбро; остальную часть Наварры он оставил своему племяннику.
Альфонс VI (1073–1109); первая попытка объединения Кастилии и Арагона.Хотя Фердинанд перед смертью разделил государство между своими тремя сыновьями, но ранняя смерть двух из них почти тотчас восстановила единство власти: Санчо Рамирес на востоке полуострова соединил в своих руках Наварру и Арагон. Дробность территории, по-видимому, уменьшилась, но преобладающая роль все еще оставалась за соединенным королевством Ле она и Кастилии. Христиане перешли через горный хребет Гвадаррамы и проникли в долину Таго. В 1085 г. они овладели Толедо, древней столицей готских королей, и, несмот ря на победы мусульман при Заллаке (1086) и при Уклесе (1106), она навсегда осталась в их руках.
Альфонс, по-видимому, стоял выше предрассудков того времени и не смотрел на свое государство, как на простую вотчину, которую можно делить до бесконечности. Из всех его детей у него оставалась одна дочь, донья Уррака, вдова Раймонда Бургундского. Он вторично выдал ее замуж за Альфонса I, короля Арагона.
Это молодое государство начинало выходить за пределы пиренейских долин и увеличиваться за счет эмиров Сарагосы. Вслед за Санчо Рамиресом, который первый принял ти тул короля, его сын Альфонс I, по прозванию Воитель, по средством военных успехов положил основание могуществу своего государства.
Брак доньи Урраки с этим завоевателем был как бы предвестником брака Фердинанда с Изабеллой Католической; но время для этой унии еще не наступило. Эти народы, как и супруги, вследствие разности характеров не могли жить в мире. Характер Урраки, ее страсти и склонность к насилию, а также существование сына от первого брака разрушили планы короля Кастилии. Сын Раймонда Бургундского был королем Галисии; он завоевал у своей матери и ее мужа Кастилию. В довершение неудачи, которую одновременно потерпели все попытки объединения, Наварра после смерти Альфонса Воителя (1134) также отложилась от Арагона.
Высшая степень могущества государств, объединенных под властью Альфонса VII.К счастью для христианской Испании, Кастилия и Леон оставались объединенными. Оба королевства извлекли большую выгоду из этой унии; в царствование Альфонса VII (1126–1157) они распространили свое влияние на весь полуостров. Полновластный господин самого могущественного из испанских государств, Альфонс миром или силой заставил признать свою верховную власть королей Наварры и Арагона, графов Барселоны, Португалии и Тулузы. Его влияние простиралось на оба склона Пиренеев, от Роны до Таго, от Лиссабона до Бордо. Он мог с большим правом, чем Санчо Великий, прибавить к сану короля новый титул, как знак своего могущества. Кортесы, собравшиеся в Леоне в 1135 г., выразили мнение, что он должен принять титул императора, так как в-числе его вассалов находится один сарацинский государь, Саиф эд Долат, и христианские князья. Вельможи и народ собрались в церкви св. Марии, «и король облачился в одежду дивной работы, на его голову возложили императорскую корону из чистого золота, украшенную драгоценными камнями, и в руку ему дали скипетр; король Гарсия (На варрский) держал его правую руку, а епископ Леонский левую; духовенство провело его к алтарю; здесь было спето «Те Deum», которое закончили криками: «Да здравствует император Алонcо!»»
Слава молодой империи распространилась на большом расстоянии. Людовик VII, злосчастный муж Элеоноры Аквитанской, постарался заключить союз с этим государем. Во время своего паломничества в Сантьяго-да-Компостел ла он остановился в Бургосе и здесь получил руку инфанты Констанции. Альфонс VII окружил себя в своей столице Толедо такой необыкновенной пышностью, что его зять, ослепленный этим блеском, клялся, «что никогда не видел та кого блестящего двора и что, без сомнения, во всем мире нет ничего подобного».
Основание Португальского королевства.Но это величие обуславливалось личным влиянием Одного человека и временной концентрацией сил. Уния, соединявшая Кастилию и Леон в течение столетия с лишним (1036–1157), рушилась, и оба государства остались по-прежнему изолированными и слабыми. Различные области, признававшие над собой их верховную власть, вернули себе теперь свободу действий. На западе полуострова возникло новое королевство. Брак Альфонса VI с Констанцией, дочерью бургундского герцога Роберта, привлек в Испанию большое количество бургундских рыцарей, родственников или протеже этой принцессы. Муж Констанции выдал свою побочную дочь Терезу за Генриха Бургундского, сына герцога Генриха и правнука Роберта Благочестивого, и дал в приданое за ней графство Португалию, которое охватывало тогда лишь область между Дуро и Мино, провинцию Беира и округ Tras-os-Montes.
Правда, Генрих мог увеличивать свои владения за счет мавров. Но завоевания ослабляли узы, соединявшие Португалию и Кастилию. Он называл себя уже «графом Божией милостью». Его сын Альфонс, победитель мусульман в решительной битве при Урике, был провозглашен королем на поле сражения (1139). На кортесах в Ламего (1143) нация одобрила выбор армии. Альфонс явился перед представителями трех сословий без атрибутов королевской власти. Его поверенный, Лаврентий Венегас, встал и спросил собрание, хочет ли оно иметь королем избранника армии, победителя при Урике. Все ответили утвердительно. Тогда архиепископ Браги взял из рук аббата Лорвао золотую корону, украшенную жемчугом, которую вестготские короли принесли в дар этому монастырю; он возложил ее на голову Альфонса, «и король, держа в руке тот самый меч, который он носил во время битвы, сказал: «Да будет благосло вен Господь, помогший мне! Этим мечом я освободил вас и победил моих врагов; и так как вы сделали меня своим ко ролем и товарищем, то нам следует установить законы, которые обеспечили бы спокойствие нашей страны»». Корона была объявлена наследственной в семье Альфонса Генрикеса; в случае отсутствия наследника мужского пола, за женщинами признавалось право наследования, но были приняты все меры предосторожности, чтобы устранить от престола иностранцев. Таким образом, договор, учредивший монархию, вместе с тем основал и оградил от покушений португальскую национальность. Это была смелая декларация независимости и автономии. «Хотите ли вы, — сказал далее поверенный, — чтобы король отправился ко двору короля Леона, чтобы он платил дань ему или кому либо другому, кроме господина папы, сделавшего его королем?» Тогда все встали со своих мест, подняли свои обна женные шпаги и сказали: «Мы свободны и наш король свободен. Наши руки освободили нас. Смерть королю, который потерпит это!»
Обеспечив себе согласие народа, Альфонс обратился к той верховной власти, которая распоряжалась тогда коронами, — к папству. Обязавшись платить небольшую дань, он добился утверждения своего сана. Португалия как материально, так и духовно вступила в ряд независимых государств.
Объединение Арагона с Каталонией.Арагон, в свою очередь, сверг с себя узы вассалитета. Рамир II был призван на престол во время смуты, вызванной победой мусульман при Фраге (1133). Кастилия воспользовалась затруднительным положением и слабостью Рамира, чтобы овладеть его столицей Сарагосой; он вынужден был перенести резиденцию в место своего рождения, горную Яку. Заботясь более о спасении своей души, чем о нуждах государства, Рамир мечтал лишь о том, как бы вступить в монастырь. Он хотел отречься от престола в пользу дочери Петрониллы и поставить королевство под покровительство своего соседа, императора Альфонса VII. Здравый ум его подданных побудил его изменить это решение: они заставили его выдать Петрониллу за Раймонда Беренгария IV, графа Каталонии, и таким образом подготовили соединение обеих стран (по договору, заключен ному в Барбастро 11 августа 1137 г.). Рамир вернулся к созерцательной жизни, а государством стал управлять Раймонд Беренгарий с титулом регента. Он не мог думать о борьбе с Кастилией, но ему удалось ценой вассальной клятвы вернуть Сарагосу. От Петрониллы он имел сына Альфонса II, воцарение которого окончательно закрепило унию обоих государств. Арагон — страна континентальная, нашел в приморской Каталонии как бы необходимое дополнение. Ввиду такого усиления арагон ской державы, новый король Кастилии Альфонс VIII вы нужден был совершенно отказаться от надежды сохранить над ней верховную власть.
Окончательное объединение Кастилии и Леона.Это время было периодом тяжких испытаний для Кастилии. Лишившись поддержки Леона, преданная Наваррой, потеряв влияние на Арагон и Португалию, она должна была бороться со всей мусульманской Испанией, объединенной Альмохадами. Поэтому неудивительно, что она не могла устоять одна против всех мусульманских сил в битве при Аларкосе (1195).
Несмотря на эту кровавую неудачу, она продолжала занимать первое место на Пиренейском полуострове. Она стоит в авангарде христианских государств; она является самым пылким представителем крестового движения и с наибольшим упорством продолжает дело священной войны. Поражения при Салаке, Уклесе и Аларкосе — кастильские поражения; зато и победитель при Лас-Навас-де-Толоса (1212), где было сокрушено могущество мусульман, — кастильский государь. Могущество Кастилии беспрестанно возрастало и достигло высшей точки в тот день, когда Фердинанд III (Святой) навсегда объединил Кастилию и Леон (1230). С того времени преобладающая роль была обеспечена за центральным государством, которое простиралось между Португалией и Арагоном и преграждало путь Наварре.
Процесс объединения, сделавший уже такие успехи с образованием соединенных королевств Кастилии — Леона и Арагона — Каталонии, еще более продвинулся вперед благодаря перемене, происшедшей в судьбе Наварры после смерти Санчо Сильного (1234). Он не оставил детей. Представители народа призвали на престол его племянника Тибо, графа Шампанского. С тех пор Наварра лишь случайно вмешивается в дела полуострова; она обращается фронтом к Франции, и ее история все более сливается с историей этой великой страны.
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Завоевание (reconquista) ИспанииПервые успехи христиан. — Завоевание бассейна Дуро; Фердинанд I. — Альфонс VI. Взятие Толедо (1085). — Альморавиды в Испании; битва при Салаке. — Падение арабских династий Андалусии. — Сид Кампеадор. — Расцвет и упадок могущества Альморавидов. — Появление Альмохадов. — Последняя победа Альморавидов при Фраге. — Альфонс VII, король Кастилии; великое разорение Андалусии. — Торжество Альмохадов. — Окончательное торжество христиан; Лас-Навас-де-Толоса (1212). — Хайме I Арагонский; завоевание Балеарских островов и Валенсии. — Фердинанд Кастильский Святой; завоевание Андалусии.
Спойлер (раскрыть)
Историю христианских государств с XI до XIII в. можно было изучать отдельно; все эти государства, за исключени ем Португалии и Арагона, были уже организованы в 1030 г. Теперь мы должны посмотреть, как росли эти государства в ущерб неверным.
Первые успехи христиан.Когда в Испанию нахлынула первая волна мусульманских завоевателей, только немногие долины Пиренеев и Астурии сохранили свою независимость; но к востоку и западу от великой горной цепи, отделяющей Францию от Испании, как и к востоку и западу от Кантабрских гор, мусульманские армии проникли до моря. Наваррские и каталонские ущелья служили проходом для неверных, которые победили Эда Аквитанского, но потерпели поражение (732) от франков Карла Мартелла. В Галисии не осталось ни одной деревни, которая не была бы завоевана мусульманами.
Даже тогда, когда Альфонс I (739–756) соединил свое герцогство Кантабрию с Астурийским королевством, у него все еще не было достаточно сил, чтобы перейти в наступление. Христианам приходилось надеяться больше на раздоры среди их врагов, чем на собственные силы. В середине VIII в. между завоевателями — арабами и берберами — началась борьба, которая и позволила христианам сделать первый шаг вперед. Берберы, спасаясь от ненависти арабов, массами стали покидать плоскогорья и равнины севера, на которых они успели обосноваться. Население Галисии восстало и истребило или прогнало оставшихся мусульман (751). Последние бежали до Мондего и Таго, разрушив на своем пути все крепости, которые они вынуждены были оставить. Альфонс, приобретя без удара меча огромную территорию, не имел средств, чтобы удержать и защищать ее. Он переселил ее жителей и удовольствовался занятием Галисии, Лиебана (к югу от провинции Сантандер), Старой Кастилии и, быть может, города Леона. Но этот легкий успех был непрочен. Насколько первый шаг был быстр, на столько были медленны дальнейшие успехи. Понадобилось два века, чтобы дойти до Дуро и прочно основаться на нем. Это был период процветания и блеска халифата. Мусульмане несколько раз проникали в долины Астурии; не раз также их армии были истребляемы в теснинах гор. Христиане укрепились у входов в равнины — в Леоне, Аеторге, Тюи, Заморе; франки основали Испанскую марку. Халифы потеряли всю линию северных гор от мыса Крё до мыса Ортега. Это была грозная опасность для будущего.
Хаджиб Альманзор, царствовавший именем слабого Гишама II, осознал эту опасность. Задача его жизни и цель его честолюбия — довершить завоевание Испании. В течение сво его долгого правления он ежегодно шел войной от границ Галисии до границ Каталонии. Перед его победоносным оружием пали крепости, воздвигнутые христианами в бассейне Дуро. Он вступил в Леон, столицу Астурии, и в Барселону, оплот Франкской марки. Галисия, которая не знала набегов с середины VIII в., также была опустошена. Как бы желая довершить унижение, Альманзор взял и сжег Сантьяго-да-Ком постелла, наиболее почитаемое святилище Испании, нечто вроде ее религиозной и национальной столицы.
До самой смерти (1002) Альманзор знал только победы; поражение при Калатаньязоре есть выдумка, обязанная сво им происхождением тщеславию испанцев.
В этом последнем усилии мусульмане истощили свою энергию. Христиане, отброшенные к своим первым позициям, после смерти завоевателя снова начали наступательное движение, которое уже более не останавливалось. Держава, основанная Омейядами, разлагалась; последний представитель этой знаменитой семьи сошел с престола в 1031 г. Вали объявили себя независимыми и основали королевства в Толедо, Севилье, Кордове, Сарагосе и Бадахосе. Эти пять эмиратов были самыми могущественными; но наряду с ними возникло множество мелких государств, которые почти все ограничивались территорией одного города. Это дробление было причиной неизлечимой слабости, и чтобы иметь возможность давать отпор христианам, эти властители раздробленной мусульманской Испании должны беспрестанно при бегать к помощи африканских династий. Смерть Альманзора блестящим образом завершает историю независимости испанских арабов.
Завоевание бассейна Дуро; Фердинанд I.Фердинанд I, король Кастилии и Леона, открывает период окончательных завоеваний. Его первые экспедиции были обращены на Запад. Через Альмеиду он проник в Португалию и осадил Визе. Город защищался отрядом стрелков, стрелы которых насквозь пробивали латы и щиты, но и их искусство не могло спасти крепости. Точно так же Ламего не был спасен своими высокими стенами. Взятие Коимбры завершило этот ряд побед. Вся страна от Дуро до Мондего была покорена.
Затем Фердинанд обратил свое оружие на Восток. Замок Гормаз (на Дуро), который столько раз был взят и снова утрачен кастильцами, окончательно перешел в его руки. Затем он двинулся против Берланги, которую жители покинули при его приближении. Он повсюду разрушил башни или крепости (atalayas), которые арабы во множестве воздвигли на этой границе, чтобы следить за действиями неприятеля. Граница Кастилии была передвинута к Сомо-Си ерре. Победитель не замедлил перейти горы и явился на берегах Мансанареса. Он опустошил поля, перерезал жи телей и роздал своим солдатам несметную добычу. Истребляя и сжигая все на пути, христиане дошли до Алкалы-де Генарес, которая призвала к себе на помощь своего господина, Мамуна, эмира Толедо.
Мамун, вместо того, чтобы вступить в битву, явился с целью купить мир. Его распря с севильским эмиром Мота мидом тревожила его больше, чем успехи христиан. Он под говорил Фердинанда вторгнуться во владения его соперника. Последний, будучи не в силах сопротивляться, предложил платить дань. Его просьба, сопровождаемая богатыми подарками, была уважена. Благочестивый король Кастилии потребовал также выдачи мощей св. Юста, потерпевшего мученичество при Диоклетиане. Так как этих мощей нельзя было найти, то Альвит, епископ Леона, открыл в Севилье мощи св. Исидора, самого знаменитого и самого ученого из отцов Испанской церкви. Авила выдал также мощи св. Винцента. Эти реликвии обогатили религиозную сокровищницу северных городов и немало способствовали поддержанию фанатизма и страсти к крестовым походам. Свою последнюю экспедицию Фердинанд предпринял вместе с верным Мамуном против Валенсии. Перед смертью он владел почти всем бассейном Дуро. Его набеги в Андалусию покрыли страну развалинами, не дав ему ни клочка земля. Но ужас, который внушало его оружие, распространил его влияние далеко за пределы королевства. Если известия о его верховенстве над эмирами Бадахоза, Толедо и Севильи пре увеличены, то несомненно, что его могущество до известной степени принуждало их к подчинению.
Альфонс VI; взятие Толедо (1085).Правда, это господство было чисто личного характера. Раздоры, начавшиеся между его сыновьями, подвергли риску достигнутые им успехи. К счастью, после семилетней смуты Альфонс VI (1073–1109) снова соединил в своих руках скипетры Леона и Кастилии и, идя по стопам своего отца, сильно продвинул вперед дело завоевания.
Хроники рассказывают, что этот государь, спасаясь от ненависти своего брата Санчо, бежал к толедскому эмиру. Последний оказал ему самое широкое гостеприимство. Однажды, когда Альфонс гулял с эмиром в саду замка Бриока (ныне Бригуэга), он почувствовал усталость, лег в тени дерева, зак рыл глаза и, казалось, задремал. Мамун сел подле него и, ничего не подозревая, разговаривал со своими приближенными. «Возможно ли, — спросил он, — чтобы человеческая сила справилась с таким городом как Толедо?» На это один из его советников ответил, что город всегда может отразить открытое нападение, но что его можно покорить иными способами. Для этого достаточно 7 лет подряд опустошать его окрестности, истреблять его урожай, то есть лишать его припасов и морить голодом. Альфонс, который не спал, запомнил эти слова и решил испытать данный способ.
Пока Мамун жил, он воздерживался от всякого враждебного действия и даже помогал ему в его борьбе с севильским эмиром. Но он полагал, что смерть его благодетеля вполне освобождает его от долга благодарности, и благо склонно принял предложения, которые сделал ему министр Мотамида, Ибн-Аммар. Был заключен наступательный союз против толедского эмира. Альфонс, хотя и женатый законным браком, взял в наложницы Зайду, дочь эмира; приданое молодой-принцессы решено было взять у общего врага. Альфонс перешел через горную цепь Гвадаррамы и с севера проник в бассейн Таго. В течение трех лет он доволь ствовался опустошением окрестностей города, сжигал хлеб на корню, срубал деревья, разрушал деревни и толпами уводил в плен крестьян. Соседние города Мадрид и Гвадалахара перешли в его руки. Ослабленный и изолированный Толедо неминуемо должен был сделаться жертвой завоевателя. Эмир Иагия обратился с воззванием к властителям Бадахо за и Сарагосы. Альфонс, в первый раз отбитый, в следующем году снова принялся систематически опустошать страну. Затем, когда, по его мнению, наступил надлежащий момент для последнего удара, он собрал многочисленную армию и обложил город. Осада продолжалась шесть меся цев; наконец, жители, изнуренные голодом, запросили мира. Иагия предложил Альфонсу признать над собой его верховную власть. Но Альфонс заявил, что желает сам Толедо.
Когда сделалось известным это требование, мусульман ские вожди решили умереть с оружием в руках; но народ, евреи и мозарабы принудили их капитулировать. Иагия удалился в Валенсию. Альфонс поставил жителям самые мягкие условия; он гарантировал им личную и имущественную безопасность, равно как и свободное отправление их религии. Он клятвенно обязался никогда не допускать, что бы главная мечеть была обращена в христианскую церковь. Этого последнего обещания он не сдержал.
25 мая 1085 г. Альфонс вступил в древнюю столицу готских королей. Благодаря этому завоеванию он твердо обосновался в центре долины Таго и получил возможность на блюдать за всем течением этой реки. Город, так хорошо защищенный своим местоположением, сделался оплотом Северной Испании впереди грозной твердыни Гвадаррамы. Он преграждал горные проходы, и под защитой этой двойной ограды кастильцы и леонцы могли безбоязненно населить разоренные земли в бассейне Дуро. До сих пор вечный страх набегов заставлял их довольствоваться изгнанием мусульман и разрушением городов; теперь они начинают снова заселять их. Взятие Толедо знаменует собой начало колонизационного движения XII и XIII вв.
Альморавиды в Испании; битва при Салаке.Это поражение повергло в скорбь мусульманский мир. Появились предсказания о близкой гибели мусульманского владычества в Испании. Посредник святотатственного союза между кастильцами и севильцами, Ибн-Аммар, пал жертвой религиозного фанатизма, патриотического раскаяния, скорби и страха. Сделавшись ненавистным даже своему господину, он бежал в Сарагосу, но враги и там настигли его. Он был схвачен и отведен в Севилью, где Мотамид собственноручно отрубил ему голову. Эта катастрофа предвещала Альфонсу скорый разрыв. Он не только ничего не делал для того, чтобы предупредить его, но еще усерднее прежнего воевал с эмирами Сарагосы и Бадахоза, с которыми Мотамид только что примирился. Он отправил посольство к своему тестю с требованием дани, которую последний обязался платить ему. Взбешенный эмир приказал или позволил убить того кастильского еврея, которому было поручено взвешивать золото. Альфонс ответил ему грозным письмом: «Ты знаешь, что произошло в городе Толедо, столице всей Испании… Если ты и твой народ до нынешнего дня избежали той же участи, то теперь пришел и ваш черед; только моя добрая воля отсрочивала вашу гибель». В своем ответе, написанном, по арабскому обычаю, смесью прозы и стихов, Мотамид обнаружил не меньше гордости и жестокости: «Если некогда я по несчастью, вынужденный насилием, обещал тебе дань, то теперь не жди от меня ничего, кроме беспощадной войны, жестоких битв, кровавых нападений днем и ночью, без отдыха и без конца, грабежей и опустошений огнем и мечом. Таковы подарки, которые мы готовим твоей стране вместо золота и серебра. Итак, вооружись и приготовься к битве, ибо я бросаю тебе презрительный вызов».
Эти хвастливые речи надо было подтвердить на деле. Мотамид повсюду искал союзников; чтобы подготовить об разование Священной лиги, он созвал в своей столице со брание ученых и князей. «Это был настоящий мусульман ский собор, или мусульманское майское поле, на котором присутствовали лично большинство арабских королей Андалусии». Данное фанатическое собрание решило призвать на помощь мусульманской Испании завоевателя Магреба, Юсуфа Альморавида, слава которого распространилась и по эту сторону пролива. Один только Абдаяла-ибн-Якуб, губернатор Малаги, высказался против африканского союза, который он признавал опасным для независимости испанских арабов. Его объявили дурным мусульманином, отлучи ли и приговорили к смерти. Тринадцать эмиров подписали просьбу о помощи; Юсуф потребовал в награду за содей ствие предварительной уступки Алгезираса. Вопреки просьбам своего сына Рашида, Мотамид выдал этот важный порт своему грозному союзнику.
Первые шаги Альморавидов чрезвычайно походили на первоначальную историю большинства мусульманских государств: они основали монархию, опираясь на религиозную реформу. Возвращаясь из паломничества в Мекку, вождь одного из тех берберских племен, которые скитаются по Сахаре вблизи океана, привез с собой из страны Суз одного благочестивого и ученого мужа, Абдаллу-ибн-Ясина, которому он хотел вверить воспитание своего народа. Реформатор, со брав вокруг себя около тысячи учеников (mrabatin — посвя щенные, из чего христиане произвели — алъморавиды) и вдохнув в них пламя своего фанатизма, послал их распространять истинную веру с мечом в руке. Его помощники, одерживая победу за победой, покорили большую часть древней Мавритании, Сахару, Сенегал и Северный Судан. Если Ибн-Ясин был апостолом, то Юсуф-ибн-Тешуфин был основателем могущества Альморавидов. Он довершил покорение Магреба и сделал столицей этой нарождающейся империи город Марракк, или Марокко, основанный им у подножия Атласа в обширной плодоносной равнине.
30 июня 1086 г. Юсуф высадился в Алгезирасе. Его армия представляла собой странную смесь племен и одеяний. Рядом с африканцами, арабами, берберами, неграми и номадами Сахары, у которых лицо было закрыто покрывалом, как у туарегов, шел отряд наемников или христианских рабов, закованных в железо. Здесь был даже отряд испанцев под командой Гарсии Ордонъеца. Верблюды, неизвестные в Испании, придавали восточный колорит этой причудливой картине.
Альфонс VI стоял под Сарагосой, когда получил известие о нашествии. Он тотчас снял осаду и призвал на помощь королей Наварры и Арагона; кроме того, он получил подкрепления из-за Пиренеев. Встреча произошла в Салаке близ Бадахоза. Христианская армия была истреблена (23 октября 1086 г.). Лишь с сотней человек Альфонс VI вернулся в Толедо. Но Юсуф, вынужденный возвратиться в Африку вследствие смерти одного из сыновей, не мог извлечь пользы из своей победы.
Падение арабских династий Андалусии.Вскоре его честолюбие было отвлечено другими предприятиями, которые дали побежденным время оправиться. Провозглашенный после победы при Салаке эмиром андалусских эмиров, он серьезно отнесся к этому титулу, тогда как его вассалы, освободившись от страха перед Альфонсом, начали тяготиться игом этого сурового африканца. Между «нищими» пустыни в их темной одежде и изнеженным населением страны Гвадалквивира, одетым в великолепные одежды, преданным удовольствиям и танцам, было мало сходного; еще более велик был контраст между главой Альморавидов, энергичным правителем и воином, который до фанатизма был одушевлен духом Корана, и южными государями, поэтами и покровителями поэтов, утонченными скептиками, воспевавшими женщин, прославлявшими вино вопреки велениям пророка, с их изысканными идеями, чувствами и нравами. Благодарность, внушенная им услугой, была непродолжительна. Когда Юсуф вернулся по приглашению Мотамида, чтобы осадить крепость Аледо, лишь немногие из них явились в его лагерь. Пришлось снять осаду. Сам Мотамид неосторожно говорил нескромным друзьям: «Правда, этот человек (Юсуф) довольно долго остается в на шей стране, но когда он мне надоест, мне стоит лишь шевельнуть пальцем, и завтра он и его солдаты будут на пути домой». Юсуф, узнав о таких замыслах, лишь тверже прежнего решил покончить с этими мелкими династиями, столь же слабыми, как и высокомерными. В самой Андалусии он имел преданную партию, состоявшую из имамов и простолюдинов, которые упрекали одних эмиров за произвольные налоги, служившие для поддержки пышности двора, других — за их равнодушие к делам веры и за то, что они окружали себя вольнодумцами.
Африканское и андалусское духовенство объявило эмиров низложенными; Юсуф, вызвавший этот приговор, взялся привести его в исполнение. Гренада не пыталась сопротивляться; Кордова капитулировала, а вскоре пала и Севилья (сентябрь 1091 г.). Эмир Альмерии, Мотасим, осажденный в своей столице, своевременной смертью был спасен от изгнания; его сын бежал в Африку. Поэты остались верны в несчастье своим славным покровителям, которые кормили их и осыпали почестями в счастливые годы; но их признательность не могла отвратить ударов судьбы. Вскоре очередь дошла и до Мурсии; Иагия, царствовавший в Валенсии со времени потери Толедо, был убит мятежниками, которые открыли ворота города Альморавидам. Такая же участь постигла эмира Бадахоза.
Из всех арабских властелинов Испании устоял лишь один эмир Сарагосы. Юсуф пощадил Мостаина, как защитника мусульманской границы, наследственного врага арагонских королей и каталонских графов, щит ислама.
Сид Кампеадор.Пока Альморавиды покоряли Андалусию, Альфонс оправился от удара, нанесенного ему поражением при Салаке. Менее чем через пять лет он снова перешел в наступление и овладел у самых устьев Таго Сантаремом, Лиссабоном и Синтрой; это были непрочные завоевания, свидетельствовавшие лишь о его мужестве и энергии.
На другом конце полуострова авантюрист создал себе княжество в самом сердце мусульманских владений и при обрел славу, которая, будучи увеличена легендой, — обратила вождя шайки в идеального героя средневековой Испании. На фоне драматической, но кровавой истории поэзия создала образец всевозможных добродетелей; партизан, не знавший угрызений совести, сделался в руках народа и монахов идеалом христианского рыцаря.
Родриго Диас де Бивар принадлежал к одной из знатнейших кастильских фамилий. Во время гражданской войны, последовавшей за смертью Фердинанда I, он выдвинулся своими подвигами, преданностью партии и ловкостью, не останавливавшейся в выборе средств. Но его главной, отличительной чертой была храбрость. Однажды, когда наваррская и кастильская армии стояли лицом к лицу, Родриго выступил из рядов и вызвал на бой храбрейшего из врагов. Боец, отважившийся на этот поединок, заплатил за свою смелость жизнью. С тех пор Сид носил имя Кампеадо pa (desaffiador — вызывающий на бой). После смерти коро ля Санчо, Родриго, спасаясь от подозрительности его преемника Альфонса VI, которого он победил и унизил, не постеснялся предложить свои услуги эмиру Сарагосы. Под его знаменами он воевал с мусульманами и христианами; он без различий грабил и мечети, и церкви; в его войске служили и христиане, и неверные. Он жил, как выражались тогда, на авось, заботясь главным образом о том, чтобы его наемники аккуратно получали свое жалованье.
К этому-то храброму вождю и обратился Мостаин с предложением покорить для него Валенсию, где ненавистный народу Иагия держался так долго лишь благодаря помощи кастильского гарнизона. Мостаин хотел удержать за собой только город; всю добычу он предоставил Сиду. Но этот дележ не удовлетворил честолюбивого партизана, который мечтал уже об основании собственного княжества. Он заставил Иагию признать его своим покровителем и обложил его данью. Когда Ибн-Джагаф с помощью Альморавидов убил эмира, Родриго выступил мстителем за него и решил овладеть Валенсией. Город был так сильно укреплен, что он не мог надеяться взять его штурмом; он удовольствовался тем, что тесно обложил его, и предоставил голоду ускорить минуту капитуляции. Он жестоко поступал с теми несчастными, которые, умирая от лишений, тайком выходили из города, чтобы бежать в деревни. Наиболее истощенных душили на месте, а тех, которые еще представляли какую нибудь ценность, продавали в рабство. Иногда исступление солдата даже одерживало верх над алчностью. Он бросал беглецов собакам или сжигал их на кострах; в один день он для примера сжег перед стенами 18 человек. Жители Валенсии, изнуренные голодом, подписали договор, который обеспечивал им жизнь и, при условии уплаты десятины, предоставлял им свободное управление городом (1094). Победитель не сдержал своих обещаний; он занял крепость гарнизоном, изгнал всех сторонников Ибн-Джагафа, а его самого велел бросить в пылающую яму, где тот погиб в страшных мучениях. Теперь Сид был фактическим господином Валенсии под номинальным суверенитетом Альфонса VI. Он постарался округлить свое княжество, добытое оружием и коварством; он взял Олокау, где нашел казну Иагии, затем Альменару и Мурвиэдро, население которых отчасти изгнал, отчасти продал в рабство. Владетели Сегорбы и Альбарассина и даже один христианский государь, барселонский граф Беренгарий, принуждены были обязаться платить ему дань. Но и это не насытило его честолюбия; он замышлял грандиозные предприятия и мечтал о великих завоеваниях. Один араб слышал от него такие слова: «Один Родриго потерял этот полуостров, другой завоюет его снова». Но его средства не соответствовали его храбрости. Его попытка овладеть крепостью Хативой кончилась печально. Альморавиды обратили в бегство его войска, и лишь немногие солдаты спаслись. Для предводителя шайки, который жил только благодаря своему войску, это была невознаградимая потеря. Сид умер от огорчения (1099). Его вдова Химена в течение двух лет защищала Валенсию против нападений мусульман. Истощив свои силы, она обратилась за помощью к Альфонсу VI. Он нашел, что эта крепостя слишком удалена от его владений, чтобы он мог оказать ей деятельную помощь; по его совету Химена решилась покинуть город вместе с христианской колонией. Она увезла с собой тело героя, которое похоронила в монастыре св. Петра в Карденье близ Бургоса, и чтобы проститься с Валенсией так, как подобало жене Сида, она подожгла город и оставила сарацинам лишь кучу развалин (1102).
Расцвет и упадок могущества АльморавидовТаким образом, этот передовой пост христианства был потерян; даже завоеваниям в бассейне Таго грозила опасность. Юсуф умер столетним старцем (1106); его преемником был Али, который, как благочестивый мусульманин, начал свое царствование священной войной. Его наместник Темим осадил и взял Уклее. Тут же явилась кастильская армия. Eго командовал не Альфонс VI. Обремененный годами, он по ставил во главе войска и доверил охране рыцарей своего единственного сына, 11-летнего Санчо. Численное превосходство христиан было так велико, что Темим вначале решил отступить; но его пристыдили за то, что он хотел бе жать перед побежденными при Салаке. Мусульмане ударили по христианам с мужеством отчаяния и прорвали их ряды. Ребенок обнаружил бесстрашие, несвойственное его возрасту, но вынужден был бежать. Его конь пал; его опекун, дон Гарсия да Кабра, покрыл его своим щитом, пока и сам он не был убит (29 мая 1108 г.). Потрясенный горем, Альфонс VI пережил сына лишь на полтора года.
Темим воспользовался своей победой; он овладел Куэнкой, Гуэтом и Оканой. Теперь Толедо был открыт для нападений. Али лично привел из Африки 100 тысяч человек, что бы вырвать у кастильцев этот великолепный город, «срединную жемчужину ожерелья, высшую башню империи на этом полуострове». Крепость, будучи хорошо защищена, отразила все атаки. Африканцы опустошили долину Таго и снова завладели всеми ее городами, которые они раньше потеряли: Бадахозом, Сантаремом и Лиссабоном.
Могущество Альморавидов достигло своего апогея. Их глава господствовал от Сахары до Сарагосы, от устьев Таго до устьев Эбро. Но дни этой державы уже были сочтены. В то время, когда силы Кастилии и Леона были надломлены внутренними раздорами и смутами регентства, на защиту веры встало новое государство. Истинным основателем ара гонского могущества был Альфонс I, по прозванию Воитель. Он достиг того, что не удавалось его предшественникам: он дал королевству его естественную столицу Сарагосу, рас положенную на плодоносной равнине, в центре бассейна Эбро, при соединении долин Галлёго и Иалона (1118). В то же время в Африке появилась новая секта — Альмохады (унитарии), которым было суждено после 30-летней ожесточен ной борьбы овладеть державой Альморавидов. Будучи вы нуждены защищать Магреб, Али и его преемники лишь изредка могли вмешиваться в испанские дела. Если бы христианские государи действовали единодушно, то Альмора видам пришлось бы совершенно отказаться от господства на полуострове. Они не могли рассчитывать на симпатии своих андалусских подданных. Африканские гарнизоны, сто явшие в мусульманских городах, вели себя там, как в завоеванной стране, оскорбляли жителей и не уважали даже священных прав гарема. Население Кордовы, доведенное до отчаяния насилиями этих солдат, возмутилось и перебило своих тиранов. Обиды, побудившие их к этому поступку, были, вероятно, очень тяжелы, если Али простил им этот мятеж. Если Альморавиды обращались так со своими еди новерцами, то могли ли ждать пощады с их стороны андалусские христиане, мозарабы? Вместе с малыми династия ми исчез дух скептицизма и терпимости. Теперь богословы были так же всемогущи, как солдаты. Их насилия сделались настолько невыносимыми, что мозарабы обратились с просьбой о помощи к арагонскому королю, военной славой которого была полна вся Испания.
Выступив из Сарагосы с 4 тысячами всадников (сентябрь 1125 г.), Альфонс прошел до окрестностей Гуадикса, грабя все на пути и нападая на города. Отовсюду стекались к его знаменам христиане, предлагая ему свои услуги в качестве солдат, разведчиков и проводников. Его армия возросла до 50 тысяч человек, когда он достиг Гренады. После несколь ких стычек король, потеряв надежду взять город, снялся с лагеря и направился к Гвадалквивиру. Мусульманское войско, преследовавшее его по пятам, напало на него в Арнисоле (Анзул, близ Люсены), но было разбито и рассеяно. Победитель двинулся назад на юг и прошел через теснины Альпухары. К северу от Мотриля дорога пролегала через узкое ущелье среди крутых гор. «Какая могила, — сказал Альфонс, — если бы кто-нибудь осыпал нас песком!» В Велез-Малаге он, наконец, вышел к Средиземному морю. Он собственными глазами увидел это африканское море, волны которого принесли в Испанию первых завоевателей и по которому до сих пор еще шли подкрепления для мусульман. Чтобы ознаменовать свой переход и как бы вступить во владение морем, он велел построить барку и пожелал съесть рыбы, наловленной во вражеских водах. Затем, по капризу изменив путь своей экспедиции, он вернулся к Гренаде и укрепился в Веге. «Он всегда был готов к битве и маневрировал с таким искусством, что его невозможно было настигнуть врасплох». Только после долгой стоянки на очаровательной равнине Хениля он решил вернуться в Арагон. Подвергаясь беспрестанным нападениям мусульман, он понес во время обратного пути большие потери и сильно страдал от голода; в его войске появилась чума. Почти все его спутники погибли, но он мог похвастаться, «что обратил в бегство неверных, прошел их страну из одного конца в другой и взял много пленников и добычи».
Появление Альмохадов.Успех того смелого набега был обусловлен затруднительным положением Альмо равидов в Африке. Могущество Альмохадрв возрастало. Это также была секта, основавшая государство; религиозная реформа породила нового завоевателя. Мухаммед-бен Абдулла-бен-Тумерт, получивший образование в Кордове и Багдаде, выступил со своей проповедью в Магребе. Изгнанный из Бужии, он направился на Запад и привлек к себе в качестве ученика юношу Абд ал-Мумина, отличавшегося выдающимися способностями и редкой красотой. Оба они пришли в Марокко, где Абдулла смело осыпал упреками самого эмира и даже прибил его сестру, которая ездила верхом без покрывала вопреки предписаниям Корана. Человек мягкий и терпеливый, Али не мог, однако потерпеть такой обиды; он изгнал Абдуллу из города. Проповедник поселился на кладбище и построил себе хижину среди могил. Отсюда он продолжал волновать население. Было приказано схватить его; но он бежал со своими учениками: это происходило в альмохадскую геджру (1120). После этого апостол поселился в Тинмалале, на недоступном плоскогорье Атласа. Отсюда его отряды, одушевленные диким фанатизмом и не устрашимым мужеством, на большом расстоянии опусто шали страну, покоряли ее и распространяли реформу. В 1122 г. они одержали свою первую победу над Альморави дами; в 1125 г. они двинулись на Марокко, столицу госу дарства, и хотя на этот раз они были побеждены, но они обнаружили при этом свою храбрость и силу.
Последняя победа Альморавидов при Фраге.Любимый ученик пророка, Абдал-Мумин, провозглашенный эмиром эль муменин, предводителем верующих, при дал борьбе новое одушевление. Этим воспользовались ис панцы, чтобы возобновить наступление. Арагонский король стремился отнять у Альморавидов внутренний бассейн Эбро. Под его знаменами собралось множество иностранцев. Это был период больших походов в Палестину: вся Европа была вовлечена в борьбу с исламом. Многие французы, не желая отправляться в далекую Палестину, шли вооруженными богомольцами в Испанию, где также можно было воевать с неверными. Альфонс взял Сарагосу с помощью баронов Южной Франции. Некоторые из этих авантюристов действовали на собственный риск, как например Ро берт Бюрдет, англичанин или нормандец по происхождению, который взял Таррагон и присвоил его себе.
Каждый из испанских королей имел в своем войске крестоносцев. Фламандские, английские и немецкие солдаты, плывшие морем, вероятно, в Сирию, высаживались на берегах Португалии и, находя здесь случай воевать и обогащаться, поступали на службу к государю, помогали ему изгонять мусульман и прочно оседали в стране. Итальянские республики также предлагали или продавали свою помощь; Генуя, Пиза и Ве неция давали свои флоты и помогали завоевывать острова и приморские крепости. Военные ордена, порожденные крес товыми походами, водворились в долине Эбро. Альфонс Воитель так высоко ценил их услуги, что завещал свое ко ролевство иерусалимским тамплиерам и иоаннитам.
В Кастилии и Леоне возникают, кроме того, национальные ордена — Калатрава, Алькантара, Сант-Яго, — как будто борьба с неверными потребовала от этих двух стран большего напряжения сил и, более удаленные от границы, они менее могли ожидать помощи со стороны. Во главе армии, состоявшей из арагонских, английских и французских крестоносцев, неутомимый король Арагона открыл кампанию взятием Мекиненцы; затем он осадил Фрагу. На помощь этой важной крепости явилось альморавидское войско. В расчете на жадность врагов, впереди войска был пущен длинный ряд верблюдов, навьюченных кладью, драгоценными тканями и богатствами всякого рода. Осаждающие бросились на эту незащищенную добычу, тогда как мусульмане обошли их и отрезали им отступление. Аль фонс был убит с оружием в руках или умер несколько дней спустя от полученных ран (1133).
Альфонс VII, король Кастилии; великое разорение Андалусии.Смерть этого воинственного государя и слабость Арагона при его преемниках выдвинули на первый план Кастилию и ее короля Альфонса VII (1126 1157). Он также возобновил борьбу, но ему посчастливилось больше, чем королю Арагона: он прожил достаточно долго, чтобы воспользоваться раздорами в среде Альморавидов. В самый год поражения при Фраге он взял город Корию. Ташефин, сын Али, со своей стороны произвел набег на территорию Толедо; но под защитой этой твердыни окрепли в полной безопасности города Старой Кастилии; эти христианские колонии, населенные солдатами и крестьянами, были одушевлены гордым и воинственным духом. Ополчения Сеговии и Авилы ночью напали на армию Ташефина и обратили ее в бегство.
Ободренный этим успехом, Альфонс VII решил возоб новить попытку арагонского короля и нанести удар могуществу мусульман в самой Андалусии. Он спустился по долине Гвадалквивира и перешел реку между Кордовой и Севильей. «Была пора жатвы, — говорит летописец, — и король велел пожечь нивы, срубить виноградники, оливковые и фиговые деревья; ужас овладел всеми моавитянами (аль моравидами) и сыновьями Агари (андалусскими мусульма нами). Язычники покинули свои поселения, которых не мог ли защищать, и удалились в укрепленные замки, в ущелья гор и на морские острова. Христианское войско разбило свой шатры перед Севильей, сжигая города и оставленные замки; невозможно сосчитать число пленных и количество скота, масла, вина и хлеба, которое они накопили в своем лагере. Мечети неверных вместе с их нечестивыми книгами стали жертвой пламени, а учителя их веры пали под ударами меча. Двинувшись оттуда к Хересу, король разрушил его до основания и дошел до самого Кадикса».
Непосредственной целью этих смелых набегов, этого грандиозного разбоя (algarade) были опустошение и грабеж, но путем разорения и обезлюдения страны они ускоряли и ее покорение. Этим, может быть, бессознательным, но верным способом христиане подготовили завоевание Новой Кастилии. До XIII в. они следовали в Андалусии этой системе. Правда, климат Испании и свойства почвы в значительной степени способствовали увеличению пустынных пространств, paramos полуострова; еще более содейство вали этому систематические опустошения, следы которых до сих пор не исчезли совершенно.
Торжество Альмохадов.Властители Андалусии более не были в силах защищать ее. Африка была театром кровавых войн, в которых Альморавиды терпели пораже ния. Их столица Марокко в 1146 г. перешла в руки Абд ал Мумина, и 40 тысяч альмохадов переправились через пролив, чтобы отнять у них испанские владения. Их призвал сюда мятеж. Те реформационные идеи, которые они проводили с оружием в руках, вызвали сильное движение даже в отдаленной Альгарвии. Ахмед-ибн-Каси возмутил эту провинцию. В то время как Иагия-бен Рания, альморавидский генерал, усмирял здесь восстание, оно вспыхнуло за его спиной в Валенсии, Мурсии, Кордове, Альмерии. Так как он уже более не мог рассчитывать на подкрепления из Африки, то он обратился к кастильскому королю. Альфонс VII послал ему подкрепления; но в то же время послал отряд и на помощь мятежникам. Он старался поддержать смуту в надежде, что Андалусия, устав и истощив себя, сама отдастся в его руки. Но в это время явились Альмохады; она могла выбирать и отдалась мусульманам. В 1148 г. Иагия-бен Рания был убит. Последние приверженцы Альморавидов, несмотря на поддержку Альфонса VII, с каждым днем теряли почву под ногами. Даже он сам вынужден был отступить перед этими пылкими сектантами. Они отняли у него город Альмерию, взятый им в 1147 г., и он ничего не мог сделать для его освобождения.
Когда он умер (1157), его влияние в Андалусии было окончательно подорвано. Но усилия Кастилии и раздоры между мусульманами не остались бесплодными для тех христианских держав, которые составляли как бы фланги великой наступательной армии. Раймонд Беренгарий, граф Барселоны и регент Арагона, взял Лериду, Фрагу, Мекиненцу, Тортозу и отодвинул границу своих владений за Эбро; на другом конце полуострова португальский король Альфонс Генрикес окончательно овладел Синтрой, Сантаремом и Лиссабоном (1147).
Теперь очередь перейти в наступление была за Альмохадами. Новый повелитель верующих, Абу-Юсуф-Якуб, сын Абд ал-Мумина, снова напал на города, служившие оплотом Толедо. Он взял приступом Куэнку, но Гюэта победоносно отразила все его нападения. Тогда он обратился против Португалии и осадил Сантарем, но подвергся нападению в своем лагере и был насмерть ранен копьем (1184). Его сын, Абу-Юсуф-Якуб, по прозванию Ал-Мансур, не мог отомстить за это постыдное поражение, которое покрыло славой португальцев. Больше успеха имел он в борьбе с кастильцами. Битва произошла при Аларкосе (близ нынешнего Альмагро). Новый король Кастилии, Альфонс VIII, покинутый остальными христианскими королями и предоставленный собственным силам, был разбит наголову (19 июля 1185 г.). Победителям достались Аларкос и Калатрава. К счастью для побежденных, Абу-Юсуф вернулся в Севилью и не продолжал своего победоносного похода.
Окончательное торжество христиан; Лас-Навас-де-Толоса (1212).Это был последний крупный успех мусульман. Альфонс VIII воспользовался их бездействием, чтобы приготовиться к мести. Он долго выжидал благоприятной минуты. В течение многих лет он был занят борьбой с королями Леона и Наварры, которые ставили свое личное честолюбие выше общих интересов христианства. Только вмешательство папы положило конец этой бесславной войне. Как только король Кастилии развязал себе руки, он вторгся в Андалусию и опустошил область Хаэна и Базцы. Стон населения привлек нового эмира, Эн-Насера, который высадился в Тарифе с несметной армией и быстрыми переходами двинулся к Севилье. Христиане даже не пытались защищать проходы Сьерры-Морены и удовольствова лись тем, что поставили гарнизон на утесы Сальватьерры. Вместо того, чтобы двинуться против них, глава Альмохадов во что бы то ни стало решил овладеть этой крепостью, заброшенной в горах. Он провел здесь три месяца, и результаты похода были потеряны.
Силы Альфонса VIII возрастали с каждым даем. Он не мог ждать помощи ни от короля Леона, ни от короля На варры, которые вошли в тайное соглашение с неприятелем; но он понимал, как твердо он мог рассчитывать на страстную преданность своего народа и на поддержку святого престола. Эн-Насер гордо заявлял о своем намерении дойти до Рима, чтобы очистить храм Петра и выдать папу на поругание солдат. Иннокентий III не нуждался в угрозах. Он приказал всем французским епископам про возгласить крестовый поход. Однако силы неверных казались настолько грозными, что этот непреклонный и надменный папа советовал королю Кастилии быть благоразумным и осторожным.
Эти советы не могли прийтись по душе пылким энтузиастам; притом они явились слишком поздно. На призыв папы откликнулось множество крестоносцев. Французы много численными отрядами переходили через горы под предводительством своих епископов. Явились даже итальянцы. Все отряды направлялись к Толедо, который был назначен сборным местом. Большинство крестоносцев не имело ни оружия, ни одежды; их надо было вооружить. Их поместили в палатках за городом. Поддерживать порядок между этими иностранцами было нелегко. Однажды они бросились на евреев, живших в городе, и начали избивать их.
Армия была многочисленна и полна энтузиазма. Военные ордена явились в полном составе под предводительством своих магистров. Города прислали свои ополчения. Король Арагона Петр II привел цвет своего рыцарства. Даже король Наварры после долгого колебания не решился уклониться от этой священной обязанности и близ Калатравы присоединился к армии с двумястами воинов. Только король Леона остался глух к просьбам папы и всего христианского мира. В то время, как архиепископ Толедо и его викарии шли во главе своей паствы, прелаты, подвластные королю Леона, оставались безучастными зрителями борьбы.
Войска выступили в поход 28 июня 1212 г. Они медленно подвигались на юг по опустошенным возвышенностям и необработанным равнинам. Эти продолжительные и трудные переходы под палящими лучами солнца охладили пыл крестоносцев. После взятия Калатравы они потребовали отпуска и вернулись назад. Толедо закрыл перед ними свои ворота и приветствовал их криками: «Предатели, изменники, отлученные!» Получив известие об их удалении, Эн-На сер перешел в наступление и загородил проходы Сьерры— Морены. Один пастух указал испанцам тропинку, по которой им удалось обойти опасный проход Лозы и выйти на обширное плоскогорье, где они могли развернуться на свободе. Это был Лас-Навас-де-Толоса; здесь воины Христа и воины пророка окончили свой старый спор и решили судьбу обеих рас и обеих религий. 16 июля, на заре, христианская армия выстроилась в боевом порядке. Диего Лопес де Гаро с бискайцами составлял авангард; в центре, под знаменем, на котором был изображен лий Пресвятой Девы, стоял король Кастилии, окруженный ricos hombres и епископами; короли Арагона и Наварры приняли командование обоими флангами. Впереди огромными массами стояли различные отряды мусульманской армии: волонтеры-арабы в числе 160 тысяч человек; альмохадские, андалусские и берберские всадники в числе 80 тысяч, прикрытые с трех сторон несметным множеством пехотинцев; затем целая армия регулярной пехоты, за которой опять следовала кавалерия. Позади армии двигалось укрепленное возвышение, охраняемое 50 тысячами негров под командой великого визиря. На этом воз вышении помещалась палатка эмира из красного шелка; здесь на щите сидел повелитель правоверных, обозревая все поле битвы. За ним вели его боевого коня взнуздан ным и оседланным. Эмир был одет в черное платье ученика, которое носил некогда его славный дед Абд ал-Мумин, и читал те места Корана, которые сулят рай храбрецам, павшим от мечей.
Христиане напали на мусульманское войско и встретили сильный отпор. Произошло замешательство. Альфонс VIII считал битву потерянной и дрался с отчаянным мужеством. Его выручила измена: андалусцы повернули тыл и исчезли. Участь битвы была решена. Испанцы добрались до укрепления, охраняемого черной гвардией. Эн-Насер бежал. Вскочив на быструю кобылу, он смешался с толпой бегущих и к вечеру того же дня достиг города Хаэна. На поле битвы осталось более 100 тысяч мусульман; нападение христиан было настолько быстро, что они потеряли лишь несколько сот человек. Им досталась несметная добыча; мусульманс кий лагерь был полон оружия, драгоценных тканей, золота и серебра.
Три дня спустя армия, обремененная добычей, двинулась в путь. Баэца была разорена, Убэда сожжена и ее жители перебиты. Та же участь постигла бы всю Андалусию, если бы грабежи и излишества не повлекли за собой своих обычных последствий — болезней и смерти. Пришлось дать сигнал к отступлению. Войска с триумфом вступили в Толедо среди победных песен народа и духовенства.
Лас-Навас-де-Толоса — не просто победа: это конец мусульманского владычества на Пиренейском полуострове. Волна африканских завоевателей останавливается и отходит назад; Альморавиды и Альмохады лишь замедлили окончательное торжество туземной расы. Арабы и берберы, запертые в бассейне Гвадалквивира, вынуждены пядь за пядью защищать равнины Андалусии и долины Сьерры-Невады. «С этого рокового дня владычество сарацин в Испании неудержимо падало, и им более ничего не удавалось».
Это поражение погубило державу Альмохадов. Области, которых они не сумели защитить, постарались свергнуть с себя их иго. Один из потомков древних сарагоских царей, Абу-Абдулла-ибн-Гуд, был провозглашен эмиром Мурсии и выступил в качестве защитника андалусской на циональности. Новый альмохадский эмир, Эль-Мамун, разбил его в сражении, но не усмирил. Не будучи в силах подчинить себе испанских мусульман, победитель удалился в Африку и умер несколько лет спустя; он был после дний в ряду альмохадских государей, действительно достойных этого имени.
Хайме I Арагонский; завоевание Балеарских островов и Валенсии.В то время, как мусульманский мир оскудел даже людьми, два великих государя, Хайме I Завоеватель и Фердинанд III, одновременно заняли престолы Арагона и Кастилии.
Хайме (1213–1276), выросший среди смут и мятежей, был одарен от природы крепким телосложением и пылким духом, который могли удовлетворять только бивуачная жизнь и военные тревоги. Это настоящий рыцарь; с восемью товарищами он обращает в бегство две сотни мавров. Его упрямство равнялось его увлекательности. При осаде Буррианы ricos hombres, утомленные трудами и лишениями, потребовали, чтобы он снял осаду. Но он с негодованием отказался отступить, пока еще жив и здоров. Однажды он гнался за врагом до городских стен. «Дважды, — рассказы вает он, — мы оставляли наше тело неприкрытым, чтобы нас могла поразить стрела и чтобы, если бы нам пришлось оставить осаду, эта рана, по крайней мере, послужила нам извинением». Он был добр от природы; нередко он своими руками перевязывал раненых.
Ему было 24 года, когда он задумал отнять у мусульман Балеарские острова. Островитяне занимались разбойничеством на соседних морях и сильно притесняли христианских купцов, которые приезжали к ним по торговым делам. Ввиду жалоб каталонцев Хайме провозгласил крестовый поход. В экспедиции приняло участие множество иностранцев. Флот, на котором отплыла армия, состоял из 155 больших кораблей и покрыл море своими белыми парусами. Выйдя из Салона 6 сентября 1229 г., он пристал к северо восточной оконечности Майорки Паломере. Едва христиа не ступили на твердую землю, на них напал отряд в 15 ты сяч человек. Они отбили его и двинулись к Пальме по гористой и труднопроходимой стране, вынужденные ежеминутно отражать нападения врага. Осада отличалась не меньшим упорством; на месте каждой разрушенной стены осажденные возводили новую; на наружной стене они вешали христианских пленников, чтобы заставить осаждающих прекратить разрушительное действие осадных машин. В день последнего штурма крестоносцы, ворвавшись в город, вы нуждены были брать одну улицу за другой и штурмовать каждый дом (1229). Несмотря на чуму, которая делала боль шие опустошения, Хайме покинул остров, лишь когда водворил на нем порядок и покорил горцев. Одна эскадра флота заняла Минорку; епископ Таррагонский за свой счет предпринял завоевание Ивисы. В 1232 г. покорение Балеарских островов было закончена
После этого Хайме пошел против Валенсии. Он овладел теми городами, которые охраняли путь к ней, и, чтобы стеснить ее, построил крепость Пюиг. В мае 1238 г., не дожида сь всех войск, он стал лагерем под стенами города, где к нему присоединилось множество французских и английских крестоносцев. Когда в стене была пробита брешь, валенсийцы капитулировали. Король предоставил им на выбор оставаться в городе или со всеми своими богатствами покинуть страну (8 сентября 1238 г.). Многие удалились в изгнание; в покинутых домах и на опустевших полях Хайме водворил каталонцев, которые сделались родоначальниками христианского населения в древнем мусульманском государстве. Кроме того он выделил на завоеванной территории 380 ленов, которые роздал рыцарям завоевания. Взятием Хативы (1248) закончился ряд великих побед.
Фердинанд Кастильский Святой; завоевание Андалусии.Фердинанд III, более известный под именем Фердинанда Святого (1214–1252), менее Хайме мог рассчи тывать на помощь иностранцев, но располагал более значи тельными средствами. Благодаря, на этот раз окончательно му, соединению Леона и Кастилии (1230), он господствовал над самым могущественным государством полуострова. Столь же храбрый, как Хайме, столь же великодушный, он нанес исламу не менее тяжкие удары. Оставалось завоевать бассейн Гвадалквивира; он искусно воспользовался раздорами в среде мусульман, и своими первыми успехами был обязан столько же своей политике, сколько своему оружию, Андалусия делилась на несколько эмиратов, которые выросли на развалинах альмохадской монархии. Ибн-Гуд, подавший сигаал к восстанию, встретил опасного соперника в лице Мухаммеда-ибн-аль-Амара, который утвердил свою власть в Хаэне, Гуадиксе и Баэце. Кастильцы, воспользовавшись их борьбой, в 1233 г. опустошили всю страну до моря. Вопли жертв заставили Ибн-Гуда примириться с Ибн-аль Амаром и двинуться против завоевателей. Последние, будучи захвачены врасплох на берегах Гвадалеты, перебили всех своих пленников и мечом проложили себе дорогу (1238). Раздоры, господствовавшие между мусульманами, ослабляли их бдительность, тогда как христиане зорко следили за каждым признаком нерадения. Они расположили на своей внешней границе легковооруженные отряды, алъмогавары, которые делали быстрые набеги на неприятельскую территорию, грабили, жгли и убивали, и исчезали раньше, чем являлось вспомогательное войско. Эти партизаны кастильской армии узнали от перебежчиков, что стены Кордо вы плохо охраняются. Они ночью подошли к стенам, перелезли через них, перебили защитников и укрепились в предместье. Гарнизон города не сумел прогнать их. Ферди нанд, извещенный об удаче этого смелого предприятия, тот час двинулся в путь со всеми силами, какие успел собрать, и осадил город. Ибн-Гуд был убит в Альмерии, и Кордова вынуждена была отворить свои ворота (29 июня 1236 г.). Урок прошел бесследно для неверных, и они продолжали воевать между собой. Ибн-аль-Амар, избавившись от своего соперника, овладел Гренадой; он хотел утвердить свою власть, в Мурсии. Но вали предпочли принести клят ву верности королю Кастилии (1243). Честолюбивый Ибн-аль-Амар по необходимости должен был последовать их примеру. Когда Фердинанд. Святой осадил Хаэн, он попытался освободить город и был побежден. В своем отчаянии он решился обратиться к великодушию победителя: он от правился в его лагерь, уступил ему Хаэн и все остальные города и признал себя его вассалом. Фердинанд поднял эмиpa, который стоял на коленях, удержал за собой Хаэн и вернул ему остальные его владения под условием вассальной верности и уплаты дани (1246).
Ибн-аль-Амар сопровождал своего сюзерена в поход на Севилью, которая, возмутившись против альмохадского эмира, провозгласила себя независимой. Это был самый крупный город Андалусии и ее последний оплот. Все, христиане и мусульмане, сознавали важность этого завоевания. Из всех испанских государств шли подкрепления на помощь осаждающим; защита велась превосходно. Она продолжалась год. Голод принудил осажденных сдаться (1248). Большинство севильцев покинули город и удалились в Гренаду. Когда Фердинанд Святой в 1252 г. умер, старые властелины Испании были отброшены в горы Сьерры-Невады, где они еще в течение двух веков давали отпор христианам. Вынужденные ограничиваться защитой, запертые с востока Валенсией, с севера Кордовой, Севильей и Хаэном, они влачили жалкое существование без надежды на восстановление своего могущества. Кастильский король умер от изнурения военной жизни в тот момент, когда готовился переплыть море, чтобы завладеть африканскими портами, откуда шли в Малагу, Гибралтар, Алгезирас подкрепления и провиант. Когда его смерть остановила эту попытку блокировать испанских мусульман, государство кордовских халифов ограничивалось лишь гренадским эмиратом.
Первые успехи христиан.Когда в Испанию нахлынула первая волна мусульманских завоевателей, только немногие долины Пиренеев и Астурии сохранили свою независимость; но к востоку и западу от великой горной цепи, отделяющей Францию от Испании, как и к востоку и западу от Кантабрских гор, мусульманские армии проникли до моря. Наваррские и каталонские ущелья служили проходом для неверных, которые победили Эда Аквитанского, но потерпели поражение (732) от франков Карла Мартелла. В Галисии не осталось ни одной деревни, которая не была бы завоевана мусульманами.
Даже тогда, когда Альфонс I (739–756) соединил свое герцогство Кантабрию с Астурийским королевством, у него все еще не было достаточно сил, чтобы перейти в наступление. Христианам приходилось надеяться больше на раздоры среди их врагов, чем на собственные силы. В середине VIII в. между завоевателями — арабами и берберами — началась борьба, которая и позволила христианам сделать первый шаг вперед. Берберы, спасаясь от ненависти арабов, массами стали покидать плоскогорья и равнины севера, на которых они успели обосноваться. Население Галисии восстало и истребило или прогнало оставшихся мусульман (751). Последние бежали до Мондего и Таго, разрушив на своем пути все крепости, которые они вынуждены были оставить. Альфонс, приобретя без удара меча огромную территорию, не имел средств, чтобы удержать и защищать ее. Он переселил ее жителей и удовольствовался занятием Галисии, Лиебана (к югу от провинции Сантандер), Старой Кастилии и, быть может, города Леона. Но этот легкий успех был непрочен. Насколько первый шаг был быстр, на столько были медленны дальнейшие успехи. Понадобилось два века, чтобы дойти до Дуро и прочно основаться на нем. Это был период процветания и блеска халифата. Мусульмане несколько раз проникали в долины Астурии; не раз также их армии были истребляемы в теснинах гор. Христиане укрепились у входов в равнины — в Леоне, Аеторге, Тюи, Заморе; франки основали Испанскую марку. Халифы потеряли всю линию северных гор от мыса Крё до мыса Ортега. Это была грозная опасность для будущего.
Хаджиб Альманзор, царствовавший именем слабого Гишама II, осознал эту опасность. Задача его жизни и цель его честолюбия — довершить завоевание Испании. В течение сво его долгого правления он ежегодно шел войной от границ Галисии до границ Каталонии. Перед его победоносным оружием пали крепости, воздвигнутые христианами в бассейне Дуро. Он вступил в Леон, столицу Астурии, и в Барселону, оплот Франкской марки. Галисия, которая не знала набегов с середины VIII в., также была опустошена. Как бы желая довершить унижение, Альманзор взял и сжег Сантьяго-да-Ком постелла, наиболее почитаемое святилище Испании, нечто вроде ее религиозной и национальной столицы.
До самой смерти (1002) Альманзор знал только победы; поражение при Калатаньязоре есть выдумка, обязанная сво им происхождением тщеславию испанцев.
В этом последнем усилии мусульмане истощили свою энергию. Христиане, отброшенные к своим первым позициям, после смерти завоевателя снова начали наступательное движение, которое уже более не останавливалось. Держава, основанная Омейядами, разлагалась; последний представитель этой знаменитой семьи сошел с престола в 1031 г. Вали объявили себя независимыми и основали королевства в Толедо, Севилье, Кордове, Сарагосе и Бадахосе. Эти пять эмиратов были самыми могущественными; но наряду с ними возникло множество мелких государств, которые почти все ограничивались территорией одного города. Это дробление было причиной неизлечимой слабости, и чтобы иметь возможность давать отпор христианам, эти властители раздробленной мусульманской Испании должны беспрестанно при бегать к помощи африканских династий. Смерть Альманзора блестящим образом завершает историю независимости испанских арабов.
Завоевание бассейна Дуро; Фердинанд I.Фердинанд I, король Кастилии и Леона, открывает период окончательных завоеваний. Его первые экспедиции были обращены на Запад. Через Альмеиду он проник в Португалию и осадил Визе. Город защищался отрядом стрелков, стрелы которых насквозь пробивали латы и щиты, но и их искусство не могло спасти крепости. Точно так же Ламего не был спасен своими высокими стенами. Взятие Коимбры завершило этот ряд побед. Вся страна от Дуро до Мондего была покорена.
Затем Фердинанд обратил свое оружие на Восток. Замок Гормаз (на Дуро), который столько раз был взят и снова утрачен кастильцами, окончательно перешел в его руки. Затем он двинулся против Берланги, которую жители покинули при его приближении. Он повсюду разрушил башни или крепости (atalayas), которые арабы во множестве воздвигли на этой границе, чтобы следить за действиями неприятеля. Граница Кастилии была передвинута к Сомо-Си ерре. Победитель не замедлил перейти горы и явился на берегах Мансанареса. Он опустошил поля, перерезал жи телей и роздал своим солдатам несметную добычу. Истребляя и сжигая все на пути, христиане дошли до Алкалы-де Генарес, которая призвала к себе на помощь своего господина, Мамуна, эмира Толедо.
Мамун, вместо того, чтобы вступить в битву, явился с целью купить мир. Его распря с севильским эмиром Мота мидом тревожила его больше, чем успехи христиан. Он под говорил Фердинанда вторгнуться во владения его соперника. Последний, будучи не в силах сопротивляться, предложил платить дань. Его просьба, сопровождаемая богатыми подарками, была уважена. Благочестивый король Кастилии потребовал также выдачи мощей св. Юста, потерпевшего мученичество при Диоклетиане. Так как этих мощей нельзя было найти, то Альвит, епископ Леона, открыл в Севилье мощи св. Исидора, самого знаменитого и самого ученого из отцов Испанской церкви. Авила выдал также мощи св. Винцента. Эти реликвии обогатили религиозную сокровищницу северных городов и немало способствовали поддержанию фанатизма и страсти к крестовым походам. Свою последнюю экспедицию Фердинанд предпринял вместе с верным Мамуном против Валенсии. Перед смертью он владел почти всем бассейном Дуро. Его набеги в Андалусию покрыли страну развалинами, не дав ему ни клочка земля. Но ужас, который внушало его оружие, распространил его влияние далеко за пределы королевства. Если известия о его верховенстве над эмирами Бадахоза, Толедо и Севильи пре увеличены, то несомненно, что его могущество до известной степени принуждало их к подчинению.
Альфонс VI; взятие Толедо (1085).Правда, это господство было чисто личного характера. Раздоры, начавшиеся между его сыновьями, подвергли риску достигнутые им успехи. К счастью, после семилетней смуты Альфонс VI (1073–1109) снова соединил в своих руках скипетры Леона и Кастилии и, идя по стопам своего отца, сильно продвинул вперед дело завоевания.
Хроники рассказывают, что этот государь, спасаясь от ненависти своего брата Санчо, бежал к толедскому эмиру. Последний оказал ему самое широкое гостеприимство. Однажды, когда Альфонс гулял с эмиром в саду замка Бриока (ныне Бригуэга), он почувствовал усталость, лег в тени дерева, зак рыл глаза и, казалось, задремал. Мамун сел подле него и, ничего не подозревая, разговаривал со своими приближенными. «Возможно ли, — спросил он, — чтобы человеческая сила справилась с таким городом как Толедо?» На это один из его советников ответил, что город всегда может отразить открытое нападение, но что его можно покорить иными способами. Для этого достаточно 7 лет подряд опустошать его окрестности, истреблять его урожай, то есть лишать его припасов и морить голодом. Альфонс, который не спал, запомнил эти слова и решил испытать данный способ.
Пока Мамун жил, он воздерживался от всякого враждебного действия и даже помогал ему в его борьбе с севильским эмиром. Но он полагал, что смерть его благодетеля вполне освобождает его от долга благодарности, и благо склонно принял предложения, которые сделал ему министр Мотамида, Ибн-Аммар. Был заключен наступательный союз против толедского эмира. Альфонс, хотя и женатый законным браком, взял в наложницы Зайду, дочь эмира; приданое молодой-принцессы решено было взять у общего врага. Альфонс перешел через горную цепь Гвадаррамы и с севера проник в бассейн Таго. В течение трех лет он доволь ствовался опустошением окрестностей города, сжигал хлеб на корню, срубал деревья, разрушал деревни и толпами уводил в плен крестьян. Соседние города Мадрид и Гвадалахара перешли в его руки. Ослабленный и изолированный Толедо неминуемо должен был сделаться жертвой завоевателя. Эмир Иагия обратился с воззванием к властителям Бадахо за и Сарагосы. Альфонс, в первый раз отбитый, в следующем году снова принялся систематически опустошать страну. Затем, когда, по его мнению, наступил надлежащий момент для последнего удара, он собрал многочисленную армию и обложил город. Осада продолжалась шесть меся цев; наконец, жители, изнуренные голодом, запросили мира. Иагия предложил Альфонсу признать над собой его верховную власть. Но Альфонс заявил, что желает сам Толедо.
Когда сделалось известным это требование, мусульман ские вожди решили умереть с оружием в руках; но народ, евреи и мозарабы принудили их капитулировать. Иагия удалился в Валенсию. Альфонс поставил жителям самые мягкие условия; он гарантировал им личную и имущественную безопасность, равно как и свободное отправление их религии. Он клятвенно обязался никогда не допускать, что бы главная мечеть была обращена в христианскую церковь. Этого последнего обещания он не сдержал.
25 мая 1085 г. Альфонс вступил в древнюю столицу готских королей. Благодаря этому завоеванию он твердо обосновался в центре долины Таго и получил возможность на блюдать за всем течением этой реки. Город, так хорошо защищенный своим местоположением, сделался оплотом Северной Испании впереди грозной твердыни Гвадаррамы. Он преграждал горные проходы, и под защитой этой двойной ограды кастильцы и леонцы могли безбоязненно населить разоренные земли в бассейне Дуро. До сих пор вечный страх набегов заставлял их довольствоваться изгнанием мусульман и разрушением городов; теперь они начинают снова заселять их. Взятие Толедо знаменует собой начало колонизационного движения XII и XIII вв.
Альморавиды в Испании; битва при Салаке.Это поражение повергло в скорбь мусульманский мир. Появились предсказания о близкой гибели мусульманского владычества в Испании. Посредник святотатственного союза между кастильцами и севильцами, Ибн-Аммар, пал жертвой религиозного фанатизма, патриотического раскаяния, скорби и страха. Сделавшись ненавистным даже своему господину, он бежал в Сарагосу, но враги и там настигли его. Он был схвачен и отведен в Севилью, где Мотамид собственноручно отрубил ему голову. Эта катастрофа предвещала Альфонсу скорый разрыв. Он не только ничего не делал для того, чтобы предупредить его, но еще усерднее прежнего воевал с эмирами Сарагосы и Бадахоза, с которыми Мотамид только что примирился. Он отправил посольство к своему тестю с требованием дани, которую последний обязался платить ему. Взбешенный эмир приказал или позволил убить того кастильского еврея, которому было поручено взвешивать золото. Альфонс ответил ему грозным письмом: «Ты знаешь, что произошло в городе Толедо, столице всей Испании… Если ты и твой народ до нынешнего дня избежали той же участи, то теперь пришел и ваш черед; только моя добрая воля отсрочивала вашу гибель». В своем ответе, написанном, по арабскому обычаю, смесью прозы и стихов, Мотамид обнаружил не меньше гордости и жестокости: «Если некогда я по несчастью, вынужденный насилием, обещал тебе дань, то теперь не жди от меня ничего, кроме беспощадной войны, жестоких битв, кровавых нападений днем и ночью, без отдыха и без конца, грабежей и опустошений огнем и мечом. Таковы подарки, которые мы готовим твоей стране вместо золота и серебра. Итак, вооружись и приготовься к битве, ибо я бросаю тебе презрительный вызов».
Эти хвастливые речи надо было подтвердить на деле. Мотамид повсюду искал союзников; чтобы подготовить об разование Священной лиги, он созвал в своей столице со брание ученых и князей. «Это был настоящий мусульман ский собор, или мусульманское майское поле, на котором присутствовали лично большинство арабских королей Андалусии». Данное фанатическое собрание решило призвать на помощь мусульманской Испании завоевателя Магреба, Юсуфа Альморавида, слава которого распространилась и по эту сторону пролива. Один только Абдаяла-ибн-Якуб, губернатор Малаги, высказался против африканского союза, который он признавал опасным для независимости испанских арабов. Его объявили дурным мусульманином, отлучи ли и приговорили к смерти. Тринадцать эмиров подписали просьбу о помощи; Юсуф потребовал в награду за содей ствие предварительной уступки Алгезираса. Вопреки просьбам своего сына Рашида, Мотамид выдал этот важный порт своему грозному союзнику.
Первые шаги Альморавидов чрезвычайно походили на первоначальную историю большинства мусульманских государств: они основали монархию, опираясь на религиозную реформу. Возвращаясь из паломничества в Мекку, вождь одного из тех берберских племен, которые скитаются по Сахаре вблизи океана, привез с собой из страны Суз одного благочестивого и ученого мужа, Абдаллу-ибн-Ясина, которому он хотел вверить воспитание своего народа. Реформатор, со брав вокруг себя около тысячи учеников (mrabatin — посвя щенные, из чего христиане произвели — алъморавиды) и вдохнув в них пламя своего фанатизма, послал их распространять истинную веру с мечом в руке. Его помощники, одерживая победу за победой, покорили большую часть древней Мавритании, Сахару, Сенегал и Северный Судан. Если Ибн-Ясин был апостолом, то Юсуф-ибн-Тешуфин был основателем могущества Альморавидов. Он довершил покорение Магреба и сделал столицей этой нарождающейся империи город Марракк, или Марокко, основанный им у подножия Атласа в обширной плодоносной равнине.
30 июня 1086 г. Юсуф высадился в Алгезирасе. Его армия представляла собой странную смесь племен и одеяний. Рядом с африканцами, арабами, берберами, неграми и номадами Сахары, у которых лицо было закрыто покрывалом, как у туарегов, шел отряд наемников или христианских рабов, закованных в железо. Здесь был даже отряд испанцев под командой Гарсии Ордонъеца. Верблюды, неизвестные в Испании, придавали восточный колорит этой причудливой картине.
Альфонс VI стоял под Сарагосой, когда получил известие о нашествии. Он тотчас снял осаду и призвал на помощь королей Наварры и Арагона; кроме того, он получил подкрепления из-за Пиренеев. Встреча произошла в Салаке близ Бадахоза. Христианская армия была истреблена (23 октября 1086 г.). Лишь с сотней человек Альфонс VI вернулся в Толедо. Но Юсуф, вынужденный возвратиться в Африку вследствие смерти одного из сыновей, не мог извлечь пользы из своей победы.
Падение арабских династий Андалусии.Вскоре его честолюбие было отвлечено другими предприятиями, которые дали побежденным время оправиться. Провозглашенный после победы при Салаке эмиром андалусских эмиров, он серьезно отнесся к этому титулу, тогда как его вассалы, освободившись от страха перед Альфонсом, начали тяготиться игом этого сурового африканца. Между «нищими» пустыни в их темной одежде и изнеженным населением страны Гвадалквивира, одетым в великолепные одежды, преданным удовольствиям и танцам, было мало сходного; еще более велик был контраст между главой Альморавидов, энергичным правителем и воином, который до фанатизма был одушевлен духом Корана, и южными государями, поэтами и покровителями поэтов, утонченными скептиками, воспевавшими женщин, прославлявшими вино вопреки велениям пророка, с их изысканными идеями, чувствами и нравами. Благодарность, внушенная им услугой, была непродолжительна. Когда Юсуф вернулся по приглашению Мотамида, чтобы осадить крепость Аледо, лишь немногие из них явились в его лагерь. Пришлось снять осаду. Сам Мотамид неосторожно говорил нескромным друзьям: «Правда, этот человек (Юсуф) довольно долго остается в на шей стране, но когда он мне надоест, мне стоит лишь шевельнуть пальцем, и завтра он и его солдаты будут на пути домой». Юсуф, узнав о таких замыслах, лишь тверже прежнего решил покончить с этими мелкими династиями, столь же слабыми, как и высокомерными. В самой Андалусии он имел преданную партию, состоявшую из имамов и простолюдинов, которые упрекали одних эмиров за произвольные налоги, служившие для поддержки пышности двора, других — за их равнодушие к делам веры и за то, что они окружали себя вольнодумцами.
Африканское и андалусское духовенство объявило эмиров низложенными; Юсуф, вызвавший этот приговор, взялся привести его в исполнение. Гренада не пыталась сопротивляться; Кордова капитулировала, а вскоре пала и Севилья (сентябрь 1091 г.). Эмир Альмерии, Мотасим, осажденный в своей столице, своевременной смертью был спасен от изгнания; его сын бежал в Африку. Поэты остались верны в несчастье своим славным покровителям, которые кормили их и осыпали почестями в счастливые годы; но их признательность не могла отвратить ударов судьбы. Вскоре очередь дошла и до Мурсии; Иагия, царствовавший в Валенсии со времени потери Толедо, был убит мятежниками, которые открыли ворота города Альморавидам. Такая же участь постигла эмира Бадахоза.
Из всех арабских властелинов Испании устоял лишь один эмир Сарагосы. Юсуф пощадил Мостаина, как защитника мусульманской границы, наследственного врага арагонских королей и каталонских графов, щит ислама.
Сид Кампеадор.Пока Альморавиды покоряли Андалусию, Альфонс оправился от удара, нанесенного ему поражением при Салаке. Менее чем через пять лет он снова перешел в наступление и овладел у самых устьев Таго Сантаремом, Лиссабоном и Синтрой; это были непрочные завоевания, свидетельствовавшие лишь о его мужестве и энергии.
На другом конце полуострова авантюрист создал себе княжество в самом сердце мусульманских владений и при обрел славу, которая, будучи увеличена легендой, — обратила вождя шайки в идеального героя средневековой Испании. На фоне драматической, но кровавой истории поэзия создала образец всевозможных добродетелей; партизан, не знавший угрызений совести, сделался в руках народа и монахов идеалом христианского рыцаря.
Родриго Диас де Бивар принадлежал к одной из знатнейших кастильских фамилий. Во время гражданской войны, последовавшей за смертью Фердинанда I, он выдвинулся своими подвигами, преданностью партии и ловкостью, не останавливавшейся в выборе средств. Но его главной, отличительной чертой была храбрость. Однажды, когда наваррская и кастильская армии стояли лицом к лицу, Родриго выступил из рядов и вызвал на бой храбрейшего из врагов. Боец, отважившийся на этот поединок, заплатил за свою смелость жизнью. С тех пор Сид носил имя Кампеадо pa (desaffiador — вызывающий на бой). После смерти коро ля Санчо, Родриго, спасаясь от подозрительности его преемника Альфонса VI, которого он победил и унизил, не постеснялся предложить свои услуги эмиру Сарагосы. Под его знаменами он воевал с мусульманами и христианами; он без различий грабил и мечети, и церкви; в его войске служили и христиане, и неверные. Он жил, как выражались тогда, на авось, заботясь главным образом о том, чтобы его наемники аккуратно получали свое жалованье.
К этому-то храброму вождю и обратился Мостаин с предложением покорить для него Валенсию, где ненавистный народу Иагия держался так долго лишь благодаря помощи кастильского гарнизона. Мостаин хотел удержать за собой только город; всю добычу он предоставил Сиду. Но этот дележ не удовлетворил честолюбивого партизана, который мечтал уже об основании собственного княжества. Он заставил Иагию признать его своим покровителем и обложил его данью. Когда Ибн-Джагаф с помощью Альморавидов убил эмира, Родриго выступил мстителем за него и решил овладеть Валенсией. Город был так сильно укреплен, что он не мог надеяться взять его штурмом; он удовольствовался тем, что тесно обложил его, и предоставил голоду ускорить минуту капитуляции. Он жестоко поступал с теми несчастными, которые, умирая от лишений, тайком выходили из города, чтобы бежать в деревни. Наиболее истощенных душили на месте, а тех, которые еще представляли какую нибудь ценность, продавали в рабство. Иногда исступление солдата даже одерживало верх над алчностью. Он бросал беглецов собакам или сжигал их на кострах; в один день он для примера сжег перед стенами 18 человек. Жители Валенсии, изнуренные голодом, подписали договор, который обеспечивал им жизнь и, при условии уплаты десятины, предоставлял им свободное управление городом (1094). Победитель не сдержал своих обещаний; он занял крепость гарнизоном, изгнал всех сторонников Ибн-Джагафа, а его самого велел бросить в пылающую яму, где тот погиб в страшных мучениях. Теперь Сид был фактическим господином Валенсии под номинальным суверенитетом Альфонса VI. Он постарался округлить свое княжество, добытое оружием и коварством; он взял Олокау, где нашел казну Иагии, затем Альменару и Мурвиэдро, население которых отчасти изгнал, отчасти продал в рабство. Владетели Сегорбы и Альбарассина и даже один христианский государь, барселонский граф Беренгарий, принуждены были обязаться платить ему дань. Но и это не насытило его честолюбия; он замышлял грандиозные предприятия и мечтал о великих завоеваниях. Один араб слышал от него такие слова: «Один Родриго потерял этот полуостров, другой завоюет его снова». Но его средства не соответствовали его храбрости. Его попытка овладеть крепостью Хативой кончилась печально. Альморавиды обратили в бегство его войска, и лишь немногие солдаты спаслись. Для предводителя шайки, который жил только благодаря своему войску, это была невознаградимая потеря. Сид умер от огорчения (1099). Его вдова Химена в течение двух лет защищала Валенсию против нападений мусульман. Истощив свои силы, она обратилась за помощью к Альфонсу VI. Он нашел, что эта крепостя слишком удалена от его владений, чтобы он мог оказать ей деятельную помощь; по его совету Химена решилась покинуть город вместе с христианской колонией. Она увезла с собой тело героя, которое похоронила в монастыре св. Петра в Карденье близ Бургоса, и чтобы проститься с Валенсией так, как подобало жене Сида, она подожгла город и оставила сарацинам лишь кучу развалин (1102).
Расцвет и упадок могущества АльморавидовТаким образом, этот передовой пост христианства был потерян; даже завоеваниям в бассейне Таго грозила опасность. Юсуф умер столетним старцем (1106); его преемником был Али, который, как благочестивый мусульманин, начал свое царствование священной войной. Его наместник Темим осадил и взял Уклее. Тут же явилась кастильская армия. Eго командовал не Альфонс VI. Обремененный годами, он по ставил во главе войска и доверил охране рыцарей своего единственного сына, 11-летнего Санчо. Численное превосходство христиан было так велико, что Темим вначале решил отступить; но его пристыдили за то, что он хотел бе жать перед побежденными при Салаке. Мусульмане ударили по христианам с мужеством отчаяния и прорвали их ряды. Ребенок обнаружил бесстрашие, несвойственное его возрасту, но вынужден был бежать. Его конь пал; его опекун, дон Гарсия да Кабра, покрыл его своим щитом, пока и сам он не был убит (29 мая 1108 г.). Потрясенный горем, Альфонс VI пережил сына лишь на полтора года.
Темим воспользовался своей победой; он овладел Куэнкой, Гуэтом и Оканой. Теперь Толедо был открыт для нападений. Али лично привел из Африки 100 тысяч человек, что бы вырвать у кастильцев этот великолепный город, «срединную жемчужину ожерелья, высшую башню империи на этом полуострове». Крепость, будучи хорошо защищена, отразила все атаки. Африканцы опустошили долину Таго и снова завладели всеми ее городами, которые они раньше потеряли: Бадахозом, Сантаремом и Лиссабоном.
Могущество Альморавидов достигло своего апогея. Их глава господствовал от Сахары до Сарагосы, от устьев Таго до устьев Эбро. Но дни этой державы уже были сочтены. В то время, когда силы Кастилии и Леона были надломлены внутренними раздорами и смутами регентства, на защиту веры встало новое государство. Истинным основателем ара гонского могущества был Альфонс I, по прозванию Воитель. Он достиг того, что не удавалось его предшественникам: он дал королевству его естественную столицу Сарагосу, рас положенную на плодоносной равнине, в центре бассейна Эбро, при соединении долин Галлёго и Иалона (1118). В то же время в Африке появилась новая секта — Альмохады (унитарии), которым было суждено после 30-летней ожесточен ной борьбы овладеть державой Альморавидов. Будучи вы нуждены защищать Магреб, Али и его преемники лишь изредка могли вмешиваться в испанские дела. Если бы христианские государи действовали единодушно, то Альмора видам пришлось бы совершенно отказаться от господства на полуострове. Они не могли рассчитывать на симпатии своих андалусских подданных. Африканские гарнизоны, сто явшие в мусульманских городах, вели себя там, как в завоеванной стране, оскорбляли жителей и не уважали даже священных прав гарема. Население Кордовы, доведенное до отчаяния насилиями этих солдат, возмутилось и перебило своих тиранов. Обиды, побудившие их к этому поступку, были, вероятно, очень тяжелы, если Али простил им этот мятеж. Если Альморавиды обращались так со своими еди новерцами, то могли ли ждать пощады с их стороны андалусские христиане, мозарабы? Вместе с малыми династия ми исчез дух скептицизма и терпимости. Теперь богословы были так же всемогущи, как солдаты. Их насилия сделались настолько невыносимыми, что мозарабы обратились с просьбой о помощи к арагонскому королю, военной славой которого была полна вся Испания.
Выступив из Сарагосы с 4 тысячами всадников (сентябрь 1125 г.), Альфонс прошел до окрестностей Гуадикса, грабя все на пути и нападая на города. Отовсюду стекались к его знаменам христиане, предлагая ему свои услуги в качестве солдат, разведчиков и проводников. Его армия возросла до 50 тысяч человек, когда он достиг Гренады. После несколь ких стычек король, потеряв надежду взять город, снялся с лагеря и направился к Гвадалквивиру. Мусульманское войско, преследовавшее его по пятам, напало на него в Арнисоле (Анзул, близ Люсены), но было разбито и рассеяно. Победитель двинулся назад на юг и прошел через теснины Альпухары. К северу от Мотриля дорога пролегала через узкое ущелье среди крутых гор. «Какая могила, — сказал Альфонс, — если бы кто-нибудь осыпал нас песком!» В Велез-Малаге он, наконец, вышел к Средиземному морю. Он собственными глазами увидел это африканское море, волны которого принесли в Испанию первых завоевателей и по которому до сих пор еще шли подкрепления для мусульман. Чтобы ознаменовать свой переход и как бы вступить во владение морем, он велел построить барку и пожелал съесть рыбы, наловленной во вражеских водах. Затем, по капризу изменив путь своей экспедиции, он вернулся к Гренаде и укрепился в Веге. «Он всегда был готов к битве и маневрировал с таким искусством, что его невозможно было настигнуть врасплох». Только после долгой стоянки на очаровательной равнине Хениля он решил вернуться в Арагон. Подвергаясь беспрестанным нападениям мусульман, он понес во время обратного пути большие потери и сильно страдал от голода; в его войске появилась чума. Почти все его спутники погибли, но он мог похвастаться, «что обратил в бегство неверных, прошел их страну из одного конца в другой и взял много пленников и добычи».
Появление Альмохадов.Успех того смелого набега был обусловлен затруднительным положением Альмо равидов в Африке. Могущество Альмохадрв возрастало. Это также была секта, основавшая государство; религиозная реформа породила нового завоевателя. Мухаммед-бен Абдулла-бен-Тумерт, получивший образование в Кордове и Багдаде, выступил со своей проповедью в Магребе. Изгнанный из Бужии, он направился на Запад и привлек к себе в качестве ученика юношу Абд ал-Мумина, отличавшегося выдающимися способностями и редкой красотой. Оба они пришли в Марокко, где Абдулла смело осыпал упреками самого эмира и даже прибил его сестру, которая ездила верхом без покрывала вопреки предписаниям Корана. Человек мягкий и терпеливый, Али не мог, однако потерпеть такой обиды; он изгнал Абдуллу из города. Проповедник поселился на кладбище и построил себе хижину среди могил. Отсюда он продолжал волновать население. Было приказано схватить его; но он бежал со своими учениками: это происходило в альмохадскую геджру (1120). После этого апостол поселился в Тинмалале, на недоступном плоскогорье Атласа. Отсюда его отряды, одушевленные диким фанатизмом и не устрашимым мужеством, на большом расстоянии опусто шали страну, покоряли ее и распространяли реформу. В 1122 г. они одержали свою первую победу над Альморави дами; в 1125 г. они двинулись на Марокко, столицу госу дарства, и хотя на этот раз они были побеждены, но они обнаружили при этом свою храбрость и силу.
Последняя победа Альморавидов при Фраге.Любимый ученик пророка, Абдал-Мумин, провозглашенный эмиром эль муменин, предводителем верующих, при дал борьбе новое одушевление. Этим воспользовались ис панцы, чтобы возобновить наступление. Арагонский король стремился отнять у Альморавидов внутренний бассейн Эбро. Под его знаменами собралось множество иностранцев. Это был период больших походов в Палестину: вся Европа была вовлечена в борьбу с исламом. Многие французы, не желая отправляться в далекую Палестину, шли вооруженными богомольцами в Испанию, где также можно было воевать с неверными. Альфонс взял Сарагосу с помощью баронов Южной Франции. Некоторые из этих авантюристов действовали на собственный риск, как например Ро берт Бюрдет, англичанин или нормандец по происхождению, который взял Таррагон и присвоил его себе.
Каждый из испанских королей имел в своем войске крестоносцев. Фламандские, английские и немецкие солдаты, плывшие морем, вероятно, в Сирию, высаживались на берегах Португалии и, находя здесь случай воевать и обогащаться, поступали на службу к государю, помогали ему изгонять мусульман и прочно оседали в стране. Итальянские республики также предлагали или продавали свою помощь; Генуя, Пиза и Ве неция давали свои флоты и помогали завоевывать острова и приморские крепости. Военные ордена, порожденные крес товыми походами, водворились в долине Эбро. Альфонс Воитель так высоко ценил их услуги, что завещал свое ко ролевство иерусалимским тамплиерам и иоаннитам.
В Кастилии и Леоне возникают, кроме того, национальные ордена — Калатрава, Алькантара, Сант-Яго, — как будто борьба с неверными потребовала от этих двух стран большего напряжения сил и, более удаленные от границы, они менее могли ожидать помощи со стороны. Во главе армии, состоявшей из арагонских, английских и французских крестоносцев, неутомимый король Арагона открыл кампанию взятием Мекиненцы; затем он осадил Фрагу. На помощь этой важной крепости явилось альморавидское войско. В расчете на жадность врагов, впереди войска был пущен длинный ряд верблюдов, навьюченных кладью, драгоценными тканями и богатствами всякого рода. Осаждающие бросились на эту незащищенную добычу, тогда как мусульмане обошли их и отрезали им отступление. Аль фонс был убит с оружием в руках или умер несколько дней спустя от полученных ран (1133).
Альфонс VII, король Кастилии; великое разорение Андалусии.Смерть этого воинственного государя и слабость Арагона при его преемниках выдвинули на первый план Кастилию и ее короля Альфонса VII (1126 1157). Он также возобновил борьбу, но ему посчастливилось больше, чем королю Арагона: он прожил достаточно долго, чтобы воспользоваться раздорами в среде Альморавидов. В самый год поражения при Фраге он взял город Корию. Ташефин, сын Али, со своей стороны произвел набег на территорию Толедо; но под защитой этой твердыни окрепли в полной безопасности города Старой Кастилии; эти христианские колонии, населенные солдатами и крестьянами, были одушевлены гордым и воинственным духом. Ополчения Сеговии и Авилы ночью напали на армию Ташефина и обратили ее в бегство.
Ободренный этим успехом, Альфонс VII решил возоб новить попытку арагонского короля и нанести удар могуществу мусульман в самой Андалусии. Он спустился по долине Гвадалквивира и перешел реку между Кордовой и Севильей. «Была пора жатвы, — говорит летописец, — и король велел пожечь нивы, срубить виноградники, оливковые и фиговые деревья; ужас овладел всеми моавитянами (аль моравидами) и сыновьями Агари (андалусскими мусульма нами). Язычники покинули свои поселения, которых не мог ли защищать, и удалились в укрепленные замки, в ущелья гор и на морские острова. Христианское войско разбило свой шатры перед Севильей, сжигая города и оставленные замки; невозможно сосчитать число пленных и количество скота, масла, вина и хлеба, которое они накопили в своем лагере. Мечети неверных вместе с их нечестивыми книгами стали жертвой пламени, а учителя их веры пали под ударами меча. Двинувшись оттуда к Хересу, король разрушил его до основания и дошел до самого Кадикса».
Непосредственной целью этих смелых набегов, этого грандиозного разбоя (algarade) были опустошение и грабеж, но путем разорения и обезлюдения страны они ускоряли и ее покорение. Этим, может быть, бессознательным, но верным способом христиане подготовили завоевание Новой Кастилии. До XIII в. они следовали в Андалусии этой системе. Правда, климат Испании и свойства почвы в значительной степени способствовали увеличению пустынных пространств, paramos полуострова; еще более содейство вали этому систематические опустошения, следы которых до сих пор не исчезли совершенно.
Торжество Альмохадов.Властители Андалусии более не были в силах защищать ее. Африка была театром кровавых войн, в которых Альморавиды терпели пораже ния. Их столица Марокко в 1146 г. перешла в руки Абд ал Мумина, и 40 тысяч альмохадов переправились через пролив, чтобы отнять у них испанские владения. Их призвал сюда мятеж. Те реформационные идеи, которые они проводили с оружием в руках, вызвали сильное движение даже в отдаленной Альгарвии. Ахмед-ибн-Каси возмутил эту провинцию. В то время как Иагия-бен Рания, альморавидский генерал, усмирял здесь восстание, оно вспыхнуло за его спиной в Валенсии, Мурсии, Кордове, Альмерии. Так как он уже более не мог рассчитывать на подкрепления из Африки, то он обратился к кастильскому королю. Альфонс VII послал ему подкрепления; но в то же время послал отряд и на помощь мятежникам. Он старался поддержать смуту в надежде, что Андалусия, устав и истощив себя, сама отдастся в его руки. Но в это время явились Альмохады; она могла выбирать и отдалась мусульманам. В 1148 г. Иагия-бен Рания был убит. Последние приверженцы Альморавидов, несмотря на поддержку Альфонса VII, с каждым днем теряли почву под ногами. Даже он сам вынужден был отступить перед этими пылкими сектантами. Они отняли у него город Альмерию, взятый им в 1147 г., и он ничего не мог сделать для его освобождения.
Когда он умер (1157), его влияние в Андалусии было окончательно подорвано. Но усилия Кастилии и раздоры между мусульманами не остались бесплодными для тех христианских держав, которые составляли как бы фланги великой наступательной армии. Раймонд Беренгарий, граф Барселоны и регент Арагона, взял Лериду, Фрагу, Мекиненцу, Тортозу и отодвинул границу своих владений за Эбро; на другом конце полуострова португальский король Альфонс Генрикес окончательно овладел Синтрой, Сантаремом и Лиссабоном (1147).
Теперь очередь перейти в наступление была за Альмохадами. Новый повелитель верующих, Абу-Юсуф-Якуб, сын Абд ал-Мумина, снова напал на города, служившие оплотом Толедо. Он взял приступом Куэнку, но Гюэта победоносно отразила все его нападения. Тогда он обратился против Португалии и осадил Сантарем, но подвергся нападению в своем лагере и был насмерть ранен копьем (1184). Его сын, Абу-Юсуф-Якуб, по прозванию Ал-Мансур, не мог отомстить за это постыдное поражение, которое покрыло славой португальцев. Больше успеха имел он в борьбе с кастильцами. Битва произошла при Аларкосе (близ нынешнего Альмагро). Новый король Кастилии, Альфонс VIII, покинутый остальными христианскими королями и предоставленный собственным силам, был разбит наголову (19 июля 1185 г.). Победителям достались Аларкос и Калатрава. К счастью для побежденных, Абу-Юсуф вернулся в Севилью и не продолжал своего победоносного похода.
Окончательное торжество христиан; Лас-Навас-де-Толоса (1212).Это был последний крупный успех мусульман. Альфонс VIII воспользовался их бездействием, чтобы приготовиться к мести. Он долго выжидал благоприятной минуты. В течение многих лет он был занят борьбой с королями Леона и Наварры, которые ставили свое личное честолюбие выше общих интересов христианства. Только вмешательство папы положило конец этой бесславной войне. Как только король Кастилии развязал себе руки, он вторгся в Андалусию и опустошил область Хаэна и Базцы. Стон населения привлек нового эмира, Эн-Насера, который высадился в Тарифе с несметной армией и быстрыми переходами двинулся к Севилье. Христиане даже не пытались защищать проходы Сьерры-Морены и удовольствова лись тем, что поставили гарнизон на утесы Сальватьерры. Вместо того, чтобы двинуться против них, глава Альмохадов во что бы то ни стало решил овладеть этой крепостью, заброшенной в горах. Он провел здесь три месяца, и результаты похода были потеряны.
Силы Альфонса VIII возрастали с каждым даем. Он не мог ждать помощи ни от короля Леона, ни от короля На варры, которые вошли в тайное соглашение с неприятелем; но он понимал, как твердо он мог рассчитывать на страстную преданность своего народа и на поддержку святого престола. Эн-Насер гордо заявлял о своем намерении дойти до Рима, чтобы очистить храм Петра и выдать папу на поругание солдат. Иннокентий III не нуждался в угрозах. Он приказал всем французским епископам про возгласить крестовый поход. Однако силы неверных казались настолько грозными, что этот непреклонный и надменный папа советовал королю Кастилии быть благоразумным и осторожным.
Эти советы не могли прийтись по душе пылким энтузиастам; притом они явились слишком поздно. На призыв папы откликнулось множество крестоносцев. Французы много численными отрядами переходили через горы под предводительством своих епископов. Явились даже итальянцы. Все отряды направлялись к Толедо, который был назначен сборным местом. Большинство крестоносцев не имело ни оружия, ни одежды; их надо было вооружить. Их поместили в палатках за городом. Поддерживать порядок между этими иностранцами было нелегко. Однажды они бросились на евреев, живших в городе, и начали избивать их.
Армия была многочисленна и полна энтузиазма. Военные ордена явились в полном составе под предводительством своих магистров. Города прислали свои ополчения. Король Арагона Петр II привел цвет своего рыцарства. Даже король Наварры после долгого колебания не решился уклониться от этой священной обязанности и близ Калатравы присоединился к армии с двумястами воинов. Только король Леона остался глух к просьбам папы и всего христианского мира. В то время, как архиепископ Толедо и его викарии шли во главе своей паствы, прелаты, подвластные королю Леона, оставались безучастными зрителями борьбы.
Войска выступили в поход 28 июня 1212 г. Они медленно подвигались на юг по опустошенным возвышенностям и необработанным равнинам. Эти продолжительные и трудные переходы под палящими лучами солнца охладили пыл крестоносцев. После взятия Калатравы они потребовали отпуска и вернулись назад. Толедо закрыл перед ними свои ворота и приветствовал их криками: «Предатели, изменники, отлученные!» Получив известие об их удалении, Эн-На сер перешел в наступление и загородил проходы Сьерры— Морены. Один пастух указал испанцам тропинку, по которой им удалось обойти опасный проход Лозы и выйти на обширное плоскогорье, где они могли развернуться на свободе. Это был Лас-Навас-де-Толоса; здесь воины Христа и воины пророка окончили свой старый спор и решили судьбу обеих рас и обеих религий. 16 июля, на заре, христианская армия выстроилась в боевом порядке. Диего Лопес де Гаро с бискайцами составлял авангард; в центре, под знаменем, на котором был изображен лий Пресвятой Девы, стоял король Кастилии, окруженный ricos hombres и епископами; короли Арагона и Наварры приняли командование обоими флангами. Впереди огромными массами стояли различные отряды мусульманской армии: волонтеры-арабы в числе 160 тысяч человек; альмохадские, андалусские и берберские всадники в числе 80 тысяч, прикрытые с трех сторон несметным множеством пехотинцев; затем целая армия регулярной пехоты, за которой опять следовала кавалерия. Позади армии двигалось укрепленное возвышение, охраняемое 50 тысячами негров под командой великого визиря. На этом воз вышении помещалась палатка эмира из красного шелка; здесь на щите сидел повелитель правоверных, обозревая все поле битвы. За ним вели его боевого коня взнуздан ным и оседланным. Эмир был одет в черное платье ученика, которое носил некогда его славный дед Абд ал-Мумин, и читал те места Корана, которые сулят рай храбрецам, павшим от мечей.
Христиане напали на мусульманское войско и встретили сильный отпор. Произошло замешательство. Альфонс VIII считал битву потерянной и дрался с отчаянным мужеством. Его выручила измена: андалусцы повернули тыл и исчезли. Участь битвы была решена. Испанцы добрались до укрепления, охраняемого черной гвардией. Эн-Насер бежал. Вскочив на быструю кобылу, он смешался с толпой бегущих и к вечеру того же дня достиг города Хаэна. На поле битвы осталось более 100 тысяч мусульман; нападение христиан было настолько быстро, что они потеряли лишь несколько сот человек. Им досталась несметная добыча; мусульманс кий лагерь был полон оружия, драгоценных тканей, золота и серебра.
Три дня спустя армия, обремененная добычей, двинулась в путь. Баэца была разорена, Убэда сожжена и ее жители перебиты. Та же участь постигла бы всю Андалусию, если бы грабежи и излишества не повлекли за собой своих обычных последствий — болезней и смерти. Пришлось дать сигнал к отступлению. Войска с триумфом вступили в Толедо среди победных песен народа и духовенства.
Лас-Навас-де-Толоса — не просто победа: это конец мусульманского владычества на Пиренейском полуострове. Волна африканских завоевателей останавливается и отходит назад; Альморавиды и Альмохады лишь замедлили окончательное торжество туземной расы. Арабы и берберы, запертые в бассейне Гвадалквивира, вынуждены пядь за пядью защищать равнины Андалусии и долины Сьерры-Невады. «С этого рокового дня владычество сарацин в Испании неудержимо падало, и им более ничего не удавалось».
Это поражение погубило державу Альмохадов. Области, которых они не сумели защитить, постарались свергнуть с себя их иго. Один из потомков древних сарагоских царей, Абу-Абдулла-ибн-Гуд, был провозглашен эмиром Мурсии и выступил в качестве защитника андалусской на циональности. Новый альмохадский эмир, Эль-Мамун, разбил его в сражении, но не усмирил. Не будучи в силах подчинить себе испанских мусульман, победитель удалился в Африку и умер несколько лет спустя; он был после дний в ряду альмохадских государей, действительно достойных этого имени.
Хайме I Арагонский; завоевание Балеарских островов и Валенсии.В то время, как мусульманский мир оскудел даже людьми, два великих государя, Хайме I Завоеватель и Фердинанд III, одновременно заняли престолы Арагона и Кастилии.
Хайме (1213–1276), выросший среди смут и мятежей, был одарен от природы крепким телосложением и пылким духом, который могли удовлетворять только бивуачная жизнь и военные тревоги. Это настоящий рыцарь; с восемью товарищами он обращает в бегство две сотни мавров. Его упрямство равнялось его увлекательности. При осаде Буррианы ricos hombres, утомленные трудами и лишениями, потребовали, чтобы он снял осаду. Но он с негодованием отказался отступить, пока еще жив и здоров. Однажды он гнался за врагом до городских стен. «Дважды, — рассказы вает он, — мы оставляли наше тело неприкрытым, чтобы нас могла поразить стрела и чтобы, если бы нам пришлось оставить осаду, эта рана, по крайней мере, послужила нам извинением». Он был добр от природы; нередко он своими руками перевязывал раненых.
Ему было 24 года, когда он задумал отнять у мусульман Балеарские острова. Островитяне занимались разбойничеством на соседних морях и сильно притесняли христианских купцов, которые приезжали к ним по торговым делам. Ввиду жалоб каталонцев Хайме провозгласил крестовый поход. В экспедиции приняло участие множество иностранцев. Флот, на котором отплыла армия, состоял из 155 больших кораблей и покрыл море своими белыми парусами. Выйдя из Салона 6 сентября 1229 г., он пристал к северо восточной оконечности Майорки Паломере. Едва христиа не ступили на твердую землю, на них напал отряд в 15 ты сяч человек. Они отбили его и двинулись к Пальме по гористой и труднопроходимой стране, вынужденные ежеминутно отражать нападения врага. Осада отличалась не меньшим упорством; на месте каждой разрушенной стены осажденные возводили новую; на наружной стене они вешали христианских пленников, чтобы заставить осаждающих прекратить разрушительное действие осадных машин. В день последнего штурма крестоносцы, ворвавшись в город, вы нуждены были брать одну улицу за другой и штурмовать каждый дом (1229). Несмотря на чуму, которая делала боль шие опустошения, Хайме покинул остров, лишь когда водворил на нем порядок и покорил горцев. Одна эскадра флота заняла Минорку; епископ Таррагонский за свой счет предпринял завоевание Ивисы. В 1232 г. покорение Балеарских островов было закончена
После этого Хайме пошел против Валенсии. Он овладел теми городами, которые охраняли путь к ней, и, чтобы стеснить ее, построил крепость Пюиг. В мае 1238 г., не дожида сь всех войск, он стал лагерем под стенами города, где к нему присоединилось множество французских и английских крестоносцев. Когда в стене была пробита брешь, валенсийцы капитулировали. Король предоставил им на выбор оставаться в городе или со всеми своими богатствами покинуть страну (8 сентября 1238 г.). Многие удалились в изгнание; в покинутых домах и на опустевших полях Хайме водворил каталонцев, которые сделались родоначальниками христианского населения в древнем мусульманском государстве. Кроме того он выделил на завоеванной территории 380 ленов, которые роздал рыцарям завоевания. Взятием Хативы (1248) закончился ряд великих побед.
Фердинанд Кастильский Святой; завоевание Андалусии.Фердинанд III, более известный под именем Фердинанда Святого (1214–1252), менее Хайме мог рассчи тывать на помощь иностранцев, но располагал более значи тельными средствами. Благодаря, на этот раз окончательно му, соединению Леона и Кастилии (1230), он господствовал над самым могущественным государством полуострова. Столь же храбрый, как Хайме, столь же великодушный, он нанес исламу не менее тяжкие удары. Оставалось завоевать бассейн Гвадалквивира; он искусно воспользовался раздорами в среде мусульман, и своими первыми успехами был обязан столько же своей политике, сколько своему оружию, Андалусия делилась на несколько эмиратов, которые выросли на развалинах альмохадской монархии. Ибн-Гуд, подавший сигаал к восстанию, встретил опасного соперника в лице Мухаммеда-ибн-аль-Амара, который утвердил свою власть в Хаэне, Гуадиксе и Баэце. Кастильцы, воспользовавшись их борьбой, в 1233 г. опустошили всю страну до моря. Вопли жертв заставили Ибн-Гуда примириться с Ибн-аль Амаром и двинуться против завоевателей. Последние, будучи захвачены врасплох на берегах Гвадалеты, перебили всех своих пленников и мечом проложили себе дорогу (1238). Раздоры, господствовавшие между мусульманами, ослабляли их бдительность, тогда как христиане зорко следили за каждым признаком нерадения. Они расположили на своей внешней границе легковооруженные отряды, алъмогавары, которые делали быстрые набеги на неприятельскую территорию, грабили, жгли и убивали, и исчезали раньше, чем являлось вспомогательное войско. Эти партизаны кастильской армии узнали от перебежчиков, что стены Кордо вы плохо охраняются. Они ночью подошли к стенам, перелезли через них, перебили защитников и укрепились в предместье. Гарнизон города не сумел прогнать их. Ферди нанд, извещенный об удаче этого смелого предприятия, тот час двинулся в путь со всеми силами, какие успел собрать, и осадил город. Ибн-Гуд был убит в Альмерии, и Кордова вынуждена была отворить свои ворота (29 июня 1236 г.). Урок прошел бесследно для неверных, и они продолжали воевать между собой. Ибн-аль-Амар, избавившись от своего соперника, овладел Гренадой; он хотел утвердить свою власть, в Мурсии. Но вали предпочли принести клят ву верности королю Кастилии (1243). Честолюбивый Ибн-аль-Амар по необходимости должен был последовать их примеру. Когда Фердинанд. Святой осадил Хаэн, он попытался освободить город и был побежден. В своем отчаянии он решился обратиться к великодушию победителя: он от правился в его лагерь, уступил ему Хаэн и все остальные города и признал себя его вассалом. Фердинанд поднял эмиpa, который стоял на коленях, удержал за собой Хаэн и вернул ему остальные его владения под условием вассальной верности и уплаты дани (1246).
Ибн-аль-Амар сопровождал своего сюзерена в поход на Севилью, которая, возмутившись против альмохадского эмира, провозгласила себя независимой. Это был самый крупный город Андалусии и ее последний оплот. Все, христиане и мусульмане, сознавали важность этого завоевания. Из всех испанских государств шли подкрепления на помощь осаждающим; защита велась превосходно. Она продолжалась год. Голод принудил осажденных сдаться (1248). Большинство севильцев покинули город и удалились в Гренаду. Когда Фердинанд Святой в 1252 г. умер, старые властелины Испании были отброшены в горы Сьерры-Невады, где они еще в течение двух веков давали отпор христианам. Вынужденные ограничиваться защитой, запертые с востока Валенсией, с севера Кордовой, Севильей и Хаэном, они влачили жалкое существование без надежды на восстановление своего могущества. Кастильский король умер от изнурения военной жизни в тот момент, когда готовился переплыть море, чтобы завладеть африканскими портами, откуда шли в Малагу, Гибралтар, Алгезирас подкрепления и провиант. Когда его смерть остановила эту попытку блокировать испанских мусульман, государство кордовских халифов ограничивалось лишь гренадским эмиратом.
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Организация христианских государствPoblaciones. — Королевская власть. — Арагонский justicia. — Кортесы. — Дворянство. — Крепостные. — Города. — Духовное развитие.
Спойлер (раскрыть)
Границы христианских завоеваний останутся до конца XV в. почти теми же, какими их установил Фердинанд Святой. Пора рассмотреть, какова была жизнь христианского населения во время этого долгого крестового похода.
Poblaciones.Христианам приходилось завоевывать территорию шаг за шагом, и еще медленнее они овладевали землей. Между наступавшими христианами и отступавши ми мусульманами лежала широкая полоса необработанной земли с разрушенными селениями — настоящая пустыня, по которой войскам приходилось идти несколько дней, прежде чем они достигали неприятельской границы. Каждое новое поражение неверных отодвигало эту Марку к югу. По зади этой подвижной ограды возрождалась сельская и городская жизнь. Избыток населения горных областей севера переходил на плоскогорья и еще далее к югу. Пересе ленцы восстанавливали разрушенные города или строили новые; они снова вступали во владение землей. Таким образом, завоевание сменялось колонизацией; вновь основанные поселения назывались poblaciones.
Мусульмане, уцелевшие от битв и избиений, бежали прочь от ненавистного владычества христиан; они толпами покидали деревни и большими группами держались лишь в крупных городах, где, как в Толедо, условия капитуляции обеспечивали им на некоторое время сносное существование. Прочно удержались лишь древние обитатели готской Испании, которые, находясь несколько веков под властью арабов, переняли от своих господ нравы и одежду, хотя и не отреклись от своей веры. Их называли мозарабами; принадлежа к той же расе и вере, что победители, они могли быть спокойны за свою участь, и слияние этих двух элементов совершилось очень быстро.
Таким образом, завоеватели почти совершенно очистили от мусульман плоскогорья Старой и Новой Кастилии; но в Андалусии, в королевствах Мурсии и Валенсии мусульманское население было настолько густо, что, несмотря на резни, оно еще долго сохраняло численное превосходство. Хайме I в Валенсии, Фердинанд Святой в Севилье и Кордо ве довольствовались вначале тем, что водворяли в покоренных городах испанские колонии. Из Севильи удалилось, по преданию, 100 тысяч жителей, которые тотчас были замещены; дома бежавших король отдавал христианам; поселенцы приходили даже из-за Пиренеев. Многие из этих будущих кастильцев были уроженцами Южной Франции. Вскоре стало не хватать домов; спрос превышал предложение. Да и кто не променял бы суровые горы Северной и Централь ной Испании на мягкие долины Гвадалквивира? Город Мурсию Хайме разделил широкой дорогой на две части — христианскую и мусульманскую; но, несмотря на существование этой границы, сожительство с неверными в одном и том же городе претило фанатикам-мусульманам, и они ушли. Когда Валенсия в последний раз возмутилась при Хайме I, он не поколебался произвести одно из тех жестоких гонений, которые так часто повторялись в истории полуострова. Все нехристиане были изгнаны; более 200 тысяч беглецов направилось во владения гренадского эмира. «Так велико было количество изгнанных, что они занимали добрых пять миль дороги и что со времени битвы при Лас-Навасе не было видано такого количества мусульман в одном месте». В конце концов Андалусия мирным или насильственным путем была очищена от занимавших ее мусульман. Лишь немногие из них согласились переменить веру.
Королевская власть.Те короли, которые столь удачно и настойчиво руководили завоеванием Испании, приобретали любовь подданных преимущественно своими военными талантами. Государи вроде Бермуда Кастильского и Рамира Арагонского, удалившихся в монастырь, или, в позднейшее время, Санчо Капелло Португальского, слишком преданного своим удовольствиям, не могли рассчитывать на продолжительное владычество над воинственной нацией. К уважению, внушаемому высшим саном, присоединялись авторитет вождя и слава завоевателя. В глазах испанцев король являлся воплощением национального и религиозного реванша. Влияние римского права, сделавшееся столь значительным начиная с XIII в., еще более усилило престиж монархической власти: «Да будет ведомо всем, — говорит Fueroreal, — что жизнь и безопасность короля вверены их охране и их пламенной верности; и да не осмелится никто противодействовать королю и его верховной власти поступком, словом или советом, возбуждать мятеж и вступать в соглашение с его врагами. И каково бы ни было звание человека, совершившего такой проступок, он должен быть признан недостойным жизни и осужден на смерть». Но верноподданство требовало известных ограничений. Сын Фердинанда Святого, Альфонс X Мудрый, в своем за конодательном кодексе, известном под названием «Законов семи частей» (Leyes de las siete partidas), предписывал сво им подданным охранять короля от него самого и от третьих лиц, которые могут увлечь его на ложный путь. Государь, имевший наиболее высокое представление о своих правах, сам ограничивал пределы повиновения.
То же было и в Португалии, и Арагоне. Любопытно, однако, что арагонские короли искали иноземной помощи против своеволия своих подданных. Петр II отправился в Рим принять корону из рук папы и признал себя вассалом святого престола; той же милости просил Хайме I от Григория X, который, однако, потребовал за нее слишком дорогую цену.
В Португалии королевская власть была молодым учреждением, возникшим на поле битвы при Урике среди криков победоносной армии. На кортесах в Ламего Альфонс формально признал, что получил корону от своих подданных. В Кастилии королевская власть всегда пользовалась большим уважением, чем в соседних государствах. В то время, как законы, изданные Хайме I на кортесах в Эксеа (1247), являются лишь подтверждением fueros и, следовательно, сеньориальных и муниципальных вольностей, «Fuero real» и «Siete Partidas» Альфонса X содержат в себе новое законодательство, более благоприятное для королев ской власти. В Кастилии правление рано получает монархический характер, тогда как в Арагоне оно остается аристократическим. Фердинанд Святой, завоеватель Кордовы и Севильи, организует новую администрацию: он собирает вокруг себя совет из двенадцати законоведов, обязанных помогать ему при судоговорении, указывать ему на его ошибки и подавать ему советы в затруднительных случаях. Хотя существование этого совещательного комитета, по видимому, не освобождало его от обязанности спрашивать мнения ricos hombres и епископов, но не указывает ли эта попытка на то, что государь стремился освободиться от кон троля этих исконных советников короны? В управлении областями он заменил графов легче сменяемыми adelantados mayores. В Арагоне Хайме I не мог приобрес ти подобной свободы: ricos hombres и города шаг за шагом отстаивали старые учреждения. Королям Кастилии приходилось бороться лишь с человеческой волей или социальными силами; арагонским королям преграждала путь писаная конституция, в которой были записаны права нации и кото рая ставила предел их могуществу.
Арагонский justicia.Для решения возможных спо ров между короной и нацией в Арагоне, по-видимому, издавна существовала должность посредника, judex medius, о котором упоминает фуэро Собрарбы. Хайме I точно определил функции этого верховного судьи. «Justicia, — говорит один современник, — обязан жить при дворе, пока король не отлучается из Арагона; и здесь, в присутствии государя или — если он отсутствует — по его указу, он должен разбирать дела или выслушивать жалобы; каждый раз, когда ему приходится произносить приговор, последний должен быть обсуждаем королем, епископами и ricos hombres, находящимися при дворе; то, что большинством голосов будет решено вложить в уста justicia, он обязан произнести, нисколько не опасаясь последствий своего при говора, ибо последний постановлен не им, а теми, кому он в этом отношении обязан повиноваться».
Этот сановник, компетенция которого так строго ограничена, очень мало похож на того трибуна или эфора, все гда готового и склонного останавливать своим veto незаконные действия короля, каким его изображают новейшие историки. Justicia назначался королем, притом непременно из среды низшего дворянства, а не из числа членов аристократии. Нужны были очень важные обстоятельства, чтобы он решился оказать сопротивление тому человеку, который вверил ему его сан. Чтобы объяснить себе важность его должности, нам нет надобности превращать его в заклятого противника королевской прерогативы. В самом деле, сановник, произносивший приговоры, не мог долго оставаться простым органом верховного суда. Он естественно должен был обратиться в толкователя и защитника законов. Он являлся посредником в спорах, возникавших между короной и нацией. Будучи призван к поверке приговоров, произносимых различными трибуналами, он решал, действовал ли суд согласно с фуэрос или нет. Без сомнения, он произно сил иногда приговоры, которые король отнюдь не считал услугой для себя. Но этого недостаточно, чтобы придать должности justicia характер явной оппозиции. Великая своеобразность заключалась в том, что ее главной задачей было обеспечивать права каждого против тирании всех, вольности нации — против злоупотреблений власти, благосостояние подданных — против алчности фиска, личную свободу — против произвола церковных и светских трибуналов. Это учреждение делает честь средневековым арагонцам.
Кортесы.Еще более серьезной преградой для произ вола власти были арагонские кортесы (Генеральные штаты). Прежде всего, ей приходилось считаться не с одним, а с тремя собраниями, представлявшими три штата Арагонского королевства — Валенсию, Арагон и Каталонию, интересы, жалобы и стремления которых были различны и часто противоречивы. Другим затруднением являлся состав арагонских кортесов. Они состояли из четырех сословий: духовенства, высшей знати (ricos hombres), рыцарей и простых дворян, представителей городов. Знать имела двойное число представителей. Это была особенность, которой мы не встречаем ни в Каталонии, ни в Валенсии.
Сессию лично открывал король, который в своего рода тронной речи излагал причину сознания кортесов, свои нужды и требования. Каждое сословие удалялось и отдельно обсуждало предложения короля. Но прежде, чем ответить на них, кортесы представляли перечень запросов; они излагали свои неудовольствия и требовали предварительного удовлетворения своих жалоб. Король мог добиться от них субсидий лишь ценой многочисленных уступок. Отсюда воз никали между королем и кортесами продолжительные столкновения, в которых обе стороны старались не уступать ни шагу. Арагонцы славятся своим упорством. Выработка за конов представляла невероятные трудности. Кортесы действительно делили с королем законодательную власть. Что бы законопроект стал законом, необходимо было соглашение между нацией и государем, так что приходилось убеждать каждое сословие. Сопротивление одного человека являлось неодолимым препятствием.
Кастильские писатели производили свои кортесы от тех съездов Готской империи, состоявших из прелатов и сеньоров, которым отдавались на решение все важнейшие религиозные и политические вопросы. Некоторые законоведы считали несомненным, что эти собрания послужили образцом для частных кортесов Кастилии и Леона. В первое вре мя короли созывали для совещаний наиболее видных лиц страны. Вначале призывались лишь прелаты и вельможи; но на кортесах в Бургосе (1169), как видно из «Cronica general», наряду со светской и духовной знатью присутствовали и представители третьего сословия. Число городов, имевших право посылать представителей в кортесы, сначала не было установлено; в Каррионе (1188) присутствовали депутаты от 48 pueblos, в Бенавенте (1202) и Леоне (1208) каждый из городов имел своих представителей.
Организация кортесов еще отнюдь не представляла твердых форм. Короли созывали то все сословия нации, то духовных и вельмож, то членов третьего сословия. Даже после окончательного соединения Леона и Кастилии нередко случалось, что одно из этих государств отдельно созывало свои штаты. Иногда правительство советовалось лишь с представителями какой-нибудь одной провинции, например, Андалусии. Место собрания кортесов, их периодичность, участие того или другого сословия, количество прокураторов — все колебалось в зависимости от условий времени, от нужд и воли правительства. Компетенция кортесов была очень обширна. Альфонс X считал обязательным, чтобы они сзывались в сорокадневный срок после смерти короля для утверждения его преемника. Они вернули корону Кастилии Альфонсу VI; они вручили корону Леона Фердинанду III (1230) вопреки завещанию его отца. С ними совещались от носительно важнейших дел, как например, выбора опекунов в случае малолетства короля; они участвовали и в решении наиболее интимных вопросов, как например, о браке инфантов. Но главной их функцией было вотирование налогов. Этими денежными вопросами обуславливалось их, подчас нескромное, вмешательство даже в дела королевского дома. В 1258 г. они ограничили ежедневные расходы Альфонса X и королевы Виоланты 150 мараведисами и сделали внушение придворным, обедавшим за королевским столом, «кушать умереннее».
Дворянство.Но главным и действительным врагом королевской власти был независимый дух дворянства. Испания средних веков нисколько не похожа на средне вековую Францию; слово «феодализм» лишь с большой на тяжкой может быть применено к социальной организации той эпохи. Короли шаг за шагом отвоевывали страну у мавров; они раздали военачальникам огромные поместья, угодья и подданных. Эти пожалования и награды создали, конечно, могущественную и часто грозную аристократию, но происхождение феодальной системы более сложно. Здесь между вассалом и сюзереном не существовало той взаимности обязательств, которая является, по-видимому, наиболее характерной чертой французского общества той же эпохи. Феодальная связь является настолько же реальной, насколько личной, тогда как в Испании отношения между подданными и государем, между вассалом и его сюзереном носили преимущественно личный характер. Здесь не было той путаницы юрисдикции и феодов, не было той иерархии, которая от последнего дворянина, через ряд сеньоров, по очередно — вассалов и сюзеренов, восходила до короля, сюзерена над сюзеренами. «Дворянство Леона и Кастилии никогда не приобрело той независимости и силы, какой обладало германское, английское и французское дворянство; точно так же графы и сеньоры Кастилии не обладали ни правом чеканки, ни правом подвергаться лишь суду своих пэров, ни правом взимать феодальную помощь… Короли никогда не теряли высшей власти над всеми своими подданными, каково бы ни было звание последних; они созыва ли кортесы и председательствовали в них; суд производился от их имени; они обладали неотчуждаемым правом занимать в случаях крайней необходимости замки и крепости сеньоров, и все были обязаны помогать им на войне». Эти различия обнаруживаются особенно резко при сравнении Кастилии и Леона, вообще западной части полуострова, с феодальными государствами материка, и слабеют по мере приближения к Франции. Арагон кое-что заимствовал от нее; здесь существовало нечто вроде феода под названием honneur. Но одна только Каталония вполне соответствует типу феодального государства.
Однако и Испании пришлось пережить эпоху безначалия, которое в продолжение нескольких веков господствовало во всей остальной Европе. Аристократия долго сохраняла пре обладающее положение; она не щадила королевской власти и предписывала ей свои условия. В «Fuero Viejo» Кастилии сохранился след того периода мятежей. Мы узнаем отсюда, что ricos hombres могли отказывать королю в повиновении, заявив ему через одного из своей среды: «Государь, целую вашу руку за такого-то rico hombre, и отныне он более не ваш вассал». Будучи свободны от всяких обязательств, они могли уходить со своими слугами и товарищами на службу в соседнее государство и даже к мусульманам. По песням о Сипе можно судить о чувствах, которые питала знать к королевской власти в то время, когда складывались эти песни. В «Cronica rimada», «этом сборнике баллад и песен XII в.», Родриго изображен «гордым и своевольным вождем, который относился к королю с высокомерным презрением», а этот король, которому поэт дает имя Фердинанда, — «смешным человеком, который бледнеет перед мечом и невероятно туп». Этот взгляд свойствен не одним кастильцам. Достаточно прочитать рассказ о споре между Хайме I и доном Педро де Агонес, чтобы понять, какие отношения существовали между арагонскими королями и крупными сеньорами. Дон Педро, который славился своей военной опытностью, положил руку на меч, но Хайме своей железной рукой помешал ему извлечь его из ножен. Тогда он попытался обнажить кинжал, король и этому помешал. Товарищи дона Педро освободили его из железных объятий короля. «Так он ускользнул от нас, — рассказывает Хайме, — и никто из наших приближенных, находившихся в доме, не помог нам; напротив, они спокойно смотрели на происходившую между нами борьбу». Смелость дона Педро и равнодушие придворных достаточно характерны.
Крепостные.Эта аристократия сеньоров, владевшая поместьями и крупными доходами, носила название ricos hombres (богатые люди). Под ее властью жили свободные люди, пользовавшиеся известными вольностями, ибо она, подобно королям, признала необходимым даровать городам более или менее обширные права, обеспеченные хартиями. Сеньориальное поместье обрабатывалось рабами и колона ми, которые платили определенные подати (solariegos). В течение этого 300-летнего периода сельское рабство исчез ло в Кастилии, уступив место крепостному праву.
Положение solariego еще очень печально. «Fuero Viejo» заявляет, что «господин может взять тело solariego и все его достояние». Это — крепостное право во всей ею строгости. Правда, то же fuero делает различие между провинциями: он отличает от этого жалкого класса тех solariegos, ко торые населяли бассейн Дуро. Последние могли покидать землю, если их положение становилось слишком невыносимым, и искать более человечного господина. Сеньор не имел права помешать их выселению; он мог только задержать имущество, которое они уносили.
Гораздо более сурово было положение рабов в Арагоне. В Каталонии, в долинах Вик, Гирона и Ампуриас pages de Remenza не могли ни покидать землю, ни отчуждать ее, ни вступать в брак без разрешения своего господина. «Арагон ские дворяне и другие землевладельцы, не принадлежащие к церкви, — говорит арагонское уложение, — могут по своей воле хорошо или дурно обращаться со своими рабскими держателями и безапелляционно присваивать себе их имущество, и король отнюдь не может вмешиваться в дела их сеньорий».
В то время, как эти рабы были навеки прикреплены к своему господину, в Кастилии существовали округа, кото рые свободно выбирали своих господ. Эти округа назывались Behetrias. Иногда осуществление этого права не под лежало никаким ограничениям: Behetrias de mar amar мог ли избирать себе господина из любой фамилии и любой области королевства. Иногда выбор мог производиться лишь в пределах какой-нибудь одной семьи (behetrias de familia). В обоих случаях повиновение вассалов ограничивалось лишь их капризом или пределами их терпения. Если покровительство становилось тиранией, то они меняли патрона. Некоторые behetrias имели право менять господина по семь раз в день.
Города.В оппозиции с феодальной властью сеньоров стояли королевские города и местечки. Завоевание страны у мусульман было одной из важнейших причин развития городов. Лишь только военный успех отдавал в руки христианских вождей часть мусульманской территории, они спешили заселить ее своими солдатами и привлечь единоверных поселенцев. Таким образом они основывали на завоеванной земле нечто вроде колонии; они одаряли ее многочисленными льготами и обращали ее в свободную общину; они давали ей право содержать ополчение и вполне или отчасти предоставляли ей право избирать своих магистратов; они гарантировали личную безопасность поселенцев против злоупотреблений своих собственных чиновников и даже иногда обещали безнаказанность преступникам, которые иска ли спасения и оседло поселялись в этих убежищах. Таковы главные льготы, записанные в муниципальных хартиях, или фуэрос. Не все города, владевшие фуэрос, получали одни и те же льготы, но всем предоставлялась известная доля независимости. Освободительное движение, начавшееся в XI в., позднее все усиливается. Леон получил свое фуэро в 1020 г., Нахера — в 1035-м, Сепульведа — в 1076~м. Особенно мно гочисленны подобного рода пожалования в XII и XIII вв. Некоторые из этих фуэрос приобрели известность как образцы. Короли жаловали не ту или другую привилегию, а то или другое фуэро. Так, фуэро Сепульведы было введено во множестве других городов. Фердинанд III даровал (1222) фуэро Толедо с некоторыми прибавлениями завоеванным им андалусским городам — Кордове, Севилье, Мурсии, Кар моне. Хартия Куэйки (1190) послужила образцом для мно гих других фуэрос, заимствовавших из нее большинство своих статей.
Арагон шел по тому же пути, что и Кастилия. В 1064 г. король Санчо Рамирес пожаловал Яке ее фуэро; Альфонс Воитель даровал Сарагосе самые широкие вольности. Под влиянием этого либерального законодательства города сделались настоящей силой в государстве. Ополчения Сории, Медина-Сели, Куэнки, Вальядолида, Авилы и другие сражались при Лас-Навас-де-Толоса наряду с феодальными войсками. Богатые и многолюдные общины составляли ассоциации для защиты своих прав и искоренения разбойничества. Эти братские лиги, или германдады, особенно многочисленны в XIII в.; они были направлены против дворянства, которое своими насилиями, грабежами и убийствами истощало города и деревни. Они не стеснялись даже оказывать сопротивление королю. В 1295 г. 32 города Леона и Галисии подписали настоящий союзни ческий договор наступательного и оборонительного свойства против всякого, будь то король, королевский чиновник, сеньор или духовное лицо, кто нарушит их вольности, взыщет налог вопреки фуэро и вторгнется во владения общины или поместье vecino. Они обещали друг другу военную помощь, назначили депутатов, обязанных следить за исполнением союзного договора, и постановили нака зывать всякого нарушителя штрафом в тысячу мараведис, который при каждом рецидиве удваивался.
Воинственный дух испанских городов отчасти объясняется их происхождением. Это были колонии солдат или по селения земледельцев, обязанных жить под оружием и в постоянной тревоге; поэтому их население было пылко и воинственно. Их ополчения представляли собой маленькие армии, состоявшие из кавалерии и пехоты. Богатым землевладельцам, несшим службу верхом, Альфонс VII пожаловал права дворянства. Таким образом образовалось нечто вроде всаднического сословия — городская caballeria, пользо вавшаяся большим влиянием в городах. Fuero Молины предоставлял ей все муниципальные должности; обычно caballeros делили их с простыми vecinos. Существование этого класса значительно содействовало поддержанию в городском населении смелости и решительности, несовместимых с наклонностями трудолюбивой буржуазии.
Духовное развитие.Обеспечив себе безопасность своими победами над неверными, освободившись от гнетущего страха опустошительных набегов, население полуострова начинает приходить в себя, отдаваться другим нуждам, кроме материальных, другим занятиям, кроме кровавого дела войны. Это уже не те люди, которых арабские историки изображают нам дикарями, покрытыми грязью и насекомыми и носящими свою одежду из звериных шкур до тех пор, пока она спадет клочьями. Прошло то время, когда, по словам старинной хроники, «короли, графы, вельможи и все рыцари, кичившиеся своим военным званием, помещали своих коней в те самые комнаты, где стояла их постель или где они жили со своими женами, дабы, услышав военный клич, они без замедления могли вскочить на готового к битве коня и двинуться в путь». Начали развиваться мирные искусства. Архитектура, создающая иногда дивные памятники, обнаруживает пробуждение эстетического чувства, в то время, как другие духовные способности еще дремлют; в XII и XIII вв. были сооружены великолепные соборы Леона, Бургоса, Толедо, Барселоны. Человеческий дух, казалось, выходил из оцепенения. Нарождалась история; Родриго из Толедо и Лука де Тюи (XIII в.) собрали рассеянные обрывки старинных хроник и записали воспоминания о борьбе с неверными. Воины и государи находили удовольствие в том, чтобы рассказывать события своего времени. Арагонский король Хайме I написал по-каталонски историю своих завоеваний. Все наречия полуострова сразу получили свою окончательную форму и были закреплены литературными произведениями. Чтобы распространить любовь к наукам и словесности, были основаны университеты в Валенсии (1208) и Саламанке (1249). Распространяется изучение римского права. Альфонс Мудрый с помощью легистов заканчивает составление «Siete Partidas», начатое Фердинандом Святым. Лучшими поэтами той эпохи являются те безымянные певцы, которые в своих романцеро оставили нам яркое изображение испанского духа с его фанатизмом, героизмом, эпическим величием и культом идеала.
Poblaciones.Христианам приходилось завоевывать территорию шаг за шагом, и еще медленнее они овладевали землей. Между наступавшими христианами и отступавши ми мусульманами лежала широкая полоса необработанной земли с разрушенными селениями — настоящая пустыня, по которой войскам приходилось идти несколько дней, прежде чем они достигали неприятельской границы. Каждое новое поражение неверных отодвигало эту Марку к югу. По зади этой подвижной ограды возрождалась сельская и городская жизнь. Избыток населения горных областей севера переходил на плоскогорья и еще далее к югу. Пересе ленцы восстанавливали разрушенные города или строили новые; они снова вступали во владение землей. Таким образом, завоевание сменялось колонизацией; вновь основанные поселения назывались poblaciones.
Мусульмане, уцелевшие от битв и избиений, бежали прочь от ненавистного владычества христиан; они толпами покидали деревни и большими группами держались лишь в крупных городах, где, как в Толедо, условия капитуляции обеспечивали им на некоторое время сносное существование. Прочно удержались лишь древние обитатели готской Испании, которые, находясь несколько веков под властью арабов, переняли от своих господ нравы и одежду, хотя и не отреклись от своей веры. Их называли мозарабами; принадлежа к той же расе и вере, что победители, они могли быть спокойны за свою участь, и слияние этих двух элементов совершилось очень быстро.
Таким образом, завоеватели почти совершенно очистили от мусульман плоскогорья Старой и Новой Кастилии; но в Андалусии, в королевствах Мурсии и Валенсии мусульманское население было настолько густо, что, несмотря на резни, оно еще долго сохраняло численное превосходство. Хайме I в Валенсии, Фердинанд Святой в Севилье и Кордо ве довольствовались вначале тем, что водворяли в покоренных городах испанские колонии. Из Севильи удалилось, по преданию, 100 тысяч жителей, которые тотчас были замещены; дома бежавших король отдавал христианам; поселенцы приходили даже из-за Пиренеев. Многие из этих будущих кастильцев были уроженцами Южной Франции. Вскоре стало не хватать домов; спрос превышал предложение. Да и кто не променял бы суровые горы Северной и Централь ной Испании на мягкие долины Гвадалквивира? Город Мурсию Хайме разделил широкой дорогой на две части — христианскую и мусульманскую; но, несмотря на существование этой границы, сожительство с неверными в одном и том же городе претило фанатикам-мусульманам, и они ушли. Когда Валенсия в последний раз возмутилась при Хайме I, он не поколебался произвести одно из тех жестоких гонений, которые так часто повторялись в истории полуострова. Все нехристиане были изгнаны; более 200 тысяч беглецов направилось во владения гренадского эмира. «Так велико было количество изгнанных, что они занимали добрых пять миль дороги и что со времени битвы при Лас-Навасе не было видано такого количества мусульман в одном месте». В конце концов Андалусия мирным или насильственным путем была очищена от занимавших ее мусульман. Лишь немногие из них согласились переменить веру.
Королевская власть.Те короли, которые столь удачно и настойчиво руководили завоеванием Испании, приобретали любовь подданных преимущественно своими военными талантами. Государи вроде Бермуда Кастильского и Рамира Арагонского, удалившихся в монастырь, или, в позднейшее время, Санчо Капелло Португальского, слишком преданного своим удовольствиям, не могли рассчитывать на продолжительное владычество над воинственной нацией. К уважению, внушаемому высшим саном, присоединялись авторитет вождя и слава завоевателя. В глазах испанцев король являлся воплощением национального и религиозного реванша. Влияние римского права, сделавшееся столь значительным начиная с XIII в., еще более усилило престиж монархической власти: «Да будет ведомо всем, — говорит Fueroreal, — что жизнь и безопасность короля вверены их охране и их пламенной верности; и да не осмелится никто противодействовать королю и его верховной власти поступком, словом или советом, возбуждать мятеж и вступать в соглашение с его врагами. И каково бы ни было звание человека, совершившего такой проступок, он должен быть признан недостойным жизни и осужден на смерть». Но верноподданство требовало известных ограничений. Сын Фердинанда Святого, Альфонс X Мудрый, в своем за конодательном кодексе, известном под названием «Законов семи частей» (Leyes de las siete partidas), предписывал сво им подданным охранять короля от него самого и от третьих лиц, которые могут увлечь его на ложный путь. Государь, имевший наиболее высокое представление о своих правах, сам ограничивал пределы повиновения.
То же было и в Португалии, и Арагоне. Любопытно, однако, что арагонские короли искали иноземной помощи против своеволия своих подданных. Петр II отправился в Рим принять корону из рук папы и признал себя вассалом святого престола; той же милости просил Хайме I от Григория X, который, однако, потребовал за нее слишком дорогую цену.
В Португалии королевская власть была молодым учреждением, возникшим на поле битвы при Урике среди криков победоносной армии. На кортесах в Ламего Альфонс формально признал, что получил корону от своих подданных. В Кастилии королевская власть всегда пользовалась большим уважением, чем в соседних государствах. В то время, как законы, изданные Хайме I на кортесах в Эксеа (1247), являются лишь подтверждением fueros и, следовательно, сеньориальных и муниципальных вольностей, «Fuero real» и «Siete Partidas» Альфонса X содержат в себе новое законодательство, более благоприятное для королев ской власти. В Кастилии правление рано получает монархический характер, тогда как в Арагоне оно остается аристократическим. Фердинанд Святой, завоеватель Кордовы и Севильи, организует новую администрацию: он собирает вокруг себя совет из двенадцати законоведов, обязанных помогать ему при судоговорении, указывать ему на его ошибки и подавать ему советы в затруднительных случаях. Хотя существование этого совещательного комитета, по видимому, не освобождало его от обязанности спрашивать мнения ricos hombres и епископов, но не указывает ли эта попытка на то, что государь стремился освободиться от кон троля этих исконных советников короны? В управлении областями он заменил графов легче сменяемыми adelantados mayores. В Арагоне Хайме I не мог приобрес ти подобной свободы: ricos hombres и города шаг за шагом отстаивали старые учреждения. Королям Кастилии приходилось бороться лишь с человеческой волей или социальными силами; арагонским королям преграждала путь писаная конституция, в которой были записаны права нации и кото рая ставила предел их могуществу.
Арагонский justicia.Для решения возможных спо ров между короной и нацией в Арагоне, по-видимому, издавна существовала должность посредника, judex medius, о котором упоминает фуэро Собрарбы. Хайме I точно определил функции этого верховного судьи. «Justicia, — говорит один современник, — обязан жить при дворе, пока король не отлучается из Арагона; и здесь, в присутствии государя или — если он отсутствует — по его указу, он должен разбирать дела или выслушивать жалобы; каждый раз, когда ему приходится произносить приговор, последний должен быть обсуждаем королем, епископами и ricos hombres, находящимися при дворе; то, что большинством голосов будет решено вложить в уста justicia, он обязан произнести, нисколько не опасаясь последствий своего при говора, ибо последний постановлен не им, а теми, кому он в этом отношении обязан повиноваться».
Этот сановник, компетенция которого так строго ограничена, очень мало похож на того трибуна или эфора, все гда готового и склонного останавливать своим veto незаконные действия короля, каким его изображают новейшие историки. Justicia назначался королем, притом непременно из среды низшего дворянства, а не из числа членов аристократии. Нужны были очень важные обстоятельства, чтобы он решился оказать сопротивление тому человеку, который вверил ему его сан. Чтобы объяснить себе важность его должности, нам нет надобности превращать его в заклятого противника королевской прерогативы. В самом деле, сановник, произносивший приговоры, не мог долго оставаться простым органом верховного суда. Он естественно должен был обратиться в толкователя и защитника законов. Он являлся посредником в спорах, возникавших между короной и нацией. Будучи призван к поверке приговоров, произносимых различными трибуналами, он решал, действовал ли суд согласно с фуэрос или нет. Без сомнения, он произно сил иногда приговоры, которые король отнюдь не считал услугой для себя. Но этого недостаточно, чтобы придать должности justicia характер явной оппозиции. Великая своеобразность заключалась в том, что ее главной задачей было обеспечивать права каждого против тирании всех, вольности нации — против злоупотреблений власти, благосостояние подданных — против алчности фиска, личную свободу — против произвола церковных и светских трибуналов. Это учреждение делает честь средневековым арагонцам.
Кортесы.Еще более серьезной преградой для произ вола власти были арагонские кортесы (Генеральные штаты). Прежде всего, ей приходилось считаться не с одним, а с тремя собраниями, представлявшими три штата Арагонского королевства — Валенсию, Арагон и Каталонию, интересы, жалобы и стремления которых были различны и часто противоречивы. Другим затруднением являлся состав арагонских кортесов. Они состояли из четырех сословий: духовенства, высшей знати (ricos hombres), рыцарей и простых дворян, представителей городов. Знать имела двойное число представителей. Это была особенность, которой мы не встречаем ни в Каталонии, ни в Валенсии.
Сессию лично открывал король, который в своего рода тронной речи излагал причину сознания кортесов, свои нужды и требования. Каждое сословие удалялось и отдельно обсуждало предложения короля. Но прежде, чем ответить на них, кортесы представляли перечень запросов; они излагали свои неудовольствия и требовали предварительного удовлетворения своих жалоб. Король мог добиться от них субсидий лишь ценой многочисленных уступок. Отсюда воз никали между королем и кортесами продолжительные столкновения, в которых обе стороны старались не уступать ни шагу. Арагонцы славятся своим упорством. Выработка за конов представляла невероятные трудности. Кортесы действительно делили с королем законодательную власть. Что бы законопроект стал законом, необходимо было соглашение между нацией и государем, так что приходилось убеждать каждое сословие. Сопротивление одного человека являлось неодолимым препятствием.
Кастильские писатели производили свои кортесы от тех съездов Готской империи, состоявших из прелатов и сеньоров, которым отдавались на решение все важнейшие религиозные и политические вопросы. Некоторые законоведы считали несомненным, что эти собрания послужили образцом для частных кортесов Кастилии и Леона. В первое вре мя короли созывали для совещаний наиболее видных лиц страны. Вначале призывались лишь прелаты и вельможи; но на кортесах в Бургосе (1169), как видно из «Cronica general», наряду со светской и духовной знатью присутствовали и представители третьего сословия. Число городов, имевших право посылать представителей в кортесы, сначала не было установлено; в Каррионе (1188) присутствовали депутаты от 48 pueblos, в Бенавенте (1202) и Леоне (1208) каждый из городов имел своих представителей.
Организация кортесов еще отнюдь не представляла твердых форм. Короли созывали то все сословия нации, то духовных и вельмож, то членов третьего сословия. Даже после окончательного соединения Леона и Кастилии нередко случалось, что одно из этих государств отдельно созывало свои штаты. Иногда правительство советовалось лишь с представителями какой-нибудь одной провинции, например, Андалусии. Место собрания кортесов, их периодичность, участие того или другого сословия, количество прокураторов — все колебалось в зависимости от условий времени, от нужд и воли правительства. Компетенция кортесов была очень обширна. Альфонс X считал обязательным, чтобы они сзывались в сорокадневный срок после смерти короля для утверждения его преемника. Они вернули корону Кастилии Альфонсу VI; они вручили корону Леона Фердинанду III (1230) вопреки завещанию его отца. С ними совещались от носительно важнейших дел, как например, выбора опекунов в случае малолетства короля; они участвовали и в решении наиболее интимных вопросов, как например, о браке инфантов. Но главной их функцией было вотирование налогов. Этими денежными вопросами обуславливалось их, подчас нескромное, вмешательство даже в дела королевского дома. В 1258 г. они ограничили ежедневные расходы Альфонса X и королевы Виоланты 150 мараведисами и сделали внушение придворным, обедавшим за королевским столом, «кушать умереннее».
Дворянство.Но главным и действительным врагом королевской власти был независимый дух дворянства. Испания средних веков нисколько не похожа на средне вековую Францию; слово «феодализм» лишь с большой на тяжкой может быть применено к социальной организации той эпохи. Короли шаг за шагом отвоевывали страну у мавров; они раздали военачальникам огромные поместья, угодья и подданных. Эти пожалования и награды создали, конечно, могущественную и часто грозную аристократию, но происхождение феодальной системы более сложно. Здесь между вассалом и сюзереном не существовало той взаимности обязательств, которая является, по-видимому, наиболее характерной чертой французского общества той же эпохи. Феодальная связь является настолько же реальной, насколько личной, тогда как в Испании отношения между подданными и государем, между вассалом и его сюзереном носили преимущественно личный характер. Здесь не было той путаницы юрисдикции и феодов, не было той иерархии, которая от последнего дворянина, через ряд сеньоров, по очередно — вассалов и сюзеренов, восходила до короля, сюзерена над сюзеренами. «Дворянство Леона и Кастилии никогда не приобрело той независимости и силы, какой обладало германское, английское и французское дворянство; точно так же графы и сеньоры Кастилии не обладали ни правом чеканки, ни правом подвергаться лишь суду своих пэров, ни правом взимать феодальную помощь… Короли никогда не теряли высшей власти над всеми своими подданными, каково бы ни было звание последних; они созыва ли кортесы и председательствовали в них; суд производился от их имени; они обладали неотчуждаемым правом занимать в случаях крайней необходимости замки и крепости сеньоров, и все были обязаны помогать им на войне». Эти различия обнаруживаются особенно резко при сравнении Кастилии и Леона, вообще западной части полуострова, с феодальными государствами материка, и слабеют по мере приближения к Франции. Арагон кое-что заимствовал от нее; здесь существовало нечто вроде феода под названием honneur. Но одна только Каталония вполне соответствует типу феодального государства.
Однако и Испании пришлось пережить эпоху безначалия, которое в продолжение нескольких веков господствовало во всей остальной Европе. Аристократия долго сохраняла пре обладающее положение; она не щадила королевской власти и предписывала ей свои условия. В «Fuero Viejo» Кастилии сохранился след того периода мятежей. Мы узнаем отсюда, что ricos hombres могли отказывать королю в повиновении, заявив ему через одного из своей среды: «Государь, целую вашу руку за такого-то rico hombre, и отныне он более не ваш вассал». Будучи свободны от всяких обязательств, они могли уходить со своими слугами и товарищами на службу в соседнее государство и даже к мусульманам. По песням о Сипе можно судить о чувствах, которые питала знать к королевской власти в то время, когда складывались эти песни. В «Cronica rimada», «этом сборнике баллад и песен XII в.», Родриго изображен «гордым и своевольным вождем, который относился к королю с высокомерным презрением», а этот король, которому поэт дает имя Фердинанда, — «смешным человеком, который бледнеет перед мечом и невероятно туп». Этот взгляд свойствен не одним кастильцам. Достаточно прочитать рассказ о споре между Хайме I и доном Педро де Агонес, чтобы понять, какие отношения существовали между арагонскими королями и крупными сеньорами. Дон Педро, который славился своей военной опытностью, положил руку на меч, но Хайме своей железной рукой помешал ему извлечь его из ножен. Тогда он попытался обнажить кинжал, король и этому помешал. Товарищи дона Педро освободили его из железных объятий короля. «Так он ускользнул от нас, — рассказывает Хайме, — и никто из наших приближенных, находившихся в доме, не помог нам; напротив, они спокойно смотрели на происходившую между нами борьбу». Смелость дона Педро и равнодушие придворных достаточно характерны.
Крепостные.Эта аристократия сеньоров, владевшая поместьями и крупными доходами, носила название ricos hombres (богатые люди). Под ее властью жили свободные люди, пользовавшиеся известными вольностями, ибо она, подобно королям, признала необходимым даровать городам более или менее обширные права, обеспеченные хартиями. Сеньориальное поместье обрабатывалось рабами и колона ми, которые платили определенные подати (solariegos). В течение этого 300-летнего периода сельское рабство исчез ло в Кастилии, уступив место крепостному праву.
Положение solariego еще очень печально. «Fuero Viejo» заявляет, что «господин может взять тело solariego и все его достояние». Это — крепостное право во всей ею строгости. Правда, то же fuero делает различие между провинциями: он отличает от этого жалкого класса тех solariegos, ко торые населяли бассейн Дуро. Последние могли покидать землю, если их положение становилось слишком невыносимым, и искать более человечного господина. Сеньор не имел права помешать их выселению; он мог только задержать имущество, которое они уносили.
Гораздо более сурово было положение рабов в Арагоне. В Каталонии, в долинах Вик, Гирона и Ампуриас pages de Remenza не могли ни покидать землю, ни отчуждать ее, ни вступать в брак без разрешения своего господина. «Арагон ские дворяне и другие землевладельцы, не принадлежащие к церкви, — говорит арагонское уложение, — могут по своей воле хорошо или дурно обращаться со своими рабскими держателями и безапелляционно присваивать себе их имущество, и король отнюдь не может вмешиваться в дела их сеньорий».
В то время, как эти рабы были навеки прикреплены к своему господину, в Кастилии существовали округа, кото рые свободно выбирали своих господ. Эти округа назывались Behetrias. Иногда осуществление этого права не под лежало никаким ограничениям: Behetrias de mar amar мог ли избирать себе господина из любой фамилии и любой области королевства. Иногда выбор мог производиться лишь в пределах какой-нибудь одной семьи (behetrias de familia). В обоих случаях повиновение вассалов ограничивалось лишь их капризом или пределами их терпения. Если покровительство становилось тиранией, то они меняли патрона. Некоторые behetrias имели право менять господина по семь раз в день.
Города.В оппозиции с феодальной властью сеньоров стояли королевские города и местечки. Завоевание страны у мусульман было одной из важнейших причин развития городов. Лишь только военный успех отдавал в руки христианских вождей часть мусульманской территории, они спешили заселить ее своими солдатами и привлечь единоверных поселенцев. Таким образом они основывали на завоеванной земле нечто вроде колонии; они одаряли ее многочисленными льготами и обращали ее в свободную общину; они давали ей право содержать ополчение и вполне или отчасти предоставляли ей право избирать своих магистратов; они гарантировали личную безопасность поселенцев против злоупотреблений своих собственных чиновников и даже иногда обещали безнаказанность преступникам, которые иска ли спасения и оседло поселялись в этих убежищах. Таковы главные льготы, записанные в муниципальных хартиях, или фуэрос. Не все города, владевшие фуэрос, получали одни и те же льготы, но всем предоставлялась известная доля независимости. Освободительное движение, начавшееся в XI в., позднее все усиливается. Леон получил свое фуэро в 1020 г., Нахера — в 1035-м, Сепульведа — в 1076~м. Особенно мно гочисленны подобного рода пожалования в XII и XIII вв. Некоторые из этих фуэрос приобрели известность как образцы. Короли жаловали не ту или другую привилегию, а то или другое фуэро. Так, фуэро Сепульведы было введено во множестве других городов. Фердинанд III даровал (1222) фуэро Толедо с некоторыми прибавлениями завоеванным им андалусским городам — Кордове, Севилье, Мурсии, Кар моне. Хартия Куэйки (1190) послужила образцом для мно гих других фуэрос, заимствовавших из нее большинство своих статей.
Арагон шел по тому же пути, что и Кастилия. В 1064 г. король Санчо Рамирес пожаловал Яке ее фуэро; Альфонс Воитель даровал Сарагосе самые широкие вольности. Под влиянием этого либерального законодательства города сделались настоящей силой в государстве. Ополчения Сории, Медина-Сели, Куэнки, Вальядолида, Авилы и другие сражались при Лас-Навас-де-Толоса наряду с феодальными войсками. Богатые и многолюдные общины составляли ассоциации для защиты своих прав и искоренения разбойничества. Эти братские лиги, или германдады, особенно многочисленны в XIII в.; они были направлены против дворянства, которое своими насилиями, грабежами и убийствами истощало города и деревни. Они не стеснялись даже оказывать сопротивление королю. В 1295 г. 32 города Леона и Галисии подписали настоящий союзни ческий договор наступательного и оборонительного свойства против всякого, будь то король, королевский чиновник, сеньор или духовное лицо, кто нарушит их вольности, взыщет налог вопреки фуэро и вторгнется во владения общины или поместье vecino. Они обещали друг другу военную помощь, назначили депутатов, обязанных следить за исполнением союзного договора, и постановили нака зывать всякого нарушителя штрафом в тысячу мараведис, который при каждом рецидиве удваивался.
Воинственный дух испанских городов отчасти объясняется их происхождением. Это были колонии солдат или по селения земледельцев, обязанных жить под оружием и в постоянной тревоге; поэтому их население было пылко и воинственно. Их ополчения представляли собой маленькие армии, состоявшие из кавалерии и пехоты. Богатым землевладельцам, несшим службу верхом, Альфонс VII пожаловал права дворянства. Таким образом образовалось нечто вроде всаднического сословия — городская caballeria, пользо вавшаяся большим влиянием в городах. Fuero Молины предоставлял ей все муниципальные должности; обычно caballeros делили их с простыми vecinos. Существование этого класса значительно содействовало поддержанию в городском населении смелости и решительности, несовместимых с наклонностями трудолюбивой буржуазии.
Духовное развитие.Обеспечив себе безопасность своими победами над неверными, освободившись от гнетущего страха опустошительных набегов, население полуострова начинает приходить в себя, отдаваться другим нуждам, кроме материальных, другим занятиям, кроме кровавого дела войны. Это уже не те люди, которых арабские историки изображают нам дикарями, покрытыми грязью и насекомыми и носящими свою одежду из звериных шкур до тех пор, пока она спадет клочьями. Прошло то время, когда, по словам старинной хроники, «короли, графы, вельможи и все рыцари, кичившиеся своим военным званием, помещали своих коней в те самые комнаты, где стояла их постель или где они жили со своими женами, дабы, услышав военный клич, они без замедления могли вскочить на готового к битве коня и двинуться в путь». Начали развиваться мирные искусства. Архитектура, создающая иногда дивные памятники, обнаруживает пробуждение эстетического чувства, в то время, как другие духовные способности еще дремлют; в XII и XIII вв. были сооружены великолепные соборы Леона, Бургоса, Толедо, Барселоны. Человеческий дух, казалось, выходил из оцепенения. Нарождалась история; Родриго из Толедо и Лука де Тюи (XIII в.) собрали рассеянные обрывки старинных хроник и записали воспоминания о борьбе с неверными. Воины и государи находили удовольствие в том, чтобы рассказывать события своего времени. Арагонский король Хайме I написал по-каталонски историю своих завоеваний. Все наречия полуострова сразу получили свою окончательную форму и были закреплены литературными произведениями. Чтобы распространить любовь к наукам и словесности, были основаны университеты в Валенсии (1208) и Саламанке (1249). Распространяется изучение римского права. Альфонс Мудрый с помощью легистов заканчивает составление «Siete Partidas», начатое Фердинандом Святым. Лучшими поэтами той эпохи являются те безымянные певцы, которые в своих романцеро оставили нам яркое изображение испанского духа с его фанатизмом, героизмом, эпическим величием и культом идеала.
- - - - - - Сообщение автоматически склеено - - - - - -
Альфонс X Кастильский и Петр III АрагонскийНовый характер испанской истории. — Альфонс X Кастильский и Альфонс III Португальский. — Гренадский эмират. — Альфонс X и знать. — Внутреннее управление Хайме и Петра III Арагонских. — Privilegio general (1283). — Итальянская политика Арагона. — Притязания Альфонса X на корону «Священной Римской империи». — Дон Санчо и дети ла Серды.
Спойлер (раскрыть)
Новый характер испанской истории.Царствования Альфонса X Кастильского (1252–1284) и Петра III Арагонского (1276–1285) представляют черты, знаменующие собой начало новой эпохи. Завоевание Испании, гесоnquista, как говорят по ту сторону Пиренеев, может считаться за конченным. Борьба между Кастилией и гренадским эмира том представляет собой лишь ряд столкновений между сю зереном и его вассалом, уступающим ему по силе, но чрезвычайно подвижным и склонным к мятежу. Арагонское королевство достигло границ, за которые оно более не перешагает. Отныне энергия, которую обе христианские державы развивали против мусульман, получает другое направление; крестовый поход сменяется внутренними смутами. То же самое происходит и в Португалии. И в предшествую щую эпоху королям не раз приходилось бороться с происками аристократии; но они еще не стремились злоупотреблять своей властью, и знать, отвлекаемая священной войной, обогащаемая завоеваниями и добычей, старалась скорее обеспечивать себе расположение государя, чем ослаблять его власть. Борьба Кастро и Лара является соперничеством двух фамилий, оспаривающих друг у друга пути к влиянию и власти. Лишь в конце XIII в. ясно обнаруживается стремление короля и подданных установить размеры своих прав. Альфонс X формулирует в «Законе семи частей» теорию королевского всемогущества; следующие два века покажут, как далеко действительность расходится с его теорией.
Альфонс X Кастильский и Альфонс III Португальский.Преемник Фердинанда Святого Альфонс Кастильский — один из замечательнейших государей средних веков. Ученый, поэт, историк, законодатель, он обладал все ми качествами, делающими честь человеческой природе, за исключением политических способностей. Его честолюбие далеко превышало его средства; его притязания никогда не поддерживались сильной волей.
В начале своего царствования он с большими издержками подготовил экспедицию против Марокко, от которой вскоре должен был отказаться. Большим успехом увенчались его по ходы в бассейн нижнего Гвадалквивира; он покорил несколько городов, которые не поддались его отцу, — Херес, Небриху. Взятие Ниеблы (1257) открыло ему доступ в Альгарвию, но здесь ему приходилось считаться с Португалией, которая так же заявляла притязания на эту провинцию. Португальский король Альфонс III (1245–1279) обладал той спокойной энергией, которой недоставало его сопернику. Ему также приходилось бороться с церковной и светской аристократией, которая возвела его на трон и хотела держать в опеке. Он сумел внушить ей покорность и дать отпор епископам, которые обвиняли его в нарушении церковных привилегий, и римской курии, хотевшей заставить его вернуть отвергнутую им жену, графиню Болонскую. Папа наложил интердикт на его королевство; он не уступил, и Урбан IV; отчаявшись в победе, по смерти его первой жены признал законными детей, родившихся от его второго брака. Такое же упорство обнаружил он и в борьбе с духовенством. Только на смертном одре удалось вырвать у него отречение от своего образа действий — отречение, которое притом едва ли было искренно.
Замечательный организатор, Альфонс населил множество городов, обезлюдевших во время завоевания. Он восстановил стены Бехи и сделал эту крепость оплотом королевства. У устьев Дуро, напротив епископального города Порто, он основал королевский город Вилланова-де-Гайа, которому в числе других привилегий даровал обширные права по речной и морской торговле. Более чуткий к эконо мическим нуждам, чем его современники, он содействовал развитию торговли путем основания свободных рынков и призывал иностранных мастеров, чтобы поднять уровень национальной промышленности.
Такой человек не отказывается добровольно от своих притязаний. Он предпочел вступить в войну, чем допустить кастильцев утвердиться в Южной Альгарвии. Альфонс X уступил: он выдал свою дочь за своего соперника и уступил ему спорную область Сильвес, удержав за собой лишь номинальный суверенитет, в силу которого новый владелец обязан был в случае необходимости доставлять ему вспо могательный отряд в 50 копий.
Гренадский эмират.Во время своих первых походов против неверных Альфонс X призывал на помощь своего вассала, эмира Гренады. Каковы бы ни были его затаенные чувства, Ибн-аль-Амар не осмелился уклониться от своих феодальных обязательств. Однако эта покорность была для него тяжким бременем. Он выжидал лишь благоприятной минуты, чтобы свергнуть с себя иго. Основанное им государство быстро достигло высокой степени могущества и благосостояния. Столицей его он сделал Гренаду, усилив ее естественную неприступность крепкими стенами и дав приют в ней мусульманам, бежавшим от владычества христиан. При каждом завоевании Фердинанда Святого и Хайме Арагонского новый поток беглецов увеличивал ко личество его подданных Эти изгнанники приносили в долины Хениля и Дарро свою промышленность, свои сельскохозяйственные знания и свою ненависть к слову «христианин», так что этот ничтожный обломок омейядской державы начал становиться опасным вследствие многочисленности своего населения и его пылкого патриотизма и фанатизма. Эмир приобрел любовь подданных своей доступностью и заботливым управлением. Несмотря на простоту своего образа жизни, он не жалел издержек на украшение своей столицы. Под его покровительством развилось артистическое движение, которое спустя столетие создало чудеса Аль гамбры.
К этому-то государю естественно обращались взоры мусульман, рассеянных по владениям Альфонса X. В Мурсии, в Хересе восстание ждало лишь вождя. Он отказывался стать во главе заговорщиков, но тайно подстрекал их взяться за оружие. В один и тот же день вспыхнул мятеж в двух концах Андалусии; христиане везде подверглись избиению, Кастильский король тотчас выступил в поход и потребовал от Ибн-аль-Амара подкреплений. Эмир ответил, что он не уверен в своих войсках и что политические соображения заставляют его щадить своих единоверцев. Но это извинение не удовлетворило Альфонса, и он тотчас начал враждебные действия против своего подозрительного союзника (1261). Движение могло бы сделаться опасным, если бы внутренние затруднения — восстания вали Комареса, Малаги и Кадикса — не парализовали усилий Гренады. Кастильский король, обеспеченный с этой стороны, подступил к Хересу, который и взял после пятимесячной осады. В течение этого промежутка его тесть Хайме Арагонский вступился за его интересы и снова водворил его власть в королевстве Мурсии.
Альфонс X и знать.Он сделал еще больше: он дал ему несколько мудрых советов. Между тем как Альфонс был занят умозрениями высшего порядка и, как рассказывают, утверждал, что, если бы Творец вселенной спросил его совета, он внушил бы Ему несколько удачных изменений, — его неразумная политика разоряла государство. Чтобы достать денег, он выпустил низкопробную монету и, чтобы остановить наступившее вслед за тем вздорожание товаров, издал закон о maximum. Возбуждая оппозицию против себя, он позаботился и о том, чтобы дать ей вождей. Несмотря на пример отца и вопреки советам своего тестя, он увеличи вал силы знати, осыпая ее дарами, льготами и милостями. Благодаря его пожалованиям число вассалов Нуньо Гонза леса де Лара достигло трехсот. Если король надеялся этим путем привязать к себе аристократию, то он очень скоро был разочарован. Сила, которую он создал собственными руками, обратилась против него самого. Когда он отказался в пользу Португалии от своих почетных прав на Альгарвию, гранды воспользовались этим поводом, чтобы поднять оружие как бы в защиту общественного блага. Во главе их стал Нуньо де Лара, которого он наиболее привечал.
На кортесах в Бургосе, куда они явились в полном вооруже нии, гранды обратились к королю с просьбой, чтобы он освободил их и их вассалов от всяких податей, уничтожил poblaciones Кастилии и отменил все таможенные сборы c ввозимых товаров. Когда он отказал, семнадцать ricos hombres, в том числе Нуньо де Лара и инфант Филипп, заявили ему, что оставляют его службу, и удалились к эмиру Гренады. Эта измена ослабила силы Кастилии, не увеличив сил Ибн-аль-Амара; бежавшие гранды, которых он принял с почетом, обязались служить ему против всех, исключая их государя. Он решил призвать к себе на помощь владетеля Марокко, но в разгаре переговоров его настигла смерть (1273). Его преемник, Магомет II, поспешил заключить мир с Альфонсом X. Ricos hombres получили амнистию, и им были возвращены их почести и звания. В этом первом столкновении со знатью король обнаружил всю свою слабость.
Внутреннее управление Хайме и Петра III Арагонских.Надо сказать в его оправдание, что ловкость и энергия арагонских королей приносили им не больше пользы; Хайме и его преемник Петр III были вынуждены отступить перед этими новыми хозяевами государства. Кортесы, заседавшие в Гуэске (1247), с известными ограничениями разрешили частные войны; это постановление было источником бесчисленных зол — грабежей, убийств и опустошений. Обитатели разоренных городов решили со своей стороны образовать на пять лет германдаду (1260–1265), которая постановила самые суровые наказания для обидчиков без различия происхождения и сана и собрала войско, способное внушить уважение к ее постановлениям. Почин городов ясно обнаружил бессилие королевской власти даже в лице такого энергичного государя, как Хайме Завоеватель. Его борьба со знатью доставила ему самые, тяжкие унижения. Когда он на кортесах в Сарагосе (1264) предложил установить новый налог — на быков, все ricos hombres подняли крик, что несогласны. На просьбы короля они ответили перечислением своих жалоб; они указывали на нарушение вольностей дворянства, на пожалование ленов иностранцам, на допущение легистов и других людей низкого происхождения в королевский совет. В ожидании удовлетворения своих жалоб они покинули город и образовали лигу для защиты своих привилегий. Король вступил в беспощадную войну с мятежниками и отнял у них немало замков. Но общественное мнение, которое было на стороне знати, заставило его пойти на мировую. Епископы Гуэски и Сарагосы, избранные в третейские судьи, признали правыми сеньоров (1265). После Арагона ему пришлось иметь дело с Каталонией. Он много сделал для этой страны, которую любил. Завоевание Балеарских островов, его первый успех, восстановив безопасность на море, значительно содействовало развитию каталонского мореходства. Барселона оспаривала у итальянских республик владычество над Средиземным морем и заставила все торговые нации принять ее морской кодекс (llibre del Consolat del mar). Хайме издал много указов, направленных на пользу торговли; он уничтожил таможенные преграды, воздвигнутые сеньорами внутри страны; он урегулировал цеховую организацию Бар селоны. Но эти благодеяния не смягчили оппозиции знати последние годы его царствования были омрачены восстанием высших баронов.
Privilegio general (1283).В царствование Петра III, преемника Хайме, борьба была еще ожесточенные. Этот король, который завоевал Сицилию, победоносно отражал нападения французского короля и мужественно пренебрегал интердиктом и отлучением, победитель Карла Анжуйского, Филиппа Смелого и папы Мартина IV, вынужден был унизить королевскую власть перед коалицией знати и городов. Его арагонские подданные ставили ему в упрек его рис кованные предприятия во внешней политике, его болыпие наборы и опасность, которой подвергала страну его распря.) с французским королем. Он действовал, не совещаясь ни с кем. «Если бы моя левая рука, — говорил он, — узнала тайну моей правой руки, я немедленно отрубил бы ее». Ricos hombres, привыкшие к большему уважению, на кортесах в Таррагоне (1238) спросили его о причине этого недоверия. Он высокомерно ответил на их жалобы. Тогда знать и пред ставители городов образовали союз (Union) для защиты сво их фуэрос и для удовлетворения своих жалоб; они обещали оказывать друг другу взаимную помощь против всех, «сохраняя верность, которой они повинны королю»; да и эта оговорка была лишь формальностью. Если Петр III, без приговора justicia и не спросив совета ricos hombres, нарушал личные и имущественные права своих подданных, то последние считали себя свободными от присяги на верность и вправе «соединиться с инфантом Алонзо, наследником престола, чтобы изгнать дона Педро из королевства».
Кортесы, перенесенные в Сарагосу, еще с большей на стойчивостью потребовали утверждения всех старинных привилегий, фуэрос и хартий. Король должен был уступить: он дал их требованиям силу закона. Все уступки, вынужденные у него собранием, были внесены в «Privilegio general», основную хартию арагонских вольностей. Король осудил свой прежний образ действий, утвердил фуэросы и вернул дворянам захваченные им лены. Он принял на себя различные обязательства и даровал гарантии подданным против излишнего усердия своих чиновников. Его юрисдикция ограничивалась пределами его домена. Судьями он должен был назначать исключительно арагонцев. Justicia, при котором был образован совет из дворян и горожан, должен был постановлять приговоры по всем делам. Так же строго была ограждена имущественная безопасность податного населения: установление новых дорожных пошлин было воспрещено; соляной налог был уничтожен. Нация присвоила себе видное место в советах королевства, в которых отныне должны были иметь своих представителей все три сословия. Без согласия этих делегатов король не мог ни заключать мира, ни объявлять войны.
Таковы главные пункты этой знаменитой грамоты, которую часто сравнивали с английской Великой хартией. Правда, дворянство присвоило себе львиную долю добычи; но утверждение ее судебных прав, право отказывать королю в повиновении, право не служить «ни вне королевства, ни за морем» ясно показывают, что они не отделяли своих частных интересов от общего блага. Пусть их сопротивлением руководил эгоизм; во всяком случае, права всех подданных, подлежавших суду и обложению, были обеспечены, могущество королевской власти ограничено и за нацией признано право на вмешательство в государственные дела.
Итальянская политика Арагона.Роль, которую Петр III и Альфонс X хотели играть вне королевства, отвлекала их внимание от внутренней политики и немало способствовала усилению оппозиции. Как только испанские государи избавились от опасности со стороны мусульман, они обратили свои взоры за пределы полуострова. Первый пример такого рода подал Хайме. Он выдал одну из дочерей за внука Людовика Святого и в 1269 г. отправился в крестовый поход, окончившийсй тунисской катастрофой. Впрочем, он вернулся из Эгморта, обескураженный мрачными предзнаменованиями, которые навели ужас на каталонский флот. Но несколько лет спустя он опять отправился на Лионский собор (1274), где Григорий X пытался соединить всех христианских государей для совместной экспедиции против неверных. Кажется, что брак его сына, — инфанта Петра, с Констанцией, дочерью Манфреда, также был делом расчета. Это событие не замедлило принести свои плоды. Успех Карла Анжуйского, казалось, подорвал притязания, которые Петр III в качестве представителя своей жены мог заявлять на Южную Италию. Ошибки неаполитанского короля восстановили его надежды. Когда Сицилия восстала, мятежники обратились к зятю Манфреда. Занятие Сицилии имело важ ные результаты, которые постепенно обнаруживаются в течение последующих веков. Оно доставило обитателям бассейна Эбро те свободные пространства, которых им недоставало на полуострове. Оно подготовило завоевание Неаполя и других больших островов Средиземного моря. Каталонские мореплаватели господствовали над громадным морским бассейном, ограниченным Балеарскими островами, Корсикой, Сардинией и Африкой. Оно же обусловило возникновение между Францией, союзницей анжуйского дома, и Испанией той глубокой вражды, которая разразилась позднее, во время великих итальянских войн.
Притязания Альфонса X на корону «Священной Римской империи».Политика Петра III привела в общем к практическим результатам; политика Альфонса обошлась в дорогую цену, доставив ему лишь призрачное влияние. Браку его дочери, доньи Беатрисы, с Альфонсом III Португальским предшествовала уступка Альгарвии; браком его сестры Леоноры с Эдуардом, вероятным наследником английской короны, был освящен отказ Кастилии от ее прав на Аквитанию. Но что значили для Альфонса X эти непрочные права в сравнении с его притязаниями на императорскую корону? Глава Священной империи сохранял, несмотря на свою слабость, нечто вроде первенства над остальными государями; это величие, основанное на воспоминаниях, должно было сильно прельщать честолюбие и тщеславие государя, хорошо знавшего историю и опьяненного грезами ученой фантазии. Сын Беатрисы Швабской, родственник императоров, он уже видел императором самого себя. И вот, когда курфюрсты собрались для избрания преемника Вильгельму Голландскому, он поставил свою кандидатуру. Он получил четыре голоса из семи; однако его соперник Ричард Корнуэльский, получивший меньше голосов, короновался в Ахейе. Альфонс X удовольствовался присвоением пустого титула, который несколько итальянских городов, вроде Пизы, поспешили признать за ним. Папы никогда бы не согласились признать этого странного императора, ко торый не был в состоянии защищать их в Италии и восстановить порядок в Германии. До 1274 г. он вынужден был довольствоваться платоническими протестами. В том году заключение мира с эмиром Гренады развязало ему руки. Он решил, что наступила минута— осуществить свои права и обеспечить себе поддержку папства. Григорий X, который поспешил утвердить избрание Рудольфа Габсбургского, был далек от мысли менять свое решение. Однако из-за настойчивых просьб неудачного претендента, он согласился назначить ему свидание в городе Бокэре. Он имел в виду лишь убедить Альфонса в бесплодности его надежд. Красноре чие и обещания кастильца не поколебали того мудрого и твердого решения. Он попытался, по крайней мере, приобрести поддержку папы в деле женитьбы своего внука на наследнице Наварры. Но Филипп Смелый был не таким человеком, который позволил бы отбить у себя выгодную невесту; королева-регентша, Иоанна Артуаская, поддерживала надежды Франции. Альфонсу пришлось с пустыми руками вернуться в Кастилию, куда его призывало опасное восстание. Папе надоело даже то, что он упорно продолжал называть себя «избранным королем римлян», и он подверг его последнему унижению, заставив отказаться от этого пышного и пустого титула.
Дон Санчо и дети ла Серды.Король Кастилии был не более честен, чем ловок. Несмотря на мир, существовав ший между ним и эмиром Гренады, он беспрестанно поддерживал его мятежных вассалов. Чтобы одолеть бунтовщиков, Магомет II призвал на помощь главу новой африканской династии. Абу-Юсуф высадился в Тарифе и опустошил всю Андалусию (1275). Adelantado границы, Нуньо де Лара, напал на него близ Эсихи и был разбит. Та же участь постигла несколько дней спустя толедского архиепископа. В довершение напастей предполагаемый наследник умер в Сиудад-Реале (25 июля 1275 г.). Король был в отсутствии; положение дел казалось угрожающим.
Но на границу прибыл второй инфант, дон Санчо, рано отличившийся своей храбростью; он обнаружил большую ловкость и быстроту в организации обороны. Отправив флот для охраны пролива, он из своего местожительства, Кордо вы, беспрестанно тревожил неприятеля. Африканская армия, оттесненная в область Алгезираса, вследствие малого подвоза съестных припасов страдала от голода. Абу-Юсуф с радостью принял двухлетнее перемирие.
Смерть Фернандо де ла Серды повлекла за собой чрезвычайно серьезные внутренние осложнения. Инфант оставил сыновей, которые должны были унаследовать его права на престол в силу права представительства, но Санчо заявил притязание на наследие своего брата по праву прямого преемства. Он привлек на свою сторону большинство ricos hombres и начал именоваться в своих письмах старшим сыном, преемником и наследником этих королевств.
Альфонс имел веские основания осудить честолюбие Санчо, потому что он в «Законе семи частей» формально высказался в пользу права представительства. Но он всю жизнь был игрушкой событий и людей. Популярность Санчо заставила его изменить свое решение: он созвал кортесы в Сеговии и велел провозгласить дона Санчо своим преемником; право прямого преемства одержало верх. Всегда во всем доходя до крайности, он не поколебался принести кровавую жертву этому новому принципу. Его супруга, королева Виоланта, бежала со своими внуками ко двору арагонского короля; ее бегству способствовал один из братьев короля, дон Фадрико. Альфонс велел задушить его без суда и следствия.
Только путем побед над неверными можно было поддержать эту насильственную политику. Между тем кастильское оружие терпело поражение за поражением; осада Алгезираса, предпринятая с наилучшими шансами на успех, окончилась катастрофой; так же неудачны были и две экспедиции против Гренады. Под впечатлением этих непрерывных поражений собрались в Севилье кортесы (1281), созванные королем для испрошения субсидий. Так как представители нации воспротивились установлению нового налога, то он предложил им выпустить фальшивую монету. Проект был принят, но лишь увеличил раздражение народа. Недовольные нашли себе вождя в лице наследного принца. Французский король Филипп Смелый вступился за права своих племянников, сыновей ла Серды. Желая избежать столкновения, Альфонс предложил отдать старшему из своих внуков королевство Хаэн под верховной властью Кастилии, Эта сделка была представлена на утверждение кортесов. Санчо восстал против какой бы то ни было уступки. Король в гневе пригрозил лишить его наследства. «Придет время, — ответил инфант, когда вы раскаетесь в этих словах». Под предлогом приготовлений к походу против мавров, он отправился в Кордову и заключил с эмиром Гренады наступательный и оборонительный союз. Ricos hombres стали стекаться под его знаме на, города высказались за него. Ободренный этими выраже ниями сочувствия, он осмелился созвать в Вальядолвде (1282) представителей нации. Здесь инфант дон Мануэль от имени дворянства провозгласил низложение Альфонса и воцарение его сына. Санчо удовольствовался званием регента, которое, впрочем, облекало его всеми королевскими прерогативами. В ответ на этот вызов Альфонс заявил в Севилье перед лицом всего народа, что лишает наследства своего сына, и призвал на него проклятие неба. Папа Мартин IV провозгласил анафему над мятежным сыном и его приверженцами. Санчо пренебрег интердиктом и отлучением и объявил папских по слов, привезших буллу, подлежащими смертной казни. Необычайное зрелище представляла католическая Испания во второй половине этого века: здесь были три короля, осужденных Римом, непокорных его власти и счастливых в своем сопротивлении.
В этом критическом положении у короля Кастилии не оставалось другого выхода, как броситься в объятия марокканского эмира. Мусульманский государь великодушно принял просьбу поруганного отца и отправился в Испанию, что бы помочь ему. Но этот союз оказался бесплодным; взаимное недоверие христиан и неверных не позволяло им действовать единодушно. Абу-Юсуф вернулся домой. Жалость больше помогла Альфонсу, чем мусульманское оружие. Сам дон Санчо не решился дать битву королевским войскам и поклялся своим друзьям, что всегда будет держаться на расстоянии пяти миль от того места, где будет находиться его отец. Инфанты, которые в начале восстания последовали за своим братом, теперь покинули его и явились к королю с изъявлением покорности. Но король уже не был в состоянии воспользоваться поворотом судьбы; ослабленный душевными страданиями еще более, чем старостью, он умер в Севилье в апреле 1284 г. и был погребен рядом с Фердинандом Святым. Неизвестно, простил ли он своего мятежного сына, но несомненно, что он лишил его наследства. Согласно с «Законом семи частей» он назначил наследниками сыновей ла Серды; на случай их смерти он, обойдя собственных детей, вручал корону французскому королю, потомку Альфонса VIII. Своим раскаявшимся сыновьям, дону Жуану и дону Хайме, он завещал королевства Мурсию и Бадахоз под суверенитетом Кастилии. Он не заслуживал того, чтобы ему после смерти повиновались более, чем при жизни.
И вот начинается период внутренних смут, столкновений между знатью, городами и королевской властью. Крестоносное движение почти замирает на два века. Падение мусульманского владычества в Гренаде отсрочено; Испания, уверенная в окончательной победе, обращает на саму себя ту энергию, страшную силу которой испытали на себе враги ее расы и религии.
Альфонс X Кастильский и Альфонс III Португальский.Преемник Фердинанда Святого Альфонс Кастильский — один из замечательнейших государей средних веков. Ученый, поэт, историк, законодатель, он обладал все ми качествами, делающими честь человеческой природе, за исключением политических способностей. Его честолюбие далеко превышало его средства; его притязания никогда не поддерживались сильной волей.
В начале своего царствования он с большими издержками подготовил экспедицию против Марокко, от которой вскоре должен был отказаться. Большим успехом увенчались его по ходы в бассейн нижнего Гвадалквивира; он покорил несколько городов, которые не поддались его отцу, — Херес, Небриху. Взятие Ниеблы (1257) открыло ему доступ в Альгарвию, но здесь ему приходилось считаться с Португалией, которая так же заявляла притязания на эту провинцию. Португальский король Альфонс III (1245–1279) обладал той спокойной энергией, которой недоставало его сопернику. Ему также приходилось бороться с церковной и светской аристократией, которая возвела его на трон и хотела держать в опеке. Он сумел внушить ей покорность и дать отпор епископам, которые обвиняли его в нарушении церковных привилегий, и римской курии, хотевшей заставить его вернуть отвергнутую им жену, графиню Болонскую. Папа наложил интердикт на его королевство; он не уступил, и Урбан IV; отчаявшись в победе, по смерти его первой жены признал законными детей, родившихся от его второго брака. Такое же упорство обнаружил он и в борьбе с духовенством. Только на смертном одре удалось вырвать у него отречение от своего образа действий — отречение, которое притом едва ли было искренно.
Замечательный организатор, Альфонс населил множество городов, обезлюдевших во время завоевания. Он восстановил стены Бехи и сделал эту крепость оплотом королевства. У устьев Дуро, напротив епископального города Порто, он основал королевский город Вилланова-де-Гайа, которому в числе других привилегий даровал обширные права по речной и морской торговле. Более чуткий к эконо мическим нуждам, чем его современники, он содействовал развитию торговли путем основания свободных рынков и призывал иностранных мастеров, чтобы поднять уровень национальной промышленности.
Такой человек не отказывается добровольно от своих притязаний. Он предпочел вступить в войну, чем допустить кастильцев утвердиться в Южной Альгарвии. Альфонс X уступил: он выдал свою дочь за своего соперника и уступил ему спорную область Сильвес, удержав за собой лишь номинальный суверенитет, в силу которого новый владелец обязан был в случае необходимости доставлять ему вспо могательный отряд в 50 копий.
Гренадский эмират.Во время своих первых походов против неверных Альфонс X призывал на помощь своего вассала, эмира Гренады. Каковы бы ни были его затаенные чувства, Ибн-аль-Амар не осмелился уклониться от своих феодальных обязательств. Однако эта покорность была для него тяжким бременем. Он выжидал лишь благоприятной минуты, чтобы свергнуть с себя иго. Основанное им государство быстро достигло высокой степени могущества и благосостояния. Столицей его он сделал Гренаду, усилив ее естественную неприступность крепкими стенами и дав приют в ней мусульманам, бежавшим от владычества христиан. При каждом завоевании Фердинанда Святого и Хайме Арагонского новый поток беглецов увеличивал ко личество его подданных Эти изгнанники приносили в долины Хениля и Дарро свою промышленность, свои сельскохозяйственные знания и свою ненависть к слову «христианин», так что этот ничтожный обломок омейядской державы начал становиться опасным вследствие многочисленности своего населения и его пылкого патриотизма и фанатизма. Эмир приобрел любовь подданных своей доступностью и заботливым управлением. Несмотря на простоту своего образа жизни, он не жалел издержек на украшение своей столицы. Под его покровительством развилось артистическое движение, которое спустя столетие создало чудеса Аль гамбры.
К этому-то государю естественно обращались взоры мусульман, рассеянных по владениям Альфонса X. В Мурсии, в Хересе восстание ждало лишь вождя. Он отказывался стать во главе заговорщиков, но тайно подстрекал их взяться за оружие. В один и тот же день вспыхнул мятеж в двух концах Андалусии; христиане везде подверглись избиению, Кастильский король тотчас выступил в поход и потребовал от Ибн-аль-Амара подкреплений. Эмир ответил, что он не уверен в своих войсках и что политические соображения заставляют его щадить своих единоверцев. Но это извинение не удовлетворило Альфонса, и он тотчас начал враждебные действия против своего подозрительного союзника (1261). Движение могло бы сделаться опасным, если бы внутренние затруднения — восстания вали Комареса, Малаги и Кадикса — не парализовали усилий Гренады. Кастильский король, обеспеченный с этой стороны, подступил к Хересу, который и взял после пятимесячной осады. В течение этого промежутка его тесть Хайме Арагонский вступился за его интересы и снова водворил его власть в королевстве Мурсии.
Альфонс X и знать.Он сделал еще больше: он дал ему несколько мудрых советов. Между тем как Альфонс был занят умозрениями высшего порядка и, как рассказывают, утверждал, что, если бы Творец вселенной спросил его совета, он внушил бы Ему несколько удачных изменений, — его неразумная политика разоряла государство. Чтобы достать денег, он выпустил низкопробную монету и, чтобы остановить наступившее вслед за тем вздорожание товаров, издал закон о maximum. Возбуждая оппозицию против себя, он позаботился и о том, чтобы дать ей вождей. Несмотря на пример отца и вопреки советам своего тестя, он увеличи вал силы знати, осыпая ее дарами, льготами и милостями. Благодаря его пожалованиям число вассалов Нуньо Гонза леса де Лара достигло трехсот. Если король надеялся этим путем привязать к себе аристократию, то он очень скоро был разочарован. Сила, которую он создал собственными руками, обратилась против него самого. Когда он отказался в пользу Португалии от своих почетных прав на Альгарвию, гранды воспользовались этим поводом, чтобы поднять оружие как бы в защиту общественного блага. Во главе их стал Нуньо де Лара, которого он наиболее привечал.
На кортесах в Бургосе, куда они явились в полном вооруже нии, гранды обратились к королю с просьбой, чтобы он освободил их и их вассалов от всяких податей, уничтожил poblaciones Кастилии и отменил все таможенные сборы c ввозимых товаров. Когда он отказал, семнадцать ricos hombres, в том числе Нуньо де Лара и инфант Филипп, заявили ему, что оставляют его службу, и удалились к эмиру Гренады. Эта измена ослабила силы Кастилии, не увеличив сил Ибн-аль-Амара; бежавшие гранды, которых он принял с почетом, обязались служить ему против всех, исключая их государя. Он решил призвать к себе на помощь владетеля Марокко, но в разгаре переговоров его настигла смерть (1273). Его преемник, Магомет II, поспешил заключить мир с Альфонсом X. Ricos hombres получили амнистию, и им были возвращены их почести и звания. В этом первом столкновении со знатью король обнаружил всю свою слабость.
Внутреннее управление Хайме и Петра III Арагонских.Надо сказать в его оправдание, что ловкость и энергия арагонских королей приносили им не больше пользы; Хайме и его преемник Петр III были вынуждены отступить перед этими новыми хозяевами государства. Кортесы, заседавшие в Гуэске (1247), с известными ограничениями разрешили частные войны; это постановление было источником бесчисленных зол — грабежей, убийств и опустошений. Обитатели разоренных городов решили со своей стороны образовать на пять лет германдаду (1260–1265), которая постановила самые суровые наказания для обидчиков без различия происхождения и сана и собрала войско, способное внушить уважение к ее постановлениям. Почин городов ясно обнаружил бессилие королевской власти даже в лице такого энергичного государя, как Хайме Завоеватель. Его борьба со знатью доставила ему самые, тяжкие унижения. Когда он на кортесах в Сарагосе (1264) предложил установить новый налог — на быков, все ricos hombres подняли крик, что несогласны. На просьбы короля они ответили перечислением своих жалоб; они указывали на нарушение вольностей дворянства, на пожалование ленов иностранцам, на допущение легистов и других людей низкого происхождения в королевский совет. В ожидании удовлетворения своих жалоб они покинули город и образовали лигу для защиты своих привилегий. Король вступил в беспощадную войну с мятежниками и отнял у них немало замков. Но общественное мнение, которое было на стороне знати, заставило его пойти на мировую. Епископы Гуэски и Сарагосы, избранные в третейские судьи, признали правыми сеньоров (1265). После Арагона ему пришлось иметь дело с Каталонией. Он много сделал для этой страны, которую любил. Завоевание Балеарских островов, его первый успех, восстановив безопасность на море, значительно содействовало развитию каталонского мореходства. Барселона оспаривала у итальянских республик владычество над Средиземным морем и заставила все торговые нации принять ее морской кодекс (llibre del Consolat del mar). Хайме издал много указов, направленных на пользу торговли; он уничтожил таможенные преграды, воздвигнутые сеньорами внутри страны; он урегулировал цеховую организацию Бар селоны. Но эти благодеяния не смягчили оппозиции знати последние годы его царствования были омрачены восстанием высших баронов.
Privilegio general (1283).В царствование Петра III, преемника Хайме, борьба была еще ожесточенные. Этот король, который завоевал Сицилию, победоносно отражал нападения французского короля и мужественно пренебрегал интердиктом и отлучением, победитель Карла Анжуйского, Филиппа Смелого и папы Мартина IV, вынужден был унизить королевскую власть перед коалицией знати и городов. Его арагонские подданные ставили ему в упрек его рис кованные предприятия во внешней политике, его болыпие наборы и опасность, которой подвергала страну его распря.) с французским королем. Он действовал, не совещаясь ни с кем. «Если бы моя левая рука, — говорил он, — узнала тайну моей правой руки, я немедленно отрубил бы ее». Ricos hombres, привыкшие к большему уважению, на кортесах в Таррагоне (1238) спросили его о причине этого недоверия. Он высокомерно ответил на их жалобы. Тогда знать и пред ставители городов образовали союз (Union) для защиты сво их фуэрос и для удовлетворения своих жалоб; они обещали оказывать друг другу взаимную помощь против всех, «сохраняя верность, которой они повинны королю»; да и эта оговорка была лишь формальностью. Если Петр III, без приговора justicia и не спросив совета ricos hombres, нарушал личные и имущественные права своих подданных, то последние считали себя свободными от присяги на верность и вправе «соединиться с инфантом Алонзо, наследником престола, чтобы изгнать дона Педро из королевства».
Кортесы, перенесенные в Сарагосу, еще с большей на стойчивостью потребовали утверждения всех старинных привилегий, фуэрос и хартий. Король должен был уступить: он дал их требованиям силу закона. Все уступки, вынужденные у него собранием, были внесены в «Privilegio general», основную хартию арагонских вольностей. Король осудил свой прежний образ действий, утвердил фуэросы и вернул дворянам захваченные им лены. Он принял на себя различные обязательства и даровал гарантии подданным против излишнего усердия своих чиновников. Его юрисдикция ограничивалась пределами его домена. Судьями он должен был назначать исключительно арагонцев. Justicia, при котором был образован совет из дворян и горожан, должен был постановлять приговоры по всем делам. Так же строго была ограждена имущественная безопасность податного населения: установление новых дорожных пошлин было воспрещено; соляной налог был уничтожен. Нация присвоила себе видное место в советах королевства, в которых отныне должны были иметь своих представителей все три сословия. Без согласия этих делегатов король не мог ни заключать мира, ни объявлять войны.
Таковы главные пункты этой знаменитой грамоты, которую часто сравнивали с английской Великой хартией. Правда, дворянство присвоило себе львиную долю добычи; но утверждение ее судебных прав, право отказывать королю в повиновении, право не служить «ни вне королевства, ни за морем» ясно показывают, что они не отделяли своих частных интересов от общего блага. Пусть их сопротивлением руководил эгоизм; во всяком случае, права всех подданных, подлежавших суду и обложению, были обеспечены, могущество королевской власти ограничено и за нацией признано право на вмешательство в государственные дела.
Итальянская политика Арагона.Роль, которую Петр III и Альфонс X хотели играть вне королевства, отвлекала их внимание от внутренней политики и немало способствовала усилению оппозиции. Как только испанские государи избавились от опасности со стороны мусульман, они обратили свои взоры за пределы полуострова. Первый пример такого рода подал Хайме. Он выдал одну из дочерей за внука Людовика Святого и в 1269 г. отправился в крестовый поход, окончившийсй тунисской катастрофой. Впрочем, он вернулся из Эгморта, обескураженный мрачными предзнаменованиями, которые навели ужас на каталонский флот. Но несколько лет спустя он опять отправился на Лионский собор (1274), где Григорий X пытался соединить всех христианских государей для совместной экспедиции против неверных. Кажется, что брак его сына, — инфанта Петра, с Констанцией, дочерью Манфреда, также был делом расчета. Это событие не замедлило принести свои плоды. Успех Карла Анжуйского, казалось, подорвал притязания, которые Петр III в качестве представителя своей жены мог заявлять на Южную Италию. Ошибки неаполитанского короля восстановили его надежды. Когда Сицилия восстала, мятежники обратились к зятю Манфреда. Занятие Сицилии имело важ ные результаты, которые постепенно обнаруживаются в течение последующих веков. Оно доставило обитателям бассейна Эбро те свободные пространства, которых им недоставало на полуострове. Оно подготовило завоевание Неаполя и других больших островов Средиземного моря. Каталонские мореплаватели господствовали над громадным морским бассейном, ограниченным Балеарскими островами, Корсикой, Сардинией и Африкой. Оно же обусловило возникновение между Францией, союзницей анжуйского дома, и Испанией той глубокой вражды, которая разразилась позднее, во время великих итальянских войн.
Притязания Альфонса X на корону «Священной Римской империи».Политика Петра III привела в общем к практическим результатам; политика Альфонса обошлась в дорогую цену, доставив ему лишь призрачное влияние. Браку его дочери, доньи Беатрисы, с Альфонсом III Португальским предшествовала уступка Альгарвии; браком его сестры Леоноры с Эдуардом, вероятным наследником английской короны, был освящен отказ Кастилии от ее прав на Аквитанию. Но что значили для Альфонса X эти непрочные права в сравнении с его притязаниями на императорскую корону? Глава Священной империи сохранял, несмотря на свою слабость, нечто вроде первенства над остальными государями; это величие, основанное на воспоминаниях, должно было сильно прельщать честолюбие и тщеславие государя, хорошо знавшего историю и опьяненного грезами ученой фантазии. Сын Беатрисы Швабской, родственник императоров, он уже видел императором самого себя. И вот, когда курфюрсты собрались для избрания преемника Вильгельму Голландскому, он поставил свою кандидатуру. Он получил четыре голоса из семи; однако его соперник Ричард Корнуэльский, получивший меньше голосов, короновался в Ахейе. Альфонс X удовольствовался присвоением пустого титула, который несколько итальянских городов, вроде Пизы, поспешили признать за ним. Папы никогда бы не согласились признать этого странного императора, ко торый не был в состоянии защищать их в Италии и восстановить порядок в Германии. До 1274 г. он вынужден был довольствоваться платоническими протестами. В том году заключение мира с эмиром Гренады развязало ему руки. Он решил, что наступила минута— осуществить свои права и обеспечить себе поддержку папства. Григорий X, который поспешил утвердить избрание Рудольфа Габсбургского, был далек от мысли менять свое решение. Однако из-за настойчивых просьб неудачного претендента, он согласился назначить ему свидание в городе Бокэре. Он имел в виду лишь убедить Альфонса в бесплодности его надежд. Красноре чие и обещания кастильца не поколебали того мудрого и твердого решения. Он попытался, по крайней мере, приобрести поддержку папы в деле женитьбы своего внука на наследнице Наварры. Но Филипп Смелый был не таким человеком, который позволил бы отбить у себя выгодную невесту; королева-регентша, Иоанна Артуаская, поддерживала надежды Франции. Альфонсу пришлось с пустыми руками вернуться в Кастилию, куда его призывало опасное восстание. Папе надоело даже то, что он упорно продолжал называть себя «избранным королем римлян», и он подверг его последнему унижению, заставив отказаться от этого пышного и пустого титула.
Дон Санчо и дети ла Серды.Король Кастилии был не более честен, чем ловок. Несмотря на мир, существовав ший между ним и эмиром Гренады, он беспрестанно поддерживал его мятежных вассалов. Чтобы одолеть бунтовщиков, Магомет II призвал на помощь главу новой африканской династии. Абу-Юсуф высадился в Тарифе и опустошил всю Андалусию (1275). Adelantado границы, Нуньо де Лара, напал на него близ Эсихи и был разбит. Та же участь постигла несколько дней спустя толедского архиепископа. В довершение напастей предполагаемый наследник умер в Сиудад-Реале (25 июля 1275 г.). Король был в отсутствии; положение дел казалось угрожающим.
Но на границу прибыл второй инфант, дон Санчо, рано отличившийся своей храбростью; он обнаружил большую ловкость и быстроту в организации обороны. Отправив флот для охраны пролива, он из своего местожительства, Кордо вы, беспрестанно тревожил неприятеля. Африканская армия, оттесненная в область Алгезираса, вследствие малого подвоза съестных припасов страдала от голода. Абу-Юсуф с радостью принял двухлетнее перемирие.
Смерть Фернандо де ла Серды повлекла за собой чрезвычайно серьезные внутренние осложнения. Инфант оставил сыновей, которые должны были унаследовать его права на престол в силу права представительства, но Санчо заявил притязание на наследие своего брата по праву прямого преемства. Он привлек на свою сторону большинство ricos hombres и начал именоваться в своих письмах старшим сыном, преемником и наследником этих королевств.
Альфонс имел веские основания осудить честолюбие Санчо, потому что он в «Законе семи частей» формально высказался в пользу права представительства. Но он всю жизнь был игрушкой событий и людей. Популярность Санчо заставила его изменить свое решение: он созвал кортесы в Сеговии и велел провозгласить дона Санчо своим преемником; право прямого преемства одержало верх. Всегда во всем доходя до крайности, он не поколебался принести кровавую жертву этому новому принципу. Его супруга, королева Виоланта, бежала со своими внуками ко двору арагонского короля; ее бегству способствовал один из братьев короля, дон Фадрико. Альфонс велел задушить его без суда и следствия.
Только путем побед над неверными можно было поддержать эту насильственную политику. Между тем кастильское оружие терпело поражение за поражением; осада Алгезираса, предпринятая с наилучшими шансами на успех, окончилась катастрофой; так же неудачны были и две экспедиции против Гренады. Под впечатлением этих непрерывных поражений собрались в Севилье кортесы (1281), созванные королем для испрошения субсидий. Так как представители нации воспротивились установлению нового налога, то он предложил им выпустить фальшивую монету. Проект был принят, но лишь увеличил раздражение народа. Недовольные нашли себе вождя в лице наследного принца. Французский король Филипп Смелый вступился за права своих племянников, сыновей ла Серды. Желая избежать столкновения, Альфонс предложил отдать старшему из своих внуков королевство Хаэн под верховной властью Кастилии, Эта сделка была представлена на утверждение кортесов. Санчо восстал против какой бы то ни было уступки. Король в гневе пригрозил лишить его наследства. «Придет время, — ответил инфант, когда вы раскаетесь в этих словах». Под предлогом приготовлений к походу против мавров, он отправился в Кордову и заключил с эмиром Гренады наступательный и оборонительный союз. Ricos hombres стали стекаться под его знаме на, города высказались за него. Ободренный этими выраже ниями сочувствия, он осмелился созвать в Вальядолвде (1282) представителей нации. Здесь инфант дон Мануэль от имени дворянства провозгласил низложение Альфонса и воцарение его сына. Санчо удовольствовался званием регента, которое, впрочем, облекало его всеми королевскими прерогативами. В ответ на этот вызов Альфонс заявил в Севилье перед лицом всего народа, что лишает наследства своего сына, и призвал на него проклятие неба. Папа Мартин IV провозгласил анафему над мятежным сыном и его приверженцами. Санчо пренебрег интердиктом и отлучением и объявил папских по слов, привезших буллу, подлежащими смертной казни. Необычайное зрелище представляла католическая Испания во второй половине этого века: здесь были три короля, осужденных Римом, непокорных его власти и счастливых в своем сопротивлении.
В этом критическом положении у короля Кастилии не оставалось другого выхода, как броситься в объятия марокканского эмира. Мусульманский государь великодушно принял просьбу поруганного отца и отправился в Испанию, что бы помочь ему. Но этот союз оказался бесплодным; взаимное недоверие христиан и неверных не позволяло им действовать единодушно. Абу-Юсуф вернулся домой. Жалость больше помогла Альфонсу, чем мусульманское оружие. Сам дон Санчо не решился дать битву королевским войскам и поклялся своим друзьям, что всегда будет держаться на расстоянии пяти миль от того места, где будет находиться его отец. Инфанты, которые в начале восстания последовали за своим братом, теперь покинули его и явились к королю с изъявлением покорности. Но король уже не был в состоянии воспользоваться поворотом судьбы; ослабленный душевными страданиями еще более, чем старостью, он умер в Севилье в апреле 1284 г. и был погребен рядом с Фердинандом Святым. Неизвестно, простил ли он своего мятежного сына, но несомненно, что он лишил его наследства. Согласно с «Законом семи частей» он назначил наследниками сыновей ла Серды; на случай их смерти он, обойдя собственных детей, вручал корону французскому королю, потомку Альфонса VIII. Своим раскаявшимся сыновьям, дону Жуану и дону Хайме, он завещал королевства Мурсию и Бадахоз под суверенитетом Кастилии. Он не заслуживал того, чтобы ему после смерти повиновались более, чем при жизни.
И вот начинается период внутренних смут, столкновений между знатью, городами и королевской властью. Крестоносное движение почти замирает на два века. Падение мусульманского владычества в Гренаде отсрочено; Испания, уверенная в окончательной победе, обращает на саму себя ту энергию, страшную силу которой испытали на себе враги ее расы и религии.