Крымское Ханство

(Герб Крымского ханства)
Крымское Ханство (Qırım Hanlığı, Къырым Ханлыгъы, ) - государство крымских татар, существовавшее с 1441 по 1783 годы. Помимо степной и предгорной части собственно Крыма занимало земли между Дунаем и Днепром, Приазовье и большую часть современного Краснодарского края России.
Главным городом Крымского Юрта был город Кырым, известный также как Солхат (современный Старый Крым), ставший столицей хана Оран-Тимура в 1266 году. По наиболее распространенной версии название Кырым происходит от чагатайского qırım — яма, окоп, существует также мнение, что оно происходит от западно-кипчакского qirim — «мой холм» (qir — холм, возвышенность, -im — аффикс принадлежности I лица единственного числа). При образовании в Крыму независимого от Орды государства столица была перенесена в укреплённую горную крепость Кырк-Ер, затем в расположенный в долине у подножия Кырк-Ера Салачик и, наконец, в 1532 году во вновь построенный город Бахчисарай.
Возникновение Крымского ханства

Спойлер (раскрыть)
В ХIII в. Крым наряду с другими территориями Восточной Европы вошел в состав Монгольской империи и стал одной из ее провинций. Власть монгольских ханов осуществлялась через наместников. Если принимать (как это, хотя и с оговорками, делают многие историки) позднее сообщение Абулгази о назначении наместником в Крым Уран-Тимура (сына Тука-Тимура и внука старшего сына Чингисхана Джучи), то институт ханского наместничества здесь существовал уже к середине ХIII в. В 1260-е гг. известны крымские наместники Тук-Бука и Таюк. Их функции состояли в сборе дани в пользу хана и выставлении определенного количества воинов в ханское войско. В Крыму удобным объектом сбора дани были богатые итальянские торговые города и фактории на побережье - Солдайя (Судак), позже Кафа и др. Арабский автор ал-Муфаддаль сообщал, что доходы с Судака в конце ХIII в. делились между четырьмя татарскими правителями. С выделением из состава империи "улуса Джучи" (Золотой Орды) Крым становится одним из золотоордынских уделов (улусов), имевших, как и прежде, назначаемых ханом правителей. Фактическое создание на исходе ХIII в. темником Ногаем в западной части Золотой Орды особого центра власти в противовес ханской ставке неизбежно включало соседний Крым в сферу борьбы претендентов на ханский престол: сначала Ногай, а затем и победивший его Тохта устраивали набеги на Кафу, а крымский улус был ими поочередно жалован своим союзникам-эмирам.
Для первой половины ХIV в. есть основания говорить даже о наследственном характере наместнической власти в Крыму: эту должность занимали тогда Туглук-Тимур позднее его внук Ходжа-Али-бек, а также, возможно, сын первого и отец второго Кутлук-Тимур.
В эпоху начавшихся в середине XIV в. в Золотой Орде долгих смут Крым не раз становился политической базой для разных участников усобиц (в частности, для темника Мамая и победившего его хана Тохтамыша). После сокрушительного разгрома Тохтамыша Тимуром (1395 г.), фактически положившего конец и без того пошатнувшемуся могуществу Золотой Орды, завоевателю пытался противостоять обосновавшийся в Крыму Таш-Тимур (из потомков Джучи), но и он разделил участь Тохтамыша. Уже после ухода войска Тимура в 1396 г. Тохтамыш при поддержке местной знати быт провозглашен крымским правителем не в качестве хана Золотой Орды, а как хан Крыма - владетель крымского улуса. Хотя уже в следующем году он был изгнан из Крыма Едигеем и нашел убежище, по-видимому, в Литве, именно Тохтамыша позднейшая крымская традиция считала основателем самостоятельного крымского государства (юрта). Даже столетия спустя, крымские ханы нередко именовали Крым "тохтамышевым юртом". Впрочем, по ряду поздних родословных фактический основатель независимого от гибнущей Золотой Орды Крымского ханства Хаджи-Гирей и Тохтамыш принадлежали к разным ветвям одного рода - Тука-Тимура. Некоторые родословные именуют отцом Хаджи-Гирея Таш-Тимура. В действительности же он быт сыном Гыяс-эд-дина и внуком Таш-Тимура: об этом свидетельствуют как сохранившиеся монеты с надписью "султан Хаджи-Гирай бен Гыяс-эд-дин", так н найденная в 1928 г. в Крыму на Чуфут- Кале плита с поврежденным, но недвусмысленным текстом "...и ...Иран хан бен Гыяс-эд.." (по- видимому, это фрагмент строительной надписи с именем Хаджи-Гирея, которую видел на стене мечети в Чуфут-Кале турецкий путешественник XVII в. Эвлия Челеби). Принадлежность Хаджи-Гирея к роду Чингисхана по линии Джучи, таким образом, несомненна.
Хотя уже в начале XV в. степень обособленности крымского улуса быта довольно высокой, реально самостоятельное ханство там возникло несколькими десятилетиями позже. Оно сложилось в результате ожесточенной борьбы правителей прежних улусов. После гибели около 1420 г. Едигея - сильного временщика, попытавшегося воссоздать былое единство Золотой Орды - усобица продолжилась с новой силой. В ходе ее крымский улус поочередно захватывали Улуг-Мухаммед и Девлет-Берди. "Западнорусские" летописи подчеркивают особое влияние великого князя литовского Витовта на борьбу ордынских ханов. Кроме того, Хроника Быховца сообщает, что в Литве долго жил Хаджи-Гирей: он приехал при великом князе Сигизмунде Кейстутовиче и получил во владение г. Лиду. Затем (дата не указана) по просьбе татарской знати великий князь Казимир "того царя Ач-Гирея послал из Лиды в орду Перекопскую на царство" . Автор Хроники Быховц, как указывалось в литературе, не следовал хронологии, поэтому точно датировать это известие трудно. М. Стрыйковский, использовавший хронику, близкую к Хронике Быховца, называет дату 1443 г. Наиболее ранние из сохранившихся монет Хаджи-Гирея, чеканенных в Крыму, имеют даты 845 и 847 г.х (1441-1444 гг.). Поэтому окончательное утверждение его в Крыму в любом случае относится к началу 1440-х гг.; с тех пор и берет начало история независимого Крымского ханства. Отметим, что столетие спустя Михалон Литвин в своем трактате утверждал, что Хаджи-Гирей родился в Литве близ Трок, а потом Витовт послал его в Крым. Упоминание о Витовте (ум. в 1430 г.), как давно указал М.Г. Сафаргалиев - явный анахронизм, но роль великих князей литовских в становлении Крымского ханства несомненна. Я. Длутош, а потом и М. Кромер сообщают о регулярном обмене послами и дружеских отношениях между Крымом и Великим княжеством Литовским вплоть до конца 1460-х гг. Ссылки на прежнюю дружбу Хаджи-Гирея и Казимира в течение всего XVI в. встречаются в переписке польско-литовских правителей и крымских ханов.
Годы правления Хаджи-Гирея (ум. в 1466 г.) про голи в непрерывной борьбе с правителями претендовавшей на золотоордынское наследие Большой Орды. В русских летописях его имя впервые названо под 1465 годом именно в связи с нападением Хаджи-Гирея на подошедшего к русским рубежам большеордынского хана Махмуда. О положении в Крыму в те годы почти ничего не известно, за исключением не вполне ясного указания одного из документов генуэзского происхождения на появление там в 1456 г. некоего "нового правителя". Историки вслед за Л.П. Колли видели в нем одного из сыновей Хаджи-Гирея (что вполне вероятно), притом называя конкретно третьего сына - Хайдара (а это очень спорно). Последний действительно какое-то время занимал престол: в русских источниках позднее он постоянно именуется "царем" (т.е. ханом), в том числе и после его бегства на Русь. Русская дипломатическая канцелярия быта крайне щепетильна в вопросах титулатуры и всех занимавших хотя бы короткое время ханский престол в любом из татарских ханств впоследствии называла "царями". Но связывать "царский" титул Хайдара именно с событиями 1456 г. можно только предположительно". В любом случае. Хаджи-Гирей вскоре вернулся на престол.
После смерти первого крымского правителя ханом стал старший брат Хайдара Нур-Девлет. Около 1468 г. он быт свергнут одним из младших братьев - Менгли-Гиреем: их борьба не прекращалась несколько лет. С начала 1470-х гг. Менгли-Гирей вел переговоры об антиордынском союзе с великим князем московским Иваном Ш, завершившиеся в 1474-1475 гг. заключением договора. Но здесь ход событий в корне меняется с османскими завоеваниями в Северном Причерноморье. Их итогом стало включение южного побережья Крыма н ряда крепостей за его пределами в состав владений султана Мехмеда II. После взятия штурмом Кафы в июне 1475 г. Менгли-Гирей оказался в плену у османов, а в Крыму опять вспыхнула усобица. По-видимому, в разных частях ханства одновременно правили вернувшийся на престол Нур-Девлет и ордынский ханыч Джанибек. В конце 1478 г. на ханстве вновь утвердился Менгли-Гирей, присланный в Крым султаном по просьбе татарской аристократии. Ситуация надолго стабилизируется: он оставался ханом 36 лет - до своей смерти в 1515 г. С этого времени источники позволяют значительно подробнее, нежели ранее, восстановить события внутренней истории ханства.
Для первой половины ХIV в. есть основания говорить даже о наследственном характере наместнической власти в Крыму: эту должность занимали тогда Туглук-Тимур позднее его внук Ходжа-Али-бек, а также, возможно, сын первого и отец второго Кутлук-Тимур.
В эпоху начавшихся в середине XIV в. в Золотой Орде долгих смут Крым не раз становился политической базой для разных участников усобиц (в частности, для темника Мамая и победившего его хана Тохтамыша). После сокрушительного разгрома Тохтамыша Тимуром (1395 г.), фактически положившего конец и без того пошатнувшемуся могуществу Золотой Орды, завоевателю пытался противостоять обосновавшийся в Крыму Таш-Тимур (из потомков Джучи), но и он разделил участь Тохтамыша. Уже после ухода войска Тимура в 1396 г. Тохтамыш при поддержке местной знати быт провозглашен крымским правителем не в качестве хана Золотой Орды, а как хан Крыма - владетель крымского улуса. Хотя уже в следующем году он был изгнан из Крыма Едигеем и нашел убежище, по-видимому, в Литве, именно Тохтамыша позднейшая крымская традиция считала основателем самостоятельного крымского государства (юрта). Даже столетия спустя, крымские ханы нередко именовали Крым "тохтамышевым юртом". Впрочем, по ряду поздних родословных фактический основатель независимого от гибнущей Золотой Орды Крымского ханства Хаджи-Гирей и Тохтамыш принадлежали к разным ветвям одного рода - Тука-Тимура. Некоторые родословные именуют отцом Хаджи-Гирея Таш-Тимура. В действительности же он быт сыном Гыяс-эд-дина и внуком Таш-Тимура: об этом свидетельствуют как сохранившиеся монеты с надписью "султан Хаджи-Гирай бен Гыяс-эд-дин", так н найденная в 1928 г. в Крыму на Чуфут- Кале плита с поврежденным, но недвусмысленным текстом "...и ...Иран хан бен Гыяс-эд.." (по- видимому, это фрагмент строительной надписи с именем Хаджи-Гирея, которую видел на стене мечети в Чуфут-Кале турецкий путешественник XVII в. Эвлия Челеби). Принадлежность Хаджи-Гирея к роду Чингисхана по линии Джучи, таким образом, несомненна.
Хотя уже в начале XV в. степень обособленности крымского улуса быта довольно высокой, реально самостоятельное ханство там возникло несколькими десятилетиями позже. Оно сложилось в результате ожесточенной борьбы правителей прежних улусов. После гибели около 1420 г. Едигея - сильного временщика, попытавшегося воссоздать былое единство Золотой Орды - усобица продолжилась с новой силой. В ходе ее крымский улус поочередно захватывали Улуг-Мухаммед и Девлет-Берди. "Западнорусские" летописи подчеркивают особое влияние великого князя литовского Витовта на борьбу ордынских ханов. Кроме того, Хроника Быховца сообщает, что в Литве долго жил Хаджи-Гирей: он приехал при великом князе Сигизмунде Кейстутовиче и получил во владение г. Лиду. Затем (дата не указана) по просьбе татарской знати великий князь Казимир "того царя Ач-Гирея послал из Лиды в орду Перекопскую на царство" . Автор Хроники Быховц, как указывалось в литературе, не следовал хронологии, поэтому точно датировать это известие трудно. М. Стрыйковский, использовавший хронику, близкую к Хронике Быховца, называет дату 1443 г. Наиболее ранние из сохранившихся монет Хаджи-Гирея, чеканенных в Крыму, имеют даты 845 и 847 г.х (1441-1444 гг.). Поэтому окончательное утверждение его в Крыму в любом случае относится к началу 1440-х гг.; с тех пор и берет начало история независимого Крымского ханства. Отметим, что столетие спустя Михалон Литвин в своем трактате утверждал, что Хаджи-Гирей родился в Литве близ Трок, а потом Витовт послал его в Крым. Упоминание о Витовте (ум. в 1430 г.), как давно указал М.Г. Сафаргалиев - явный анахронизм, но роль великих князей литовских в становлении Крымского ханства несомненна. Я. Длутош, а потом и М. Кромер сообщают о регулярном обмене послами и дружеских отношениях между Крымом и Великим княжеством Литовским вплоть до конца 1460-х гг. Ссылки на прежнюю дружбу Хаджи-Гирея и Казимира в течение всего XVI в. встречаются в переписке польско-литовских правителей и крымских ханов.
Годы правления Хаджи-Гирея (ум. в 1466 г.) про голи в непрерывной борьбе с правителями претендовавшей на золотоордынское наследие Большой Орды. В русских летописях его имя впервые названо под 1465 годом именно в связи с нападением Хаджи-Гирея на подошедшего к русским рубежам большеордынского хана Махмуда. О положении в Крыму в те годы почти ничего не известно, за исключением не вполне ясного указания одного из документов генуэзского происхождения на появление там в 1456 г. некоего "нового правителя". Историки вслед за Л.П. Колли видели в нем одного из сыновей Хаджи-Гирея (что вполне вероятно), притом называя конкретно третьего сына - Хайдара (а это очень спорно). Последний действительно какое-то время занимал престол: в русских источниках позднее он постоянно именуется "царем" (т.е. ханом), в том числе и после его бегства на Русь. Русская дипломатическая канцелярия быта крайне щепетильна в вопросах титулатуры и всех занимавших хотя бы короткое время ханский престол в любом из татарских ханств впоследствии называла "царями". Но связывать "царский" титул Хайдара именно с событиями 1456 г. можно только предположительно". В любом случае. Хаджи-Гирей вскоре вернулся на престол.
После смерти первого крымского правителя ханом стал старший брат Хайдара Нур-Девлет. Около 1468 г. он быт свергнут одним из младших братьев - Менгли-Гиреем: их борьба не прекращалась несколько лет. С начала 1470-х гг. Менгли-Гирей вел переговоры об антиордынском союзе с великим князем московским Иваном Ш, завершившиеся в 1474-1475 гг. заключением договора. Но здесь ход событий в корне меняется с османскими завоеваниями в Северном Причерноморье. Их итогом стало включение южного побережья Крыма н ряда крепостей за его пределами в состав владений султана Мехмеда II. После взятия штурмом Кафы в июне 1475 г. Менгли-Гирей оказался в плену у османов, а в Крыму опять вспыхнула усобица. По-видимому, в разных частях ханства одновременно правили вернувшийся на престол Нур-Девлет и ордынский ханыч Джанибек. В конце 1478 г. на ханстве вновь утвердился Менгли-Гирей, присланный в Крым султаном по просьбе татарской аристократии. Ситуация надолго стабилизируется: он оставался ханом 36 лет - до своей смерти в 1515 г. С этого времени источники позволяют значительно подробнее, нежели ранее, восстановить события внутренней истории ханства.
Крымское ханство в 16 веке:
Спойлер (раскрыть)

Крымское ханство в 16-17 веках:
Спойлер (раскрыть)

Вооруженные силы Крымского ханства.

Спойлер (раскрыть)
Долгое время в Крымском ханстве не было регулярного войска, а в военных походах фактически принимали участие все мужчины степной и предгорной части полуострова, способные носить оружие. С малых лет крымские татары приучались ко всем тяготам и невзгодам военного быта, учились владеть оружием, ездить верхом, переносить холод, голод, усталость. Хан, его сыновья, отдельные беи совершали набеги, ввязывались в военные действия со своими соседями в основном лишь тогда, когда были уверены в успешном исходе. Большую роль в военных операциях крымских татар играла разведка. Специальные лазутчики отправлялись заранее вперёд, выясняли обстановку, а затем становились проводниками наступающей армии. Используя фактор неожиданности, когда можно было застать противника врасплох, они часто получали сравнительно лёгкую добычу. Но почти никогда крымцы не выступали самостоятельно против регулярных, преобладающих в количественном отношении войск.
Ханский совет устанавливал норму, в соответствии с которой вассалы хана должны были поставлять воинов. Часть жителей оставалась для присмотра за имуществом ушедших в поход. Эти же люди должны были вооружать и содержать воинов, за что получали часть военной добычи. Кроме военной повинности, в пользу хана выплачивалась сауга — пятая, а иногда и большая часть добычи, которую мурзы приносили с собой после набегов. Бедные люди, участвовавшие в этих походах, надеялись, что поход за добычей позволит им избавиться от житейских трудностей, облегчит существование, поэтому сравнительно охотно отправлялись вслед за своим феодалом.
В военном деле у крымских татар можно выделить два вида походной организации — боевой поход, когда крымское войско во главе с ханом или калгой принимает участие в боевых действиях воюющих сторон, и грабительский набег — беш-баш (пятиголов — маленький татарский отряд), который осуществлялся зачастую отдельными мурзами и беями со сравнительно небольшими воинскими отрядами с целью получения добычи и захвата пленных.
По описаниям Гийома де Боплана и Марсильи, крымцы оснащались довольно просто — они использовали лёгкое седло, попоной, а иногда и шкурой овечьей покрывали лошадь, не надевали узду, используя сыромятный ремень. Незаменимой для наездника являлась и плеть с короткой рукояткой. Вооружены крымцы были саблей, луком и колчаном с 18 или 20 стрелами, ножом, имели огниво для добывания огня, шило и 5 или 6 сажен ременных верёвок для вязания пленников. Любимым оружием крымских татар были сабли, изготовлявшиеся в Бахчисарае, ятаганы и кинжалы брались про запас.
Одежда в походе была также непритязательна: только знатные носили кольчуги, остальные отправлялись на войну в овчинных тулупах и меховых шапках, которые зимой носили шерстью внутрь, а летом и во время дождя — шерстью наружу или плащи ямурлахи; носили рубахи красные и небесно-голубые. На постое снимали рубахи и спали нагие, положив седло под голову. Шатров с собой не возили.
Существовали определённые тактические приёмы, применяемые обычно крымцами. В начале атаки они старались всегда обойти левое крыло неприятеля для того, чтобы удобнее выпускать стрелы. Можно выделить высокое мастерство стрельбы из лука сразу двумя и даже тремя стрелами. Часто, уже обращённые в бегство, они останавливались, вновь смыкали ряды, стремясь как можно теснее охватить неприятеля, преследовавшего их и рассыпавшегося в погоне, и, таким образом, уже почти побеждённые, вырывали победу из рук победителей. В открытые военные действия с противником вступали только в случае своего явного численного превосходства. Сражения признавали только в открытом поле, избегали идти на осаду крепостей, так как у них не было осадной техники.
Следует заметить, что в военных походах принимали участие почти исключительно жители степных и отчасти предгорных районов Крыма и ногайцы. Обитатели Крымских гор, основным занятием которых было виноградарство и садоводство, в войске не служили и платили за освобождение от службы особый налог в казну.
Структура крымского войска, судя по всему, оставалась вполне традиционной. Судя по всему, армия Крымского ханства включала в себя три основных компонента: личная ханская гвардия, в которую входили как османский контингент, так и рекрутированные из жителей Крыма отряды стрелков, и артиллерия; дружины бегов и ополчение, созываемое в случае большого похода из числа рядовых татар-мужчин в возрасте от 15 до 70 лет. К собственно татарскому войску добавлялись контингенты, выставляемые вассалами хана.
Ханский совет устанавливал норму, в соответствии с которой вассалы хана должны были поставлять воинов. Часть жителей оставалась для присмотра за имуществом ушедших в поход. Эти же люди должны были вооружать и содержать воинов, за что получали часть военной добычи. Кроме военной повинности, в пользу хана выплачивалась сауга — пятая, а иногда и большая часть добычи, которую мурзы приносили с собой после набегов. Бедные люди, участвовавшие в этих походах, надеялись, что поход за добычей позволит им избавиться от житейских трудностей, облегчит существование, поэтому сравнительно охотно отправлялись вслед за своим феодалом.
В военном деле у крымских татар можно выделить два вида походной организации — боевой поход, когда крымское войско во главе с ханом или калгой принимает участие в боевых действиях воюющих сторон, и грабительский набег — беш-баш (пятиголов — маленький татарский отряд), который осуществлялся зачастую отдельными мурзами и беями со сравнительно небольшими воинскими отрядами с целью получения добычи и захвата пленных.
По описаниям Гийома де Боплана и Марсильи, крымцы оснащались довольно просто — они использовали лёгкое седло, попоной, а иногда и шкурой овечьей покрывали лошадь, не надевали узду, используя сыромятный ремень. Незаменимой для наездника являлась и плеть с короткой рукояткой. Вооружены крымцы были саблей, луком и колчаном с 18 или 20 стрелами, ножом, имели огниво для добывания огня, шило и 5 или 6 сажен ременных верёвок для вязания пленников. Любимым оружием крымских татар были сабли, изготовлявшиеся в Бахчисарае, ятаганы и кинжалы брались про запас.
Одежда в походе была также непритязательна: только знатные носили кольчуги, остальные отправлялись на войну в овчинных тулупах и меховых шапках, которые зимой носили шерстью внутрь, а летом и во время дождя — шерстью наружу или плащи ямурлахи; носили рубахи красные и небесно-голубые. На постое снимали рубахи и спали нагие, положив седло под голову. Шатров с собой не возили.
Существовали определённые тактические приёмы, применяемые обычно крымцами. В начале атаки они старались всегда обойти левое крыло неприятеля для того, чтобы удобнее выпускать стрелы. Можно выделить высокое мастерство стрельбы из лука сразу двумя и даже тремя стрелами. Часто, уже обращённые в бегство, они останавливались, вновь смыкали ряды, стремясь как можно теснее охватить неприятеля, преследовавшего их и рассыпавшегося в погоне, и, таким образом, уже почти побеждённые, вырывали победу из рук победителей. В открытые военные действия с противником вступали только в случае своего явного численного превосходства. Сражения признавали только в открытом поле, избегали идти на осаду крепостей, так как у них не было осадной техники.
Следует заметить, что в военных походах принимали участие почти исключительно жители степных и отчасти предгорных районов Крыма и ногайцы. Обитатели Крымских гор, основным занятием которых было виноградарство и садоводство, в войске не служили и платили за освобождение от службы особый налог в казну.
Структура крымского войска, судя по всему, оставалась вполне традиционной. Судя по всему, армия Крымского ханства включала в себя три основных компонента: личная ханская гвардия, в которую входили как османский контингент, так и рекрутированные из жителей Крыма отряды стрелков, и артиллерия; дружины бегов и ополчение, созываемое в случае большого похода из числа рядовых татар-мужчин в возрасте от 15 до 70 лет. К собственно татарскому войску добавлялись контингенты, выставляемые вассалами хана.
Оценка численности военного потенциала Крымского ханства.

Спойлер (раскрыть)
В качестве основы для расчетов возьмем сообщаемые современниками данные о численности татарских армий в отдельных походах и предполагаемую продуктивность пастбищ как самого Крыма, так и Северного Причерноморья, а также известные нормы призыва мужчин в ханское войско.
Едва ли не общим местом в исторических сочинениях с легкой руки некоторых современников стало приписывание крымским ханам способности в случае необходимости выставить в поле армию чуть ли не в 100 тыс., а то и 200 тыс. всадников (см. [Боплан, 2004, c. 227; Горсей, 1990, c. 56; Мадарьяга И. де, 2007, c. 364, 172; Флетчер, 1991, c. 90; Яворницкий, 1991, c. 320]). Цифры более чем впечатляющие, но насколько они реальны? Предположим, что крымские ханы действительно могли выставить столько воинов и эти цифры могут быть использованы при расчете численности населения Крымского ханства. Нормы, по которым Гиреи набирали свое войско, известны. Османский писатель второй половины XVII в. Хюсейн Хезарфенн отмечал, что когда крымский хан собирался в поход, “…то каждые семь человек выставляют одного и выделяют пару лошадей…” [Хезарфенн, 1990, c. 269]. Большинство современных специалистов сходятся на том, что для кочевников в случае тотальной мобилизации соотношение количества выставляемых воинов к общей численности населения составляло примерно 1 к 5 (см. [Крадин, 2002, c. 71–72; Плетнева, 1990, c. 79, 114]). Следовательно, общее население Крымского ханства в XVI – первой половине XVII в. Составляло никак не менее 500 тыс., а то и 1 млн человек, что явно не соответствует действительности. Скорректируем эти данные, рассчитав биопродуктивность степи [Крадин, 2002, с. 78–79]. Расчеты показывают, что при сохранении чисто кочевого образа жизни собственно крымская степь могла прокормить никак не более 25–30 тыс. кочевников. Примечательно, что если применить к полученной цифре нормы призыва воинов, приведенные выше, то полученные данные практически полностью совпадают со сведениями, что сообщал венецианский путешественник и дипломат И. Барбаро. Он писал, что обитавшие в степи на “острове Кафы” татары при необходимости могут выставить от 3 до 4 тыс. всадников [Барбаро и Контарини, 1971, c. 155]. О недостаточности собственных ресурсов крымского хана в начале XVI в. косвенно свидетельствуют и материалы дипломатической переписки между Крымом и Москвой. Так, летом 1501 г., в разгар противостояния между Менгли-Гиреем и его главным противником, ханом Большой Орды Шиг-Ахметом, крымский хан потребовал от своего союзника, московского государя Ивана III, чтобы тот прислал к нему на помощь 10-тысячное войско. И поскольку Шиг-Ахмет располагал примерно 20-тысячной армией, следовательно, сам Менгли-Гирей имел сил значительно меньше и в одиночку сражаться с Шиг-Ахметом отнюдь не стремился [Хорошкевич, 2001, c. 155]. (Ср. сообщение московского посла в Крыму И. Мамонова о том, что летом 1501 г. “…царевы рати нынеча смечают в полтретьяцать тысящ…” [Памятники…, 1884, c. 368]). Эти данные либо завышены, либо, что более вероятно, отражают тот примерный максимум сил, что мог выставить Менгли-Гирей в случае тотальной мобилизации всего и вся]). Поэтому ясно, почему в событиях 1501–1502 гг. Менгли-Гирей занял выжидательную позицию, не вступая в сражение с войском Шиг-Ахмета и почему Иван III в борьбе с Большой Ордой сделал ставку на крымского хана – он был менее сильным, а следовательно, и не таким опасным противником, как дети Ахмета.
Прошло примерно полстолетия, и литовский писатель и публицист Венцеслав Миколаевич (больше известный как Михалон Литвин) писал, что крымский хан при тотальной мобилизации всех мужчин, способных держать в руках оружие, может выставить войско в 30 тыс. всадников. При этом подчеркивал, что по сравнению с прежними временами численность населения Крымского ханства существенно выросла [Литвин, 1994, c. 65–66]. И действительно, после того, как в упорной борьбе Менгли-Гирей в начале XVI в. нанес поражение Шиг-Ахмету, к победителю откочевала большая часть улусов, ранее подчинявшихся его противнику [Зайцев, 2004, с. 100–105; Хорошкевич, 2001, с. 92к–93, 153–158, 162–163]. Вместе с первенством к Крыму перешла и большая часть земель и пастбищ, ранее контролировавшихся ханами Большой Орды. Применяя к новым владениям крымских ханов формулы расчета биопродуктивности пастбищ, получаем, что к концу правления Менгли-Гирея число его подданных могло приблизиться к 200 тыс. человек, т.е. (с учетом неизбежных при такого рода расчетах погрешностей) в целом укладывается в приведенные выше нормы призыва.
В дальнейшем численность населения Крыма неизбежно должна была расти, тем более что при преемниках Менгли-Гирея наметился переход татар к полуоседлому, а затем и оседлому образу жизни. Традиция приписывает особые заслуги в этом шестому крымскому хану Сахиб-Гирею I, сыну Менгли-Гирея [Смирнов, 2005, с. 312]. Соответственно росла и численность татарского войска. Так, в ходе отражения в 1555 г. набега крымского войска во главе с ханом Девлет-Гиреем I московские ратники захватили ханский лагерь с обозом (кошем) и 60 тыс. лошадей [Никоновская летопись, 2000, с. 257]. Известно, что каждый татарский воин, выступая в поход, вел за собой не менее двух запасных коней [Боплан, 2004, с. 231]. Исходя из текста летописи, можно предположить, что, направляясь со своим войском к Туле и предполагая встретить там русское войско, хан оставил в лагере лишних лошадей (вступать в бой, имея на поводу запасных лошадей неудобно) и что именно эти запасные лошади и были захвачены русскими. Отсюда следует, что в походе участвовало около 30 тыс. татарских воинов. И так как это был, видимо, обычный поход, не имевшей своей целью, как в 1571 г. (согласно ливонскому хронисту Б. Рюссову, в этом походе принимало участие 40 тыс. татар [Рюссов, 1879, с. 205]), тотального сокрушения неприятеля, то скорее всего хан набирал воинов по “обычной” норме, указанной Хезарфенном. Отсюда следует, что под властью хана находилось около 210 тыс. или несколько более собственно татар.
Учитывая, что у татар как обычных кочевников всякий взрослый мужчина был потенциальным воином [Тунманн, 1991, с. 24; Хазанов, 2006, с. 475], можно предположить, что в середине XVI в. крымский хан мог выставить в поле при тотальной мобилизации всех боеспособных мужчин до 40–50 тыс. воинов. Согласно данным, приводимым В. Остапчуком, который ссылался на татарскую хронику Реммаля Ходжи, в 1539 г. во время похода на Кубань специальные чиновники хана Сахиб-Гирея занесли в списки 40 тыс. воинов. Османский историк Ибрахим Эфенди Печеви, повествуя об участии татар в венгерской кампании 1594 г., писал, что с ним в османский лагерь прибыло не более 30–40 тыс. всадников [Остапчук, 2001, с. 405; Смирнов, 2005, с. 333]. С учетом контингентов, выставляемых ханскими вассалами, крымское войско могло иметь и больше воинов.
Таким образом, приводимая некоторыми авторами для второй половины XVI - первой половины XVII в. цифра в 40–60 тыс. воинов (с учетом союзников и вассалов), которыми могли располагать крымские Гиреи в больших походах, представляется отражающей реальную действительность [Каргалов, 2002, с. 47–48; Скрынников, 1986, с. 46]. Примечательно, что А.Л. Хорошкевич приводит сведения из архива римской курии, согласно которым в 1561 г. хан, измотанный войной с московитами (sic!), мог выставить против Ивана IV от 30 до 40 тыс. всадников [Хорошкевич, 2003, с. 261].
Правда, вряд ли ханы реально могли поставить под свои знамена столько воинов. К примеру, русский посол Иван Судаков в мае 1588 г. сообщал, что хан “закручинился”, узнав о том, что “Мурат-Кирей царевич з братьею однолично будет на сем лете на Крым войною, а государь московской дал им стрельцов и казаков полтретьятцать тысеч с вогненным боем да с Волги да з Дону казаков пять тысеч…” [Статейный список…, 1891, c. 58–59]. Таким образом, 25 тыс. русских ратных людей с “вогненным боем”, усиленных татарской конницей, вводили крымского “царя” в “кручину”. И это в конце XVI в., когда Крымское ханство было многолюднее и сильнее, нежели в начале столетия! Следовательно, можно предположить, что 40–60 тыс. человек – это тот верхний предел численности крымского войска, который мог быть достигнут только при максимальном напряжении всех сил ханства. Реально в походах участвовало, как правило, много меньше всадников – тот же Иван Судаков сообщал, что в феврале 1588 г. хан выступил в поход на Украину с войском общей численностью 18 тыс. всадников и 500 турецких янычар из Кафы [Статейный список…, 1891, с. 68].
Много это или мало? Для сравнения: общая численность московского войска при Василии III составляла около 90 тыс. человек, из которых в поле могли быть задействованы одновременно до 50 тыс. ратников. В начале 60-х гг. XVI в. полевая армия московского царя составляла (при условии, что она сконцентрирована на одном стратегическом направлении) максимум около 70–75 тыс. человек, а все войско – до 100 тыс. ратных людей или несколько более [Пенской, 2008, с. 7–8, 11].
Едва ли не общим местом в исторических сочинениях с легкой руки некоторых современников стало приписывание крымским ханам способности в случае необходимости выставить в поле армию чуть ли не в 100 тыс., а то и 200 тыс. всадников (см. [Боплан, 2004, c. 227; Горсей, 1990, c. 56; Мадарьяга И. де, 2007, c. 364, 172; Флетчер, 1991, c. 90; Яворницкий, 1991, c. 320]). Цифры более чем впечатляющие, но насколько они реальны? Предположим, что крымские ханы действительно могли выставить столько воинов и эти цифры могут быть использованы при расчете численности населения Крымского ханства. Нормы, по которым Гиреи набирали свое войско, известны. Османский писатель второй половины XVII в. Хюсейн Хезарфенн отмечал, что когда крымский хан собирался в поход, “…то каждые семь человек выставляют одного и выделяют пару лошадей…” [Хезарфенн, 1990, c. 269]. Большинство современных специалистов сходятся на том, что для кочевников в случае тотальной мобилизации соотношение количества выставляемых воинов к общей численности населения составляло примерно 1 к 5 (см. [Крадин, 2002, c. 71–72; Плетнева, 1990, c. 79, 114]). Следовательно, общее население Крымского ханства в XVI – первой половине XVII в. Составляло никак не менее 500 тыс., а то и 1 млн человек, что явно не соответствует действительности. Скорректируем эти данные, рассчитав биопродуктивность степи [Крадин, 2002, с. 78–79]. Расчеты показывают, что при сохранении чисто кочевого образа жизни собственно крымская степь могла прокормить никак не более 25–30 тыс. кочевников. Примечательно, что если применить к полученной цифре нормы призыва воинов, приведенные выше, то полученные данные практически полностью совпадают со сведениями, что сообщал венецианский путешественник и дипломат И. Барбаро. Он писал, что обитавшие в степи на “острове Кафы” татары при необходимости могут выставить от 3 до 4 тыс. всадников [Барбаро и Контарини, 1971, c. 155]. О недостаточности собственных ресурсов крымского хана в начале XVI в. косвенно свидетельствуют и материалы дипломатической переписки между Крымом и Москвой. Так, летом 1501 г., в разгар противостояния между Менгли-Гиреем и его главным противником, ханом Большой Орды Шиг-Ахметом, крымский хан потребовал от своего союзника, московского государя Ивана III, чтобы тот прислал к нему на помощь 10-тысячное войско. И поскольку Шиг-Ахмет располагал примерно 20-тысячной армией, следовательно, сам Менгли-Гирей имел сил значительно меньше и в одиночку сражаться с Шиг-Ахметом отнюдь не стремился [Хорошкевич, 2001, c. 155]. (Ср. сообщение московского посла в Крыму И. Мамонова о том, что летом 1501 г. “…царевы рати нынеча смечают в полтретьяцать тысящ…” [Памятники…, 1884, c. 368]). Эти данные либо завышены, либо, что более вероятно, отражают тот примерный максимум сил, что мог выставить Менгли-Гирей в случае тотальной мобилизации всего и вся]). Поэтому ясно, почему в событиях 1501–1502 гг. Менгли-Гирей занял выжидательную позицию, не вступая в сражение с войском Шиг-Ахмета и почему Иван III в борьбе с Большой Ордой сделал ставку на крымского хана – он был менее сильным, а следовательно, и не таким опасным противником, как дети Ахмета.
Прошло примерно полстолетия, и литовский писатель и публицист Венцеслав Миколаевич (больше известный как Михалон Литвин) писал, что крымский хан при тотальной мобилизации всех мужчин, способных держать в руках оружие, может выставить войско в 30 тыс. всадников. При этом подчеркивал, что по сравнению с прежними временами численность населения Крымского ханства существенно выросла [Литвин, 1994, c. 65–66]. И действительно, после того, как в упорной борьбе Менгли-Гирей в начале XVI в. нанес поражение Шиг-Ахмету, к победителю откочевала большая часть улусов, ранее подчинявшихся его противнику [Зайцев, 2004, с. 100–105; Хорошкевич, 2001, с. 92к–93, 153–158, 162–163]. Вместе с первенством к Крыму перешла и большая часть земель и пастбищ, ранее контролировавшихся ханами Большой Орды. Применяя к новым владениям крымских ханов формулы расчета биопродуктивности пастбищ, получаем, что к концу правления Менгли-Гирея число его подданных могло приблизиться к 200 тыс. человек, т.е. (с учетом неизбежных при такого рода расчетах погрешностей) в целом укладывается в приведенные выше нормы призыва.
В дальнейшем численность населения Крыма неизбежно должна была расти, тем более что при преемниках Менгли-Гирея наметился переход татар к полуоседлому, а затем и оседлому образу жизни. Традиция приписывает особые заслуги в этом шестому крымскому хану Сахиб-Гирею I, сыну Менгли-Гирея [Смирнов, 2005, с. 312]. Соответственно росла и численность татарского войска. Так, в ходе отражения в 1555 г. набега крымского войска во главе с ханом Девлет-Гиреем I московские ратники захватили ханский лагерь с обозом (кошем) и 60 тыс. лошадей [Никоновская летопись, 2000, с. 257]. Известно, что каждый татарский воин, выступая в поход, вел за собой не менее двух запасных коней [Боплан, 2004, с. 231]. Исходя из текста летописи, можно предположить, что, направляясь со своим войском к Туле и предполагая встретить там русское войско, хан оставил в лагере лишних лошадей (вступать в бой, имея на поводу запасных лошадей неудобно) и что именно эти запасные лошади и были захвачены русскими. Отсюда следует, что в походе участвовало около 30 тыс. татарских воинов. И так как это был, видимо, обычный поход, не имевшей своей целью, как в 1571 г. (согласно ливонскому хронисту Б. Рюссову, в этом походе принимало участие 40 тыс. татар [Рюссов, 1879, с. 205]), тотального сокрушения неприятеля, то скорее всего хан набирал воинов по “обычной” норме, указанной Хезарфенном. Отсюда следует, что под властью хана находилось около 210 тыс. или несколько более собственно татар.
Учитывая, что у татар как обычных кочевников всякий взрослый мужчина был потенциальным воином [Тунманн, 1991, с. 24; Хазанов, 2006, с. 475], можно предположить, что в середине XVI в. крымский хан мог выставить в поле при тотальной мобилизации всех боеспособных мужчин до 40–50 тыс. воинов. Согласно данным, приводимым В. Остапчуком, который ссылался на татарскую хронику Реммаля Ходжи, в 1539 г. во время похода на Кубань специальные чиновники хана Сахиб-Гирея занесли в списки 40 тыс. воинов. Османский историк Ибрахим Эфенди Печеви, повествуя об участии татар в венгерской кампании 1594 г., писал, что с ним в османский лагерь прибыло не более 30–40 тыс. всадников [Остапчук, 2001, с. 405; Смирнов, 2005, с. 333]. С учетом контингентов, выставляемых ханскими вассалами, крымское войско могло иметь и больше воинов.
Таким образом, приводимая некоторыми авторами для второй половины XVI - первой половины XVII в. цифра в 40–60 тыс. воинов (с учетом союзников и вассалов), которыми могли располагать крымские Гиреи в больших походах, представляется отражающей реальную действительность [Каргалов, 2002, с. 47–48; Скрынников, 1986, с. 46]. Примечательно, что А.Л. Хорошкевич приводит сведения из архива римской курии, согласно которым в 1561 г. хан, измотанный войной с московитами (sic!), мог выставить против Ивана IV от 30 до 40 тыс. всадников [Хорошкевич, 2003, с. 261].
Правда, вряд ли ханы реально могли поставить под свои знамена столько воинов. К примеру, русский посол Иван Судаков в мае 1588 г. сообщал, что хан “закручинился”, узнав о том, что “Мурат-Кирей царевич з братьею однолично будет на сем лете на Крым войною, а государь московской дал им стрельцов и казаков полтретьятцать тысеч с вогненным боем да с Волги да з Дону казаков пять тысеч…” [Статейный список…, 1891, c. 58–59]. Таким образом, 25 тыс. русских ратных людей с “вогненным боем”, усиленных татарской конницей, вводили крымского “царя” в “кручину”. И это в конце XVI в., когда Крымское ханство было многолюднее и сильнее, нежели в начале столетия! Следовательно, можно предположить, что 40–60 тыс. человек – это тот верхний предел численности крымского войска, который мог быть достигнут только при максимальном напряжении всех сил ханства. Реально в походах участвовало, как правило, много меньше всадников – тот же Иван Судаков сообщал, что в феврале 1588 г. хан выступил в поход на Украину с войском общей численностью 18 тыс. всадников и 500 турецких янычар из Кафы [Статейный список…, 1891, с. 68].
Много это или мало? Для сравнения: общая численность московского войска при Василии III составляла около 90 тыс. человек, из которых в поле могли быть задействованы одновременно до 50 тыс. ратников. В начале 60-х гг. XVI в. полевая армия московского царя составляла (при условии, что она сконцентрирована на одном стратегическом направлении) максимум около 70–75 тыс. человек, а все войско – до 100 тыс. ратных людей или несколько более [Пенской, 2008, с. 7–8, 11].
Тактика и вооружение.

Спойлер (раскрыть)
Все современники подчеркивали чрезвычайную легкость вооружения рядового татарского воина и вместе с тем стремление знатных и богатых воинов следовать турецкой традиции в использовании доспехов. Очевидно, что крымские татары практически отказались от прямого следования позднеордынской военной традиции. Ничего подобного отрядам тяжеловооруженных конных латников на конях, также облаченных в доспехи, которые имелись в золотоордынском войске XIV – начала XV в. [Горелик, 1983], мы не встречаем. Немногочисленной у крымских татар была и “средневооруженная” (по классификации Л.А. Боброва) латная конница, столь характерная для средне- и центральноазиатских армий того времени [Бобров, 2007]. Судя по всему, крымскотатарский комплекс защитного и наступательного вооружения целиком и полностью укладывался в стремительно складывавшийся и в первой четверти XVI в. Практически завершивший формироваться единый западноазиатский, или русско-мусульманский, по мнению Л.А. Боброва [Бобров, 2004; Бобров 2003; Пинк, 2004], комплекс вооружения с той лишь разницей, что у крымских татар доспешная конница отсутствовала в сколько-нибудь серьезных количествах и основу войска оставляла легкая конница стрелков из лука. Стандартный комплект вооружения рядового татарского воина в это время составляли, судя по всему, саадак, сабля и нож, а для защиты использовались скорее всего мягкие, стеганые доспехи типа хорошо известного русского тегиляя и подобные же защитные наголовья. Знать и отборные воины из ханской свиты (о последних см.: [Броневский, 1867, c. 362, 367]) вооружались, как было отмечено выше, по турецкому образцу (о комплексе вооружения богатых татарских воинов см.: [Броневский, 1867, c. 366]). Возможно, что в отдельных случаях знатные и богатые воины могли использовать и конский доспех – стеганые попоны и маски.
Облегченный комплекс вооружения татарских воинов, очевидно, возник не случайно. Первоначально, когда крымско-татарское государство еще только складывалось, ханы и знать неизбежно должны были столкнуться с серьезной проблемой обеспечения основной массы рядовых воинов качественными и вместе с тем дешевыми доспехами и оружием. Разгром Золотой Орды Тимуром и последовавшая за этим деградация ее городской культуры привела к существенному сокращению производства оружия и доспехов собственно в Орде (косвенно об этом свидетельствуют приведенные выше слова А. Контарини о качестве вооружения ордынских воинов в конце XV в.). Импорт оружия из-за рубежа носил, судя по всему, достаточно ограниченный характер. Процесс завершения создания Крымского ханства и формирования в нем собственной городской культуры с развитым ремеслом практически совпал по времени со стремительным развитием огнестрельного оружия и падением значения оборонительного доспеха. Это вело к его облегчению и полному исчезновению. Лучшей защитой от растущей огневой мощи главных противников, татар, русских, поляков и литовцев, стала подвижность и маневренность крымских ратей, достигаемая всеми доступными средствами.
Учитывая конный характер армии Крымского ханства, нельзя не сказать несколько слов и о строевых лошадях татарских воинов. Современники в один голос хвалили татарских коней за их выносливость и приспособленность к местным условиям [Герберштейн, 2002, с. 257; Литвин, 1994, с. 75]. Правда, достоинства татарских коней были обратной стороной их недостатков. От европейских они отличались более низким ростом (в среднем 131.9 см в холке [Кожевников, Гуревич, 1990, с. 14–15]) и в силу этого были не способны нести на себе тяжеловооруженного, закованного в сплошные доспехи всадника. Хороших, мощных коней у татар было немного. Так, в уже упоминавшемся эпизоде с захватом русскими воинами в 1555 г. ханского “коша” в их руки попало всего 200 аргамаков [Никоновская летопись, 2000, c. 257].
Какой была тактика крымских татар? Анализ доступных материалов показывает, что она была сложнее, чем обычно представляется, и вместе с тем отличалась от прежней ордынской модели XIV – начала XV в. Поэтому фраза С.А. Ищенко о том, что крымские ханы сохранили почти без изменений ордынские традиции, связанные со спецификой военных действий [Ищенко, 1989, с. 138], представляется не вполне корректной. Изменения были, и они носили достаточно серьезный характер. Оттачивавшаяся веками традиционная схема действий кочевнической конницы на поле боя, включавшая в себя три основные фазы – лучный бой, шоковый удар тяжелой и средней конницы “в копья” и добивание бегущего противника холодным оружием [Бобров, 2002, c. 96; Горелик, 1995, c. 381], уже не работала, так как состав наступательного и оборонительного вооружения крымских татар изменился. В лучшем случае из трех фаз осталось только две – первая и последняя. Да и сама татарская конница скорее всего действовала на поле боя в смешанных боевых порядках – первую шеренгу боевого построения занимали лучше вооруженные и защищенные воины, а остальные татары строились за ними [Бобров, 2007, с. 77–79].
Огнестрельное оружие в рассматриваемый период не получило среди татар широкого распространения. Конечно, полагать, как это делает Дж. Горсей [Горсей, 1990, c. 70–71], что татары совсем не знали его, было бы ошибочно. Сражаясь с русскими и литовцами, они были прекрасно осведомлены о том, что такое пушки, аркебузы и мушкеты и в чем преимущество тех, кто ими обладает, над теми, у кого их нет. Уже при Сахиб-Гирее в состав ханской гвардии были включены отряды пехотинцев (тюфенгчи), набираемых из рабов-черкесов и местного оседлого населения, общей численностью от 200 до 1000 человек. Они были вооружены и обучены по образцу и подобию турецких янычар (видимо, на службе крымского хана турецкая пехота появилась в конце XV в. [Памятники…, 1884, c. 105]). Подразделения наемных стрелков с этого времени стали обязательным компонентом войска крымских ханов. Примерно в это время в состав ханского войска включается и легкая полевая артиллерия. Сама артиллерия у крымчаков появилась еще при Менгли-Гирее. Уже в 1502 г., снаряжаясь в поход против хана Большой Орды, Менгли-Гирей, по сообщению русского посла И. Мамонова, помимо всего прочего “…взяв с собою и пушки…”. Правда, пушки эти, равно как и канониры, были, судя по всему, турецкими. Правда, артиллерия, фитильные и колесцовые аркебузы, мушкеты и пистолеты, занявшие прочное место в армиях Западной, Центральной и Восточной Европы, были слишком громоздки, ненадежны, обладали неважной, по сравнению с традиционным луком, скорострельностью и не настолько превосходили его по пробивной мощи, чтобы можно было отказаться от его применения.
Вместе с тем под влиянием турок крымские татары во второй четверти XVI в. приняли на вооружение классический османский Дестур-и-Руми – боевой порядок, ядром которого был вагенбург-табор из повозок (зарбузан арабалары), оснащенных легкой артиллерией (фальконетами-зарбузан), внутри которого находились стрелки-тюфенгчи [Остапчук, 2001, c. 402–403, 405–406]. О размерах крымского обоза в больших походах дает представление следующая фраза из грамоты И. Мамонова. Русский посол писал, что, готовясь к походу против Большой Орды, Менгли-Гирей “…всем своим людем велел готовым быти… и кони кормить, а у пяти б человек телега была, а по три кони у человека, а опричь иного корму, было бы у пяти человек по два вола…” [Памятники../, 1884, с. 378]. Нельзя исключить, что этот шаг Сахиб-Гирей сделал под влиянием тяжелого поражения, которое потерпели крымские татары от ногаев в 1523 г. [Зайцев, 2006, с. 91–96].
Происшедшие изменения привели к тому, что тактика крымских татар изменилась по сравнению с классической ордынской моделью и варьировалась в зависимости от противника, с которым предстояло иметь дело, и от цели похода. Дестур-и-Руми в 40-х гг. XVI в. с успехом применялся Сахиб-Гиреем против ногаев и черкесов. Ха- рактерна фраза одного из черкесских князей, произнесенная им в 1551 г., когда он узнал о готовящемся походе Сахиб-Гирея: “Хан, говорят, идет грабить нас… Он силен своими пушками (выделено мною. – П.В.), а мои пушки и пищали – крутые горы и быстрые кони…” [Некрасов, 1990, с. 110]. Однако попытки ногаев и черкесов противостоять крымскому войску, имевшему пусть и немногочисленных (не более тысячи) пехотинцев, вооруженных ручным огнестрельным оружием, и легкую артиллерию, неизменно заканчивались неудачей. Так было в 1545 г. во время похода крымского войска на черкесов, в 1546 г., когда татарское войско взяло Астрахань, и при отражении набега ногаев на Крым в 1548 г. [Зайцев, 2006, с. 140; Некрасов, 1990, с. 107; Остапчук, 2001, с. 406].
Вместе с тем в походах против русских, литовцев и поляков татары редко использовали пехоту и артиллерию, а если они и появлялись на поле битвы, то, как правило, терпели неудачу, как в 1541 и 1552 гг. [Никоновская летопись, 2000, c. 138–139, 189–190]. Так, в походе 1552 г. хан имел 18 пушек, однако все они были потеряны во время неудачной осады Тулы [Акты…, 2008, c. 222–223]. Техническое и численное превосходство русских, литовцев и поляков, опиравшихся на намного более развитую промышленность, делало для татар бессмысленным соревнование в этих новых родах войск. Кроме того, османы, привлекая татар со второй половины XVI в. к участию в проводимых ими кампаниях, отводили им роль легковооруженных всадников-акынджи, в задачи которых входили прежде всего разведка и опустошение неприятельских территорий.
Все современники подчеркивали чрезвычайную легкость вооружения рядового татарского воина и вместе с тем стремление знатных и богатых воинов следовать турецкой традиции в использовании доспехов. Очевидно, что крымские татары практически отказались от прямого следования позднеордынской военной традиции. Ничего подобного отрядам тяжеловооруженных конных латников на конях, также облаченных в доспехи, которые имелись в золотоордынском войске XIV – начала XV в. [Горелик, 1983], мы не встречаем. Немногочисленной у крымских татар была и “средневооруженная” (по классификации Л.А. Боброва) латная конница, столь характерная для средне- и центральноазиатских армий того времени [Бобров, 2007]. Судя по всему, крымскотатарский комплекс защитного и наступательного вооружения целиком и полностью укладывался в стремительно складывавшийся и в первой четверти XVI в. Практически завершивший формироваться единый западноазиатский, или русско-мусульманский, по мнению Л.А. Боброва [Бобров, 2004; Бобров 2003; Пинк, 2004], комплекс вооружения с той лишь разницей, что у крымских татар доспешная конница отсутствовала в сколько-нибудь серьезных количествах и основу войска оставляла легкая конница стрелков из лука. Стандартный комплект вооружения рядового татарского воина в это время составляли, судя по всему, саадак, сабля и нож, а для защиты использовались скорее всего мягкие, стеганые доспехи типа хорошо известного русского тегиляя и подобные же защитные наголовья. Знать и отборные воины из ханской свиты (о последних см.: [Броневский, 1867, c. 362, 367]) вооружались, как было отмечено выше, по турецкому образцу (о комплексе вооружения богатых татарских воинов см.: [Броневский, 1867, c. 366]). Возможно, что в отдельных случаях знатные и богатые воины могли использовать и конский доспех – стеганые попоны и маски.
Облегченный комплекс вооружения татарских воинов, очевидно, возник не случайно. Первоначально, когда крымско-татарское государство еще только складывалось, ханы и знать неизбежно должны были столкнуться с серьезной проблемой обеспечения основной массы рядовых воинов качественными и вместе с тем дешевыми доспехами и оружием. Разгром Золотой Орды Тимуром и последовавшая за этим деградация ее городской культуры привела к существенному сокращению производства оружия и доспехов собственно в Орде (косвенно об этом свидетельствуют приведенные выше слова А. Контарини о качестве вооружения ордынских воинов в конце XV в.). Импорт оружия из-за рубежа носил, судя по всему, достаточно ограниченный характер. Процесс завершения создания Крымского ханства и формирования в нем собственной городской культуры с развитым ремеслом практически совпал по времени со стремительным развитием огнестрельного оружия и падением значения оборонительного доспеха. Это вело к его облегчению и полному исчезновению. Лучшей защитой от растущей огневой мощи главных противников, татар, русских, поляков и литовцев, стала подвижность и маневренность крымских ратей, достигаемая всеми доступными средствами.
Учитывая конный характер армии Крымского ханства, нельзя не сказать несколько слов и о строевых лошадях татарских воинов. Современники в один голос хвалили татарских коней за их выносливость и приспособленность к местным условиям [Герберштейн, 2002, с. 257; Литвин, 1994, с. 75]. Правда, достоинства татарских коней были обратной стороной их недостатков. От европейских они отличались более низким ростом (в среднем 131.9 см в холке [Кожевников, Гуревич, 1990, с. 14–15]) и в силу этого были не способны нести на себе тяжеловооруженного, закованного в сплошные доспехи всадника. Хороших, мощных коней у татар было немного. Так, в уже упоминавшемся эпизоде с захватом русскими воинами в 1555 г. ханского “коша” в их руки попало всего 200 аргамаков [Никоновская летопись, 2000, c. 257].
Какой была тактика крымских татар? Анализ доступных материалов показывает, что она была сложнее, чем обычно представляется, и вместе с тем отличалась от прежней ордынской модели XIV – начала XV в. Поэтому фраза С.А. Ищенко о том, что крымские ханы сохранили почти без изменений ордынские традиции, связанные со спецификой военных действий [Ищенко, 1989, с. 138], представляется не вполне корректной. Изменения были, и они носили достаточно серьезный характер. Оттачивавшаяся веками традиционная схема действий кочевнической конницы на поле боя, включавшая в себя три основные фазы – лучный бой, шоковый удар тяжелой и средней конницы “в копья” и добивание бегущего противника холодным оружием [Бобров, 2002, c. 96; Горелик, 1995, c. 381], уже не работала, так как состав наступательного и оборонительного вооружения крымских татар изменился. В лучшем случае из трех фаз осталось только две – первая и последняя. Да и сама татарская конница скорее всего действовала на поле боя в смешанных боевых порядках – первую шеренгу боевого построения занимали лучше вооруженные и защищенные воины, а остальные татары строились за ними [Бобров, 2007, с. 77–79].
Огнестрельное оружие в рассматриваемый период не получило среди татар широкого распространения. Конечно, полагать, как это делает Дж. Горсей [Горсей, 1990, c. 70–71], что татары совсем не знали его, было бы ошибочно. Сражаясь с русскими и литовцами, они были прекрасно осведомлены о том, что такое пушки, аркебузы и мушкеты и в чем преимущество тех, кто ими обладает, над теми, у кого их нет. Уже при Сахиб-Гирее в состав ханской гвардии были включены отряды пехотинцев (тюфенгчи), набираемых из рабов-черкесов и местного оседлого населения, общей численностью от 200 до 1000 человек. Они были вооружены и обучены по образцу и подобию турецких янычар (видимо, на службе крымского хана турецкая пехота появилась в конце XV в. [Памятники…, 1884, c. 105]). Подразделения наемных стрелков с этого времени стали обязательным компонентом войска крымских ханов. Примерно в это время в состав ханского войска включается и легкая полевая артиллерия. Сама артиллерия у крымчаков появилась еще при Менгли-Гирее. Уже в 1502 г., снаряжаясь в поход против хана Большой Орды, Менгли-Гирей, по сообщению русского посла И. Мамонова, помимо всего прочего “…взяв с собою и пушки…”. Правда, пушки эти, равно как и канониры, были, судя по всему, турецкими. Правда, артиллерия, фитильные и колесцовые аркебузы, мушкеты и пистолеты, занявшие прочное место в армиях Западной, Центральной и Восточной Европы, были слишком громоздки, ненадежны, обладали неважной, по сравнению с традиционным луком, скорострельностью и не настолько превосходили его по пробивной мощи, чтобы можно было отказаться от его применения.
Вместе с тем под влиянием турок крымские татары во второй четверти XVI в. приняли на вооружение классический османский Дестур-и-Руми – боевой порядок, ядром которого был вагенбург-табор из повозок (зарбузан арабалары), оснащенных легкой артиллерией (фальконетами-зарбузан), внутри которого находились стрелки-тюфенгчи [Остапчук, 2001, c. 402–403, 405–406]. О размерах крымского обоза в больших походах дает представление следующая фраза из грамоты И. Мамонова. Русский посол писал, что, готовясь к походу против Большой Орды, Менгли-Гирей “…всем своим людем велел готовым быти… и кони кормить, а у пяти б человек телега была, а по три кони у человека, а опричь иного корму, было бы у пяти человек по два вола…” [Памятники../, 1884, с. 378]. Нельзя исключить, что этот шаг Сахиб-Гирей сделал под влиянием тяжелого поражения, которое потерпели крымские татары от ногаев в 1523 г. [Зайцев, 2006, с. 91–96].
Происшедшие изменения привели к тому, что тактика крымских татар изменилась по сравнению с классической ордынской моделью и варьировалась в зависимости от противника, с которым предстояло иметь дело, и от цели похода. Дестур-и-Руми в 40-х гг. XVI в. с успехом применялся Сахиб-Гиреем против ногаев и черкесов. Ха- рактерна фраза одного из черкесских князей, произнесенная им в 1551 г., когда он узнал о готовящемся походе Сахиб-Гирея: “Хан, говорят, идет грабить нас… Он силен своими пушками (выделено мною. – П.В.), а мои пушки и пищали – крутые горы и быстрые кони…” [Некрасов, 1990, с. 110]. Однако попытки ногаев и черкесов противостоять крымскому войску, имевшему пусть и немногочисленных (не более тысячи) пехотинцев, вооруженных ручным огнестрельным оружием, и легкую артиллерию, неизменно заканчивались неудачей. Так было в 1545 г. во время похода крымского войска на черкесов, в 1546 г., когда татарское войско взяло Астрахань, и при отражении набега ногаев на Крым в 1548 г. [Зайцев, 2006, с. 140; Некрасов, 1990, с. 107; Остапчук, 2001, с. 406].
Вместе с тем в походах против русских, литовцев и поляков татары редко использовали пехоту и артиллерию, а если они и появлялись на поле битвы, то, как правило, терпели неудачу, как в 1541 и 1552 гг. [Никоновская летопись, 2000, c. 138–139, 189–190]. Так, в походе 1552 г. хан имел 18 пушек, однако все они были потеряны во время неудачной осады Тулы [Акты…, 2008, c. 222–223]. Техническое и численное превосходство русских, литовцев и поляков, опиравшихся на намного более развитую промышленность, делало для татар бессмысленным соревнование в этих новых родах войск. Кроме того, османы, привлекая татар со второй половины XVI в. к участию в проводимых ими кампаниях, отводили им роль легковооруженных всадников-акынджи, в задачи которых входили прежде всего разведка и опустошение неприятельских территорий.
Источники: Некрасов A. M. Возникновение и эволюция Крымского государства в XV-XVI веках
Пенской В.В.:ВОЕННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ КРЫМСКОГО ХАНСТВА В КОНЦЕ XV – НАЧАЛЕ XVII в.
Видео (Раскрыть)
В качестве наглядного пособия - Лекция: Крымское ханство и российское государство, конец XV – начало XVII веков (часть 1)
Лектор: Виноградов Александр Вадимович
историк, старший научный сотрудник Центра «Россия в международных отношениях» ИРИ РАН, кандидат исторических наук
Лектор: Виноградов Александр Вадимович
историк, старший научный сотрудник Центра «Россия в международных отношениях» ИРИ РАН, кандидат исторических наук
Предлагаемые вопросы для обсуждения:
- взаимоотношения Крымского ханства с соседями, в т.ч. "обломками" Золотой Орды - характер отношений, политика, цели и способы их достижения;
- оценка военной "машины" Крымского ханства по сравнению вооруженными силами противостоящих государств - плюсы и минусы;
- взаимоотношения со своим сюзереном - Османской Портой (и границы этого подчинения/неподчинения), а так же собственной феодальной знатью;
- наследование власти и династия Гиреев (Гераев) - единственная династия, правившая государством от момента его образования до подчинения Россией;
Ну и в качестве некой альтернативной мысли... : вероятность повторения "Батыева погрома" и какова была вероятность подчинения/разгрома Крымом Руси в случае успешности похода 1572 года, если бы тот не закончился Молодинским разгромом.