В периоды Древнего и Среднего царств владыки Египта для военных походов рекрутировали в армию мужчин из народа по принципу ad hoc[229] и подкрепляли ее отрядами наемников, часто из Нубии. Для спорадических походов, ради защиты египетских интересов или прокладки новых торговых путей такая система вполне годилась, но для нужд империи она была слишком неэффективной. Завоевание и присоединение больших иноземных территорий требовало содержания постоянных гарнизонов, чтобы закрепить власть египтян и обеспечить средства для подавления возможных мятежей. Только регулярная армия могла послужить такой политике. Поэтому в начале Нового царства, впервые в египетской истории, произошел переход к профессиональной армии. Ко времени правления Эхнатона (1353–1336) влияние армии сказывалось уже во всех коридорах власти. Многие из ближайших соратников царя совмещали военные и гражданские должности, и эти связи, несомненно, способствовали сохранению их лояльности.
Реорганизация вооруженных сил поздней XVIII династии заключалась в разделении их на два корпуса: пехоту и колесницы. Египет также традиционно обладал сильным флотом (который весьма эффективно использовался против гиксосов), но взаимозависимость наземных и речных операций приводила к взаимозаменяемости служащих — и рядовые, и офицеры то и дело переходили с «армейских» должностей на «флотские»[230]. Основной базой флота был порт столичного города Мемфиса; другая база, поблизости от Авариса, бывшей столицы гиксосов, красноречиво называлась Перунефер — «Добрый путь». Пехотные гарнизоны, вероятно, располагались во всех провинциальных центрах страны, что позволяло быстро реагировать на экстренные ситуации, а большой гарнизон резервистов прямо рядом с Мемфисом, несомненно, был действенным средством предупреждения возможных волнений местного населения.
Основной тактической единицей пехоты был взвод, состоявший из пятидесяти солдат; его командир имел низший офицерский чин. Взвод подразделялся на пять десятков, каждый под началом своего унтер-офицера. Такая структура обеспечивала слаженность действий, тот «командный дух», без которого ни одна армия не может достичь успеха. Четыре или пять взводов составляли роту, со своим квартирмейстером и адъютантом, ее командир именовался «носителем штандарта» (знаменосцем). В зависимости от оперативной задачи несколько рот могли объединить в батальон, большей или меньшей численности. Для широкомасштабных кампаний из батальонов формировали полки либо дивизии, командиров которых можно приравнять к современным генералам. Этим подразделениям присваивались имена богов из государственного пантеона Египта. Колесничие тоже подразделялись на полусотни, каждая со своим офицером (подобно кавалерии в европейских армиях XIX века).
Жизнь пехотинца в фараоновом войске не была лишена приключений и возможностей карьерного роста — но этот путь был устлан скорее терниями, чем розами. Не только рекрутам, но и тем, кто пошел в армию добровольно, приходилось туго: главным средством обучения были побои. Хотя имелись особые «войсковые писцы», исполнявшие функции писарей и интендантов, полевое довольствие было крайне скудным, в расчете на то, что всё прочее, кроме хлеба и воды, солдаты добудут грабежом. Поэтому неудивительно, что, например, в битве при Мегиддо египтян гораздо больше занимал захват имущества врага, чем самого города. Зачастую солдатам не удавалось поесть досыта в течение месяца, а то и дольше. Избавление от этих тягот было возможно в двух вариантах: получить повышение по службе или погибнуть в бою. Дезертируя, солдат знал, что за это его родных могут заточить в тюрьму до тех пор, пока он не вернется. Обращение с захваченными в плен иноземными солдатами, которых зачисляли в войско, было еще незавиднее, чем с египетскими рекрутами. Их вносили в списки и клеймили, как рабов, могли и подвергнуть обрезанию, чтобы «египтизировать». Только отслужив много лет, они могли надеяться на почетную отставку и получение от государства участка земли для прокормления.
Когда египетское войско выступало в поход — шли со скоростью около 15 миль в день, — основное снаряжение солдата составляли котомка, одежда, сандалии и палка или дубинка в качестве оружия. Более серьезное вооружение раздавали, только когда войско было готово к нападению на врага (в ту эпоху место и время сражений планировалось заранее). Сандалии же, напротив, снимали. Египетские солдаты воевали босиком. Защиты по сути не было — чтобы не стеснять движения, ограничивались подобием кожаной стеганой кирасы. Щит, собственная сила и сообразительность — вот и всё, на что мог полагаться пехотинец.
Для дистанционного боя применяли лук и стрелы. Простые луки были разных размеров; меньшие служили для стрельбы на коротких дистанциях, а длинные — для залповой стрельбы стационарных групп лучников. Составные луки, техническая новинка раннего Нового царства, имели гораздо большую пробивную силу, и ими вооружались офицеры. Стрелы также делались различных типов, в зависимости от боевой задачи: заостренные или зазубренные наконечники причиняли глубокие раны, плоские — оглушали врага.
Метательным оружием служили пращи, копья и дротики. Для рукопашного боя — дубинки и колья, оружие дешевое, но весьма эффективное: их удары валили с ног даже одоспешенного противника. Боевыми секирами можно было рубить врага, ятаганами — резать. На самый крайний случай солдат снабжали кинжалом с коротким клинком, который имел также другое, более мрачное назначение. В египетской армии было принято после каждого боя подсчитывать убитых врагов, отрезая им руку (или пенис, если враг был необрезанным). Сцена, датируемая поздним периодом XVIII династии, показывает египетских солдат-победителей, которые покидают поле боя, неся на остриях копий по три вражеских руки.
Пехота составляла костяк египетской армии, но ударной силой были колесницы. Перенятое у народов Западной Азии в начале Нового царства искусство управления лошадью и колесницей кардинально изменило способы ведения войны в Древнем мире и дало Египту весьма эффективное средство против пехоты. Каждая колесница несла экипаж из двух человек: воина, вооруженного луком и стрелами, и возницу, он же щитоносец. Легкость конструкции колесницы и особое крепление колес обеспечивали максимальную скорость и маневренность, что позволяло «проредить» вражеские ряды перед фронтальной атакой и устрашить отступающих, чтобы обратить в бегство. Колесница была не только «последним словом современной техники», но также и высшим символом статуса для египетской элиты — несмотря на то, что она, как и многие другие новшества, была занесена в долину Нила чужеземцами.
Египтяне XVIII династии обратили это техническое достижение против его изобретателей, использовав колесницы, чтобы завоевать и подчинить одну за другой ряд провинций по всему Ближнему Востоку. Без колесниц Египет вряд ли когда-либо смог бы создать империю.