[Alexios]

В 1680-х гг. более 600 дворянских семей Московского государства подали свои родословные росписи в Палату родословных дел (ПРД) Разрядного приказа. Более 350 семей, представители которых служили при Московском дворе в период деятельности ПРД, своих родословий также не подали, хотя некоторые их уже подготовили. Перипетии этой "кампании" неплохо отражены в работах Н.П.Лихачева, М.Е.Бычковой, А.В.Антонова. В 2017-2022 г. в разных выпусках альманаха "Российская генеалогия" Л.Е.Шабаевым опубликованы 530 росписей, поданных в ПРД 475 боярскими и дворянскими родами Московского государства. Более 100 росписей на сегодняшний день остаются не выявленными.
В значительной части родословий зафиксированы семейные легенды о родоначальнике, при этом, по мнению составителей росписи, большинство их предков были "честными мужами", выехавшими "из-за рубежа". Судя по сведениям родовых легенд, у некоторых московских дворян "прародитель" выглядел так:

у других - так:

а у третьих - так:

Встречаются и более экзотические варианты с выездами из Валахии, Турции, Персии, Сербии, Македонии, "Сарацин". Некоторые же без лишнего пафоса написали: "от родителей наших слышали, что род наш выезжий, а откуда и к какому великому князю выехали - того не упомним, а грамоты все погорели..."
В поданных родословиях семейные легенды также сильно отличаются по форме и содержанию. В одних случаях это довольно подробные описания путешествий, приключений и подвигов предков с ссылками на "зарубежную литературу" (преимущественно польскую), в других - краткая констатация факта: "из Литвы/Польши/"немец"/ и т.п. выехал муж честен (имярек) к великому князю (имярек)", ряд легенд представляет из себя нечто среднее между двумя вышеописанными вариантами.
Отношение историков к сведениям родословных легенд также было различным: от признания их в большинстве своем чистым "баснословием" (Лихачев, Веселовский) до полного доверия (Бочков, Баскаков, Халиков). Скорее всего, в родословных легендах причудливым образом переплелись реальные факты, смутные семейные предания и явный вымысел. Поэтому, хотелось бы на примерах показать, что в этих сведениях может быть правдой, а что - позднейшим мифотворчеством.

[konrad karlovich]

Alexios

одной из причин "неподавания

Возможен вариант, что таки подали, но документы
были попросту утрачены к моменту составления описи.
Список лиц, удостоверивших сговорную запись при женитьбе М.Ф. на Прасковье Васильчиковой в 1679г.:
бояре кн. Н. И. Одоевский, Б. М. Хитрово, кн. Я. Н. Одоевский, И. М. Милославский, кравчий кн. В. Ф. Одоевский, окольничий Ф. П. Соковнин, стряпчий с ключом М. Т. Лихачев, стольники кн. Ф. Ф. Хилков, И. Бутурлин, А. П. Соковнин, Ф. Г. Ртищев. От "звёзд на погонах" аж в глазах рябит.

[Alexios]

А вот еще "ордынцы", да не простые, а "породы ханской".
Елизаровы.
В конце XVII в. представители двух родов Елизаровых подали свои родословные в Палату родословных дел Разрядного приказа. Первые Елизаровы нагло совершенно безосновательно приписались к своим однофамильцам — старомосковскому боярскому роду Гусевых-Елизаровых из рода Редеги (на самом деле это были потомки смоленского боярина Олизара Антоновича, родичи смоленских Кошкиных). Но у вторых ЧВС оказался еще больше - они без всякой ложной скромности показали себя Чингизидами. Ну, и чтобы окончательно запутать историков - и те, и другие были муромскими помещиками.
В родословной росписи «ордынцев» Елизаровых было написано: «Во дни княжения великого князя Василья Васильевича Темного, егда онъ побежден бысть от Галицкого великого князя и приидоша к нему на оборонение два царевича Егуп да Кайсым и спомогаше в воинстве великому князю на супостат его и прият бысть чесна и един Егуп крещен бысть, а во крещении имя ему Василий и у него сын Елизар, а у Елизара Васильевича сын Михайло и нача именоваться Елизаров, а у Михайла сын Игнатей, а у Игнатья Михаиловича дети Борис бездетен, Семен, Иван бездетен...».
Роспись сразу же вызывает сомнения в части хронологии, поскольку жившего в середине XV в. сына хана Улу-Мухаммеда от его якобы праправнуков, живших в конце XV в., разделяет всего-навсего полстолетия. Неудивительно, что сведения родовой легенды Елизаровых о крещении царевича Якуба и о его мнимом потомстве не подтверждаются никакими другими источниками. Однако, человек по имени Игнат Елизаров, живший во второй половине XV в., зафиксирован документальным источником. Увы, но им оказался не потомок Чингиз-хана, а конный слуга Игнат Елков (Елко — уменьшительная форма имени Елизар) в волости Болваничи Смоленского наместничества ВКЛ. Его отцом, видимо, был смоленский служилый человек Елко (Елизар), которому около 1441 г. великим князем Казимиром было пожаловано сельцо Искрино. Судя по всему, сыновья и внуки Игната Елкова (Елизарова) записаны среди конных слуг Еленской волости в реестре смоленских служилых людей из Литовской метрики (около 1492 г.): «Игнатовых детей: Сеня, а сынъ его, Фома, Ольфор, а сынъ его, Василь, Халчъ, Миша; а Онътонъ Василевъ сынъ». Старший сын Игната, Борис, по всей видимости, первым из Игнатовичей перешел на московскую службу. Согласно родословной росписи, в период 1485-1505 гг. он был великокняжеским наместником в Гороховце. Среди имен детей боярских, взятых в плен в битве при Орше 8 сентября 1514 г., в т. н. «Патриаршем списке» и реестрах из Литовской метрики читается имя Григория (Гриди) Иванова сына Елизарова, отсутствующее в родословной росписи. Он содержался в Мельнике, где и умер до сентября 1525 г., так и не дождавшись выкупа или обмена. Надо полагать, что оршанский пленник Григорий Елизаров, скорее всего, был племянником Бориса Елизарова, сыном Ивана Игнатьевича, показанного в родословной росписи бездетным. В Дворовой тетради по Мурому были записаны сыновья Федора Слепого Семенова сына Елизарова, другого внука Игната — Василий и Иван. Они же вместе с братом Никитой (Митькой) попали в «тысячники». Род продолжил еще один их брат, Михаил. Похоже, Михаил Федорович был «книжным человеком», о чем свидетельствуют весьма оригинальные имена, которые он дал своим сыновьям: Эндогур (Андрей), Валтасар (Иван), Мордехай (Василий) и Обраслан (Наум). Род потомков конного слуги Игната Елкова к середине XVII в. уже имел своих представителей в думных чинах — окольничего Федора Кузьмича и его младшего брата, думного дворянина Прокофия Кузьмича.
Неизвестны точные причины и условия возникновения «ордынской» легенды Елизаровых. С одной стороны, иметь в предках Чингизида было престижно, с другой — подобный мифический родоначальник скрывал истинное, далеко не аристократическое происхождение реального предка. Не исключено, что к созданию родовой легенды свою руку мог приложить Михаил Федоров сын Елизаров, отличившийся нетривиальными семейными именами своих сыновей.
Неизвестно, каким гербом пользовались Елизаровы-Игнатовичи, и пользовались ли вообще. Сам род пресекся в первой половине XVIII столетия.

[Alexios]

Мнимые потомки мифического мурзы.
Долгово-Сабуровы.

В родословной росписи, представленной в ПРД Разрядного приказа стольником Андреем Ивановым сыном Долгово-Сабурова, о предке фамилии было сказано: «Род Сабуровых Долгих. Во дни благочестивого великого князя Александра Невского прииде из Болшия Орды с великим князем Федором Ростиславичем Ярославским Атун мурза Анданович. А с ним пришло татар дватцать (ты)сеч царева двора в Ярославль провожать великаго князя Феодора Ростиславича. И Атун мурза в Ярославле крестился, а во крещении имя ему Борис. А татар отпустил из Ярославля в Большую Орду. А сам Борис приехал в Володимер к великому князю Александру Невскому, и князь великий пожаловал ево, Бориса, велел ему у себя быть в боярех». Время возникновения этой легенды может быть отнесено к рубежу XVI-XVII вв., поскольку она сохранилась и в составе родословной книги по списку Оболенского, где родословие «Долгих Сабуровых» доведено до Захария Тимофеевича, постригшегося в Суздальский Спасо-Ефимьев монастырь с именем инока Закхея до 1608 г.
Сравнение текстов родовой легенды начала и конца XVII в. показывает, что они не имеют существенных различий. На серьезные хронологические неувязки текста легенды обратил внимание еще С. Б. Веселовский, при этом полностью недостоверной он считал и родословную роспись Долгово-Сабуровых. Мнение С. Б. Веселовского было в целом поддержано А. В. Кузьминым, правда, осторожно предположившем, что предок Долгово-Сабуровых мог служить великому князю Александру Невскому. Анализ родословной росписи этого рода показывает, что от поколения Федора Сабура Долгого ее можно считать (с некоторыми корректировками) вполне достоверной. Только время деятельности Сабура должно быть смещено на конец XV в., а сын Федора, Петр «окольничий» должен был жить в первой трети XVI в., а не во времена Дмитрия Донского. С учетом этих изменений годы упоминаний членов рода Долгово-Сабуровых, указанные С. Б. Веселовским, вполне соответствуют положению этих лиц в родословной росписи.
Представляется, что Долгово-Сабуровы были ветвью смоленского боярского рода Долгих (Долгово), перешедших на московскую службу в конце XV в. Так, Ивашко Долгий, смоленский боярин в Еленской волости, упоминался в судебном «выроке», датированном 21 марта 1494 г. по жалобе «смольнянина» Терешко, на Ивашка Долгого, «...што ж ему кривду делалъ в земли». Похоже, что в это время Ивашки Долгого на землях великого княжества Литовского уже не было. Местом первоначального испомещения выезжих смольнян Долгих был Лух. Согласно писцовой книге Бежецкой пятины письма В. Г. Наумова и С. З. Дятлова 1498/99 года, в Богородицком Плавском погосте 13 сох «с третью» земли было в поместье за Бориском Ивановым сыном Долгова, «луховитином», в совладении с другим переселенцем из Луха, Ивашкой Никитиным сыном Болтина. Однако, данного уточнения в платежной книге явно недостаточно, чтобы уверенно предполагать происхождение Долгих из «коренных» землевладельцев Луховской волости, часть из которых были выведены в Новгород в связи с передачей г. Лух «с волостьми» во владение служилому князю Федору Ивановичу Бельскому. Например, помещики Поддубские, упоминаемые в этом же источнике как «юрьевцы», с большой степенью вероятности являются выходцами из Великого княжества Литовского, родственниками Олехна Поддубского, пожалованного в конце XV в. «дворцом» в Оршанской волости. Возможно, Федор Сабур Долгий был братом «смольнянина» Ивашки Долгого, либо состоял с ним в более отдаленной степени родства. В XVI в. члены рода Долгово-Сабуровых владели землями в Луховском, Костромском и Ярославском уездах. В Луховском же уезде в 1578/79 г. отмечено и поместное землевладение членов рода Долгих. В XVI в. род Долгих (Dołgiew, Dołgi) "из Руси" гербов Бонча и Лебедь зафиксирован и польско-литовскими источниками.
По мнению А.В. Кузьмина, одним из источников родословной легенды Долгово-Сабуровых стало Житие великого князя Федора Черного, а не устная память. Данный факт также говорит о том, что вероятность существования «Алтун-мурзы Андановича» практически сводится к нулю. С другой стороны, обращение к Житию ярославского князя Федора Ростиславича, выходца из Смоленска, могло быть совсем не случайным.
Герб Долгово-Сабуровых представляет из себя комбинацию польских гербовых фигур Малая Погоня, Корона и Пекослав.

[Alexios]

Из татар, но не из "наших":
Совины

26 марта 1686 г. представителями рода Совиных в Палату родословных дел Разрядного приказа была подана родословная роспись, в которой показали свое происхождение от выехавшего из Большой Орды татарского мурзы. В росписи сказано: «Приехал из Большие Орды Изомшелан (sic!), да крестился Пафнутием Боровским Чюдотворцем, а во крещении имя ему Карп. У Карпа сын Иван Сова. У Ивана Совы дети: Тарх, да Григорей, да Прокофей, да Юрья...». В части выезда татарского мурзы непосредственно в Москву и крещения его Св. Пафнутием семейное предание, несомненно, носит легендарный характер: еще в 1480-х гг. потомки Карпа служили в Великом княжестве Литовском, а некоторые из них продолжали служить в Литве и позднее.
Судя по всему, настоящим родоначальником этой фамилии был Карп Мурзин сын, державший в середине XV в. имение Новоселье на Брянщине по пожалованию Великого князя литовского (в Метрике его отчество ошибочно записано как «Мерзин»). По более раннему списку родословной Совиных, до крещения выезжего мурзу звали Узевшалан (Юсуф-Шалан - ?), и, похоже, он действительно был крещеным татарином.
У Карпа Мурзина по данным документальных источников прослеживаются сыновья Сова (в крещении Григорий), Иван, и, возможно, Федор. Сова Карпов стал родоначальником Совиных — самой значительной ветвью рода «бранцов» Карповичей. Из посольских книг известно, что Сова Карпов был в числе «королевых людей», ведших хана Ахмата на Угру через земли ВКЛ летом 1480 г. - так утверждали московские бояре на встрече с посольством императора Максимилиана в 1517 г. Сова упоминается еще в двух реестрах королевских пожалований Казимира: 23 ноября 1486 г. ему записали 2 копы грошей на корчмах в Берестье и рубль из винных пошлин; а 17 марта 1488 г. он получил право на доходы в сумме 4 коп грошей с минского мыта и 6 коп на корчмах в Маркове. Подобные кормления были, как правило, привилегией «королевых людей» (господарских дворян), «люди княженецкие» получали лишь разовые подарки, вроде жеребенка, пожалованного боярину князя Дмитрия Воротынского Левше в 1486 году. В вот брат Совы, Иван Карпович, действительно служил князьям Воротынским. Как боярин князя Семена Федоровича Воротынского он был упомянут в «отказной грамоте» этого князя великому князю литовскому. Именно Ивана Карповича князь Семен Воротынский в 1492 г. посылал «бить челом» новому великому князю Литовскому, Александру Казимировичу. Интересно, что одной из «обид», нанесенных князю Семену Воротынскому и побудивших его к отъезду на Москву в 1492 г., было то, что новый великий князь Александр не встретил надлежащим образом посланца князя, его боярина Ивана Карповича. Как писал сам князь: «…а боярина моего, господине, не жаловал, не чтил, как отец твой наших бояр жаловал, чтил».
Старший сын Совы Карповича, Иван Совин также был слугой князя Семена Воротынского: его жену Анну с детьми в конце 1492 г. «поимал» вместе с другими людьми Семена Федоровича смоленский окольничий Иван Кошка. Степан «Савич», а также Гридя и Матвей «Совинины» упомянуты в реестре с датой 7 февраля 1496 г. в числе брянских бояр, получавших пожалования от великого князя Александра. В том же документе среди прочих записаны «бранцы» Иван Рябой и Булова. В «выроке» от 19 февраля 1499 г. боярину брянскому Василии Шии на село Княжичи сказано, что брянские же бояре, Степан Сович и Иван Рябый «з братаничи» Буловою, Матвеем, Гридею оспаривали у упомянутого Василия Шии право на владение Княжичами.
Сопоставление данных реестра 1496 г. с «выроком» 1499 г. позволяет сделать вывод, что в актах упоминаются два других сына Совы Карпова (Степан и Иван Рябой), а также три его внука (Булова, Матвей, Григорий - судя по всему, сыновья Ивана Старшего, служившего в это время в Москве). Иван Меньший Рябой после перехода Брянска к Москве отъехал в Литву, по дворянскому реестру 1514 г. выставлял 4-х доспешнных всадников и получал 12 злотых жалованья. Потомки Ивана Рябого Совича в Литве приняли фамилию Корсаков-Совичей (Совины были родственниками по женской линии минской ветви бояр Корсаковичей).
В родословной Совиных у Ивана (Старшего) Совича (в росписи он ошибочно указан одним лицом со своим отцом) не показаны его сыновья Булова и Матвей, устанавливаемые по актовому материалу. Впрочем, не исключено, что разница обусловлена указанием источника в одном случае на семейное, а в другом — на крестильное имя одного и того же лица. Возможно, что упоминаемым в росписи именам старших сыновей Ивана Совича, Тарху, Григорию и Прокофию, соответствуют имена Матвея, Гриди и Буловы Совининых из актов Литовской метрики. К сыновьям Совы Карповича также можно отнести и Михаила Совина (чей слуга Федец упоминается в реестрах «вязней московских» в Литве).
В Московском государстве некоторые Совины продолжали служить князьям Воротынским. В Дворовой тетради Григорий Иванович с младшими сыновьями числится в дворовых из Воротынска, а его старшие сыновья, Петр Большой и Семен — по Мезецку (Мещовску). Из Воротынска служил и сын Юрия Ивановича Тимофей Совин. Служившие во второй пол. XVI в. по Мурому Иван Андреев сын Совин, Павел и Панкратий Тимофеевы дети Окуловы-Совины, скорее всего, принадлежали к роду новгородских бояр Окуловых, и к Совиным — потомкам брянских бояр родственного отношения не имели.
В «ордынской» легенде Совиных причудливым образом переплелись выдумки и реальные факты. Очень похоже, что предок Совиных и Карповых («брянцев») действительно был сыном одного из служилых татарских мурз, поселенных великим князем Литовским Витовтом на Юго-Восточных рубежах своих владений. Однако, к моменту перехода некоторых своих представителей на московскую службу, Совины давно уже были православными служилыми людьми великого князя Литовского и Воротынских князей, а не выезжими ордынцами, а сам переход произошел как минимум на 50 лет позднее срока, зафиксированного в легенде временем активной деятельности Пафнутия Боровского (1394-1477).
В гербе дворян Совиных видны отсылки к польским гербовым фигурам Hełm и Łabędź, но откуда там взялся ярославский медведь - очередной вопрос к российской геральдике. В Польше и Литве Совичи-Корсаки пользовались гербом Lis.

[Alexios]

Под одной фамилией: литвины и "татары".
Павловы.

В XVI – нач. XVII вв. в Московском государстве существовали несколько служилых фамилий Павловых. Самыми значительными из них были два дворянских рода, владевших вотчинами и поместьями в южных и юго-западных уездах. Первый из них, чьи представители часто писались двойной фамилией Андреевы Павловы (иногда и просто Андреевы), согласно семейному преданию, происходил от некоего Прокофия Андреевича Федорова, приехавшего из Литвы служить великому князю Василию Дмитриевичу: "При державе великого князя Василья Дмитреевича всеа Русии приехал из Литвы к Москве именем Прокофий Андреевич Федоров. А у Прокофья сын Александр. А у Александра сын Павел. И потому почели слыть Андреевы Федоровы Павловы". Именно эти Павловы подали в ПРД Разрядного приказа свою родословную роспись, сопроводив ее копиями 4-х документов 1595 — 1612 гг. Имена лиц в первых коленах родословия Андреевых-Павловых, судя по всему, являются плодом позднейшей «реконструкции», поскольку никаких упоминаний о представителях этого рода на московской службе в XV в. в источниках нет. Род Андреевых Павловых действительно был выезжим из Литвы, но происходил от совершенно другого «Андрея Павлова», чьи сыновья выехали на московскую службу значительно позже времени, указанного в родовой легенде.
Стоит обратить внимание на изначальный «дворовой статус» Андреевых-Павловых, причем на протяжении XVI-XVII вв. род был весьма заметным в служебном отношении. Это объясняется в том числе и тем, что они, а также их сородичи, были значительными фигурами в великом княжестве Литовском. Их настоящий родоначальник, Андрушко Павлович — господарский дворянин Казимира и Александра, неоднократно упоминался в актах Литовской метрики вплоть до 1503 г. Его старший брат, Васко Павлович, был господарским писарем Казимира, многие пожалования в «Книге данин» великого князя Казимира написаны его рукой. Сын Васко Павловича, Василий Никольский Павлов, также был великокняжеским писарем, а его двоюродным братом являлся известный литовский дипломат Михаил Халецкий. Родственные связи Андрушко Павловича, Василия Никольского и Михаила Халецкого устанавливаются благодаря упоминанию этих лиц в жалованной грамоте великого князя Литовского Александра князю Семену Можайскому на города Стародуб и Гомель, а сами они были потомками черниговского боярина Павла Мишковича, служившего еще Свидригайло Ольгердовичу и получившему от последнего имение Хальче в Гомельской земле. «Дияк королевской» Никольский Павлович в числе прочих участников восстания Глинских перешел на московскую службу в 1508 г. Скорее всего, вместе с ним стали служить на Москве и его двоюродные братья — Остафий (Останя), Семен и Федор Андреевы Павловы. Сын боярский двора великого князя Василия III Останя (Остафий) Андреев был довольно значительным служилым человеком первой трети XVI в., отличившимся на дипломатическом и военном поприщах. Дворянин Останя Андреев в 1512/1513 г. был отправлен послом в Крым, а в 1515 г. в Валахию. В марте 1529 г. он упомянут в разрядах, как воевода из Каширы в тульском «наряде от поля». Примерно в это же время вместе с Иваном Васильевичем Полевым проводил инспекцию мелей и бродов по Оке. Весной 1530 г. Остафий Андреев Павлов — один из воевод Большого полка московской рати, стоявшей в Туле. В мае 1531 г. он упомянут в числе воевод, стоявших «в Севере на Клевени» под номинальным командованием бывшего казанского хана Шах-Али («Шигалея»), в 1534 г. — второй полковой воевода в Новгороде-Северском. Сын Остани, Яков Остафьев сын Андреев, отмечен в Тысячной книге сыном боярским III статьи по Коломне. В Дворовой тетради он и его двоюродные братья Андрей, Григорий и Образец Федоровы дети Андреева Павлова записаны в число дворовых по Коломне и Кашире. Надо полагать, что сыновья Остани и Федора Андреевых-Павловых не были записаны «литвой» только потому, что они служили по Коломне и Кашире, где по какой-то причине «дворовая литва» не выделялась, хотя именно по этим корпорациям числилось немало выезжих литвинов и их потомков. В течение XVII в. Андреевы-Павловы сохранили и упрочили свое положение среди верхов московского дворянства, имея к концу столетия немало представителей рода в московских чинах и одного думца в лице окольничего Родиона Михайловича Андреева Павлова.
В отличие от Павловых-Андреевых, Павловы, писавшиеся от мифического татарского мурзы Аслана Челебея, свою родословную роспись в ПРД Разрядного приказа не подавали. Их происхождение было указано в росписях «однородцев» - Арсеньевых, Ждановых, Ртищевых, Сомовых. В 1905 г. М. Т. Яблочков и В. С. Арсеньев опубликовали составленную по позднейшим источникам поколенную роспись Павловых — "потомков" Аслана Челебея. К сожалению, эта роспись очень сомнительна с хронологической точки зрения, особенно в первых поколениях рода. Например, по этой росписи Епифан (Епиш) Леонтьев сын Павлов, упоминаемый в 1570-х гг., является внуком Дмитрия-Дементия Михайловича, сведения о котором относятся к 1613 г. Следует обратить внимание на указанное в росписях "потомков" Аслана Челебея имя предка Павловых («Аслановичей») — Павел Львович. Служилый человек именно с таким именем и отчеством, живший в середине и третьей четверти XV в., обнаруживается в документах в составе книг Литовской метрики. Так, в «Книге данин Казимира» среди записей, датируемых 1441-1443 гг. читается: «Пашку Илвову Лахвенъникъ и з селомъ». В реестре «Князи и бояре смоленьские» (ок. 1492 г.) Павел Львович с двумя не названными по именам сыновьями упоминается среди представителей рода смоленских бояр Пивовых (Пивовичей): «Гришъко Пиво, Пашъко Ильвовъ, а в него два сыны молодцы. Васковых Пивовых два сыны у розделе». Один из сыновей Павла Львовича, Юшко Пивов, упомянут в списке раздачи хлебокормлений смоленским боярам от 25 декабря 1514 г. В Троцком повете в Стоклишках ему было пожаловано 2 «человека» и 2 пустовщины. Вторым сыном Павла Львовича, судя по всему, был Леонтий, чьи сыновья Михалко и Юшко упоминались в Каширской десятне 1556 г. (Михалко — молодой городовой сын боярский, Юшко — новик). Невысокий статус этих Павловых хорошо заметен в сравнении с их однофамильцами Павловыми Андреевыми, входившими в дворовую верхушку корпорации. Еще один Леонтьевич, Епиша (Епифан) и его племянник, Дементий Юрьев сын Павлов, упоминаются в писцовой книге 1578 г. как каширские помещики. От третьего сына Павла Львовича, Ивана, пошла козельская ветвь Павловых («Аслановичей»). Его сыновья Василий и Иван в нач. XVII в. служат в выборе из Козельска, за московское осадное сидение во времена царя Василия Шуйского были пожалованы вотчинами в Козельском уезде.
Андреевы-Павловы и Павловы («Аслановичи») не были двумя ветвями одного рода, приписывавшими себе различное происхождение. Они действительно происходили от разных лиц, являясь однофамильцами, а не «сродственниками». В целом род Андреевых-Павловых был значительнее в служебном отношении, их предком был знатный литовский дворянин, и скрывать свое литовское происхождение потомкам Павла Мишковича не имело резона, хотя они и явно «удревнили» начало своей службы на Москве, сфальсифицировав первые колена своего родословия. Любопытный факт: некоторых лиц из рода Андреевых-Павловых в свою родословную роспись вставили дворяне Андреевы-Колотиловские, потомки новгородских земцев, тем самым приписав себе чужие достижения более значительной в служебном отношении фамилии.
В отличие от Андреевых-Павловых, Павловы — потомки провинциальных смоленских бояр Пивовичей — выдвинулись в первые ряды московского дворянства лишь после Смуты, и к концу XVII в. уже не помнили своего настоящего происхождения, приписавшись к родовому клану "Аслановичей".
В начале заметки приведен герб Андреевых-Павловых. Каким гербом пользовались Павловы-"Аслановичи", мне неизвестно. В Польше и Литве у Халецких был собственный герб, являвшийся изменением герба Abdank.

[Alexios]

Настоящие предки наместника Кавказа:
Ермоловы

В Московском государстве существовало несколько дворянских родов Ермоловых и Ермолиных. Самым значительным из них был род, считавший своим предком выехавшего в 1506 г. на службу к Василию III некоего знатного ордынца с соответствующим именем — Арслан Мурза Ермола. По неясной причине Ермоловы не подавали своей родословной росписи в ПРД Разрядного приказа, хотя в конце XVII в. это был довольно видный служилый род. Поколенная родословная роспись была составлена историком рода А. С. Ермоловым, использовавшим хранившуюся Московском Архиве Министерства Юстиции роспись 1785 г., поданную в Герольдмейстерскую контору П. Л. Ермоловым. Любопытно, но уже в ответе надворному советнику П. Л. Ермолову сообщалось, что никаких сведений о выезде в 1506 г. из Золотой Орды Араслана-Мурзы-Ермолы, в крещении Ивана, в архиве не имеется, «а найдено в книге Нагайских статейных списков 1580 года, что во время государствования Царя Ивана Васильевича посылан был с грамотою в Нагайскую Орду к Тинбай-Мурзе сын боярский Иван Ездоков сын Ермолов, который в иных местах и Ермолиным написан, но подлинно ли сей Иван Ездоков сын Ермолов вышеупомянутого просителя надворного советника Ермолова был предок и его ли именно фамилии, того Коллегии Иностранных Дел Архив утвердить не может». Однако, Н. А. Баскаков, не сомневаясь в достоверности родовой легенды, даже находит тюркскую этимологию фамилии, происходящей от обычного (хотя и достаточно редкого) русского имени греческого происхождения Ермолай.
Среди князей, бояр и слуг, погибших 7 июля 1445 г. в Суздальской битве, Ростовский Соборный синодик упоминает и некоего Измаила. Достаточно редкое в среде русской знати имя (в это время имя Измаил носил лишь один из представителей тверского боярского рода Коробовых) позволяет сделать предположение, что Измаилом звали недавнего выходца из ВКЛ. В «Книге данин» великого князя литовского Казимира читается, что ок. 1442 г. князю Григорию Александровичу Одинцевичу было пожаловано «...село Ихзмаилово Ермоловича, на имя Рыкаловское». Обращает на себя внимание указание на владение Измаила, как бывшее. Нельзя исключать того, что «село Измайлово Ермоловича» могло быть конфисковано у его владельца, как у сторонника князя Юрия Мстиславского, бежавшего в Москву из осажденного восставшего Смоленска осенью 1440 г. В 1443 г. (датируется по индикту 6 и великокняжескому титулу Казимира) в Литовской метрике, возможно, упоминается и отец Измаила, Ермолай: «У Смоленскомъ [повете]. Ермоле ч(о)л(о)векъ Юрко тяглыи, на Молохве; не даетъ деи ни якое пошлины; до воли». О землевладении Измаила Ермоловича в Северо-Восточной Руси, к сожалению, ничего не известно.
В смоленском реестре служилых людей в 4-й книге записей Литовской метрики в конце XV в. упоминается еще целый ряд лиц с именем Ермола среди бояр, панцирных (доспешных) и щитных слуг Смоленского наместничества. Но особое внимание, на наш взгляд, стоит обратить на упоминания в документах метрики смоленского боярина Ермолы Старостина и его сыновей. 14 октября 1489 г. «смольнянину» Ермоле Старостину было записано 4 копы грошей со смоленского мыта и жеребенок. Сын Ермолы, Мишута получил на год в кормление волость Молохву, его братья Артем (Артюх) и Васько Ермольничи получали в кормление ту же волость на 2 года «после первых». Кроме права на кормление, братья также получили по жеребенку. 25 марта 1490 г. «смольнянам» Артюху, Мишуте и Степану Ермолиным были записаны денежные доходы «з мыта смоленъского». Наконец, в реестре князей, бояр и слуг смоленских, ок. 1492 г., упоминаются «Ермола Старостинъ, а сыновъ его 4: Ортемъ, Степанъ, Аврам, Лара. Мишута Старостинъ, а сынъ его Федько». Интересно, что в 1443 г. боярин Ермола был пожалован тяглым человеком «на Молохве», и та же волость Молохва упоминается в королевских «данинах» конца XV в. сыновьям Ермолы Старостина. Однако, уверенно отождествить двух лиц по имени Ермолай препятствует довольно большой временной лаг между их упоминаниями в документах.
Согласно родословной росписи, у легендарного Ермолы-Мурзы были сыновья Федор-Адаш, Михайло, Савва и Василий, при этом род показан лишь от Михаила и Василия. Михаила (Мишуту) и Василия (Ваську) мы также видим среди сыновей реального Ермолы Старостина, а Федором звали сына Мишуты. Следует отметить, что 1506 г., как время выезда предка на службу великому князю Московскому, кроме Ермоловых, указали лишь потомки смоленских бояр Плюсковы. Отсутствие упоминаний Ермоличей-Старостиных в списке раздачи хлебокормлений оставшимся на литовской службе смоленским боярам от 25 декабря 1514 г. может косвенно свидетельствовать в пользу их присяге великому князю Василию III после взятия Смоленска московским войском. Возможно, один из сыновей Ермолы Старостина, Степан, был упомянут в разъезжей грамоте в Юрьевском уезде с широкой датировкой 1462-1505 г. Интересно, что разъезд проводился между митрополичьей землей и владением Ленка Васильева сына Маринина, также представителя рода смоленских бояр Мариничей. К сожалению, до упоминания в 1580 г. Ивана Ездокова сына Ермолова документов с указанием служб Ермоловых не известно. В боярском списке 1602/03 г. в выборе из Арзамаса с поместным окладом 400 четвертей упомянут сын боярский Иван Большой Осипов сын Ермолов. В Смуту довольно заметным служилым человеком был его сын, Осип Иванович, выслуживший чин московского дворянина. Московским дворянином в 1627-1658 гг. был и его старший брат Роман, также арзамасский помещик. И их младшие родственники были «мещерянами», владея поместьями в Шацком, Арзамасском и Алатырском уездах.
«Ордынская» легенды рода Ермоловых (часто писавшихся и как Ермолины) возникла, скорее всего, уже в XVII в. под влиянием ряда факторов, в числе которых было землевладение на восточных рубежах Московского государства, в соседстве с поместьями служилых татар, а также служба, связанная с посольскими отношениями с Большой и Малой Ногайскими Ордами. Родовая легенда, скорее всего, называет верное время выезда Ермоловых на службу в Москву, однако их предком, судя по всему, был смоленский боярин Ермола Старостин, а не мифический татарский мурза.
В верхних частях герба Ермоловых наблюдаются польские гербовые фигуры Karp и Pogoń polska (Малая Погоня). В нижней - сочетание фигур Bończa и Lew.
... и портрет знаменитого генерала:

[konrad karlovich]

Alexios

гербе дворян Совиных видны отсылки к польским гербовым фигурам Hełm и Łabędź, но откуда там взялся ярославский медведь - очередной вопрос к российской геральдике.

Вот и мне интересно, откуда ярославский медведь. У Сабуровых-Долгих, понятно. А тут- может , по женской линии ? Нарисовал кн. Богуш "Погорелец" Корецкий себе "смоленского зверя" во время мучительных поисков своих предков. Но у того мама была местная грузинкаиз кн. Жижемских.
Чем же руководствовались геральдисты конца 18 века, я даже подумать боюсь.

[Alexios]

konrad karlovich

Вот и мне интересно, откуда ярославский медведь.

Ярославский, да не совсем. У ярославского алебарда на плече, а у "совинского" - в вытянутых лапах. Убери алебарду - получишь герб Жемайтии. Версию "женской линии" по вышеуказанной причине я не рассматриваю - все таки изображение мишки с алебардой в гербах ярославских князей к концу 18 века было вполне "устаканившимся".

[Alexios]

konrad karlovich

Чем же руководствовались геральдисты конца 18 века, я даже подумать боюсь.

ХЗ, чем они руководствовались. Вот, например "потомство мужа честнаго роду Индроса": Васильчиковы, Даниловы, Дурново, Толстые, Молчановы, Тухачевские. У первых четырех герб один и тот же - компиляция фигур Jasieńczyk и Przestrzał:

С геральдической точки зрения у Молчановых и Тухачевских должно быть нечто похожее. А вот фиг вам:
Молчановы:

Тухачевские:

На самом деле Молчановы происходили из ростовских бояр и к брянским боярам "Индросовичам" отношения не имели, но официально были приписантами к этому клану.

[konrad karlovich]

Alexios

Молчановы происходи

а перевязь слева направо на гербе Молчановых что-то значит?
Не занимался я геральдикой, особенно конца 18 века. Надеюсь, не все зависело от полёта фантазии владельца?